Ю.С. Худяков
Древние тюрки на Енисее.
// Новосибирск: 2004. 152 с. ISBN 5-7803-0124-7
Глава 1.
История изучения памятников
древних тюрок Минусинской котловины.
Материалы исследований первых академических экспедиций XVIII в. представляют особую ценность для науки, поскольку зафиксировали эти редкие для Среднего Енисея памятники на местах их первоначального нахождения. В последующие десятилетия многие из них были вывезены в города, разбиты и безвозвратно утрачены для науки.
Первые находки древнетюркских каменных изваяний в Минусинской котловине были сделаны экспедицией Д.Г. Мессершмидта и Ф.И. Страленберга в 1722 г. [1] Они осмотрели изваяние воина с сосудом в правой руке и саблей на поясе (долина р. Чёрный Июс), называемое местными жителями «хозен-хыс-таш», а также изваяние человека с сосудом в обеих руках (долина р. Тесь), известное как «тесинский богатырь» (зарисованы художником экспедиции К. Шульманом). Во время пребывания в Красноярске Д.Г. Мессершмидт осмотрел на базарной площади города изваяния двух львов и барана, привезённые с р. Тубы (также зарисованы). [2]
По данным, собранным в 1920-е гг. М.П. Грязновым и Е.Р. Шнейдером, позднее эти изваяния животных были расколоты и утрачены, а скульптура барана увезена при содействии Д.Г. Мессершмидта в г. Тобольск. [3] По мнению этих учёных, до перевозки в г. Красноярск скульптура барана стояла на правом берегу Енисея, напротив устья Абакана, на горе Кизил-Чебага. Д.Г. Мессершмидт отметил, что данные изваяния пользовались особым почтением у местного населения, и высказал свои соображения об этнокультурной принадлежности некоторых из них. [4] Он полагал, что изваяние с Чёрного Июса изображает китайца или несёт на себе следы китайского влияния. Однако труд учёного был опубликован только в 1962 г., поэтому не попал в поле зрения исследователей XIX в. Ф.И. Страленберг опубликовал рисунки изваяния человека с р. Тесь и скульптуру барана с р. Тубы. [5] Он считал эти памятники объектами культа «минусинских татар».
Во время поездок по Минусинской котловине Д.Г. Мессершмидт и Ф.И. Страленберг зафиксировали две рунические надписи, которые могут иметь отношение к древнетюркской культуре. Одна из них нанесена на тыльной стороне изваяния с р. Тесь, другая — на окуневском каменном изваянии с р. Уйбат. [6] Учёные высказали свои соображения о принадлежности этих памятников. Обе надписи были опубликованы Ф.И. Страленбергом и привлекли внимание учёных в России и Европе.
В 1739 г. по Минусинской котловине путешествовали участники Камчатской экспедиции Г.Ф. Миллер и И.Г. Гмелин. Они осмотрели ряд памятников, открытых предшественниками, в том числе каменные изваяния и рунические надписи, и внесли в их описание важные уточнения. [7] В частности, на изваянии с Чёрного Июса они отметили саблю и пояс с квадратными бляшками и подвесками. Ещё одно каменное изваяние человека с сосудом в одной руке и саблей было обнаружено на р. Туим. Местные жители увезли его в Красноярск (во время перевозки у изваяния отломилась голова). По предположению Э.Б. Вадецкой, учёными было обнаружено ещё одно средневековое изваяние на р. Аскиз, но, возможно, это был памятник эпохи бронзы. [8] А.А. Гаврилова считала, что Г.Ф. Миллер и И.Г. Гмелин со слов бугровщика Селенги описали разграбленные им погребения с конём в курганах Копёнского чаа-таса. [9] Поскольку в этом описании упоминаются только скелеты погребённых людей и черепа лошадей, скорее всего, бугровщиком были разграблены захоронения с головой и конечностями коня, принадлежавшие не древним тюркам, а уйгурам.
В 1741 г. изваяние на р. Чёрный Июс было зарисовано И. Шишковым. [10] Спустя десятилетия этот схематичный и очень неточный рисунок был опубликован И.П. Фальком. [11] В 1772 г. во время путешествия по Минусинской котловине П.С. Паллас обнаружил в Могильной степи, на левобережье р. Абакан, два своеобразных антропоморфных изваяния с изображением личин, других реалий и дополнительных рисунков. Он усматривал в «каменных бабах» следы буддийского влияния. [12] П.С. Паллас описал изваяния стоящими вертикально, в непосредственной близости друг от друга. Первоначально они находились в окрестностях с. Бельтыры, а затем были перемещены в с. Аскиз.
В первой половине XIX в. минусинские каменные изваяния привлекли внимание некоторых учёных и любителей древностей. О «каменных бабах» из Минусинской котловины писали А.П. Степанов, М.А. Кастрен, Н.А. Костров, Г.И. Спасский, Э.И. Эйхвальд. [13]
(6/7)
Большинство из них не занимались поиском каменных изваяний, а пользовались результатами работ предшественников. В 1840-х гг. экспедиционные поездки совершил М.А. Кастрен. [14] Основным объектом изучения были памятники рунической письменности. Он провёл раскопки различных памятников, обратив внимание и на каменные изваяния. Однако обнаружить новые памятники древнетюркской культуры в Минусинской котловине ему не удалось.
