А.П. Уманский

Погребение эпохи «великого переселения народов» на Чарыше.

// Древние культуры Алтая и Западной Сибири. Новосибирск: 1978. С. 129-163.

[ OCR автора сайта по сканам Алексея Гордиенко, спасибо ему. ]

Для археологии эпохи «великого переселения народов» 1959 г. оказался воистину счастливым: в фонды музеев нашей страны поступило несколько комплексов из богатых захоронений IV-V вв. н.э., обнаруживаемых вообще крайне редко и, как правило, случайно. [1] Три известные нам находки этого года были сделаны на Украине — у Старой Игрени (Днепропетровская область), [2] в совхозе им. Калинина и близ г. Феодосии (Крымская область). [3]

В июле 1959 г. была обнаружена ещё одна богатая могила этого времени на р. Чарыш (левый приток Оби), между с. Тугозвоново и пос. Новосельским на территории нынешнего Шипуновского района Алтайского края (рис. 1).

Рис. 1. Район находки Тугозвоновского погребения IV-V вв. н.э. (нижнее и среднее течение р. Чарыш).

Чарышская находка представляет исключительный интерес для специалистов не только по причине большой редкости богатых захоронений IV-V вв. н.э. вообще, но еще и потому, что это уникальное погребение данного типа обнаружено на Алтае. Найденное захоронение является самым восточным пунктом распространения изделий полихромного стиля. Наконец, по богатству, по обилию инвентаря, а также по разнообразию материалов, употреблённых на изготовление вещей погребального комплекса, Чарышское захоронение значительно превосходит не только другие находки 1959 г., но и многие находки IV-V вв., обнаруженные ранее на территории пашей страны и за её пределами. Всё это побуждает нас подробно остановиться на обстоятельствах находки и на детальной характеристике всех её компонентов.

Захоронение обнаружено на правом берегу Чарыша, в 0,5 км к СВ от пос. Новосельского. Верхняя надлуговая терраса реки, сложенная из глин, песка, а кое-где из галечника, достигает здесь 3,5 м высоты. Она

(129/130)

прикрыта слоем гумуса толщиною в 0,45-0,5 м, склоны её хорошо задернованы.

Береговая линия выше пос. Новосельского образует довольно приметное урочище в виде трёх мысов, врезающихся в пойму. Самый большой из них — средний мыс — почти равно удалён от крайних и глубже последних выступает в древнее русло реки. В дни весеннего половодья Чарыш нередко выходит из современного русла, заливает нижнюю луговую террасу, причём вода поднимается значительно выше подошвы названных мысов.

Большая часть прилегающего к береговой линии участка между крайними мысами занята строениями кирпичного завода совхоза «Белоглазовский» — обжигательными печами, сараями для сушки сырца, карьерами и т.п. Погребение было случайно обнаружено в одном из карьеров завода, расположенных на среднем мысе (рис. 2).

В один из последних дней июля 1959 г. после сильного дождя, когда оказалось, что самосвал не может проехать вглубь карьера, из которого завод брал глину, мастер Я.С. Латкин, чтобы не останавливать работу завода, распорядился брать не вполне доброкачественную глину у самого въезда в карьер. Здесь и было обнаружено захоронение, располагавшееся на 20 см глубже дна карьера.

Кости скелета, а также инвентарь захоронения были частично повреждены лопатами навальщиков глины, частично от того, что по могиле уже не раз проезжал самосвал, а более всего от неумеренного любопытства рабочих. Но большая часть скелета и найденных при нём предметов была (после извлечения из могилы) передана работникам местного рай-

Рис. 2. План кирпичного завода совхоза «Белоглазовский», на территории которого были обнаружены захоронения IV-V вв.

1 — заводские постройки; 2 — карьеры-траншеи 1962 г.; 3 — карьеры обычного типа; 4 — обследованные участки мысов; 5 — обследованные могилы: а — в 1957 г., б — в 1959 г., в — в 1962 г.

(130/131)

исполкома в полной сохранности. Через два дня место находки обследовала группа сотрудников Алтайского краеведческого музея во главе с автором статьи. [4]

Прежде всего была доисследована могила. В оставшейся части заполнения и в отвалах земли вокруг неё найдены отдельные кости скелета, а также ряд предметов — обломки железного ножа, костяной и 3 железных наконечника стрелы, обломок срединной накладки лука, 3 серебряные бляшки и др.

Прилегающий к мысу участок луговины был также тщательно обследован. Здесь найдены ещё 3 серебряные бляшки, обломки бронзовых пластинок.

Нам удалось собрать несколько предметов, находившихся у частных лиц — навершие палаша, подвеску типа колта, ременную обоймицу с шарнирной подвеской, обувную пряжечку и др., а также часть золотой гривны.

Наконец, были собраны сведения об обстоятельствах обнаружения могилы, о положении скелета и предметов в могиле, о составе инвентаря и т.п.

В результате доисследования могилы, изучения костей скелета и опроса находчиков установлено следующее:

1. Могила находилась на самом кончике центрального мыса, под склоном его, почти на уровне основания надлуговой террасы. Характер погребального сооружения установить не удалось. Но его нельзя считать захоронением курганного типа: никакой насыпи, по единодушному свидетельству местных жителей, над погребением не было да и быть не могло, поскольку могила находилась под склоном. Каких-либо конструкций (сруб, перекрытие и пр.) внутри могилы не замечено.

Это могла быть обычная грунтовая яма, либо яма с подбоем, или, наконец, катакомба со входом в склоне мыса. Правда, по словам одной из работниц, земля над захоронением была мягкой, а в глине встречались комья гумуса, но это не даёт точного ответа на вопрос о типе погребального сооружения.

2. Размеры могилы по дну равны приблизительно 2,2х0,8 м, а глубина её от поверхности склона — около 1,7-1,8 м. Могильная яма (или катакомба) ориентирована по линии ВЮВ-ЗСЗ.

3. Скелет был ориентирован на ВЮВ, положение его — лёжа на спине, руки вытянуты вдоль тела.

4. Сохранность костей скелета отличная: мощный слой глины, прикрывавший погребение сверху, хорошая задернованность склона, на котором не задерживалась вода, предохранили костяк от быстрого разрушения (кости левого предплечья перерублены лопатой, следы рубящего удара хорошо заметны и на двух нижних поясничных позвонках).

Скелет принадлежит физически крепкому, богатырски сложенному мужчине в возрасте около 30 лет. [5] Рост его достигал около 1,87 м. Особенности строения костей рук и ног говорят о необычайно развитой мускулатуре покойного и о его недюжинной физической силе.

Череп человека подвергся прижизненной деформации кольцевого типа, отчего черепная коробка приобрела огуречеподобную форму (рис. 3).

5. Находчики согласно отмечали, что золотая гривна находилась на шее, а палаш лежал у правого бока покойного. О расположении других предметов в могиле получены противоречивые указания. Было отмечено также, что на лобной части черепа сохранился толстый слой тлена зелёного цвета (остатки тканевой повязки либо какого-то иного головного убора).

(131/132)

Рис. 3. Череп погребённого.

Изучение костей скелета позволило проверить эти показания и достаточно точно или ориентировочно определить положение отдельных вещей в погребении. Палаш действительно был подвешен к поясу на правом боку: для этой цели на поясе имелась широкая бронзовая бляха-оковка, она-то и окрасила окислами меди весь правый тазобедренный сустав в зеленоватый цвет. Но в могиле палаш лежал не вдоль тела, а поверх и наискось его, т.е. так, что нижний конец окованных серебром ножен лежал на берцовых костях левой ноги, отчего на большой берцовой кости её осталось тёмно-зелёное пятно от окислов серебра. [6]

Левый тазобедренный сустав и эпифиз бедра интенсивно окрашены в чёрный и зелёный цвета. Для нас это служит прямым указанием на местонахождение в могиле кинжала, ножны которого окованы серебром. От окислов серебра почернели также фаланги левой кисти, оказавшейся, по-видимому, либо на кинжале, либо рядом с ним.

На третьем поясничном позвонке спереди обнаружено большое пятно чёрного цвета: здесь находились поясные пряжки, щитки и дужки которых выполнены из высококачественного серебра (окислы его отличаются чёрным цветом).

Кости предплюсны обеих ног также имеют черноватую окраску, должно быть, именно здесь были найдены серебряные обувные пряжечки. Установить, где лежала заупокойная пища в могиле, не удалось. Нож был воткнут в жертвенное мясо: на лопатке животного (баран?) хорошо заметны прикипевшие окислы железа от лезвия ножа и пятна от окислов серебра (рукоять ножа отделана серебряными пластинками).

Положение остальных предметов по ряду причин определить не оказалось возможным.

6. Весной 1962 г. через учителя истории Новосельской восьмилетней школы Н.С. Козлова автору были переданы кусочек золотой гривны длиною около 1 см, а через С.Я. Латкина — вторая поясная пряжка и две серебряные бляшки, происходящие из могилы 1959 г.

7. В непосредственной близости от погребения других захоронений в 1959 г. не обнаружено. По-видимому, «княжеская» могила на Чарыше, как и большинство других богатых захоронений эпохи «великого переселения народов», была сооружена в единственном числе. [7]

Таким образом, обстоятельства, при которых обнаружено погребение на Чарыше, весьма близки тем, которые наблюдались при выявлении целого ряда «княжеских» захоронений IV-V вв. н.э., в частности, та-

(132/133)

Рис. 4. Основная часть Тугозвоновского комплекса, собранная в августе 1959 г.

(Крупно в новом окне)

ких, как в Концештах, [8] на р. Судже, [9] у Старой Игрени, [10] близ г. Покровска (ныне г. Энгельс) [11] и во многих других пунктах. [12]

Это в значительной степени объясняется характером захоронений данного типа и условиями, в которых совершалось погребение. Могила тугозвоновского «князя» в этом отношении может быть сближена с так называемыми «речными погребениями»: она сооружена на самом берегу реки на уровне дна старого русла. Впрочем, это обстоятельство в отличие от Л.А. Мацулевича, который связывает речные могилы с культом водной стихии, [13] мы склонны все-таки объяснять стремлением родственников сохранить могилу умершего в тайне по той весьма утилитарной причине, что в ней содержалось немало драгоценностей (известное значение здесь имели и мотивы религиозного характера: ряд предметов снаряжения в таких могилах играл роль оберегов, отвращающих различные напасти, и поэтому утрата их была крайне нежелательна и по религиозным соображениям). Мы полагаем, что погребение на Чарыше также было проведено в глубокой тайне, что объясняется исключительным богатством её инвентаря (рис. 4).

(133/134)

Рис. 5. Части палаша, собранного не полностью; отдельно лежат навершие-шайба и набалдашник.

Чтобы покончить с историей чарышской находки, следует еще указать, что в 1963 г. все материалы этого погребения были переданы на постоянное хранение в Государственный Эрмитаж. [14]

Перейдём к описанию инвентаря из Тугозвоновского погребения. Для удобства обзора мы разделим все предметы на три группы: вооружение, снаряжение и украшения.

Вооружение. К этой группе относятся найденные в погребении палаш, кинжал, 29 железных, 2 костяных наконечника стрел и остатки лука (костяные вкладыши и накладки).

1. Палаш сохранился, к сожалению, не полностью: разрушена верхняя часть его клинка при переходе к рукояти. Длина сохранившейся части палаша достигает 100,5 см, повидимому, в целом виде палаш имел длину около 105-110 см (рис. 5).

Обух клинка прямой, толщина его около 1 см. Ширина клинка — 3,3 см, конец его закруглён от лезвия к обуху.

Неизвестно, имел ли палаш перекрестье. Судя по другим палашам этого времени, найденным на Алтае, скорее всего его не было, [15] и клинок постепенно переходил в рукоять, сужавшуюся вверху до 2 см. Сечение рукояти в нижней части напоминает трапецию с основаниями в 0,7 и 1,2 см.

