П.П. Азбелев
Хуннские элементы в таштыкском декоре.
О хуннском наследии в культуре таштыкских склепов * говорилось не раз, но подробный разбор этих сходных черт на уровне признаков не предпринимался — а значит, не прослежены и пути развития того или иного сопоставляемого элемента от хуннских версий к таштыкским. Между тем без таких работ привычные ссылки на «хуннское наследие» остаются лишь общими словами. Ниже предлагается опыт предварительного анализа некоторых элементов хуннского происхождения в таштыкском декоре — точнее, в декоре цельнолитых пряжек: прежде всего это ажурные полосы псевдомеандра (иногда трактуемого как геометризированное изображение «мирового древа») и извивающиеся змеи. Конечно, этими вариантами не исчерпывается всё разнообразие путей эволюции хуннского декора — речь идёт лишь об одном из аспектов типогенеза таштыкских пряжек, и с участием лишь малой доли «хуннского наследия».
Хуннские традиции в таштыкских материалах представлены искажённо; способы искажения не случайны, они поддаются систематизации. Во всех известных случаях это редукция — либо продольная (сужение трансформируемого элемента), либо поперечная (укорачивание).
1. Продольная редукция: ажурный псевдомеандр. [ Рис. 1 а ] ^
Ажурные полосы псевдомеандра представлены на пряжках как из склепов, так и из случайных находок. Наиболее выразительная хранится в Эрмитаже — случайная находка из коллекции Вильгельма Радлова (ГЭ ОАВЕС 1123/257). У неё обычная рамка со шпеньком и парой ажурных волют в просвете, но необычный цельнолитой щиток, состоящий из двух частей: сзади — короткой, гладкой, чуть более высокой, спереди — длинной, с ажурным псевдомеандровым узором. На обороте щитка — две типовые для таштыкских пряжек крепёжные скобы (повреждены) и общий для обеих частей невысокий бортик по продольным сторонам (Рис. 1а — 3).
Аналогов декору этой пряжки не было до публикации материалов могильника Быстрая II, где псевдомеандровый узор встречен на двух находках (Поселянин А.И., 2003, с. 276, рис. 1 — 10, 36). Первая — пряжка (Рис. 1а — 4); рамка повреждена, но тип её определяется: овальная без волют и дополнительной прорези у основания. Щиток цельнолитой, с ажурным псевдомеандром и с гладкой площадкой позади него, напоминающей заднюю часть щитка эрмитажной пряжки.
Вторая находка — накладка, состоящая из овальной рамки с Т-образным просветом и двух цельнолитых противопоставленных щитков, один с имитацией заклёпки, другой — с ажурным псевдомеандром, оба с крепёжными скобами на обороте (Рис. 1а — 5; в публикации вещь названа «псевдопряжкой»; вряд ли это корректно; наметившаяся в последние годы тенденция называть часть таштыкских типов псевдопряжками ведёт к расширительному пониманию этого термина, обычно применяемого к специфичной категории вещей, и без нужды вносит путаницу в терминологию). Ажурная часть пластины и здесь завершается сплошной гладкой площадкой, отделённой от полосы псевдомеандра едва заметным уступом. В данном случае псевдомеандр распознать сложнее из-за литейного брака, сгладившего угловатый рисунок прорезей, отчего рисунок в публикации, к сожалению, неточен и не даёт полного представления об изделии (пользуюсь случаем, чтобы поблагодарить С.В. Панкову, предоставившую мне используемую здесь достоверную зарисовку быстрянской находки).
(66/67)
В дополнение укажу и найденную в обрывках (и соответственно опубликованную частями) золотую обкладку несохранившейся пряжки из органического материала (кожи или дерева) из скл. 2 Ташебинского чаатаса (раск. Е.Д. Паульса, 1990; опубл.: Вадецкая Э.Б., 1999, Табл. 69 — 2); в точности восстановить её первоначальную форму вряд ли возможно (неясно даже, одного изделия это фрагменты или двух однотипных), но рамка с «обратными» волютами и часть щитка с псевдомеандровыми прорезями опознаются вполне уверенно (в том числе и благодаря сравнению с обсуждаемыми вещами и приводимой ниже находкой из койбальского склепа).
