|
Е.Ф. Королькова (Чежина)|
|
|
Рис.1. Золотые гривны с изображениями животных на концах из Ставропольского клада.(Открыть Рис. 1 в новом окне) |
Рис. 2. Золотые гривны из Ставропольского клада. 1, 2 — гривны гладкие. 3, 4 — гривны с орнаментом в виде «астрагалов».(Открыть Рис. 2 в новом окне) |
массагетам и скифам (35, с. 109); М.И. Ростовцев, видя наиболее полную аналогию ставропольским украшениям в гривне из 1 Прохоровского кургана, считал их резко отличающимися от серии гривен скифских курганов и датировал III-II вв. до н.э. Он подчеркнул, что истоки развития такого типа украшений следует искать на иранском Востоке (36, с. 34, 35). М.И. Артамонов полагал наиболее вероятной датой для всего комплекса вещей III в. до н.э. (7, с. 46, 54), считая при этом предметы из Ставрополья моложе сибирских, но не позже III в. до н.э.
М.И. Артамонов в своё время предложил датировку, опираясь на сравнительный анализ гривен с точки зрения конструкции и декора. Одна из ставропольских гривен (рис. 3: 1) представляет собой полое кольцо, оформленное «астрагалами», разъёмная часть которого крепится при помощи втулок и цепочек на колечках. Сохранившиеся сильно помятые фрагменты второй полой гривны с «астрагалами», концы которой украшены скульптурными изображениями лежащего льва, терзающего голову животного, позволяют предполагать в ней аналогичную конструкцию (рис. 3: 2). М.И. Артамонов считал, что близкие соответствия такой конструкции, имеющиеся в сибирской коллекции и предшествующие гривнам на шарнирах, датируются IV-III вв. до н.э. (7, с. 46). Исследователь отметил и стилистические особенности львиных изображений, подчеркнув грубоватую, но реалистическую трактовку этого сюжета, который известен в Причерноморье по ряду греческих и греко-скифских изделий, начиная с IV в. до н.э. (7, с. 46), Мотив терзания львом головы появляется, возможно, ещё несколько раньше и известен уже в памятниках рубежа V-IV вв. до н.э. (бляшки из раскопок А.М. Лескова в Херсонской области (29, с. 142, рис. 26), изображение на выступе ножен из Солохи (30, с. 70, кат. 49). Стилистически близкие ставропольским изображения львов встречаются в памятниках IV в. до н.э. (на перстне из погребения в Херсонской области (29, рис. 31), перстне из Денисовой могилы (32, с. 134, 135, рис. 69, 70), бляшка из Куль-Обы (9, рис. 48). Влияние греческого искусства в львиных изображениях Ставропольского клада не вызывает сомнения.
Небольшого отступления требует вопрос о происхождении, распространении и времени бытования своеобразной орнаментации изделий, главным образом, браслетов и гривен, в виде «астрагалов» или рубчика (в литературе даже встречаются термины «рубчатый стиль» и «гусеничный стиль»). К числу подобных изделий относятся и рассматриваемые вещи. Этот вопрос заслуживал бы специального изучения, однако, поскольку проблема выходит за рамки задач, поставленных в настоящей статье, я ограничусь лишь некоторыми параллелями, представляющими интерес с точки зрения хронологии.
В памятниках архаического и раннескифского времени изделия с подобной орнаментацией неизвестны. Рубчатое оформление украшений характерно для кельтов ступеней В1 и В2 латенской культуры Карпатской котловины (45, с. 323, табл. 4) и памятников горизонта Духцов-Мюнзинген, представленных на территории Чехии, Швейцарии, Шампани и Северной Италии). Выделивший эту фазу В. Крута, датирует её временем от первых десятилетий IV в. до н.э. до самого начала III в. до н.э. (47, с. 90, рис. 8: 1, 9: 1, 2, с. 91, с. 97, рис. 13: 1-3, с. 105, рис. 21: 3).
Остается не совсем ясным, восходит ли такое оформление украшений Западной и Восточной Европы к общим прототипам (сходство целой серии вещей европейского Гальштата и Кавказа отмечено в литературе (18), или распространение рубчатой орнаментации в IV в. до н.э. на обширной территории может быть связано с кельто-скифскими контактами, предположение о реальности которых высказано В.Е. Еременко (22). Рубчатый орнамент на изделиях из Северного Причерноморья («астрагалы») имеет свои особенности и отличия от кельтского. Однако очевидно, что на территории и Западной, и Восточной Европы он получает распространение именно в IV в. до н.э. *) [сноска: *) Я приношу благодарность научному редактору настоящего сборника М.Б. Щукину, подсказавшему мне западное направление для сопоставления «астрагальной» орнаментации ставропольских украшений и необходимую для этого литературу.]
