● главная страница / библиотека / обновления библиотеки
К.А. АкишевКурган Иссык.
|
|
|
86. Бляхи в виде головы тигра анфас между вертикальными планками. Барельеф. Бронза. VI-IV вв. до н.э. Случайная находка, с. Барскаун, южный берег озера Иссык-Куль. Фрунзе, Институт истории АН КиргизССР.(Открыть в новом окне) |
87. Бляхи в виде головы тигра анфас между вертикальными планками (вариант). Барельеф. Бронза. VI-IV вв. до н.э. Случайная находка, с. Барскаун, южный берег озера Иссык-Куль. Фрунзе, Институт истории АН КиргизССР.(Открыть в новом окне) |
Из Ирана же саками была заимствована манера дополнительного прикрепления ножен кинжала к ноге с помощью второй бляхи — распределителя ремня. Дополнительное прикрепление кинжала к ноге доказывается нахождением в Иссыкском кургане блях — распределителей ремня в первоначальном положении. Одна из них находилась в отверстии большой бляхи, украшавшей верхнюю часть ножен, а другая — у острия клинка кинжала. Древние греки и скифы не знали такого прикрепления кинжала.
По-видимому, иссыкские находки дадут новый толчок многолетним спорам специалистов о происхождении искусства «звериного» стиля, о его прародине. По нашему мнению, и в настоящее время, после находок большой коллекции скифских и сакских предметов искусства в захоронениях «Толстой могилы», Гаймановой могилы, Каховских курганов и в кургане Иссык, нет достаточных фактов, подкрепляющих теорию моноцентрического или полицентрического происхождения «звериного» стиля. Прямолинейное категоричное решение этой проблемы, вероятно, вообще исключено.
Но, к сожалению, на огромной территории Евразии в эпоху бронзы и раньше к настоящему времени неизвестны истоки скифо-сибирского «звериного» стиля. Хотя, и это важно отметить, евразийским племенам (в частности, андроновским племенам Сибири и Казахстана) были хорошо известны изображения зооморфных образов в резьбе по кости (возможно — и по дереву), техника плавки и литья меди и бронзы, техника изготовления листового золота. Многочисленны находки предметов украшения (серьги, височные кольца, заколки, ременные обоймы) из бронзы и меди, искусно обтянутые листовым золотом. Древние ювелиры владели сложной для своего времени техникой аппликации листового золота по медной и бронзовой основе.
Таким образом, по технической оснащённости, по уровню знания технологии металла и по развитости художественного мышления евразийские племена стояли на высокой ступени и интеллектуально и технически были готовы к созданию высокохудожественных образов.
Однако искусство «звериного» стиля в Сибири и Туве, в Средней Азии и Казахстане, в Причерноморье и в Подунавье появляется внезапно в развитом виде. Среди большой коллекции художественного металла чрезвычайно мало привозных изделий, но многочисленны предметы с заимствованными образами и сюжетами. Евразия, вероятно, заимствовала из Ближнего Востока основную идею воплощения в искусстве зооморфных образов, а также художественный стиль. По крайней мере на Ближнем Востоке изделия, выполненные в «зверином» стиле, появились ещё в IV-III тысячелетиях до н.э., намного раньше, чем в евразийских степях.
Позаимствовав идею, степные торевты в корне переработали «звериный» стиль и по форме и по содержанию. По сути дела, в Евразии в VII-V вв. до н. э. — это новое искусство, с новыми образами и мотивами, с новыми сюжетами и композицией, отражающими местную среду и отвечающими конкретным этнокультурным традициям. Вероятно, каждая этнокультурная среда вкладывала новые религиозные понятия в образы зверей и сюжеты. В итоге искусство «звериного» стиля наполняется новым содержанием, соответствующим социально-экономической развитости того или иного общества.
На территории Евразии в скифо-сакское время существовало несколько художественно-стилистических школ торевтов. Одной из них, как уже отмечалось выше, является семиреченская школа мастеров-ювелиров. Произведения искусства, созданные торевтами этой школы, отдельные образы и сюжеты иссыкских сокровищ доведены до совершенства, а по реалистичности и технике исполнения превосходят лучшие образцы прародины «звериного» стиля.
Вклад евразийских племён в развитие искусства «звериного» стиля VII-V вв. до н.э. чрезвычайно велик. Евразия — родина искусства скифо-сибирского стиля в VII-V вв. до н.э.
