В.В. БартольдКиргизы. Исторический очерк.// Соч. Т. II. Ч. 1. Общие работы по истории Средней Азии. Работы по истории Кавказа и Восточной Европы. М.: 1963. С. 471-543.
Глава III. IХ и Х века. Киргизское великодержавие.
Завоевание Монголии киргизами представляет редкий в истории Средней Азии пример завоевательного движения с запада на восток; почти все движения происходили в обратном направлении. По-видимому, киргизский хан не сделал своей столицей города уйгурского кагана на Орхоне; после своей победы он только перешёл «на южную сторону гор Лаошань», или Думань, в 15 днях конной езды от бывшей столицы уйгуров; вероятно, имеются в виду горы Танну-Ола. Из военных предприятий киргизов известен только поход, в числе 70 000 воинов, на юг от песчаной степи, причём хан после победы возвратился обратно на северную сторону, уведя с собою часть уйгуров.
В противоположность уйгурам и их предшественникам огузам, часто нападавшим на Китай, киргизские ханы с самого начала старались установить дружественные отношения с династией Тан. При взятии уйгурской столицы они нашли там китайскую царевну Тайхэ и под охраной конвоя отправили её обратно в Китай; конвой подвергся нападению со стороны уйгурского кагана Уге, [1] которым была захвачена и царевна, освобожденная из уйгурского плена только в 843 г. Мы видели, что киргизский каган, как потомок китайца Ли Лина, считал себя родственником династии Тан, происходившей из той же семьи Ли. Китайские императоры сначала были склонны признать новых родственников; но потом императора Сюань-цзуна (847-859) убедили, что «Хягас есть небольшой род, который не в состоянии равняться с домом Тан». Вопрос был предложен на решение коллегии высших чиновников; коллегия решила, что «уйгурам давались грамоты во время их могущества; к счастию, они теперь упали, и для устранения будущих беспокойств не для чего усиливать киргиз». [2] Несмотря на такое неблагоприятное решение, сношения киргизов с Китаем продолжались; в царствование следующего императора, И-цзуна (860-873) было три киргизских посольства. Победитель уйгуров умер еще в 847 г., т.е. в том же году, как его главный враг Уге; в Тан-шу приводится имя и титул его ближайшего преемника, но ника- ких других сведений ни о нём, ни о следующих киргизских ханах не сообщается.
Вообще китайские известия о Средней Азии в эпоху киргизского великодержавия крайне скудны. Известия Тан-шу о киргизах, кроме упомянутых переводов, собраны в статье В. Шотта «Ueber die ächten Kirgisen» (1865); в этих известиях даётся описание страны и народа, но не сообщается никаких сведений по истории киргизов после 847 г. Более широкое распространение среди неспециалистов получил труд Клапрота «Tableaux historiques de l'Asie» (1826); Шотт относится к этой книге довольно отрицательно и доказывает, что ею во многих случаях был введён в заблуждение знаменитый географ Риттер в своем монументальном труде по географии мира («Erdkunde»). Влияние книги Клапрота, через посредство труда Риттера, проявляется и в исторических главах известной книги Радлова «Aus Sibirien» (1884; второе издание, 1893, заключает в себе перепечатку первого без всяких изменений). Кроме китайцев, известия о Средней Азии в IX и X вв. сообщают и мусульманские авторы. Самое подробное описание путей через Среднюю Азию, в том числе и пути к киргизам, даёт писавший по более ранним источникам персидский автор XI в. Гардизи, рассказ которого был издан и переведён мною в 1897 г. в моём «Отчёте о поездке в Среднюю Азию с научною целью 1893-1894 гг.». Из новейших ученых трудов, где рассматриваются мусульманские известия о Средней Азии, в том числе о киргизах, особенного внимания заслуживают труды Маркварта, особенно его труд (1914) о народности команов (половцев). Достоинства и недостатки этого труда я постарался отметить в своей рецензии, напечатанной в «Русском историческом журнале», кн. VII (1921).
О сношениях между киргизами и мусульманами говорят и китайцы, по словам которых киргизское государство было всегда в дружественных связях с даши (таджиками, как тогда называли арабов), туфань (тибетцами) и гэлолу (карлуками). Из страны арабов [3] к киргизам каждые три года приходил караван из 20 верблюдов, нагруженных узорчатыми (по переводу Шотта: вышитыми золотом) шёлковыми тканями; иногда число верблюдов доходило до 24. По-видимому, в Тан-шу не сказано, какими путями шел караван. У Клапрота к арабскому каравану отнесено то, что сказано в Тан-шу о тибетцах: боясь грабежей со стороны уйгуров, тибетцы шли в страну карлуков и ждали там провожатых; по толкованию Иакинфа, этот конвой доставляли им карлуки, по толкованию Шотта — сами киргизы.
