главная страница / библиотека / обновления библиотеки
Ю.С. Худяков.Проблемы истории древних кыргызов (первоначальное расселение)// ЭО. 2001. №5. С. 75-83.По тексту с сайта журнала.
В древности и средневековье важную роль в военно-политической и этнокультурной истории Центральноазиатского региона играли кыргызы. Наиболее значительным в истории кыргызского этноса и культуры был период «кыргызского великодержавия» IX-X вв., когда кыргызы подчинили себе Центральную Азию и создали могущественный Кыргызский каганат. [1]
Однако на исторической арене кочевого мира кыргызы появились ещё ранее, задолго до эпохи раннего средневековья. Первое упоминание о них в китайских исторических сочинениях относится к концу III в. до н.э. [2] Последующий период древней истории кыргызов вплоть до V в. н.э. очень слабо освещён в источниках, а попытки соотнесения исторических сведений с конкретными археологическими культурами и отдельными памятниками остаются дискуссионными.
Опыт реконструкции древнего этапа этнокультурогенеза имеет важное значение для истории не только кыргызского этноса, но и всего Центральноазиатского историко-культурного региона. Все сведения о древнем периоде истории кыргызов содержатся в очень фрагментарных и лаконичных сообщениях китайских династийных хроник. В источниках, повествующих о периоде правления в Китае династии Хань, кыргызы называются гэгунь, или гяньгунь (цзекунь, цзянькунь). [3] В сочинениях, описывающих события, относящиеся к середине I тыс. н.э., кыргызы именуются хэгу, кигу, гегу (цегу, цзегу). [4] В конце I — начале II тыс. н.э. китайцы передавали данный этноним в форме хэгусы, хягясы (сяцзясы). [5] В XIII в. он передавался формой цзилицзисы. [6] Вопрос о соотношении этих терминов, представляющих собой различные варианты фонетической записи иноязычного этнонима китайскими иероглифами, неоднократно обсуждался в науке.
В китайских источниках, относящихся ко времени правления династии Тан, древние термины гяньгунь (цзянькунь) отождествляются со средневековыми хягясы, хагасы (сяцзясы): «Хакас есть древнее государство Гяньгунь». [7] Специально отмечено, что новый термин является видоизменённой формой прежнего названия, а «государство Гяньгунь... ныне некоторые изменение называют Хэгусы». [8] В европейской науке тождественность различных китайских форм, соответствующих этнониму «кыргыз», была отмечена В. Шоттом в середине XIX в. [9] Среди исследователей Южной Сибири в XIX в. для обозначения кыргызов применялся средневековый китайский термин «хагасы». [10] Н.Я. Бичурин, который ввёл данный термин в научный оборот, учитывая сведения о расселении кыргызов на Енисее в средние века, предположил, что хагасы состояли из тюрок и монголов и населяли южные районы Сибири. [11] Исследованные во второй половине XIX в. средневековые памятники Минусинской котловины начали приписывать хагасам. [12] После расшифровки орхонских и енисейских рунических надписей, в которых упоминаются кыргызы, отождествление их с хягясами (сяцзясами) и гянгунями (цзянькунями) китайских летописей стало неоспоримым. [13]
Попытки отрицать тождество терминов «гяньгунь» («цзянькунь») и «хягясы» (сяцзясы) и соответствие последнего этнониму «кыргызы», предпринятые в разное время Н.Н. Козьминым и Л.Р. Кызласовым, диктовались стремлением обосновать историчность современного названия коренного населения Хакасии. [14] В древних и средневековых источниках оснований для противопоставления древних китайских терминов «гяньгунь» и «гэгунь», и средневековых «гегу» и «хягясы» не содержимся. Все эти термины обозначают один и тот же этноним — «кыргызы». [15]
С.Е. Яхонтовым на основании данных по исторической фонетике китайского языка было реконструировано оригинальное звучание этнонима, записанного китайскими иероглифами в формах гэгунь, гяньгунь, кигу, хэгу, гегу, хягусы, хягясы, которые передают и его фонетические варианты термина «кыргыз». [16]
Вопросам локализации места первоначального расселения кыргызов и анализа событий их древней истории уделяли внимание многие исследователи. Основываясь на указаниях китайских источников, Э. Шаванн полагал, что кыргызы первоначально обитали в районе хребта Богдо-Ола в системе Восточного Тянь-Шаня. [17] Ему возражал Г.Е. Грумм-Гржимайло, склонявшийся к мысли о том, чтп кыргызы уже в древности обитали в Саяно-Алтае. [18] Вероятно, он ориентировался на данные об европеоидности древних кыргызов и носителей южносибирских культур эпохи бронзы и сведения по средневековой истории енисейских кыргызов.
