М.П. Грязнов

Культура и искусство ранних кочевников Алтая.

// Первобытная культура. Выпуск второй. М.: «Искусство». 1956. С. 9-22.

В истории древнего населения степной полосы СССР важнейшее значение имело дальнейшее развитие скотоводческого хозяйства, приведшее в VIII-VII вв. до н.э. к крупным изменениям в общественной жизни племён. На карасукском этапе эпохи бронзы при полуосёдлой яйлажной системе хозяйства был уже накоплен опыт по переезду всего посёлка со скотом и имуществом с зимних пастбищ на летние (яйлау), из зимних жилищ в летние. Для дальнейшего увеличения стад надо было отказаться от летних постоянных жилищ и кочевать летом со скотом на значительном расстоянии от своих зимних жилищ. Чтобы отвоевать себе право пользоваться пастбищами на широких степных просторах, необходимо было иметь большой, хорошо вооружённый коллектив, который мог бы обеспечить охрану стад и проходить со скотом по пастбищам, находящимся за пределами владений своего рода или племени. Поэтому первые кочевники стали кочевать ордой, в состав которой входил весь род или, вероятнее, всё племя.

Так как принадлежащие орде огромные стада скота быстро поедали и вытаптывали траву на местах остановок, кочевники вынуждены были

(9/10)

в летнее время непрерывно кочевать, совершая почти ежедневные переезды по степи на новые пастбища.

При кочевом образе жизни жилища должны были быть лёгкими, переносными, приспособленными к ежедневным переездам. Как сообщают античные авторы, ранние кочевники южно-русских степей (скифы) и Средней Азии (массагеты) летом жили в перевозимых парой быков повозках с покрытым войлоком, кожами или древесной корой верхом. Скифы пользовались также и легкими разборными шалашами, крытыми войлоком. Вероятно, и кочевники казахстанских и южно-сибирских степей летом кочевали в повозках, а где это было невозможно, пользовались лёгкими разборными шалашами.

Переход к кочевому скотоводству привёл к дальнейшему резкому увеличению поголовья стада и тем самым значительно повысил благосостояние населения. Кочевое племя получило и значительные военные преимущества по сравнению с осёдлыми племенами. Ведя подвижный образ жизни, кочевники с их конницей легко могли совершать неожиданные стремительные нападения на осёдлые поселения и, не дав противнику собраться с силами, также быстро скрыться от преследования, увозя с собой военную добычу. Набеги кочевников стали бичом соседнего осёдлого населения. Хозяйственные выгоды нового способа ведения скотоводства заставляли перейти к нему все осёдлые пастушеские племена. Необходимость иметь надёжную военную защиту от кочевых орд ускорила этот переход, и население степей в сравнительно короткий срок повсеместно перешло к кочевому образу жизни. В VIII или VII в. до н.э. произошло, таким образом, одно из крупнейших событий в истории древнего населения степей нашей страны.

С переходом к кочевому скотоводству коренным образом изменилась жизнь пастушеского населения степей. Хозяйство в основе стало скотоводческим, что привело к значительному сокращению земледелия, а местами и к полному отказу от него. Скот, находившийся в собственности патриархальных семей, был заманчивой добычей при военных столкновениях. Война и грабительские набеги стали постоянным промыслом. Возросла общественная роль военных предводителей, обогащавшихся за счёт военной добычи. Всё это потребовало новой, более стройной организации общественной жизни, приспособленной к условиям постоянной боевой готовности, к частым военным действиям. Род и племя стали управляться на началах военной демократии.

С переходом к кочевому образу жизни значительно расширились межплеменные культурные связи. Частые при постоянных перекочёвках встречи и военные столкновения племён, захват военнопленных, похищение женщин способствовали быстрому распространению культурных достижений отдельных племён среди всей массы кочевого населения степей. Поэтому у всех кочевников степной полосы, от Дуная до Великой китайской стены, сложилась в своих основных чертах единая культура. Они жили в повозках или других переносных жилищах, имели портативную небьющуюся домашнюю

(10/11)

утварь и приспособленную к кочевой жизни одежду; содержали огромные стада скота, питались молоком и мясом. Форма оружия и конской сбруи, некоторые обычаи, изобразительное искусство характерного так называемого «скифо-сибирского звериного стиля» были во многом также сходны.

Ранние кочевники Алтая имели культуру, в общем близкую к культуре других степных кочевников, в том числе и к культуре скифов Причерноморья. Однако в связи с некоторыми природными особенностями Алтая и несколько иным историческим прошлым их культура обладала и рядом специфических черт. Ранние кочевники Алтая летом, собираясь ордой, кочевали, повидимому, где-то в приалтайских равнинных степях, а на зиму приходили в горы, где по бесснежным степным долинам располагались их зимовки. В районе зимовок находились и кладбища, раскопки которых дают основной материал для изучения истории культуры и искусства кочевников.