Браслеты и гривны, орнаментированные «астрагалами», характерны для IV в. до н.э. и в Причерноморье представлены значительным числом находок (Карагодеуашх; Куль-Оба (женское погребение); Ковалёвка; Красный Перекоп, курган 22, погребение 2; Апан-Сарча; гривна, бывшая в берлинской коллекции Бахштиц), которые относятся в IV отделу скифских шейных украшений, по классифи-
Рис. 3.
Гривны, браслеты и колоколовидные предметы из Ставропольского клада.
1, 2 — шейные полые кольца. 3 — спиральные браслеты. 4 — колоколовидные предметы неизвестного назначения.
(Открыть Рис. 3 в новом окне)
кации В.Г. Петренко (48, рис. 240, 125; 34, табл. 32; 2, 1; 29, рис. 33). Почти во всех перечисленных случаях такое декоративное оформление гривен сочетается с фигурными окончаниями в виде скульптурно выполненных изображений «припавших к земле» хищников. Сама поза животного и черты, которые придают ему некоторую волкообразность (несколько вытянутая морда, заострённые уши) характерны для восточных регионов и распространены на территории Приуралья, Казахстана и Сибири.
Пять из девяти гривен Ставропольского клада, выключая два полых шейных кольца, декорированы «астрагалами». Две гривны, представляющие несомкнутое кольцо с зооморфными окончаниями (рис. 1: 2, 4) и две гривны с заходящими концами, украшенными фигурками хищников, соотносятся с гривнами 1-го и 2-го типов IV отдела, по В.Г. Петренко, которые датируются IV в. до н.э. (34, с. 44, 45).
Мотив оформления гривен «астрагалами» следует связывать с имитацией ожерелья с регулярным ритмичным чередованием крупных и мелких бусин. Изображения подобных ожерелий известны в значительно более раннее время, например, по ассирийским рельефам уже в IX в. до н.э. (44, табл. 1: 14 и др.). На некоторых изображениях ожерелья располагаются в два ряда.
Конструктивный тип гривен с несомкнутыми или заходящими концами и спиральные браслеты из толстой проволоки бытуют очень долго, вплоть до средневековья, и чётким хронологическим индикатором служить не могут. Вообще конструктивный тип металлических многовитковых украшений известен уже в эпоху средней бронзы на различных территориях, включая Среднюю Европу. Подобные браслеты имеются среди кобанских материалов. Браслеты такой конструкции, плечевые и на запястье, изображены на ассирийских рельефах Нимруда и Ниневии (44, табл. 5, 8, 9, 13, 102). Причём, как правило, на запястье показаны браслеты с несомкнутыми концами, а на плече — спиралевидные, часто украшенные головками животных. Нашейными украшениями, судя по изображениям на рельефах, служили ожерелья из чередующихся по размеру бусин. Расположение украшений у самых разных народов и в разные времени обычно достаточно традиционно и устойчиво, что позволяет усматривать в этом определённую закономерность, связанную с семантикой этих украшений. Как правило, отмечалась область шеи, плечи, запястья и талия (поясом). Такую схему расположения имеют и традиционные вышивки на одежде, и украшение костюма нашивными золотыми бляшками в зверином стиле (ср. золотые бляшки на вороте одежды из Новоорского II могильника, курган 5, погребение 4 (23, с. 146, 147, рис. 1. 2), расположение зооморфного орнамента на костюме из кургана Иссык (1, с. 48, рис. 64). Украшение ворота одежды орнаментальным бордюром, судя по данным этнографии, играло роль оберега (19, с. 86, 87, 162, 163). В эпоху средней бронзы встречаются нагрудные украшения в виде пекторалей, иногда орнаментированные параллельными горизонталями. Очевидно, идея магической защитной функции ожерелья, усиленной его многоярусностью, находила выражение в разных формах (пекторали или гривны). Однако следует признать, что хронология развития форм гривен разработана довольно слабо, так как в работах по изучению украшений скифского времени рассматриваются либо только гривны из Северного Причерноморья (34), либо только восточная группа украшений (35; 36; 7; 8), большая часть которых входит в Сибирскую коллекцию Петра I и, следовательно, не имеет установленного происхождения и твёрдой даты. Тем не менее, представляется, что обе группы гривен, восточная и западная, а также конструктивной стилистически идентичный с ними тип браслетов, который целесообразно рассматривать вместе с гривнами как единую группу украшений, имели генетически много общего и развивались не изолировано.