Клинок палаша заключен в деревянные ножны. Верхняя часть их покрашена красной краской (киноварь?), а нижняя половина (длиной около 50 см) окована листовым серебром. Кроме того, ножны в трёх местах схвачены золотыми обоймицами, из которых сохранилась одна — средняя, — сделанная из прямоугольной золотой пластинки (10x2 см). Вдоль её краёв припаяны золотые жгутики из тонкой проволоки. На поверхность пластинки напаяно 16 круглых гнёзд диаметром около 4 мм, сгруппированных по 4 шт. (8 из них приходится на лицевую, 8 — на тыльную стороны). Каждая из этих групп делится на две: на

(134/135)

Рис. 6. Золотая оковка ножен палаша (развёртка). Золото, цветная паста, стекло (?).

(Крупно в новом окне)

тыльной стороне — швом, а на лицевой — вертикальным выпуклым поясом. Все гнёзда окружены рядками зерни. Кроме того, внутри каждой группы из 4 гнёзд располагаются 4 треугольника из зерни (по 3 ядрышка), обращённые вершинкою к центру, а основанием — к гнезду (рис. 6).

Гнезда тыльной стороны заполнены бледно-зелёной пастой и стекловидной пастой синего цвета (из 3 гнёзд вставки выпали). На лицевой стороне инкрустация поярче и побогаче: это синие стёкла (?), синяя, зелёная и голубоватая стекловидная паста.

Одна из золотых обоймиц ножен находилась у верхнего обреза серебряной оковки. Другая такая же обоймица располагалась под нижним обрезом оковки, перекрывая её на 3-4 мм (на нижнем обрезе серебряной оковки сохранился след золотой обоймицы в виде круговой полоски). Третья из золотых обоймиц в соответствии с законом симметрии должна была находиться у самого устья ножен. Нижний конец ножен (ниже золотой обоймицы) прикрыт серебряным колпачком, который сделан из пластинки шириной 1,8 см, обёрнутой вокруг ножен.

Оковка ножен, в том числе и колпачок, крепилась на ножнах 21 серебряным гвоздиком длиной 0,8-2,3 см. Самый длинный из них крепил колпачок, прошив при этом конец ножен (ниже жальца клинка) почти насквозь. В расположении больших и малых гвоздей заметна определённая ритмичность: через каждые 2 гвоздя с малой шляпкой (около 4 мм в диаметре) забит гвоздь с большой шляпкой (диаметр — 6-7 мм).

Таким же способом, только золотыми гвоздиками (по 4 шт.), были соединены и закреплены на ножнах узкие пластинки золотых оковок. Швы всех оковок находятся на тыльной стороне палаша, обращённой к боку воина. Поперечное сечение ножен асимметрично: лицевая сторона их уплощена, а тыльная — округла.

Вдоль серебряной оковки, как раз по середине её лицевой стороны, проходит чётко выделяющийся выпуклый валик. Он продолжается на золотой оковке.

Рукоять палаша была обложена деревом и, видимо, пластинами из кости, [16] а верхняя часть её, кроме того, ещё и золотой оковкой в виде двустороннего раструба (рис. 7). Нижний раструб близок по форме овалу. Этим концом оковка «посажена» на стержень рукояти с небольшим отклонением назад. Пластинка, из которой выполнена оковка рукояти, имела форму трапеции с вогнутыми боковыми сторонами. «Сшита» она таким же образом, как и оковки ножен, для чего понадобилось 6 золотых гвоздиков (сохранилось лишь 3) длиною около 1 см. Когда из пластинки стали свертывать трубочку, из-за разницы диаметров образованного таким путём двойного раструба верхние края пластинки не удалось наложить одна на другую и соединить одним гвоздем. Поэтому здесь края были прибиты к деревянной основе отдельными гвоздиками. Для лучшего

(135/136)

Рис. 7. Двураструбная золотая оковка верхней части рукояти палаша (вид с лицевой и оборотной стороны). Золото, цветная паста.

(Крупно в новом окне)

закрепления оковки на стержне рукояти к нижнему раструбу припаяны особые козырьки, а по нижнему обрезу она немного расплющена, удлинена. Козырьки и остальная часть нижнего раструба на 3-4 мм были забиты в деревянную обкладку стержня рукояти, отчего на оковке остался заметный след.

Оковка с раструбами густо усеяна круглыми гнёздами. Основой композиции здесь является вертикальный ряд, состоящий из 5 гнёзд. Всего таких рядов 7. Один ряд инкрустирован красной пастой, другой — зеленовато-синей пастой или стёклами, следующий — снова красной пастой и т.д., чересполосно. При этом гнёзда с красной пастой имеют диаметр около 4,5 мм, а гнёзда с пастой другого цвета — 3-3,5 мм.

Очевидно, красная паста была призвана имитировать альмандин, а стёкла, синяя, голубая и зелёная паста — соответственно драгоценные камни этих цветов (сапфир, бирюза, изумруд и др.).

Так как нижний раструб заметно ýже верхнего, то естественно, что при равной удалённости рядов друг от друга на его поверхности должны были остаться свободные уголки. Ювелир нашёл выход из положения, посадив на эти участки по одному дополнительному гнезду с обеих сторон шва. Такие гнёзда оказались вне рядов. При этом был нарушен принцип чередования цветных вставок: помимо того, что прилегающие ко шву ряды оказались одноцветными, под верхним раструбом 4 гнезда подряд (по 2 с каждой стороны от шва) инкрустированы синей стекловидной пастой и стёклами. Но так как одноцветные соседние ряды и гнёзда расположены на тыльной стороне оковки, они существенно не портили зрительного впечатления.

Все 37 гнёзд оковки окружены рядками зерни. Кроме того, рядок крупных зёрнышек напаян по краю верхнего раструба. К этому пояску примыкают основаниями 8 треугольников из зерни (по 10 ядрышек в каждом), расположенные между гнёздами первого горизонтального ряда вниз вершинами.

(136/137)

Рис. 8. Набалдашник от рукояти палаша. Золото, медь, паста.

(Крупно в новом окне)

На верхнем раструбе оковки (в плане — круг диаметром около 3,5 см) крепилась шайба из белой пасты с заполированной поверхностью диаметром 3,8 см и толщиной 4 мм. К верхнему концу стержня рукояти крепилось полусферическое навершие с широкими полями у основания. Оно частично повреждено в прессе, куда попало с глиной. Основа набалдашника сделана из толстой пластинки красной меди. Сверху она обложена листовым золотом (рис. 8).

Полусфера навершия поделена на 4 равных сферических сектора. Роль границ выполняют неглубокие желобки, окаймляющие их выпуклые пояски и напаянные вдоль последних рядки зерни. В центре каждого сектора — овальное гнездо, также обрамленное зернью. Гнёзда инкрустированы стекловидной пастой чёрного цвета (из одного вставка выпала). На самом верху набалдашника расположено круглое гнездо, окруженное рядком зерни. Вставка его не сохранилась, но, судя по сочетанию цветков на поле навершия, можно предположить, что центральное гнездо украшал камень или паста бело-голубого цвета.

Палаш для подвешивания к поясу был, очевидно, снабжён двумя металлическими скобами, каждая из которых крепилась к ножнам парными обоймами. К сожалению, скобы (по-видимому, золотые) утрачены, но сохранился обломок деревянной подкладки под одну из обойм ниж-

(137/138)

Рис. 9. Реконструкция тугозвоновского палаша в ножнах (неполная).

ней скобы (на месте её крепления ножны образуют небольшой выступ).

Нашу реконструкцию палаша можно видеть на рис. 9.

Палаш был очень наряден, он блистал золотом и серебром отделки. Особую нарядность, богатство и красоту придавали ему золотые оковки ножен и рукояти. Каждая из них исполнена в технике полихромного стиля: гнёзда, напаянные рядами на оковках, инкрустированы полированными альмандинами, цветной пастой и цветным стеклом.

2. Кинжал, сохранившийся так же, как и палаш, не полностью, был более наряден, чем последний. От него сохранились навершие, оковки рукояти и ножны с застрявшим в них клинком.

Навершие рукояти кинжала представляет собой золотую овальную пластинку (1,4х1,9 см), в центре которой находится также овальное гнездо, окруженное пояском зерни. Стенки гнезда (высота 3 мм) образованы припаянной на ребро пластинкой. В гнездо вставлен красно-бурый сердолик, по верхнему краю которого выбрана фаска (рис. 10).

На оборотной стороне навершия видны 2 отверстия и торчащие обломки железной проволочной петли, крепившей навершие к стержню рукояти. Под навершием, судя по рассказам находчиков, была каменная толстая шайба молочно-белого цвета (халцедон?), к сожалению, утраченная.

Стержень рукояти не сохранился. Зато сохранились 2 золотые оковки её деревянных обкладок (рис. 11). Выполнены они из прямоугольных пластинок (8x4 см и 8,7х4,1 см), согнутых и сшитых так же, как и оковки палаша, золотыми гвоздиками длиной 0,9-1,3 см (их сохранилось по 3 шт. в каждой оковке).

Образованная таким способом фигура напоминает полную четырёхгранную призму. Одно из рёбер этой призмы оформлено в виде выпуклого вертикального пояска: оковки располагались на рукояти так, что этот поясок приходился на среднюю линию лицевой стороны кинжала, чётко обозначенную также и на перекрестье, и на ножнах. Другие рёбра выражены нечетко: грани плавно переходят друг в друга.

На каждой грани оковок напаяно по 4 гнезда овальной формы, окруженных зернью. Любопытно, что гнёзда на гранях лицевой стороны больше по разме-

(138/139)

рам, чем гнёзда, напаянные на гранях тыльной стороны, почти в 1,5-1,6 раза. В крупные гнезда вставлены выпуклые красные альмандины и синие стёкла либо стекловидная паста. При этом гнёзда с альмандинами крупнее гнёзд со стеклом и пастой. Вставки гнёзд тыльной стороны невзрачны, мутны, частично подёрнуты железистыми плёнками, цвет их трудно определим. В одной из оковок сохранились обе вставки из альмандина, в некоторых гнёздах обеих оковок видны лишь остатки бледно-зелёной пасты (на дне, у стенок).

Вдоль одного обреза каждой оковки напаян золотой жгутик, а вдоль другого — всего лишь одна «верёвочка» (этими концами оковки плотно соприкасались друг с другом так, что обе «верёвочки» вместе составляли тоже жгутик). Такое положение оковок подтверждается также общим для них порядком чередования гнёзд с альмандинами и гнёзд с пастой. На внутренних стенках оковок кое-где сохранились остатки истлевшего дерева рукояти.

Рис. 10. Навершие рукояти кинжала. Золото, сердолик.

Клинок обоюдоострый, чечевицевидный в сечении. Длина его 18 см, ширина 2,2 см, а толщина около 0,7 см, жальце симметричное.

Рис. 11. Оковки рукояти кинжала. Золото, стекло (?), цветная паста, альмандины.

(Крупно в новом окне)

(139/140)

Перекрестье кинжала серебряное, его размеры 3,1х1,3 см при толщине около 1 см. В сечении оно представляет собой вытянутый ромб (с усечёнными острыми углами и одним закруглённым тупым углом) с овальным отверстием в середине для стержня рукояти, а в профиль — прямоугольник. Лицевая сторона его, состоящая из двух сходящихся под тупым углом граней, поделена напаянными на ребро пластинками на квадратные и треугольные гнёзда. Основу композиции составляют 4 квадратных гнезда, поставленных «на угол» в один ряд. Дно этих гнёзд застлано золотой фольгой, после чего в них вставлены пластинки полированного альмандина. Все треугольные гнёзда, окружающие эти квадраты, заполнены стекловидной пастой зелёного цвета. Вертикальная перегородка, делящая лицевую сторону на равные части, в то же время продолжает линию выпуклого пояска оковок рукояти.

Рис. 12. Реконструкция кинжала в ножнах.

(Крупно в новом окне)

Деревянные ножны кинжала окованы листовым серебром. Тыльная округлая сторона оковки ножен сплошная, а лицевая образует тупой угол: она фактически вырезана, только по краям оставлены узкие полоски. На эти полоски напаяны в один ряд прямоугольные гнёзда, обрамляющие вырез. На дне их по клейкой мастике проложены листочки золотой фольги, а затем вставлены пластинки полированного альмандина (7-8,5 мм х l,5-2,0 мм).

