Д.Г. Савинов

Расселение кимаков по археологическим данным.

// Прошлое Казахстана по археологическим источникам.
Алма-Ата: 1976. С. 94-104.

В одной из статей «Энциклопедии ислама» В. Бартольд писал, что «историческое значение кимаков состоит в том, что из их среды вышел многочисленный впоследствии народ кипчаков (называемых в Европе команами, а у русских половцами), который первоначально был лишь одним из племён кимаков». [1] Такое понимание исторической роли кимаков характерно для ранних этапов изучения кимако-кипчакского объединения. В настоящее время благодаря исследованиям письменных и археологических источников становится всё более очевидным то значение, которое имели кимаки в этнической истории Азии.

Известно, что в IX-XI вв. кимаки создали своё государство на территории Казахстана и прилегающих к нему районов юга Западной Сибири. В этническом отношении государство кимаков было сложным образованием, оно состояло из семи племён, из них наиболее крупными были имак (йемек), ими (эймюр), байандур, татар и кипчак. [2]

(94/95)

В основе кимакской федерации лежали тюркоязычные яньмо. Вероятно, это одно из телеских племён, [3] которые обычно отождествляют с йемеками, [4] давшими, по мнению Б.Е. Кумекова, название всему объединению кимак. Центр государства кимаков находился на Иртыше, куда из Средней Азии вели караванные пути, описанные в сочинениях ибн Бахра, ал-Идриси и Гардизи. [5] Места расселения кимаков располагались и восточнее Иртыша. Наиболее определённо сообщение Гардизи: «Приходят к реке Иртыш, где начинается страна кимаков..., переправившись через реку Иртыш, приходят к шатрам кимаков. В этой стране много снега; бывает толщина снежного покрова достигает высоты копья. Зимой они уводят лошадей в отдалённую страну «Ок-Таг» (видимо, Монгольский Алтай)». [6]

Лучше всего изучены археологические памятники кимаков IX-X вв., обнаруженные в Восточном Казахстане. Они известны со времени Первой Академической экспедиции и опубликованы в «Истории Сибири». В ней упоминаются вещи из могил, раскопанных между Обью и Иртышом. [7] Отдельные погребения кимаков раскапывались в XIX в., [8] однако научное их изучение развернулось только в последние годы. [9] В результате исследований накоплен большой материал по культуре IX-X вв. Восточного Казахстана. Кимакская принадлежность этих памятников ни у кого из исследователей не вызывает сомнений, что позволяет использовать данный факт при определении этнической принадлежности памятников этого времени на других территориях, где жили кимаки.

Наибольший интерес в этой связи представляют памятники сросткинской культуры IX-X вв. на Северном Алтае, получившие назва-

(95/96)

ние по Сросткинскому могильнику, расположенному около Бийска. [10] Памятники сросткинской культуры были объединены одним из её исследователей А.А. Гавриловой в «могилы сросткинского типа» IX-X вв. По её мнению, они распространены от Забайкалья на востоке до Барабинской степи на западе и от Новосибирской области на севере до Тувы и Горного Алтая на юге. «Расположенные на весьма широкой территории, — отмечает А.А. Гаврилова, — вещи сросткинских типов говорят о распространении этой культуры у различных племён с разным обрядом погребения». [11]

Вопрос этнической принадлежности сросткинской культуры решался в литературе по-разному. Первый исследователь этой культуры М.П. Грязнов писал, что «сросткинская культура на Алтае представляет собой продукт местного развития и что примерно в VIII в. население с этой культурой распространилось на север по лесостепным районам Оби». [12] А.А. Гаврилова, наоборот, считает, что «эта культура сложилась вне Алтая. Распространение этой культуры связано, видимо, с политическими переменами — господством в степи, в том числе и на Алтае, уйгурских племён, нанёсших поражение восточным тюркам в 745 году, а затем кыргызских, разгромивших уйгуров в 840 году». [13] Позднее А.А. Гаврилова высказалась за уйгурскую принадлежность сросткинских памятников на Северном Алтае. [14] В некоторых других работах, посвященных сросткинской культуре, подчёркивается её древнетюркская основа. Так, А.П. Уманский указывает, что «курганы Ини оставлены тюркютами, которые с VII века стали переходить от трупосожжения к трупоположению». [15] М.Г. Елькин относит могильник Ур-Бедари к тюркам Кузбасса, «которые находились под значительным воздействием енисейских кыргызов» [16] и т.д.