Таким образом, ажурный псевдомеандр эрмитажной пряжки — не единичный случай, можно говорить о существовании особого типа таштыкских щитков, применявшегося как минимум с тремя различными типами рамок: с овальным, Т-образным и ажурно-волютовым просветом. Несомненно, перед нами — редуцированный элемент хуннского происхождения, однако от кого, как и когда он был усвоен таштыкцами? Теоретически этот мотив декора мог проникнуть в культуру таштыкских склепов двумя путями:
а) через минусинские культуры предшествующего времени. Поясные пластины хуннских типов с ажурным псевдомеандром есть как среди случайных минусинских находок, так и в погребальных памятниках тесинского этапа (Комплекс... у горы Тепсей 1979, с. 79, Рис. 52 — 4-6); но в грунтовых могилах оглахтинской культуры, непосредственно предшествовавшей культуре таштыкских склепов, нет ни одной находки пластин с ажурным псевдомеандром. Не «стыкуются» с тесинскими бляхами рассматриваемые здесь вещи и типологически.
б) из некоего внешнего источника. Тенденция к сужению (продольной редукции) блях с псевдомеандром за пределами таштыкского ареала документируется находкой ременного наконечника в огр. XXI Бабашовского могильника в Северной Бактрии (Мандельштам А.М. 1975, с. 181, табл. XXXIII — 7). В этом случае «нестыковка» тоже двойная — хронологическая и территориальная, зато благодаря этой находке выстраивается чёткая типогенетическая последовательность, микропериодизация эволюции хуннского псевдомеандра (Рис. 1а — 1-2-3 [здесь в публикацию по моему недосмотру вместо «1-2-3» попали бессмысленные в данном случае цифры «4-7». — П.А.] ):
I этап: хуннская традиция, две асимметричные полосы псевдомеандра, иногда с зооморфными и другими фигуративными элементами — серия находок в различных областях распространения хуннской культуры;
II этап: одинарная полоса ажурного псевдомеандра — северобактрийский наконечник, спереди закруглённый, сзади прямо срезанный;
III этап: таштыкские цельнолитые щитки с ажурным псевдомеандром — три находки, четвёртая — ташебинская обкладка.
Развитие происходит по линии продольной редукции декора (из двух рядов прорезных фигур остался один); каждый этап отделяется от предыдущего не более чем одним «шагом» развития: от первого этапа ко второму композиция сужается, становится однорядной, от второго к третьему — однорядная композиция воспроизводится на таштыкской пряжке. При этом ни пропорции, ни ориентировка отдельных элементов декора не изменяются.
Чтобы выбрать предпочтительный вариант, нужно учесть историю и других мотивов.
2. Продольная редукция: изображения змей. [ Рис. 1 б ] ^
Та же тенденция развития декора (продольная редукция) прослеживается и для другого хуннского мотива — извивающихся змей, причём этапы типогенетического процесса накладываются на тот же географический «зигзаг», что и в случае с псевдомеандром:
I этап: ажурное изображение четырёх змей в хуннской традиции, серия находок, представляющих разную степень схематизации мотива (Рис. 1б — 1; см. также: Minyaev S.S., 2000, fig. 2).
II этап: одинарная змеистая рубчатая «нервюра» по оси наконечника ремня, европейские гунны (Werner J., 1956, Taf. 27 — 1, 2; Taf. 53 — 10; Taf. 64 — 7, 8, 12, 17 etc.; данный элемент не следует путать с зигзагом, это другой тип декора, образуемый взаимовписанными рядами треугольных зубцов; отличие — в чёткости углов, ср. там же: Taf. 29 — 1). Помимо общей редукции декора, здесь он ещё и реализован в иной технике (Рис. 1б — 2).