Нижний конец оковки ножен оформлен в виде пары небольших медальонов, выпуклых в центре. Окружность каждого из них рубчатая. Взаимно перпендикулярные пластинки-перегородки делят каждый медальон на 4 сектора-гнезда. В гнёзда по золотой фольге были вставлены альмандины (не сохранились).

Поверх оковки ножны в двух местах (у устья и посредине) были перехвачены парой обоймиц, с помощью которых к ним намертво прикреплялись 2 квадратные пряжки (сохранилась одна). К пряжечкам пристёгивались ремни, на которых кинжал был подвешен к поясу. Обе обоймицы сделаны из узких и тонких серебряных пластинок. На лицевой стороне (в сечении она образует тупой угол) каждой из них — по два прямоугольных гнезда, куда были вставлены пластинки альмандина. Нашу реконструкцию кинжала в ножнах можно видеть на рис. 12.

Пряжечка ножен изготовлена из серебра. Её прямоугольная рамка состоит из 2 половинок, соединённых 4 заклёпками (по одной в каждом углу). Удлинённый и изогнутый (с прогибом) язычок около самой петельки имеет прямоугольный выступ, а в нем — гнездо со вставкой. Лицевая сторона дужки-рамки также покрыта прямоугольными гнёздами. В некоторых из них сохранились остатки мастики и обрывки золотой фольги под альмандиновые вставки (рис. 13). К сожалению, инкрустации пряжечки тоже утрачены.

(140/141)

Лицевая сторона ножен внутри выреза была покрыта поверх дерева слоем пасты толщиной в 2-3 мм. При этом поверхность получила вид двух сходящихся под тупым углом граней. Линия ребра их совпадает с вертикальным пояском золотых оковок рукояти и с вертикальными перегородками перекрестья и обоймиц (все вместе они образуют ось симметрии кинжала). Сохранились обрывки тонкой серебряной фольги, которой была покрыта паста на верхней части ножен. Нижняя часть ножен не имела такого покрытия: тщательно отполированная пастовая поверхность на-

Рис. 13. Пряжечка от ножен кинжала. Серебро, золото, мастика (?).

(Крупно в новом окне)

поминала фактурой слоновую кость, которую, по-видимому, была призвана имитировать.

Ножны кинжала были покрыты позолотой и с лицевой, и с тыльной стороны; позолочены и все металлические серебряные детали: медальоны и перекрестье, полуовальное донце ножен, дужки и язычки пряжек, перегородки всех гнёзд и т.п.

3. Лук из Тугозвоновского погребения относится к сложным лукам так называемого гуннского типа. Сохранилось 13 обломков от концевых и от срединных его накладок и вкладышей. Концевые накладки спилены с трубчатых костей животных, ширина их — около 1,6 см, толщина — 0,5 см. На закруглённом конце одной из них хорошо виден край выреза для тетивы. Все они подверглись обработке ножом. Особенно сильно срезаны вкладыши, имеющие в сечении клиновидную форму. Ширина центральной накладки — 3,4 см, толщина — 0,3 см, края её выровнены косыми срезами ножа, а оба конца — остроугольные.

4. Найдены также 2 втульчатых костяных наконечника стрел с небольшими полыми «барабанчиками». Оба имеют трёхгранные в сечении перья, вырезаны из цельной кости. Переход пера в «барабанчик» («шейку») выражен достаточно чётко: он ýже пера и «барабанчика». Длина всего наконечника — 4,8 см (у одного наконечника втулка обломана). Диаметр «барабанчика» — около 1,1 см. В каждом из них по 3 отверстия. Судя по диаметру втулки, древки стрел имели толщину около 0,7 см. Оба наконечника окрашены в светло-зелёный цвет.

Стрелы с такими наконечниками относятся к типу так называемых «свистящих» стрел, применявшихся ещё у хунну для целеуказания. [17]

5. В захоронении найдено около трёх десятков железных черешковых наконечников стрел. Часть из них слиплась в комки по 4-6 шт., многие сохранились лишь в обломках. Все наконечники мелкие, длиной 3,5-4,0 см, трёхпёрые, с уступчиками у основания пера, с короткими острыми жальцами. На многих черешках сохранились следы древесного

(141/142)

Рис. 14. Рукоять ножа с обломком клинка. Железо, серебро, золото, дерево. Вид с обеих сторон.

(Крупно в новом окне)

тлена в виде узких круговых полосок — знак того, что древки, насаженные на черешки, дополнительно крепились к ним тонкими ремешками, бечевой или сухожилием.

Древки стрел были покрашены в красный цвет. Покраска их произведена уже после насадки на черешки: остатки краски сохранились на черешках некоторых наконечников.

Все стрелы лежали, по-видимому, в деревянном, обшитом кожей колчане, от которого сохранился лишь ожелезнившийся кусочек кожи с заклёпкой внутри. На нём была закреплена небольшая серебряная пластинка (она находилась на внешней стороне колчана). Ещё одна такая же пластинка с заклёпкой крепко «приварилась» к одному из комков, в которые слиплись наконечники стрел. С помощью заклёпок, очевидно, крепился ремень, на котором висел колчан.

Другую группу вещей Тугозвоновского комплекса составляют орудия труда, предметы снаряжения, детали одежды и обуви.

1. Найден железный нож, от которого сохранились рукоять и обломок лезвия длиной 5,5 см. Судя по обломку, лезвие от длительного употребления ножа заметно износилось, обушок клинка был выпуклым.

Рукоять ножа железная, длина её 10,7 см, ширина около 1,6 см, а толщина всего 7-9 мм. Средняя часть её была обложена деревом или костяными пластинками, скреплёнными 2 заклёпками. Концы рукояти окованы парными серебряными пластинками: каждая пара держится на 2 заклёпках, полушарные головки которых находятся на лицевой стороне рукояти. Толщина пластинок — 1,5-2 мм. Нижняя пара их имеет форму прямоугольника (2,8х1,4 см), а верхняя — трапеции (2,9х1,3-1,6 см). На

(142/143)

каждой пластинке оттиснута 12-лепестковая «пальметка», покрытая золотой амальгамой (рис. 14).

2. Сохранился стерженёк железной проколки или шила длиной 4,7 см (кончик его обломан), покрытый тонкой плёнкой окислов меди (видимо, шило лежало рядом с бронзовым или серебряным предметом). Верхняя часть стерженька, судя по ржавчине, была заключена в рукояти.

По нашему мнению, к проколке имеет прямое отношение золотой колпачок, служивший, как мы думаем, оковкой верхнего конца рукояти шила: в стенке его близ нижнего края видны обломки железных штифтиков, крепивших оковку к её основе. Концы их тупы и выступают внутрь па 0,6 мм, поэтому основа оковки должна быть достаточно плотной: это мог быть и камень, но скорее всего кость и уж во всяком случае не дерево (рис. 15).

Колпачок цилиндрической формы (диаметр — около 1,4 см) выполнен из свёрнутой в трубочку и тщательно спаянной пластинки (4,3х2,2 см) толщиной менее 0,5 мм, шов спайки почти незаметен.

Рис. 15. Оковка рукояти проколки или шила. Золото, железо (штифтик для крепления).

(Крупно в новом окне)

Края крышечки (диаметр — 1,45 см) загнуты вокруг стенок на высоту чуть больше 1 мм и припаяны к ним. Вдоль этого бортика напаян рядок зерни. Нижний обрез оковки имеет утолщённый бортик, обрамлённый также пояском зерни. Остальная поверхность оковки поделена узкими и мелкими бороздками на 3 неравные зоны. В каждой зоне вдоль бороздок припаяно по рядку зерни. Основаниями к бороздкам примыкают треугольники из зерни (по 10 ядрышек в каждом), обращённые внутри зоны вершинами друг к другу. В каждой зоне 8 таких треугольников (по 4 в ряду). Кроме того, в малых зонах посредине между рядами треугольников припаян вертикальный ряд ядрышковых пирамидок из зерни (по 4 пирамидки в ряду). В большей зоне их заменяют 3 равносторонних треугольника из зерни (по 10 зёрен), обращенные одной из вершин строго вверх. Эти треугольники расположены как раз по линии спайки и удачно маскируют шов.

3. Две обувные пряжечки (в них продевались ремешки, стягивающие по щиколотке кожаную обувь типа мягких бескаблучных сапог). Обе пряжки серебряные. Овальные дужки их в передней части утолщены и круглы в сечении. Щитки пряжек двойные. Верхние половинки их имеют также овальную форму и по размерам чуть превосходят дужки. Нижние половинки щитков отличаются секирообразной формой. Обе половинки каждого щитка соединены серебряной заклёпкой. Язычки пряжек изогнуты, в меру удлинены, кончики их уплощены снизу и загнуты.

Верхняя половина щитка обложена золотой пластинкой, края которой загнуты на тыльной стороне. К обкладке по краю щитка припаян

(143/144)

жгутик из золотой проволоки, образующий сердцевидную фигуру. В центре оковки — полукруглое гнездо, у стенок которого напаян рядок зерни. В гнезде — вставка полированного альмандина. Пряжки отличаются друг от друга размерами (одна несколько больше другой), конфигурацией тыльной половинки щитка и гнёзд (рис. 16).

4. Две поясных пряжки того же типа, что и обувные. Одна из них (№ 2) поступила в 1962 г. Обе они серебряные, имеют двойные щитки, обложенные золотыми пластинками. Щитки и дужки их по форме близки к овалу. Язычки изогнутые, удлинённые, с уплощением кончиков снизу, прямоугольными выступами у петельки и продольным ребристым выступом. Конструктивное отличие их от малых обувных пряжечек состоит лишь в том, что половинки щитков у поясных пряжек соединены не одной, а тремя заклёпками, которые маскируются гнёздами.

Дужки поясных пряжек имеют шестигранное сечение, особенно чётко выражены грани лицевой стороны. От долгого употребления дужки

Рис. 16. Обувные (?) пряжечки. Золото, серебро, альмандины.

(Крупно в новом окне)

(144/145)

Рис. 17. Поясная пряжка № 1, вид с лицевой и оборотной сторон. Серебро, золото, альмандины.

(Крупно в новом окне)

(особенно у пряжки № 1) заметно износились, а вырезы в щитках приобрели форму пятиугольников с округлыми углами. Две ниточки скани из золотой проволоки, припаянные к золотой обкладке щитка по его краю, образуют фигуру, подобную слегка ущерблённой полной луне. В отличие от жгутиков на обувных пряжечках сканные ниточки на поясных пряжках смыкаются концами. На щитке каждой пряжки не по одному, как у обувных пряжек, а по 4 гнезда. Все гнёзда окружены поясками зерни.

У пряжки № 1 три гнезда — круглые, крупные по размерам, а четвёртое имеет форму неправильного ромба. Только в этом гнезде сохранилась вставка из альмандина, из остальных гнёзд инкрустация утрачена. Между гнёздами напаяны 4 пирамидки из зерни по 4 ядрышка в каждой (одна не сохранилась), а также 2 треугольника (по 15 зёрен в каждом), стоящие основанием на сканном ободке и обращённые вершиной к центру щитка (рис. 17).

У пряжки № 2 три гнезда также образуют верхний ряд, а четвёртое помещается под средним гнездом этого ряда. Крайние гнёзда — круглые, а среднее имеет форму ромба. Нижнее гнездо представляет собой прямоугольник. В 3 гнёздах сохранились вставки: в круглом это было стекло синего цвета, а в ромбическом и прямоугольном гнездах — пластинки альмандина. При этом прямоугольная вставка является самой крупной по размерам (1,1х0,7 см). Края её огранены, и в отличие от других вставок альмандина она на 1-1,5 мм выше стенок гнезда. Поверхность щитка этой пряжки украшена также 4 треугольниками из зерни, примыкающими основанием к напаянному жгутику, два из них (ближние к дужке) насчитывают по 10 ядрышек каждый, а два других — по 15 зёрен (рис. 18).

