|
Н.В. ПолосьмакРис. 4.
|
Рис. 5.
|
Поминальные сооружения такого рода являются неотъемлемой частью пазырыкских могильников [Кубарев, 1987, с. 11-12]. С запада от небольших курганов рядовых пазырыкцев обычно одно за другим располагались один — три каменных кольца. Курганы знати, отличающиеся большими размерами, сопровождались поминальными сооружениями несколько иной конструкции: комплексами из каменных колец и круглых выкладок, что даёт основание предполагать большие масштабы культовых действий во время поминок. Если одно кольцо можно считать свидетельством поминовения каждого из погребённых в небольшом кургане одной семьей, его ближайшими родственниками, то наличие семи колец (как у кург. 1 могильника Ак-Алаха I) может быть доказательством того, что здесь одновременно совершали поминки семь отдельных групп, связанных узами родства и находившихся в подчинении у погребённого в большом кургане. Как справедливо отмечал С.С. Сорокин, специфика кочевой жизни с начала I тыс. до н.э. предопределила необходимость разрыва во времени между собственно погребальными действиями и большими поминками [1982 [видимо, 1981], с. 23]. О поминальных торжествах у кочевников существуют многочисленные письменные свидетельства и данные этно-
графин. Эти материалы получили достаточное освещение в работе С.С. Сорокина, посвященной толкованию внекурганных памятников ранних кочевников Азии [1981, с. 23-39]. Система поминальных сооружений рядом с кург. 1 могильника Ак-Алаха I указывала на более высокий социальный статус погребённых в нём по сравнению со всеми другими захоронениями в могильнике. По размеру насыпи курган можно отнести к средним. Его диаметр с запада на восток 18 м, с севера на юг — 17,5 м, высота насыпи над уровнем современной дневной поверхности около 70 см. До раскопок курган представлял собой округлое гладкое возвышение — каменную наброску из мелкого руслового галечника и кусков плитняка. Большие камни находились только в центральной части, где от проседания грунта над могилой образовалась неглубокая яма диаметром около 3 м. Полы кургана сильно задернованы (рис. 7). Насыпь разбиралась вручную, по двум секторам. Контрольная бровка А — Б ориентирована по направлению север — юг. Сначала по всей площади кургана был снят дёрн и обнажены три ряда больших камней, врытых в погребённую почву по периметру насыпи (причём в некоторых местах встречались упавшие плиты) (рис. 8) и укреплённых мелкими камнями. Под галечником и мелкими камнями в насыпи оказались большие валуны, из которых и был сложен курган. Выкид из могильной ямы находился главным образом в западной части сооружения. Он был невелик, так как большую часть грунта засыпали в яму. Этим
|
|
Рис. 6.
|
Рис. 7.
|
отчасти объясняется небольшая высота кургана (см. рис. 8, 9). В западном секторе между камнями, составлявшими кольцо вокруг насыпи, найдена часть бронзовых удил хорошей сохранности. В центре кургана было впущено погребение (на глубину 24 см от нулевой отметки). Для этого были разобраны камни насыпи и в образовавшуюся каменную узкую яму положен умерший. Он лежал вытянуто на спине, головой на запад, руки согнуты в локтях, кисти сложены в районе таза, череп раздавлен (рис. 10). Справа у пояса находились одни железные кольчатые удила и два наконечника стрел (двухлопастный плоский с длинным насадом и бронебойный). В районе стоп обнаружены железный крючок и несколько костей барана. В заполнении найдена маленькая железная пряжка (рис. 11). Погребение было засыпано камнями. По комплексу вещей оно датируется XIV в. н.э.
Могильная яма основного погребения расположена в центре кургана под насыпью. Она имела почти правильную четырёхугольную форму и ориентирована по линии северо-восток — юго-запад. Её размеры 4,80×4,75 м. Северо-восточная
Рис. 8. План кург. 1 могильника Ак-Алаха I после снятия каменной наброски. В центре — могильная яма. а — камни, б — могильная яма, в — впускное погребение,
(Открыть Рис. 8 в новом окне)
Рис. 9. Стратиграфия кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
а — камни. б — брёвна срубов и перекрытий, в — мёрзлый грунт, г — лёд, д — конские погребения, е — колоды, ж — погребённая почва, з — почвенный слой, и — материк.
(Открыть Рис. 9 в новом окне)
часть ямы была заполнена крупными камнями до самых погребений на глубину 2,60 м (рис. 12). В остальной части сначала шла засыпка, представлявшая собой выкид из могилы (аллювий), и только на глубине примерно 1 м стали появляться отдельные крупные камни. Мерзлотный слой находился примерно в 50 см от уровня материка. Мёрзлый грунт выбирался по мере его естественного оттаивания. Поскольку яма была сравнительно неглубокой (290 см), процесс оттаивания шел довольно быстро. К сожалению, орудий, с помощью которых была выкопана могильная яма, найти не удалось; исключение составляет толстая палка со сработанным концом, которая могла использоваться для рыхления грунта (такие же орудия найдены в Пазырыкских курганах). Палка обнаружена под полом погребальной камеры, на дне.
Стенки могильной ямы почти с самого верха укреплены тонкими плахами, почти досками, на девять венцов вниз (см. рис. 12). Длина плах около 4,60 см и толщина около 9 см. Стенки в аллювии сохранялись пока были промёрзшими, при оттаивании они осыпались. Столкнувшись с этой проблемой, мы были вынуждены укрепить осыпающиеся стенки ямы железными листами.
|
|
Рис. 10.
|
Рис. 11.
|
На глубине 180 см от уровня материка на дне ямы оказался лиственничный сруб размерами 4×4,10×1 м. Он был сложен из неошкуренных брёвен, в которых сделаны специальные пазы, и состоял из семи венцов (см. рис. 12), диаметр брёвен 16-20 см. Сруб перекрыт брёвнами от разобранного многоугольного жилища: брёвна, будучи короткими, были положены по два в длину, пазы на концах брёвен сделаны под углом и никак не связаны с конструкцией погребальной камеры. Всего оказалось 38 брёвен диаметром 15-20 см. В промежутках между бревнами лежали толстые жерди с сучками (рис. 13). Ни в одном из известных пазырыкских курганов брёвна жилищ не использовались для перекрытий срубов.
Факт использования дерева уже готового строения может быть истолкован как забота о последующей жизни в потустороннем мире: мужчине и женщине, похороненным в кургане, как и в их земной жизни, необходимы жилища.
Деревянное перекрытие отсутствовало в северовосточной части ямы, там находились большие камни. Они забутовывали конские погребения, которые, как и в 1, 4 и 5-м Пазырыкских курганах, располагались на дне могильной ямы, но в исследуемом нами погребении кони лежали внутри внешнего сруба. Размеры отсека для коней
|
|
Рис. 12.
|
Рис. 13.
|
3,70×0,90 м. Всего было захоронено девять лошадей, что соответствует количеству зафиксированных черепов животных (рис. 14). Полные скелеты не сохранились. Осталась шерсть, найдено восемь заплетённых хвостов. Наиболее хорошо сохранившийся череп коня обнаружен в восточном углу ямы, он был засунут между стенками камеры и сруба, вмерзшим. На нём осталась рыжая шерсть. Конь был убит чеканом, отверстие от удара которого находится на теменной части. Уложить девять коней в столь узком пространстве было довольно сложно, поэтому их сложили в два яруса, семь головами на запад, два — на восток. Трупы оказались буквально втиснутыми в яму. Они лежали непосредственно на каменном грунте и были засыпаны камнями и утрамбованы в пласт толщиной примерно до 0,74 м. По срезу лошадиных зубов методом Г.А. Клевезаль (см. [1988]) И.Е. Гребневым установлено, что захоронение в кургане произведено весной. Может быть, именно поэтому совершенно не сохранились кожаные изделия, а также трупы лошадей и людей: за лето всё исчезло в процессе активного разложения.
Рис. 14.
План погребения коней.
а — черепа лошадей, б — деревянные щиты, в — сёдла.
(Открыть Рис. 14 в новом окне)
Кони захоронены с упряжью и другим снаряжением. Четверо были взнузданы с железными удилами в зубах. Найдено семь полных наборов украшений конской упряжи, пять из них были на мордах коней, остальные, вероятно, просто сложены рядом с лошадью. Упряжь представлена только деревянными изделиями: круглыми налобными бляхами, простыми и со вставными головками грифонами, фигурками гусей с выпуклыми головками и грифонов самых разнообразных типов, пальметками, S-образными псалиями с грифоньими головками и др. Вместе с конями обнаружены три небольших деревянных щита, вероятно, притороченных, как в 1, 2 и 4-м Пазырыкских курганах, к сёдлам (см. рис. 14). Сёдла такой же конструкции, как и найденные в больших Пазырыкских курганах [Руденко, 1952, с. 125, 126]: сшитые вместе две подушки, набитые травой и шерстью, но худшей сохранности. Удалось снять части сёдел, лежавших на спинах лошадей, — сохранившие форму остатки спрессованной травяной набивки подушек и все войлочные детали, включая украшенные аппликациями покрытия сёдел. Сохранились также деревянные дужки, укреплявшие седельные луки, как в 3 и 5-м Пазырыкских и Башадарских курганах. На покрытиях сёдел были прикреплены войлочные фигуры рыб и волков, которые удалось снять целиком или фрагментарно.
После снятия перекрытия обнажился второй, внутренний, сруб, занимавший юго-западную часть камеры. Его размеры 2,40×3,20 м (рис. 15). Верхняя часть сруба в четыре слоя сплошь покрыта листами берёсты. Края некоторых берестяных листов были аккуратно подогнуты. Это покрытие частично распространялось и на внешние стены сруба. Оно вмерзло в брёвна крыши.
Погребальная камера сложена из пяти венцов неошкуренных лиственничных брёвен диаметром в среднем 15-20 см, её общая высота составляла 0,70 см. Перекрытие состояло из 14 плотно подогнанных брёвен длиной 3,3 м, диаметром 16-22 см (см. рис. 15), пол — из 13 плах, гладко обработанных только с внутренней стороны (рис. 16). В западной и восточной стенках сруба внизу лежали не брёвна, а аккуратно затёсанные лиственничные плахи, в них сделаны специальные ступеньки, на которые были положены подрубленные концы досок пола. Точно так же были устроены настилы в нескольких срубах могильников пазырыкской культуры Юстыд XII и Уландрык [Кубарев, 1991, с. 28]. В южной стенке, внизу, лежала четырёхугольная в разрезе плаха (рис. 17). В этой части ямы, между внутренним и внешним срубами, было вкопано вертикально почти по углам два коротких бревна высотой 1,20 м, диаметром 20 см (рис. 17). Они должны были, вероятно, поддерживать часть первого перекрытия, брёвна которого завалились между стенками двух срубов.
Вся камера оказалась заполненной льдом. В её южной части вплотную друг к другу и к стенкам сруба стояли две лиственничные колоды, закрытые крышками (рис. 18). Длина первой 2,70 м, второй — 2,60 м. По размерам они близки колодам из 4-го Пазырыкского кургана — 3 и 2,5 м. Колоды оказались плотно забитыми деревянными клиньями, для которых были сделаны специальные отверстия: в первой колоде — пять в головах и одно в ногах, во второй — по одному. На крышке второй колоды имелись ручки. Под действием льда колоды слегка деформировались, появились трещины. Но первоначально они были сделаны без дефектов, очень тщательно, красиво и с большим мастерством. Нужно учитывать, что изготовление колод из лиственниц — очень трудное дело. Даже в так называемых царских, 1, 2 и 5-м, Пазырыкских курганах на крышках колод были трещины и надломы, образовавшиеся в процессе изготовления, остались следы починки [Руденко, 1953, с. 44].
В свободной, северной, части погребальной камеры находилась сопровождающая погребённых пища (см. рис. 18). В восточном углу стояли два сделанных довольно небрежно глиняных плоскодонных кувшина, два деревянных блюда на гладких коротких ножках, два круглодонных деревянных сосуда и два сосуда из рогового чехла какого-то животного (после оттаивания они распались на мелкие кусочки). На блюдах лежали кости курдючной части барана и кости лошади. Колоды были заполнены льдом.
Погребение 1. В большой колоде, стоявшей у южной стенки, был похоронен мужчина 45-50 лет европеоидного типа (рис. 19, 2). Он лежал вытянуто на правом боку, руки согнуты в локтях, головой на северо-восток. Под головой погребённого находилась деревянная «подушка» в виде валика с плоским основанием. Её размеры
|
|
Рис. 15.
|
Рис. 16.
|
Рис. 17.
План южной стенки погребальной камеры.
а — неошкуренные брёвна внешнего сруба, б — бревно внутреннего сруба, в — завалившиеся брёвна первого перекрытия, г — вертикально врытые столбы.