Из слов о дружбе киргизов с арабами, тибетцами и карлуками можно заключить, что киргизы даже в эпоху своего великодержавия мало вмешивались в происходившие в западной части Средней Азии войны. Возможно, что некоторое время врагами их оставались уйгуры, захва- тившие в промежуток времени между 860 и 873 гг. часть нынешнего Китайского Туркестана с городами Кара-Ходжа (около современного Турфана) и Бишбалык (у китайцев Бэйтин, около современного Гучэна). Предшественниками их здесь в VIII в. были другие турецкие народности, сначала басмылы, потом турки-огузы, которых арабы называли тугузгузами (по-турецки токуз-огуз, по делению огузов на девять родов), китайцы — шато (по названию пустыни, где они некоторое время жили). В 734 г. эта область была завоёвана тибетцами, и населявшие ее турки в начале IX в. были оттеснены в пределы собственно Китая; уйгуры, таким образом, уже застали здесь не турок, а тибетцев. Арабы, по-видимому, ознакомившись с этой местностью ещё в то время, когда она принадлежала огузам, не знали о последующих переменах и потому продолжали называть местное население тугузгузами; только Махмуд Кашгарский в XI в., едва ли не единственный из писавших на арабском языке авторов, имевший возможность говорить о Средней Азии не по книгам, а на основании личного знакомства со страною, вместо «тугузгуз» везде пишет «уйгур». После борьбы между уйгурами и огузами в Монголии в состав уйгуров вошла часть огузского народа; уйгурский хан середины VIII в., надпись которого издал Рамстедт, называл себя государем он-уйгуров (десяти уйгуров) и токуз-огузов (девяти огузов), хотя и уйгуры, по китайским известиям, разделялись на девять родов, и писавший в монгольский период историк Рашид ад-дин рядом с он-уйгурами знает и токуз-уйгуров. Во всяком случае, изданная Рамстедтом надпись показывает, что уйгурский хан, как и следовало ожидать, прежде всего чувствовал себя государем своего уйгурского народа; если бы арабы впервые познакомились с восточной частью Китайского Туркестана только в то время, когда там уже жили уйгуры, то в арабскую географическую литературу вошло бы название уйгур, а не название тугузгуз. Вследствие этого иногда бывает трудно решить, какие из арабских известий о тугузгузах относятся к уйгурам и какие — к их предшественникам, как вообще трудно приурочить те или другие сведения о Средней Азии, находящиеся в мусульманской географической литературе, к определённому хронологическому моменту. Мусульманские географы черпали свои сведения из книг, большей частью не называя своих источников и не предупреждая читателя, что ему говорят не о том, что есть теперь, а о том, что было когда-то, иногда на несколько веков раньше. Это относится, конечно, и к тем известиям, в которых упоминаются киргизы (арабские и персидские авторы этого времени пишут хирхиз, как вообще буквой х в то время передавали турецкое гортанное к; писали, например, харлуқ, у персидских авторов харлух, вместо к̣арлук̣). Если нам достоверно известно, в каком году написано данное сочинение, это нисколько не разъясняет вопроса, к какому времени относятся сообщаемые в нём факты,
Кроме писавшего в XI в. Гардизи, интересные сведения, сообщает анонимный труд, также на персидском языке, «Границы мира» (Х̣удуд ал-‘āлам), написанный в 372 г.х., т.е. в 982 или 983 г. н.э. Это сочинение дошло до нас только в одной рукописи, найденной в Бухаре в 1892 г. для покойного А.Г. Туманского, вследствие чего самый труд упоминается в русской научной литературе обыкновенно под названием «рукопись Туманского». По этому источнику, киргизы были не только северными, но и западными соседями тугузгузов. Тот же автор говорит о городе Пенчуле (произношение не вполне установлено; в китайской транскрипции Выньсу; [4] по местоположению соответствует нынешнему Уч-Турфану), что он находился в области карлуков; его владетель прежде был в зависимости от тугузгузов, а «теперь» этим городом владеют киргизы. Арабы вообще говорят о войнах между тугузгузами и карлуками, что прежде перевес был на стороне тугузгузов, а потом, когда тугузгузы приняли манихейство (возможно, что эта религия была принята в восточной части Китайского Туркестана раньше, чем уйгурами в Монголии), успех перешёл на сторону карлуков. Однако из рукописи Туманского можно заключить, что тугузгузы отняли у карлуков часть их владений; народу ягма, вышедшему из среды тугузгузов, принадлежали Кашгар и часть Семиречья (Джетысуйской области) к югу от Нарына. О Кашгаре говорится, что здесь была граница между областью народа ягма, киргизами, тибетцами и Китаем.