Таким образом, в настоящее время известна большая серия разновременных украшений, происходящих с различных территорий и представляющих собой несомкнутый обруч или спираль различного диаметра (или её имитацию), концы которых, как правило, оформлены либо зооморфными изображениями, либо орнаментацией в виде «астрагалов». Различно бывает число оборотов (не исключено, что эта особенность имеет смысловое значение), материал (золото, серебро, бронза, дерево, рог, обложенный золотым листом), техника исполнения (толстая проволока или дрот, полые трубки) и конструкция (значительная часть вещей представляет собой разъёмную конструкцию с различными способами соединения и фиксации).
Не имея возможности в настоящей статье
дать классификацию известных ныне шейных и наручных украшений, выявить их точное происхождение и проследить развитие, а также определить генетические связи различных групп, я попытаюсь в общих чертах охарактеризовать несколько разновидностей этих изделий и уточнить их хронологическую позицию.
* * *
На территории Европейской Скифии гривен подобной конструкции в архаическое и раннескифское время нет. Не встречаются в этом регионе и многовитковые браслеты, появление которых В.Г. Петренко датирует V в. до н.э., отмечая, что распространяются они только в IV в. до н.э. (34, с. 55). В раннескифское время находки гривен вообще очень малочисленны и известны в VII-VI вв. только в лесостепи, а с конца VI в. до н.э. встречаются также в Крыму и в степной зоне, но в новой, единой для всей территории форме (34, с. 41). Тип браслетов и гривен с несомкнутыми концами, имеющими зооморфные завершения, наряду с аналогичными украшениями в виде спирали, получают широкое распространение, видимо, во второй половине V в. до н.э. Наиболее разнообразно эти типы представлены среди древностей ахеменидского происхождения (4, с. 65-68, 177-126, 131-141; 15, с. 25, 26, 88). По всей видимости, большинство этих украшений, судя по диаметру, является плечевыми браслетами. Как правило, концы подобных украшений оформлены головками или протомами хищников, быков, баранов, козлов или их фигурками. Очень часто поверхность браслетов и гривен покрыта поперечными насечками, имитирующими обмотку, или спиральными каннелюрами. Почти во всех случаях особо выделен утолщением и декорировкой участок, непосредственно примыкающий к зооморфному окончанию гривен и браслетов. Даже если обруч гривны гладкий, эти детали, как правило, имеют рубчатую поверхность. Представляется очевидным первоначальное ядро подобных украшений, связанное происхождением с регионом Передней Азии.
В ареале скифоидных культур многовитковые гривны и браслеты известны, в основном, на территории Сибири. Большая серия подобных украшений входит в состав Сибирской коллекции Петра I (39). К сожалению, предметы Сибирской коллекции не имеют опоры для датировки в сопутствующем материале. Однако по конструктивным особенностями и технике исполнения эта серия гривен подразделяется на несколько групп. Часть украшений выполнена из толстого дрота (39, табл. VII: 3, 4; табл. IX: 3; табл. X: 2, 3; табл. XI: 3; табл. XIV: 2; табл. XV). Тип с несомкнутыми концами и многовитковые гривны следует рассматривать как более ранние. Хотя подобная конструкция продолжает существовать и в более позднее время, очевидно, параллельно с другими, производными от этой формы конструкциями, несущими идею многовитковости украшений. Серия восточных, сибирских и ахеменидских гривен из полых трубок, имитирующих витки спиралей, служит тому подтверждением. Учитывая жёсткость такой многоярусной конструкции из нескольких трубок, возникла необходимость в разработке разных способов разъёма и сочленения этих украшений. Поскольку такой трудности не было в варианте наручных украшений, их конструкция оказалась более устойчивой и не подвергалась таким изменениям. Поэтому спиральные браслеты с зооморфными изображениями на концах встречаются даже на рубеже I в. до н.э. — I в. н.э. (Калиновский могильник, могильник у с. Верхнее Погромное, с. Саломатино в Поволожье и курган Хохлач на Нижнем Дону) (20, 69, 70, 72, 73), курган 1, погр. 24 у с. Комарово Моздокского района (17, рис. 3: 1, 2). Гривны же подобной конструкции типологически должны предшествовать жёсткой многоярусной конструкции, наиболее ранними образцами которой можно, видимо, считать гривну из кургана Иссык (1, рис. 28, 29) и гривну ахеменидского происхождения, датированную V в. до н.э., из Сибирской коллекции Петра I (7, с. 42), а наиболее поздними — серию гривен из Прикубанья (Ахтанизовка, Буерова могила, х. Элитный и др.) (36, табл. 2: 4, 5; 6, с. 210). Появление в Северном Причерноморье в IV в. до н.э. гривен с несомкнутыми и заходящими концами, украшенными фигурками припавших к земле хищников, часто с волчьими чертами, можно, вероятно, связать с какими-то восточными влияниями и местной формой развития многовитковой конструкции. Причём, наряду с волкообразными изображениями существуют и аналогичные украшения, но оформленные в греко-скифском духе — Карагодеуашх (48, 240) и Красный Перекоп (29, рис. 33). Находки гривен и браслетов аналогичной