В горных долинах Алтая исследована значительная серия курганов с погребениями времени ранних кочевников. Часть из них раскопана ещё в прошлом столетии. Но наиболее ценные и обильные археологические материалы получены раскопками, произведёнными советскими учёными в течение последних тридцати лет. В основной своей массе они находятся в Эрмитаже.

Особую ценность представляют материалы из раскопок богатых погребений племенных вождей. Сооружённые над их могилами большие каменные курганы создали чрезвычайно благоприятные условия для сохранности погребений. Курганная насыпь из свободно положенных, не скреплённых между собой камней была плохим проводником тепла — она плохо нагревалась солнцем и не пропускала тепла, но зато внутрь свободно проникал холодный зимний воздух, замораживая землю под насыпью на глубину до 7 м. Под каждым таким курганом образовался небольшой местный очаг вечной мерзлоты. Попадавшая в могилу вода замерзала, сковывая вечным льдом всё, что там находилось. Поэтому во многих могилах полностью сохранились все деревянные сооружения, разнообразные вещи и даже трупы людей и погребённых с ними верховых коней с полным убранством. Обилие и прекрасная сохранность таких вещей, от которых в обычных условиях не остаётся и следа, дают возможность с исключительной полнотой осветить особенности культуры ранних кочевников Алтая. Кроме того, они позволяют правильно понять и многие черты культуры других племён ранних кочевников, например, скифов, остававшиеся до сих пор совершенно неосвещёнными или неверно истолкованными.

Представленные на выставке материалы из погребений племенных вождей получены из пяти курганов, раскопанных в урочище Пазырык на р. Улаган в Восточном Алтае, и из одного кургана, раскопанного в урочище Башадар на р. Каракол в Центральном Алтае. На выставке помещён также материал из менее богатых погребений племенной и родовой знати и из могил рядовых членов общества.

(11/12)

Пятый пазырыкский курган (залы №№15 и 16), раскопанный в 1949 г. и датируемый V-IV вв. до н.э., представлял собою каменную насыпь, под которой находилась большая могильная яма глубиной в 4 м, площадью около 55 кв.м. На дне её было сооружено два бревенчатых сруба, поставленных один внутри другого так, что получилось одно помещение с двойными стенами и потолком (см. планы и разрезы кургана на щите 1, зал №15). Внутренний, меньший сруб показан на выставке (постамент 2). Как и в современном плотничьем деле, сруб изготовлялся неподалёку от того места, где его предполагали поставить, после чего все брёвна «номеровали», делая на них в установленном порядке зарубки, а затем разбирали и уже окончательно ставили в могиле. На прекрасно сохранившихся брёвнах хорошо видна своеобразная техника рубки дерева маленьким бронзовым узколезвийным топором.

Сруб был покрыт большими сшитыми берестяными полотнищами, а выше над срубом могила заполнялась доверху многими рядами сплошь уложенных брёвен и огромными камнями, вся тяжесть которых держалась на трёх балках, положенных на толстые столбы, поставленные по бокам сруба. Такое мощное покрытие могилы должно было, по замыслу строителей, предохранить её от расхищения. Но это не спасло зарытые в могиле ценности от грабителей. Вскоре после её сооружения могила была разграблена. Грабители, не жалея труда и пренебрегая опасностью жестокой расплаты, раскопали могилу, прорубили своим маленьким топориком колодец в двухметровой толще брёвен, проникли через него в сруб и похитили всё, что представляло для них ценность, а оставшееся в могиле поломали, порвали, частью выбросили. Тем не менее благодаря заполнившему могилу вековому льду в ней сохранился обильный материал исключительной научной ценности.

В срубе стоял огромный гроб-колода около 6 м длиной, в нём лежали мумифицированные трупы племенного вождя и его жены или наложницы, которая должна была сопровождать вождя в его предполагаемой загробной жизни. По состоянию найденных в замёрзших могилах различных растительных остатков устанавливается, что могилы эти сооружались только осенью и весной. Повидимому, для того, чтобы сохранить трупы умерших до дня похорон, и возник обычай мумификации. Древнегреческий историк V в. до н.э. Геродот сообщает, что трупы своих умерших «царей» скифы мумифицировали. На Алтае такой обычай засвидетельствован находками самих трупов, прекрасно сохранившихся. Ранние кочевники Алтая, как это видно на мумии из Пятого пазырыкского кургана (постамент 3), из трупа умершего вождя извлекали все внутренности и мышцы, после чего разрезы на коже зашивали толстым шнуром из конского волоса. Из черепа извлекали мозг, прорезав для этого в темени большое отверстие.

