В.И. Молодин, Т.А. Чикишева

Погребение воина IV-V вв. н.э. в Барабе.

// Военное дело древнего и средневекового населения Северной и Центральной Азии. Новосибирск: 1990. С. 161-179.

За последние пятнадцать лет в Барабинской лесостепи были исследованы десятки памятников относящихся к так называемому гунно-сарматскому времени. Практически весь корпус источников уже введён в научный оборот. [1] Сдана в печать обобщающая монография, посвящённая анализу исторического процесса, протекавшего в данном регионе в первой половине I тыс. до н.э. [2] Однако, собственно гунских или сармато-аланских погребений в данном регионе найдено не было. Исключение, пожалуй, может составить захоронение в так называемой коридорной гробнице на могильнике Черноозерье IV, [3] где в системе подземных коридоров обнаружено погребение мужчины, монголоида, с искусственной деформацией черепа, с которым лежали череп и кости ног лошади, железный нож в ножнах и железное кольцо от пряжки. По последним данным это захоронение датировано серединой I тыс. н.э. [4]

Между тем гуннская проблема для Алтая и прилегающих районов Западной Сибири в настоящее время приобрели новое звучание, что связано с открытием великолепных памятников как в Горном Алтае, так и в лесостепном Приобье. [5] Среди них особый интерес представляет Тугозвониевское [Тугозвоновское] погребение близ Барнаула [6] и печи для обжига керамики Юстыда. [7]

В 1989 г., при раскопках разновременных памятников, объединённых общим названием Сопка-2, расположенных в Венгеровском районе Новосибирской области, в месте слияния рек Омь и Тартас обнаружено погребение №688, которое судя по инвентарю и антропологическому типу выпадает из всех известных памятников эпохи средневековья, исследованных до сих пор на данной территории.

Погребение грунтовое, расположено в Юго-Восточной части памятника. Никаких внешних признаков не имело и обнаружено благодаря используемой при раскопках методике вскрытия сплошной площади, не взирая [невзирая] на наличие или отсутствие наземных сооружений. Могильная яма имела правильную овальную форму (рис. 1). Ориентировано по линии ССВ-ЮЮЗ. Стенки могилы отвесные, дно ровное. Длина могилы 240 см, ширина 128 см, глубина 90-93 см от уровня материка. В заполнении могилы, в восточной её части, на глубине от 25 до 40 см лежали кости взрослой лошади. Это череп, где черепная коробка перевёрнута, тазовые кости с частью хребта и рёбер, а также ле-

(161/162)

жащие кучей позвонки и рёбра. Налицо явная попытка сложить кости фрагментарно представленного скелета в анатомическом порядке. В какой-то мере это удалось. Во всяком случае, можно говорить о ССВ ориентации животного. Рядом с нижней челюстью коня обнаружен костяной двудырчатый псалий со следами железной коррозии от удил (рис. 1‒ 13) и костяная застёжка (рис. 1‒ 14).

Погребён взрослый мужчина в возрасте 35-40 лет. Он лежал на дне могильной ямы, в её западной части (противоположной лошади). Погребённый был положен на спину, в вытянутом положении, головой на ССВ. Правая рука подогнута под тазовые кости. Несколько мелких костей скелета (позвонки, фаланги пальцев рук и ног) либо смещены, либо отсутствуют, что несомненно связано с действием грызунов, следы нор которых буквально принизывают в различных направлениях как заполнение, так и стенки могильной ямы.

Погребённый был снабжён довольно богатым инвентарём. Между западной стенкой могилы и погребённым лежал железный палаш (рис. 1‒ 8). Палаш очевидно был положен в ножнах, от которых сохранились массивная серебряная обкладка, украшающая нижнюю часть ножен (рис. 1‒ 11). В области рукоятки обнаружены серебрянная [серебряная] пряжка поясной гарнитуры (рис. 1‒ 7), хрустальный граненный [гранёный] шар с уплощенными противолежащими сторонами и с отверстием. Этот предмет, по всей видимости был навершием рукояти палаша (рис. 1‒ 6). Здесь же лежали нефритовая скоба для портупейного ремня (рис. 1‒ 5). Между западной стенкой могильной ямы и палашом обнаружен железный нож (рис. 1‒ 9). На поясе погребённого была найдена железная обойма — принадлежность пояса (рис. 1‒ 4). Два серебряных наконечника от поясной гарнитуры выявлены у правой ноги погребённого, у верхней части бедренной кости (рис. 1‒ 10), а другая на голеностопе (рис. 1‒ 15). Между ног покойника, почти на уровне колен, обнаружена лошадинная [лошадиная] бабка (рис. 1‒ 12). Между черепом и западной стенкой могилы найдены нефритовый диск с отверстием (рис. 1‒ 2), бронзовая бляха, также с отверстием (рис. 1‒ 3) и бронзовый гвоздь (рис. 1‒ 1). Скорее всего, перед нами ни что иное, как разобранное навершие рукоятки палаша.