Известия рукописи Туманского о границах между среднеазиатскими народами не вполне отчётливы; в главе о киргизах говорится, что соседями их на юге, кроме тугузгузов, была часть карлуков, но в главе о карлуках (халлух) киргизы среди соседей этого народа не упоминаются. Зато киргизы названы среди соседей двух других семиреченских народностей — чигилей и тухсийцев; чигили жили на северном берегу Иссык-Куля, тухсийцы, составлявшие часть тюргешей (другой ветвью тюргешей были упомянутые выше азы), — в долине реки Чу;
Из всего этого можно заключить, что киргизы в эпоху своего великодержавия несколько расширили свои владения в сторону юго-запада; но о том, когда и как это произошло, источники не дают никаких сведений; слово «теперь» в рукописи Туманского во всяком случае заимствовано из более раннего источника и не может быть отнесено ко времени автора, когда киргизы уже утратили своё кратковременное могущество. Вообще ничего не говорится об отношениях между киргизами и другими народами. По Тан-шу, к киргизам привозились ткани не только от арабов, но также из Кучи и Бэйтина, т.е. Бишбалыка, принадлежавшего уйгурам; из этого можно заключить, что и с уйгурами было достигнуто соглашение. На это же указывает приведённый выше, со слов Гардизи, маршрут из области «тугузгузов» до ставки киргизского кагана на Енисее, в 7 днях пути к северу от гор Кёгмен, или Саянского хребта. Это — единственный путь к киргизам, описанный в мусульман- ской литературе; вообще арабы знали киргизов только как северных соседей тугузгузов и отчасти карлуков и как народ, живший на крайнем северо-востоке; по представлению арабов, владения киргизов доходили на востоке до океана.
Из областей ислама было два пути в степь на северо-восток — один от низовьев Сыр-Дарьи, другой от Таласа (ныне Аулие-Ата); [5] оба пути вели в область народа кимаков, центром которой была местность к северу от Иртыша. Кимаки, западные соседи киргизов, остались совершенно неизвестны китайцам и впервые упоминаются только в мусульманской литературе. Был ли торговый путь из страны кимаков в страну киргизов как продолжение пути из областей ислама к кимакам и каковы вообще были отношения между этими двумя народами, совершенно неизвестно. Подобно киргизам, кимаки были по языку турками; об одной местности в стране кимаков в рукописи Туманского сказано, что там люди следуют киргизским обычаям. [6] По-видимому, кимаки раньше киргизов утратили политическое единство, хотя в рукописи Туманского упоминается каган (арабские и персидские авторы всегда пишут хакан) кимаков и хотя глава рано отделившейся от главной массы народа западной ветви кимаков, кипчаков, считался вассалом кимацкого царя. В XI в., при Махмуде Кашгарском, кимаков больше не было; на Иртыше тогда жил народ йемек, упоминаемый у Гардизи, подобно кипчакам, среди кимацких родов. Известно, что кипчаки впоследствии, не составляя политического целого, дали своё название степям западной части Туркестана и юго-восточной части России; в послемонгольский период те же кипчаки составили ядро казацкого народа, которому в XVIII в. калмыки (ойраты) и русские ошибочно присвоили название «киргизов». Нет указаний на то, чтобы распадению кипчаков способствовали их восточные соседи.