В опустошённом грабителями срубе осталось немногое. Одежды с умерших были сняты и, видимо, ради нашитых на них ценных украшений взяты грабителями. Только на голове женщины уцелел интересный деревянный

(12/13)

головной убор в виде плоской, с прямыми стенками шапочки с двумя полыми рожками наверху. Позади рожек вертикально укреплена искусственная коса из конского волоса и к ней присоединены две косы женщины, продетые в отверстия на рожках и вместе с ними обмотанные войлочной лентой (зал №15, витрина 11). Головной убор таким образом был прочно укреплён на голове женщины.

В срубе сохранились также части деревянных столиков, деревянная подушка-сиденье, тамбурин и некоторые другие вещи, находившиеся в беспорядке среди обломков дерева. Стены внутри сруба были затянуты прибитым деревянными колышками тонким войлоком, от которого уцелело несколько небольших кусков. На них техникой аппликации из кусков цветного войлока на белом фоне нашиты изображения борьбы мифической птицы феникса, образ которой, несомненно, заимствован из китайского искусства, с фантастическим чудовищем с телом хищника, птичьими крыльями, человеческой головой и руками, со звериными ушами и оленьими рогами (щиты 11 и 18).

Всё, что находилось за стенами сруба, уцелело от грабителей и сохранилось в полной неприкосновенности. В северной части могилы за срубом было погребено пять верховых коней с сёдлами и уздечками, колесница с четвёркой упряжных лошадей, большой войлочный шатёр, телеги для перевозки тяжестей. Отдельные части колесницы были засунуты в узкий промежуток между южной стеной ямы и срубом, а брёвна деревянной рамы от основания шатра положены над срубом среди других брёвен.

Повидимому, с колесницей был положен шерстяной бархатный ковёр очень тонкой работы, привезённый на Алтай из Средней Азии или Ирана и представлявший собою, несомненно, большую ценность (витрина 2). На изготовление такого ковра современной опытной мастерице понадобилось бы около полутора лет упорного труда. Древнейший из известных до сих пор стриженых ковров датируется XIII в. Ковер из Пазырыкского кургана на полторы тысячи лет древнее. Оказывается, изготовление стриженых ковров было хорошо известно ещё в V-IV вв. до н.э. и достигало тогда уже высокого совершенства. Применяя технику вязания узлов из цветных ниток, древние мастерицы получали нарядные и сложные рисунки, искусно размещая среди чисто орнаментальных узоров десятки фигур крылатых грифонов, ланей, осёдланных коней и всадников.

Совсем другой техникой выполнено нарядное полотнище шатра (витрина 3). На огромном белом войлоке, площадью около 30 кв.м, нашиты цветные аппликации — орнаментальные полосы и два ряда повторяющихся изображений сидящей на троне богини, которая держит в руке священное дерево, и стоящего перед ней всадника. Основанием шатра служила рама из четырёх брёвен с прорубленными в них пазами (витрина 3, внизу), в которые вставлялись длинные шесты, служившие остовом шатра (щит 4). Шатёр покрывался четырьмя войлоками, Один из них, украшенный изображениями богини и всадника, сохранился почти полностью; от другого,

(13/14)

с фигурами феникса и антропоморфного чудовища, употреблённого на драпировку стен сруба, остались небольшие фрагменты; два не сохранились или не были положены в могилу. Наверху шатра стояли четыре сшитые из войлока фигуры лебедя (витрина 8). Возможно, что шатёр был сделан для временного помещения трупа умершего вождя, сохранявшегося в нём до дня похорон.

Совершенно исключительной находкой в Пятом кургане является полностью сохранившаяся колесница своеобразного устройства (постамент 5). Приспособленная к перекочёвкам, связанным с переходами по непроезжим местам, она была разборной. Отдельные части её связывались ремнями; в могилу она положена в разобранном виде. Оси её неподвижно соединены с кузовом и поставлены так близко, что переднее и заднее колеса почти вплотную примыкают друг к другу и расстояние между осями меньше, чем между колёсами на одной оси. Кузов колесницы состоял из платформы с резными, похожими на точёные, балясинами и водружённой на неё высокой беседки с крытым верхом. Эта громоздкая и в общем малоповоротливая колесница, высотой около 3 м, запрягалась четвёркой лошадей — пара в дышле и две пристяжные по сторонам или впереди цугом. Сбруя лошадей состояла только из уздечек, украшенных немногими одинаковыми деревянными бляхами, покрытыми тонким слоем золота (витрина 6). Несмотря на тщательность изготовления, колесница весьма примитивна не только по конструкции её ходовой части, но и по несовершенному ещё способу упряжки лошадей — коренные лошади впрягались в дышло с помощью ярма и пары деревянных рогулек.

Ещё более примитивны телеги, на которых подвозили тяжести при сооружении кургана. Они представляли собою широкую низкую телегу-повозок с колёсами из продырявленных посередине обрубков толстого бревна, посаженных на оси из тонких брёвен (постамент 7).