III этап: в таштыкской культуре — сходная одинарная змеистая линия, но уже на щитке пряжки — точнее, на золотой обкладке пряжки из склепа Койбальского чаатаса (Рис. 1б — 3; раск. Л.Р. Кызласова, 1970; материалы в ГМИНВ; см. также: Вадецкая Э.Б., 1999, с. 259-260); здесь вдобавок заметна имитация рубчатости «нервюры» и продольных сто-
(67/68)
рон щитка. Фон разделан асимметричными волютообразными фигурами; этот редкий орнаментальный мотив имеет (в отличие от композиции в целом) точные соответствия в местной традиции декора — например, на резном изделии из трубчатой кости (Рис. 1б — 4), отнесённом И.Л. Кызласовым к аскизской культуре, но, как показывает приведённая аналогия, скорее таштыкском (ГЭ ОАВЕС 1126/470; Кызласов И.Л., 1983, с. 43, Рис. 23 — 12); стилистически близкие одиночные тонкие завитки нередко встречаются и на других таштыкских изделиях. Функционально койбальская обкладка аналогична упомянутой выше фрагментированной ташебинской находке; она остаётся пока единственным примером сохранения хуннского мотива «змеистых линий» в таштыкском декоре, но её существованием документируется сам факт присутствия рудиментарного хуннского элемента.
Может быть, здесь нужно упомянуть ещё одну таштыкскую пряжку с продольной рубчатой нервюрой на щитке, но уже спрямлённой (Июс; раск. Н.А. Боковенко; публ.: Вадецкая Э.Б., 1999, Табл. 9. — 5, слева) — сходные элементы и в этом случае есть на европейских гуннских наконечниках (типа: Werner J., 1956, Taf. 52 — 1; Taf. 64 — 13), но из-за различия в технике исполнения и крайней простоты элемента аналогия тут слабее.
Если в случае с псевдомеандром исходная ажурность сохраняется до конца, то в случае со змеистой линией ажурность (как и фигуративность) утрачивается и более не восстанавливается, а элементы композиции развиваются далее уже под влиянием технологий новой культурной среды — происходит своего рода «накопление ошибки», свойственное вторичным типам; словом, в деталях типогенетическая связь выглядит сложнее. Но если не учитывать второстепенные технологические обстоятельства и рассматривать эволюцию лишь геометрической основы, доминанты мотива — «синусоидальной» линии — то видно, что каждый этап отделён от предыдущего теми же шагами развития, что и в случае с псевдомеандром; в обоих случаях композиции редуцированы до одного ряда и асимметричны относительно продольной оси изделия — срабатывает одна и та же закономерность развития декора. Эта общность развития служит подтверждением самой сопоставимости разновременных и разнокультурных мотивов змеистой линии в декоре наременных принадлежностей.
Второй этап этого процесса, представленный западными находками и типологически промежуточный между хуннскими прототипами и таштыкскими пряжками, «сшивает» предложенные типогенетические ряды (микропериодизации), дополнительно синхронизирует их, но и вызывает вопросы. Показательны ли вещи, найденные вдали от Южной Сибири? На мой взгляд — безусловно: ведь даже уникальное изделие самим фактом своего существования удостоверяет наличие тенденции воприятия и искажения заимствуемого декоративного мотива, а в материалах «тёмных веков» значима каждая вещь. Вопрос не в том, показательны ли редкие находки, а в том, каково их типолого-хронологическое соотношение. В обоих случаях приводятся предметы, не имеющие на западе местных прототипов и объяснимые лишь с учётом азиатских, изначально хуннских влияний ранних этапов Великого переселения народов.
Продольное редуцирование могло быть спровоцировано функционально. Узкие мелкие наконечники, которыми представлен II этап развития декора, использовались не с поясными, а с обувными или сбруйными ремнями (Амброз А.К., 1989, с. 31-33), и не исключено, что соответствующая редукция декора была обусловлена в том числе и этим обстоятельством. Будучи вырван из своего «родного» культурного контекста, редуцированный хуннский декор далее развивался независимо от исходной среды.