(Открыть Рис. 17 в новом окне)
48×23 см, высота 8,5 см, это одна из самых больших «подушек» из всех известных. Деревянные «подушки» найдены в 1-5-м Пазырыкских [Там же, с. 86-88] и в 1-м Туэктинском курганах, их форма и размеры варьируют. На одной из «подушек» (из 2-го Пазырыкского кургана) имелся специальный чехол-наволочка из кожи и меха. Наиболее древнее из найденных в пазырыкских курганах изголовье (1-й Туэктинский курган) отличается интересной формой: оно с вырезами для головного убора или причёски [Руденко, 1960, с. 114, рис. 65]. Пазырыкские деревянные изголовья, упростившись за период с VI в. до н.э. до III в. до н.э., по-прежнему использовались для сохранения сложных головных уборов с навершиями. Известные в древних культурах Египта, Японии и Китая деревянные или каменные валики-изголовья также предназначались главным образом для сохранения сложных причёсок с украшениями [Кес, 1981, с. 25, 41; Ли Цин-Чжао, 1974, с. 44, 88]. В кург. 1 могильника Ак-Алаха I на черепе, деревянной «подушке» и на площадке за ней находились части войлочного головного убора с деревянными, обклеенными золотой фольгой фигурками оленя и коней. Навершием служило стилизованное изображение птичьей головы, в макушку которой в специальный паз крепилась фигурка коня. Войлочный шлем украшен вырезанными из золотой фольги стилизованными фигурками птиц и спиральным орнаментом. На шее мужчины была сложносоставная гривна. Передняя часть гривны — вырезанные из дерева фигурки барсов, в отверстие между раскрытыми пастями которых вставлена объемная головка оленя. Эта часть гривны покрыта золотой фольгой. В ухе была серьга-лепесток, к деревянной основе которой приклеена золотая фольга. У шеи найдено 14 шерстяных витых шнурков красного цвета, на их концах имелись «балабошки», нанизанные на нитку по семь штук. Сохранились войлочные части верхней одежды с аппликацией и мех. На поясе — две парные деревянные пряжки, покрытые золотой фольгой, с изображением барсов и ещё несколько меньших по размеру пряжек с резным орнаментом в золотой фольге, а также деревянный гребень и пуговица. Вдоль костей правой ноги боевым концом вверх лежал железный чекан с длинной деревянной ручкой и железным втоком. На правом бедре был железный кинжал в деревянных ножнах очень плохой сохранности, а вдоль левого бедра — деревянная часть несохранившегося колчана. Рядом найдены пять костяных наконечников стрел с древками, а также части сложносоставного лука. На погребённом были красные длинные штаны из плотной шерстяной ткани, состоящие из шести деталей, войлочная обувь, отделанная сверху мехом и широкой красной тесьмой.
Погребение 2. Во второй, меньшей, колоде на правом боку лежала девушка европеоидного типа 16 лет вытянуто, головой на северо-восток (рис. 19, 2 [д.б.: 1]). Вероятно, в результате неоднократного оттаивания положенная под её голову деревянная «подушка» (по размерам она значительно меньше, чем «подушка» из мужского погребения: 35×19,5 см, высота 7 см) несколько сместилась. Она довольно плоская, с мягко закруглёнными углами. Войлочная часть головного убора не сохранилась, однако, судя по составным частям (навершие в виде головы птицы в золотой фольге, фигурки оленя и коней (см. рис. 19, 2 [д.б.: 1])), он был таким же, как и убор, найденный в мужском погребении. На шее погребённой была сложносоставная гривна, её лицевая деревянная часть украшена деревянными изображениями двух волков, покрытых золотой фольгой, а задняя бронзо-
вая часть была зашита в кожаный чехол. В районе грудной клетки найдено пять красных шнурков с «балабошками», такие же, как в мужском погребении, но меньших размеров. В области таза — россыпь раковин каури (34 экз.) и две деревянные пуговицы: круглая и прямоугольная. Вдоль костей правой ноги лежал железный чекан на деревянной ручке. У пояса находились круглое бронзовое зеркало с петелькой в кожаном футляре и кожаная сумочка. На правом бедре обнаружен железный кинжал в деревянных ножнах очень плохой сохранности с остатками кожаных ремней. Вдоль левого бедра лежала деревянная основа колчана. На ней были вырезаны сцены «терзания» кабанов барсами. Рядом найдено семь костяных наконечников стрел, древки от них и части сложносоставного лука. Женщина была одета в штаны из красной грубой ткани; их остатки найдены в районе таза и костей ног. Две деревянные пряжки с обкладкой из золотой фольги лежали в районе пояса, там же найдено круглое железное изделие, инкрустированное золотом. Сохранились меховые и войлочные фрагменты одежды и обуви.
Погребальный инвентарь. Курган 1 могильника Ак-Алаха I, пожалуй, первый в истории изучения пазырыкской культуры, в котором представлен почти весь погребальный инвентарь знатных умерших, находившийся в основном в тех же местах, где он и был положен первоначально.
Набор предметов вооружения, включающий лук, стрелы, деревянные части от колчанов, кинжалы, чеканы, был одинаковым в мужском и женском погребениях. От луков, лежавших слева от погребённых, сохранились лишь некоторые
|
|
Рис. 18.
|
Рис. 19.
|
Рис. 20.
Костяные наконечники стрел (1-5), деревянная бляха для крепления колчана к поясу (6) и части древков (7) из погр. 1 кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
(Открыть Рис. 20 в новом окне)
деревянные детали, позволяющие говорить, что они были сложносоставными, полностью деревянными и не отличались от известных по рядовым пазырыкским погребениям могильников Уландрык, Юстыд, Барбургазы [Кубарев, 1987, с. 69; 1991, с. 83; 1992, с. 69-71]. Их расположение в одном месте с деталями колчана может свидетельствовать в пользу предположения В.Д. Кубарева о том, что лук помещался в колчан вместе со стрелами.
Наконечников стрел найдено немного — пять в одном и семь в другом. Все они костяные, однотипные — черешковые, трёхгранные, длиной от 5 до 6,5 см (рис. 20, 1). Древки стрел сохранились лишь частично, главным образом нижние части с арочным вырезом для тетивы. На некоторых из них остались метки в виде белых полосок, сгруппированных по три (рис. 20, 2). Таким образом, находки из кург. 1 могильника Ак-Алаха I подтвердили одну закономерность, выделенную для пазырыкских погребений Алтая: немногочисленные (до 10 экз.) костяные наконечники стрел преобладали над бронзовыми (см., напр., [Кубарев, 1992, с. 76-77; Кочеев, 1987, с. 57]).
В погребениях из кург. 1 могильника Ак-Алаха I, как в 1-м Туэктинском кургане, колчаны, вероятно, были кожаными. От них сохранились только деревянные пластины-каркасы. К ним через специальные отверстия пришивали кожаный чехол и деревянные бляхи в форме усечённого конуса со сквозным отверстием в центре, с помощью которых колчан крепили к поясу (рис. 20, 3).
Деревянная часть колчана из женского погребения представляет собой уникальное художественное произведение (рис. 21). В погребениях пазырыкских культур известно довольно много таких дощечек, являвшихся основой лёгкого расходного колчана. Они стандартны по форме и лишь немного варьируются по размерам (от 56 до 74 см) [Кубарев, 1987, с. 72 ]. Длина основы колчана из женского погребения кург. 1 могильника Ак-Алаха I 64 см, т.е. на 8 см короче, чем из мужского. Резные изображения имеются только на деревянных пластинах колчана из 1-го Туэктинского кургана и из рассматриваемого памятника. На туэктинской находке имеется тонкий растительный орнамент красного цвета [Руденко, 1960, с. 123, табл. X, 1-3; CXXVII, 3]. Изделие из кург. 1 могильника Ак-Алаха I также со следами красной краски, на нём искусно прорезана сцена «терзания», являющаяся центром композиции, которую венчают с одного конца — головка орла (рис. 22), с другого — кабана (рис. 23). Заданная форма изделия, определяемая функционально,
Рис. 21. Деревянная основа колчана из женского погребения кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
(Открыть Рис. 21 в новом окне)
Рис. 22. Голова орла — деталь деревянной основы колчана из женского погребения.
(Открыть Рис. 22 в новом окне)
диктовала и построение всей композиции, в центре которой находится фигура кабана, по обе стороны от него симметрично расположены набросившиеся на него барсы с очень крупными головами (рис. 24). Они изображены с раскрытыми пастями, поджатыми лапами. На правой фигуре задняя лапа (а у барсов их изображено по две) вообще не проработана. На лапах показаны когти, в раскрытых пастях — клыки. Уши круглые, хвосты поджатые. Вся сцена выглядит довольно мирной: кабан представляется воплощением спокойного упрямства, и растерзать его, очевидно, не так просто. Это изображение не имеет прямых аналогов в искусстве пазырыкской культуры, как, впрочем, и в скифском искусстве в целом. Отметим, что экстерьер изображённого животного, в частности его прямая спина без рельефно выделенного столь характерного для кабана загривка, задан, как отмечалось, формой изделия. Кабан выглядит очень мощным, сильным животным, его четыре толстые ноги с рельефными полосками создают впечатление устойчивости и несокрушимости. Достаточно реалистично передана удлиненная морда с огромным клыком, слегка заострённое ухо. Интересно показана шерсть на загривке; она напоминает длинную лошадиную гриву. Такими же параллельными линиями выде-
Рис. 23. Кабан — деталь резьбы на деревянной основе колчана из женского погребения.
(Открыть Рис. 23 в новом окне)
Рис. 24. Барс — деталь резного украшения деревянной основы колчана из женского погребения.
(Открыть Рис. 24 в новом окне)
лена «чёлка». Небольшой хвост закрыт мордой барса (см. рис. 21).
На пластине представлена распространённая в скифском искусстве сцена «терзания» хищниками травоядного, однако последний выглядит не совсем обычно: кабан занимает промежуточное положение [Переводчикова, 1986, с. 12], сочетает в себе признаки не только травоядного, но и хищника, и исход изображённой борьбы не предрешён. Мастер ввёл в композицию ещё одного агрессивно оскалившегося кабана с головой, повёрнутой назад, к барсу. Туловище животного изображено неполностью, частично оно закрыто кожаной частью колчана. В повороте головы чувствуется экспрессия, зверь готов к бою. Изображена борьба равных. Голова орла, вписанная в острый конец пластины, удачно завершает композицию.
Кабан — довольно редкий персонаж в искусстве пазырыкцев, хотя, конечно, это животное они знали и охотились на него. Кабаньи клыки, а также их имитация из дерева были очень распространённым, массовым, украшением конской упряжи, которое появилось ещё в раннескифское время. В кург. 1 могильника Ак-Алаха I насчитывается больше 60 таких украшений. Охота на кабанов носила, возможно, спортивный, состязательный характер и считалась боевой забавой, позволявшей показать доблесть, смелость, силу. Сцены охоты запечатлены на нескольких замечательных произведениях скифской золотой торевтики, найденных в Сибири: на двух парных пластинах «Охота на кабана» из Петровской коллекции [Руденко, 1962б, с. 15, табл. I, 5; IV, 5; XXIV, 4], навершиях кинжала из Балгазына (Тува) [Грач, 1980, рис. 117] и железного кинжала из долины Ачик (Юго-Западный Горный Алтай) [Суразаков, 1979, с. 265-269, рис. 1, 2]. Во всех сценах с охотниками кабан показан агрессивным, он в нападении, и исход борьбы неясен. Поразить кабана можно было только кинжалом или копьём, что требовало немалого мужества, физической силы и умения. Действительно, это были «богатырские» игры, так как грудь, шея и бока животного были защищены так называемым калканом — очень крепким кожным образованием [Ермолов, 1980, с. 159-160]. Два резных изображения кабанов на Башадарской колоде, хотя стилистически несколько отличаются от ак-алахинских фигурок, передают тот же образ агрессивного, несдающегося животного. На крышке колоды они запечатлены в нижнем ряду вместе с копытными, которых «терзают» изображённые в верхнем ряду тигры [Руденко, 1960, рис. 21, 27]. Покорности лосей и баранов в кабанах нет, наоборот, как пишет С.И. Руденко, один из кабанов «выполнен в позе напряжённо сжавшегося, ощетинившегося животного, приготовившегося к прыжку» [Там же, с. 50 ]. Кабан на ак-алахинской пластине при сходстве в передаче морды, ушей, ног с животным на башадарском резном изображении позой и экстерьером напоминает кабана на серебряном зеркале из Келермеса (VII-VI вв. до н.э.) [Максимова, 1954, с. 298; Кузнецова, 1991, с. 39-40]. Изображение кабана в сцене «терзания» на пластине принадлежит к оригинальным образцам пазырыкского искусства. Все изделие — это часть парадного вооружения воина.
Чекан сохранился неплохо в женском погребении. Длина его овальной в разрезе деревянной рукояти вместе с насаженным втоком составляет 65 см. На одной из сторон нижней части рукояти нанесён резной орнамент — косая сетка (рис. 25). Вток и чекан железные, плохой сохранности. В погребальном инвентаре пазырыкцев чеканы обычно отлитые из бронзы и являются уменьшенной копией настоящего. В кург. 1 могильника Ак-Алаха I с погребёнными были положены, вероятно, настоящие чеканы, о чём можно судить не столько по размерам изделий, в общем-то небольшим, сколько по тщательности изготовления — оружие пригодно для использования. Так, по наблюдению В.Д. Кубарева, у копий чеканов рукоять обычно круглая в разрезе, неудобная для использования, а у настоящего оружия овальная или сведённая на угол. Чекан крепился на правом боку, боевой частью у пояса, рукоятью вниз. Он являлся атрибутом пазырыкского воина, применявшего это грозное оружие не только в бою, но и при ритуальных убийствах коней, а возможно, и людей.