По рукописи Туманского, из страны киргизов вывозилось много мускуса и мехов (о киргизском мускусе говорят и другие источники), также берёзовое дерево (вероятно, кора) и рог хуту, употреблявшийся для выделки рукояток ножей; как доказывают теперь, имеются в виду привозившиеся с отдалённого севера клыки моржей и нарвалов. Киргизский царь назывался киргиз-хаканом (каганом). По описанию того же автора, киргизы по нравам несколько походят на диких зверей; наружность у них грубая, мало волос; нет справедливости, мало милосердия. Они отличаются воинственностью; со всеми соседями у них война и вражда. У них есть повозки (или лодки), бараны, коровы и лошади; они кочуют, ища воды, травы, (благоприятной) погоды и лугов. Они почитают огонь и сжигают мёртвых, живут в палатках и шатрах, занимаются охотой. Есть народ фури, также из киргизов, к востоку от них; они с другими киргизами не смешиваются; они людоеды, безжалостные; языка их другие киргизы не понимают; они подобны диким зверям. Город, где живёт киргизский хакан, называется Кемиджкет. Есть народ кесим, из киргизов, в горах; у них есть шатры; они добывают меха, мускус, хуту и тому подобное. Есть другой народ из киргизов, язык которого ближе к языку карлуков, а одежда сходна с одеждой кимаков. Ни у одной ветви киргизов нет совсем ни деревень, ни городов; все они живут в шатрах, за исключением того места, где живет хакан.
В этом тексте киргизы являются гораздо более диким народом, чем в Тан-шу; китайские сведения в этом случае, по-видимому, более достоверны. Особенно бросается в глаза различие между словами китайцев о мирных сношениях киргизов с другими народами и словами персидского автора о войне со всеми соседями. Подтверждается китайцами известие о сжигании мёртвых; китайцы, сверх того, говорят, что через год кости, оставшиеся после сожжения трупа, зарывались в землю; в отличие от турок, при похоронах не царапали лиц. [7] О сожжении мёртвых Гардизи прибавляет, что, по мнению киргизов, огонь был самой чистой стихией и уничтожал всякую нечистоту; так и мёртвый очищался огнём от грязи и греха. В отличие от других киргизов, народ фури уносил своих мертвецов в горы и оставлял их на деревьях, пока они не разлагались. Что касается названия единственного киргизского города или поселения, то китайская транскрипция этого названия (у Иакинфа — Мидичжы, у Шотта — Мидичжита) заставляет предполагать в персидском тексте чтение Микиджет (последний слог — иранское слово, часто прибавляемое к названию городов и селений, напр., Ахсикет, Пянджикет и т.п.).
В более благоприятном свете изображает жизнь киргизов автор X в. Абу Дулеф. Сведения о киргизах входят в состав описания путешествия этого автора, несомненно фантастического; в нём много географических несообразностей, и посетить народы в том порядке, в каком, он их описывает, Абу Дулеф не мог. Очень вероятно, что он их вообще не посещал и в качестве виденного им самим приводит сведения, заимствованные из книг, но среди его источников могли быть, и достоверные. О киргизах говорится, что они едят просо, рис и всякое мясо, кроме верблюжьего; у них есть дом богослужения и своё письмо; они отличаются благоразумием и осмотрительностью; не гасят светильника и дают ему погаснуть самому. У них есть мерная речь, которой они пользуются во время молитвы. Есть мускус. Есть три годовых праздника. Их знамёна зеленые. Во время молитвы они обращаются к югу. Из планет почитают Сатурн и Венеру; на Марс смотрят как на звезду, предвещающую дурное. Много хищных зверей. Есть камень, светящийся по ночам, так что они обходятся без освещения; из этого камня выделываются вещи только у них. Их царь заботится об их благосостоянии, и они ему повинуются; в его присутствии может садиться только человек старше сорока лет.