Логика типогенеза подталкивает к выводу о том, что промежуточные изделия второго этапа, найденные на западе, указывают исходную точку «обратных» влияний или даже миграций, приведших к появлению постхуннских элементов декора в культуре таштыкских склепов. Так ли это? Может быть, однорядные продольно-редуцированные постхуннские элементы появились около рубежа н.э. ещё в Центральной Азии (где пока не представлены среди археологических материалов), а затем независимо попали как на запад, так и к будущим таштыкцам? Это, разумеется, не исключено. Тенденция к сокращению, симметризации, геометризации декора существовала уже в самой хуннской культуре: короткие ажурные ступенчатые бляхи (типа: Давыдова А.В., Миняев С.С., 1993, с. 65, Рис. 6 — 2, 4, 6 и т.п.; см. Рис. 2 — 3), парные симметричные S-образные элементы с головками птиц или
(68/69)
грифонов (Коновалов П.Б., 1976, Табл. XXI — 5; Давыдова А.В., 1985, с. 106, Рис. XIII — 17, 18), не говоря уже о стандартной симметричности блях со змеистыми узорами, с изображением бычьей головы и др. (о геометризации см. также: Миняев С.С., 1995; Minyaev S.S., 2000). Неточное восприятие хуннских типов должно было породить дериваты, упрощённо, с утратой понимания имитирующие хуннские композиции; так, на Среднем Енисее известна находка петлеобразной железной пряжки тесинского этапа с одинарной змеистой «нервюрой» на пластине, закрывающей просвет рамки — Каменка III, мог. 34б (ГЭ ОАВЕС 2621/52). И хотя возвести таштыкские пряжки к тесинским типологически невозможно, такие находки всё же «размывают» чёткость географического распределения этапов редукции хуннского декора и удерживают от категорических окончательных выводов.
3. Типогенетический аспект. [ Рис. 1 в ] ^
Щитки цельнолитых таштыкских пряжек воспроизводят ременные наконечники, как бы «прилипшие» к удлинённым овально-трапециевидным рамкам, занесённым в Центральную Азию с запада где-то в III-IV вв. Этот тезис, выдвинутый мною ещё в 1992 году (Азбелев П.П., 1992, с. 49), теперь доказан одной из быстрянских находок, представляющей собой цельнолитую имитацию известной в Сибири по балыктыюльским (Рис. 1в — 4; по: Сорокин С.С., 1977, с. 63, Рис. 6 — 8) и менее выразительным кокэльским находкам «шарнирной» композиции из овально-трапециевидной рамки с пластинчатыми обоймами. Эта вещь доказывает и саму связь между рамчатыми и цельнолитыми пряжками, и направление этой связи (Рис. 1в, типогенетические ряды: 3-2-1, 4-5-6). Не исключено, что продольно-редуцированные постхуннские элементы декора, представленные западными наконечниками, были возвращены в Центральную Азию уже «в комплекте» с прототаштыкскими рамчатыми пряжками. Такие рамки известны не только на Алтае и в Туве, но и среди случайных находок на Среднем Енисее (Тетерин Ю.В., 1999, Рис. 2 — 6).
Западные связи таштыкской культуры видны и по другим вещам, прежде всего по язычковым пряжкам с В-образными и округлыми рамками, имеющим прямые западные аналоги предтюркского (по азиатской шкале), или гуннского (по европейской шкале) времени, и по шпеньковым трапециевидным рамкам, имеющим на западе позднеримские прототипы. Неясно, проникали они в Центральную Азию «инфильтрационно», накапливаясь, или же, что вероятнее, были принесены единовременно — но в целом западные компоненты в культуре таштыкских склепов безусловны, и относить к их числу ещё и продольно-редуцированные «постхуннские» элементы декора небезосновательно.
В целом вариант с инокультурным промежуточным этапом предпочтительнее версии местного «прямого наследования». Но утверждать, что географический «зигзаг» эволюции хуннского декора соответствовал реальной исторической миграции с запада на восток, пока рано. Несомненно, что сами таштыкские типы сложились в Центральной Азии при взаимодействии местных и западных компонентов, но детализация состава этих компонентов и истории их взаимодействия — всё-таки дело будущего.