Железные кинжалы в деревянных ножнах лежали справа от погребённого, вдоль бедренных костей. Как установлено В.Д. Кубаревым [1987, с. 60-65], эти кинжалы с помощью специальных ремешков крепили к ноге. Такой способ ношения был удобен именно для воинов-всадников. Деревянные ножны двойные, что очень редко бывает в погребальном инвентаре пазырыкцев, самых простых форм. В мужском погребении представлены ножны с округлым расширенным нижним краем общей длиной 20 см. В женском погребении ножны с заострённым концом, ровно срезанным верхним краем, внутри сделаны выемки длиной 19,5 см в форме клинка (рис. 26). Сами железные кинжалы сохранились очень плохо, и форму руко-
Рис. 25.
|
яти установить невозможно. По мнению В.Д. Кубарева, все кинжалы до 22,5 см длиной — уменьшенные копии, причем длина 19,5 см — своего рода стандарт, только в могильнике Уландрык было найдено пять кинжалов таких размеров [Там же, с. 56]. В рядовых погребениях населения Алтая деревянные ножны имеют, как правило, по две пары округлых выступов, имитирующих концы охватывающих обойм. У ножен из кург. 1 могильника Ак-Алаха I обоймы настоящие, кожаные. Они частично сохранились в женском погребении. Скорее всего, и здесь мы имеем дело не с вотивными предметами, а с настоящим боевым оружием.
Защитное вооружение пазырыкских всадников представлено преимущественно щитами. Они сохранились в неограбленных «конских» отсеках притороченными к сёдлам. Пока известно два вида щитов, различающихся по материалу: кожаные со вставленными деревянными палочками и деревянные. Впервые деревянный щит был найден в 1-м Туэктинском кургане. В связи с этим С.И. Руденко отмечал: «... деревянный щит, сделанный наподобие кожаных с палочками, не оставляет никаких сомнений в том, что для горноалтайцев были характерны кожаные щиты, а не деревянные» [1960, с. 111, табл. XI, 4]. В последние годы найдено ещё три целых деревянных щита (могильник Ак-Алаха I) и два во фрагментах (могильники Ташанта и Бертек). Эти находки позволяют вернуться к вопросу об их назначении.
Из трёх щитов из кург. 1 могильника Ак-Алаха I один представляет собой деревянную копию щита из палочек и кожи и аналогичен обнаруженным в погребениях могильников Ташанта [Кубарев, 1987, с. 75, рис. 26, 1] и Туэкта. Его размеры 27,5×38 см. Внутренняя сторона щита гладкая, внешняя представляет собой имитацию ряда из 28 палочек, окаймлённых по всему периметру гладким бортиком шириной в верхней и нижней частях 1 см, по бокам — 2,5 см.
Два других щита, как и щит из Бертека, — оригинальные изделия. На их внешней стороне вырезаны вписанные друг в друга треугольники, вершины которых сходятся в центре (рис. 27). Этот орнамент копирует рисунок раскраски кожаных щитов, а не их конструкцию. Кое-где между резными полосами сохранились следы красной краски. Размеры щитов 28,5×37,5 см при высоте бортиков 3,6 см и 1,8 см; 24,5×35,5 см при высоте бортиков 5,6 и 2 см (это самый маленький из известных). Во всех трёх щитах в центре проделано равное отверстие, которое служило для крепления ременной ручки. Эти щиты можно отнести к малым. Щиты больших размеров обнаружены, например, в Туэкте (42×50 см), Ташанте (44×35 см). В Пазырыкских курганах вместе с малыми кожаными щитами найдены и большие (53×69 см). В Уландрыкском могильнике В.Д. Кубарев обнаружил щит размерами 82×36 см, на нём лежал погребённый [1987, с. 74, рис. 26, 2, табл. XI]. По мнению В.Д. Кубарева, все малые, а также деревянные щиты были изготовлены только для погребений.
Малые размеры щитов, а также их материал (дерево) вряд ли могут являться доказательством их вотивности. М.В. Горелик связывает размеры пазырыкских щитов с их назначением. Он пишет: «... все они небольшие, многие даже маленькие, что позволяет их использовать как пешему, так и конному воину» [1987, с. 126]. Аналоги алтайским щитам М.В. Горелик находит на ассирийских изображениях IX-VII вв. до н.э. [Там же, с. 26]. Судя по торевтике (например, золотому гребню из Солохи), небольшие щиты были в этот период на вооружении у скифов. Щиты, аналогичные пазырыкским, изображены на некоторых оленных камнях в Западной Монголии [Новгородова, 1989, с. 197]. Среди восточных аналогов Э.А. Новгородова называет китайские щиты эпохи Чжоу, щиты на ханьских барельефах, на танских изображениях пеших воинов и на рисунках позднего средневековья [Там же, с. 221].
Большой щит (82×36 см), фрагменты которого были обнаружены В.Д. Кубаревым в погр. 5 могильника Уландрык I, являлся, видимо, предметом защитного вооружения пешего воина. Среди сакских находок известен пока один похожий прямоугольный щит размерами 140×50 см из могильника Памирская I (Восточный Памир). М.В. Горелик считает возможным отнести его к так называемым щитам сакос, ко-
Рис. 28.
Деревянная часть гривны из мужского погребения кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
(Открыть Рис. 28 в новом окне)
[повторена часть фразы с предыд. стр.: ный Памир). М.В. Горелик считает возможным отнести его к так называемым щитам сакос, ко]
торые античные авторы отмечали у саков, и предполагает, что такой щит мог использоваться пешим воином [1987, с. 26]. Щиты крупных размеров были у ахеменидских пехотинцев. Вероятно, у пазырыкцев были пешие воины, если учесть, что они имели капитальные бревенчатые постройки, возможно, небольшие посёлки, которые приходилось защищать. Эта категория воинов была необходима при оборонительных военных действиях. Скорее всего, к ней принадлежала часть населения, не участвовавшая в сезонных перекочёвках, не имевшая собственного скота. Может быть, в этих поселках жили резчики по дереву и кости, кузнецы, мастера, изготовлявшие конскую упряжь. Использование деревянных щитов как защитного вооружения известно, например, у кельтов. Образец такого большого овального щита, сделанного из разных пород дерева и оббитого войлоком, найден в Фаюме [Пругло, 1966, с. 211], его изображения часто встречаются на терракотах из мастерских Боспора «как некая эмблема, характеризующая воина» [Там же, с. 208]. Деревянные щиты были на вооружении и у сюнну. Ханьский сановник Чао-Цо, подчеркивая достоинства китайского оружия, отмечал, «что кожаные латы и деревянные щиты сюнну не выдерживали удара стрел, выпущенных арбалетом» [Крюков, Переломов, Софронов и др., 1983, с. 107-108]. Эти примеры можно продолжить.
Представляется вполне вероятным использование пазырыкцами в качестве защитного вооружения малых деревянных щитов и деревянных поножей, известных по материалам 1-го Туэктинского кургана. Деревянные поножи М.В. Горелик считает локальным сакским, точнее пазырыкским, изобретением [1987, с. 26]. Отметим, что, судя по письменным источникам, конные воины динлинов также защищали руки и ноги деревянными «щитиками» [Бичурин, 1950, с. 352].
Рассмотренные деревянные щиты — вероятно, пазырыкский вариант изделий этой категории. Широкое использование пазырыкцами дерева при изготовлении самых разнообразных вещей объясняется наличием в этих местах лиственницы и кедра, имеющих особо качественную древесину. Деревянные щиты малых размеров являются вполне функциональными. Совместное нахождение таких щитов со щитами из кожи и палочек в 1-м Туэктинском кургане свидетельствует об их сосуществовании и одинаковом использовании.
Из украшений на погребённых были надеты гривны, серьги, пояса с пряжками. Кроме того, рядом с мужчиной был найден деревянный гребень, а около женщины — бронзовое зеркало. Гривны одинаковы по конструкции: бронзовый лист согнут в трубочку, обклеенную золотой фольгой, передняя часть гривны вырезана из дерева и также покрыта золотой фольгой. Её концы вставлялись в металлическую основу. На деревянной части гривны из мужского погребения изображены два идущих навстречу барса с раскрытыми пастями, между которыми в специальное отверстие была вставлена объёмная головка оленя. Под ней, у ног хищников, рельефно вырезана анфас морда зверя из семейства кошачьих с острыми ушами (рис. 28). Барсы изображены на четырех полусогнутых когтистых лапах. У левого хищника ухо заострённое, у правого — округлое. Следует отметить, что такие же отличия имеются на идентичных изображениях барсов на деревянных поясных пряжках из мужского погребения. На гривнах на опущенных вниз хвостах нанесены полукруглые полоски, а слегка отогнутые концы переданы «листиком».
На гривне из женского погребения вырезаны, вероятно, волки. Лицевая часть очень плохой сохранности, поэтому можно привести изображение только правой фигуры (рис. 29, 1). Зверь запечатлён с выгнутой спиной, длинным висящим хвостом. Тупая оскаленная морда, два ряда зубов, немного задранный кончик носа, острое, торчащее вверх ухо, втянутый живот соответствуют иконографии волка в пазырыкском искусстве. Показаны
Рис. 29.
Реконструкция гривны (1) и деревянная серьга, покрытая золотой фольгой (2), из женского погребения кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
(Открыть Рис. 29 в новом окне)
только две лапы с выделенными большими загнутыми когтями. Это изображение волка несколько примитивное и отличается от известных образцов пазырыкского искусства тем, что зверь запечатлен стоящим, а не «припавшим к земле».
Эти гривны стилистически близки известным по уландрыкским и юстыдским курганам: то же деревянное резное оформление центральной части, тот же принцип противопоставления двух хищников (волков или барсов) с раскрытыми пастями. Использование в украшении гривны приставной головки (столь характерный для пазырыкского искусства приём) известно по гривне с изображениями двух повёрнутых друг к другу львиных грифонов из 2-го Пазырыкского кургана [Руденко, 1961, с. 51, рис. 47]. Пазырыкские гривны из рядовых курганов, композиционно идентичны некоторым золотым украшениям из Сибирской коллекции Петра I, в оформлении которых присутствует мотив противопоставления двух хищников [Артамонов, 1973, рис. 218-224 и др.]. Некоторые из этих гривн, как и ак-алахинские, сделаны из трубок [Там же, с. 168-169].
Рис. 30.
Бронзовое зеркало (1) и кожаная аппликация (2) на сумочке, в которой оно находилось.
(Открыть Рис. 30 в новом окне)
Гривны, как стало известно, входили в погребальную атрибутику носителей пазырыкской культуры. В рядовых захоронениях вместо настоящих бронзовых гривн представлены их модели, сделанные из тальниковых прутьев [Кубарев, 1991, с. 125]. В кург. 1 могильника Ак-Алаха I найдена настоящая гривна, которую, возможно, носили при жизни. По одной оригинальной одинаковой серьге лежало с правой стороны черепа каждого погребённого. Серьги сделаны из дерева в виде лепестка, обклеенного золотой фольгой, с продетым через дырочку колечком из золотой проволоки. По наблюдениям В.Д. Кубарева, сделанным на основании большого материала рядовых пазырыкских могильников Юго-Восточного Алтая, носить серьгу в правом ухе было принято у мужчин именно этого района Горного Алтая [1987, с. 122]. Любопытно, что две пары одинаковой формы серёг с золотыми лепестками-подвесками были найдены в кург. IV памятника Юстыд XII, в погребениях женщины и девочки (матери и дочери?) [Кубарев, 1991, с. 131-132, рис. 34]. Вероятно, одинаковые серьги какой-то особой формы в пазырыкских курганах принадлежали тем, кто был связан родственными узами.
Бронзовое зеркало диаметром 6,5 см так называемой медалевидной формы с каплевидной петлёй было обнаружено в женском погребении (рис. 30, 1). Оно находилось у пояса в кожаной сумочке, украшенной аппликацией стилизованного изображения птицы (рис. 30, 2). Полная информация о зеркалах и их моделях, найденных в погребениях рядовых пазырыкцев Горного Алтая, а также аналоги им приведены В.Д. Кубаревым [Там же, с. 98-106 и др.]. Чтобы не повторяться, отметим лишь, что в настоящее время представляется доказанным центрально-азиатское происхождение миниатюрных зеркал этого типа, носящих культовый характер (см., напр.,
Рис. 31.
Деревянный гребень из мужского погребения кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
(Открыть Рис. 31 в новом окне)
[Варёнов, 1985, с. 54-55]). Время их бытования — от V до II вв. до н.э.
Очень интересны данные, приводимые Д.С. Раевским, о том, что в широком ареале у родственных индоиранских народов союз жениха и невесты скреплялся посредством зеркала: «они смотрятся в него либо одновременно, либо по очереди, но в одно и то же зеркало; или же, наконец, невеста глядится в зеркало, принадлежащее жениху» [1977, с. 98]. Таким образом, зеркала (или их модели), возможно, связаны с одним из главных событий в жизни человека — брачным обрядом, это может быть одной из причин их постоянного присутствия в мужских, а также женских погребениях скифо-сарматского времени в центрально-азиатском регионе.