В этом рассказе любопытно упоминание о киргизском письме, о котором говорится и в Тан-шу, где сказано, что у киргизов «письмо и язык совершенно сходны с уйгурскими». [8] Речь идет не о том алфавите, который в это время только начинал распространяться среди уйгуров и впоследствии был заимствован монголами, но о более древних письменах, ключ к чтению которых мог быть найден благодаря открытию орхонских надписей. Что тот же алфавит был известен киргизам, видно из многочисленных надписей в бассейне Енисея, ставших известными науке гораздо раньше, чем орхонские, но разобранных только благодаря открытию исторических орхонских надписей, впервые давших науке материал, на основании которого можно было приступить к разбору загадочных письмен. Попытку дать перевод енисейских надписей сделал Радлов. Надписи почти все надгробные; исторических сведений в них нет, слово кыргыз в них не встречается; только потому, что, по историческим сведениям, на Енисее жили киргизы, Радлов полагает, что надписи большею частью принадлежат им. Замечательно, что ни в одной надписи нет даты, хотя бы по эре животного цикла, хотя в Тан-шу именно о киргизах говорится, что у них года составляют двенадцатилетний цикл и обозначаются названиями животных; на этом основании Абель-Ремюза в 1820 г. самоё изобретение животного цикла был склонен приписать киргизам. Формы букв указывают на более древний период, чем время орхонских надписей; поэтому Радлов был склонен относить енисейские надписи к VII в., преимущественно ко второй его половине. В одной надписи говорится, что покойный в возрасте семи лет отправился к китайскому императору; по мнению Радлова, это не могло произойти раньше 648 г., когда, по Тан-шу, было отправлено первое киргизское посольство в Китай. Ещё более сомнительно утверждение С.Е. Малова (в докладе на туркологическом съезде в Баку 28 февраля 1926 г.), что енисейские памятники «датируются даже двумя-тремя столетиями раньше орхоно-селенгинских». [9]
Как всякие надгробные эпитафии, енисейские надписи дают неко- торый материал для суждения о понятиях и верованиях народа; но научное использование этого материала едва ли возможно до появления в свет нового, исправленного издания текста и перевода. По религии киргизы несомненно были шаманистами, и к этой религии относятся слова Абу Дулефа о молитвах и мерной речи. Для обозначения шаманов у киргизов, как и у других турок, было слово кам; в енисейских надписях (как и в орхонских) этого слова нет, но оно приводится в Тан-шу, в рассказе о киргизах. Замечательно, что, несмотря на торговые сношения с буддистами (тибетцами) и мусульманами, нет никаких известий о каком-либо успехе среди киргизов буддийской или мусульманской пропаганды.
Из товаров, вывозившихся из страны киргизов, наиболее ценился в мусульманских странах, по-видимому, мускус. На торговле этим товаром, как и другими предметами вывоза из стран Дальнего Востока, могло отражаться соперничество морской торговли с сухопутной; развитие морской торговли должно было в этом отношении причинить ущерб киргизам. Известно, что в настоящее время мускус вывозится преимущественно морем из гаваней Китая, особенно из Шанхая. В X в. географ Ибн Хаукаль говорит, что лучший по цене и качеству мускус привозился из Тибета и из области киргизов, очевидно сухим путём; но уже более ранний (писавший в 891 г.) географ Я‛куби, ставя выше всего тибетский мускус (киргизский им не упоминается), после него согдийский (в местности по Зеравшану) и только на третьем месте китайский прибавляет к этому, что лучший сорт китайского мускуса вывозился из гавани Ханфу (Кантон). Мускус упоминается, потом среди товаров, привозившихся из Китая в Аден.
Независимо от внешней торговли, у киргизов было своё металлическое производство, может быть унаследованное от живших некогда на Енисее народов прежней, бронзовой культуры, которых до сих пор не удается приурочить ни к определённому этнографическому типу, ни к определённому хронологическому периоду. Киргизам, по-видимому, давно было известно железо; [10] в Тан-шу сказано, что киргизы выделывали из железа королеве [11] оружие, которым прежде уплачивали дань туркам; железо называлось у них кяса [12] (Kja-sa). Шотт сближает это слово с самоедскими словами hues, vese, jesea, но указывает также на возможность родства с алтайским jäs 'медь' и команским (половецким) jâs 'желтая медь'. Для решения вопроса об ознакомлении киргизов и вообще турок с металлами было бы необходимо более подробное сопоставление относящихся к этому вопросу лингвистических данных. Радлов, в согласии с местным народным преданием, приписывает киргизам могилы на Абакане и Енисее, в которых им были найдены предметы позднего железного века.
По степени своего культурного развития киргизы, несомненно, стояли гораздо выше своих северных и восточных соседей, о которых мы находим некоторые сведения в китайских и мусульманских источниках. Выше были приведены сведения рукописи Туманского о жившем к востоку от киргизов народе фури, в которых этот народ обвиняется даже в людоедстве. Некоторые подробности о фури и об отношениях между ними и киргизами сообщаются у Гардизи, по словам которого от ставки киргизского хана до области народа фури было три месяца пути. Фури описываются как дикие люди, живущие в болотах; если их вывести оттуда, они походят на рыб, вытащенных из воды. Если кто-нибудь из них попадает в плен к киргизам, он отказывается от пищи и пользуется каждым случаем, чтобы убежать.