Погребальный обряд рассматриваемого захоронения достаточно своеобразен. Он существенно отличается от собственно гуннских захоронений Забайкалья и захоронений гунно-сарматского времени Тувы, Горного и равнинного Алтая. Параллели можно провести лишь по некоторым деталям. Так, с забайкальскими погребениями сопоставима сходная ориентация могилы и погребённого головой на север с неко-

(162/163)

торыми отклонениями. [8] Северная ориентация встречается в ряде погребений могильника Кокэль. [9] Грунтовой характер могилы позволяет сопоставить её с Тугозвоновским погребением. [10] Наконец, ярусное размещение в могиле лошади и человека даёт возможность сопоставить данное погребение с захоронением памятника Булан-Коба-IV в Горном Алтае. [11]

Погребальный обряд рассматриваемого захоронения весьма отличается от известных богатых «княжеских» погребений первой половины I тыс. н.э., обнаруженных в Евразии. [12] Если же сопоставить с данным погребением захоронение первой половины I тыс.н.э. относящиеся к сперановскому этапу потчевашской культуры, [13] то они также весьма существенно различаются (небольшая глубина могильных ям, ориентация, наличие кремации наряду с ингумацией, не говоря уже об инвентаре).

Местным западносибирским предметом можно считать лишь костяной двудырчатый псалий с круглой шишечкой на изогнутом конце (рис. 3‒ 11). Точные аналоги ему обнаружены в погребении №24 Лихачёвского могильника Потчевашской культуры. [14]

Надёжно датирующей сопкинское погребение №688 является поясная гарнитура (рис. 3‒ 2, 3, 4, 7). Так поясные пряжки подобны той, которая найдена в погребении относится по периодизации А.К. Амброза к IV в.н.э. и встречаются от Башкирии до Кавказа и Муреша. [15] В.Б. Ковалевская отнесла подобные изделия к типу 9 круглорамчатых пряжек с квадратным щитком 11-го варианта. Из 28 экземпляров включённых исследователем в свод, серебряных известно две. Географически они распределяются так: в Крыму — 3, на Кавказе — 10, в Башкирии — 6, в Поволжье — 9. Данные изделия являются датирующими для IV-V вв. [16] Таким образом, изделие из Барабы можно считать, на сегодняшний день, наиболее восточным, среди аналогичных пряжек.

Положение пряжки и двух наконечников поясной гарнитуры (рис. 3‒ 3, 4) в могиле позволяют предполагать, что в могилу положен боевой пояс, на котором носился палаш. Пояс лежал вместе с палашом вдоль длинной оси могилы, рядом с погребенным. О наличии второй предельно простой опояски свидетельствует железная овальная пряжка без язычка (рис. 3‒ 7), обнаруженная над тазовыми костями погребённого.

Особое место среди погребального инвентаря анализируемого погребения несомненно занимает палаш. Он лежал справа от погребённого, рядом с ним. В могилу палаш был положен в ножнах, от которых

(163/164)

сохранилась массивная серебряная обкладка, украшающая конец ножен (рис. 2‒ 2). Сохранились и кусочки дерева и от самих ножен, имеющие следы окраски в красный цвет. Этот цвет был наиболее популярным при окраске ножен у сарматов. [17] Длина обкладки 22 см., ширина 4,8-4 см. Изделие выполнено из тонкого серебрянного [серебряного] листа. Торцы оформлены в виде рельефно выступающих валиков, а наружняя [наружная] часть четырьмя продольными желобками по краям и центру. В нижней части обкладки серебряной заклепкой прикреплён костяной вилкообразный насад, на который крепилось деревянное навершие ножен.