В.В. Бартольд первым высказал предположение о том, что в древности кыргызы могли обитать в Северо-Западной Монголии, в районе оз. Кыргыз-Нур. Обобщив сведения китайских источников о гяньгунях, он заключил, что гяньгуни должны были обитать восточнее земель усуней. В.В. Бартольд упомянул о том, что «правителями страны Гяньгунь и других северных стран» были назначенные хуннским шаньюем «сановники китайского происхождения» Вэй Люй и Ли Лин. При этом он выразил сомнение в достоверности этих сведений, поскольку они «не основаны на точном свидетельстве источников». В.В. Бартольд отметил, что утверждение о том, что «Ли Лин остался у хуннов и получил во владение Хягас», отсутствует в источнике и является предположением Н.Я. Бичурина. [19]
По мнению А.Н. Бернштама, история кыргызов «уходит в глубокую древность, к IV тысячелетию до н.э.», когда на Енисее и Тянь-Шане обитали этнические группы «одного и того же расового типа». В хуннское время этот единый массив был расчленён на две ветви: тянь-шаньскую — усуней и енисейскую — кыргызов, которые образовали «два фронта для центральноазиатских держав» хуннов, сяньби и жужаней. [20]
Иначе реконструировал историю «динлино-гяньгуньских племён» С.В. Киселев. По его представлениям, динлины являлись носителями тагарской культуры. После завоевания хуннами Минусинской котловины в конце III в. до н.э. на её территорию переселились из Северо-Западной Монголии гяньгуни. В I в. до н.э. хунны сделали своим наместником на Енисее пленного китайского полководца Ли Лина, который стал родоначальником династии местных правителей. Он построил для себя дворец в китайском стиле на р. Абакан. В середине I в. до н.э. Минусинская котловина была покорена шаньюем северных хуннов Чжичжи. В последующие века, в течение первой половины I тыс. н.э., в результате ассимиляции динлинов гяньгунями на Енисее сформировался единый этнос — енисейские кыргызы и единая таштыкская культура. [21]
Взгляды С.В. Киселёва на «этногенез динлино-гяньгуньских племён» были развиты Л.Р. Кызласовым, поддержавшим отождествление динлинов с носителями тагарской культуры в Минусинской котловине. «Владение Гэгунь», как отмечал он, располагалось южнее, в районе оз. Кыргыз-Нур (Северо-Западная Монголия). Миграция гяньгуней под давлением хуннов в конце I тыс. до н.э. в Минусинскую котловину, по его мнению, «блестяще подтверждается» археологическими материалами «тагарско-таштыкского переходного этапа». «Тагарским динлинам» принадлежали грунтовые могилы с погребениями по обряду ингумации, а «динлино-гяньгуньскому населению» — склепы с ингумациями и кремациями. [22] Гяньгуни принесли обряд кремации из Центральной Азии, о чём свидетельствуют раскопки памятников Наинтэ-Сумэ в Монголии и Шурмак-Тей в Туве. [23]
Л.Р. Кызласов утверждал, что власть хуннов в Минусе «поддерживалась с помощью специальных наместников», опиравшихся на военные гарнизоны. Такими наместниками были «динлин-ван» Вэй Люй и Ли Лин, которому принадлежал «китайский по архитектуре дом» на Абакане. В правление сына Ли Лина южносибирские племена освободились от власти хуннов. В I в. до н.э. в результате похода Чжичжи-шаньюя на оз. Кыргыз-Нур остававшиеся в этом районе гяньгуни переселились на Енисей. В I в. н.э. хунны были окончательно разбиты сяньбийцами, которые не смогли подчинить динлинов. Гяньгуней Л.Р. Кырласов считает тюркоязычным, а динлинов — угроязычным населением, «перемешавшимися» в единый этнос «древних хакасов» с единой таштыкской культурой. [24]
Ряд положений этой концепции вызвал серьёзные возражения у специалистов. А.Н. Липский отметил необоснованность этнографических аналогий между археологическими материалами таштыкской культуры и культуры хантов. [25] А.П. Дульзон указал на ошибочность топонимических толкований Л.Р. Кызласова. Выделенные им «угорские» гидронимы являются кетскими. [26] Н.Л. Членова подвергла сомнению утверждение о генетической преемственности тагарской и динлинской культур. [27] Несмотря на несоответствие сведениям письменных и археологических источников и логические противоречия, эти взгляды стали хрестоматийными и некритически воспроизводятся в работах обобщающего характера. [28]
