Д.Ю. Гук, Н.Н. Николаев
Замечания к реконструкции погребального шатра
из пятого Пазырыкского кургана.
В январе 1955 г. в Государственном Эрмитаже была открыта постоянная экспозиция «Ранние кочевники Горного Алтая», на которой впервые были представлены материалы раскопок пятого Пазырыкского кургана. В небольшой публикации, посвящённой этому событию, М.П. Грязнов среди прочих экспонатов назвал части «роскошного войлочного шатра» (Грязнов, 1955. — С. 9). Основанием ему «служила рама из четырёх брёвен с прорубленными в них пазами, в которые вставлялись длинные шесты, служившие створом шатра. Шатёр покрывался четырьмя войлоками. Один из них, украшенный изображениями богини и всадника, сохранился почти полностью; от другого, с фигурами феникса и антропоморфного чудовища, употреблённого на драпировку стен сруба, остались небольшие фрагменты; два не сохранились или не были положены в могилу. Наверху шатра стояли сшитые из войлока фигуры лебедя. Возможно, что шатёр был сделан для временного помещения трупа умершего вождя, сохранявшегося в нём до дня похорон» (Грязнов и др., 1956. — С. 13-14). [1]
Несколько иного мнения придерживался С.И. Руденко. В публикации, посвящённой раскопкам пятого Пазырыкского кургана, и его фундаментальном труде «Культура населения Горного Алтая в скифское время» нет никаких упоминаний о погребальном шатре (Руденко, 1951, 1953). Встреченные в заполнении могильной ямы многочисленные жерди С.И. Руденко считал остатками настилов примитивных телег, на которых к месту сооружения кургана подвозили камень (Руденко, 1953. — С. 232). Большим войлочным ковром, по его мнению, во время погребальной процессии была накрыта найденная в кургане четырёхколесная повозка (Руденко, 1951. — С. 113).
(49/50)
В 1958 г. вышла книга М.П. Грязнова «Древнее искусство Алтая» (Грязнов, 1958). В рецензии на эту работу С.И. Руденко писал: «Лебеди [2] названы украшением шатра; выполненными на полотнище шатра считаются изображения, воспроизведённые на таблицах 54-57, [3] хотя ни о каких шатрах древних алтайцев мы не имеем представления, а то, что названо полотнищем шатра, в действительности — настенный войлочный ковёр размером 4,5×6 м» (Руденко, 1960. — С. 313). В ответ на прозвучавшую критику Грязнов резонно заметил, что, «судя по размерам ковра», древние алтайцы должны были строить «огромные хоромы с чуть ли не с двусветными залами» (Грязнов, 1960. — С. 238). Обосновывая правомерность своей реконструкции, он также писал: «Прежде чем определять назначение войлока, следовало бы обратить внимание на несвойственную коврам трапециевидную форму нижней половины войлока и скошенный по углам его верхний край [4] и обязательно учесть условия его находки в могиле. Ведь в могилу он был положен с завёрнутыми в него шестами, равными ему по высоте» (Там же).
Полемика дальнейшего развития не получила. Каждый из оппонентов, как это обычно бывает, остался при своём мнении. Впрочем, для этой полемики не хватало исходных данных. Дело в том, что до середины 1960-х гг. реконструкция погребального шатра, предложенная М.П. Грязновым, была известна только по описанию. Возможность осознать, как, по его мнению, выглядело это сооружение, появилась только в 1966 г., когда экспозиция «Ранние кочевники Горного Ал-
(50/51)
тая» была дополнена новыми дидактическими материалами. Вместе со схемой региональных связей Горного Алтая в скифское время, прорисовками некоторых вещей, чертежом разреза могильной ямы пятого Пазырыкского кургана, рисунком волокуши на выставке появилась графическая реконструкция погребального шатра, выполненная по акварели М.П. Грязнова начала 1950-х гг. (рис. 1).
Рис. 1.
Графическая реконструкция погребального шатра, выполненная Е.С. Матвеевым по акварели М.П. Грязнова.