Полные аналогии данной обкладке нам неизвестны, однако оковки нижней части ножен палаша лиственным серебром и золотыми с инкрустацией обоймами зафиксированы А.П. Уманским в Тугозвоновском захоронении. [18] Аналогично, в принципе, и украшение обкладки продольным валиком по центру. Из более отдаленных аналогий можно привести серебрянную [серебряную] обкладку ножен из Щербаковки. [19] А.М. Хазанов подчёркивает, что ножны украшенные золотыми обкладками относятся только к IV-V вв.н.э. [20] Известны они в некоторых экземплярах сасанидских мечей. [21]

Ножны носились воином при помощи специальной скобы (рис. 3‒ 8) из молочно-белого нефрита. Длина 13,9 см., ширина — 2,2 см, толщина — 1,6 см. Изделие имеет три круглых отверстия для крепления к ножнам и одно овальное — для крепления ремня портупеи. Распространение подобных изделий, начиная с I в.н.э., на протяжении первой половины I тысячелетия было чрезвычайно широким — от Кореи на востоке [22] и до Восточной Европы на западе, [23] включая современную территорию нашей страны, [24] Иран [25] и Китай. [26]

По мнению А.М. Хазанова подобный способ ношения оружия впервые появился в евразийских степях. [27]

Палаш треугольный в сечении (рис. 2‒ 1), лезвие его слегка изогнуто внутрь. Насад для рукояти отсутствует. Сохранность клинка хорошая. Размеры его следующие: длина — 80 см., ширина — 3 см, максимальная толщина — 0,7 см. Ориентируясь на сводку Ю.С. Худякова можно сказать, что подобное оружие было достаточно харктерно для начала I тыс.н.э. в Северной и Центральной Азии, [28] однако наш клинок отличается во-первых слабой изогнутостью во внутрь, во-вторых отсутствием характерного насада для крепления рукояти. Подобные клинки известны нам в Парабельском кладе. [29] Особый интерес представляет рукоять данного палаша. Она несомненно была изготовлена из дерева и не сохранилось. Навершие её было сложносоставным. Верхняя часть украшена золотым набалдашником полусфе-

(164/165)

рической формы с широкими полями основания (рис. 3‒ 1). Край поля оформлен зернью, а внешняя поверхность украшена перегородчатой эмалью, но сохранились лишь две вставки из стекла бордового цвета. Данное навершие надевалось на крупный гранённый [гранёный] шестигранник из горного хрусталя (рис. 3‒ 6). В нижней части навершия был помещён круглый диск из белого нефрита (рис. 3‒ 5). Вся эта сложносоставная конструкция нанизывалась на круглый в разрезе бронзовый гвоздь (рис. 3‒ 10) оставшаяся часть которого входила в деревянную рукоять. Не понятно по какой причине навершие было положено в могилу в разобранном виде.

Близкое по форме навершие палаша обнаружено в Тугозвоновском погребении. [30] Традиция сложносоставных наверший рубящего оружия особенно ярко прослежена на Боспоре, где в качестве поделочного материала использовался халцедон, дерево, глина, кость, янтарь, оникс, паста, стекло, топаз и т.д. [31] На сарматских мечах составные навершия более дешовы [дёшевы] и встречаются значительно реже. [32] В Сибири помимо Тугозвоновского погребения подобные навершия палашей известны в захоронении на Верхнем Чумыше [33] и в Айдашинской пещере. [34] Интересно отметить, что аналогии каменным дискам с отверстиями в центре широко известны в хуннских погребениях Забайкалья, [35] в Таштыкской культуре, [36] и на западе у сармат. [37]

Железный нож, обнаруженный в погребении Сопки трёхугольный в сечении, с приострённым насадом для рукоятки, к сожалению не сохранившейся. Данное изделие имеет широкий круг аналогов как в пространстве, так и во времени.

Несомненный интерес представляет лошадинная [лошадиная] бабка, лежащая in situ между ног погребённого. Сейчас по-видимому можно с полным основанием сказать, что лошадинные [лошадиные] бабки, порой орнаментированные, как впрочем и астрагалы других животных, были характерным явлением в раннесредневековых культурах Евразии. Так, например, в мохэсских памятниках данные изделия встречаются как на поселениях так и в погребениях. [38] Известны они и на памятниках Таштыкской культуры. [39] По-видимому правы те исследователи которые видят в данных изделиях вместилища душ умершего [40] или хранителей души покойника. [41]

Костяная застёжка (рис. 3‒ 12) более всего напоминает изделие из Кокэля, [42] хотя последнее более сложно.