Изучение тагарской погребальной обрядности позволило установить, что обряд сожжения склепов появился ещё на сарагашенском этапе культуры, в IV-III вв. до н.э., задолго до предполагаемой миграции гяньгуней на Енисей. [29] Значительная вариабельность погребальной обрядности населения Минусинской котловины в хуннское время не сводится к динлино-гяньгуньскому симбиозу. Изучение памятников хуннского времени в Туве также не подтверждает миграцию гяньгуней во II-I вв. до н.э. в Южную Сибирь. [30] Д.Г. Савинов отметил противоречивость эволюционных построений Л.Р. Кызласова, согласно которым грунтовые могилы принадлежат местному тагарскому населению, а склепы — пришлым гяньгуням, поскольку на предшествующем, сарагашенском, этапе тагарской культуры были распространены именно склепы. [31] С.И. Вайнштейн и М.В. Крюков доказали, что «китайский дом» на Абакане был сооружён в начале I в. н.э. и, следовательно, не мог принадлежать Ли Лину, который к тому же на Енисее никогда не бывал. [32]
К началу 1980-х годов несостоятельность основных положений концепции «динлино-гяньгуньского этногенеза» на Енисее стала слишком очевидной, что стимулировало поиск новых решений. Ряд усилий в этом направлении был предпринят Д.Г. Савиновым, который попытался снять противоречия предшествующей концепции. Курганы-склепы тесинского этапа тагарской культуры он отнёс к памятникам местного тагарского населения, а грунтовые могилы — к памятникам «пришлых племён». [33] Погребения в каменных ящиках он сначала соотнёс с гяньгунями, указав, что в источниках не говорится об обряде кремации у гяньгуней. [34] В дальнейшем Д.Г. Савинов стал связывать захоронения в каменных ящиках хуннского времени в пределах Саяно-Алтая с динлинами. [35] Л.Р. Кызласов в работах последних лет повторил концепцию «динлино-гяньгуньского этногенеза» на Енисее почти без изменений. [36] «Владение Гяньгунь» на Енисее он оценивает в качестве «новой государственности», объединившей гяньгуней и динлинов. [37]
Анализ сведений китайских источников о гяньгунях и динлинах свидетельствует, что в течение III в. до н.э. — III в. н.э. эти племена безусловно различались между собой и обитали далеко за пределами Минусинской котловины — в Центральной Азии. [38] Обследование района оз. Кыргыз-Нур в Монголии в 1987 и 2000 г. не выявило археологических памятников, которые можно было бы связать с гяньгунями. [39] Вероятно, своё название это озеро получило в средние века. Проанализировав данные китайских источников, Л.А. Боровкова пришла к выводу, что в древности гяньгуни (цзянькуни) обитали в Восточном Притяньшанье. [40] Археологические комплексы тесинского этапа тагарской культуры и таштыкской культуры в Микусинской котловине не имеют отношения к этнокультурогенезу древних кыргызов. Сомнения по этому поводу ранее уже высказывались А.Н. Липским и Э.Б. Вадецкой. [41]
«Владение Цзянькунь (Гяньгунь, Гэгунь)» впервые упоминается в китайских источниках династии Хань в 201 г. до н.э. Цзянькуни названы среди других племён, покорённых хуннским шаньюем Модэ: «Впоследствии на севере они покорили владения Хуньюй, Кюеше, Динлин, Гэгунь и Цайли; посему-то старейшины и вельможи повиновались Модэ-шаньюю и признавали его мудрым». [42] Цзянькуни и динлины, безусловно, различались китайцами в качестве разных «владений», подчинённых хуннам. Локализация этих племён, по краткому указанию источника, «на севере» от ставки хуннских шаньюев в Ордосе, вряд ли возможна. Попытки соотнесения названий этих племён с культурами Западной и Южной Сибири мало обоснованы и бесперспективны. [43] Динлины были довольно многочисленным этносом, который наряду с юэчжами, дунху, усунями упоминается в источниках значительно чаще, чем цзянькуни. Хунны стремились держать их в подчинении. В начале I в. до н.э. хуннский шаньюй назначил правителем динлинов китайского перебежчика Вэй Люя, происходившего «из хусцев, живших по реке Чаншуй». [44] Вэй Люй играл активную роль в ставке хуннских правителей во время правления нескольких шаньюев. Когда в середине I в. до н.э. хунны были ослаблены междоусобицами, «динлины, пользуясь слабостью хуннов, напали на них с севера, ухуаньцы вступили в земли их с востока, усуньцы — с запада». [45] Цзянькуни в связи с этими событиями не упоминаются, что свидетельствует о менее значительной роли, которую они играли на политической арене Центральной Азии.