В некоторых других источниках к востоку от киргизов помещаются народы кун и кай (или кайи), причём, однако, вместо кун встречается и чтение кури; очень возможно, что это — те же фури (буквы к и ф в арабском алфавите легко смешиваются). Сопоставление с китайскими источниками заставляет отдать предпочтение чтению кури. Мы видели, что в Тан-шу и в орхонских надписях упоминается народ курыкан, живший, по Тан-шу, у Байкала; в более позднем китайском сочинении (Юань-ши, истории монголов) около Ангары помещается народ кули; [13] тот же народ упоминается у писавшего в начале XIV в. персидского историка Рашид ад-дина в местности у Байкала, под названием кури. Есть известие, у автора начала XIII в. Ауфи, что народ кури (или кун) подвергся нападению со стороны своего восточного соседа, народа кай, и потому передвинулся на запад, где потеснил другие народы; среди этих народов киргизы не упоминаются, и весь рассказ Ауфи, которому придаёт большое значение Маркварт (по мнению Маркварта, с этим движением связан упомянутый выше факт распадения кимаков), мало подтверждается другими источниками.
Несомненно легендарный характер имеет не лишённый, однако, интереса рассказ того же Ауфи о путешествии одного киргиза вниз по Енисею с целью узнать, куда впадает река. По рассказу Ауфи, в стране киргизов соединяются в одну реку четыре реки; после соединения их река течет во мраке, среди гор и пещер. Киргиз пустился вниз по реке на небольшом судне; в продолжение трёх суток он не видел света, звезд, месяца и солнца; наконец, он прибыл на широкую равнину и вышел из судна. Услышав звук копыт лошадей, он влез на дерево и ждал, кто придёт; явились трое всадников очень высокого роста (их рост сравнивается с длиной копья) с собаками, не уступавшими по величине коровам. Увидев киргиза, они сжалились над ним, предложили ему спуститься с дерева и посадили его к себе на одного из коней, чтобы его не растерзали собаки; потом привели его к себе в палатку и накормили, причём удивлялись его малому росту, как будто никогда не видали таких людей; наконец, они показали ему дорогу, как ему вернуться к себе домой; никто не знал, кто они и из какого народа. По поводу этого рассказа можно напомнить, что Енисей имеет характер горной реки до Минусинска и снова от границы Ачинского уезда до Красноярска.
Не прошло и ста лет после поражения уйгуров и начала киргизского великодержавия, как этому великодержавию пришел конец. В начале X в. первенство в восточной части Средней Азии перешло к китаям, народу монгольского происхождения, [14] уже в течение нескольких веков принимавшему участие в событиях политической жизни; уже в VII в. китаи входили в состав коалиции, составившейся против восстановленного каганства турок-огузов, и должны были напасть на общего врага с востока. Теперь предводитель китаев (его имя в китайской транскрипции — А-бао-чжи, [15] или Apaoki) овладел частью Северного Китая, в 917 г. принял китайский императорский титул и основал новую династию Ляо. Китаи никогда не владели всей «Срединной империей», а только северной её частью; тем не менее их имя, в разных переделках, употреблялось многими народами, от Монголии до Индии а до Западной Европы, для обозначения древней культурной державы Дальнего Востока; отсюда же русское «Китай».
Основатель династии Ляо не только завоевал некоторые культурные области Китая, но в 924 г. совершил поход в Монголию, посетил развалины прежней уйгурской столицы на Орхоне, осмотрел камни с надписями бывших каганов и сам поставил новый памятник (не сохранившийся). Очевидно, этому должна была предшествовать победа над киргизами, хотя прямых известий о такой победе в источниках, до сих пор приведенных в известность, по-видимому, нет. Стремление восстановить в Монголии порядки, бывшие до киргизского великодержавия, видно в предложении, сделанном [16] уйгурскому владетелю города Ганьчжоу — вернуться в прежние уйгурские владения на Орхоне, Уйгурский владетель будто бы ответил, что со времени ухода уйгуров из Монголии прошло десять поколений, что было бы сильно преувеличено; в действительности, со времени победы киргизов над уйгурами прошло только 80 лет, т.е. меньше трёх поколений; но и этого срока было достаточно, чтобы уйгуры успели привыкнуть на своей новой родине к земледельческой и городской жизни и не пожелали вернуться в кочевья Монголии.