конструкции известны и в Предкавказье (43, 149, 151, 177). Что касается биметаллического украшения, концы которого оформлены головками оленей, то, несомненно, была права Л.А. Булава, определив его не как гривну, а как плечевой браслет (12). Её датировка IV в. до н.э. представляется также более правдоподобной, чем I в. до н.э. — I в. н.э. (43, 177). Гривна с несомкнутыми концами и полым обручем, найденная в станице Старонижнестеблиевской, датирована II-I до н.э. (4 [?], 150). Близкая по типу золотая гривна найдена на Северо-Восточном Кавказе (Чечено-Ингушетия) в с. Кулары I (13, рис. 6: 4). Однако представляется, что куларинская гривна, вопреки мнению В.Б. Виноградова, не является предшественницей золотых гривен и браслетов Ставропольского клада (13, с. 22), а должна датироваться, судя по стилю изображения, несомненно, более поздним временем. По композиции она продолжает линию гривен из Чертомлыка и Толстой Могилы (34, табл. 34: 2, 3) и др. Стилистическое сходство в оформлении куларинская гривна имеет с браслетами из с. Комарово Моздокского р-на (17, рис. 3: 1,2) и перекликается с украшениями из кургана Хохлач.
Что касается стилистического аспекта, то, обратив внимание на сходство с сибирскими вещами, исследователи не были столь единодушны в определении аналогий ставропольским зооморфным изображениями и в оценке стилистической близости сибирских и ставропольских предметов. Е.М. Придик находил их очень близкими «по стилю и работе» (35, с. 109). С.И. Руденко видел параллели лишь в сюжетах, схеме изображения и конструкции, подчёркивая существенное их отличие в стиле от зооморфных изображений Сибирской коллекции (39, с. 17). М.И. Ростовцев считал, что наибольшее сходство ставропольские украшения демонстрируют с золотой гривной из 1 Прохоровского кургана, отмечая, что они ближайшим образом связаны с сибирскими вещами, в которых находят разительную аналогию (36, с. 34). М.И. Артамонов указывал на то, что в стилистическом отношении звери ставропольских гривен близки предметам савроматского времени (длинномордые оскалившиеся хищники из с. Абрамовки и Пятимаров 1 в Южном Урале) (7, с. 54). С этим наблюдением нельзя не согласиться, и здесь М.И. Артамонов более прав, нежели М.И. Ростовцев, связавший так непосредственно казинскую и прохоровскую гривны, последняя из которых, вероятно, должна датироваться более поздним временем, чем ставропольские. Обращает на себя внимание совпадение некоторых изобразительных приёмов в трактовке образов животных из клада (продольные полосы с рядами рельефных рубчиков, орнаментация в виде кружков на теле зверя, подчёркивание бедра, плеча или щеки завитком и т.д.) с так называемыми «савроматскими» художественными изделиями VI-V до н.э. (клыки из кург. А12 в Блюменфельде, рукоять нагайки из с. Абрамовки и т.д. (рис. 4: 4).
На самой массивной гривне Казинского клада (рис. 1: 4) с односторонним изображением животного, не имеющим прямых аналогий, орнаментальная трактовка поверхности в виде кружков вызывает ассоциацию с декорировкой поверхности одного из блюменфельдских клыков (40, рис. 11 В: 26). Несмотря на некоторую необычность изображения на большой гривне и его сильную стилизацию, в нём, видимо, следует видеть протому оленя. Ближе всего к этим изображениям стоят головки оленя, завершающие концы уже упоминавшегося плечевого браслета из станицы Старокорсунской (12, с. 244, рис. 1).
Поза хищника, припавшего к земле, типична для произведений «савроматского» круга и более восточных регионов, так же как и характерная «волкообразность» изображённых животных, удлинённые, вытянутые пропорции тела и головы, манера передачи лап и пасти и другие уже отмеченные особенности изображений (хищник на каменном столике из урочища Курайли (рис. 4: 3), волк на рукоятке нагайки из с. Абрамовки в Южном Приуралье: золотая бляшка из Сусловского могильника в Нижнем Поволжье (40, рис. 1 и т.д.). Все предложенные аналогии относятся к концу VI-V вв. до н.э.