В этот период средневековые скульптуры не выделялись из общего массива изваяний Среднего Енисея, считались единокультурными с руническими надписями и разновременными курганами. Исследователи считали их «надгробными статуями» или специально изготовленными «идолами», относящимися к этнографической современности. Нередко их рассматривали в общем комплексе с «каменными бабами» степей Евразии. Г.И. Спасский полагал, что эти статуи соорудили гунны. Он опубликовал приблизительные прорисовки изваяний из Могильной степи и скульптуры барана из Абаканской степи. [15] Некоторые исследователи относили изваяния к числу чудских древностей. Наиболее последовательным сторонником этой точки зрения был Э.И. Эйхвальд. [16]
Во второй половине XIX в. В. Радлов исследовал археологические памятники Среднего Енисея. При написании своей книги о них он привлёк данные из работ своих предшественников — Д.Г. Мессершмидта и Г.Ф. Миллера. В его труде приведены описания изваяния человека с Чёрного Июса и скульптуры барана из долины р. Аскиз. [17] В. Радлов особо отметил случаи почитания каменные[-ых] изваяний местным населением. Он подчеркнул сходство облика изваяния человека с сосудом в одной руке с Чёрного Июса со скульптурами «каменных баб» из южнорусских степей. Изображённые на изваяниях сосуды В. Радлов считал «погребальными урнами». [18] Он впервые сопоставил средневековые комплексы, исследованные им в долине р. Абакан, со сведениями китайских источников о тюрках, уйгурах и кыргызах. [19]
В конце XIX в. свои соображения о хронологии и этнокультурной принадлежности средневековых памятников Минусинской котловины высказали сибирские исследователи и любители древностей Н.М. Ядринцев и Д.А. Клеменц. В своих определениях они опирались на сведения китайских источников о древних тюрках и кыргызах. Как и большинство их предшественников, они считали, что каменные изваяния синхронны многочисленным курганам и руническим надписям. Н.М. Ядринцев отметил: в китайских источниках нет сведений о том, что кыргызы на Енисее устанавливали надмогильные статуи, поэтому последние должно относить к иной культуре. [20] Д.А. Клеменц считал изваяния тюркскими, ссылаясь на сведения китайских источников о древнетюркской заупокойной обрядности, но относил их к концу I тыс. до н.э. — первой половине I тыс. н.э. [21]
В конце XIX в. в Саяно-Алтае работала финская научная экспедиция во главе с И.Р. Аспелиным [Аспелином]. В Минусинской котловине было обнаружено и зафиксировано большое количество разнообразных археологических памятников, в том числе несколько средневековых изваяний людей и баранов, поминальное сооружение и рунические надписи. Сотрудники экспедиции зарисовали изваяния людей на р. Тесь и База, у с. Подкамень и Аскиз и скульптуры баранов в Минусинском музее, сняли план поминального сооружения у с. Знаменского. Судя по результатам работы экспедиции, большинство изваяний, обнаруженных ещё в XVIII в., осталось на своих местах до конца XIX в. Было обнаружено только одно неизвестное ранее изваяние на р. База. Рисунки изваяний и сооружений, а также копии надписей, сделанные финскими учёными, более точны, чем те, что выполнены их предшественниками. [22] Однако эти ценные материалы были в полном объёме введены в научный оборот только в 1931 г., поскольку во время работы экспедиции выяснилось, что памятники Среднего Енисея не имеют отношения к финно-угорским древностям, а принадлежат иным этносам, в том числе древним тюркам.
В 1893 г. датским учёным В. Томсеном была расшифрована древнетюркская руническая письменность. Это открытие радикальным образом изменило сложившиеся представления об этнокультурной принадлежности средневековых памятников Саяно-Алтая. В последующие годы В. Радлов перевёл и опубликовал памятники рунической письменности, обнаруженные в Центральной Азии. [23] Орхонской экспедицией под его руководством были исследованы памятники древнетюркской знати в Монголии. [24] Эти новые данные существенно пополнили круг источников по культуре древних тюрок.