Наличие 2 пряжек от пояса в погребении даёт основание думать, что умерший был похоронен в нижней и верхней одежде (по-видимому, похороны были произведены зимой или во всяком случае в холодное время года). Примеры таких захоронений М.П. Грязнов не раз встречал на Ближних Елбанах, [18] памятнике того же времени, к которому относится и Тугозвоновское погребение.

(145/146)

Рис. 18. Поясная пряжка № 2 (вид с лицевой стороны). Серебро, золото, альмандины, цветное стекло, паста.

(Крупно в новом окне)

5. Две наременных серебряных оковки-зажима с длинными двойными щитками в форме прямоугольника. Обе половинки щитка каждой оковки соединены одной заклёпкой. В петлю щитка продета серебряная шарнирная привеска секирообразной формы со скошенными краями. Размеры зажимов — 3,7х1,1 см.

Нижние половинки щитков ýже верхних и отличаются от последних трапециевидной формой. Верхние части щитков обложены золотыми пластинками. По краю щитка к пластинкам-оковкам припаяны двойные жгутики. На поле каждого щитка по 3 гнезда. Крайние — слёзковидной и средние — овальной формы. Гнезда окружены поясками зерни. В средние гнёзда была инкрустирована белая паста, покрашенная сверху красной краской. В крайние гнёзда вставлены выпуклые, подвергшиеся ирризации стекла или стекловидная паста синего и зеленого цвета (одна вставка из оковки № 2 утрачена).

Оковки крепились на поясе в вертикальном положении, подвесками вниз; при этом их заклепы пронизывали пояс (рис. 19).

6. Две аналогичных серебряных оковки (зажима), но без подвесок. Золотые обкладки их утрачены, но на тыльной стороне щитков остались узкие полоски-следы от загнутых краёв обкладок. В одной из оковок зажат кусочек кожи. Можно предположить, что щитки этих зажимов были украшены так же, как и описанные выше, но принадлежали они, возможно, второму (нижнему) поясу.

7. Еще одна оковка той же конструкции, тоже серебряная. Она короче других и исполнена заметно хуже. Очевидно, это местная поделка по образцу названных изделий. В зажиме застрял кусочек сыромятной кожи. Заклёпка этой оковки длиннее, шляпка больше (около 0,8 см).

(146/147)

Рис. 19. Поясные бляхи-оковки с шарнирными подвесками. Серебро, золото, цветное стекло, цветная паста.

(Крупно в новом окне)

8. Серебряная бляшка-оконечник ремешка из согнутой вдвое пластинки толщиной 0,5 мм. Размеры оконечника — 2,1х1,6 см (нижняя половинка оковки немного короче верхней и сломана по диагонали). Края оковки загнуты, они образуют ложе для ремешка. Обоймица крепилась к ремешку 2 серебряными же заклёпками. В обойме сохранился обрывок кожи.

9. Четыре серебряные скобки, прямоугольные в сечении. Применялись, по всей видимости, попарно. Длина их около 1,6 см, а толщина — 1,5х2,5-3,5 мм, все кованые.

10. Восьмёркообразное серебряное кольцо (2,7х1,7-2,0 см). Форма сечения — шестиугольник с основанием в 0,7 см и высотой 0,4 см. Широкая грань обращена вовнутрь кольца. Назначение предмета нам не совсем ясно. Похоже, что через кольцо продевали 2 ремня. Возможно, что оно выполняло ту же роль, что и восьмёркообразные с витками железные звенья цепочки, прикреплявшейся к обойме и ножнам ножа из могилы № 31 на Ближних Елбанах (БЕ-XIV). [19] Во всяком случае, несмотря на внешнее сходство, наше кольцо не было пряжкой (хотя пряжки такой формы были широко распространены в IV-VI вв. н.э.): никаких признаков былого присутствия металлического или костяного язычка на нём не обнаружено.

11. Две серебряные заклепки длиной около 0,7 см с диаметром шляпок 0,5 и 0,7 см.

12. Обломок прямоугольной пластинки с отверстием на конце (1,9х1,0 см, толщина около 0,5 мм).

13. Три предмета в виде петель с крючками:

а) петелька от серебряного двустороннего крючка (концы обломаны). Изготовлена, как и другие серебряные предметы, способом ковки. Диаметр петли — 1,2 см, сечение прута — шестигранное;

(147/148)

б) аналогичная петелька меньшего размера, крючки обломаны. В петлю продета витая подвеска длиной 2,5 см;

в) ещё одна такая же петля с крючком (другой обломан) и обрывком перевитой подвески общей длиной около 2,5 см.

Три последних предмета, видимо, служили для подвешивания на поясе ножа, шила и т.п.

14. Двадцать восемь серебряных наременных блях (4 из них частично обломаны). Все они круглые, штампованные, выпуклые, диаметром около 3-4 см. На большинстве блях хорошо видны концентрически располагающиеся рёбра смежных плоскостей и соответствующие им углубления на внутренней стороне.

По величине бляшки делятся на три группы: 1) крупные (10 шт.) с диаметром 2,4-2,6 см; 2) средние (10 шт.) с диаметром около 2,2 см; и 3) малые (8 шт.) с диаметром около 2,0 см. Все бляхи крепились к ремням серебряными штифтами длиной 0,8-1,1 см. В большинстве блях заклёпки сохранились. Пять блях найдены закреплёнными на обрывках ремней. Все они на 3-5 мм шире ремней, на 2 из них сохранились кожаные прокладки и тонкие бронзовые шайбочки (0,9х0,7 см).

Кроме отмеченных, в могиле были собраны еще 12 кожаных прокладок под шайбы и обрывки ремней общей длиной более 35 см и различной ширины (1,5 см, 1,8 см и 2 см). Судя по отдельным бляшкам, оставшимся на ремнях, и по их следам на этих обрывках, малые бляшки украшали самые узкие ремни.

Нам представляется, что в могилу была положена узда, ремни которой (переносье, щёчные, налобный) украшали бляхи разных диаметров. Что касается железных удил, то они, видимо, основательно были разрушены коррозией и не обратили на себя внимание находчиков. Впрочем, в интервале погребения оказалось несколько совершенно бесформенных кусочков ржавого железа. Возможно, они относятся как раз к удилам.

Отметим ещё, что ремни коричневого, а прокладки под шайбы, как правило, жёлтого цвета (первые изготовлялись из выделанной кожи, а вторые — из сыромятной).

15. Прямоугольная выпукло-вогнутая бронзовая пластина (9х3,7 см, толщина около 1 мм) с секировидным, частично обломанным выступом. Переломлена пополам. Верхний край её снабжён накладкой (сохранилась половина её), расширяющейся на концах и в средине. Нижний и боковые края пластины и её выступа скошены. Крепилась она к ремню 7 бронзовыми же заклёпками (пять в одном ряду под верхним обрезом и по одной в каждом нижнем углу). Сохранились 3 заклёпки. Шляпки их (диаметр около 0,8 см) располагались на лицевой стороне, а на оборотной были загнуты концы стерженьков длиной около 1,1 см.

Мы полагаем, что эта пластина служила накладкой поясного ремня. Она была приклёпана к поясу на правом боку, выступом вниз. По всей видимости, к ней-то и подвешивали палаш, для чего служил выступ. Чтобы ремень под тяжестью палаша не вытягивался, не сползал вниз, его подвешивали к широкой накладной бляхе, приклёпанной к поясу.

16. а) Прямоугольная бронзовая пластинка, состоящая из 3 обломков общей длиной 14,5 см, шириной 1,1 см и толщиной около 1 мм. В пластинке 5 отверстий диаметром около 3 мм, вокруг средних видны следы заклёпочных шляпок. Края пластинки почти на всю длину скошены. Концы пластинки были подложены под концы других, возможно, таких же пластинок, перекрывающих ее на 1,2-1,8 см.

б) Семь обломков от аналогичных пластинок, некоторые с отверстиями, а две даже со шляпками заклёп. Почти все эти пластинки изогнуты, а края их также скошены. Общая длина всех обломков — 16,7 см.

Очевидно, все эти пластинки составляли единую оковку предмета с более или менее чётко выраженной кривизной поверхности. Мы считаем, что этими пластинками могло быть оковано устье колчана.

(148/149)

Рис. 20. Золотая гривна, собранная не полностью (вид сверху).

(Крупно в новом окне)

Предметы, описанные выше, частично относились к снаряжению самого человека, а частично, возможно, к сбруйному снаряжению, символически заменявшему в могиле коня.

Третью группу вещей из Тугозвоновского погребения составляют украшения, не лишённые к тому же религиозно-магических функций.

1. Золотая гривна в 5 кусках общей длиной более 43 см. Общий вес сохранившейся части составляет 322,8 г [20] (рис. 20).

Гривна литая, но после отливки подвергнута холодной кузнечной обработке. Круглый в сечении прут гривны имеет толщину 6-7 мм и заканчивается головками зверя, при переходе к которым несколько утолщается. Трудно с полной уверенностью сказать, какому зверю принадлежат исполненные с изрядной дозой схематизма и стилизации головки. Однако отметим, что мастер стремился подчеркнуть главное в облике зверя — мощную пасть, выпуклый лоб, крупный нос, торчащие уши, огромные глаза. Рельефность изображения достигается выборкой фона (вокруг глаз, губ и т.п.) и углублением глазниц, ушных раковин, пасти. Детализация изображений произведена после отливки (рис. 21). Снизу головы плоские, очертания их в плане напоминают цифру 8. Головки зверя идентич-

(149/150)

Рис. 21. Концы золотой гривы (вид сбоку).

(Крупно в новом окне)

ны (2,5x1,3x1,8 см, где цифры показывают длину, ширину и высоту головки), правда, одна из них несколько пошире и пониже другой. Гиперболизация пасти, глаз, ушей и т.п., особенности их трактовки (уши с вывернутыми вперед раковинами торчат прямо, глаза широко открыты, пасть животного сомкнута) дают основание думать, что мы имеем дело с изображениями оберегов, призванных отвращать от владельца гривны всевозможные напасти. [21] Не случайно, несмотря на весь схематизм, головки зверя не лишены известной экспрессии. Не исключено, что уши и глаза были инкрустированы цветной пастой, имитировавшей самоцветы, которым в древности приписывались магические свойства — охранять от болезней, беды и пр. Конечно, вместе с тем гривна является и украшением, которое даёт, с одной стороны, материал для суждения об особенностях художественного стиля этой эпохи, а с другой — служит показателем общественно-политического положения ее владельца. Из всех реальных животных, пожалуй, наиболее близок изображению зверя на гривне волк (крутой лоб, вообще лобастая голова, большие косо поставленные глаза, прямой и длинный нос, мощная пасть).

Но поскольку здесь мы имеем дело с оберегами, то, видимо, правильнее считать это существо мифическим зверем, ибо реальным хищникам едва ли приписывались охранно-магические свойства и сверхъестественные качества (если, конечно, они не являлись тотемами).

2. Обломки серебряной позолоченной гривны. Неизвестно, была ли в могиле эта гривна целиком, или только в виде обломков, выполнявших роль амулетов. Оба варианта не лишены вероятности: находчики могли незаметно для себя раскрошить в порошок большую часть хрупкой гривны (ведь далеко не целиком сохранились и серебряные ножны кинжала!).

Наибольший обломок гривны — один из её концов — выполнен в виде полой головки хищного зверя. Головка сохранилась не полностью: утрачена внешняя половина нижней челюсти, есть проломы во лбу и затылке и т.п. Головка была насажена на кусок железного прута. Судя по тому, что прут не имеет свежих изломов, можно предположить, что гривна представляла собой полую трубку. Соединение собственно трубки с её концами в виде головок зверя произведено было с помощью короткого железного стержня диаметром меньше сечения трубки и входного отверстия головок. Для того, чтобы этот стержень не повредил хрупкой и тонкой серебряной трубки и самих головок, его предварительно забили в дерево, а затем дерево обстругали до размера чуть менее диаметра трубки. Так как при этом получился зазор, его залили белой пастой. Такой способ соединения головок с трубкой подсказывает излом стержня.