Одновременно высказывалось мнение о сходстве материалов из погребений сросткинской культуры Северного Алтая и культуры кимаков Восточного Казахстана. Пожалуй, первой обратила на это внимание Ф.X. Арсланова. Публикуя материалы Бобровского могильника на Иртыше, она отметила, что «единство форм и основных элементов орнамента на бобровских подвесках и сросткинских бляхах, а также близость к орнаменту на предметах енисейских

(96/97)

кыргызов позволяют говорить о происшедшем, по-видимому, взаимовлиянии этих племён». [17] А.А. Гаврилова также включает восточноказахстанские погребения в сросткинский тип, и объясняет особенности сросткинской культуры уйгурским влиянием, утверждая, что «своеобразие памятников, распространённых южнее Алтая, обусловлено, видимо, этническими отличиями. Таковы могилы Бобровского могильника, принадлежавшие кимакам, современникам сросткинцев, отличающихся своеобразным поясом, керамикой». [18]

Действительно, сходство между материалами североалтайских и восточноказахстанских погребений IX-X вв. велико, оно проявляется не только в общераспространённых для этого времени типах предметов (срединные накладки на лук, сабли-палаши с напускным перекрестием, удила с 8-образным окончанием звеньев и дополнительными кольцами без псалий и т.д.), но и в ряде специфических общих форм.

Это — костяные изогнутые псалии с «сапожком», расположение внешних колец 8-образных удил в одной плоскости, сочетание петельчатых стремян с округлой подножкой и стремян с невыделенной пластиной и узким прямым подножием, костяные и бронзовые пряжки с острым носиком, фигурные изображения всадников с «нимбом», лировидные подвески с прямой ножкой и круглым отверстием, антропоморфные подвески и в виде птиц, копоушки, длинные ременные наконечники, сердцевидные бляхи-решмы с личиной колокольчиком посередине, Т-видные плоские тройники, наконечники в виде рыб, прямоугольные бляшки с петлёй или с острым носиком, двухсоставные застёжки, различного рода украшения, выполненные в ажурном стиле с мотивами растительного орнамента, изображением противостоящих птиц и т.д. (табл. I). Такое сходство предметов сопроводительного инвентаря может рассматриваться только как свидетельство принадлежности погребений, в которых они были найдены, к одной археологической культуре.

Этому не противоречат и данные об особенностях погребального обряда североалтайских и восточноказахстанских памятников. Для них одинаково характерна восточная (с отклонениями к северу) ориентировка погребённых и подкурганные захоронения, одиночные и с конём. В Восточном Казахстане в основном преобладают погребения с конём, типологически близкие горноалтайским. Это объясняется, повидимому, тем, что предками тех и других были телеские племена, хоронившие своих покойников с конём. [19]

(97/98)

Таблица I. Предметы сопроводительного инвентаря из погребений IX-X вв. Восточного Казахстана и Северного Алтая (1-24 — Северный Алтай, 25-48 — Восточный Казахстан): 1 — Кулундинское (по А.А. Спицину), 2 — Нечунаево (раск. А.П. Уман-

(98/99)

ского), 3 — Басандайка, к. 77 («Басандайка»), 4 — Усть-Большая речка (раск. М.Д. Копытова, 1925 г., Бийский музей, колл. 843), 5, 8, 10, 16, 17, 24 — Сростки (раск. М.Д. Копытова, 1925 г., Бийский музей, колл. 849), 6 — Архиерейская заимка, м. 16 (по С.К. Кузнецову), 7, 13, 15, 20, 21 — Сростки, к. 2 (по А.А. Гавриловой), 9 — Алтай, Поречье (ГИМ, колл. 54321), 12 — Малое Понюшево (раск. А.П. Уманского), 14 — Большие Елбаны VIII, к. 2 (по М.П. Грязнову), 18 — Сростки, к. 6 (раск. М.Н. Комаровой, 1925 г., Гос. Эрмитаж, колл. 4381), 19 — Иня (по А.Г. Кузнецовой), 22, 23 — Ур-Бедари, к. 30 (по М.Г. Елькину), 25 — Семипалатинская обл. (по А.А. Спицину), 26-28, 34, 46 — вещи из курганов «между Обью и Иртышом» (по Г.Ф. Миллеру), 29, 35, 40 — Бобровский мог-к (по Ф.X. Арслановой), 30, 33, 38, 47, 48 — Текели (по Е.И. Агеевой и А. Джусупову), 31, 44, 45 — Орловский мог-к (по Ф.X. Арслановой), 32, 39, 42 — Трофимовка (по Е.И. Агеевой и А.Г. Максимовой), 36, 43 — вещи из курганов по Бухтарме (по В.В. Радлову), 37 — Зевакинский мог-к, к. 146 (по Ф.Х. Арслановой и С.Г. Кляшторному), 41 — Шайтановка (раск. В.И. Каменского, 1910 г., МАЭ, колл. 1726).