В 1920-х гг. памятники культуры древних тюрок в Минусинской котловине впервые были выделены в самостоятельную культуру. В обобщающей классификации древних культур края С.А. Теплоухов отнёс к числу памятников «алтайских тюрков, появившихся в VII в. в Минусинской котловине», погребение с конём на р. Таштык. [25] В те же годы средневековые «каменные бабы», «не характерные для края», были выделены из общего массива каменных изваяний Минусинской котловины М.П. Грязновым и Е.Р. Шнейдером. [26] Эти исследователи провели большую работу по сбору, классификации и анализу сведений об изваяниях, находившихся на местах своего обнаружения, хранившихся в музеях или давно утраченных, но зафиксированных в виде зарисовок и описаний. Всего ими было учтено 5 средневековых скульптур людей, 9 статуй баранов
(7/8)
и 2 изваяния львов. Некоторые приведённые ими сведения дублируют друг друга. Часть изваяний была ошибочно включена в сводку, поскольку происходила из Тувы. Не все известные к этому времени средневековые изваяния Минусинской котловины были учтены. М.П. Грязнов и Е.Р. Шнейдер отметили, что находки каменных скульптур людей не характерны для Минусинской котловины, но широко распространены с степях Евразии. Они подчеркнули отличия изваяний с сосудом в одной или в обеих руках и облика двух стел из Аскиза. В соответствии с традиционными представлениями, они продолжали воспринимать «каменных баб» как «надгробные памятники». В отношении скульптур животных эти учёные не пришли к определённому мнению о хронологии и культурной принадлежности. В своей работе М.П. Грязнов и Е.Р. Шнейдер опирались на классификацию древних культур Минусинской котловины, предложенную С.А. Теплоуховым. Работавший в те же годы С.В. Киселёв, не знакомый с этой классификацией, испытывал серьёзные трудности с атрибуцией средневековых памятников Среднего Енисея. Раскопанные у с. Усть-Тесь таштыкские склепы и древнетюркские погребения с конём он отнёс к одной культуре «по сходству керамического материала». [27]
В последующие годы два древнетюркских погребения с конём было раскопано С.В. Киселёвым и Л.А. Евтюховой на памятнике Уйбат II, а группа захоронений взрослых людей с лошадьми и детей с баранами была исследована В.П. Левашевой на могильнике Капчалы II. Результаты этих раскопок были осмыслены и введены в научный оборот в конце 1940 — начале 1950-х гг. В 1930-е гг. были опубликованы некоторые материалы, собранные экспедициями XVIII-XIX вв., что значительно расширило круг источников по культуре древних тюрок в Минусинской котловине. В 1931 г. Я. Аппельгрен-Кивало опубликовал материалы финской экспедиции И.Р. Аспелина, где есть описание и рисунки пяти изваяний людей, двух баранов и одного поминального сооружения. [28] В 1937 г. переиздаются труды Г.Ф. Миллера по истории Сибири, куда были включены рисунки скульптур барана и льва, выполненные художником И.В. Люрсениусом. [29]
В 1948 г. Л.А. Евтюхова опубликовала монографию о культуре енисейских кыргызов. Минусинские средневековые погребения с конём она выделила в особый, четвёртый тип погребальных памятников, высказав предположение, что подобные захоронения принадлежат енисейским кыргызам, перешедшим в IX в. с обряда кремации на погребение умерших по обряду ингумации в сопровождении верхового коня. [30] Л.А. Евтюхова указала, что в Минусинской котловине известно только три изваяния «орхонских тюрок». [31] Два из них (с реки Тесь и Чёрный Июс) были ею кратко описаны, а рисунок тесинского изваяния даже воспроизведён.
В вышедшей в 1949 г. обобщающей монографии по древней истории Южной Сибири С.В. Киселёв поддержал мнение Л.А. Евтюховой о переходе кыргызов в IX в. на обряд трупоположения с конём и отнёс подобные памятники Минусинской котловины к кыргызской культуре. [32] Каменное изваяние барана из с. Чарково он приписал (без всякой аргументации) к тагарской культуре. [33] Этого мнения он придерживался и в дальнейшем. [34]
В 1952 г. В.П. Левашева опубликовала результаты раскопок могильника Капчалы II. Погребения взрослых людей в сопровождении коня и захоронения детей с бараном она отнесла к кыргызам-хакасам. [35] По находке танской монеты в кургане 19 весь комплекс был датирован IX в.
Мнение о принадлежности минусинских погребений с конём енисейским кыргызам разделял и А.Н. Бернштам. Опираясь на это предположение, он отнёс к культуре енисейских кыргызов несколько погребений с конём, исследованных им на Тянь-Шане. [36]
В 1952 г. Л.А. Евтюхова опубликовала сводку древнетюркских каменных изваяний Южной Сибири и Монголии. В Минусинской котловине она выделила 6 древнетюркских скульптур, изображающих людей. [37] Исследовательница определила, что изваяния с Чёрного Июса, зафиксированное Д.Г. Мессершмидтом и Г.Ф. Миллером и зарисованное И. Шишковым, а также статуя, описанная И.Р. Аспелиным [Аспелином] и опубликованная Я.Х. Аппельгрен-Кивало, представляют собой два разных объекта. Скульптуры из с. Аскиз, обнаруженные впервые П.С. Палласом и вторично зарисованные И.Р. Аспелиным [Аспелином], она включила в круг древнетюркских древностей.