4. Поперечная редукция. [ Рис. 2 ] ^
Хуннские элементы в декоре таштыкских щитков не сводятся к асимметричным продольно-редуцированным композициям. Немногочисленные сибирские находки пластин хуннского типа с двойным и уже симметричным, порой искажённым псевдомеандром (Рис. 2 — 7-9) демонстрируют не только продольную, но и поперечную редукцию — сокращение длины пластин и числа ажурных элементов при сохранении двухрядности декора. В отличие от продольной, поперечная редукция сопровождается симмметризацией, искажением пропорций и ориентировки отдельных элементов декора. В западных культурах этот вид искажения хуннских мотивов не замечен.
В таштыкской культуре поперечное редуцирование привело к появлению округлых ажурных щитков, свойственных одному из специфически таштыкских типов пряжек (Рис. 2 — 10-14). Л.Р. Кызласов решил, что эта ажурная композиция изображает птицу ласточку (Кызласов Л.Р., 1960, с. 36-37), но предлагаемая на Рис. 2 последовательность (1-2) — (7-9) — (10-13) показывает, что в основе декора лежит геометрический хуннский мотив. Впрочем, «птичья» линия сопоставлений здесь тоже работает; И.И. Таштандинов показывал
(69/70)
мне округлощитковую пряжку с выпуклым изображением распростёртого орла — то есть таштыкцы порой творчески обыгрывали случайное сходство редуцированного хуннского мотива с популярным тамгообразным знаком.
Поперечному редуцированию подвергались и другие типы хуннского декора. На Тепсее найдена бляха с изображением бычьей головы (Рис. 2 — 6, по: Комплекс... у горы Тепсей, 1979, с. 79, Рис. 52 — 2), искажённым настолько, что распознать голову быка можно лишь в сопоставлении этой бляхи с хуннскими прототипами (Рис. 2 — 4-5). Этот хуннский мотив в позднейшей таштыкской культуре не отразился (по крайней мере, щитков с чем-либо, напоминающим бычью голову, в склепах пока не находили), но показательно совпадение тенденций трансформации как элементов декора, так и общего контура изделий.
Вероятная микропериодизация данного типа эволюции декора в целом соотносима с ранее предложенными, хотя уже без «географического зигзага»:
I этап: асимметричная хуннская композиция;
II этап: симметризированная и укороченная композиция (дериваты вроде Рис. 2 — 7-9);
III этап: симметричная укороченная пластина накладывается на щиток (т.е. реализуется общий для таштыкской культуры типогенетический механизм), образуется тип таштыкских округлощитковых пряжек.
На II этапе иногда фиксируется зеркальное отражение отдельных элементов псевдомеандра — симметризация шла не только по основной продольной, но и по дополнительным поперечным осям (Рис. 2 — 7). Это явление формально соотносимо с вариабельностью ориентировки бычьей головы на хуннских пластинах другого типа (Рис. 2 — 4, 5); точно так же варьируется и разворот головы дракона, ср. алтайский дериват с Яломана и «классическую» композицию (Рис. 3, ср. 1-2 и 3); как равно-, так и противонаправлены бывают и изображения змей. Всё это ещё раз свидетельствует о том, что реализованные в «постхуннских» типах тенденции были заложены уже в самой культуре хунну. То же касается и ступенчатости контура одного из типов ажурных блях (ср. Рис. 2 — 3 и 9 — дериват объединяет признаки, в исходной культуре присутствующие, но не совмещаемые).
5. Заключение. ^
Таким образом, сопоставление даже малого числа редких находок позволяет заключить, что хуннские по происхождению элементы декора таштыкских пряжек нужно дифференцировать, разделяя местные сибирские — укороченные поперечно-редуцированные — и «возвращённые с запада» (или центральноазиатские) удлинённые продольно-редуцированные композиции, распадающиеся, в свою очередь, на две версии — ажурную псевдомеандровую и сплошную змеистую. Вместе с тем есть и общие закономерности развития декора: он упрощается, геометризируется, редуцируется, проходя в разных вариантах и на разных территориях одни и те же этапы, стадии трансформации:
I этап — первичное распространение хуннских типов;
II этап — редукция декора на изделиях-дериватах, продольная или поперечная, ещё без совмещения с новыми типами;
III этап — совмещение редуцированных версий декора с местными типами пряжек.