В погребении мужчины у пояса был найден изящный, тонкой работы деревянный гребень с основанием, оформленным в виде четырёх фестонов (рис. 31). Роговые и деревянные гребни известны по находкам в рядовых пазырыкских погребениях (см. сводку [Кубарев, 1991, с. 95, рис. 24, 1-4]) и во 2-м Пазырыкском кургане [Руденко, 1953, с. 131, рис. 77]. Они имеют широкий круг аналогов в культурах Тувы, один гребень был найден в Улангомском могильнике в Западной Монголии, многочисленные находки костяных гребней происходят из тагарских могильников. Вещи этой категории также, вероятно, имеют местное, центрально-азиатское, происхождение и ведут начало от гребней карасукской культуры (см. [Кубарев, 1991, с. 96-97]). Похожие деревянные гребни, различающиеся по частоте зубьев, — частая находка в ханьских погребениях Китая (см. [Чуские могилы..., 1984, с. 184]). И гребни, и зеркала, найденные в погребениях, не были только утилитарно используемыми предметами, они считались обладающими магической силой. Так, в фольклоре угорских народов расчёсывание лесной богиней волос гребнем символизирует изобилие зверей и рыб: «как одну сторону гребнем чесанёт — белки бегут, другую чесанёт — соболи валятся» [Полосьмак, 1991, с. 38]. Семь гребней было традиционным атрибутом тюркской богини-матери Умай [Сагалаев, 1991, с. 63]. В.Д. Кубаревым в Кош-Агачском районе республики Алтай у радоновых источников обнаружены десятки гребней, оставленных с целью избавления от болезней [Кубарев, 1991, с. 166]. В Древней Руси (XI-XIII вв.) бронзовые модели гребешков часто входили в комплекс подвесных оберегов. «Включение изображения гребня в состав оберегов вполне естественно, — пишет Б.А. Рыбаков, — так как этот предмет прямо связан с гигиеной, а следовательно, со здоровьем и жизнью человека» [1987, с. 544]. Оформление края ак-алахинского гребня в виде фестонов по аналогии с древнерусскими гребнями может трактоваться как идеограмма воды.
Раковины каури (34 экз.) найдены только в женском погребении. Все они с обрезанной выпуклой частью. Раковины концентрировались в районе пояса и могли служить его нашивными украшениями, как, например, на поясах скифского времени из погребений Тувы и степного Алтая [Добжанский, 1990, табл. VII, 2, 7, 8; табл. VIII, 2]. Ими женщины того времени, как и современные алтайки, возможно, украшали косы. Раковины нашивали на накосники, причём их обилие было показателем богатства женщины [Алтайский национальный костюм, 1990, с. 9-10]. Раковины считались символом тюркской богини Умай [Салагаев, 1991, с. 73]. Они иногда встречались в богатых пазырыкских погребениях [Руденко, 1953, табл. XCIX] и очень редко в рядовых [Кубарев, 1991, с. 94-95, рис. 23, 2]. Семантика этих раковин как символов женской плодовитости общеизвестна. В соседнем Китае ещё в эпоху Чжаньго раковины каури использовались в качестве своеобразных денег, пока не были вытеснены металлическими [Васильев, 1970, с. 48]. Раковины каури часто несли коммуникативную нагрузку. Так, у народа йоруба шнур с шестью раковинами, будучи переданным молодым человеком девушке, означает: я нахожу тебя привлекательной, я люблю тебя [Гельб, 1982, с. 16]. Вне зависимости от функции, которую выполняли раковины, их наличие в столь большом количестве в женском захоронении являлось свидетельством богатства и знатности погребённой.
Деревянные парные поясные пряжки, обклеенные золотой фольгой, найдены в мужском погребении. Они прямоугольные, с вырезанными одиночными фигурами барсов в выпуклой рамке (рис. 32, 1). Хищники изображены с раскрытыми пастями, у одного из них (на правой пряжке) показаны зубы. Эти фигуры стилистически близки вырезанным на Башадарской колоде: звери показаны идущими, с четырьмя когтистыми лапами, крупной мордой, которая кажется непропорционально большой, с загнутым на конце полосатым хвостом, оканчивающимся «листиком». Следует отметить большое сходство барсов, выре-
Рис. 32. Деревянные поясные пряжки из мужского (1) и женского (2) погребений кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
(Открыть Рис. 32 в новом окне)
занных на гривне и изображенных на пряжке. Множество мелких деталей свидетельствует о том, что фигуры выполнены одним мастером. Поясные пряжки с изображениями животных — большая редкость для пазырыкской культуры. Они известны только по находкам из 2-го Пазырыкского кургана (серебряные) [Руденко, 1960, табл. XXVII, 1, 2] и фрагменту деревянной пряжки с изображением лося из кург. 3 могильника Уландрык IV [Кубарев, 1987, с. 77, рис. 27]. Малочисленность пряжек объясняется прежде всего их принадлежностью людям только высокого социального ранга. Пояса даже с простыми наборами блях имела довольно узкая категория мужчин-воинов. Так, лишь в 14 из 90 раскопанных В.Д. Кубаревым рядовых пазырыкских погребениях найдены наборные пояса. Поясные пряжки по форме и ажурности близки хуннским образцам, хотя вариант изображения одиночных фигур барсов из кург. 1 могильника Ак-Алаха I не находит прямых аналогов. На ак-алахинском поясе имеются две орнаментированные подпрямоугольные бляхи с отверстиями внизу для крепления подвесных ремней. Заключённый в рамку резной орнамент из рядов чередующихся скобок сближает эти изделия с поясными бляхами из уландрыкских могильников [Кубарев, 1978, с. 80, рис. 28], а те близки по орнаментации железной обойме из Саглы-Бажи в Туве [Грач, 1970, рис. 30] и бронзовой бляхе-обойме из кургана в местности Каракуыс в Казахстане [Кадырбаев, Марьяшев, 1973, с. 144, рис. 12, 1].
Женский пояс выглядит более простым по сравнению с мужским, но если учесть, что никогда ранее в погребениях женщин наборные пояса не встречались и считались принадлежностью исключительно мужчин, то он уникален. Три гладкие прямоугольные бляхи, покрытые золотой фольгой, в высоту чуть больше 3 см, что равно ширине несохранившегося пояса. В каждой из блях с двух сторон проделаны по две пары дырочек для крепления к поясу и прямоугольная прорезь в нижней части для подвесных ремней, на которые крепились чекан, кинжал, возможно, сумочка. Здесь же найдены небольшие прямоугольные бляшки-пуговицы с двумя отверстиями в центре, они, вероятно, крепились к портупейным ремням (рис. 32, 2).
Уникальными находками в «замёрзших» могилах носителей пазырыкской культуры были, пожалуй, образцы одежды. Почти нигде в синхронных памятниках они не сохранились. Древняя одежда из пазырыкских курганов явилась объектом всестороннего исследования специалистов, в том числе авторов раскопок — С.И. Руденко и И.П.[М.П.] Грязнова (см., напр., [Руденко, 1952; Грязнов, 1950]). Одежда из «царских» курганов Горного Алтая по богатству и степени сохранности эффектнее той, что найдена в погребениях кург. 1 могильника Ак-Алаха I. Однако последний памятник не был ограблен, и в нём сохранились вещи, не встречавшиеся прежде. Так, в женском и мужском погребениях кургана на р. Ак-Алахе впервые были найдены штаны из шерстяной ткани. Отсутствие штанов в «замёрзших» могилах, обследованных ранее, дало повод С.И. Руденко и В.Д. Кубареву усомниться в их наличии на погребённых [Руденко, 1953, с. 105; 1952, с. 91; Кубарев, 1987, с. 86-87]. В мужском погребении штаны сохранились полностью, они состояли из шести деталей. В женском погребении обнаружены их фрагменты. Штаны различались по крою и качеству ткани. Первоначально они были красными, как и штаны, по свидетельству А.К. Акишева, на «золотом» человеке из кургана Иссык и на всаднике на войлочном ковре из 5-го Пазырыкского кургана. Поскольку аналогов найденным штанам пока нет (время не сохранило столь древней одежды), мы можем искать сходство, пожалуй, только в произведениях скифской и сакской торевтики. Тем более, что в описаниях Геродота многочисленных племён, живших в одно время со скифами, часто говорится: многие из них «одеваются, как скифы» или «носят одежду, похожую на скифскую». Поясной одеждой скифов были штаны двух типов: несшитые, которые представляли собой две длинные ноговицы, прикреплявшиеся к поясу вязками, и сшитые [Равдоникас, 1990, с. 30-31 ]. Судя по сохранившимся в 6-м Ноин-Улинском кургане шёлковым и шерстяным шароварам, восточные всадники носили штаны также двух видов: сшитые и состоящие из двух самостоятельно одевающихся штанин [Руденко, 1962а, с. 39-41].
В кург. 1 могильника Ак-Алаха I на погребённых были надеты именно сшитые штаны. На это указывают два (прямоугольный и треугольный) куска ткани, обнаруженные вместе с четырьмя штанинами, по которым можно воссоздать фасон этого изделия. В мужском погребении детали
штанов не были сшиты между собой (может быть, просто не сохранились нитки), а в женском погребении все части штанов были сшиты. Штаны, по крою близкие к ак-алахинским (со срединным клином, соединяющим две ноговицы), можно видеть на мужских фигурах золотой пекторали из кургана Толстая Могила.
Штаны из шести деталей, ставшие известными благодаря находкам на Ак-Алахе, возможно, являются местной особенностью и не найдут прямых аналогов. Широкие вверху и зауживающиеся внизу, под сапоги, они были идеальной одеждой для всадника. Следует, однако, отметить, что шерстяные штаны, найденные в погребениях, представляли собой вариант погребальной и парадной одежды, как и узкие штаны, в которых изображён всадник на войлочном ковре из 5-го Пазырыкского кургана. Для повседневной носки использовались скорее кожаные штаны, подобные использовавшимся до недавнего времени, например, алтайцами или киргизами *. [сноска: * По мнению С.И. Руденко, в 1-м Туэктинском кургане были найдены фрагменты штанов, сшитых из кожаных лоскутков [1960, с. 119, табл. VII]. Специально занимавшаяся изучением одежды из пазырыкских курганов японская исследовательница древней одежды Садако Като считает, что это фрагменты не штанов, а какой-то другой верхней одежды.] В античной литературе ношение штанов стало одним из главных признаков «варваров» [Рикман, 1986, с. 19, 28]. В IV в. до н.э. осёдлое население Китая вынуждено было заимствовать вместе с конницей и варварскую одежду, в частности штаны и сапоги, но чего это стоило в моральном отношении! Так, правитель царства Чжао Улин-Ван, предлагавший реформировать армию, говорил: «Я не сомневаюсь, что заимствование варварской одежды необходимо, но боюсь, что Поднебесная будет смеяться надо мной!» [Крюков, Переломов, Софронов и др., 1983, с. 336 ]. По поводу штанов при дворце развернулась целая дискуссия, и многие ближайшие сановники Улин-Вана были резко против заимствования «варварской» одежды. И древние китайцы, и греки единодушно противопоставляли себя «варварам», носящим штаны, кожаные тулупы, сапоги, войлочные шубы. Детали именно этих вещей (полный набор «варварской» одежды) были найдены в ак-алахинских погребениях. В мужском захоронении обнаружены две войлочные детали от какой-то, вероятно наплечной, одежды: одна в виде лепестка, целиком, длина её 42 см, ширина 31 см, другая, такая же, — в виде небольшого фрагмента. Каждая деталь состояла из двух разноцветных войлоков. Нижний войлок был, вероятно, первоначально белым, а верхний — красным у левого плеча и зелёным у правого. Края цветных войлоков вырезаны в виде четырёхлепестковых розеток. Цветовое различие правой и левой сторон одежды, очевидно, имело особое значение. Цвет был всегда важным эмоциональным фактором в древних культурах, и каждый оттенок нёс определенную семантическую нагрузку. Примером противопоставления двух цветов на двух частях одежды можно считать платье богини, изображённой на войлочном ковре из 5-го Пазырыкского кургана: правая половина его синяя, а левая красная. В ак-алахинских погребениях на мужчине и на женщине были найдены остатки меха, без мездры, сохранился только ворс. Покрой этой одежды и связь с войлочными деталями восстановить невозможно.
К отделке одежды относятся «балабошки» на витых красных шнурках. Они были собраны по семь штук на одну нитку и представляли собой «клубок» в форме овала намотанной на узелок непряденой шерсти красного цвета, перетянутой в центре ниткой (рис. 33). Такие шнурки с подвесками найдены в мужском и женском погребениях в районе плеч, возможно, они были вшиты в шов. Интересно, что такие же украшения одежды обнаружены и в погребении кургана Кутургунтас, но не известны по другим пазырыкским курганам.
Как видно, одежда из кург. 1 могильника Ак-Алаха I намного проще, чем из «царских» погребений носителей пазырыкской культуры. В ней совсем не использованы привозные ткани и укра-
|
|
Рис. 33.
|
Рис. 34.
|
шения, которые, вероятно, были доступны только самой верхушке пазырыкского общества. Для военной аристократии, знатных воинов-всадников, похороненных в кург. 1 могильника Ак-Алаха I, был характерен простой набор одежды: войлочные шлемы, штаны, короткие куртки, сапоги. Такая одежда — одно из достижений культуры, в которой отразился образ жизни её создателей в условиях Горного Алтая. Поэтому и много веков спустя одежда алтайцев в некоторых деталях или даже целых вещах повторяет костюм пазырыкского всадника.