Ссылаясь на сведения Л.Р. Кызласова, Л.А. Евтюхова отметила, что изваяние с р. База ранее стояло у четырёхугольной оградки с насыпью в урочище Хаматхан. Тесинское изваяние, на основании прочтения рунической надписи, она сочла тюргешским. Опираясь на аналогию с памятником Сарыг-Булун в Туве, она определила известное сооружение у с. Знаменки как поминальный памятник древнетюркской знати Минусинской котловины. [38]
В 1952 г. к анализу минусинских изваяний вернулся М.П. Грязнов. Хотя основное внимание он уделял изваяниям эпохи бронзы, но кратко остановился и на вопросах изучения средневековых скульптур. [39] Им охарактеризовано 7 изваяний, одно из которых (сенявинское), как было установлено Л.А. Евтюховой, происходит из Тувы. [40] Две стелы из с. Аскиз он сблизил по технике исполнения с оленными камнями. Вместе с изваянием, происходящим, по его данным, из Тувы, М.П. Грязнов определил аскизские стелы в качестве «ранних форм каменных баб тюркского типа», отнеся их ко времени «около начала нашей эры». Изваяния с Чёрного Июса
(8/9)
(у с. Ошколь зарисовано И. Шишковым, у с. Подкамень — И.Р. Аспелиным [Аспелином]) он счёл одним и тем же объектом, перемещённым с одного места на другое. [41]
В 1952 г. С.Е. Малов опубликовал новые переводы памятников рунической письменности со Среднего Енисея, в том числе с тесинского изваяния и уйбатской стелы, которые предположительно относятся к древнетюркским. [42]
В 1959 г. Л.Р. Кызласов высказал соображения в пользу того, что кыргызы не оставляли обряд трупосожжения в IX в., а продолжали хоронить умерших по канонам этого обряда и в последующие века, поэтому погребения с конем IX в. должны принадлежать тюркам. [43]
Мнение о древнетюркской принадлежности погребений с конём в Саяно-Алтае разделяли С.И. Вайнштейн и А.Д. Грач, изучавшие подобные памятники в Туве. С.И. Вайнштейн разработал классификацию древнетюркских погребений Тувы. [44] А.Д. Грач, который считал, что древнетюркские изваяния изображают врагов умерших тюркских воинов, видел в некоторых из них изображения кыргызов. [45] В то же время, он высказывал предположение, что минусинские погребения с конём отражают период подчинения енисейских кыргызов засаянским тюркам и оставлены своего рода «гарнизонами». [46] А.А. Гаврилова, разработавшая свою классификацию погребений с конём на материалах раскопок могильника Кудыргэ в Горном Алтае, придерживалась мнения, что погребения с конём в Саяно-Алтае и Центральной Азии принадлежат различным этническим группам. Согласно её доводам, погребения с конём на Енисее сооружены не позднее VII в., поскольку датировка китайских монет, на основании находки которых в кургане 19 могильника Капчалы II все минусинские памятники данного типа были отнесены к IX в., колеблется в пределах VII-X вв. [47] А.А. Гаврилова допускала, что по обряду ингумации с конём на Енисее могли хоронить и кыргызы. Она считала, ссылаясь на сведения Г.Ф. Миллера и И.Г. Гмелина, что основные захоронения в курганах Копёнского чаа-таса были совершены по обряду трупоположения с конём, а тайники с драгоценными предметами представляли собой сопроводительные погребения по обряду кремации. [48]
Древнетюркские каменные изваяния в Минусинской котловине в это время специально и целенаправленно не изучались. Исследователи касались вопросов их хронологии и этнокультурной принадлежности в связи с характеристикой иных культур.
При обобщении материалов по таштыкской культуры [культуре] Минусинской котловин[ы] в 1960 г. Л.Р. Кызласов отнёс к ней и каменные скульптуры баранов, и несколько изваяний людей. [49] При этом он ссылался на сходство скульптурных изображений баранов с деревянными статуэтками из таштыкских склепов, а также на технику исполнения и некоторые реалии изваяний с р. Малая Есь, из Аскиза и с р. Ниня. По его данным, изваяние сидящего человека со скрещёнными ногами и сосудом в обеих руках происходит не из Тувы, как считал М.П. Грязнов, а из пещеры на р. Нине в Минусинской котловине. Л.Р. Кызласов включил это изваяние в группу аскизских памятников и согласился с их возрастом, предложенным М.П. Грязновым. Пытаясь обосновать таштыкскую принадлежность малоесинской стелы с личиной, Л.Р. Кызласов отметил, что стела была расположена в ряду каменных столбов с юго-восточной стороны от прямоугольной оградки «типа тюркских поминальных» и вкопана в перевёрнутом виде. [50] Исследователь высказал предположение о том, что древнетюркские изваяния происходят от таштыкских, а те, в свою очередь, от таштыкских поминальных масок. Он объединил в единый «любопытный генетический ряд» таштыкские лицевые маски, маски-бюсты, изваяния типа малоесинского, изваяния типа аскизских и тюркские каменные изваяния. [51]
Мнение Л.Р. Кызласова о таштыкской принадлежности некоторых минусинских изваяний людей и животных в дальнейшем поддержали и другие исследователи.
В 1960-х гг. археологи, работавшие в составе Красноярской экспедиции ЛОИА АН СССР во главе с М.П. Грязновым, обследовали в Минусинской котловине группу древнетюркских погребений с конём. М.П. Грязнов изучил погребения взрослых людей с конём и детей с бараном в могильнике Тепсей III, Л.П. Зяблин — на Перевозинском чаа-тасе, А.А. Гаврилова — в могильнике Над Поляной. Материалы, полученные здесь были частично введены в научный оборот в конце 1970-х гг.