В разных культурах на основе заимствованных хуннских традиций складывались вторичные «постхуннские» типы-дериваты, развивавшиеся и распространявшиеся затем уже вне всякой связи с хуннской историей.
Рассмотренные пути развития хуннского декора становятся понятнее в сравнении с его же отголосками в позднейших китайских находках [ Рис. 3 ]. Цивилизация, в отличие от «северных варваров», развивала прежде всего фигуративные композиции. Например, показательно сопоставление хуннских пластин и их дериватов с изображением свернувшегося дракона (Рис. 3 — 1-3) (иногда их «читают» как изображения ящериц, но детализированные изображения не оставляют сомнений в том, что имеется в виду всё же именно дракон) и монопластинчатых китайских и корейских пряжек времён Шести династий (в Китае; в Корее это эпоха Трёх царств), уже язычковых и со скошенной передней стороной рамки (Рис. 3 — 4, 5), представленных каменными и металлическими экземплярами (см., напр.: китайские золотые — Miho Museum, 1998, pp. 60-61, no 22, и Rawson J., 1995, fig. 2, со ссылкой на Sun Ji, 1994, figs 6 — 3; китайская нефритовая — Rawson J., 1995,
(70/71)
fig. 3, со ссылкой на Sun Ji, 1994, figs 8 — 2; золотая корейская: Воробьёв М.В. 1961, Рис. XXIII — 2). При сохранении сюжетной основы изображения и общего петлеобразного (или, по терминологии С.С. Миняева, с прямоугольным выступом, with rectangular protrusion) контура пластины-пряжки изменяется её ориентация: судя по декору, хуннские пряжки с драконами предназначены для вертикального (м.б., портупейного?) ремня, китайские — для горизонтального, поясного; соответственно развёрнуто и изображение сказочной твари, причём оно не редуцируется, а наоборот, гипертрофируется, вписывается в новый контекст, дополняется изображениями вихревых облаков, мелких дракончиков, птичьих головок и др. Такие пряжки, несмотря на трудоёмкость их изготовления, серийны и удивительно схожи между собой — отличия видны лишь во второстепенных деталях: по-разному оформлен кант внешнего края пластины и передний скос рамки, обыграно гнездо для язычка (напр., изображением распластанной птицы, головой и клювом которой оказывается язычок пряжки — см. рис. 3 — 4), у драконов чуть иначе развёрнуты головы, по-разному забит мелкими фигурками фон и т.п. Из двух вариантов разворота головы дракона на хуннских пряжках и их дериватах (к переднему или заднему краю рамки) в позднейших китайских материалах замечен лишь первый. Китайская линия развития хуннского декора отражает совершенно иные, чем у «северных варваров», закономерности переосмысления образа и трансформации облика вещи-носителя изображений.
Если в цивилизационных культурах хуннские образы обогащались и переосмысливались на основе местных традиций, то в варварских — наоборот, деградировали и редуцировались в рамках, предопределённых «типогенетическим потенциалом» самой же хуннской культуры. Сложно-фигуративные элементы декора хуннских поясных пластин, в отличие от простейших и геометризованных, не нашли продолжения ни в таштыкских материалах, ни в материалах других «варварских» культур.
История рассмотренных версий редуцированного «постхуннского» декора показывает, что типы, разнесённые на рубеже эр по степи в ходе хуннской экспансии и вызванной ею цепной миграции степных племён, трансформировались в разных регионах Евразии по-разному, чтобы затем (не позднее V в.) по прихоти судьбы вновь собраться воедино, образуя своеобразные и неповторимые таштыкские композиции декора фурнитуры.
Подчеркну два наиболее существенных вывода. Во-первых, редуцированные хуннские мотивы представлены лишь на изделиях, относящихся к раннекыргызской культуре таштыкских склепов, «могил с бюстовыми масками» по Теплоухову, но совершенно не встречаются в комплексах предшествующей оглахтинской культуры (грунтовых могилах) — ещё одно свидетельство разнокультурности этих типов памятников; а во-вторых, хуннское наследие в культуре таштыкских склепов опосредовано в прослеженных выше рядах теми или иными промежуточными звеньями, хронологически «параллельными» оглахтинской традиции, но известными лишь за пределами Южной Сибири.