(150/151)

Головки, видимо, выполнены штамповкой по частям, которые затем были соединены пайкой. За пайкой последовала чеканка, детальная проработка поверхности штихелем, пунсоном и другими инструментами. Далее гривна была позолочена, а гнёзда на головках инкрустированы. Потом головки соединили с трубками и спаяли их по шву. Это была сложная и тонкая работа, требовавшая большого мастерства и вкуса.

Изображение головы зверя на серебряной гривне весьма динамично. Если состояние звериных головок золотой гривны можно обозначить словами «настороженность», «бдительность», то настроение головки зверя с серебряной гривны следует назвать словом «угроза»: зубастая пасть зверя оскалена, ноздри раздуты, острые уши прижаты, шерсть на загривке вздыблена и т.п. (рис. 22).

Тонкий и искусный мастер детально проработал морду зверя, обозначив складки губ, десны зубов, веки и зрачки глаз, пряди шерсти на загривке. Чувствуется, что он хорошо знал натуру хищного зверя. Но глубоко реалистическая трактовка образа не лишена элементов стилизации, условности, что нашло своё отражение в наличии особой складки на носу с гнездом для вставки и фигурного гнезда на затылке зверя между прижатыми ушами, в трактовке ушей и т.п. Сразу же за головкой на трубке были напаяны два или несколько круговых выступов с 4 гнёздами в каждом для инкрустации в них камня, пасты или стекла. По-видимому, вставки были сделаны также в уши и глаза. В некоторых гнёздах сохранились остатки мастики, использованной в качестве клеящей массы; можно думать, что гнёзда были инкрустированы самоцветами, например альмандином (вставки не сохранились, но остались кусочки фольги на дне гнёзд).

На первый взгляд головка принадлежит вполне реальному зверю — волку. Но все известные нам изображения волка в древности отличаются наличием одной пары клыков с каждой стороны пасти. Здесь же мы видим по две пары клыков, а таким количеством клыков реальные волки не располагают. Очевидно, и в данном случае мы имеем дело не столько с реальным, сколько с мифологическим зверем, играющим также роль оберега, но только с более активной функцией, чем у оберегов золотой гривны.

К серебряной гривне, несомненно, относятся и 3 серебряных эсовидных обломка от ободков, ранее напаянных вокруг трубки, на которых были сделаны гнёзда для инкрустации.

Рис. 22. Конец серебряной позолоченной гривны. Серебро, золото, мастика.

(Крупно в новом окне)

3. Котловидная золотая подвеска основательно пострадала в формовочном прессе кирпичного завода. Золотой щиток подвески имеет овальную форму (примерно 3х2,5 см). С лицевой стороны к нему припаяна ребром пластинка высотой 3 мм, образующая стенку овального гнезда размером во весь щиток. Вокруг гнезда напаяно в ряд почти 7 десятков

(151/152)

ядрышек зерни. В гнездо заключен сердолик овальной формы (2,5х2 см, толщина около 3 мм) с фаской по самому краю. На тыльной стороне по краю щитка сделано 22 неглубоких треугольных выреза (только верхний обрез щитка не имеет таких «зарубок»). Щиток зажат между двумя половинками длинной золотой пластинки (сечение 1,5х0,6-0,7 мм), согнутой вдвое так, что обе части стоят ребром к плоскости щитка и обходят щиток с обеих сторон по краю, а в верхней части его образуют две петли, по 4 мм в диаметре, к которым крепится булавка. На тыльной стороне эта конструктивная основа подвески скреплена такой же пластинкой, но уже плашмя припаянной вдоль верхнего края щитка. Судя по всему, вырезы щитка выступали наружу, за линию крепящих его пластинок. С внешней стороны к пластинкам-ободкам припаяны невысокие гофрированные трубочки, сделанные из тонких золотых пластинок. Высота и диаметр трубочек — 3-3,5 мм. Припаивали их к краю щитка между вырезами в нем. Общее число трубочек — 21, но сохранилось только (и то неполностью) 11 шт.

Все трубочки увенчаны припаянными к ним пирамидками из зерни (по 17 ядрышек в каждой), сохранилось лишь 4 пирамидки.

Булавка подвески имеет дугообразную форму и круглое сечение диаметром 1,5 мм. Один конец её закреплён петелькой в петле щитка, а другой — тонкий и острый — продевается в другую петлю щитка при застегивании булавки.

В первозданном виде подвеска была очень нарядна: веер патрубков, увенчанных пирамидками зерни, золотой бахромой, обрамлял щиток, в котором горел красновато-бурый с белёсыми пятнами сердолик (рис. 23).

4. Замечателен и найденный в погребении перстень (рис. 24). Основой его является серебряное кольцо с широким овальным щитком, размером 2,4х2,2 см. По краю щитка (он повреждён и частично выкрошился) видна узкая полоска, по-видимому, от припоя, с помощью которого к щитку был прикреплён «шатон»-оковка, выполненная из так называемого «бледного» золота. Оковка имеет форму слегка растянутой полусферы. Внутри она полая, а снаружи вся поверхность её занята 7 гнёздами с инкрустацией. Каждое из них окружено пояском зерни. Три гнёзда, расположенные в линию вдоль оковки, имеют по сравнению с остальными большие размеры; центральное из них — круглое, а боковые — овальные. Четыре малых гнезда располагаются попарно с двух других сторон от центрального гнезда. Они отличаются подпрямоугольной формой. Эти гнёзда были заполнены красной пастой (ныне она имеет бледно-розовый цвет). В овальных гнёздах — вставки из стекла либо из полупрозрачной стекловидной пасты: одна зеленоватая, другая синеватая.

В центральное гнездо оковки инкрустирован прозрачный, красивого тона ало-красный альмандин. Кстати, этот камень — уже не первая вставка (дно гнезда разрезано крест-на-крест; очевидно, когда была утрачена первая вставка, новую удалось поставить, не испортив стенок гнезда, через отверстие, сделанное в его дне). По краю оковки в два ряда напаяны шарики зерни, а между рядами проходит небольшой выпуклый поясок.

Таков инвентарь богатейшего Тугозвоновского погребения. Нельзя не сожалеть о том, что он сохранился не полностью. [22] Однако даже в этом виде он даёт массу интересных сведений о производственной, социально-экономической, политической, этнической и культурной истории Алтая (да и не только Алтая) в конце раннего железного века.

При всем многообразии предметов Тугозвоновского комплекса, при всём разнообразии материалов, употреблённых на их изготовление легко заметить, что в инвентаре почти нет разновременных или чужеродных по своему происхождению предметов. Все они органично связаны друг с дру-

(152/153)

Рис. 23. Подвеска. Золото, сердолик.

(Крупно в новом окне)

гом, и причина этого кроется в единстве художественного стиля, в котором они выполнены. Больше того, есть основания утверждать, что если не весь комплекс, то значительная часть его изготовлена в одной мастерской, руками одного мастера. Отделка основных предметов из погребения в Тугозвоново произведена в канонах художественного стиля так называемой полихромной инкрустации, расцвет которого падает на IV-V вв. н.э. [23]

Инкрустация украшала лишь золотые и серебряные оковки различных предметов описываемого комплекса, бронзовые предметы не полу-

(153/154)

чили такой отделки. В качестве инкрустируемого материала использовались тщательно полированные самоцветы (в частности, альмандин в сердолик), цветное стекло, цветная паста (обычная и стекловидная). При этом стекла и паста применялись для имитации драгоценных и полудрагоценных камней (гранат, изумруд, сапфир, халцедон). Альмандин использовался как в виде плоских пластинок, так и в виде выпуклых вставок разных форм (кабошены и др.). В тех случаях, когда вставки из альмандина и сердолика были толсты и поднимались над стенками гнёзд, по краям их выбиралась фаска.

Применялись три вида инкрустации: гнездовая, перегородчатая и выемчатая, но при отделке серебряных предметов к гнездовой инкрустации не прибегали.

Часто гнёзда покрывают собой почти всю поверхность предмета (оковки рукоятей палаша и кинжала, поясные пряжки, навершие палаша, наременные бляхи и др.), но иногда для этой цели оказывается достаточно всего одного гнезда (обувные пряжки, навершие кинжала, подвеска). Стенки гнёзд сделаны из напаянных на ребро пластинок. После

Рис. 24. Перстень.
Золото, серебро, альмандин, цветное стекло, цветная паста.

(Крупно в новом окне)

(154/155)

заполнения их пастой, стеклом или камнями верхние края стенок загибали вовнутрь.

Перегородчатая инкрустация нашла применение лишь на ограниченных участках поверхности некоторых предметов (перекрестье и ножны кинжала, поле у основания навершия палаша, круговые выступы-ободки она конце серебряной гривны). При этом инкрустация серебряных предметов альмандинами выполнена в технике, объяснение которой дал еще А.А. Спицын при анализе керченских находок IV-V вв. н.э.: поскольку фон (дно ячеек) был серебряным, то для лучшей игры цвета гранатовых вставок под них подстилалась прямо на клейкую массу-мастику золотая фольга. [24] При инкрустации ячей пастой и камнями (альмандинами) наблюдается обязательное сочетание разных цветов — чёрного и белого (навершие), красного и зелёного (перекрестье кинжала).

Инкрустация выемчатого типа встречена лишь в отделке серебряной гривны (ячейки-углубления глаз, носа, ушей) одновременно с перегородчатой инкрустацией (вставки на загривке и в ободках), а также, возможно, использовалась при отделке золотой гривны, где ячейками могли служить углубления глаз и ушей.

Изделиям из Тугозвоново присуща и другая особенность полихромного стиля — геометричность орнамента. Действительно, все гнёзда и ячейки имеют форму геометрических фигур. Тут и круг (оковки рукояти, ножен и навершие палаша, поясные пряжки, наременные бляхи и др.), и овал (оковки рукояти и навершие кинжала, перстень, навершие палаша и др.), и полукруг (обувные пряжки), и треугольник (навершие палаша и перекрестье кинжала), и квадрат (перекрестье и пряжка от ножен кинжала), и ромб (поясная пряжка), и прямоугольник (ножны кинжала, поясная пряжка и др.), и сектор в 1/4 круга (медальоны ножен кинжала).

Зернь располагается также в виде геометрических фигур, что прежде всего объясняется формой гнёзд или целиком изделий, которые она обрамляет либо делит на зоны. Но иногда из зерни создаются отдельные фигуры (треугольники, пирамидки) и даже орнаментальные композиции (оковка-колпачок). Различные геометрические фигуры обычно сочетаются на той или иной поделке (например, круг, прямоугольник, ромб — на поясной пряжке № 2; треугольник, круг, овал — на навершии палаша и т.д.). Да и сами вещи чаще всего имеют правильные геометрические формы — овал (подвеска, навершие кинжала, дужки и щитки пряжек), цилиндр (оковка рукояти шила), призма (оковки рукоятей кинжала), полусфера (навершие палаша) и т.п.

Очень широко на вещах из Тугозвоново используется зернь и в меньшей степени филигрань. Треугольники и пирамидки из зерни обычно заполняют свободные участки поверхности предметов между гнёздами (поясные пряжки, оковки рукояти палаша и др.), а в одном случае — почти всю поверхность предмета (оковка рукояти шила). Техника изготовления зерни хорошо известна. [25] На наших вещах использовалась довольно крупная зернь (диаметр ядрышек от 0,5 до 1 мм) не всегда правильной формы. Каждое ядрышко припаивалось в 4-5 точках: друг к другу, к стенкам гнёзд, к поверхности оковок, и это составляло главную трудность в работе с зернью.

Филигрань нашла применение в качестве окантовки золотых оковок наременных бляшек, оковок рукояти кинжала и всех пряжек. Во всех случаях верёвочки из двух нитей припаивались рядом, образуя жгутик «в ёлочку». Нити скани недостаточно ровные, сечение их равно 0,5-0,7 мм.