Таковы предметы, обнаруженные в погребении №688 могильника Сопки-2. Встаёт законный вопрос, к какому кругу культур сле-

(165/166)

дует отнести данное погребение? Весь приведённый круг аналогий показывает, что с гуннскими захоронение №688 связывается лишь по северной ориентации могилы и покойника, [43] что же касается вещественного комплекса, то основной круг аналогий тяготеет на Запад, т.е. к сармато-аланскому миру. Важно подчеркнуть несомненные параллели в погребальном инвентаре и погребальном обряде с захоронениями Горного и равнинного Алтая.

Особую значимость в решении этой проблемы приобретают данные антропологии. Полностью сохранились череп и посткраниальный скелет погребённого. Данные измерений черепа и скелета представлены в таблицах 1 и 2.

Череп средней длины, широкий, брахикранный по черепному указателю, высокий, гипси-метриокранный, с очень широким основанием. Горизонтальная форма контура черепной коробки сфеноидная, сагиттальная-эллипсовидная, фронтальная-сводчатая. Лобная кость длинная, среднеизогнутая, средневыпуклая, среднеширокая, средненаклонная. Её выступание в области наибольшего сужения лба равно 19,7 мм, угол поперечного изгиба лба — 137° то есть величины промежуточные между характерными европеоидными и монголоидными, но близкие к пределам варьирования этих признаков в европеоидных сериях. Надпереносье среднее, надбровные дуги непротяжённые и невысокие. Затылочная кость средней длины и ширины, среднеизогнутая, затылок невыступающий, с хорошо выраженным наружным углом. Сосцевидные отростки крупные.

Лицо очень широкое и высокое, лептопрозопропное, ортогнатное по углам вертикального профиля, но мезогнатное по указателю Флауэра, мезопное (назомалярный угол равен 144,3°). Нос умеренно широкий, высокий, по указателю лерторин. Нижний край грушевидного отверстия в форме предносовых ямок. Носовые косточки узкие, угол их выступания над линией профиля лица очень мал, переносье моделировано слабо. Орбиты очень широкие и высокие мезоконхные по указателю, открытые, с тонким и острым верхним краем. Клыковая ямка мелкая. Нёбо очень длинное и узкое. Нижняя челюсть очень длинная, широкая на уровне мыщелков и средней ширины между углами. Углы челюсти несколько завёрнуты внутрь. Ветвь практически прямая, очень широкая. Тело челюсти широкое как на уровне симфиза, так и на уровне подбородочного отверстия, очень толстое. На внутренней поверхности альвеолярного отростка имеются хорошо развитые ореховидные вздутия.

(166/167)

Зубная система погребенного имеет несколько интересных особенностей. Стертость коронок моляров на верхней и нижней челюстях очень сильная (практически открыты каналы зубов), тогда как передние зубы и премоляры имеют среднюю степень изношенности (балл 3). Нижние премоляры однобугоркового типа (баллы 1 и 2 на p₁ и р₂ соответственно). Зубная система редуцирована:отсутствуют латеральные резцы нижней челюсти. Между нижним левым премоляром и клыком есть диастема.

Комбинация отмеченных морфологических особенностей черепа очень характерна для древних и современных представителей монголоидного центральноазиатского антропологического типа, отличительными чертами которого являются очень большие размеры высоты и ширины лица — практически максимальные среди населения земного шара. Сильная уплощённость лица в горизонтальном плане, довольно широкий нос с предносовыми ямками, небольшое выступание надпереносья (по указателям симотическому, дакриальному и максиллофронтальному) и очень малый угол носовых костей с линией профиля лица усиливают впечатление о принадлежности погребённого именно к этому варианту монголоидной расы. Следует особо отметить, что в предшествующие эпохи и в синхронный период среди палеоэнтропологических находок из лесостепных районов Западной Сибири и Алтая не встречено черепов аналогичного типа.

Серии из могильников лесостепной полосы Северного Алтая (урочище Ближние Елбаны) [44] и южных лесостепных районов Западной Сибири (Усть-Тартасский могильник), [45] (могильники Перейминский и Козловский) [46] относящиеся к рубежу нашей эры характеризуются промежуточностью антропологического типа, сочетающего в себе признаки монголоидности и европеоидности. По уровню смешенности и антропологическим особенностям европеоидного и монголоидного компонентов они близки к материалам из сарматских, усуньских и гуннских могильников Киргизии, Восточного и Центрального Казахстана. [47] Антропологическое сходство населения лесостепной зоны Алтая и Западной Сибири с населением восточных районов Средней Азии в первые века нашей эры дополняется общим для них обычаем деформации головы кольцевого типа или лобно-затылочной. Монголоидный компонент, принимавший участие в формировании антропологического типа населения лесостепных районов Западной Сибири и Северного Алтая характеризуется невысоким лицом.