Для решения вопроса о происхождении ставропольских гривен особое значение, на мой взгляд, имеет сопоставление их зооморфных окончаний с деревянными резными фигурками хищников, которые украшали гривны, вероятно, того же типа, из курганов Уландрыка на Алтае (26, с. 117, рис. 46: 1-5; табл. 48: 2). Фигурки в прошлом имели золотую обкладку. Использование обкладок на гривнах практиковалось в разное время (они фиксируются уже в Кармир-Блуре, во 2-ом Пазырыкском кургане и т.д.) и, очевидно, не
Рис. 4 Стилистические аналогии зооморфных украшений на ставропольских гривнах.
1, 2 — Ставропольский клад, окончания гривен. 3 — Западный Казахстан, урочище Курайли, изображение на каменном столике. 4 — Южное Приуралье, с. Абрамовка. 5 — Алтай, могильник Уландрык I, кург. 12. 6 — Алтай, могильник Уландрык II, кург. 7. 7, 8 — Южное Приуралье, Филипповский курган. 9 — Средний Дон, Мастюгино, сбор A.A. Спицына, колчанный крючок.
(Открыть Рис. 4 в новом окне)
может служить хронологической характеристикой. Поза и пропорции звериных изображений на ставропольских и уландрыкских гривнах совершенно аналогичны. На одной из гривен Уландрыка хвост хищного животного имеет такое же оформление, имитирующее витьё, как у зверей на двух ставропольских гривнах. Сходным образом орнаментально оформлены и на алтайских, и на ставропольских украшениях область бедра и плечевой пояс изображенных хищников (26, рис. 46: 1, 2; табл. XLVIII: 2; табл. XXVIII: 10). Материалы курганов, где найдены зооморфные деревянные наконечники гривен (Уландрык I, кург. 12; Уландрык II, кург. 7; Уландрык IV, кург. 2, 3; Ташанта I, кург. 1) находят много прямых аналогий в алтайских курганах VI-V вв. до н.э. (Берельский, Туэктинские и Пазырыкские курганы) (31, с. 14; 37, с. 286, рис. 145: В, с. 287, рис. 146: а, в, д, л, табл. XCVIII: 3, XCIX: 1-6; 37, табл. LXV: 3; LXVIII: 1; с. 184, рис. 113: В; с. 213, рис. 128; с. 281, рис. 164; с. 309, рис. 177; с. 310, рис. 179 и т.д.). В перечисленных курганах Уландрыка в сочетании с зооморфными наконечниками гривен не встречаются вещи, которые безоговорочно можно было бы связать только с III в. до н.э., а ряд из них (кинжалы и ножны) могут иметь широкую дату V-III вв. до н.э. (42, с. 16; 26, с. 57). Несомненное сходство изображений хищников, которые служили оформлением гривен из Уландрыка (рис. 4: 5, 6), со ставропольскими гривнами позволяет видеть в них вещи одного хронологического пласта, относящегося к V-IV вв. до н.э. (но скорее IV в. до н.э.), и поставить под сомнение датировку, предложенную В.Д. Кубаревым (26, с. 132). Последняя представляется недостаточно обоснованной и несколько завышенной, построенной на общей схеме Уландрыкских курганов.
В недавних, ещё не опубликованных полностью, материалах раскопок в Оренбургской области филипповских курганов также обнаруживаются аналогии, причём, самые близкие, изображениям хищников на ставропольских гривнах (рис. 4: 7, 8). Среди множества изделий яркого, чрезвычайно декоративного искусства *) [сноска: *) Автор раскопок А.X. Пшеничнюк продемонстрировал все находки на слайдах, иллюстрировавших его доклад на конференции «Проблемы сарматской археологии и истории» в г. Азове в декабре 1988 г., и предложил датировку IV-III вв. до н.э.], выделяются несколько стилистических групп, одна из которых, вероятно, представляет импорт ахеменидских вещей, другая — ближе всего к памятникам илекской группы, третью
определённо можно связать с памятниками искусства алтайского круга. Некоторые изображения хищников из филипповских находок по композиции, пропорциям, орнаментальной декорировке, пластическому решению образов и художественным средствам могут быть непосредственным образом связаны со ставропольскими изображениями, являясь прямой аналогией к ним. Любопытно, что в филипповском комплексе имеется и колоколообразный предмет, подобный ставропольским. В свете проблемы происхождения ставропольских украшений такая аналогия позволяет связать гривны Казинского клада с регионом Южного Приуралья и видеть в них предметы, принесённые с востока какими-то продвигающимися в западном направлении группами населения.