(Открыть Табл. I в новом окне)

К северу от Алтая широко распространены одиночные грунтовые захоронения и коллективные усыпальницы с несколькими могильными ямами под одной курганной насыпью; иногда в одном комплексе сочетаются обряды трупоположения и трупосожжения. В Восточном Казахстане таким погребением является курган 146 Зевакинского могильника, в котором под одной насыпью были четыре могильные ямы. [20] На Северном Алтае в могильнике у с. Иня находилось три, [21] на Большой Речке — пять, [22] а в кургане 30 могильника Ур-Бедари — девять могильных ям с различными особенностями в погребальном обряде. [23] Сравнение памятников со сросткинским инвентарём из Восточного Казахстана и Северного Алтая убеждает как в общих закономерностях погребального ритуала здешнего населения, так и в его региональном отличии (табл. 1). С точки зрения погребального обряда так и должна была выглядеть полиэтническая культура, объединённая одним предметнокультурным комплексом.

Близость сросткинской культуры и культуры кимаков косвенным образом подтверждается и данными палеоэтнографии. Предположительно основными занятиями населения сросткинской культуры являлось полуосёдлое скотоводство, охота, рыболовство, подсобное значение имело земледелие. [24] Аналогичные формы хозяйства, судя по данным письменных источников, были у кимаков. По Гардизи, кимаки «все владеют стадами коров и баранов... Предметы охоты кимаков — соболи и горностаи». [25] Анонимный автор «Худуд ал-алам» сообщает, что «жители её (страны кимаков. — Д.С.) селятся в шатрах и

(99/100)

Таблица 1.

Погребальный обряд некоторых памятников Восточного Казахстана и Северного Алтая.

(100/101)

кочуют в поисках сухой травы, воды и зелёных лугов летом и зимой. Статьями их дохода являются соболь и овцы». [26] Наряду с этим в других источниках говорится, что «их (кимаков. — Д.С.) жилище среди зарослей у густых лесов», «они питаются рисом, мясом и рыбой. Рыбы у них много» [27] и т.д. Противоречивый характер этих сведений свидетельствует скорее всего о широком расселении кимаков и наличии разных культурно-хозяйственных районов в пределах их страны, северные границы которой доходили до «окружающего моря», или «необитаемых стран севера», как называют письменные источники таёжные пространства Северной Азии.

Всё это — хронологическая и территориальная близость памятников, одинаковая этнографическая культура, выразившаяся в общих формах хозяйства, в предметах сопроводительного инвентаря и основных закономерностях погребального обряда, позволяет говорить о принадлежности (в широком понимании этнонима) памятников сросткинской культуры кимакам. [28] Промежуточное место между восточноказахстанскими и североалтайскими памятниками занимают погребения, исследованные в Алейской степи на Западном Алтае. [29] В этническом отношении, по мнению В.А. Могильникова, одна «из групп тюркских племён в культурно-этническом отношении близкая, хотя и не тождественная полностью восточноказахстанским кимакам». [30] Возможность пребывания кимаков на Алтае и раньше допускали многие исследователи. Так, В.В. Радлов писал о том, что «северную часть киргизской степи и самый Алтай занимали, вероятно, кеймаки». [31] «В сочинениях восточных авторов, — отмечает Л.П. Потапов, — кимако-кыпчакские племена выступают как жители долины Иртыша и западносибирских степей. Они, конечно, обитали в горах Алтая, особенно Западного». [32]

Предлагаемая идентификация сросткинской культуры и культуры кимаков позволяет использовать данные о распространении памятников первой культуры для решения некоторых вопросов этногеографии государства кимаков в IX-X вв. Памятники сросткинской культуры начинаются от верховьев Иртыша, тянутся вдоль Западного Алтая и затем располагаются в приобских степях. Таким образом, если иметь в виду Алтайскую горную систему в целом, то она занимает западные и северные её предгорья с прилегающими лесостепными райо-

(101/102)

нами (ср. сообщение Гардизи о том, что кимаки «все живут в лесах, ущельях и степях»). [33] Из списка памятников «сросткинского типа», приведённого А.А. Гавриловой, следует исключить забайкальские и тувинские, которые скорее всего относятся к культуре енисейских кыргызов.