Важнейшее значение в жизни ранних кочевников имел верховой конь. Верховой конь обеспечивал кочевнику быстрое передвижение по любым бездорожным местам, незаменим он был и в военном деле. Поэтому умершего, снаряжая его в предполагаемый загробный мир, считали необходимым снабдить верховым конём. В Пятом пазырыкском кургане было погребено пять верховых коней. Всё их убранство старательно и любовно изготовлено из лучших, часто дорогостоящих материалов и покрыто множеством художественно исполненных украшений.

Один из коней был снабжён уздой и седлом с многочисленными деревянными бляхами, изображающими тигра, лося, сайгу (витрина 9). Чепрак седла сшит из роскошного китайского шёлка с вышитыми на нём цветущими ветвями и фигурами мифической птицы феникс среди них. Убранство коня дополнялось нагривником и кожаной маской, увенчанной искусно вырезанной из дерева головой оленя с ветвистыми кожаными рогами. Седло другого коня, также богато украшенное, имело чепрак и нагрудник, покрытые дорогими переднеазиатскими (персидскими?) многоцветными тка-

(14/15)

нями с вытканными гобеленной техникой изображениями идущих львов и сцен жертвоприношения (витрина 10). Сёдла трёх остальных коней отличаются тем, что их пышные узорчатые чепраки сшиты из разноцветного тонкого войлока (витрина 1).

Первый пазырыкский курган (вестибюль и зал №17) раскопан в 1929 г. и датируется также V-IV вв. до н.э. Из того, что было положено в могилу этого кургана, не сохранилось почти ничего, кроме верховых коней, погребённых в северной части могилы за срубом. Грабители не смогли проникнуть в эту часть могилы. Здесь было десять коней золотисто-рыжей или близкой по тону масти, холеных, вскормленных на зерновых кормах. Все они исключительно хорошо сохранились во льду (вестибюль, витрины 2 и 3). Лучшие из них принадлежали прославленной в древности среднеазиатской породе лошадей, потомками которой являются замечательные современные туркменские скакуны. Эти кони привезены были на Алтай из Средней Азии. Остальные представляли собой помесь среднеазиатской лошади с местной алтайской — низкорослой, большеголовой, но сильной и выносливой, подобной современным степным табунным лошадям Монголии и Казахстана.

Кони убиты ударом бронзового чекана в лоб, очевидно, в связи с представлением о том, что лучшего друга кочевника, боевого коня, следовало убивать боевым оружием. Все кони имеют разные метки в виде надрезов на ушах. Кони принадлежали не погребённому в могиле вождю, а, повидимому, подчинённым ему родовым старейшинам, которые принесли их в дар умершему вместе с богатым убранством. Погребальную камеру грабители полностью опустошили. В могиле остался пустой гроб-колода (постамент 4). Выдолбленный из огромного ствола 250-летней лиственницы, он был оклеен полосками блестящей светлокоричневой коры, срезанной с молодых берёзок. Борта его украшали стилизованные фигурки петухов, вырезанные из тонкой кожи и покрытые сверху листовым оловом.

На полу камеры сохранились части ковра с широкой орнаментальной полосой в виде ряда голов тигра, сшитой из разноцветного тонкого войлока техникой аппликации (зал №17, витрина 2). В своё время ковёр покрывал стены камеры и был прибит к ним массивными медными гвоздями. Грабители вырвали из стены эти гвозди. Могилу грабили, повидимому, соплеменники погребённого вождя, и поэтому они похитили из могилы только металлические вещи: золотые, серебряные и медные предметы, а с одежд и других богато украшенных вещей сняли позолоту и тонкое листовое олово, т.е. всё то, что легко можно было переплавить и скрыть тем самым происхождение похищенного. (Вещи из дорогих тканей, мехов и других подобных материалов им трудно было использовать.) Обычно всё это они проделывали в самой могиле, но в Первом пазырыкском кургане, для удобства «работы», все вещи и одетые в пышные одежды трупы погребённых они вытащили из могилы наверх и там, сняв с них все металлические части, бросили. Вот почему в погребальной камере почти ничего не сохра-

(15/16)

нилось. Интересной находкой, кроме колоды и ковра, здесь была рукоять топора грабителей, сломавшаяся и потому оставленная ими. Рукоять сделана из сука ели, вырубленного вместе с частью ствола (витрина 11). Бронзовый кельт (топор), сравнительно лёгкий, насаживался на массивное утолщение конца рукояти, что увеличивало вес его рабочей части.