В одном варианте казинские изображения имеют характерное очертание пасти, переходящей в завиток, передающий ноздрю. Такая манера встречается в зооморфных изображениях восточных регионов. Появление в искусстве скифов Северного Причерноморья образов волкообразного хищника, связанное, вероятно, с каким-то восточным импульсом (2, с. 6), фиксируется уже в начале V в. до н.э. наличием вещей нового для этой территории облика, таких как бляха из кургана Кулаковского (48, с. 61), представляющая свернувшегося в кольцо зверя с удлинённой, слегка горбоносой мордой и пастью, переходящей в завиток ноздри. Вдоль шеи животного идет рельефный рубчик, а хвост имеет своеобразную «гофрировку». Хищники на двух из ставропольских гривен обладают аналогично оформленным хвостом. Подобным же образом передан хвост животного на крючке из Мастюгина из сборов А.А. Спицына (рис. 4: 9). Причём, зверь имеет на туловище рубчатую полосу, плечо отмечено завитком, а уши головы другого животного, оформляющей собственно крюк, напоминают уши ставропольских хищников. Другой мастюгинский крючок с зооморфным изображением даёт тот же вариант оформления пасти, переходящей в завиток ноздри. Стилистические параллели ставропольским украшениям, которые прослеживаются в предметах искусства Среднего Дона (Частые курганы, Мастюгино), датируются в большинстве случаев IV в. до н.э.
Особый интерес представляют три массивных гладких конусообразных предмета, назначение которых неясно. Е.М. Придик называл их ворворками, подразумевая под этим колпаки для кистей и ссылаясь на мнение М.И. Ростовцева, впервые предложившего такую интерпретацию в печати, с которым был солидарен в таком понимании этих вещей (29. с. 109). Аналогии последним известны среди скифских памятников (Острая Томаковская могила; курган 400 курганы у с. Александровка, у г. Арциз, у с. Ильичёво, у с. Вишнёвка в Присивашье; у с. Шелюги; «Дзюбина» могила) (21, табл. XXVI, 14; 11, с. 12, рис. 19; 25, с. 97, рис. 5: 4; 3, с. 252; 28, с. 161, рис. 3; 5, с. 5, рис. 5: 20; 27, с. 4; 33, с. 121-122, инв. ГЭ 1899 1/18 ), относящихся к началу V в. до н.э. В скифских памятниках более позднего времени таких вещей нет. Единичные находки предметов. похожих на скифские «конусы», известны в материалах кургана Ак-Бурун конца IV в. до н.э. Кроме них, можно назвать ещё миниатюрные «колпачки» из золота и серебра с золотой обтяжкой, на одном из которых развернута рельефная многофигурная композиция (три других — гладкие), из Курджипса (16, с. 51-53). Курджипские «колпачки» значительно меньше скифских по размеру, датируются они IV в. до н.э. (16, с. 55). Все подобные предметы V в. до н.э. варьируют в форме и размерах и в описаниях по-разному именуются авторами, видевшими в этих вещах изделия разного назначения. М.И. Артамонов называл находки из Острой Томаковской могилы «очень крупными ворворками», которые служили для большой кисти, подвешивающейся на шее лошади (9, с. 28). А.А. Бобринский, описывая найденный в Журовке рядом с колчаном массивный золотой предмет с отверстием в верхней части, сравнил его форму с шапкой или большой феской (11, с. 11). Конусовидный предмет из Ильичёвского кургана, по предположению А.М. Лескова, будучи укреплённым на металлическом стержне, мог служить основой жезла, символа власти (28, с. 160). К такой интерпретации предметов присоединяются и И.Ф. Ковалёва и С.Е. Мухопад (25, с. 101). Как золотой предмет неизвестного назначения в виде усеченной конической чаши с круглым отверстием в центре «дна» описана находка из кургана у г. Арциз И.Л. Алексеевой (3, с. 252). А.П. Манцевич не исключала возможности использования ильичёвского конуса в качестве ворворки или части парадного головного убора (28, с. 160). Е.В. Черненко предположил возможность украшения нижней части горита, или колчана, такого рода предметами, но
отметил, что «окончательное определение назначения всей серии однотипных вещей, относящихся к V в. до н.э., к сожалению, по-прежнему остаётся невозможным» (41, с. 62). Среди материалов Уландрыка также имеются предметы в форме усечённого конуса, правда, деревянные и значительно меньших размеров (26, с. 73, рис. 25). Предметы эти связаны с колчаном. На скифских антропоморфных стрелах встречаются изображения усеченных конусов на колчанах.