Весьма сомнительно и выделение горноалтайского варианта сросткинской культуры. Многочисленные параллели с курганом 2 Копёнского чаа-таса, дата которого довольно точно определена Б.И. Маршаком, не ранее середины IX в. позволяют синхронизировать курайские и копёнские материалы. [34] Погребения VIII-X вв. в других местах Горного Алтая, по сопроводительному инвентарю мало похожие на сросткинские (Катанда II, к. 2 и др.), относятся к той же культуре, что и Курай. По некоторым общеупотребительным формам предметов сросткинские памятники Северного Алтая трудно отличить от таковых Горного Алтая, но это объясняется не столько их генетической преемственностью, сколько сосуществованием. Большинство собственно сросткинских памятников, как уже говорилось, находится в районе Верхней Оби. На востоке крайним пунктом их распространения является могильник Ур-Бедари, расположенный в западных отрогах Кузнецкого Алатау, бывшего, очевидно, этническим барьером между кимаками и енисейскими кыргызами в этой части Саяно-Алтая.

Интересно, что в письменных источниках кимаки упоминаются не только как западные, но и как северные соседи кыргызов. [35] Очевидно, в данном случае имеются в виду енисейские кыргызы, так как существование в IX-X вв. тяньшаньских киргизов как самостоятельного народа весьма сомнительно. Именно в это время енисейские кыргызы включили в своё государство Туву и Горный Алтай и стали непосредственными соседями кимаков на Иртыше. [36] В такой ситуации кимаки могли оказаться севернее кыргызов, только живя в степном Алтае, где и выявлено большинство сросткинских памятников. На севере они доходили согласно современной административной карте до Омска — Новосибирска — Томска. Наиболее убедителен как подтверждение северных границ распространения сросткинской культуры ранний комплекс Басандайки, сложный характер которого раньше объясняли скрещением «тюркской культуры и культуры Камской чуди». [37]

(102/103)

Подробно на этом вопросе останавливался А.П. Дульзон. «Ряд предметов из грунтовых могил, — писал он, — показывает типично верхнеенисейские (тюрко-монгольские) мотивы в своей орнаментации». [38] При определении этнической принадлежности населения, оставившего грунтовые могилы Басандайки, обращают на себя внимание знакомые черты погребального обряда: несколько могил под одной курганной насыпью, трупоположение и трупосожжение в одном комплексе и др. Найденные здесь вещи (ажурные украшения, изображения противостоящих птиц, сердцевидные подвески, двухсоставные застёжки) объединяют ранний комплекс Басандайки со сросткинской культурой. В среднем Прииртышье близок к Сросткам по общей культуре курган у дер. Соляное. По мнению изучавших его археологов, «аналогичные погребальные сооружения и обряд зафиксированы в Ждановском и Бобровском могильниках Павлодарского Прииртышья. Полагают, что эти курганы характеризуют погребальные традиции кочевников-кимаков». [39] Открытые около г. Ишим погребения Пахомовского могильника сылвенской культуры, правда, несколько более позднего времени, отличаются от сросткинских как по обряду захоронения, так и по составу сопроводительного инвентаря. Видимо, где-то на этой территории проходила граница между кимаками и более северными этно-лингвистическими группами. «В этническом отношении можно думать, — пишут В.Ф. Генинг и Б.Б. Овчинникова, — что население сылвенской культуры принадлежало уграм. Большое влияние на население сылвенской культуры оказали кочевники казахских степей... кимаки, в среде которых было также немало древнесибирских родов и племён». [40] На западе отдельные памятники сросткинской культуры встречаются в Барабинской степи (Усть-Талькин), [41] в Челябинской (Синеглазово) [42] и Актюбинской (Текели) [43] областях.