В не потревоженном грабителями конском захоронении исключительно хорошо сохранились уборы верховых коней, которые впервые знакомят нас с устройством седла и уздечки такой древности. Это древнейшее из известных нам сёдел значительно отличается от всех современных/ Оно не имело стремян и деревянной основы, а состояло из двух мягких кожаных подушек, набитых шерстью северного оленя, плотно затянутых подпругой и укреплённых подхвостным и нагрудным ремнями (витрина 6). Несмотря на примитивное ещё устройство, применение его явилось большим достижением. Кочевники казахстанских и южно-сибирских степей стали пользоваться седлом, повидимому, уже в VII в. до н.э.; между тем в странах передовой культуры того времени (Греция, Малая Азия) ещё в течение многих веков седла не знали и в лучшем случае пользовались при верховой езде простой мягкой подстилкой.

Приготовленные специально для погребения, сёдла и уздечки были нарядно и разнообразно украшены, с применением золота и олова, но сделаны они были непрочно, из красивых, но непригодных для рабочего седла материалов. Особой пышностью отличался убор двух лучших коней. У коня №10 (витрины 4 и 5) по бокам седла висели длинные фигуры тигров, сшитые из яркокрасного войлока. На коротко подстриженную гриву коня был надет войлочный нагривник со стилизованными изображениями петухов, отороченный яркокрасной бахромой из крашеного конского волоса, на хвост — кожаный узкий чехол, расшитый узорами. На голове коня имелась маска с меховой, зелёного цвета, фигурой тигра, покрывающей нос и лоб коня, увенчанная огромными рогами оленя, мастерски сшитыми выворотным швом из толстой кожи. Убор коня №5 (витрина 5, слева) также состоял из нагривника, чехла для хвоста и маски. Особенно интересна маска. Вся её поверхность использована для изображения борьбы грифона с тигром. Наверху помещён грифон, голова и крылья которого возвышались над головой коня, а туловище закрывало щёки. Передними лапами он вцепился в шею тигра, который в свою очередь зубами впился в грудь грифона, а лапами схватил его за лопатки.

Украшения всех десяти комплектов конского убранства в Первом пазырыкском кургане отличаются чрезвычайным разнообразием сюжетов, техники, изобразительных приёмов. Они выполнялись из дерева, кожи, войлока, меха, конского волоса и других материалов в различных сочетаниях. Кожа, мех, войлок и волос окрашивались растительными красками — мареной, хной, индиго. Дерево и кожа покрывались сверху листовым золотом и оловом или раскрашивались минеральными красками — охрой, киноварью, мумией и др. После многовекового пребывания в земле краски потускнели,

(16/17)

но в своё время всё эти изделия представляли собой пёстрое сочетание ярких, сочных красок. Фигуры зверей раскрашивались одной краской или вырезались из цветного материала так, что получался синий козёл, жёлтый баран, красный, зелёный или золотой тигр и т.д. Делались и многоцветные фигуры зверей, например, серебряный баран с жёлтыми рогами и красной бородой.

Все изображения зверей в искусстве ранних кочевников стилизованны и условны. Выполнялись они силуэтом, линейным рисунком, барельефом, круглой скульптурой. Древний мастер изображал зверя только в профиль или в фас. В круглой скульптуре фигуру зверя делали всегда строго симметричной. Одними и теми же заученными приёмами, передававшимися из поколения в поколение, исполнялись те или иные части фигуры зверя. Пропорции не соблюдались и часто намеренно искажались. Сходство достигалось утрированным подчёркиванием одной-двух характерных внешних черт зверя. Так, например, горного барана отличали круто закрученный рог, концом своим закрывающий морду, и длинная борода, горного козла — более прямой рог, не касающийся спины или шеи, и маленькая бородка.

Несмотря на всю примитивность, искусство ранних кочевников Алтая поражает своим высоким мастерством, выразительностью образов, простотой и изяществом форм, нарядной орнаментальностью изделий. Древние мастера умели показать зверя в различных позах и в движении, достигая этого тем, что отдельные его части передавали в разных положениях. Часто, например, мы видим зверя с перевёрнутым туловищем — и передняя и задняя части фигуры даны строго в профиль, но одна ногами вниз, другая вверх. Нередко одну часть фигуры изображали в профиль, другую в фас.

Древние художники прекрасно знали зверей, все их особенности и повадки, так как в жизни племён охота на диких зверей имела значение не только промысла, но и военно-спортивных упражнений. Из поколения в поколение они совершенствовали своё искусство, заимствуя и отбирая наиболее удачные изобразительные приёмы. Хотя искусство ранних кочевников Алтая являлось декоративно-орнаментальным, было бы ошибкой думать, что древние художники в своих произведениях преследовали только декоративные цели и этому подчиняли выбор сюжетов. В основе искусства кочевников лежали образы мифологии. Изображались лишь те звери, которые обладали какими-либо чертами, особо обращавшими на себя внимание древнего человека. Из хищников это были тигр и волк; из травоядных — лось, марал (олень), горный козёл и горный баран; из птиц — орёл и петух; из рыб — налим. Реже воспроизводились кабан, сайга, лошадь, заяц, лебедь, гусь. В далёком прошлом эти животные представлялись как тотемы — родоначальники и покровители рода. В эпоху ранних кочевников они уже утратили это своё первоначальное значение и осмыслялись, повидимому, как воплощения таинственных сил, управляющих каждая в своей предполагаемой сфере всем, что происходит на земле.