Таким образом, погребённый на территории могильника Сопка-2

(167/168)

мужчина является, по-видимому, представителем населения, обитавшего в восточных районах Сибири или Центральной Азии. На территории Восточной, Южной и Северной Монголии известно несколько могильников гуннского времени. Палеоантропологические материалы из гуннских могильников Забайкалья и Монголии обнаруживают большое сходство между собой, а также с черепами из Прибайкальских неолитических и плиточных могил Забайкалья и характеризуются чертами палеосибирского антропологического типа. [48] Черепа имеют большие величины продольного и поперечного диаметров, средние или малые размеры высоты свода, мезо‒ или брахикранные по черепному указателю, с узким и очень покатым лбом, широким средневысоким или высоким лицом, среднешироким носом с нерезкой уплощённостью носовых костей и слабым или средним их выступанием над линией лицевого профиля. Череп из погребения могильника Сопка-2 существенно отличается от этих черепов по строению свода: он более высок, средней длины и ширины, с довольно широким и более прямым лбом.

Аналогии сопкинскому черепу мы находим среди палеоантропологических материалов из гунно-сарматского могильника Кокэль в Центральной Туве. [49] Черепная коробка в этой краниологической серии отличается сравнительно большой высотой, значительным поперечным диаметром и черепным указателем на грани мезо‒ и брахикрании. Лобная часть не узкая и средненаклонная. Лицевые размеры, как и высотные, так и широтные, велики. В горизонтальной плоскости лицевой отдел черепов из Кокэля значительно уплощён. Выступание носовых костей малое и переносье низкое. Нижняя челюсть очень массивная, с высоким и утолщённым телом. Краниологическое сходство погребённого из могильника Сопка доходит до тождества с некоторыми черепами из Кокэля.

Таким образом, несмотря на единичность палеоантропологической находки гунно-сарматского времени в Центральной Барабе, комплекс морфологических особенностей черепа однозначно характеризует погребённого как представителя из иной расовой среда, нежели основное население лесостепного региона Западной Сибири. Эта находка может свидетельствовать о существовании связей населения западносибирской степи с населением Центральной Азии. Не исключена возможность контактов центральноазиатского населения с юго-западными районами гуннского племенного союза, о чём могут свидетельствовать отдельные нюансы погребального обряда,

(168/169)

да и некоторые предметы вещественного комплекса, которые имеют место в восточных районах Средней Азии и Казахстана. [50] Об интенсивности этих связей и их этногенетическом значении для лесостепных племён Западной Сибири можно будет говорить более определённо с увеличением числа находок гунно-сарматского времени в этом регионе Азии.

Приведённые выше аналогии ряду предметов в погребении №688 по-видимому свидетельствуют о мощных контактах данного населения с западным, сармато-аланским миром.

Примечания   ^

[1] Молодин В.И. Бараба в древности. Автореферат докторской диссертации. — Новосибирск, 1983 — C. 25-26; Полосьмак Н.В. Бараба в эпоху раннего железа. — Новосибирск, 1987; Елагин B.C. Лесостепное приомье в начале I тыс.н.э. Автореферат кандидатской диссертации. — Новосибирск, 1989.

[2] Молодин В.И., Елагин B.C. Бараба в первой половине I тыс.н.э. (В печати) [вышла под другим названием].

[3] Генинг В.Ф., Корякова Л.Н., Овчинникова Б.Б., Фёдорова Н.В. Памятники железного века в омском Прииртышье // Проблемы хронологии и культурной принадлежности археологических памятников Западной Сибири. — Томск, 1970 — C. 215.

[4] Генинг В.Ф., Стефанов В.И. Работы Уральской археологической экспедиции в среднем Прииртышье // Источники и историография: Археология и история. — Омск, 1988 — C. 9.