«Звериный» стиль в последующее время претерпевает существенные изменения. Реалистическая форма искусства «звериного» стиля уступает место всё большей стилизации и в итоге переходит в беспредметный орнаментализм, в первых веках нашей эры заменяется вычурным полихромным стилем. Позднесакская стилизация зооморфных образов — формально упадок «звериного» стиля, и она же является в более широком историческом контексте в развитии изобразительного искусства его более высокой ступенью.
Этот этап в развитии сакского искусства хорошо иллюстрируют золотые украшения из царского кургана Тенлик (Семиречье, верховья р. Каратал), относящиеся к III-II вв. до н. э. Среди них такие, как бляхи с всадником, жезловидный предмет — атрибут власти, пластины с растительным орнаментом, мелкие фигурные бляшки, серьга.
На бляхах фигура всадника стилизована, выполнена в технике низкого рельефа. Поза всадника геральдическая, отсутствуют динамичность и экспрессия. Изображение всадника предельно полно заполняет площадь рамки. Лошадь массивного экстерьера, с мощной грудью и крупной головой на толстой шее. Чёлка собрана в вертикально стоящий пучок, грива и хвост заплетены. Ноги безжизненны, они как бы подкошены. На теле лошади видны схематические изображения отдельных деталей конского снаряжения: на голове узда с поводьями, на груди круглая бляха и ремни, на крупе узорный край подстилки. Седла и стремян нет. У седока крупный прямой нос, левая рука полусогнута и кисть находится перед лицом, в пальцах какой-то предмет, левая нога свободно свисает вниз. Седок одет в кафтан с узким рукавом, пола, доходящая до колен, окаймлена двойной линией, на спине развевается крыловидный плащ, на голове — низкая шапка, на ноге — бескаблучные сапоги с длинным голенищем.
Жезловидная заколка состоит из круглого в сечении железного стержня, обтянутого листовым золотом, и двух наверший разных форм. Верхнее навершие съёмное, сферическое, по верхней и нижней части орнаментировано рельефными многолепестковыми розетками, разделёнными кольцевым желобом; нижнее наглухо соединено со стержнем, оно имеет плоское круглое основание, удлинённую шейку, переходящую в полусферическую головку. Пластины с растительным орнаментом — прямоугольной формы, состоят из боковых узких планок, между ними мотив вьющейся лозы и трёхлепестковые бутоны тюльпана.
Пять бляшек вырезаны из тонкого листового золота. Формы их различны. Одна из них имеет вид двух совмещённых волют, другая — круглая с квадратным отверстием, третья — волютовидная, четвёртая — треугольная с зазубренным основанием
и, наконец, пятая в виде бутона цветка. Две бляшки штампованные, имеют низкорельефный орнамент, одна из них сердцевидной формы с крутыми завитками по основанию, другая в виде бутона цветка.
Замечательным образцом ювелирного мастерства позднесакской и послесакской эпох является серия серёг, происходящих из того же региона, где находился курган Иссык. Их десять штук. Из них девять золотых и одна серебряная. Они имеют кольцевые незамкнутые петли и различные по форме подвески: в виде полумесяца, из сердолика, в виде грозди из зерни, одна из них с подвеской в виде длинной цепочки и т.д.
Великолепными образцами ювелирного искусства послесакской эпохи, когда на основе художественных традиций саков появляется пышный, целиком декоративный, но мастерски утончённый полихромный стиль — высший этап ювелирно-прикладного искусства древности, — являются две подвески к серьгам, найденные в одном из курганов могильника «Актасты», датируемого III-V вв. н. э. Подвески массивные, имеют полулунную основу, изготовленную из толстого листового золота. Основа на заострённых вершинах имеет две сдвоенные петли из золотой проволоки, на выгнутой части закраины припаяны девятнадцать рифлёных цилиндрических пронизок, которые завершаются конусовидной формы гроздьями из мелкой зерни, а на вогнутой закраине размещены двенадцать гроздей из зерни. Лицевая поверхность основы окаймлена двумя концентрическими линиями из зерни, повторяющими форму основы, внутри них расположены четыре гнезда с сердоликовыми вставками. Гнёзда с камнями тоже обрамлены зернью, а пустоты между гнёздами заполнены треугольными фигурками, составленными также из зерни.
Полихромный стиль, ярким примером которого служат актастинские подвески, сменивший «звериный» стиль в Евразии, является также научной проблемой археологии и искусствоведения.