(17/18)

Кроме реальных животных, мифология ранних кочевников Алтая включала образы фантастических зооморфных и антропоморфных чудовищ. Наиболее распространёнными из них были: грифон — чудовище с телом тигра, крыльями птицы, рогами и ушами антилопы, с гребнем на шее (витрина 5, маска); мифический орёл в виде огромного орла со звериными ушами и мощным гребнем на голове и шее (витрина 6, аппликация на седле); антропоморфное чудовище с человеческой головой и звериными рогами и ушами (витрины 6 и 7).

Мифологические существа, как в образе реальных зверей, так и в образе зооморфных чудовищ, изображались в характерных для них позах. У зверей подчёркивались те их качества, благодаря которым они и заняли свое особое место в древней мифологии. Тигр всегда показан ревущим, что указывало на его могучую силу, марал и горный баран — в стремительном беге и т.д. Для искусства ранних кочевников особенно характерно изображение борьбы зверей, мифологических сюжетов, в которых отразились представления древнего человека об окружающем его мире. Наряду с картинами реального нападения тигра на лося (витрина 5) или на горного барана (витрина 9), встречаются изображения мифического орла, поднявшего в своих лапах лося (витрина 6), грифона, поражающего горного козла (витрины 1 и 3), налима, схватившего голову горного барана (витрина 10). В обществе, где военные набеги и столкновения были нормальным явлением, где благополучие рода и племени определялось военной силой, мир воображаемых мифических существ также представлялся в состоянии постоянной борьбы.

Памятники декоративного искусства ранних кочевников Алтая позволяют нам понять, хотя бы и в самых общих чертах, мировоззрение людей того времени, проникнуть в мир их идей.

Второй башадарский курган (залы №№18 и 19) раскопан в 1950 г. в Центральном Алтае на р. Каракол. Он датируется V-IV вв. до н.э. От двух рассмотренных курганов он отличается несколько меньшими размерами могилы (26 кв.м) и некоторыми деталями её устройства. Погребальная камера была срублена из толстых брёвен, имела одинарные стены и потолок. Сверху она была покрыта чёрным войлоком, затем полуметровой толщей берёсты и стеблей кустарника курильского чая и, наконец, брёвнами, уложенными в шестнадцать слоёв прямо на сруб без поддерживающих их столбов и балок. В погребальной камере стояли два гроба-колоды, выдолбленных из толстых стволов сибирского кедра. Хорошо сохранился только один. Он украшен вырезанными крупными изображениями четырёх идущих тигров на одном борту и четырьмя такими же тиграми, двумя лосями, тремя горными баранами и двумя кабанами на крышке (постамент 3). В этих колодах были погребены мумифицированные трупы мужчины и женщины — племенного вождя и его жены (?). В камере сохранилось немногое — обрывки одежд и тканей, обломки музыкального инструмента (арфы) и несколько мелких украшений. Особенно

(18/19)

хорошо сохранился мужской сапог. Он был мягким, без подмёток, с обшитыми с лицевой стороны в шахматном порядке квадратными кусочками разноцветного меха высокими голенищами (витрина 1).

В северной половине могилы, за срубом, было погребено четырнадцать верховых коней с сёдлами и уздечками. От сёдел остались только некоторые части, но и по ним можно заключить, что они имели, как и в Первом пазырыкском кургане, крупные фигурные войлочные подвески. На одном из них было две пары таких подвесок, сшитых из красного войлока в виде фигур волка (витрины 6 и 7). Лучше сохранились различные украшения седельных и уздечных ремней, в частности, предметы, вырезанные из дерева и сделанные из клыков кабана (витрины 2, 4, 5). Наиболее интересен набор бронзовых бляшек, покрытых листовым золотом, отлитых в виде фигурного завитка характерной для Южной Сибири формы (зал №19, витрина 3). Такими же бляшками, но вырезанными из дерева, покрыта большая часть сёдел из Башадарского кургана (витрины 1-4). Украшения седельных ремней в этом кургане, по сравнению с другими, более однообразны и просты. Замечательны только деревянные, покрытые золотом накладки на передних и задних стенках седельных подушек, изображающие орла с распростёртыми крыльями (витрина 3).

Второй пазырыкский курган (зал №20), раскопанный в 1947-1948 гг., даёт наиболее полное представление о домашнем быте ранних кочевников времени его сооружения, т.е. V-IV вв. до н.э. Здесь в большом количестве и в наилучшем виде сохранились положенные в погребальную камеру вещи, так как вся камера была доверху заполнена плотным льдом.