В книге Радлова сказано, что киргизский хан вернулся в свою прежнюю ставку на Енисее только в 970 г.; это известие, через посредство Риттера, заимствовано у Клапрота (где явная опечатка или описка: 670); Шотт в своих источниках этой даты, по-видимому, не нашёл, и неизвестно, откуда взял её Клапрот. Рассказ о походе китаев на Орхон в 924 г. заставляет сомневаться в том, чтобы киргизы могли держаться в Монголии или хотя бы в части её до 970 г.
Киргизы были последним турецким народом, господствовавшим в Монголии: после их поражения Монголия приобрела тот этнографический характер, который она сохранила до сих пор. Сделанное уйгурам предложение показывает, что у китаев не было сознательного стремления вытеснить из Монголии турок и отдать их земли своим родичам — монголам; но после отказа уйгуров другого турецкого народа, который мог бы поселиться в Монголии, больше не было, и отсутствием турок воспользовались народы монгольского происхождения. Очень вероятно, что монголами были и восточные соседи киргизов, народ фури (или кури); на это указывают слова рукописи Туманского, что язык «фури» был для других киргизов непонятен. Некоторые сведения о народах, говоривших не по-турецки, сообщает и Махмуд Кашгарский; к сожалению, эти сведения не вполне отчётливы, и признаков личного знакомства со странами отдалённого северо-востока в них не заметно. Махмуд Кашгарский справедливо причисляет киргизов к народам, говорившим на чисто турецких наречиях, но помещает их на крайнем северо-востоке; нетурецкие народы, кайи и татары, жили, по его словам, западнее; в то же время, однако, говорится, что татары жили в местности Утугэн, как называлась горная цепь, постоянно упоминаемая в орхонских надписях (по представлению автора надписей, это была настоящая родина турок) и, по-видимому, соответствующая Хангаю. [17] Что в XI в. здесь жили татары (так еще при Чингиз-хане и после всегда называли нынешних монголов), яснее всего свидетельствует о происшедших со времени орхонских надписей переменах в составе населения. Более точные данные о распределении народов мы имеем только для конца XII и начала XIII в., т.е. для эпохи выступления Чингиз-хана. В это время даже в верховьях Енисея, непосредственно к югу от киргизов, жил народ монгольского происхождения, ойраты, язык которых только диалектически отличался от языка монголов Чингиз-хана. Есть китайское известие, что от «Ойра до Кэргисы», т.е, вероятно, от центра области ойратов до южной границы области киргизов, считалось пять переездов. Насколько здесь смешивались оба языка, турецкий и монгольский, видно из слов Рашид ад-дина, что составлявшие верховья Енисея речки назывались Секиз-мурэн ('Восемь рек'); к монгольскому слову мурэн ('река') приставлено турецкое числительное. Теперь в этой местности, как известно, живут турки, хотя и находящиеся под сильным монгольским влиянием; среди названий речек и на современной карте есть монгольские; одно из них, Ебе-усу, приводится уже у Рашид ад-дина.
Несмотря на кратковременность киргизского господства в Монголии, память о киргизах сохранилась у монголов до сих пор, может быть именно потому, что киргизы были последним народом, жившим и господствовавшим в Монголии до занятия этой страны монголами. «Киргизскими» называются древние могилы на всём пространстве Западной Монголии почти до Орхона, в том числе и те, которые в действительности принадлежат не киргизам, а их предшественникам — уйгурам и другим. Рамстедт упоминает о таких «киргизских» могилах между Селенгой и Орхоном, близ памятника с надписью, где говорится о царствовании одного из уйгурских каганов VIII века.
[1] < Совр. транскрипция — Уцзе. >[2] < Ср. Бичурин, Собрание сведений. I, 452. >[3] < Даши; см. Бичурин, Собрание сведений, I, 449. >[4] < Совр. транскрипция — Вэньсу. >[5] < Современный город Джамбул Казахской ССР. >[6] < Х̣удуд ал-‘āлам, л. 186: «К̣арк̣ар-хāн (или К̣арк̣ара-хāн —
|
) — ещё одна область, принадлежащая кимакам, жители её напоминают по обычаям киргизов». Минорский предполагает, что название 
можно сопоставить с Каркаралинском, городом, находящимся на расстоянии около 350 км к юго-востоку от Семипалатинска (см. Х̣удуд ал-‘āлам, пер. Минорского, 309). Ср. также ниже, стр. 541, прим. 55. — В.Р. >