[5] См. например: Савинов Д.Г. О завершающем этапе культуры ранних кочевников Горного Алтая // КСИА, — 1978, — вып. 154, — С. 53. Елин В.Н. Восточный Алтай в предтюркское время. Автореферат кандидатской диссертации. — Кемерово, 1987. Мамадаков Ю.Т. Новые материалы гунно-сарматского времени в Горном Алтае // Алтай в эпоху камня и раннего металла. — Барнаул, 1985 — C. 173-191. Новиков А.В. Новый памятник Верхнеобской культуры в Новосибирском Приобье // Источники и историография: Археология и история — Омск, 1988 — C. 47-54.

[6] Уманский А.П. Погребение эпохи «Великого переселения народов» на Чарыше // Древние культуры Алтая и Западной Сибири. — Новосибирск, 1978 — C. 129-163.

[7] Кубарев В.Д., Журавлёва А.Д. Керамическое производство хуннов Алтая // Палеоэкономика Сибири. — Новосибирск, 1986 — C. 101-119.

(169/170)

[8] Коновалов П.Б. Хунны в Забайкалье. — Улан-Удэ, 1976 — рис. 63, 66 и другие; Давыдова A.B. Иволгинский комплекс (городище и могильник) — памятник хунну в Забайкалье — Л. 1985 — рис. XI.

[9] Вайнштейн С.И. Раскопки могильника Кокэль в 1962 г. (погребения Казылганской и Сыын-Чюрекской культур) // Труды Тувинской комплексной археолого-этнографической экспедиции III — Л. 1970 С. 13, 16, 19 и другие.

[10] Уманский А.П. Погребения эпохи «Великого переселения...» — С. 131.

[11] Мамадаков Ю.T. Новые материалы гунно-сарматского времени... — С. 173, 175, 176 и другие.

[12] Werner J. Beitrage zur Archäologie des Attila-Heiches. — Munchen, 1956 — Taf. 2.

[13] Молодин В.И., Елагин B.C. Погребение первой половины I тыс. н.э. в Барабе. (В печати.).

[14] Генинг В.Ф., Зданович С.Я. Лихачёвский могильник на р. Ишим — памятник потчевашской культуры VI-VIII вв. н.э. Ранний железный век и средневековье Урало-Иртышского междуречья // Челябинск, 1986 — C. 129, рис. 4‒ 11, 12.

[15] Амброз А.К. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы // СА №2, 1971 С. 102, рис. 2‒ 8.

[16] Ковалевская В.Б. Поясные наборы Евразии IV-IX вв. Пряжки. — САИ — вып. Е1-2, — М. 1979, — С. 16, — табл. I‒ 18 и др.

[17] Хазанов A.M. Очерки военного дела сарматов — М. 1971, — С. 24, 25. [сноски, соответствующей этому примечанию, в тексте нет, здесь она восстановлена по смыслу]

[18] Уманский А.П. Погребение эпохи «Великого переселения» — C. 134, 135 — рис. 5, 9.

[19] Хазанов A.M. Очерки военного дела сарматов — М. 1971. — табл. ХIV‒ 8.

[20] Там же — С.25.

[21] Тирацян Г.А. Уточнение некоторых деталей сасанидского вооружения по данным армянского историка IV в. н.э. Фавста Бузанда. Исследование по истории культуры народов Востока М.-Л. 1960 — C. 475.

[22] Jetts W.P. A Chinese Scabbard-Jage // The Burlington Magazine. — Vol .XLIХ — N. CCLXXXIII, 1926 — P. 197-201.

[23] Rau P. Prehistorische Ausgrabungen auf der Steppenseite des deutschen Wolgagebiets im Jahre 1926. — Pokrowsk,1927 — S. 39.

(170/171)

[24] Кушева-Грозевская А. Один из типов сарматского меча. Известия Нижневолжского института краеведения. — Т. III Саратов, 1929 — C. 160 и сл.

[25] Ghirshman R. Jran. Partres et Sasanides. — Paris,1282 — P. 195, 196.

[26] Rostovcev M. Le post-epee des iraniens et des chinois Recueil Th. Uspensky. — Paris, 1930 — pt. II — P. 527.

[27] Хазанов A.M. Очерки военного дела... — С. 27.

[28] Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. — Новосибирск, 1986 — C. 217-220.

[29] Плотников Ю.А. «Клады» Приобья как исторический источник // Военное дело древнего населения Северной Азии. — Новосибирск, 1987 — рис. 1-24. Соловьёв А.И. Военное дело коренного населения Западной Сибири. — Новосибирск,1987 — рис. 13‒ 6; 14‒ 1, 2.