Хорошо сохранились и мумифицированные трупы погребённого вождя и его жены, хотя они и были выброшены грабителями из гроба и изуродованы. Чтобы снять с них ценные украшения, грабители отрубили им головы, кисти рук, а у женской мумии также стопы и голени. Очевидно, на обоих были надеты золотые гривны и браслеты, а на женщине и ножные браслеты. Мумии сохранили светлый, близкий к естественному цвет кожи, и, что особенно замечательно, на теле погребённого вождя оказалась хорошо видимой татуировка, выполненная обычным способом — наколами (витрина 2). Татуирована была значительная часть тела. На груди и спине помещалось изображение тигра с орлиными головами на шее и хвосте. Руки от плеча до кисти сплошь были покрыты фигурами мифических оленей с орлиным клювом и с орлиными головами на концах рогов, фигурками горного барана, крылатого тигра и другими. На ноге, от колена и почти до пальцев, были изображены налим, четыре горных козла и мифический хищник с орлиными головами на шее. Татуировка в те древние времена была широко распространена; у степных кочевников, по сообщениям китайской летописи несколько более позднего времени, татуировались преимущественно представители высших слоёв общества.

(19/20)

В могилу, кроме надетых на умерших, были положены запасные одежды, В погребальной камере найдены две мужские рубахи, меховой кафтан с нашитыми на нём техникой аппликации головами оленя с ветвистыми рогами, войлочные чулки и войлочный головной убор (витрина 7). Из женских одежд здесь были меховая наплечная одежда, украшенная тонкими узорами, пара войлочных чулок, расшитый кожаный головной убор и две пары сапожек — одна из меха леопарда (витрина 7), другая кожаная. Верхи последней украшены аппликацией, а подошвы — бусами из кристаллов блестящего пирита (витрина 1). В таких сапожках можно было ходить только в жилище по мягким коврам, и рассчитаны они на то, чтобы при сидении по-азиатски (ноги калачиком) были видны их нарядные подошвы. Все эти богатые и парадные одежды, на шитье которых требовалось огромное количество времени, характерны, конечно, только для богатой племенной знати. Одежда основных слоёв населения делалась, вероятно, сходного покроя, но не была так богато и пышно расшита.

Далеко зашедшее экономическое расслоение у ранних кочевников Алтая заключалось, можно полагать, не только в том, что племенная знать владела огромными богатствами, носила роскошные одежды и драгоценные украшения, но и в том, что она освобождалась от хозяйственных работ. Так, по крайней мере, жёны и наложницы племенных вождей, судя по их одежде, особенно по сапожкам, были свободны от труда. Поэтому их хоронили не с орудиями женского труда, а с музыкальными инструментами — арфой и тамбурином (витрина 1). Четырёхструнная арфа и высокий, сшитый из двух кусков бычьего рога тамбурин делались по переднеазиатскому образцу; они, повидимому, не имели широкого распространения среди основной массы населения.

Несмотря на наличие в погребениях вещей иноземного происхождения или сделанных по иноземным образцам или из иноземных материалов, основная масса положенных в могилу вещей принадлежит к обычным для ранних кочевников Алтая предметам, приспособленным к их кочевому быту. Таковы, например, разборные столики-блюда с гладкими, рубчатыми или вырезанными в виде фигуры тигра съёмными ножками (витрина 3), хотя у одного из этих столиков точеные на станке ножки изготовлены где-то в Средней Азии, и различные меховые и кожаные сумки и мешки (витрина 8). Одна сумка, сшитая из кусочков разноцветного меха, была наполнена сыром. Таковы же и деревянные небьющиеся сосуды и чаши, удобной для кочевого быта формы, с округлым дном, устойчивые на неровной поверхности земли, и кожаные узорно шитые высокие фляги, и глиняные плоскодонные, узкогорлые кувшины (витрина 6). Один такой кувшин найден в могиле поставленным на пришитое к ковру войлочное кольцо.

Во всех курганах встречаются части «шестиног» — шести тщательно выструганных палочек, связанных ремешком на верхнем конце в пучок. Во

(20/21)

Втором пазырыкском кургане они найдены в полном комплекте вместе с другими, относящимися к ним предметами в том положении, как они употреблялись (витрина 8). В углу погребальной камеры они были поставлены над бронзовой жаровней, образуя как бы остов небольшого, в метр высотой, шатра, покрытого кожаным покрывалом. Жаровня была наполнена камнями со следами действия на них огня. Среди камней сохранились остатки обугленных семян конопли. На одной из палочек шестиноги висел мешочек с семенами конопли. Это был прибор для курения конопли (гашиша). По сообщению греческого историка V в. до н.э. Геродота, скифы Поднепровья подобным образом курили коноплю при очистительных обрядах после похорон. Для этого они устраивали покрытый войлоком маленький шатёр, куда на раскалённые камни бросали семена конопли и затем вдыхали дурманящий пар. На Алтае употребление этого наркотика было, повидимому, также довольно распространено. Во Втором пазырыкском кургане в могилу было положено, по числу погребённых, два прибора для курения: один с кожаным покрывалом, украшенным по краям каймой из трехцветной кожи с изображением грифона, терзающего лося (витрина 4), другой — покрытый простым войлоком.