(155/156)

При господстве геометрического орнамента полихромному стилю, как известно, не чужды изображения животных, растений, птиц, рыб, хотя они сравнительно редки [26] и отмечены печатью схематизма и стилизации. С такого рода сюжетами встречаемся мы и в Тугозвоновском комплексе. Элементы условности, стилизации видны уже в трактовке головы мифологического волка на серебряной гривне. Ещё больше это заметно на головках хищника золотой гривны, дающих в общем-то лишь схему образа. Ярким примером стилизации являются пирамидки зерни, которые, как это было отмечено ещё В.А. Городцовым, представляют собой стилизованный образ виноградных гроздьев. [27]

Общеизвестно, что в пору господства полихромного стиля из соображений экономного расходования драгоценных металлов и целей бутафории листовое золото использовалось как отделочный материал по серебряной, бронзовой, медной и иной основе. [28]

Среди тугозвоновских находок только золотая гривна, котловидная подвеска и навершие кинжала выпадают из этого круга вещей, в остальных ювелирных поделках из золота изготовлены оковки, обкладки и другие детали серебряных, деревянных, костяных предметов. То же самое можно сказать и о серебре, используемом не только в качестве основного материала для поделки дорогих украшений, предметов утвари, снаряжения (большинство предметов основного комплекса сделаны из серебра), но и употреблённом как отделочный материал (ножны палаша, ножны кинжала). Впрочем, соображениями бутафории объясняется, почему серебряная гривна, ножны кинжала и обкладки рукояти ножа были позолочены.

И серебро, и золото очень высокого качества. Содержание серебра в большинстве изделий не менее 95-96 %. Подтверждением этого являются чёрный и синий цвет окислов серебра на них. Но отдельные бляшки узды и наременные оковки содержат больший процент меди. Не случайно они были покрыты тонким налётом окислов зеленоватого цвета. Золотая гривна, подвеска и большая часть золотых оковок палаша, кинжала также изготовлены из золота высших проб. Больше природной лигатуры в «шатоне» перстня и оковке навершия палаша. Своим бледно-жёлтым цветом они отличаются от остальных золотых изделий, для которых характерен «густой» («теплый») цвет и большая мягкость, ковкость. Золото и серебро, видимо, местного, алтайского, происхождения.

Мастер очень умело сочетал в одном изделии самые различные материалы — серебро, золото, дерево, пасту разных цветов — в отделке палаша и других предметов; вкус не изменяет ему, когда золотые оковки он соединяет золотыми гвоздиками, серебряные — серебряными и т.п.; в зависимости от формы предмета выбирает форму гнёзд (по полю длинных наременных блях — овальные, в центре полусферического навершия палаша — круглое и т.п.). Насчитывается не менее двух десятков способов обработки всех этих материалов (например, литьё, ковка, штамповка, чеканка, горячее и холодное золочение, паяние — в обработке металлов; пиление, полировка и огранка камней; резьба, пиление, сверление, долбление, полировка — по кости и дереву и т.д.).

Всё это служит показателем сравнительно высокой степени развития златокузнечества и других ремёсел в той среде, в которой изготовлен Тугозвоновский комплекс.

Ювелирные поделки этого комплекса могут иллюстрировать все характерные особенности полихромного стиля эпохи его расцвета. И уже

(156/157)

одно это позволяет датировать могилу «князя» временем «великого переселения народов» (IV-V вв. н.э.). Аналогии предметам из Тугозвоново встречаются на обширнейшей территории от Енисея до Бискайского залива. Они столь многочисленны, что мы не имеем возможности полностью привести их в данной статье.

Недавние работы А.К. Амброза по-новому ставят вопросы раннесредневековой археологии. [29] Многие памятники Восточной Европы, Казахстана, Урала и Западной Сибири, датированные ранее эпохой «великого переселения народов», т.е. IV-V вв., передатированы А.К. Амброзом, который относит их к VI, VII и даже к VIII вв.

Мы не претендуем на критический анализ достоверности хронологических схем и таблиц А.К. Амброза, но нам хотелось бы, пользуясь его эталонами, найти место Тугозвоновскому комплексу в хронологической шкале раннего средневековья.

Характеризуя полихромный стиль IV-V вв. как гораздо более сухой, простой и грубый по сравнению с полихромным стилем античных городов или скифов и сарматов поры их расцвета, А.К. Амброз далее пишет о его главных особенностях: «Характерно обтягивание серебряных вещей золотой фольгой, довольно нерегулярное размещение выпуклых и плоских красных камней в отдельных гнёздах, как бы россыпями, скупое применение зерни и скани. Есть уже и плоские перегородчатые инкрустации, но лишь как дополнение к основным „россыпям”». [30] Нетрудно заметить, что полихромные вещи из Тугозвоново (поясные и обувные пряжки, бляхи с подвесками, перстень и др.) вполне отвечают этим признакам: они выполнены из серебра, щитки их обтянуты золотыми пластинками, они скупо украшены сканью и зернью, а перегородчатой инкрустацией отделаны лишь ножны кинжала и набалдашник палаша. Единственно чем они не соответствуют требованиям стиля IV-V вв., так это регулярным размещением гнёзд, но, судя по оговорке А.К. Амброза («довольно нерегулярное размещение» этих самых гнёзд), надо полагать, что в IV-V вв. известны предметы полихромии и с регулярным размещением гнезд. Сам А.К. Амброз помещает рисунок диадемы из Берёзовки, относимой им к V в., на котором мы как раз видим вполне регулярное расположение гнёзд, совсем как на оковках рукояти кинжала из Тугозвоново. [31]

Итак, по характерным признакам стиля Тугозвоновский комплекс должен быть датирован IV-V вв. Нас особенно устраивает то положение А.К. Амброза, согласно которому стиль этот появился «как бы сразу в сложившемся виде» на рубеже IV-V вв. и в первые десятилетия V в., [32] потому что оно отвечает нашей датировке Тугозвоново.

Какие же аргументы могут быть выдвинуты в пользу этой даты?

1. Наименее консервативным компонентом Тугозвоновского комплекса являются железные наконечники стрел — трёхпёрые, мелкие, с коротким жальцем и уступчиком при переходе от пера к черешку. Этот тип наконечников широко распространился в Евразии в 1-й половине I тыс. н.э. По Б.А. Литвинскому, в Средней Азии они появились в IV-V вв. [33] В Нижнем Поволжье они известны в памятниках III-IV вв., [34]

(157/158)

на Украине — в IV-V вв., [35] на Алтае — в могилах первых этапов верхнеобской культуры. Но типология наконечников стрел на Алтае не разработана должным образом. По М.П. Грязнову, «черешковые, трёхпёрые, узкие» наконечники из могил II-V вв. на Ближних Елбанах совершенно идентичны позднесарматским. Но М.П. Грязнов фиксирует бытование этого типа наконечников и в более позднее время. [36] Из степночумышских наконечников наиболее близки тугозвоновским экземпляры с очертанием головки в виде вытянутого вниз пяти- или шестиугольника. [37] Назовём еще случайную находку из с. Завьялово (Кулунда), [38] наконечники из с. Фёдоровки — с крутыми жальцами и уступом при переходе от пера к черешку (тугозвоновские железные наконечники отличаются от описанных форм этого типа очертанием головки в виде вытянутого книзу ромба).

Датировка тугозвоновских железных наконечников IV-V вв. подтверждается находками на Ближних Елбанах, в Степном Чумыше, в Пазырыке-6 (впускная могила) и в других местах, а наконечники стрел ярусного типа в этих комплексах датируются II-IV вв. [39]

2. Во всей массе пряжек, типичных для IV-V вв., пряжки с овальными щитками нам представляются наиболее ранними. П. Pay датирует даже пряжки из Норок временем не позже III в. [40] Почти тот же возраст имеет наиболее поздний курган (№ 3) в Бис-Обе (конец III — начало IV в., по К.Ф. Смирнову). [41] Обувные пряжечки из Глинище (1896 г.) — также не позже IV в. [42] Если сопоставить тугозвоновские и только что названные выше пряжки с другими пряжками, которые И. Вернер тоже датирует эпохой Аттилы, т.е. 1-й половиной V в., то нельзя не обратить внимания на ряд моментов: у этих, последних, язычки лишены прогиба; они, как правило, имеют вид толстого хоботка и удлинены сверх меры; щитки их нередко дополнены с трёх сторон какими-то отростками; поверхность щитков целиком покрыта перегородчатой инкрустацией. В целом эти пряжки выглядят уже вычурнее и вместе с тем грубее и как бы предвосхищают собою уродливые формы пряжек из Суук-Су, Чми, Комунта и других памятников, датируемых VI в. и позже. [43] Мы считаем, что первая группа пряжек (Норки, Бис-Оба, Тугозвоново и др.), не страдающая ещё гипертрофией форм и декорировки, отличающаяся чувством меры в том и в другом, должна быть датирована ранее 1-й половины V в., а именно концом IV — началом V в.

Пряжки, пожалуй, самый распространённый вид инвентаря в могилах IV-V вв. Особенно часто встречаются поясные пряжки. В эту пору преобладает тип пряжек с удлинённым хоботковидным язычком, с дужками разных форм, со щитками и без них. Щитки пряжек (обычно двойные) нередко обложены золотыми листками, украшенными инкрустациями. Приведём некоторые аналогии нашим пряжкам. Большое сходство

(158/159)

с ними обнаруживают серебряные пряжки Муслюмово, [44] Керченского и Одесского музеев (подарок Вертье Делагарди), [45] Норок (Нижнее Поволжье), [46] парного погребения в Глинище, [47] урочища Бис-Оба, [48] станиц Ахтанизовской [49] и Тимошевской, [50] пос. Чикаренко, [51] Байтал-Чапкана, [52] Вольного Аула, [53] Тураево, [54] Спанцова (Румыния), [55] Шагвара, [56] Szirmabesenyö (Венгрия) [57] и др.

3. Нечто подобное можно сказать о кинжале и ножнах в целом и отдельным их частям. Самым близким по декоративному мотиву аналогом ножнам тугозвоновского кинжала являются ножны меча из Керчи (его дата — около 400 г.). [58]

Есть аналогии и золотому навершию рукояти тугозвоновского кинжала. Это прежде всего обвальные бляшки — медальоны из парного захоронения в Глинище. [59] Они тоже имеют по одному гнезду с инкрустацией, окружённому рядком зерни. Такие же по форме бляшки из Борового и Шамси, по всей видимости, позже тугозвоновского навершия, так как типологически они более сложны: гнёзда с инкрустациями на них окружены двумя рядами зерни. [60] Конструктивно навершие кинжала из Тугозвоново очень сходно с навершиями из Новогригорьевки, [61] Чегема, [62] Dyurgardsäng (Wester-Gotland), [63] Gvede (Gotland) [64] и других памятников: каждое из них имеет петельку для крепления навершия на рукояти.

Аналогами перекрестью тугозвоновского кинжала могут служить овально-ромбические в плане перекрестья мечей из Керчи (склеп, открытый в 1904 г.) [65] и из Altlussheim, [66] сходные с тугозвоновским не только по форме, но и по способу орнаментации его лицевой части (перегородчатая инкрустация).

Пряжки с прямоугольными дужками и удлинёнными прогнутыми язычками широко известны в комплексах IV-V вв. [67] В качестве наиболее близких аналогий тугозвоновской пряжке от ножен кинжала назовём

(159/160)

пряжки из Acquasanta (Италия) [68] и из Blučina (Чехословакия). [69] Дужки этих пряжек покрыты ячейками с инкрустациями, по одной ячейке и у основания язычка, совсем как на пряжке тугозвоновского кинжала. Оба последних комплекса И. Вернер датирует V в.

Украшение ножен парными розетками или медальонами можно отметить на ножнах мечей Кавказа [70] и Венгрии. [71] Обычно парные розетки или медальоны располагаются симметрично, либо у перекрестья, либо на оконечниках ножен этих мечей. [72]

Значительная часть перечисленных выше аналогий тугозвоновскому кинжалу в целом и отдельным его частям датируется также IV-V вв. Дополнительно назовём ещё кинжал из Пантикапея с золотым набалдашником, полихромной инкрустацией и парой розеток со вставками на перекрестье (его дата — III в.), [73] а также кинжал из склепа у Аджимушкайских каменоломен (Керчь, 1841 г.) — рукоять его обложена золотом, инкрустирована рядами овальных гнёзд, окружённых зернью: халцедоновое навершие-шайбу покрывает бляшка в виде золотой розетки со вставками цветной стекловидной пасты; тонкое перекрестье чуть шире клинка. [74] Этот кинжал является весьма близким аналогом тугозвоновского по перекрестью, навершию, обкладкам рукояти и другим элементам. В.Ф. Гайдукевич датирует его III в.