На реконструкции видны брёвна рамы, в которые (под наклоном к центру) вставлены длинные шесты, поверх них натянут войлочный ковёр. По внутреннему периметру сооружения в землю воткнуты короткие шесты. Со всех шестов свисают тёмные узкие длинные куски войлока. Наверху конструкции закреплены фигурки птиц. В центре шатра установлена колода. Вероятно, именно в ней до дня похорон должны
(51/52)
были находиться мумифицированные тела умерших. Графическая реконструкция позволяла наглядно представить, как выглядело сооружение, описание которого приведено в путеводителе «Культура и искусство скифов и ранних кочевников Алтая» (Грязнов, 1966. — С. 99-100). [5]
В 1976 г. в путеводителе «Культура и искусство древнего населения Сибири VIII в. до н.э.— ХIII в.» упоминалось, что войлочным ковром «по реконструкции М.П. Грязнова были затянуты стены большого шатра, каркас которого собирался из бревенчатой рамы с пазами и длинных шестов» (Баркова, 1976. — С. 32-33).
В 1992 г. описание шатра было опубликовано в соответствующем разделе тома «Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время» академической серии «Археология СССР» (Грязнов, 1992. — С. 168). [6] Текст был дополнен акварельным рисунком начала 1950-х гг. (Грязнов, 1992. — С. 415, табл. 65: 9). К этому времени графическая версия реконструкции, представленная на экспозиции Государственного Эрмитажа, стала восприниматься как источниковедческий постулат, а большой войлочный ковёр оказался прочно связан с погребальным шатром (Barkova, 2000. — С. 76, fig. 5).
Отрицать возможность возведения временных «мавзолеев», видимо, не следует. Зафиксированное у пазырыкцев длительное хранение мумифицированных тел до дня похорон даёт основание предполагать, что последние обряды, в которых усопшие участвовали «лично», проводились непосредственно на месте захоронения, где возводилось специальное сооружение для временного размещения погребаемых (Савинов, 1996). Противоречие возникает между изображением шатра и замечанием М.П. Грязнова о «трапециевидной форме нижней половины войлока и скошенного по углам его верхнего края» (Грязнов, 1960а. — С. 238; 1992. — С. 168, 415, табл. 65: 9; Barkova, 2000. — С. 76, fig. 5). Ставшие хрестоматийными рисунки и описание позволяют утверждать, что сооружение напоминало усечённую пирамиду (Грязнов и др., 1956. — С. 13-14; Грязнов, 1966. — С. 99-100; 1992. — С. 168, 415, табл. 65: 9; Barkova, 2000. — С. 76, fig. 5). Вместе с тем упомянутое замечание Грязнова даёт основание предполагать, что конструкция, условно называемая шатром, вполне могла иметь конусообразную форму, так как была сверху покрыта одной или несколькими кошмами, имевшими трапециевидную форму. Внести некоторую ясность в этот вопрос позволяют материалы раскопок и наблюдения, сделанные в ходе полевых работ.
(52/53)
В 1960 г., отвечая на критику Руденко, Грязнов указал на то, что несколько шестов были положены в могилу завёрнутыми в войлок и имели с ним одинаковую высоту (Грязнов, 1960. — С. 238). Действительно на одном из разрезов могильной ямы пятого Пазырыкского кургана хорошо видны завёрнутые в войлок шесты (Руденко, 1953. — С. 33, рис. 11). В процессе реставрации из разрозненных фрагментов удалось собрать шесть шестов диаметром 0,04-0,045 м. Высота целых экземпляров составляет 4,5 м. В принципе это соответствует высоте большого войлочного ковра. [7] В верхней и нижней части каждого из шестов, ближе к краю, имеются сквозные прямоугольные отверстия 2,5-3,5×0,6-0,9 см. В двух случаях в отверстиях сохранились кожаные петли. Все шесты сделаны из тополя, в отличие от брёвен, вырубленных из стволов лиственницы. [8]
В числе находок, происходящих из пятого Пазырыкского кургана, в музейном инвентаре коллекции указана «рама из четырёх брёвен — основание погребального шатра (?), прямоугольная в плане. Один конец каждого бревна подтёсан с двух сторон на шип, на другом вырублен прямоугольный сквозной паз, в который вставляется подтёсанный конец другого бревна. Вдоль каждого бревна подпрямоугольные вырубленные отверстия, расположенные наклонно к большому пазу на конце. Брёвна частично подтёсаны по всей длине. В наличии девять кусков».