Известная одежда из Катандинского кургана, по покрою похожая на фрак, но без разреза, имеет, по мнению С.В.[С.И.] Руденко, единственный аналог — мирэлен таёжных эвенков [1953, с. 111]. По покрою этот «фрак» напоминает чегидек — верхнее платье алтаек: «спереди чегидек обычно спускается чуть ниже талии, сзади же до щиколоток свисает пола в два-три фута шириной, подобно полам фрака, только без разреза посередине. При верховой езде пола чегидека лежит на подхвостнике коня. Чегидек этот носят только замужние женщины, он как бы является символом замужества» [Радлов, 1989, с. 132]. На погребённых обнаружены остатки одинаковой мягкой войлочной обуви с отдельно пришитой войлочной подошвой и швом сзади. Сохранились только её нижние части, поэтому сказать, насколько эта обувь похожа на известный сапог из 2-го Башадарского или на женскую обувь из 2-го Пазырыкского курганов, не представляется возможным. Можно только отметить, что ак-алахинская обувь гораздо проще найденной в «царских» курганах. Сверху войлок покрыт мехом, очень маленькие кусочки которого сохранились под лентой, сделанной из той же ткани, что и штаны. Лента, являвшаяся декоративным элементом, пришита широкими стежками к войлоку (вниз от щиколотки к носку и там косо подогнута). Эта войлочная обувь была скорее чулком, подобным найденным внутри кожаных полусапожек из 2-го Пазырыкского кургана. Кожа, как отмечалось, практически не сохранилась в ак-алахинских погребениях. Войлочные чулки в кожаные, без каблуков сапоги носили до недавнего времени алтайцы. Сами зимние сапоги до колена делали из недублёных шкур мехом наружу, а голенища шили обычно из меха лапок горной козы [Там же, с. 130-131 ]. Будучи очень практичной, обувь горно-алтайских всадников, впервые обнаруженная в пазырыкских курганах, с незначительными изменениями дожила до XIX в.
Одной из самых важных и интересных находок из кург. 1 могильника Ак-Алаха I является головной убор, пока единственный из сохранившихся полностью. Головной убор найден в мужском погребении и представляет собой сшитую из двух частей красную войлочную высокую шапку-шлем, прикрывающую уши и щеки, с украшениями в виде деревянных фигурок животных (рис. 34). По покрою он более всего напоминает головные уборы саков на рельефе на лестнице в ападану в Персеполе, на Бехистунской скале: у всех уборов имеются два длинных «уха», которые могли завязываться под подбородком. У саков были «остроконечные шапки» из плотного войлока, «стоявшие прямо»; они отличались, например, от мужских головных уборов, запечатлённых на пластинах из Амударьинского клада, у которых при общем сходстве деталей, конец башлыка не стоит, а висит. Как выяснилось благодаря находке из мужского погребения кург. 1 могильника Ак-Алаха I, вершина колпака приобретала стоячее положение за счёт плотности материала, а также деревянной пластины, которая упиралась одним концом в макушку и являлась каркасом (рис. 35).
Ак-Алахинский головной убор украшен деревянными, обернутыми золотой фольгой фигурками животных и вырезанными из золотой фольги
Рис. 35.
Способ сборки и крепления деревянных украшений на войлочном шлеме.
(Открыть Рис. 35 в новом окне)
аппликациями. На вершину шлема надето изображение головы птицы, состоящее из двух одинаковых половинок. Внутри них имеются выемки для войлока. Через маленькие дырочки у основания половинки головы птицы соединяли между собой и закрепляли на головном уборе с помощью, вероятно, какого-то клеющего состава; им же, видимо, крепили и покрытие из тонкой золотой фольги. В макушке птичьей головы сделан паз, в который вставлялось специально вырезанное основание деревянной подставочки со скульптурой коня. Такую же фигурку крепили на шее, на теменной части шапки (рис. 36), с левой её стороны пришивали большое барельефное изображение оленя на слегка изогнутой по форме головы пластине с объёмной вставляющейся головкой (рис. 37). На головах всех животных имелось по четыре дырочки для того, чтобы вставлять уши и рога; у лошадок сделаны ещё и отверстия для хвостов. Все вставные детали не сохранились, так как, судя по находкам из пазырыкских курганов и могильников Юго-Восточного Алтая, они были, скорее всего, кожаными. Имеются фрагменты их обкладки из золотой фольги, повторяющие форму изделий: рога козерога, такие же, как на протомах лошадей из кургана Иссык [Акишев, 1978, с. 24, табл. 9] и у грифономордых копытных на татуировке вождя из 2-го Пазырыкского кургана [Руденко, 1953, с. 312, 314]. За счёт деревянных фигурок навершия высота стоявшей прямо войлочной вершины башлыка увеличивалась до 15 см. Вдоль переднего шва войлочного шлема были пришиты или приклеены одна под другой три вырезанные из золотой фольги стилизованные изображения птиц. Так же, вероятно, был украшен мужской головной убор из могильника Юстыд, на фрагменте которого зафиксировано пять «птицевидных» нашивок из бронзы, крытых золотом и расположенных друг под другом. По окружности головы ак-алахинский войлочный шлем был обшит фигурками из золотой фольги, составлявшими растительный орнамент. На нём, как в траве, располагался олень.
По материалам рядовых погребений известно, что головные уборы типа ак-алахинских были распространены довольно широко у мужского населения Горного Алтая. Одинаковый устойчивый набор персонажей (два коня и олень, а также фигурки птиц) указывает на совершенно чётко сложившийся тип оформления этой островерхой шапки. Сохранившийся войлочный головной убор из кург. 1 могильника Ак-Алаха I помог увидеть, как располагались на нём деревянные фигурки животных, и восстановить саму форму шлема. Эти фигурки (кони, олени, птицы) — одни из самых многочисленных и интересных находок в погребениях могильников Уландрык, Юстыд, Ташанта, Барбугазы и Малталу [Кубарев, 1987, с. 97-100; 1991, с. 107-109; 1992, с. 95-96]. По ак-алахинскому головному убору удалось определить место этих фигурок на войлочных и кожаных шлемах и несколько усомниться в правильности вывода К.А. Акишева о том, что «парность однотипных украшений — верный признак симметричного расположения их на головном уборе».
На всех известных изображениях, воспроизводящих остроконечный головной убор саков, как правило, нет зооморфных наверший или фигурок. Вряд ли сложные головные уборы, как ак-алахинские, предназначались для постоянного ношения, хотя способы крепления деревянных фигурок были достаточно надёжны, и в этой шапке можно было даже скакать на коне. Тем не менее это, скорее всего, парадный вариант войлочного башлыка, использовавшегося и в качестве погребального, для сохранности которого под голову умерших клали деревянные «подушки».
Кто носил эти шлемы, которые, как и войлочные колпаки у скифов, были, вероятно, обычным головным убором воина? Шлемы в богатых погребениях, каким является ак-алахинское, в отличие от найденных в рядовых могилах имеют
Рис. 36.
|
Рис. 37.
|
бóльшие по размеру фигурки оленей и более сложной конструкции навершия (в виде головы птицы), состоящие из двух половинок. Если попытаться расположить головные уборы по принципу усложнения, то следующим за ак-алахинским будет шлем из 2-го Пазырыкского кургана, деревянное навершие которого в виде грифона с головой оленя в пасти является подлинным произведением искусства. Шлемы, подобные ак-алахинскому, в разных вариантах были характерны для воинов-всадников пазырыкского общества всех рангов.
Повторяющийся из изделия в изделие набор признаков позволяет говорить о чётко сложившейся семантике головных уборов. Однозначно определить её невозможно. Сам головной убор многофункционален: его основа — обычная войлочная шапка совершенно определенной, «сакской», формы — удобная часть одежды всадника, удерживающаяся на голове на любом скаку с помощью завязывающихся под подбородком длинных «ушей»; украшенная фигурками животных, она становилась парадной и погребальной, приобретала глубокое значение, манифестируя этническую, племенную, социальную принадлежность владельца (вместе со всем остальным костюмом). Возможно даже, что фигурки животных являлись и своего рода военными значками (как, например, у римских легионеров периода Республики), указывая на принадлежность их владельцев к определённой категории воинов. В мире мёртвых люди должны были быть узнаваемы. Богатая племенная и родовая символика, украшавшая одежды человека при жизни, вероятно, после смерти приобретала бóльшую значимость. Умерший имел при себе всё, что могло дать исчерпывающую информацию о нём и о том обществе, которое он покинул. Головной убор был важной составной частью этой информации.
Во многих рядовых мужских, женских и детских погребениях найдены головные уборы, в основе которых лежала резная деревянная диаде-
Рис. 38.
Реконструкция головного убора девушки из кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
(Открыть Рис. 38 в новом окне)
ма. Войлочные и кожаные шлемы были принадлежностью не всего мужского населения, а, возможно, только определённой его категории — воинов-всадников — основы пазырыкского общества. Войлочный головной убор был на девушке из кург. 1 могильника Ак-Алаха I (рис. 38). Сам войлочный шлем не сохранился, но остался весь набор деревянных фигурок и вырезанных из золотой фольги аппликаций, ничем не отличающихся от найденных в мужском погребении. На черепе погребённой лежал фрагмент тоненькой косички, на мужском черепе обнаружены длинные тёмно-каштановые волосы, при этом лоб и макушка оставались открытыми. Погребение молодой девушки, одетой по-мужски и прекрасно вооружённой, — явление уникальное для пазырыкской культуры. В так называемых царских курганах женщины похоронены в богатой, соответствующей полу одежде, без оружия, хотя, возможно, до прихода грабителей оно здесь имелось. С полным основанием можно утверждать, что оружия не было в инвентаре многочисленных рядовых женских погребений Горного Алтая. Погребение вооружённой женщины в одежде всадника в сопровождении коней не является чем-то неожиданным для времени, которым датируются многочисленные сведения о легендарных амазонках. М.О. Косвен, посвятивший амазонкам специальное исследование, отметил, что даже в Китае фиксируется древний очаг амазонской легенды, «представляющий, правда, весьма своеобразные версии» [1947, с. 48]. Из китайских хроник известно о высоком положении женщин у юэджей в I в. н.э. [Толстов, 1948, с. 326], с частью которых отдельные исследователи отождествляют пазырыкцев [Артамонов, 1973, с. 79; Руденко, 1960, с. 339; Сарианиди, 1989, с. 167-168]. Женские захоронения с оружием или конской уздой довольно многочисленны у савроматов, саков и скифов. По мнению Т.В. Мирошиной, которая занималась проблемами матриархата, положение женщины было одинаковым у всех ираноязычных кочевников — они были равноправны с мужчинами, не более того [1990, с. 174].
Кстати, слово «Αντιανειραι» кроме обычного перевода «мужененавистницы» имеет и иное толкование: «равные мужчинам» [Косвен, 1947, с. 32 ]. В целом принимая этот вывод, отметим, что в каждой конкретной культуре общая тенденция могла проявляться в специфической форме. Так, на Алтае до сих пор не было обнаружено погребение столь ярко выраженной амазонки. Возможно, на Ак-Алахе открыто захоронение представителей до сих пор малоизвестного элитного слоя пазырыкского общества, женщинам которого более, чем другим, в силу социальных и экономических причин была позволена или доступна такая воинственность. Как показывают данные этнографии, воинственностью отличались женщины из привилегированных сословий. Другое объяснение исключительности подобных захоронений можно предложить, исходя из наблюдений Гиппократа о савроматах. «Женщины их, — писал он, — ездят верхом на лошадях, стреляют из лука, мечут копья с коня и ведут войну. Всё это они делают, пока остаются девушками и не прежде вступают в брак, как убьют трёх неприятелей» (Цит. по [Там же, с. 34]). Как видно из приведённого отрывка, воинственность проявляли молодые девушки до замужества, т.е. они были амазонками очень короткий период своей жизни, поэтому погребения вооружённых женщин встречаются очень редко и должны принадлежать очень молодым девушкам, жизнь которых была прервана трагической случайностью.
Рядом с колодами на полу камеры в северо-западной части стояли два деревянных блюда, одно из них менее 65 см в длину, другое несколько больше. Блюда были на ножках, которые вставлялись в специальные сквозные отверстия. На меньшем блюде лежали кости крестца барана, на большем — несколько позвонков лошади и кре-
стец барана. Рядом с блюдами стояли два маленьких круглодонных деревянных сосуда и два глиняных кувшина, лежали роговые сосуды (?). Всё это находилось в толще прозрачного льда, что позволило точно зафиксировать положение вещей. Однако по мере оттаивания происходила сильная деформация этих предметов. Так, сосуды из рогового чехла какого-то полорогого животного удалось достать лишь мелкими фрагментами. Фрагменты похожего предмета найдены В.Д. Кубаревым в погребении кург. 5 могильника Юстыд XIII [Кубарев, 1991, с. 68, табл. XI, 4-7]. По мнению исследователя, это был сосуд с деревянным донцем. В кург. 1 могильника Ак-Алаха I роговые изделия представлены в виде ритона (?)
Глиняные кувшины одинаковой несимметричной формы в высоту достигали 39 см, диаметр горла составлял 13,5 см, диаметр дна — 12 см, толщина — 0,7 см. Наличие пары близких по всем параметрам сосудов в одном закрытом комплексе — общепазырыкская традиция [Там же, с. 43]. Среди глиняной посуды пазырыкцев преобладают большие кувшины. Они встречаются не только в погребениях в больших курганах, но и в рядовых захоронениях. Как видно по составу инвентаря из так называемого хозяйственного отсека, сопровождавшая погребённых пища была одинаковой во всех захоронениях. В склепе кург. 1 могильника Ак-Алаха I имелся набор посуды и еды в расчёте на двух человек.