С учётом значительной отдалённости Верхнего Приобья от Боспора тугозвоновский кинжал следует датировать временем не позже конца IV в. н.э.

4. Подвеска, обрамленная пирамидками зерни на гофрированных трубочках, находит себе прямые аналогии в памятниках европейской части нашей страны. Это подвески из Верхне-Яблочного, [75] из Алёшек (Цурюпинск) [76] и из Здвиженского. [77] Все они необычайно близки друг другу: у всех щитки имеют форму неправильного круга, состоящего из овала, дополненного вверху сегментовидным выступом; все обрамлены длинными гофрированными трубочками, к которым припаяны крупные шарики, а к последним — по 3 пирамидки из зерни. Ни одна из находок не имеет булавки, но они, несомненно, были: об этом говорит наличие ушек для крепления заколки, в частности на подвеске из Здвиженского. Конструктивная близость этих украшений тугозвоновской подвеске очевидна. Если подвески из Алёшек, Верхне-Яблочного и Здвиженского датируются И. Вернером 1-й половиной V в., то более простая типологически подвеска из Тугозвоново должна быть датирована концом IV в. или рубежом IV-V вв.

5. Изо всех гривн, датированных IV-V вв., [78] наиболее близки тугозвоновским как раз те, на концах которых мы видим головки зверя или

(160/161)

дракона, сохраняющие в своем облике при всём схематизме и условности изрядную дозу реалистичности в трактовке образа. А к ним относятся керченская гривна из склепа, открытого 24 июня 1904 г., браслет из ст. Сенной и Тамани, на которых, в частности, уши зверей или грифонов изображены схематично (в виде треугольных углублений), а крутолобая голова, крупный нос, круглые глаза, раскрытая пасть — суховато, но довольно реалистично.

Л.А. Мацулевич датирует упомянутую гривну из Керчи концом IV — началом V в., а браслет из ст. Сенной — рубежом IV-V вв. [79]

6. Археология раннего средневековья, кроме обычных поясов, украшенных круглыми, овальными или квадратно-прямоугольными бляхами, знает пояса, обложенные поперечными узкими бляшками. Типичным примером такого пояса является детский пояс, окованный серебряными пластинками, из Канаттаса (Казахстан); [80] известны такие пояса на Оке (Холуй) и в Приуралье (Буркино, Полом). [81] Особенностью этих поясов является то, что фактически вся их внешняя поверхность занята поперечными обкладками, укреплёнными вплотную друг к другу. Тугозвоновский пояс с его пока ещё единичными поперечными бляхами-обкладками (4 шт.), по-видимому, можно рассматривать как наиболее раннюю форму поясов подобного типа. В таком случае пояс из Тугозвоново должен датироваться временем не позже конца IV в., так как канаттасский пояс датирован М.К. Кадырбаевым IV-V вв. [82]

7. Из небольшой серии аналогов оковке шила или проколки (колпачку) самые близкие — подвески из могилы с золотой индикацией платиновой монеты Рискупорида IV — датируются концом III — началом IV в. [83] Поэтому более точной датой тугозвоновской оковки должен быть конец IV в. или рубеж IV-V вв.

8. Труднее установить более узкую дату для палаша и меча, так как из-за неполной их сохранности невозможно со стопроцентной уверенностью определить типы этих вещей. Но и в той степени, в какой это оказывается возможным, в частности для палаша, можно с достаточной уверенностью утверждать, что наиболее близкие аналогии тугозвоновскому палашу (палаши из Степного Чумыша, с Ближних Елбанов и др.) [84] датируются не позже конца IV в., в рамках одинцовского этапа верхнеобской культуры.

Полагая, что приведённых соображений вполне достаточно для уточнения даты Тугозвоновского погребения, мы хотели бы только сделать ещё дополнение к сказанному, но уже не по инвентарю, а по стилю. Общепризнанно, что стиль полихромной инкрустации сам по себе датирует исполненные в его канонах вещи и комплексы IV-V вв. Но в таком случае датирующее значение должна иметь и степень развития данного стиля, фиксирующаяся в изделиях. В связи с этим нельзя не отметить, что в Тугозвоновском комплексе запечатлена как бы ранняя стадия развития полихромного стиля даже в сравнении с другими комплексами, датированными 1-й половиной V в.: здесь господствует гнездовая инкрустация; перегородчатая инкрустация находит пока ограниченное применение (пе-

(161/162)

Рис. 25. Внешний вид тугозвоновского «князя». Реконструкция М.М. Герасимова.

рекрестье кинжала и его ножны, набалдашник палаша); тенденция к сплошному инкрустированию поверхности предмета только лишь намечается. Кроме того, до IV в. в полихромии Причерноморья красный и зелёный цвета инкрустаций имели равноценное значение, но на поделках, датируемых концом IV в., преобладающим цветом инкрустаций становится красный [85] (самоцветы, стёкла, цветные камни и паста). Наконец, в это же время исчезает чеканка, уступая место скани, которая при сплошной орнаментации предмета становится узором. Два последних обстоятельства также фиксируют раннюю ступень развития полихромного стиля.

Этническую принадлежность тугозвоновского «князя» можно определить только гипотетически. Инвентарь, как мы видели, не может помочь в решении этого вопроса.

Столь же мало помогает делу и кольцевая деформация черепа погребенного, поскольку о происхождении и этнической принадлежности этого обычая есть разные суждения: часть учёных связывает его с сармато-аланами, другая — с гуннами. Так, Г.Ф. Дебец считает деформированные черепа из Усть-Тартаса сарматскими, несмотря на их монголоидность, а В.П. Алексеев связывает появление обычая кольцевой деформации в Верхнем Приобье (Ближние Елбаны) с юго-западной антропологической струёй, так как деформированные черепа из Большой Речки, по его мнению, по своей характеристике близко подходят к кенкольской группе черепов монголоидного типа. [86]

Новые антропологические материалы (череп из Тугозвоново, ещё два — из Нечунаево), происходящие из пунктов, расположенных на левобережье Оби, на юго-запад от Большой Речки, подкрепляют позицию В.П. Алексеева. Реконструкция по черепу из Тугозвоново, выполненная М.М. Герасимовым (рис. 25), даже при беглом взгляде обнаруживает большую близость физического типа тугозвоновского «князя» и так называемого «гунна из Кенкола». Это, безусловно, смешанный в расовом отношении тип, в котором переплелись черты и европеоида, и монголоида. Обращает на себя внимание высокий нос, характерный для европеоидов, и заметная скуластость, типичная для монголоидов. Впрочем, в облике

(162/163)

хунну европеоидная примесь была, видимо, также заметной: есть сведения о том, что китайский император, решивший истребить хуннов, приказал рубить всех, у кого были «высокие носы». [87]

Следовательно, оставаясь на платформе полихромного стиля и кольцевой деформации, нельзя со стопроцентной уверенностью связывать Тугозвоновское погребение ни с аланами, ни с гуннами. В некоторой степени мог бы пролить свет на это характер погребального устройства в Тугозвоново, но он не известен нам в должной мере. Что касается ориентировки погребённого, одной из черт обряда, то она оказывается не характерной ни для алан, ни для гуннов. [88]

Трудно переоценить значение тугозвоновской находки для исторической науки вообще, для истории раннего средневековья и для истории Алтая в эту эпоху — в частности.

Погребение в Тугозвоново — самое восточное из серии богатых («княжеских») захоронений IV-V вв. в Евразии: Боровое, Кара-Агач, Коктал, Канаттас и другие пункты находятся значительно западнее его. Это ещё раз убеждает в том, что происхождение полихромного стиля в искусстве нельзя связывать с каким-либо одним этносом. Находка на Чарыше — новое свидетельство в пользу мнения о наличии на востоке (в Средней Азии) местного центра (или центров) по производству ювелирных поделок полихромного типа, показатель высокого уровня развития златокузнечества в этой части Евразии. Она ещё раз подтверждает местное (если не сибирское, то во всяком случае азиатское) происхождение основной части вещей Сибирской коллекции Петра I, обнаруженных в курганах Обь-Иртышского междуречья, а также помогает выделить из этой коллекции вещи сарматского времени.

Тугозвоновская находка существенно заполняет серьёзные пробелы в истории Алтая 1-й половины I тыс. н.э., изученной пока ещё очень слабо: политическая, культурная и этническая история Алтая «предтюркской» эпохи предстает перед нами более сложной и богатой, нежели это представлялось раньше. Она заново ставит ряд вопросов об юго-западных, юго-восточных и северо-западных связях племён верхнеобской культуры и раннетюркских племён Горного Алтая. Вместе с другими археологическими материалами последних веков до н.э. и первых веков н.э., выявленными на Алтае, тугозвоновская «княжеская» могила позволяет поднять вопрос о границах сармато-аланского мира на востоке, о сармато-аланской миграции в юго-западные районы Западной Сибири и т.д.

Сейчас мы не в состоянии даже перечислить тот круг проблем, в решении которых археологи будут прибегать к помощи этого интереснейшего комплекса. Но не может быть никакого сомнения в том, что более глубокое изучение его явится существенным вкладом в решение вопросов этногенеза южносибирских, в первую очередь тюркоязычных, племён, а также по таким общим проблемам, как образование раннеклассового, раннефеодального общества; поможет уточнить этническую карту нашей страны в эпоху «великого переселения народов», расширить представление о производстве, культуре, искусству, идеологии этого времени.

[1] По подсчётам И. Вернера, во всей Евразии обнаружено всего около 40 богатых захоронений 1-й половины V в., которые он называет «княжескими» (Werner J. Beiträge zur Archäologie des Attila-Reiches. München. 1956, B. Tafejteil, Taf. 72, K. 8).

[2] Ковалёва И.Ф. Погребение IV в. у с. Старая Игрень. — СА, 1962, № 4, с. 233-238.

[3] Высотская Т.Н. Черепанова Е.Н. Находки из погребений IV-V вв. в Крыму. — СА, 1966, № 3, с. 187-198.

[4] Кроме автора в состав группы входили Т.А. Уманская и А.И. Ушаков.

[5] Определение скульптора-антрополога М.М. Герасимова.

[6] Аналогичное положение палаша мы наблюдали в могиле двух воинов (могила № 4 в урочище Татарские могилки близ с. Степной Чумыш), датируемой IV-V вв. н.э. Раскопки автора в 1963 г. Материалы хранятся в Бийском музее (см.: Отчёт о раскопках в 1963 г. у с. Степной Чумыш, с. 23, рис. 127; Уманский А.П. Могильники верхнеобской культуры на Верхнем Чумыше. — В кн.: Бронзовый и железный век Сибири. Новосибирск, 1974, с. 143, рис. 4).

[7] См.: Мацулевич Л.А. Погребение варварского князя в Восточной Европе. — ГАИМК, Л., 1934, вып. 112, с. 57-58.

[8] Мацулевич Л.А. Указ. соч., с. 56.

[9] Там же, с. 54-56.

[10] Ковалёва И.Ф. Указ. соч., с. 233.

[11] Синицын И.В. Позднесарматские погребения Нижнего Поволжья. — «Изв. Нижневолж. ин-та краевед. им. М. Горького», Саратов, 1936, т. VII, с. 73.

[12] Сведения о зарубежных находках погребений этой группы см.: Hampel J. Alterthümer des frühen Mittelalters in Ungarn. Braunschweig. 1905; Fettich N. Der zweite Schatz von Szilagy-Somlio. Archaeologia. Hungarica, Budapest, 1932; Alföldi A. Funde aus der Huimenzeit und ihre ethnische Sonderling. Archaeologia Hungarica, Budapest, 1932; Parducz М. Archäologische Beiträge zur Geschichte der Hunnenzeit in Ungarn. Budapest, 1953; u.a.