В конце 1960-х гг. Ю.И. Трифонов, исследовавший древнетюркские погребения с конём в Туве, высказал предположение, что эти памятники Центральной Азии принадлежат не древним тюркам, а племенам теле. При этом он ссылался на широкое территориальное распространение и значительную вариабельность погребений с конём. Важное место в его рассуждениях принадлежит подобным памятникам в Минусинской котловине. «Погребения с конём с VI в. иногда появляются, а впоследствии и довольно широко распространяются на таких территориях, где памятников, принадлежащих собственно тюркам-тугю (оградки, изваяния и пр.), вообще почти не встречено (Минусинская котловина)». [52] Мнение Ю.И. Трифонова о телесской принадлежности средневековых погребений с конём в Саяно-Алтае и всей Центральной Азии разделяли А.Д. Грач, Г.В. Длужневская и Д.Г. Савинов. Впрочем, Д.Г. Савинов допускал, что погребения с конём в Минусинской котловине
(9/10)
принадлежат к памятникам «какой-то этнической группы, жившей в Минусинской котловине вместе с кыргызами». [53] Ссылаясь на С.В. Киселёва, Д.Г. Савинов считал, что погребение у с. Усть-Тесь содержит вещи, аналоги которых есть в таштыкском культурном комплексе. Он датировал Усть-Тесь VI-VII вв., а Таштык, Капчалы II и Уйбат II — VII-VIII вв., причём погребение с конём на Уйбате считал наиболее поздним. [54] Исследованные в насыпях тагарских курганов в Ачинско-Мариинской лесостепи впускные средневековые погребения с лошадьми были отнесены А.И. Мартыновым, Г.С. Мартыновой и A.M. Кулемзиным к сросткинской культуре. [55] В 1975 г. Л.Р. Кызласов написал, что погребения с конём и отдельные каменные изваяния, изображающие людей, принадлежали алтайским тюркам, переселившимся на Енисей под давлением уйгуров и обитавшим на кыргызских землях в IX-X вв. «в качестве рабов, кыштымов, дружинников, клиентов и союзников». [56]
В 1976 г. древнетюркское погребение с конём было раскопано Ю.С. Худяковым на могильнике Тепсей III. Публикация найденных здесь материалов стимулировала внимание исследователей к памятникам древнетюркской культуры на Среднем Енисее. [57] В 1977 и 1978 гг. Ю.С. Худяков и Е.Д. Паульс вели поиски антропоморфного каменного изваяния, по описаниям информаторов, схожего с древнетюркскими. В 1960-х гг. оно находилось в окрестностях с. Чёрное Озеро, но до настоящего времени не сохранилось. Местные жители свидетельствуют, что изваяние было сброшено в оз. Чёрное.
В 1978 г. С.Г. Кляшторный сделал новый перевод уйбатской рунической надписи, в которой упоминаются балбалы. Он высказал предположение, что эта самая крупная в Минусинской котловине надпись могла принадлежать знатному тюрку, возможно, тюркскому наместнику на Среднем Енисее. [58] В 1979 г. М.П. Грязновым и Ю.С. Худяковым были опубликованы результаты раскопок средневековых памятников под горой Тепсей, в том числе материалы из древнетюркских погребений взрослых людей с конём и детских захоронений с бараном. [59] В этом же году Ю.С. Худяков написал обобщающую статью о памятниках древних тюрок на Среднем Енисее. [60] В круг древнетюркских памятников этого района были включены погребения с конём и бараном, поминальные комплексы и изваяния, а также две рунические надписи. Было учтено 43 погребения в шести пунктах Минусинской котловины, 6 каменных изваяний и 1 поминальный памятник; выявлены особенности конструкции надмогильных и внутримогильных сооружений, погребальной обрядности и инвентаря. Автор пришёл к выводу, что эти памятники относятся к VIII-X вв. и появились в Минусинской котловине в результате знаменитого похода кок-тюркского войска во главе с Тоньюкуком, Могильяном [Могиляном] и Кюль-тегином в начале VIII в. на кыргызского кагана Барс-бега. После падения Второго Восточно-тюркского каганата кок-тюрки осели на Среднем Енисее, став опорой кыргызских каганов. К концу I тыс. н.э. кок-тюрки ассимилировались в кыргызской среде, восприняв кыргызский обряд кремации умерших.
В дальнейшем Ю.С. Худяков не раз обращался к анализу комплекса вооружения кок-тюрок Среднего Енисея. [61] Специально описывались колчаны из памятников древних тюрок Минусинской котловины. [62] Древнетюркское оружие со Среднего Енисея рассматривалось в общем комплексе боевых средств древних тюрок Южной Сибири и Центральной Азии. [63]
В начале 1980-х гг. свои соображения по поводу культурной принадлежности некоторых памятников древнетюркской культуры Минусинской котловины высказали специалисты, изучавшие археологические памятники различных исторических эпох.