Находка «конуса» в погребении раннескифского воина в Присивашье позволяет интерпретировать предмет как украшение лицевой поверхности горита (5, с. 166). Однако, как изображения на изваяниях, так и «конусы», найденные в Уландрыке и в Присивашье, имеют значительно более уплощённую форму по сравнению с колоколообразными изделиями из Ставропольского клада и Ильического кургана. Это позволяет предположить, что «конусы» могли быть предназначены для выполнения различных функций, и видеть в подобных вещах разные группы изделий, одна из которых, бесспорно, связана с горитом. Что касается других предметов, имеющих подобную форму, но значительно большую высоту и толщину стенок, их назначение по-прежнему остаётся проблематичным. Большинство из них имеет несколько иную форму, чем у конусов, связанных с горитами. Попытки рассматривать конусообразные предметы с отверстием как колпаки для кистей и части каких-то жезлов, штандартов или бунчуков, кажутся наиболее предпочтительными. Во всяком случае несомненно, что такие «конусы» относились к категории престижных вещей. Интересно, что кроме Ставропольского клада еще в четырех случаях (Острая Томаковская могила, курганы у с. Ильичёво, Шелюги и в Курджипском кургане) находки «конусов» сочетаются с гривнами.
Принимая во внимание различия в форме, размерах и других особенностях, представляется более вероятным типологически поместить ставропольские «колпачки» между конусовидными предметами из скифских памятников V в. до н.э. и курджипскими. Вполне оправданным кажется отнесение конструкции и декора казинских гривен не к III в. до н.э., а к IV в. до н.э., что согласуется и с возможной датировкой изображений лежащих львов. Учитывая стилистическую близость зооморфных изображений на ставропольских гривнах со среднедонскими изделиями звериного стиля IV в. до н.э., безусловные стилистические ассоциации с зооморфными изображениями «савроматского» и алтайского круга конца VI-IV вв. до н.э. и наличие аналогий конусовидным предметам непонятного назначения, в основном, в памятниках V-IV вв. до н.э., представляется возможным удревнить датировку Казинского клада и отнести набор украшений к V-IV вв. до н.э. (более вероятно — к IV в. до н.э., но нельзя исключить и разновременность вещей, «конусов» и гривен с браслетами, вошедших в состав клада). Предложенная датировка связывает ценности Ставропольского клада скорее со скифской эпохой, чем с сарматской, как это было принято традиционно, и даёт возможность видеть в этих изделиях, отмеченных чертами восточного звериного стиля, свидетельство проникновения каких-то групп населения из восточных регионов, возможно, из Южного Приуралья.
Сведения о привлечении Эвмелом в 310/9 гг. до н.э. сираков говорят о существовании контрактов с кочевым населением восточных регионов и проникновении отдельных групп этого населения на территорию Северного Причерноморья уже в IV в. до н.э. Косвенно этот факт свидетельствует о возможности каких-то локальных миграций с востока и в более раннее время.
К сожалению, связать предметы Ставропольского клада с каким-то конкретным историческим событием и отнести к определённому этапу продвижения кочевников на запад пока не представляется возможным.
- Акишев К.А. Курган Иссык = Issyk mound: Искусство саков Казахстана. — М., 1978.
- Алексеев А.Ю. Хронология и хронография Причерноморской Скифии V в. до н.э. // Актуальные проблемы историко-археологических исследований. Тез. докл. VI Респ. конф. молодых археологов. Киев, 1987.
- Алексеева И.Л. Раскопки курганов в междуречье Дуная — Днестра // АО — 1972 г. — М., 1973.
- Амударьинский клад: кат. выставки / Авт. вступ. ст. и сост. Е.В. Зеймаль. — Л., 1979.
- Андрух С.И. Погребение раннескифского воина в Присивашье // СА, 1988. — Т. 1.
- Анфимов Н.В. Древнее золото Кубани. — Краснодар, 1987.
- Артамонов М.И. Вопросы хронологии скифо-сибирского золота // СА, 1971. — Т. 3.
- Артамонов М.И. Сокровища саков. — М., 1973.
- Артамонов М.И. Сокровища скифских курганов в собрании Государственного Эрмитажа. — Л., Прага, 1966.
- Берхин И.П. Сарматское погребение у с. Саломатина // АСГЭ. — Вып. 15.
- Бобринский А.А. Отчёт о раскопках, произведённых в 1905 году в Чигиринском уезде Киевской губернии // ИАК. 1905. — Вып. 14.
- Булава Л.А. Биметаллический браслет из Прикубанья // СА, 1988. — 2.
- Виноградов В.Б. Сарматы Северо-Восточного Кавказа. — Грозный, 1963.
- Виноградов В.Б., Березин Я.Б. Катакомбные погребения и их носители в Центральном Предкавказье в III в. до н.э. — IV в. н.э. // Античность и варварский мир. — Орджоникидзе, 1985.