Фрагмент №1 (рис. 2: 1, см. с. 54). Щепа длиной 3,46 м, шириной 0,2 м и толщиной 0,015 м.
Фрагмент №2 (рис. 2: 2). Обломок внешней стороны расщеплённого бревна длиной 0,71 м и толщиной 0,065 м. Условный диаметр бревна 0,17 м. С торцевых сторон фрагмент обрублен. С одного края сохранилась часть вырубленного паза шириной 0,16-0,17 м.
Фрагмент №3 (рис. 2: 3). Обломок внешней стороны расщепленного бревна длиной 0,68 м и толщиной 0,07 м. Условный диаметр бревна 0,18-0,19 м. Один край обрублен, другой обломан и прихвачен огнём.
(53/54)
Рис. 2.
Фотографии и схемы фрагментов основания «погребального шатра» (без соблюдения масштаба).
Со стороны обрубленного края сохранились следы отверстия шириной около 0,18 м. Определить однозначно, было в бревне прорублено сквозное отверстие или вырублен паз — нельзя. Со стороны горевшего края практически на линии слома сохранилось небольшое сквозное отверстие, выдолбленное под углом к пазу (?).
(54/55)
Фрагмент №4 (рис. 2: 4, см. с. 54). Обломок бревна длиной 0,65 м и диаметром 0,22 м. Один край обрублен, другой обломан почти по кромке сквозного прямоугольного отверстия размером 0,17×0,12 м. На дереве в месте разлома видны следы горения.
Фрагмент №5 (рис. 2: 5). Обломок бревна длиной 0,91 м и диаметром 0,16 м. Один край подтесан на шип. Другой обломан. На месте слома видны следы горения. На расстоянии 0,65 м от края шипа под углом выдолблено небольшое прямоугольное отверстие.
Фрагменты №6 и №7 (рис. 2: 6 и 7). Два обломка длиной 1,14 м и 3,43 м от одного бревна диаметром 0,15-0,16 м. В месте разлома дерево сильно обуглено. Один край бревна обрублен, другой подтёсан на шип. В бревне под углом выдолблены сквозные прямоугольные отверстия. Первое отверстие со стороны шипа на расстоянии 0,65 м от края. Всего сохранилось шесть отверстий, расстояние между которыми составляет от 0,5 до 0,59 м. Первоначально отверстий было семь. На месте одного из них бревно во время горения переломилось. Разлом проходит между пятым и шестым отверстием, расстояние между которым и составляет 1,07 м.
Фрагмент №8 (рис. 2: 8). Крупный обломок бревна длиной 3,94 м и диаметром 0,22 м. С одной стороны на расстоянии 0,23 м от края в бревне вырублена прямоугольная проушина размером 0,2×0,1 м. На поверхности бревна под углом к проушине выдолблено семь небольших сквозных отверстий прямоугольной формы. Первое отверстие со стороны проушины сделано на расстоянии 0,65 м от края. Расстояние между отверстиями 0,43-0,47 м. Хорошо сохранился след от восьмого отверстия, по которому бревно было перерублено.
Фрагмент №9 (рис. 2: 9). Большой обломок бревна длиной 3,76 м и диаметром 0,15-0,16 м. На его поверхности выдолблено семь сквозных отверстий прямоугольной формы, расстояние между которыми составляет 0,4-0,6 м. Хорошо сохранился след от восьмого отверстия, по которому с одного края бревно было перерублено (рис. 2: 10). Другой край сильно обуглен. Следов шипа или проушины не зафиксировано.
На шести из девяти фрагментах зафиксированы сквозные прямоугольные отверстия размером от 0,09×0,08 до 0,11×0,09 м. Расстояние от края бревна со стороны, имеющей шип или проушину, до первого отверстия колеблется в пределах 0,62-0,65 м. Расстояние между отверстиями 0,4-0,6 м (среднее 0,51 м). Единственное целое бревно (в двух частях) и два больших обломка позволяют предположить, что в раме, служившей основанием шатра, таких отверстий с каждой стороны было не менее семи.