В 1980 г. Э.Б. Вадецкая отнесла скульптуры майдашинского и чарковского баранов к памятникам окуневской культуры. [64] В 1981 г. Л.Р. Кызласов назвал каменное изваяние «тесинского богатыря» «единственным» в Хакасии «памятником скульптурного мастерства и эпиграфики» IX-X вв. и включил его в круг древностей «тюхтятской культуры древних хакасов». [65] В дальнейшем он согласился с ранней датой майдашинской скульптуры барана, отнеся её к тазминской неолитической культуре. [66] Предложенный Л.Р. Кызласовым ранее «любопытный генетический ряд» из таштыкских масок и древнетюркских изваяний Д.Г. Савинов дополнил «глиняными головами» тесинского времени, высказав предположение, что традиция древней степной скульптуры не прерывалась на протяжении всего I тыс. н.э. [67] Средневековые погребения с конём на Алтае Д.Г. Савинов отнёс к курайской культуре, а в Центральной Азии — к «алтае-телесским тюркам». В отличие от «телесской» гипотезы принадлежности погребений с кон»м, в круг древностей «алтае-телесских тюрок» были включены и поминальные оградки с изваяниями. [68] Д.Г. Савинов по-прежнему считал, что погребения с конём совершались на Енисее в течение всего периода раннего средневековья — с VI по X вв. [69]
В 1980-х гг. изучением погребений с конём в Минусинской котловине занимался С.П. Нестеров. Им были основательно проработаны архивные и музейные материалы, относящиеся к раскопкам подобных памятников в предшествующие десятилетия. С.П. Нестеров опубликовал материалы раскопок С.А. Теплоуховым первого исследованного минусинского погребения с конём на р. Таштык. [70] Собранные материалы в дальнейшем были использованы и при реконструкции культов тюрокязычных племён, в которых использовали лошадей. [71]
(10/11)
В 1983 г. Д.Д. Васильев опубликовал корпус рунических надписей из бассейна Енисея. При подготовке данного издания они были заново обследованы и скопированы, [72] что открыло возможность более точного их перевода.
А.С. Поляков в окрестностях с. Означенное исследовал серию оградок из валунов, где были найдены зольные пятна, кальцинированные кости людей и животных, железные предметы вооружения и сбруи. [73] Сначала автор раскопок считал, что погребения совершены по обряду трупосожжения. Затем, вслед за Ю.И. Трифоновым, он определил эти памятники как поминальники. [74] Но, в отличие от Ю.И. Трифонова, он отнёс их к поминальным оградкам древних тюрок VIII в. [75]
В 1980-х гг. в Минусинской котловине на нескольких памятниках были раскопаны древнетюркские погребения с конём. Ю.С. Худяков подобные памятники исследовал на могильниках Ибыргыс-Кисте и Терен-Кёль. [76] Материалы этих раскопок частично введены в научный оборот. [77]
Е.Д. Паульсом и П.Г. Павловым были вскрыты впускные захоронения с конём в насыпях курганов тагарской культуры на могильниках Сабинка и Кирбинский Лог (юг Хакасии). При публикации найденных материалов Е.Д. Паульс, П.Г. Павлов и Д.Г. Савинов пришли к выводу, что данные погребения имеют значительное сходство с памятниками кимаков, относящимися к сросткинской культуре конца I тыс. н.э., а их появление на Енисее может свидетельствовать в пользу каких-то миграций в этот район. [78]
О.А. Митько и Ю.В. Тетериным была раскопана группа погребений с конём на памятниках Маркелов Мыс I и II на левом берегу Енисея. [79] Особый интерес среди них представляют погребения по обряду трупосожжения с конём в могильной яме, свидетельствующие о сближении погребальной обрядности древних тюрок и кыргызов в период совместного обитания на Енисее. Из серии раскопанных захоронений полностью опубликовано только одно погребение с конём. [80]
Л.Р. и И.Л. Кызласовыми было исследовано древнетюркское погребение с конём на Абаканском чаа-тасе. Поскольку подобный памятник раскапывался ими впервые, они описали его довольно необычно. Согласно их описанию, лошадь, помещённая в могилу, была «свёрнута в кольцо». [81] На деле же в раскопанной ими могиле наблюдалась обычная ситуация, когда верховой конь был уложен на живот с подогнутыми ногами, а его голова повернута в сторону погребённого человека.
Группа погребений с конём на могильнике Белый Яр была раскопана А.С. Поселяниным. Об этих раскопках первоначально опубликовали только краткие сведения. [82] В настоящее время они полностью введены в научный оборот.
В конце 1980-х гг. в пользу таштыкской принадлежности некоторых каменных изваяний Минусинской котловины высказался С.И. Вайнштейн. [83]
Свои переводы памятников енисейской руники предложил И.Л. Кызласов. Им выделены надписи, выполненные так называемым «южно-енисейским письмом». После некоторых колебаний он отнёс их к древним тюркам. [84] Поскольку данного автора нельзя считать специалистом в области древнетюркской рунической палеографии, предложенные им переводы в нашем исследовании не учитывались.