Совместные захоронения мужчины и женщины известны в трёх больших Пазырыкских и во 2-м Башадарском курганах. Однако только в 4-м Пазырыкском и 2-м Башадарском курганах, как и в кург. 1 могильника Ак-Алаха I, мужчина и женщина находились в отдельных колодах. Во 2-м и 5-м Пазырыкских курганах они лежали вместе в одной длинной колоде. С чем связано такое различие в погребальном обряде, ответить однозначно в настоящее время вряд ли возможно. Тем более, что и по другим параметрам в больших курганах пазырыкской культуры нет двух совершенно одинаковых захоронений.
Обычай бальзамирования трупов, известный по большим Пазырыкским курганам, мог распространяться и на пазырыкцев более низкого социального статуса. Это определялось не столько стремлением сохранить труп до момента захоронения [Руденко, 1960, с. 39], сколько глубиной и широтой распространения в пазырыкском обществе представления о необходимости сохранения тела для существования в ином мире. Как известно, бальзамирование было обязательным для всего населения Древнего Египта, широкое распространение культ тела умершего получил и в Китае [Крюков, Переломов, Софронов и др., 1983, с. 260 ]. Найти доказательства, подкрепляющие наше предположение, в материале пазырыкских курганов очень трудно, так как самые простые способы бальзамирования не предусматривали трепанацию черепа или другие механические воздействия на кости трупов, а скелет — это практически всё, что осталось в погребении. Так, если бы не сохранились мумифицированные трупы мужчины и женщины во 2-м Башадарском кургане, на которых видны зашитые разрезы на животе, сделанные для изъятия внутренностей, то не было бы и оснований для предположения об их бальзамировании: черепа не трепанированы, и никаких следов бальзамирования нет [Руденко, 1960, с. 330]. Очень возможно, что таким же простейшим способом, с наименьшим числом операций, были бальзамированы и трупы похороненных в кург. 1 могильника Ак-Алаха I мужчины и женщины. Во всяком случае, та тщательность, с которой запечатывались колоды, сам склеп, наличие берестяных покрытий, покрывавших погребальную камеру, указывают на то, что всё было направлено на сохранность подземного погребального сооружения и соответственно тех, для кого оно было воздвигнуто. Украшение деревянных колод в больших курганах пазырыкской культуры резьбой, кожаными аппликациями в виде фигур петухов и оленей, полосками берёсты, вероятно, близко по смыслу украшению гробов в погребении Мавадуй-1 магическими изображениями «для предотвращения нежелательного воздействия на тело покойника со стороны потусторонних сил» [Крюков, Переломов, Софронов и др., 1983, с. 260].
Погребальное снаряжение пазырыкских коней из больших курганов отличалось особой красочностью и декоративностью. Оно представлено с гораздо большей полнотой, нежели погребальный инвентарь, так как «конские» отсеки были либо не потревожены вовсе, либо разграблены лишь частично. Сохранность же снаряжения коней в разных курганах была различной. Так, в больших Пазырыкских курганах сохранились все кожаные детали узды [Руденко, 1953, с. 150-160]. Этими образцами мы и руководствовались в своих реконструкциях, поскольку в кург. 1 могильника Ак-Алаха I изделия из кожи не уцелели. Зато здесь сохранились полностью деревянные украшения и детали конской упряжи, войлочные изделия, а также две костяные подпружные пряжки. В анализируемом кургане помимо скелетов коней хорошо сохранились шерсть и хвосты (8 экз.). Как показало проведенное М.П. Грязновым детальное исследование конского отсека 1-го Пазырыкского кургана, хаотичность в расположении трупов коней кажущаяся [1950, с. 24]. Кони были уложены в могильную яму в определённом порядке и положении. В кург. 1 могильника Ак-Алаха I они лежали так же, как и в рядовых курганах: спиной вверх, с поджатыми ногами и опущенной вниз головой, ориентированные, как и погребённые люди, преимущественно головой на восток. Под тяжестью каменной забутовки и в результате сезонного оттаивания, а также разложения трупы коней, их упряжь и украшения неоднократно смещались. Поэтому, несмотря на то, что погре-
[повторена часть фразы с предыд. стр.: смещались. Поэтому, несмотря на то, что погре]
бение не потревожено грабителями, установить точное расположение многих вещей, а, следовательно, связать все найденные детали снаряжения с конкретной лошадью не представляется возможным. То, что в данном кургане не сохранилась кожа, ещё более усложнило задачу по изучению конской упряжи. Однако нам удалось зафиксировать непосредственно на конских черепах, под ними и рядом с ними семь наборов деревянных украшений оголовья, хотя точно восстановить всю экипировку (узда, седло) коней не удалось. Нужно отметить, что мотив грифона, доминирующий в украшении упряжи и седельных подвесок, может свидетельствовать о стилистическом единстве в оформлении всего снаряжения коней.
По устройству сёдла, фрагменты которых были найдены в кург. 1 могильника Ак-Алаха I, вероятно, не отличались от известных по Пазырыкским курганам: они состояли из двух соединённых между собой набитых травой (не шерстью) кожаных подушек (см., напр., [Грязнов, 1950, с. 55-57, рис. 22; Руденко, 1953, с. 161-165 и др.]). Сами подушки в кург. 1 могильника Ак-Алаха I не сохранились, осталась лишь их плотно спрессованная набивка, позволяющая представить форму седла и сравнить его с найденными в Пазырыкских курганах. Принципиальных различий между сёдлами не установлено, но по одному фрагменту ак-алахинского седла видно, что его передние и задние луки формовали особо, из плотного толстого войлока, покрывавшего подушки. И только поверх него стелили нарядное войлочное покрытие и нашивали войлочные «медальоны», которые укрепляли сверху деревянными дужками, а те прикрепляли через специальные дырочки к седлу тонкими шнурками. Под седло клали войлочный потник. Из ремней частично сохранился только один — плетёный из шерстяных шнурков. Судя по размерам «медальонов» (20,5×15,5 см, 23,5×15,5 см, 21,5×14,5 см, 20×12 см, 19,5×12,5 см), луки седла делали довольно большими и высокими. По мнению М.П. Грязнова, пазырыкские сёдла были более совершенными по сравнению со скифскими и теми, что изображены на предметах из Амударьинского клада [1950, с. 57]. С.И. Руденко отмечал отличие войлочных украшений сёдел из 2-го Башадарского кургана от седельных украшений из Пазырыкских курганов [1960, с. 89]. Многие ак-алахинские седельные украшения из войлока идентичны башадарским, но находят го-
Рис. 42.
|
Рис. 43.
|
раздо меньше аналогов среди изделий из Пазырыкских курганов.
Сохранилось практически полностью одно из войлочных покрытий, повторяющих форму седла. Покрытие размерами 62×56,5 см сделано из тонкого войлока желтоватого цвета. На него сплошь нашиты вырезанные также из разноцветного войлока четырёхлепестковые розетки (рис. 39). Луки седла были украшены овальными войлочными «медальонами»: они нашиты прямо на орнаментированную поверхность покрытия, два спереди и два сзади. Войлочные «медальоны» выполнены из войлока белого цвета, на который пришиты вырезанные из тонкого красного (?) войлока аппликации в виде двух головок грифона с распущенным крылом (рис. 40). К краю покрытия с двух сторон пришиты войлочные фигуры
Рис. 44.
|
Рис. 45.
|
Рис. 46.
Реконструкция войлочного покрытия седла.
(Открыть Рис. 46 в новом окне)
рыб, по две с каждой стороны. Сохранилась одна целая рыба и несколько фрагментов. Длина рыб 78 см, наибольшая ширина 20 см (рис. 41). На войлочную основу, вырезанную в форме рыбы, нашиты вырезанные из разноцветного войлока круглые глаза с отдельно пришитыми зрачками, ноздри в виде запятой, жаберные крышки в форме полумесяца, по две с каждой стороны. Точно такая же рыбья голова известна по фрагменту из 2-го Башадарского кургана [Там же, табл. CXVI]. Спина рыбы покрыта разноцветной аппликацией, в которой можно усмотреть стилизованные головки грифонов. Раздвоенный хвост украшен "запятыми" и двумя скобочками. К туловищу рыбы пришиты три пары плавников, каждый из которых выполнен в виде стилизованной грифоньей головки с хохолком и украшен системой скобочек (рис. 42).
Второе покрытие представлено крупными фрагментами. Вся войлочная основа сверху украшена пришитой аппликацией в виде фестончатых розеток с "запятой" в центре (рис. 43). "Медальоны", подчёркивающие луки седла, оформлены аппликацией в виде закрученных в S-видную композицию двух головок грифона (рис. 44). К покрытию прикреплены аналогичные вышеописанным изображения рыб длиной 80,5 см, шириной у головы 17 см, у хвоста — 21 см. Их войлочная
|
|
поверхность была украшена вторым слоем резного войлока. Аппликацией изображались сдвоенные головки ушастого орла, разделённые традици-
Рис. 50.
|
Рис. 51.
|
онными для пазырыкского искусства квадратами с выпуклыми сторонами и треугольниками. Три пары изогнутых плавников сверху были покрыты вторым слоем войлока с вырезанными в нем скобками и «запятыми» (рис. 45).
Третье покрытие сохранилось в мелких фрагментах, так как состояло из многих сшитых между собой разноцветных войлочных ромбов (рис. 46). Поверх них были пришиты четырёхлепестковые деревянные бляшки (рис. 47), идентичные найденным во 2-м Башадарском кургане [Там же, табл. XXII]. К покрытию седла по две с каждой стороны прикреплены головой вниз войлочные фигуры волков длиной 85 см, шириной 25 см. Изображения волка сделаны тем же способом, что и рыбы: на нижний слой войлока, из которого вырезан силуэт животного, пришит ещё один пласт войлока, на котором с помощью обычных для пазырыкцев приёмов (системы завитков, «запятых», треугольников) показаны глаз, ухо, зубастая пасть лежащего животного с когтистыми лапами, хвостом, выделен загривок и подчёркнута мускулатура сильного тела (рис. 48). Эти изображения волков идентичны показанным на войлочной подвеске из 2-го Башадарского кургана *. [сноска: * По мнению С.И. Руденко, на башадарской подвеске запечатлён лев [1960, табл. СХХII].] «Медальоны», пришитые к этому войлоку, были покрыты аппликацией в виде расходящихся от центра овальных скобок.
Четвёртое войлочное покрытие седла дошло до нас в двух больших фрагментах. От всех остальных оно отличалось кроем, вероятно, на это покрытие не пришивались войлочные «медальоны». На нём были нашиты аппликации в виде фигурок реалистично изображённого, но «крылатого» горного козла — тау-теке с огромным рифленым рогом, хвостиком и бородой (рис. 49). Похоже, эти фигурки и являлись украшением седельных [на след. стр. фраза не продолжена; видимо, д.б. «лук»]
Рис. 52.
Войлочная рыба — подвеска на покрытии седла.
(Открыть Рис. 52 в новом окне)
Рис. 53.
Войлочный «медальон» с грифоном — украшение луки седла.
(Открыть Рис. 53 в новом окне)
Крыло на спине козла показано так же, как и на изображении фантастического крылатого зверя, вытатуированного на правой руке мужчины из 2-го Пазырыкского кургана [Руденко, 1953, рис. 179], зверей на Семиречинском алтаре, а также алтаре, найденном близ Алматы, бронзовых фигурках — случайных находках из Семиречья [Артамонов, 1973, рис. 44, 45, 49]. Кроме того, были найдены один целый и фрагменты трёх «медальонов», на которых аппликацией изображён, вероятно, закрученный рог (рис. 50). К одному из несохранившихся покрытий крепились большие фигуры рыб из красного войлока. На каждой из них были нашиты по четыре аппликации в виде грифонов (рис. 51). Последние композиционно напоминают грифонов на аппликации на седельной крышке из 1-го Пазырыкского кургана [Руденко, 1953, рис. 161]: ушастый грифон с хохолком и раскрытым клювом показан в профиль с повёрнутой назад головой, одним распушённым крылом, на двух когтистых лапах и с хвостом, оперение на груди показано традиционным пазырыкским приёмом в виде серии подтреугольных фигур. Однако у грифона, помещённого на рыбе, нет гребня (рис. 52). Вместе с этими войлочными рыбами и их фрагментами на Ак-Алахе были обнаружены «медальоны», нашивавшиеся на луки седла и составлявшие с подвесками ансамбль. На войлочных «медальонах» в центре нашита точно такая же, как и на рыбах, аппликация, изображающая грифона (рис. 53).