В науке существуют различные теории и концепции о времени и месте зарождения искусства полихромного стиля, составившего целый этап в истории искусства народов мира. Большинство исследователей в вопросе его происхождения склоняется к мысли о том, что родиной этого оригинального стиля является Древний Восток. Изучение данного вопроса — тема, требующая самостоятельного исследования и не входит в задачу нашей работы. Поэтому, не предрешая проблемы, всё же отметим, что евразийские племена, в частности скифы и саки, хорошо знали технологию работы с драгоценным металлом, технику зерни и псевдозерни, приёмы инкрустации золотых изделий цветной пастой и самоцветами. Примером подтверждения сказанного среди скифских находок является золотой олень из Костромского кургана на Кубани (VI в. до н. э.), инкрустированный цветным камнем, а среди сакских — олень из Чиликтинского кургана в Восточном Казахстане (VII-VI вв. до н.э.) и золотые пластины, украшенные зернью из одного из Пазырыкских курганов на Алтае (V в. до н.э.). В кургане Иссык также имеются изделия, выполненные в подобной технике. Золотая серьга имеет украшение в виде грозди зерни, а изображения животных на золотых пластинках, украшавших клинок кинжала, инкрустированы цветными вставками.
Таким образом, истоки этого стиля надо искать в искусстве скифо-сакских племён, хотя эти племена мы не можем назвать творцами полихромного стиля, стиля, поправшего реалистичность форм и стройность композиции искусства «звериного» стиля в угоду многоцветности и красочности нового искусства.
Для истории мирового искусства вопрос о приоритете зарождения той или иной формы искусства — всего лишь частная тема, имеющая узкорегиональное значение. Значительно важнее сам исторический факт поступательного обогащения культуры и искусства новыми произведениями человеческого гения.
Большой комплекс блестящих образцов сакского искусства «звериного» стиля из кургана Иссык — несомненный вклад в сокровищницу мировой культуры.
Summary. ^
In the 8th through 4th centuries B.C. the territory of modern Central Asia and Kazakhstan was populated by the tribes known from the Achaemenidian written sources as Saka. The Saka people were contemporaries of Greeks during the rule of Alexander the Great, of Persians under Cyrus and Darius, Scythians of the Northern Black Sea coast and Sauromates that lived in the lower riches of the Volga River and in the territory lying to the west of the South Urals. As to their origin and cultural background, they had much in common with Scythians, especially with Sauromates.
Quite a few monuments of the Saka material culture have been discovered on the vast territory of Kazakhstan. The number of burial structures and huge stone or earthen burial mounds (some of them 20 metres high) is especially large.
In that region Soviet archaeologists have been engaged in intensive excavations of the Saka mounds, some of them are well comparable with Egyptian pyramids. The outstanding finds in the burial grounds of Pazyryk (Altai mountains), Chiliktin (East Kazakhstan) and Besshatyr (Southeast Kazakhstan) are fairly well known. What has been found in these barrows has provided the first clear evidence of the high level of the Saka culture which was in many ways original. The size of the burial structures, the sophisticated burial rites and the richness of the finds point to the grandeur of the Saka tsars and an advanced social pattern of that period.
In 1969 and 1970, a group of Kazakh archaeologists headed by Kemal A. Akishev unearthed the Issyk Mound on the left bank of the Issyk River in Southeast Kazakhstan, 50 km to the East from the city of Alma Ata, a mound where a Saka tsar had been buried in a grand way. The Issyk Mound was 60 metres in diameter and 6 metres high. The crater on top of the mound was 12 metres in diameter and 2.3 metres deep. The mound had no clear inner structure, but a closer study revealed several layers in it (river pebbles alternated with clay). When the mound was ultimately removed there were two burial places: the central and the side one (southern). The central tomb had been ravaged way back in the ancient past, but the southern one has remained intact.
The deep tomb housed a burial chamber built of smoothed logs of Tien Shan firtree, 1.5 m to 3 m long and 25 cm to 30 cm thick. The size of the rectangular chamber was 3.3 m ×1.9 m and its height varied from 1.3 m to 1.5 m.
In the southern and western parts of the chamber the archaeologists found pottery, while the northern part contained the remains of the deceased tsar lying on his back on a board floor with the head westwards.
On the skeleton and beneath it they found adornments that had decorated his robe, the head-dress and the footwear — all made of sheet gold. All kinds of weaponry, toilet requisites and utensils lay beside the skeleton. In all, over four thousand golden toilet articles, an iron dagger and a sword inlaid with golden plates, a gilted bronze mirror and 31 vessels made of clay, wood, bronze and silver have been discovered in the burial chamber.
The detailed description of the Issyk Mound relics has been published for the first time in this book.
The book has three chapters. The first one presents the general archaeological data on the Issyk Mound and a detailed description of all the finds. In this chapter the author gives his grounds for fixing the time when the mound was built.