Наконец, отдельного внимания заслуживает типологически предполагаемое возвращение части «постхуннских» типов II этапа с запада на восток, в Центральную Азию и Южную Сибирь; эта вероятность должна рассматриваться на фоне появления в предтюркскую эпоху на востоке памятников с западными признаками — таковы Тугозвоново, Балыктыюль, погребение № 688 на могильнике Сопка II, тепсейские и вообще таштыкские гравированные изображения катафрактариев с «орлатскими» чертами, и т.д. (подробнее об этом историко-культурном фоне и связанной с ним гипотезе об охране согдийских караванов см.: Азбелев П.П., 2008) Изучение историко-культурных процессов, стоящих за этими памятниками, откроет немало нового в истории «тёмных веков» — первой половины I тыс. н.э.
* Словами «таштыкская культура» («эпоха») привычно объединяют разнокультурные памятники — грунтовые могилы оглахтинского типа (образующие, с моей точки зрения, оглахтинскую археологическую культуру I-V вв.; см.: Азбелев П.П., 2007) и раннекыргызские склепы (V в. и позднее) — «могилы с бюстовыми масками» по С.А. Теплоухову. В этих заметках под «таштыкскими» подразумеваются лишь традиции культуры склепов.
Литература. ^
Азбелев П.П. Типогенез характерных таштыкских пряжек // Проблемы археологии, истории, краеведения и этнографии Приенисейского края. Т. II. Красноярск, 1992. С.48-52.
Азбелев П.П. Первые кыргызы на Енисее // Вестник СПбГУ, серия 12, 2008. Вып. 4.
[ Иллюстрации ] ^
(71/72)
|
(72/73)
|
(73/74)
|
Рис. 1. Продольная редукция хуннского декора:
а). псевдомеандр: сужение асимметричного щитка (1, 2, 4 — по С.С. Миняеву, А.М. Мандельштаму, А.И. Поселянину; 3 — ГЭ ОАВЕС 1123/257, рис. автора; 5 — эскиз С.В. Панковой; всё бронза).
б). змеи: сужение асимметричного щитка: 1-3 (бронза, золото) — по М.А. Дэвлет, И. Вернеру, И.П. Засецкой, И.И. Таштандинову; 4 (резная кость) — аналогия для двойных асимметричных завитков, рис. по И.Л. Кызласову.
в). Типогенетическая схема для пряжек с ажурным псевдомеандровым узором.
Масштаб разный.
|
Рис. 2. Поперечная редукция хуннского декора.
1-5 — хуннские типы (I этап); 6-9 — дериваты хуннских типов (II этап); 10-14 — таштыкская культура (III этап). По А.В. Давыдовой, С.С. Миняеву, М.А. Дэвлет, М.Н. Пшеницыной, Л.Р. Кызласову, Э.Б. Вадецкой. Всё бронза. Масштаб разный.
|
Рис. 3. Пряжки с драконами.
Хуннское время: 1-3 (бронза) — по С.С. Миняеву, А.А. Тишкину.
Эпоха Шести династий: 4 (золото), 5 (нефрит) — по J. Rawson.
Масштаб разный.
|
[ Литература ] ^
(74/75)
Поселянин А.И. Таштыкский погребально-поминальный комплекс Быстрая II на Енисее // Степи Евразии в древности и средневековье. Материалы научно-практической конференции, посвящённой 100-летию со дня рождения М.П. Грязнова. СПб, 2003. Книга II. С.274-278.
Miho Museum. The 1st Anniversary Exhibition. The Miho Museum, 1998.
Minyaev S. The origins of the «Geometric Style» in Hsiungnu art // BAR International series 890. London, 2000.
Rawson J. Chinese Jade from the Neolithic to the Qing, London, 1995.
Sun Ji. Xian Qin, Han, Jin yaodai yong jin yin daikou // Wenwu 1994. pp.50-64.
Werner J. Beiträge zur Archäologie des Attila-Reiches. München: 1956.
|