Все войлочные фигуры-подвески, «медальоны» с аппликацией обшиты по краю тонким витым шнуром, сплетённым из двухцветных шерстяных ниток. Он являлся лишь декоративной деталью, так как войлочные аппликации были пришиты к основе по всему контуру мелкими стежками тонкими нитками. Все войлоки, обнаруженные в Пазырыкских курганах, очень высокого качества (см., напр., [Руденко, 1952, с. 37]). Если рассматривать историю развития производства войлоков и изделий из них, то ранний железный век был, вероятно, периодом расцвета этого ремесла. Войлок на Алтае использовался для изготовления самых разнообразных вещей: он составлял основу костюма пазырыкца и экипировку его коней, из него делали большие объёмные фигуры лебедей и огромные войлочные ковры с аппликациями, которые вешали на стены погребальных камер. Такая широта применения войлока основана на полной утилизации продуктов кочевничества. Именно те, кого М.П. Грязнов называл ранними кочевниками, достигли непревзойдённого искусства в изготовлении и работе с войлоками в технике аппликации. Со временем войлоки были вытеснены тканями, но по-прежнему оставались важным материалом в быту кочевников, хотя по качеству и широте использования они уступали пазырыкским. В связи с этим можно привести пример из этнографии алтайцев (XIX — начало XX в.): «Заготовка войлочных пластин, используемых для покрытия юрты, связана с большими сложностями, которые объясняются как примитивностью техники изготовления войлока, что отнимало много физических сил, так и необходимостью располагать большим количеством шерсти. Для изготовления войлока на одну юрту, состоящую из пяти звеньев, требуется шерсть более чем с 50 овец. А это самая маленькая юрта. Поэтому войлочные юрты имели лишь зажиточные семьи» [Тощакова, 1978, с. 85 ]. Из современных народов, близких по образу жизни к пазырыкцам, войлочные изделия наиболее широко бытуют у казахов и киргизов [Народы..., 1963, с. 306 ]. И, что особенно важно, в технике орна-
Рис. 54.
|
Рис. 55.
|
ментации войлоков у них, так же как и у пазырыкцев, используется аппликация. Она считается самой сложной техникой. «На войлочную основу нашивают орнамент, вырезанный из войлока, сукна или хлопчатобумажной ткани другого цвета. На кромку узора накладывают шнурок, свитый из двух нитей, и пришивают его к войлочному
Рис. 56.
|
Рис. 57.
|
полю. Таким способом, изготовляют большие настенные ковры, чехлы для сундуков и другие вещи...» [Там же, с. 460]. Как видно из приведённого описания, техника изготовления вещей из войлока у казахов и киргизов довольно близка
Рис. 58.
Деревянные подвески (1, 3) и псалий (2) из второго набора упряжи коня.
(Открыть Рис. 58 в новом окне)
пазырыкской, но орнамент на изделиях из войлока обычно крупнее, проще и чётче пазырыкского, очень сложного, мелкого и изящного. Часто орнамент пазырыкцев составлен из искусно вырезанных силуэтов или голов животных, способом аппликации изображались целые сцены с участием не только зверей, но и людей. Искусство выделки войлока и красочных изделий из него достигло своей вершины во второй половине I тыс. до н.э., но позже было, вероятно, безвозвратно утеряно. В кург. 1 могильника Ак-Алаха I обнаружена большая коллекция деревянных украшений упряжи коней. Найдены семь наборов украшений оголовья вместе с псалиями и украшения нагрудных ремней. Грифон — главный персонаж оформления упряжи ак-алахинских коней. В четыре набора входят только его изображения. Наборы состоят из псалиев, круглых налобных блях, развилок, плоских подвесных блях и подвесок со вставными объёмными головками. На некоторых изделиях остались следы покрывавшей их оловянной фольги. Первый набор характеризуют вставные объёмные головки грифов на длинных изогнутых шеях, вдоль которых идёт гребень, который не сходит на нет, а плавно закругляется к основанию (рис. 54). Хохолок расчерчен бороздками, глаза миндалевидные. Гребень начинается с отдельно выделенного полукруга. Восковица показана прямой у основания. Рядом с гребнем — дырочки для вставных ушей (рис. 55, 1, 2). Эти головки вставлены в пластины, которые представляют собой два сложенных крыла. В одном наборе было две такие подвески, тонкими шнурками через специальные отверстия в пластинах они крепились на перекрестиях ремней оголовья. Такая же головка грифона украшала круглую налобную бляху. Она была вставлена в специальное отверстие в центре (рис. 56). Следует отметить, что все объёмные головки грифонов в основании имели сквозные отверстия для тонкого шнурка, с
помощью которого они самостоятельно крепились к ремню оголовья (см. рис. 55, 1-3). Рельефные головки грифонов с двух сторон украшали S-видные двудырчатые деревянные псалии (см. рис. 55, 4). Плоские подвески, на которых две вырезанные в рельефе смыкающиеся головки грифона образуют замкнутую композицию, были плотно пришиты одна к другой поверх ремней оголовья. Это профильные изображения того же грифона, что и на объёмных фигурках. Дополнением является вырезанное острое ухо (см. рис. 55, 5; 57).
Рис. 59.
|
Рис. 60.
|
Рис. 61.
|
Второй набор украшений конской упряжи практически не отличается от первого (рис. 58).
В третьем наборе головки более массивные, с большим горизонтально вытянутым клювом, агрессивным выражением морды. У них короткая толстая шея с небольшой гривкой и маленьким острым хохолком. Глаза круглые, под хохолком имеются дырочки для вставных ушей. Основание, в которое вставлялись эти головки, представляет собой деревянную пластину в виде двух крыльев и хвоста между ними (рис. 59). Крылья по орнаментации отличаются от имеющихся в первых двух наборах.
Четвёртый набор включал самых маленьких грифонов (рис. 60) с вставными объёмными головками с очень короткой шеей и длинным клювом, круглыми глазками (рис. 61). Основание для головок сделано в виде двух крыльев и хвоста из четырёх больших «перьев». Одна из пластин выполнена как бы неумелой рукой.
Изображения грифонов отличаются друг от друга, хотя выполнены в одном стиле. Особенности обусловлены тем, что наборы были сделаны разными мастерами, как минимум двумя. Первый делал наборы с «длинношееми» [длинношеими] грифонами, второй — с «короткошееми» [короткошеими]. Создаётся впечатление, что пластины для грифоньих головок (крылья и хвост) изготовил кто-то третий, не обладавший навыками первых двух мастеров. Такое разделение труда представляется вполне закономерным: были мастера, были и ученики. Сохранение
Рис. 62.
|
Рис. 63.
|
стиля на протяжении веков стало возможным благодаря непосредственной передаче опыта.
Ещё одно изображение грифона сделано на плоской стороне подвески в виде кабаньего клыка, которая украшала, вероятно, нагрудный ремень (рис. 62). Морда грифона вписана в заданную форму. Не показаны грива и хохолок, но есть ухо, обозначенное завитком так же, как на бронзовом штампованном изображении грифона [Руденко, 1960, с. 61, рис. 37] и деревянных фигурках грифонов — украшениях лук седла из 2-го Башадарского кургана [Там же, с. 286, рис. 145]. Толстый конец деревянной подвески оформлен в виде стилизованного копыта лошади (см. рис. 62). Все грифоны из кург. 1 могильника Ак-Алаха I более всего близки к известным фигуркам из 1-го Туэктинского кургана (VI в. до н.э.) [Там же, рис. XCVII, 4, 6; XCIX, 1-6; С. 5 ]. Их объединяют такие стилистические особенности: всегда сомкнутый клюв, хохолок, идущий в отрыве от него вдоль шеи гребень, вставные деревянные или кожаные уши, миндалевидные, иногда круглые, глаза. Орлиноголовые грифоны из туэктинских
Рис. 64.
|
Рис. 65.
|
Рис. 66.
Виды украшений окончаний деревянных псалиев из кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
(Открыть Рис. 66 в новом окне)
курганов выделены Л.Л. Барковой в особый тип, наиболее древний и характерный только для пазырыкской культуры [1987, с. 28]. Важно то, что в кург. 1 могильника Ак-Алаха I, так же как и в 1-м Туэктинском кургане, представлен грифон только этого типа. Ни одна из деревянных подвесок этих четырёх наборов украшений не имеет прямых аналогов в известных образцах таких же изделий из больших или рядовых пазырыкских курганов.
Два ак-алахинских оголовья были украшены деревянными подвесками в виде лебедей (или гусей) (рис. 63). На каждом оголовье на перекрестиях ремней и в центре было по пять фигурок. Стилистически птицы выполнены одинаково: два крыла и хвост между ними так же, как грифоны. Гладкие головки на длинных шеях вырезаны вместе с туловом. Клюв не выделен, глаза круглые (рис. 64, 1-3). Образ гуся-лебедя известен в пазырыкском искусстве. Встречается он и в украшениях конской упряжи. Его изображениями украшены псалии из 3-го Пазырыкского кургана [Руденко, 1952, с. 162, рис. 78, а]. В кург. 1 могильника Ак-Алаха I мы видим новую иконографию этого образа, специально приспособленную для подвески на оголовье. На одном из оголовий с фигурками птиц центральное место занимает изображение грифона с маленькими круглыми ушками, с показанным резьбой оперением на шее (см. рис. 64, 2). Так же изображено оперение грифов на золотых пластинах из Сибирской коллекции Петра I, на которых запечатлены сцены нападения на яка [Артамонов, 1973, с. 130, рис. 176] и схватка волка, тигра и грифа [Там же, с. 129, рис. 175].
Остальные подвески были одинаковыми — в виде лотоса. Одна из деталей упряжи украшена только ими (рис. 65). Деревянные изогнутые двудырчатые псалии имели резные окончания в виде трёхлепестковой розетки (рис. 66, 5) и стилизованной головки грифона. Близкие аналоги им есть в 1-м Туэктинском кургане [Руденко, 1960, табл. XXVII]. В разных местах, с разными лошадьми найдено более 60 деревянных подвесок в виде кабаньих клыков (рис. 67, 2), вероятно, они украшали нагрудные ремни. В 1-м Туэктинском кургане зафиксировано свыше 370 таких подвесок [Руденко, 1960, табл. XXVII, 6-9]. Настоящие кабаньи клыки, покрытые золотой фольгой, обнаружены во 2-м Башадарском кургане. Они служили украшением нагрудного седельного ремня [Там же, 1960, с. 73].
В кург. 1 могильника Ак-Алаха I найдено несколько деревянных пластинок-украшений конской упряжи, полукруглых в сечении, с рельефными валиками на наружной поверхности (рис. 67, 1). Ближайшие аналоги известны по находкам из 1-го Туэктинского кургана [Там же, с. 141, табл. XXIV]. На Ак-Алахе найдено 26 деревянных четырёхлепестковых «цветочков» с рельефно выделенной сердцевиной, двумя отверстиями в центре для пришивания. Такие же деревянные «цветы» были нашиты на покрытие седла из 2-го Башадарского кургана [Там же, табл. CXIX].
В конском отсеке найдены две костяные подпружные пряжки, обе блоковидные, с неподвижным, выступающим наружу язычком. Одна пряжка имела два продолговатых отверстия для ремней (рис. 68). Пряжки этого типа широко распространены в материалах пазырыкских могильников Юго-Восточного Алтая (см., напр., [Кубарев, 1991, с. 52]).
Все обнаруженные в погребении удила (четыре пары) были железными. Они очень плохо сохранились, поэтому говорить о деталях невозможно. Можно отметить, что это были шарнирные однокольчатые удила. В ограде курганов обнару-
Рис. 67.
Деревянные пластинки — украшения ремней конской упряжи (1), деревянные подвески в виде клыков кабана — украшения конской упряжи (2).
(Открыть Рис. 67 в новом окне)
жено бронзовое звено архаичных удил прекрасной сохранности. Небольшое кольцо очень стёрто от длительного употребления, на стержне видна имитация косого переплетения (рис. 69), которая считается довольно архаичным признаком. Такая же имитация есть на стремечковидных удилах из 26-й камеры кургана Аржан [Грязнов, 1980, с. 27 [37], рис. 23, 6]. Бронзовые удила, идентичные ак-алахинским, были найдены в мог. 323 могильника Юйтайшань в уезде Цзянлин, датирующегося V-III вв. до н.э. и относящегося к Чускому царству [Чуские могилы..., 1984, с. 86, 1]. В поздних пазырыкских погребениях часто находят бронзовые удила, в том числе стремечковидные (см., напр., [Кубарев, 1987, с. 31-32; 1990, с. 43-44; 1991, с. 29]) и очень сработанные. Вероятно, бронзовые изделия даже после утверждения господства железа в хозяйственной жизни пазырыкцев в V в. до н.э. продолжали бытовать, становясь дорогой реликвией. Культура, существовавшая на протяжении почти шести веков на одной небольшой территории Горного Алтая, ничего не теряла из своего богатого наследия.
В целом набор украшений конской упряжи из кург. 1 могильника Ак-Алаха I ближе всего войлочным изделиям из 2-го Башадарского кургана и деревянным из Туэктинских курганов.
По отдельным элементам он сходен с деревянными
Рис. 68.
Костяные подпружные пряжки
из погребения коней в кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
(Открыть Рис. 68 в новом окне)
Рис. 69.
Звено бронзовых удил из каменного кольца,
окружавшего кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
(Открыть Рис. 69 в новом окне)
изделиями из конских погребений в рядовых курганах Юго-Восточного Алтая (см. [Кубарев, 1987; 1988; 1991; 1992]). Эти украшения, как и найденные в каждом нерядовом кургане пазырыкской культуры, совершенно уникальны. В искусстве пазырыкской культуры постоянно проявляются ярко выраженные индивидуальности мастеров-резчиков по дереву. Это связано со спецификой производства резных изделий, значительно отличающегося от процессов бронзового литья.