- Выставка новых поступлений 1970-1980. Кат. ГМИИ им. А.С. Пушкина. — М., 1982.
- Галанина Л.К. Курджипский курган: Памятник культуры прикубанских племён IV в. до н.э. — Л.: 1980. — (Сер. Публикация одной коллекции).
- Гиджрати Н.И., Наглер А.О. Сарматское погребение у сел. Комарово, Моздокского района, СО АССР // Античность и варварский мир. — Орджоникидзе, 1985.
- Газдапустаи Д. Связи Северного Кавказа с Передней Азией и Центральной Европой в эпоху перехода от бронзы к железу: Автореф. дис. канд. ист. наук. — Л.. 1962.
- Грибова Л.С. Декоративно-прикладное искусство народов коми. — М., 1980.
- Древнее искусство. Памятники палеолита, неолита, бронзового и железного веков на территории Советского Союза. Собрание Государственного Эрмитажа. — Л., 1974.
- Древности Геродотовой Скифии: Атлас. — Спб., 1872. — Вып. 2. — (MAP 2).
- Ерёменко В.Е. «Кельтская вуаль» и зарубинецкая культура (опыт реконструкции этнополитических процессов III-I в. до н.э. в Центральной и Восточной Европе) (в печати).
- Заседателева С.Н. Исследование могильника Новоорский II // АО — 1983 г. — М., 1980.
- Киселёв С.В. Древняя история Южной Сибири. — М., 1949. — (МИА 9).
- Ковалёва И.Ф., Мухопад С.Е. Скифское погребение конца VI-V вв. до н.э. у с. Александровка // Древности степной Скифии: Сб. ст. — Киев, 1982.
- Кубарев В.Д. Курганы Уландрыка. — Новосибирск, 1987.
- Кубышев А.И. Новые данные к социальной истории Степной Скифии // Киммерийцы и скифы. Тез. докл. Всесоюзного семинара, посвящённого памяти А.И. Тереножкина. — Кировоград, 1987. — Ч. 2.
- Лесков А.М. Богатое скифское погребение из Восточного Крыма // СА, 1968. — 1.
- Лесков А.М. Курганы: находки, проблемы. — Л., 1981.
- Манцевич А.П. Курган Солоха. — Л., 1987. — (Сер. Публикация одной коллекции).
- Марсадолов Л.С. Хронология курганов Алтая (VIII-IV вв. до н.э.): Автореф. дис.... канд. ист. наук. — Л., 1985.
- Мозолевский Б.Н. Скифские курганы в окрестностях г. Орджоникидзе на Днепропетровщине (раскопки 1972-1975 гг. ) // Скифия и Кавказ: Сб. науч. тр. — Киев, 1980.
- ОАК за 1899 г. — Спб., 1902.
- Петренко В.Г. Украшения Скифии VII-III вв. до н.э. — М., 1978. — (САИ, Вып. Д4-5).
- Придик Е.М. Новые кавказские клады // Доклады, читанные на Лондонском Международном конгрессе историков в марте 1913 г. — Пг., 1914. — (MAP 34).
- Ростовцев М.И. Курганные находки Оренбургской области эпохи раннего и позднего эллинизма. — Пг., 1918. — (MAP, 31 [д.б.: 37]).
- Руденко С.И. Культура населения Горного Алтая в скифское время. — М., Л., 1953.
- Руденко С.И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время. — М., Л., 1960.
- Руденко С.И. Сибирская коллекция Петра I. — М., Л., 1962. — (САИ, Вып. Д3-6).
- Смирнов К.Ф. Савроматы. Ранняя история и культура сарматов. — М., 1964.
- Черненко Е.В. Скифские лучники. — Киев, 1981.
- Членова Н.Л. Происхождение и ранняя история племён тагарской культуры. — М., 1967.
- Шедевры древнего искусства Кубани: Кат. выст. — М., 1987.
- Barnett R.D. Assyrian Sculpture. — To ronto, 1975
- Bujna J. Spiegelung der Sozialstruktur auf Latenezeitlichen Gräberfelderu im Karpatlenbecken // PA, T. 73. 1982.
- Kadyrbaev М.K. Denkmaler des Suaromatenadels in Westkasachstan // Das Altertum. 1981. — I.
- Kruta V. Duhcov — Munsingen: nature et diffusion d'une phase Latenienne // Les mouvements celtique du Ve au Ier siècle avant notre ère. — Paris, 1979.
- Piotrovsky B.B., Galanina L.K., Grach N.L. Scythian Art. — Leningrad, 1986.