[13] Мацулевич Л.А. Указ. соч., с. 57-58.

[14] Коллекция № 2316/1-35. Комплекс экспонирован в Особой кладовой. Скелет «князя» хранится в Алтайском краеведческом музее. В 1965 г. Государственный Эрмитаж изготовил для Алтайского музея гальванокопии основных предметов из этого комплекса, а в 1960 г. известный скульптор-антрополог М.М. Герасимов выполнил реконструкцию внешнего облика «князя» по его черепу. И бюст, и гальванокопии включены в экспозицию музея в Барнауле.

[15] Грязнов М.П. История древних племён Верхней Оби по раскопкам близ с. Большая речка. — МИА, 1956, № 48, табл. XXXVIII, 2. Уманский А.П. Указ. соч., с. 144, рис. 5, 1, 2.

[16] Среди обломков костяных пластинок есть такие, которые могли принадлежать не луку, а рукоятям палаша и ножа.

[17] Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведения о народах, обитавших в Средней Азии n древние времена, т. I. М.-Л., 1950, с. 46-48.

[18] Грязнов М.П. Указ. соч., с. 116 и др.

[19] Грязнов М.П. Указ. соч., табл. XI, 1-10.

[20] Фактическая длина гривны превышала 50 см, а вес достигал не менее 370 г. Н.С. Козлов зарисовал кусок гривны длиной около 6,5 мм (весом не менее 50 г), который удалось утаить одному из находчиков и затем употребить на изготовление блесен и коронок для зубов.

[21] В. Гольмстен отмечала, что для усиления боевых, устрашающих качеств реального зверя в его изображении сочетаются различные элементы тела разных животных (см.: Гольмстен В. Из области культа древней Сибири. Сб. статей в честь Н.Я. Марра. Л., 1934, с. 115-116).

[22] По рассказам рабочих завода, в комплексе была золотая кружка с ручкой и другие предметы. Правда, за достоверность этих сведений поручиться нельзя.

[23] Скалон К. Изображение дракона в искусстве IV-V веков. — СГА, Л., 1962, т. XXII, с. 43 и др. [вероятно, опечатка, надо: СГЭ, вып. XXVII, 1966]

[24] Спицын А.А. Вещи с инкрустациями из Керченских катакомб 1904 г. — ИАК, Спб., 1905, вып. 17, с. 115-126.

[25] Руденко С.И. Сибирская коллекция Петра I. — САИ, М.-Л., 1962, Д3-9, в. 27.

[26] Скалон К.М. Указ соч., с 42 и др.; Она же. О некоторых формах ювелирных изделий. Тезисы докл. науч. сессии, посвященной итогам работы Госэрмитажа за 1960 год. Л., 1961, с. 5-6.

[27] Городцов В.А. Подчеремский клад. — СА, 1937, т. 2, с. 131-132 и др.

[28] Скалон К.М. Указ соч., с. 42.

[29] Амброз А.К. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы. — СА, 1971, № 2, с. 96-123 (часть I); № 3, с. 106-134 (часть II); См. также: Амброз А.К. Стремена и сёдла раннего средневековья как хронологический показатель. — СА, 1973, № 4, с. 81-98.

[30] Амброз А.К. Проблемы..., ч. I, с. 10.

[31] Там же, с. 101, рис. 2, 50.

[32] Там же, с. 102.

[33] Литвинский Б.А. Среднеазиатские железные наконечники стрел. — СА, 1965, № 2, с. 84.

[34] Максимов Е.К. Позднейшие сармато-аланские погребения V-VIII вв. на территории Нижнего Поволжья. — «Труды Саратов, обл. музея», Саратов, 1956, вып. 1, с. 71.

[35] Самоквасов Д.Я. Могилы земли русской. М., 1908, с. 134; Высотская Т.Н., Черепанова Е.Н. Указ. соч., с. 193, рис.4, 7.

[36] Грязнов М.П. Указ. соч., с. 111, 124, табл. XLI, 1-3, XLII, 10.

[37] Уманский А.П. Указ., соч., с. 144, рис. 5, 11 (этот наконечник из могилы № 4 — полный аналог тугозвоновским).

[38] Хранится в учебной коллекции Барнаульского пединститута.

[39] Грязнов М.П. Указ. соч., с. 109, 111; Уманский А.П. Указ. соч., с. 148; Гаврилова A.A. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племён. М.-Л., 1965, с. 52-53.

[40] Ran P. Die Hügelgraber römischer Zeit ander unteren Wolga, Bd I, Pokrowsk, 1927, S. 53, 77.

[41] Смирнов К.Ф. Сарматские погребения Южного Приуралья. — КСИИМК, 1948, т. XXII, с. 80-86.

[42] Штерн Э.Р. К вопросу о происхождении «готского стиля» предметов ювелирного искусства. — ЗООИД, Одесса, 1897, т. XX, табл. I, 33а.

[43] МАК, М., 1900, т. VIII, табл. CI, СII, CXXIV и др.; Репников Н.И. Некоторые могильники области крымских готов. — ИАК, Спб., 1906, вып. 19, табл. VIII, IX, а также рис. на с. 70-71 и др.

[44] ОАК, Спб.. 1902, с. 105, рис. 219-221 и др.; Werner J. Op cit., Taf. 59, 2-6.

[45] Posta B. Archäologische Studien auf russischen Boden. Budapest, 1905, 8. 417, Fig. 241. 4; S. 420, Fig. 242.

[46] Rau P. Op cit., S. 53, 77. B 1895 г. А.А. Спицын опубликовал пряжку, аналогичную пряжкам из Норок, но без инкрустаций.

[47] Штерн Э.Р. Указ. соч., табл. I, 12, 13; Werner J. Op cit., Taf. 15, 12, 13.

[48] Смирнов К.Ф. Указ. соч., с. 80-86, рис. 30.

[49] ОАК. Спб. 1902, с. 108, рис. 219; Werner J. Op cit., Taf. 59, 27.

[50] Posta В. Op. cit., S. 383 Fig. 3-4.

[51] Баранов И.А. Погребение V в. в Северо-Восточном Крыму. — СА, 1973, № 3, с. 243-245, рис. 1.

[52] Минаева Т.М. Могильник Байтал-Чапкан в Черкессии. — СА, 1956, т. XXVI, с. 252, рис. 10, 1.

[53] Амброз А.К. Проблемы..., ч. I, рис. 2, 15.

[54] Там же, ч. II, рис. 9, 14.

[55] Там же, ч. I, рис. 2, 7.

[56] Там же, рис. 2. 10.

[57] Werner J. Op cit., Taf. 42, 7, 8.

[58] Мацулевич Л.А. Серебряная чаша из Керчи. Памятники Госэрмитажа, вып. II. Л., 1926, табл. III, 1.

[59] Штерн Э.Р. Указ. соч., табл. I; Werner J. Op. cit., Taf. 15, 14, 16.

[60] Бернштам А.Н. Находки у оз. Борового в Казахстане. — МАЭ, 1951, т. XIII, с. 219, рис. 4 и др. Случайная находка из Шамси (Киргизия) хранится в республиканском музее в г. Фрунзе.

[61] Минаева Т.М. Указ. соч., табл. 5, 38.

[62] МАК, 1888, т. I, табл. 26, 120.

[63] Werner J. Op cit., Taf. 50, 5, 5a, 5b.

[64] Ibid., Taf. 21, 2, 3.

[65] Артамонов М.И. История хазар. Л., 1968, рис. на с. 55.

[66] Werner J. Op cit.. Taf. 1, 2.

[67] Бернштам А.Н. Указ, соч., с. 222, рис. 7; Кадырбаев М.К. Памятники ранних кочевников в Центральном Казахстане. — «Труды Ин-тa ист., археол. и этногр. АН Каз. ССР», Алма-Ата, 1959, т. 7, с. 197, рис. 25; Schmidt А.V. Kačka. Beiträge zur Erforschung der Kulturen Ostrussland in der Zeit Völkerverwanderung (IV-V Jahrhundert) ESA, Helsinki, 1927, S. 37, Fig. 19; и др.

[68] Annibaldi G. und Werner J. Ostgotische Grabfunde aus Acquasanta Prov. Ascoli Piceno (Marche). Sonderdruck aus Germania, 41. 1963, 2, Taf. 41, 2.

[69] Paulick J. Kunst der Vorzeit in der Tschechoslowakei. «Artia», Fig. XIV.

[70] ОАК, Спб., 1902. с. 136, рис. 238-а (меч из ст. Ново-Корсунской).

[71] Posta В. Die Funde in Ungarn der Völkerverwanderuugszeit und die russische Funde Dritte Forschungsreise des Grafen E Zichy. Budapest — Leipzig. 1905, S. 498, 499, Fig. 276-277.

[72] Уманский А. П. Указ. соч., с. 138, рис. 1, 6. Сохранившаяся розетка с обрывком жести в одной из могил Степного Чумыша позволяет предполагать, что скованные железом ножны палаша здесь также были украшены парными розетками.

[73] Гайдукевич В.Ф. Боспорское царство. М.-Л., 1940, с. 411, рис. 74а.

[74] Там же, с. 424, рис. 80.

[75] ОАК, Спб. 1904, с. 127. рис. 212-213.

[76] Там же, с. 132, рис. 228.

[77] Там же, 1890. с. 121, рис. 87.

[78] Анфимов Н.В. Позднесарматское погребение из Прикубанья. Археология и история Боспора, т. 1. Симферополь, 1952, с. 207, рис. 1; Артамонов М.И. Вопросы хронологии скифо-сибирского золота. — СА, 1971, № 3, с. 51; Берхин И.П. О трёх находках позднесарматского времени в Нижнем Поволжье. — АС, 1961, вып. 2. Скифо-сарматское время, с. 148-150, рис. 4, 1, 5; Высотская Т.Н., Черепанова Е.Н. (160/161) Указ. соч., с. 191; МАК, М., 1900, т. VIII, с. 310, табл. CXXV, 1; Minaewa T.M. Zwei Kurganen aus der Völkerverwanderungszeit bei der Station Sipovo, ESA, IV. Helsinki 1929, S. 196, Fig. 3; Posta B. Op cit., S. 379, Fig. 223; Руденко С.И. Указ. соч., табл. XV; и др.

[79] Мацулевич Л.А. Указ. соч., с. 71 и др.

[80] Кадырбаев М.К. Указ. соч., с. 196-197, рис. 25.

[81] Амброз А.К. Проблемы... — СА, 1971, № 3, с. 120.

[82] Кадырбаев М.К. Указ. соч., с. 197.

[83] Шкорпил В.В. Отчёт о раскопках в г. Керчи и его окрестностях в 1903 г. — ИАК, Спб., 1904, вып. 17, с. 69, рис. 36.

[84] Erdelyi J. The Art of the Avars. Budapest, 1966, tab. I; Posta В. Op cit., S. 379, Fig. 13, 15; Спицын А.А. Фалары Южной России. — ИАК, Спб., 1909, вып. 29, с. 18-53, рис. 32; Шкорпил В.В. Указ. соч., с. 69, рис. 36.

[85] Гайдукевич В.Ф. Указ. соч.. с. 425-427.

[86] Дебец Г.Ф. Проблема заселения Северо-Западной Сибири по данным палеоантропологии. КСИИМК, 1941, вып. 9, с. 14-18; Алексеев В.П. Палеоантропология лесных племён Северного Алтая. — КСИЭ, 1954, № 21, с. 63-69.

[87] Грум-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край, т. II. Л., 1926, с. 15.

[88] Л.Г. Нечаева (Об этнической принадлежности подбойных и катакомбных погребений. — В кн.: Исследования по археологии в честь проф. М.И. Артамонова. Л., 1961, с. 151-159) полагает возможным связывать катакомбные погребения с аланами, а подбойные — с другим этносом, скорее всего с гуннами. Южную ориентировку она считает характерной для алан, а северную — для гуннов.

наверх