(55/56)
Настаивать на том, что каждое бревно с одной стороны было затёсано на шип, а с другой имело сквозное прямоугольное отверстие, нельзя. Имеющееся в нашем распоряжении бревно не даёт оснований для такого утверждения. Всего из девяти фрагментов можно собрать два угловых соединения, в которых шип одного бревна под прямым углом вставляется в проушину другого.
Практически все фрагменты имеют следы горения. Это обстоятельство заслуживает внимания, ибо в процессе раскопок было установлено, что от костров, которые жгли грабители, сильно пострадали брёвна наката. Часть из них полностью сгорела. Огонь проник до потолка внешней камеры, на которой выгорел кусок берестяного покрытия и «обуглилась поверхность одиннадцати брёвен» (Руденко, 1951. — С. 106, 107). Ниже следы горения не зафиксированы. Это означает, что брёвна, составлявшие основание погребального шатра, попали в накат, перекрывавший могилу. В то время как шесты были обёрнуты в войлок и аккуратно уложены в пространство между погребальной камерой и северной стенкой могильной ямы. Почему детали одного сооружения, специально возведённого для «временного помещения трупа умершего вождя», оказались в разных местах захоронения? Интересно, что повозка, конструкция не менее громоздкая, чем шатёр, после того как её разобрали, была полностью размещена в пространстве между погребальной камерой и стенками могильной ямы (Руденко, 1953. — С. 55, рис. 26).
Сделанные наблюдения не только не позволяют уверенно говорить о том, что шесты и брёвна являются частями одного сооружения. Нет даже достаточных оснований рассматривать фрагменты брёвен как обломки одной конструкции. Впрочем, возможен ряд корректных допущений, приняв которые можно попытаться реконструировать облик «погребального шатра». По крайней мере, не вызывающими сомнения кажутся две предпосылки.
Во-первых, угловые соединения указывают на то, что основание конструкции было квадратным или прямоугольным. Следовательно, сохранившееся бревно позволяет предположить, что ещё одна сторона бревенчатой рамы имела длину около 4,57 м.
Во-вторых, уцелевшее бревно с одного края было затёсано под шип и не имело сквозного прорубленного отверстия с другой стороны. Значит, весьма вероятно, что парное ему бревно также было только затёсано под шип. В рассмотренной выборке всего один обломок, помимо разломавшегося на две части бревна, имеет шиповое соединение. Это фрагмент №5. Его диаметр, равный 0,16 м, совпадает с диаметром фраг-
(56/57)
Рис. 3.
Схема поэтапной реконструкции «погребального шатра».
лента №9, торцевые стороны которого не имеют шипа или проушины. Каждый из фрагментов обгорел с одной стороны. Их суммарная длина составляет 4,67 м, что в принципе сопоставимо с длиной имеющегося в нашем распоряжении бревна, диаметр которого также равен 0,16 м. Возможно, частями одного бревна являются фрагменты под №4 и 8, диаметр которых составляет 0,22 м. Суммарная длина фрагментов — 4,55 м. Получается, что в отличие от прочих брёвен это имело сквозные отверстия для шипового соединения с двух краёв. Оставшиеся три фрагмента вполне могут быть обломками одного бревна, у которого с двух краёв были вырублены пазы. Тогда можно предположить, что основание сооружения собиралось следующим образом (рис. 3: 1). В бревно с двумя сквозными отверстиями на краях вставлялись бревна боковых сторон. Крепление осуществлялось при помощи шипов. Противоположные края укладывались в пазы бревна, замыкавшего четырёхугольник рамы.
(57/58)
В связи с этим необходимо отметить, что центральное место на акварельной и графической реконструкциях «погребального шатра» из пятого Пазырыкского кургана занимает колода. Предполагается, что именно в ней до момента погребения находились тела усопших. Вместе с тем три стороны почти квадратного основания шатра имели длину 4,57, 4,67 и 4,55 м. Установить в такой раме колоду, равную 4,94 м, невозможно. Данное обстоятельство не исключает возможность размещения в «погребальном шатре» до момента похорон тел умерших.