* * *
Материалы из кург. 1 могильника Ак-Алаха I позволяют составить представление о среднем слое пазырыкского общества, возможно родовой аристократии, воинском нобилитете, занимавшим промежуточное положение между рядовыми свободными членами общества и племенными вождями. От рядовых элитарные погребения носителей пазырыкской культуры отличаются наличием сложных поминальных сооружений на западе от кургана, бóльшими размерами курганной насыпи (свыше 18 м в диаметре) и самой могильной ямы, устройством погребального сооружения (двойной сруб, двойное перекрытие, деревянный пол в камере), захоронением в колоде-саркофаге, большим количеством лошадей, в том числе породистых верховых, в богатом убранстве, похороненных в специальном отсеке, настоящими, а не вотивными предметами вооружения. Эти же черты объединяют кург. 1 могильника Ак-Алаха I с так называемыми царскими курганами Горного Алтая. Отличием акалахинских курганов являются меньшие размеры каменной насыпи, что обусловлено главным образом количеством людей, занятых в возведении погребального сооружения, и соответственно меньшие размеры погребальной камеры.
В неразграбленном кург. 1 могильника Ак-Алаха I сопровождающий погребённых инвентарь не отличался ни богатством, ни роскошью, если подразумевать под этим наличие изделий из драгоценных металлов, которые, как предполагают, были похищены из больших «царских» курганов.
|
|
|
Рис. 70.
|
Рис. 71.
|
Рис. 72.
Стратиграфия кург. 2 могильника Ак-Алаха I.
а — дёрн, б — камни, в — выкид из могильной ямы, аллювиальный слой, г — глинистый слой, д — заполнение могильной ямы, е — погребение коня, ж — брёвна сруба, з — материк.
(Открыть Рис. 72 в новом окне)
|
|
Рис. 73.
|
Рис. 74.
|
Здесь не обнаружены привозные иноземные вещи и ткани, простой была одежда. Ак-алахинские курганы являются непотревоженным захоронением знатных воинов-всадников, главное богатство которых составляли верховые кони. В конце XIX в. В.В. Радлов, наблюдая жизнь тюркского степного населения Западной Азии, писал об одной интересной особенности: «...лошадь — единственное животное, достойное того, чтобы определить по ней цену человека» [1989, с. 282]. Именно конь был важнейшим показателем социального статуса всадника. Девять коней в кург. 1 могильника Ак-Алаха I (больше, например, чем во 2-м Пазырыкском кургане) — главный критерий в определении высокого социального статуса погребённых вместе с ними мужчины и женщины.
* * *
Курган 2 могильника Ак-Алаха I находился рядом с кург. 1, их насыпи в северной части смыкались. Курган был исследован в 1992 г. Диаметр каменной насыпи кургана составлял около 11 м. Его края были сильно задернованы. В центре образовался глубокий провал овальной формы. Верхняя часть каменной наброски состояла в основном из крупных галек (рис. 70). После разборки каменной кладки, зачистки поверхности выяснилось, что высота кургана формировалась преимущественно за счёт выкида грунта из могильной ямы. Выкид находился непосредственно вокруг неё. В самом верхнем слое яма была забита крупными и мелкими камнями, ниже камни шли
вперемешку с грунтом. Яму окружала кольцевая оградка овальной формы, диаметр которой достигал 9,40 м (рис. 71). Оградка состояла из довольно больших, забутованных более мелкими камнями валунов, которые лежали в несколько рядов на очищенной от дёрна поверхности. Поскольку выкид из могильной ямы нигде не перекрывал эту каменную конструкцию, можно предположить, что сначала была вырыта могильная яма, а затем вокруг неё возведено каменное сооружение. Ряды больших валунов оградки определяются стратиграфически (рис. 72). Они были заметны сверху даже в ещё не расчищенной каменной насыпи кургана.
Каменная наброска на этом кургане невелика по объёму. За кольцами оградки она состояла из многочисленных мелких камешков, сплошь покрытых дёрном. Этот слой из мелких камней шириной 1 м опоясывал по периметру всё сооружение и, вероятно, представлял собой следы постепенного развала каменного сооружения над могилой. Внутри оградки, главным образом в центре, находилось много больших камней. Средняя высота кургана в современном состоянии до раскопок составляла около 40 см.
Могильная яма занимала бóльшую часть внутренней площадки кургана и была вытянута по линии северо-восток — юго-запад. Её размеры в верхней части 3,95×2,70 м и в нижней — 3,16×1,90 м. В кург. 2, как и в кург. 1, могильника Ак-Алаха I могильная яма была вырыта в аллювие, её стенки с наклоном, постоянно осыпались. Заполнение ямы: большие и средние камни, мелкий галечник, встречается материковый суглинок. На глубине около 80 см заполнение ямы стало влажным, ниже находился промёрзший твёрдый грунт с вмёрзшими камнями. Первое перекрытие из дерева обнаружено на глубине
|
|
Рис. 75.
|
Рис. 76.
|
Рис. 77.
Золотая нашивка на войлочном головном уборе ребёнка из кург. 2 могильника Ак-Алаха I.
(Открыть Рис. 77 в новом окне)
176 см от края ямы. Оно состояло примерно из 12 брёвен очень плохой сохранности. Размеры перекрытия 168×270 см (рис. 73). Скелет лошади зафиксирован на глубине 180 см от края ямы. Он лежал вдоль северной стенки ямы, на специальной ступеньке (рис. 74). Его основную часть перекрывало дерево первого перекрытия. Конь был положен на живот с подогнутыми ногами. В зубах сохранились железные удила. На черепе виден след от удара чеканом. На дне ямы находился небольшой сруб размерами 200×95 см (рис. 75). Высоту установить не удалось, так как тонкие брёвна были раздавлены массой заполнения ямы. Судя по толщине смёрзшегося слоя дерева, над погребённым находилось два перекрытия. Нижнее состояло примерно из семи брёвен. Под этим перекрытием, на глубине 200 см от края ямы, на полу примерно из пяти плах обнаружен скелет ребёнка 8 лет. Ребёнок лежал на правом боку, головой на северо-восток, ноги слегка согнуты в коленях, правая рука вытянута вдоль тела, левая чуть согнута в локте (рис. 76). Над черепом находились детали головного убора, полностью повторяющие форму изделия, покрытия из золотой фольги. Это были стилизованное изображение головы птицы и крепящаяся в её макушку фигурка «рогатого» бычка. Найдены нашивки на головной убор в виде двух крыльев грифона (рис. 77). Под черепом справа лежала золотая серьга, вырезанная из толстой фольги (рис. 78, 4). На шее погребённого была бронзовая гривна, покрытая золотой фольгой. В районе пояса сохранился мягкий песочного цвета мех средней длины. Под ним найдены фрагменты деревянных пряжек с изображением хищного зверя: хвост, когтистая согнутая лапа (рис. 78, 1). На правой бедренной кости лежал небольшой бронзовый кинжал в деревянных, обтянутых кожей ножнах (рис. 79, 2, 3). На ножны, внутренняя часть которых сделана из толстой кожи, были нашиты круглые деревянные пуговицы. Рядом лежал бронзовый проушной чекан. Сохранилась часть деревянной, оклеенной тонкой кожей рукояти, которая закреплялась во втулке с помощью деревянного клина. С помощью петли, сделанной из ремня с резным концом в виде стилизованной головки грифа, чекан крепился к поясу. В петлю была продета застёжка из клыка кабана (рис. 79, 1). Пояс был кожаный, шириной 2,5 см. Его лицевая замшевая часть украшена продёрнутым крест-накрест кожаным шнуром. Бронзовый крючок (см. рис. 78, 2), крепившийся к поясу, мог быть связан с колчаном. Сам колчан не сохранился, но в погребении найдено восемь костяных черешковых трёхгранных наконечников стрел, которые сконцентрировались у стоп, они, вероятно, лежали в колчане (см. рис. 78, 3). Перед лицевой частью черепа лежали фрагменты раздавленного глиняного кувшина с орнаментом из налепных валиков (рис. 80), недалеко от него — два крестца барана (деревянное блюдо, на котором они должны были находиться, вероятно, не сохранилось).
Дно могильной ямы под деревянным полом было плотно выложено мелкой зеленоватой галькой. Пространство между тремя стенками сруба и стенками ямы плотно забутовано камнями средних размеров.
Курган 2 могильника Ак-Алаха I, судя по расположению насыпей, был сооружен несколько позже кург. 1, пристроен к нему. К курганам взрослых часто пристраивали детские погребения — это особенность памятников пазырыкской культуры.
Примерно в 30 м к югу от кург. 1 и 2 могильника Ак-Алаха I имеется едва заметная каменная кладка круглой формы. Вероятно, это было поминальное сооружение, связанное с погребениями обоих курганов. Оно в диаметре 8 м, состояло из одного слоя плотно уложенных камней небольших и средних размеров (см. рис. 6) и представляло собой довольно ровную, сильно задернованную каменную площадку. После разборки камней под выкладкой в одном месте обнаружены следы огня, а в другом — мелкие фрагменты неорнаментированной керамики.
Рис. 78.
Инвентарь из детского погребения кург. 2 могильника Ак-Алаха I.
1 — обломок поясной деревянной пряжки, 2 — бронзовый крючок, 3 — костяные наконечники стрел, 4 — золотая серьга.
(Открыть Рис. 78 в новом окне)
Поминальные сооружения, раскопанные в 1990 и 1992 гг., относятся к кург. 1 и 2 могильника Ак-Алаха I и подчёркивают высокий социальный статус похороненных в нём людей. Детские погребения пазырыкцев устроены так же, как и взрослые: их курганы включены в общую со взрослыми «цепочку», в сопроводительном инвентаре нет специфических детских предметов. Только две категории пазырыкского населения — самые знатные и богатые и дети — удостаивались чести быть захороненными в колодах. Причём детские погребения в колодах обнаружены в могильниках рядового населения Юго-Восточного Алтая [Кубарев, 1987, с. 28]. Это объясняется, вероятно, традицией относиться к детям с определённого возраста (после выхода из младенчества) как к маленьким взрослым, занимающим определённое положение в общественной иерархии. Так, из этнографии казахов и киргизов известно, что в трёхлетнем возрасте ребёнка впервые сажали на коня. Это событие считалось праздником, и в богатых семьях мальчик мог получить в этот день в подарок жеребят, телят, верблюжат, барашков — целое хозяйство [Абрамзон, 1949, с. 137]. Ребёнок, похороненный в кург. 2 могильника Ак-Алаха I, был связан узами родства со взрослыми, погребёнными в кург. 1. На это указывает взаиморасположение курганов. Кроме того, весь обряд погребения в деревянном срубе с полом, с сопроводительным захоронением коня свидетельствует о том, что ребёнок принадлежал к знатной семье. Подтверждают это и предметы, найденные с погребённым, — полный комплект боевого оружия пазырыкского воина. Бронзовый кинжал длиной 17,5 см, хотя являлся по размеру уменьшенной копией настоящего, для ребёнка мог служить боевым оружием. Такую же функцию выполнял бронзовый проушной чекан (12,5 см длиной), который с помощью деревянного клина крепился на деревянной рукояти. Найдены также, как отмеча-
Рис. 79.
Оружие из детского погребения кург. 2 могильника Ак-Алаха I.
1 — бронзовый чекан, 2 — бронзовый кинжал, 3 — он же в деревянных ножнах.
(Открыть Рис. 79 в новом окне)
лось, костяные трёхгранные черешковые наконечники стрел.
Головной убор ребёнка аналогичен шлемам взрослых, найденным в погребениях кург. 1 могильника Ак-Алаха I. Сходство устанавливается по частям навершия, выполненного из золотой фольги в виде стилизованного изображения птичьей головы. Деревянные части, являвшиеся основой, не сохранились. К птичьей макушке крепилась фигурка «рогатого» бычка. На войлочном шлеме имелись тонкие золотые нашивки в виде двух крыльев (рис. 81). Такого рода головной убор, форма которого восстановлена по сохранившемуся в кург. 1 могильника Ак-Алаха I экземпляру, был своего рода социальным и этническим знаком пазырыкцев, принадлежавших к воинской прослойке общества. Погребения мужчин в таких шлемах известны в уландрыкских, юстыдских, ташантинских и сайлюгемских курганах [Кубарев, 1987, с. 98-100; 1991, с. 106-108; 1992, с. 101].
Другим важным показателем социального статуса ребёнка, похороненного в кург. 2, являются фрагменты двух поясных деревянных пряжек с резными изображениями хищных зверей. Эти находки представляют особый интерес, поскольку пряжки с фигурками зверей — большая редкость в пазырыкских погребениях, а с детьми они не были найдены ни разу.
Как видно из приведённого материала, в погребениях отсутствуют предметы, по которым можно было бы определить конкретные даты сооружения ак-алахинских погребального и поминального комплексов. Поэтому в хронологических построениях мы будем основываться на сходстве, иногда полном тождестве, украшений конской упряжи, войлочных и деревянных изделий из кург. 1 и 2 могильника Ак-Алаха I и 2-го Башадарского и Туэктинского курганов — наиболее ранних памятников пазырыкской культуры на Алтае, датируемых второй половиной VI в. до н.э. Личные вещи погребенных имеют ближайшие аналоги
Рис. 80.
|
Рис. 81.
|
среди инвентаря рядовых погребений Юго-Восточного Алтая (см. [Кубарев. 1987; 1991; 1992]), датируемых широкими временными рамками — от V до I вв. до н.э. Уже только присутствие железных вещей в кург. 1 могильника Ак-Алаха I свидетельствует о том, что он не древнее V в. до н.э. Вероятно, в хронологической шкале, которая была разработана на основе дендрохронологического метода для больших курганов пазырыкской культуры [Марсадолов, 1985, с. 1-16], ак-алахинские курганы занимают место между Туэктинскими и Башадарскими, с одной стороны, и Пазырыкскими — с другой, в пределах V — начала IV в. до н.э.