Памятники культуры древних тюрок в Минусинской котловине продолжали исследоваться в 1990-е гг. В научный оборот были введены материалы с некоторых памятников, раскопанных в предшествующие годы. [85]
В вышедшей 1996 г. обобщающей монографии о памятниках древнетюркской знати в Центральной Азии В.Е. Войтов коснулся вопросов истории изучения поминального памятника у с. Знаменка в Хакасии. По его мнению, он был известен ещё Д.Г. Мессершмидту. [86] В работах А.Ю. Борисенко и Ю.С. Худякова была изложена история изучения древнетюркских каменных изваяний и поминальных сооружений Минусинской котловины немецкими учёными в XVIII-XIX вв. [87]
В статье Л.Р. и И.Л. Кызласовых дана новая трактовка содержания и хронологии надписи на изваяния «тесинского богатырь», некогда стоявшего на р. Тесь в Хакасии. [88] Исследователи расчленили текст надписи на несколько самостоятельных и даже разновременных памятников, связанных неким «неведомым обрядом», который совершали два мужчины. Этот обряд был совершён дважды на протяжении двух поколений. Л.Р. и И.Л. Кызласовы предлагают считать «отдельной самостоятельной припиской» слово «бичик» в третьей строке памятника. Это слово наряду с подобным словом из надписи на скале Хая-Бажи в Туве дало основание авторам для датировки этих надписей XIII-XV вв. и выделения «нового этапа развития рунической письменности». На базе этого «нового этапа» Л.Р. и И.Л. Кызласовы высказывают ряд неоправданных предположений, стремясь доказать, что две «обнаруженные» ими «приписки» свидетельствуют об идеологическом значении рунической письменности у кыргызов Енисея в монгольскую эпоху. [89] Представляется, что выделение «нового этапа развития енисейской письменности» произведено Л.Р. и И.Л. Кызласовыми без должных оснований, а сделанные ими далеко идущие выводы никак не вытекают из содержания интерпретируемых надписей.
В 1997 г. И.В. Кормушин опубликовал новые переводы памятников рунической письменности Енисейского региона, включая тесинскую и уйбатскую надписи. В предложенных переводах этих известных текстов
(11/12)
отсутствуют упоминания о «тюргешском беге» и «балбалах», что ставит под сомнение их отнесение к памятникам древнетюркской культуры. [90]
Таким образом, история вопроса наглядно свидетельствует, что памятники культуры древних тюрок Минусинской котловины привлекают внимание учёных уже почти три столетия. Благодаря усилиям нескольких поколений исследователей, учёных, путешественников и любителей древностей были обнаружены, описаны и зарисованы поминальные сооружения, каменные изваяния людей и животных, стелы с руническими надписями, раскопаны и частично введены в научный оборот погребения с конём и бараном, относящиеся к древнетюркской культуре Среднего Енисея. Некоторые виды памятников этой культуры (например, изваяния) за истекшие десятилетия практически полностью исчезли с территории Минусинской котловины, сохранившись в музейных собраниях, зарисовках и описаниях. В определении их хронологии и культурной принадлежности среди исследователей нет единого мнения. По-разному интерпретировались и погребения с конём, хотя большинство специалистов относит их к культуре древних тюрок.
Разночтения существуют и в оценке памятников рунической письменности, которые с некоторой долей вероятности могут быть отнесены к культуре древних тюрок. Некоторые исследователи при их интерпретации опирались на содержание надписей, другие на особенности палеографии.
Со времени публикации результатов обобщающего анализа памятников культуры древних тюрок Минусинской котловины прошло около 20 лет. За этот период существенно расширилась источниковая база, [91] значительно увеличилось количество исследованных на Среднем Енисее древнетюркских погребений с конём или бараном.
Систематизация этих материалов, дополненная сведениями письменных источников о древних тюрках на землях к северу от Саянских гор, позволит охарактеризовать культуру древнетюркских кочевников в этом районе, выявить её специфику, уточнить обстоятельства появления тюрок на Енисее и реконструировать историю их обитания среди енисейских кыргызов.
Примечания.
[1] Messerschmidt D.G. Forschungsreise durch Sibirien 1720-1727. — Berlin, 1962. — T. 1. — S. 173-175.
[3] Грязнов М.П., Шнейдер Е.Р. Древние изваяния Минусинских степей // Материалы по этнографии. — Л., 1929. — Т. IV, вып. 2. — С. 84.
[4] Messerschmidt D.G. Forschungsreise durch Sibirien 1720-1727. — Berlin, 1962. — T. 1. — S. 212.
[5] Stralenberg Ph.I. Das nord- und ostliche Theil von Europa und Asia. — Stockholm, 1730. — Tab. XII, XXI.
[6] Ibid. — Tab. V, a.
[7] Миллер Г.Ф. Изъяснение о некоторых древностях, в могилах найденных // Миллер Г.Ф. История Сибири. — М.; Л., 1937. — Т. 1. — С. 521.
[9] Гаврилова A.A. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племён. — М.; Л., 1965. — С. 66.
[10] Грязнов М.П. Минусинские каменные бабы в связи с некоторыми новыми материалами // Советская археология. — 1950. — Вып. XII. — С. 148.
[11] Falk I.P. Beitrage zur topographischen Kentniss des Russischen Reiches. (St.-Pb.) 1785-1786. — T. 1. — S. 348, таb. 4, 1.
[12] Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российского государства. — СПб., 1788. — Ч. III, кн. 1. — С. 501.
[13] Степанов А.П. Енисейская губерния. — СПб., 1835. — Ч. 2. — С. 129; Костров H.A. Список каменным изваяниям, находящимся в Минусинском округе Енисейской губернии // ВИРГО. — 1854. — Кн. X. — С. 74.
[15] Спасский Г.И. О достопримечательнейших памятниках Сибирских древностей и о сходстве некоторых из них с великорусскими // ЗИРГО. — 1857. — Кн. XII. — С. 124-125, табл. I, 4, 5.