Описывая мумию из кургана 1 м Ак-Алаха-3, Н.В. Полосьмак отметила, что при появлении тела погребённой из льда, заполнявшего колоду, всех «удивила хорошая сохранность её не скрытых одеждой кистей рук и обнажившегося левого плеча с синей татуировкой, ясно видной на светлой коже» (Полосьмак, 2001. — С. 243). Можно добавить, что кожа, снятая с мумии мужчины, погребённого во втором Пазырыкском кургане, имеет светло-жёлтый оттенок, и на ней очень хорошо видна татуировка. Вместе с тем кожа мумий из пятого Пазырыкского кургана тёмно-коричневого цвета. Татуировки на них не видны. Об их существовании стало известно несколько лет назад, после того как мумии были сфотографированы в инфракрасных лучах (Баркова и др., 2005, — С. 48-59).
Известно, что «при долговременном воздушном просушивании кожа обнаруживает отчётливую усадку, на ней появляются морщины, и она приобретает коричневую окраску» (Полосьмак, 2001. — С. 243). В случае с похороненными в пятом Пазырыкском кургане «просушивание» тел могло быть побочным результатом ритуальных действий. Г.Н. Курочкин, сопоставляя традиции причерноморских скифов и пазырыкских племён, обратил внимание на рассказ Геродота о том, что умершего царя, прежде чем предать его тело земле, скифы мумифицируют и провозят по подвластным землям от одного народа к другому. Отметив изношенность деталей ходовой части повозки из пятого Пазырыкского кургана, Курочкин сделал вывод, «что тело покойного долго возили за пределами Алтая, в районах, входивших в сферу культурных и политических контактов алтайской элиты скифского времени» (Курочкин, 1994. — С. 64).
Не вдаваясь в корректность прямой экстраполяции данных античных источников на обычаи алтайских племён середины I тыс. до н.э., отметим только, что такое путешествие не могло не сказаться на физическом состоянии мумий. Результаты наших наблюдений позволяют реконструировать иную ситуацию. Тела находились на месте захоронения в специально установленном для них «погребальном шатре». Здесь им отдавали «последние почести», и здесь же совершались последние
(58/59)
ритуалы. Усопшие вполне могли присутствовать на своих похоронах в качестве «субъекта действия», т.е. мумии фактически находились на открытом воздухе. Это значит, что они продолжали «просушиваться» и темнеть. Поэтому отсутствие в «погребальном шатре» колоды, которая не могла быть там установлена из-за своих размеров, не означает отсутствия в нём тел умерших.
Существенные коррективы в конструкцию сооружения вносит измерение угла наклона прямоугольных отверстий выдолбленных на поверхности брёвен (рис. 3: 2, см. с. 57). Вставленный в такое отверстие шест образует с поверхностью земли угол, равный 60°. Длина целых шестов составляет 4,5 м. Соответственно длина проекции шеста на земную поверхность составляет 4,5×cos60° = 2,25 м.
Это значит, что шесты можно установить в брёвна основания «погребального шатра» только в том случае, если с каждой стороны рамы крайние шесты будут отстоять от угла рамы не менее чем на 2,25 м. Иначе, даже если их удастся закрепить так, чтобы они не мешали друг другу, получится частокол, застлать который войлочными кошмами невозможно (рис. 3: 3). Учитывая размер брёвен, получается, что в имеющуюся раму с каждой стороны можно вставить только по одному шесту. Проекция точки, в которой они соединятся, придется на центр внутреннего пространства основания шатра. Шесты при этом можно будет связать, используя отверстия, прорезанные в их верхней части. Обернув шесты войлочными кошмами, мы получим четырёхугольную конструкцию, вход в которую может располагаться только со стороны угла бревенчатой рамы, так как конструкция будет ориентирована углами к её сторонам (рис. 3: 4).
Становится очевидным, что необходимость в бревенчатой раме отпадает. Видимо, не случайно обёрнутые в войлок шесты и брёвна предполагаемого «погребального шатра» оказались в разных местах могильной ямы. Для размещения покойников «до дня похорон» могли служить сооружения типа чума, застланного войлочными кошмами, или обычный навес — конструкции, хорошо известные народам Саяно-Алтая (Вайнштейн, 1991. — С. 20, рис. 8: 1, С. 47, рис. 24: 1; Даржа, 2009. — С. 113-129). После того как умершие были помещены в колоду на дне погребальной камеры, эту конструкцию разобрали, жерди обернули в войлок и положили в могилу.