Как и в других курганах, во Втором пазырыкском кургане в северной половине могилы погребены верховые кони, но не на дне её, а значительно выше сруба. Их было семь. Один из них выделялся более пышным убором. Кроме седла и узды, около него лежали нагривник и маска, увенчанная сшитой из войлока и кожи головой горного барана и сидящей на ней птицей с распростёртыми крыльями (витрина 9). Покрышки пяти сёдел украшали аппликации из цветного войлока и раскрашенной кожи, изображающие лося, горного козла и других зверей. Из седельных и уздечных наборов интересен набор, состоящий из роговых блях с резным раскрашенным орнаментом в виде пальметок и цветов лотоса. Мотив пальметки и лотоса применён для орнаментации многих предметов, найденных в Первом и Втором пазырыкских курганах, но в сильно переработанном, трудно узнаваемом виде. Здесь же связь его с персидскими образцами прослеживается наиболее ясно. Совершенно очевидно, что ранние кочевники Алтая обогатили своё орнаментальное искусство, позаимствовав этот мотив из Персии и переработав его применительно к своим художественным вкусам.

Третий пазырыкский курган (зал №20), раскопанный в 1948 г., относится к III-II вв. до н.э.; он отличается от других тем, что поверх погребальной камеры могила была заложена огромными валунами и брёвнами, а сама камера покрыта большими полотнищами, сшитыми из проваренной берёсты. Это были, повидимому, полотнища от летних юрт кочевников. За срубом, в северной половине могилы были погребены четырнадцать верховых коней с сёдлами и уздечками, ремни которых покрывало множество деревянных и роговых бляшек, украшенных орнаментом и изображениями зверей (витрины 10-12).

(21/22)

Интересными находками в этом кургане являются хорошо сохранившийся мужской войлочный кафтан и войлочный головной убор в виде капора. Головной убор снабжён наверху кожаной прямоугольной башенкой в виде зубчатой коронки, напоминающей украшения головных уборов древнеперсидских царей (витрина 13).

Четвёртый пазырыкский курган (зал №21) сходен по устройству с третьим. Раскопан он в 1948 г., датируется III-II вв. до н.э. В нём также погребены четырнадцать верховых коней с большим количеством сохранившихся от сёдел и уздечек деревянных блях с фигурами различных зверей (витрины 1 и 3). Интересна узда, украшенная вырезанными из толстой кожи барельефными изображениями крылатых тигров (витрина 1). В погребальной камере найдены деревянные столики-блюда, шестинога от шатра для курения конопли и другие бытовые предметы (витрина 2). Среди брёвен были положены лестницы, по которым спускались в могилу при её сооружении. Лестницы очень примитивны по устройству. Это простые брёвна с вырубленными выемками-ступеньками (витрина 2).

Курганы рядовых членов общества у ранних кочевников Алтая (зал №21) по своему устройству напоминают могилы племенных вождей, но они значительно меньше по размерам и по богатству положенных с умершим вещей. С каждым умершим обычно погребали верхового коня, а иногда и двух, с седлом и уздой, убитых боевым чеканом (витрина 7). Сёдла к уздечки в этих курганах не были специально изготовлены для погребения, а взяты из числа обычных, служивших умершему при жизни. От них сохраняются, как правило, только роговые или медные пряжки, бронзовые или железные удила и некоторые другие детали. Находимые в этих курганах бронзовые и костяные изделия украшены изображениями зверей, выполненными в том же стиле, что и в курганах с погребениями племенных вождей (витрины 7 и 8).

Так называемый «скифо-сибирский звериный стиль» был широко распространён в VII-I вв. до н.э. в искусстве древних племён всей степной полосы и прилегающих лесостепей. Однако памятники их искусства сохранились в меньшем количестве, чем на Алтае. Это главным образом литые, художественно оформленные бронзовые изделия различного назначения. В витрине 6 представлены находки из Казахстана, Западной Сибири, Забайкалья и Красноярского края (степи Минусинской котловины). Бронзовые ножи, кинжалы, боевые чеканы, псалии от удил, пряжки, бляхи и многие другие предметы искусно украшались барельефными или объёмно-скульптурными изображениями головы или полной фигуры зверя. Особенно эффектны декоративные бронзовые навершия в виде фигуры стоящего на вершине горы горного козла, водружаемые по углам погребального ложа, и бронзовые ножи с изящными фигурными рукоятями.

наверх