The finds in the Issyk Mound have been well preserved, which enabled the archaeologists to reconstruct the shape of the headdress, clothes and footwear. They also learnt where exactly the adornments had been placed on those clothes and reconstructed the shape of the dagger and the sword. The description of the reconstruction effort and the grounds for the conclusions made thereafter are given in the second chapter entitled “Reconstruction and Restoration”.
The third chapter, entitled “History and Art”, dwells on some aspects of social relationships among the Saka people, the origin of their written language, the ethnic group to which the person buried in the Issyk Mound belonged, and the specific features of the articles made in the animal style art.
The significance of the Issyk relics for the historical and cultural studies is hard to be overrated. The research into the discoveries has provided a wealth of information for ancient history, the history of material and intellectual culture, the history of applied fine arts and the history of the written and spoken language of the ancient population of Kazakhstan. When analysed and generalised, this information tends to change some of the traditional views and theories and prompts a new approach to the level of socio-economic relationships, culture and art of the Saka people of Kazakhstan.
The Issyk Mound relics are unique in that they have been perfectly well preserved, which enabled the scientists to reproduce, the best way they could, the picture of the burial ceremony, reconstruct the shape of the head-dress, clothes and footwear and the places where the numerous adornments were fixed on them. The relics are also unique in the artistic level of the execution of the articles discovered and the number of the golden finds.
Of all the relics, most significant is the silver bowl with an inscription on it — the most ancient monument of the written language discovered so far on the territory of Kazakhstan. Now there are far more grounds than before to suggest that the Saka tribes used a written language 2,300 to 2,400 years back, although it is early to say definitely whose language it was. The scientists do not know yet what language of the world was spoken by the Saka tribes that populated the Semirechye area. Neither has it been proved that the Saka people of Kazakhstan spoke an ancient Turkic language. And there is no proof enabling scientists to class them among the Iranian-speaking peoples. However, considering the present level of knowledge, most experts agree on the latter version.
Another aspect of this epigraphic discovery is of no small importance either, namely, the fact that the Saka of Kazakhstan did have a written language as early as the 8th-4th centuries B.C. The origin of the written language can be only guessed so far. Thus, I.M. Dyakonov, V.A. Livschiz and S.G. Klyashtorny — all experts in the languages of the world — believe that the Issyk inscription had been possibly written in the letters of an alphabet unknown to world science. This conclusion suggests that the alphabet in question had been devised by the Saka people of the Semirechye area, or by kindred tribes, on the basis of one of the written languages that existed at that time, most probably the Aramic language.
The works of fine art found in the Issyk Mound constitute a bright chapter in the world history of arts. These masterpieces of ancient toreutics were probably executed by the Saka artists of Semirechye. At any rate, there is no evidence indicating that they had been brought from other parts. Their local origin is beyond doubt.
However, the fact that the Issyk finds are of the local origin does not rule out a possible influence of the art of Southwest Asia, specifically of Achaemenidian Iran. Traced in the discovered works of art, especially those of the Issyk Mound, this influence is perfectly obvious.
The art of the Issyk Saka people with its animal style is a syncretic art comprising original and borrowed elements. But its components are so blended into a single whole that it is next to impossible to draw a clear distinction between the components, which is also the case with many other ancient arts. The Issyk art produces the impression that it is a long-established single whole.
None of the works of art found in the Issyk Mound are clearly of a Southwest Asian origin, but quite a few of them definitely bear the influence of the art of Southwest Asia.
Among the articles made obviously in the fashion of Iranian art mention should be made of the zoomorphic images of the lion, gryphon, winged animals and also the motif of the sacred tree of life. The style and technique of reproducing the details of the zoomorphic images were borrowed by the Saka artists from their counterparts in Southwest Asia. Like the artists of Achaemenidian Iran, they stressed the smaller details of the body and the contours of muscles by dots, lines or tiny arcs.
Most probably, the Issyk relics will give a fresh impetus to the argument going on for years around the origin of the animal style in art.
In the opinion of the author of this book, even now that so many pieces of art have been unearthed in the Tolstaya, Gaimanovo and Kakhovka burial grounds, and also in the Issyk Mound, there are still too few facts proving the theory of a monocentric or polycentric origin of the animal style. Perhaps there can be no straightforward and categorical solution of this problem.
The book cites a few facts proving, in the author’s view, that the Saka population of Kazakhstan had a developed social organisation with elements of a state system.
The amazingly rich Issyk Mound is the burial place of a Saka tsar.
According to the author, the burial in the Issyk Mound took place in the 5th century B.C.