Баркова, 1976 — Баркова, Л.Л. Скифо-сакский период // Древняя Сибирь. Культура и искусство древнего населения Сибири. VII в. до н.э. — XIII в. н.э. Путеводитель по выставке. — Л., 1976. — С. 32-33.
(59/60)
Грязнов и др., 1956 — Грязнов, М.П. Первобытная культура. Путеводитель по выставке Государственного Эрмитажа / М.П. Грязнов, О.И. Давидан, К.М. Скалон. — М.: Искусство, 1956. — Вып. 2. — С. 12-14.
Грязнов, 1960 — Грязнов, М.П. По поводу одной рецензии (С.И. Руденко. Советская археология. — 1960. — №1) // Совет. археология. — 1960. — №4. — С. 236-238.
Грязнов, 1966 — Грязнов, М.П. Ранние кочевники Алтая // Культура и искусство скифов и ранних кочевников Алтая. Путеводитель по залам Государственного ордена Ленина Эрмитажа. — М.; Л., 1966. — С. 99-100.
Грязнов, 1992 — Грязнов, М.П. Алтай и приалтайская степь // Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время. Археология СССР. — М., 1992. — С. 161-178, 415.
Доржа, 2009 — Даржа, В. Традиционные мужские занятия тувинцев. Хозяйство, охота, рыбалка. — Кызыл: Тувин. кн. изд-во, 2009. — Т. 1. — 592с.
Курочкин, 1994 — Курочкин, Г.Н. Скифские корни сибирского шаманизма: попытка нового «прочтения» пазырыкских курганов // Петербург. археол. вестн. — 1994. — №8. — С. 60-70.
Полосьмак, 2001 — Полосьмак, Н.В. Всадники Укока. — Новосибирск: Инфолио-пресс, 2001. — 243 с.
Руденко, 1951 — Руденко, С.И. Пятый Пазырыкский курган // Краткие сообщения Института истории материальной культуры. — 1951. — Вып. 37. — С. 106-116.
(60/61)
Barkova, 2000 — Barkova, L. The Pazyryk Felts // HALI. — 2000. — №113. — Р. 74-79.
[1] До 2007 г. большой войлочный ковёр экспонировался в одной витрине с тремя фрагментами брёвен, которые, как предполагалось, использовались при сборке основания шатра. Шесты и витрина с войлочными лебедями были установлены рядом. В настоящее время вместе с ковром в витрине экспонируются фрагмент бревна длиной 3,9 м и шесть деревянных шестов.
[2] Следует отметить, что вопрос о первоначальном местонахождении войлочных фигурок птиц (лебедей) на имеющемся материале практически решить невозможно.
[3] На таблицах воспроизведены изображения большого войлочного ковра: таблица 54 — феникс, таблица 55 — антропоморфное чудовище, таблица 56 — богиня, таблица 57 — всадник. Все изображения, помимо указания размера, снабжены комментарием «войлочное полотнище шатра (деталь)» (Грязнов, 1958).
[4] Ковёр поступил в реставрационные мастерские Государственного Эрмитажа «после предварительной очистки на месте, причём все крупные фрагменты были подшиты на холст несколько большей величины, чем ковёр, а мелкие фрагменты разложены в отдельные коробки». В процессе реставрации войлок был дублирован на склеенный в несколько слоёв тюль, при этом «во избежания возникновения продольного перекоса ковра в процессе восьмикратной последовательной наклейки за основную направляющую линию была взята кромка стола; по ней укладывали нижний край ковра с тёмной бордюрной полосой» (Семенович, 1956. — С. 144, 146). Это означает, что четырёхугольная форма ковра могла быть смоделирована при реставрации и не совсем точно соответствует первоначальному виду войлочной кошмы.
[5] По сравнению с 1956 г. текст претерпел незначительную стилистическую правку.
[7] Размеры большого войлочного ковра составляют:
длина верхнего края — 6,41 м,
длина нижнего края — 6,31 м,
высота правой стороны — 4,53 м,
высота левой стороны — 4,41 м.
[8] Пробы древесины шестов и брёвен идентифицированы микроскопическим методом по анатомическим признакам кандидатом биологических наук М.И. Колосовой в отделе научно-технической экспертизы Государственного Эрмитажа в 2006-2010 гг.
|