Таким образом, по данным письменных источников, регион распространения памятников сросткинской культуры соответствует территории расселения кимакских племён к середине IX в. Б.Е. Кумеков пишет, что кимаки заселяли территорию «приблизительно от юго-восточной части Южного Урала до Приаральских степей на западе, с земель Центрального Казахстана до Северного Прибалхашья, включая часть территории северо-восточного Семиречья на юге, от Западного

(103/104)

Алтая до Кулундинской степи на востоке и до лесостепной полосы на севере». [44] Вместе с тем археологические материалы вносят определённые коррективы в представления об этногеографии кимаков в IX-X вв. Очевидно, кимакскими следует считать достаточно густо населённые, судя по концентрации памятников, районы Северного и Западного Алтая. Однако следует сказать, что пока нет археологических подтверждений пребывания в это время кимаков в Семиречье. В 1960 г. на основании раскопок в ложе водохранилища Новосибирской ГЭС М.П. Грязнов выделил четыре локальных варианта сросткинской культуры: бийский, барнаульско-каменский, новосибирский и кемеровский, которые, по его мнению, «соответствовали четырём племенным объединениям». [45] В настоящее время к ним следует прибавить восточноказахстанский, в свою очередь охватывающий, вероятно, несколько этнографических районов, и западноалтайский ареалы. Задачей дальнейших исследований является уточнение районирования памятников сросткинской культуры с учётом археологических материалов и данных письменных источников, а также региональное рассмотрение происхождения локальных вариантов сросткинской культуры как культуры кимаков.

[1] Бартольд В.В. — Соч., т. V. М., 1968, с. 549.

[2] Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX-XI вв. по арабским источникам. Алма-Ата, 1972, с. 36.

[3] Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. Т. II. Л., 1930, с. 272.

[4] Зуев Ю.А. Из древнетюркской этнонимики по китайским источникам (бома, гуй, яньмо). — В кн.: Вопросы истории Казахстана и Восточного Туркестана. Алма-Ата, 1962, с. 117-122; Кумеков Б.Е. Указ. работа, с. 39-41.

[5] Ахинжанов С.М. Древние караванные пути кимаков. — В кн.: Материалы первой научной конференции молодых учёных АН Казахской ССР. Алма-Ата, 1968, с. 429-430. Кумеков Б.Е. Указ. работа, с. 48-53.

[6] Бартольд В.В. Приложение к отчёту о поездке в Среднюю Азию с научной целью. 1893-1894 гг. — Соч., т. VIII. М., 1973, с. 45.

[7] Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. I. М.-Л., 1937, с. 511, рис. 22-24.

[8] Радлов В.В. Сибирские древности. (Пер. А. Бобринского). — «Записки Русского археологического об-ва», 1895, т. VII, табл. XXX; Васильев Г. Случайные находки близ Семипалатинска. — «Отчёты Археологической комиссии за 1898 год». СПб., 1901, с. 59-60, рис. 99-101.

[9] Черников С.С. К изучению древней истории Восточного Казахстана. — КСИИМК, вып. 69, 1957, с. 19-20; Археологическая карта Казахстана. (Реестр). Алма-Ата, 1960, табл. IX; Агеева Е.И., Максимова А.Г. Отчёт Павлодарской экспедиции 1955 года. — «Труды ИИАЭ КазССР». Т. 7. Алма-Ата, 1959, с. 32058; Арсланова Ф.X. Бобровский могильник. — «Известия АН КазССР, серия истории, археологии и этнографии», 1963, вып. 4, с. 80-83; её же. Памятники Павлодарского Прииртышья (VII-XII вв.). — В кн.: Новое в археологии Казахстана. Алма-Ата, 1968, с. 98-111; Арсланова Ф.Х„ Кляшторный С.Г. Руническая надпись на зеркале из верхнего Прииртышья. — В кн.: Тюркологический сборник 1972 года. М., 1973, с. 306-315.

[10] Раск. М.Д. Копытова, 1925 г. (Бийский музей, колл. 849;) раск. М.Н. Комаровой, 1925 г. (Гос. Эрмитаж, колл. 4381); раск. С.М. Сергеева, 1930 г. (Гос. Эрмитаж, колл. 1285).

[11] Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племён. М.-Л., 1965, с. 72.

[12] Грязнов М.П. История древних племён верхней Оби. — МИА, №48, 1956, с. 151.

[13] Гаврилова А.А. Указ. работа, с. 72.

[14] Гаврилова А.А. Выступление на Тюркологической конференции, посвящённой памяти В.В. Радлова. — В кн.: Тюркологический сборник 1971 года. М., 1972, с. 288.

[15] Уманский А.П. Археологические памятники у с. Иня. — «Известия Алтайского отдела Всесоюзного географического общества СССР», 1970, вып. 11. Барнаул, с. 72.

[16] Елькин М.Г. Курганный могильник позднего железного века в долине р. Ур. — «Известия лаборатории археологических исследований», 1970, вып. 2. Кемерово, с. 92.