В источниках более определённо о местоположении цзянькуней и динлинов говорится при описании событий середины I в. до н.э. После распада единой хуннской державы Чжичжи, шаньюй северных хуннов, совершил поход на запад, в Притяньшанье. Во время этого похода он «на севере от усуньских земель разбил (племя) уцзе, и уцзе сдались (ему). Подняв их (уцзе) войско, (Чжичжи) на западе (от уцзе) разгромил цзянькуней. К северу (от уцзе и цзянькуней) сдались динлины. Объединив (эти) три владения, (Чжичжи) неоднократно направлял свои войска против усуней и всегда побеждал их. В 7000 ли на восток от Цзянькунь находится ставка шаньюев, а в 5000 ли на юг — Чеши; Чжичжи и обосновался (в землях цзянькуней)». [46]
Хотя места расселения цзянькуней указаны довольно точно, исследователи локализовали их по-разному, поскольку направления и расстояния не вполне соответствуют друг другу. По реконструкции Л.А. Боровковой, земли уцзе и цзянькуней находились севернее восточных земель усуней к северу от хребта Боро-Хоро в системе Восточного Тянь-Шаня и к западу от пустыни Дзосотын-Элисун. [47] Динлины обитали севернее цзянькуней. По-видимому, они занимали значительно бо́льшую территорию, чем цзянькуни, поскольку ранее упоминались в качестве северных соседей самих хуннов. Во время пребывания Чжичжи в земле цзянькуней к нему было направлено посольство от правителя Канцзюя. Затем Чжичжи с войском ушёл на запад к канцзюйцам, где и погиб. [48]
В I в. н.э. динлины занимали обширную территорию Центральной Азии, в том числе земли к северу от владений северных хуннов. В период ослабления последних южные хунны нападали на них с юга, динлины же производили набеги с тыла, сяньбийцы — с восточной, а владения Западного края — с западной стороны. [49] Динлины продолжали обитать севернее бывших хуннских земель и после падения объединения северных хуннов.
Во II в. н.э. сяньбийский вождь Таньшихуай «на севере отразил динлинов, на востоке заставил отступить (владение) Фэюй, на западе нападал на усуней и овладел всеми бывшими сюннскими землями, которые тянулись с востока на запад более чем на 14 тыс.ли...». [50] При описании событий I-II вв. н.э. цзянькуни не упоминаются, что скорее всего объясняется отсутствием у них достаточных военных сил для ведения самостоятельной политики. Однако это не даёт оснований для предположения о том, что цзянькуни к этому времени уже смешались с динлинами на Енисее и их название появится вновь лишь в VI в. н.э. [51] Они упоминаются в источнике «Вэй Люэ» (III в. н.э.): «Владение Гяньгунь расположено северо-западнее Канцзюй. Отборного войска 30 тыс. человек. Следуют за скотом. (Там) много соболей, есть хороши лошади. Владение Динлин находится севернее Канцзюй.
Эти выше (названные) три государства, с Гяньгунь в центре, находятся от ставки шаньюя сюнну на р. Аньсишуй на (расстоянии) 7 тыс.ли, на юге от них 5 тыс.ли — Чеши и шесть (других) владений, на юго-запад до границ Канцзюя — 3 тыс.ли, на Рис. 1.
|