[16] Эйхвальд Э.И. О чудских копях // Тр. Вост. отдел. археол. общ-ва. — СПб., 1858. — Ч. III. — С. 4, 34-35.
[20] Ядринцев Н.М. Древние памятники и письмена в Сибири // Восточное Обозрение. — СПб., 1885. — С. 468.
[23] Radloff W. Die alttürkischen Inschriften der Mongolei. — SPb., 1894. — Lfg. 1; 1894. — Lfg. 2; 1895. — Lfg. 3; 1897. — Neue Folge.
[25] Теплоухов С.А. Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края // Материалы по этнографии. — Л., 1929. — Т. IV, вып. 2. — С. 56.
(12/13)
[26] Грязнов М.П., Шнейдер Е.Р. Древние изваяния Минусинских степей... — С. 84-87.
[27] Киселёв С.В. Материалы археологической экспедиции в Минусинском крае в 1928 г. // Ежегодник Государственного музея им. Н.М. Мартьянова в г. Минусинске. — Минусинск, 1929. — С. 155.
[30] Евтюхова Л.А. Археологические памятники енисейских кыргызов (хакасов). — Абакан, 1948. — С. 66.
[31] Там же. — С. 102.
[32] Киселёв С.В. Древняя история Южной Сибири // МИА. — М.; Л. — №9. — С. 342.
[33] Там же. — Табл. XIX, 3.
[35] Левашева В.П. Два могильника кыргыз-хакасов // МИА. — М. — №24. — С. 136.
[37] Евтюхова Л.А. Каменные изваяния Южной Сибири и Монголии // МИА. — М., 1952. — №24. — С. 94-96.
[38] Там же. — С. 117.
[39] Грязнов М.П. Минусинские каменные бабы... — С. 145-151.
[40] Там же. — С. 151, прим. 2.
[41] Там же. — С. 149.
[43] Кызласов Л.Р. К вопросу об этногенезе хакасов // УЗХНИИЯЛИ. — Абакан, 1959. — Вып. VII. — С. 82.
[44] Вайнштейн С.И. Некоторые вопросы истории древнетюркской культуры // Советская этнография. — 1966. — №3. — С. 77-80.
[45] Грач А.Д. Древнетюркские изваяния Тувы. — М., 1961. — С. 79.
[46] Грач А.Д. Хронологические и этнокультурные границы древнетюркского времени // ТС. — М., 1966. — С. 191.
[47] Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен. — М., 1965. — С. 59.
[48] Там же. — С. 64.
[50] Там же. — С. 157.
[51] Там же. — С. 159.
[52] Трифонов Ю.И. Об этнической принадлежности погребений с конём древнетюркского времени // ТС. — М., 1973. — С. 369.
[53] Савинов Д.Г. Этнокультурные связи населения Саяно-Алтая в древнетюркское время // ТС. — М., 1973. — С. 345.
[54] Там же. — С. 344-345.
[57] Нестеров С.П., Худяков Ю.С. Погребение с конём могильника Тепсей III // Сибирь в древности. — Новосибирск, 1979. — С. 88-90.
[59] Грязнов М.П., Худяков Ю.С. Кыргызское время // Комплекс археологических памятников у горы Тепсей на Енисее. — Новосибирск, 1979. — С. 152-155.
[61] Худяков Ю.С. Вооружение кок-тюрок Среднего Енисея // Изв. СО АН СССР. Сер. обществ, наук. — 1980. — №11, вып. 3. — С. 92-96.
[67] Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. — Л., 1984. — С. 46-47.
[69] Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г. Степные империи Евразии... — С. 103-126.
(13/14)
[73] Поляков А.С. Поминальные оградки алтае-орхонских тюрок на юге Хакасии // Археология Южной Сибири [Вып. 12]. — Кемерово, 1983. — С. 106-110.
[75] Поляков А.С. Поминальные оградки... — С. 111.
[79] Митько О.А. Древнетюркские погребения Маркелов Мыс-2 // Проблемы археологии, истории, краеведения и этнографии Приенисейского края. — Красноярск, 1982. — Т. I. — С. 46.
[82] Киргинеков Э.Н., Поселянин А.И. Новые данные о погребениях с конём в Хакасско-Минусинской котловине // Новое в археологии Сибири и Дальнего Востока. — Томск, 1992. — С. 85.
[84] Кызласов И.Л. Новая руническая письменность Южной Сибири // Археология Горного Алтая. — Горно-Алтайск, 1988. — С. 126.
[88] Кызласов Л.Р., Кызласов И.Л. Новый этап развития енисейской письменности (конец XIII — начало XV в.) // Российская археология. — 1994. — №1. — С. 33-45.
[89] Там же. — С. 46-48.
[91] Овчинникова Б.Б. Тюркские древности Саяно-Алтая в VI-X веках. — Свердловск, 1990. — С. 16, 17; Поселянин А.И., Киргинеков Э.И., Тараканов В.В. Исследование средневекового могильника Белый Яр II // Евразия: Культурное наследие древних цивилизаций. — Новосибирск, 1999. — Вып. 2: Горизонты Евразии. — С. 88-116.
|