[17] Арсланова Ф.X. Бобровский могильник, с. 80.

[18] Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ..., с. 72.

[19] Трифонов Ю.И. Об этнической принадлежности погребения с конём древнетюркского времени (в связи с вопросом о структуре погребального обряда тюрков-тугю). — В кн.: Тюркологический сборник 1972 года. М., 1973, с. 351-374.

[20] Арсланова Ф.X., Кляшторный С.Г. Руническая надпись на зеркале из верхнего Прииртышья, с. 306-308, табл. 1.

[21] Уманский А.П. Археологические памятники у с. Иня, с. 45-62.

[22] Грязнов М.П. История древних племён верхней Оби. — МИА, №48, 1956, с. 145-150.

[23] Елькин М.Г. Курганный могильник позднего железного века в долине р. Ур., с. 81-92.

[24] Грязнов М.П. История древних племён..., с. 151-152.

[25] Бартольд В.В. Приложение к отчёту о поездке в Среднюю Азию с научной целью, 1893-1894 гг. — Соч., т. VIII. М., 1973, с. 45.

[26] Материалы по истории киргизов и Киргизии. Вып. 1. М., 1973, с. 44.

[27] Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX-XI вв. по арабским источникам. Алма-Ата, 1972, с. 92-94.

[28] Савинов Д.Г. К этнической принадлежности сросткинской культуры. — В кн.: Происхождение аборигенов Сибири и их языков. (Материалы Всесоюзной конференции). Томск, 1973, с. 189-192.

[29] Могильников В.А. Работы Алейской экспедиции. — В кн.: Археологические открытия 1971 года. М., 1972, с. 299-300.

[30] Могильников В.А. Археологические исследования на Верхнем Алее. — В кн.: Археология и краеведение Алтая. Барнаул, 1972, с. 42.

[31] Радлов В.В. К вопросу об уйгурах. СПб., 1893, с. 119.

[32] Потапов Л.П. Очерк этногенеза южных алтайцев. — СЭ, 1952, №3, с. 32.

[33] Бартольд В.В. Приложение к отчёту о поездке в Среднюю Азию с научной целью, 1893-1894 гг. — Соч. т. VIII. М., 1973, с. 45.

[34] Маршак Б.И. Согдийское серебро. М., 1971, с. 54-58.

[35] Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX-XI вв. по арабским источникам, с. 55-56; Караев О. Арабские и персидские источники о киргизах и Киргизии IX-XI вв. Фрунзе, 1968, с. 30-60.

[36] Кимакские и кыргызские погребения, например, входят в состав Зевакинского могильника. См.: Арсланова Ф.X., Кляшторный С.Г. Руническая надпись на зеркале из верхнего Прииртышья. — В кн.: Тюркологический сборник 1972 года. М., 1973; Арсланова Ф.X. Курганы с трупосожжением в верхнем Прииртышье. — В кн.: Поиски и находки в Казахстане. Алма-Ата, 1972, с. 56-76.

[37] Басандайка. Сб. материалов и исследований по археологии Томской области, Томск, 1947, с. 187.

[38] Дульзон А.П. Поздние археологические памятники Чулыма и проблема происхождения чулымских татар. — «Учёные записки Томского гос. пединститута». Т. X. Томск, 1953, с. 195.

[39] Генинг В.Ф., Корякова Л.Н., Овчинникова Б.Б., Фёдорова И.В. Памятники железного века в Омском Прииртышье. — В кн.: Проблемы хронологии и культурной принадлежности археологических памятников Западной Сибири. Томск, 1970, с. 225.

[40] Генинг В.Ф., Овчинникова Б.Б. Пахомовский могильник. — «Вопросы археологии Урала». Вып. 8. Свердловск, 1969, с. 136-137.

[41] Архив ЛОИА, д. 71, 1896 г.; ГИМ, колл. 36848.

[42] Архив ЛОИА, д. 219, 1904 г.

[43] Агеева Е.А., Джусупов А. Интересная находка. — «Учёные записки КазГУ», №LIV. Вып. 12. Серия исторических наук. Алма-Ата. 1963.

[44] Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX-XI вв. по арабским источникам. Алма-Ата, 1972, с. 58.

[45] Грязнов М.П. Археологические исследования на Оби в ложе водохранилища Новосибирской ГЭС. — В кн.: Научная конференция по истории Сибири и Дальнего Востока. (Тезисы докладов и сообщений). Иркутск, 1960, с. 24.

наверх