[30] Уманский А.П. Погребения эпохи «Великого переселения...» — С. 137, рис. 8. [сноски, соответствующей этому примечанию, в тексте нет, здесь она восстановлена по смыслу]

[31] Сокольский Л.И. Боспорские мечи // МИА-№33 — М. 1954 — C. 154.

[32] Хазанов A.M. Очерки военного дела — С. 16 табл. XIV‒ 4, 5, 7.

[33] Уманский А.П. Могильники Верхнеобской культуры на Верхнем Чумыше // Бронзовый и железный век Сибири. — Новосибирск,1974, — рис. 5‒ 1.

[34] Молодин В.И., Бобров В.В., Равнушкин В.Н. Айдашинская пещера. — Новосибирск, 1980 — табл. XVII‒ 6.

[35] Коновалов П.Б. Хунну в Забайкалье. — табл. ХХ‒ 8.

[36] Грязнов М.П. Таштыкская культура // Комплекс археологических памятников у горы Тепсей на Енисее. — Новосибирск,1979. — рис. 67‒ 32, 3.

[37] Хазанов A.M. Очерки военного дела... — С. 16.

[38] Деревянко Е.И. Мохэсские памятники среднего Амура. — Новосибирск, 1975 — C. 246, 247, табл. I; II.

[39] Худяков Ю.С. О вооружении таштыкского воина // Древние культуры Алтая и Западной Сибири. — Новосибирск, 1978 — С. 165, рис. 1а-1г; Грязнов М.П. Таштыкская культура... — рис. 56‒ 37-50.

[40] Деревянко Е.И. Из области духовной культуры племён мохэ Приамурья. Бронзовый и железный век Сибири // Новосибирск, 1974 С. 186.

[41] Липский А.Н. К вопросу об использовании этнографии

(171/172)

для интерпретации археологических материалов. СЭ №1 1966 С. 108.

[42] Дьяконова В.П. Большие курганы-кладбища на могильнике Кокэль // Труды Тувинской комплексной археолого-этнографической экспедиции — III Л. 1970 — рис. 163‒ 8.

[43] Нечаева Л.Р. Об этнической принадлежности подбойных и катакомбных погребений // Исследования по археологии в честь проф. М.И. Артамонова. — Л. 1961 — С. 151-159.

[44] Алексеев В.П. Палеоантропология лесных племён северного Алтая // КСИЭ, 1954, — вып. 21 — C. 63-69.

[45] Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР // Труды института этнографии АН СССР. Нов.серия — М.-Л., 1948, Т. 4.

[46] Золотарёва И.М. Черепа из Перейминского и Козловского могильников (средняя Обь) // МИА №58 M. 1957 С. 246-250.

[47] Гинзбург В.В. Древнейшее население Центрального Тянь-Шаня и Алтая по антропологическим данным (I тыс. до н.э. — I тыс.н.э.) // Труды института этнографии АН СССР. Нов.серия. — М., 1954. — вып. 21 — C. 354-412. Гинзбург В.В. Древнейшее население Восточных и Центральных районов Казахской ССР по антропологическим данным // Труды института этнографии АН СССР. Нов.серия. — М. 1956, вып. 33 — С. 238-298. Гинзбург В.В., Жиров Е.В. Антропологические материалы из Кенкольского катакомбного могильника в долине реки Талас Киргизской ССР. МАЭ. — Л., 1949 Т. Х. Миклашевская H.H. История распространения монголоидного типа на территории Киргизии // Научные труды Ташкентского университета. — Ташкент, 1964, вып. 235 — С. 67-85.

[48] Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР.... Мамонова H.H. К антропологии гуннов Забайкалья (по материалам могильника Черёмуховая падь). В кн. Расогенетические процессы в этнической истории. М., 1974 — С. 201-228.

[49] Алексеев В.П., Гохман И.И. Палеоантропологические материалы гунно-сарматского времени из могильника Кокэль // Труды Тувинской комплексной археолого-этнографической экспедиции. Л., 1970 Т. 3 — С. 239-297.

[50] Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С. Комплекс вооружения кенкольского воина // Военное дело древнего населения Северной Азии. — Новосибирск, 1987 — C. 75-106.

(172/173)

Таблица I.   ^

Измерительные характеристики черепа погребённого из могилы гуннского времени.

(173/174)

(174/175)

Таблица 2.   ^

Измерительные характеристики длинных костей посткраниального скелета погребённого из могилы гуннского времени.

(175/176)

наверх