Б.Е. Кумеков
Государство кимаков IX-X вв. по арабским источникам.
// Алма-Ата: 1972. 156 с.
[ аннотация: ]
Книга посвящена истории раннесредневекового Казахстана. В ней подвергнуты тщательному источниковедческому анализу историко-географические сведения, содержащиеся в средневековых арабоязычных и персоязычных сочинениях IX-XVI вв., о кимаках, которых можно считать предками казахского народа. Особое внимание уделено дешифровке текста и картографического материала ал-Идриси (XII в.), сообщения которого оказались чрезвычайно важными. Большое место в работе занимают вопросы этнической истории кимаков; реконструированы основные этапы сложения и развития кимакского союза племён с середины IX до середины XI в. Впервые сформулированы и разработаны проблемы существовования государства и городской культуры у кимаков. По-новому представлен социально-экономический строй кимакского общества, в котором автор выделяет несколько хозяйственно-культурных типов — от кочевого скотоводства до земледельческого хозяйства.
Книга рассчитана на историков, востоковедов, преподавателей, аспирантов, студентов вузов и всех, кто интересуется историей Казахстана.
См. файл .djvu, 4.31 Мб.
Оглавление
Глава I. Источники. — 10
Глава II. Проблемы этнической истории кимаков. — 31
Этноним кимак. — 31
Кимакские племена. — 35
Глава III. География страны кимаков. — 48
Путь к кимакам. — 48
Страна кимаков. — 53
Страна кимаков и путь туда по ал-Идриси. — 68
Расселение кимаков в середине XI века. — 85
Глава IV. Хозяйство кимаков. — 88
Глава V. Города и государство кимаков. — 98
Города кимаков. — 98
Культура кимаков. — 108
Кимакское государство. — 113
Библиография. — 132
Список сокращений. — 153
(2/3)
Введение. ^
Древняя история России неразрывно связана с миром раннесредневековых тюркских племён, ставших её соседями с момента образования Киевской Руси. «Поле половецкое» и его обитатели были столь же неотъемлемой частью древнерусского представления о мире, как и могучий южный сосед — Византия. В этом лежат истоки специфического интереса русской историографии к кыпчакам-половцам, населявшим Подонье и Приднепровье, т.е. всё то пространство, которое на Руси обнималось понятием «Половецкая степь». Азиатские истоки половецких племён, их далёкая прародина либо не представляли никакого интереса для русских современников и участников мирных и немирных контактов с «Диким полем», либо этот интерес не нашёл отражения в письменной традиции.
Позднейшая историография России (В.Н. Татищев, Н.М. Карамзин, С.М. Соловьёв, В.Г. Василевский, П.В. Голубовский и др.) рассматривала историю кыпчаков в тех же пределах, т.е. в той её части, которая непосредственно связана с историей Киевской Руси, хотя уже Н.М. Карамзин усматривал генетическую связь кыпчаков с киргизами (казахами) [155, с. 67]. [1] Более глубокий интерес и иные аспекты изучения половецкой древности зародились лишь сравнительно недав-
(3/4)
но; состояние этого нового этапа исследований отражено в советской историографии трудами М.И. Артамонова, С.А. Плетнёвой, Г.А. Фёдорова-Давыдова [27; 250; 313] и др.
Иначе сложилась историографическая судьба тех первоначальных сведений о кимако-кыпчакских племенах, которые содержались в ранней арабской и персидской географической и исторической литературе (IX-XIII вв.). В течение нескольких веков они откладывались где-то на периферии мусульманского Imago Mundi («Изображения мира»). Сильно возросший интерес к ним проявился в XIII в., когда кыпчакские мамлюки в Египте неожиданно поднялись до высот власти и создали собственную династию (1250-1517). Они оказались единственной силой на Ближнем Востоке, способной противостоять монгольским завоевателям и наследникам первых крестоносцев. После своих побед над монголами и крестоносцами мамлюки, а вместе с ними и сведения о кимако-кыпчакских племенах, оказались в центре внимания арабской историографии Ближнего Востока.
Эта традиция поздней арабской историографии и стала в первую очередь доступной европейским исследователям, внимание которых к мамлюкской династии и собственно кыпчакам не выходило за рамки общего интереса к истории мусульманских соседей Европы. Во всяком случае, в трудах д’Эрбело (1625-1695), Жозефа Дегиня (1721-1800) и И. Хаммера-Пургшталля (1774-1856), писавших о кимаках по сведениям Ибн ал-Варди (XIV в.), Шукруллаха (XV в.), Мухаммеда Катиба (XVI в.) и Хаджжи Халифы (XVII в.) [396, с. 516; 373, с. LXIX, LXXIV-LXXV; 392, с. 106-107, 122, 128-129], нашла отражение именно сиро-египетская (мамлюкская) традиция их описания, традиция поздняя, а потому сугубо компилятивная, путаная, слишком сложная для анализа без изучения более древних источников. Не удивительно, что первые в европейской научной литературе сведения о кимаках по существу не оказали никакого влияния на дальнейшую разработку этой темы.
Обращение к оригинальным арабским источникам IX-XIII вв., где упоминались кимаки, позволило во второй половине XIX в. выявить целый ряд достовер-
(4/5)
ных сведений о них, содержащихся в работах А. Шпренгера, Г. Юля, А. Вамбери, В.В. Григорьева.
А. Шпренгер опубликовал некоторые выдержки о кимаках из сочинений Ибн Хордадбеха (IX в.), Кудамы ибн Джафара (X в.), ал-Истахри (X в.), Ибн Хаукаля (X в.), ал-Идриси (XII в.) [467; ср. перевод: 246]. Г. Юль впервые сопоставил сведения о кимаках в арабских источниках (ал-Масуди, ал-Идриси, Ибн ал-Варди) со сведениями в китайских источниках о народе кумохи. Хотя это сопоставление, повторённое затем В.В. Григорьевым, не нашло подтверждения (см. ниже), само использование арабских географических сочинений позволило Г. Юлю правильно локализовать кимаков в Прииртышье [494, с. CLXXXVII-CLXXXVIII]. А. Вамбери сравнительно правильно идентифицирует территорию кимаков среди земель прочих «восточных тюрков» и предупреждает, что не следует смешивать кимаков с северокавказскими кумыками [481, с. 23; ср. 465, с. 35].
В.В. Григорьев, сравнивая многие сообщения арабских авторов, впервые делает попытку локализации некоторых географических объектов, описываемых ал-Идриси [112], в стране кимаков. [2] По его мнению, кимаки всех нарративных источников — народ, расселявшийся в Монголии, идентичный с народом ку-мо-хи китайских источников [114]. Известное воздействие на позднейшую литературу оказала гипотеза В.В. Григорьева о смешении у ал-Идриси кимаков и киданей. При объяснении причин набегов и войн кочевых племен В.В. Григорьев обходил внутренние противоречия кочевого общества и исходил из представлений, согласно которым вторжение кочевников в области осёдлых народов происходило вследствие «толчков, которые вторгавшиеся получали сами сзади или с боков от других соседних и почему-либо сильных кочевников», что «гонимые и преследуемые сами тотчас же обращаются в победителей и преследователей» [115, с. 11-12].
С работами В.В. Григорьева связаны и некоторые взгляды В.В. Радлова, локализовавшего кимаков на Иртыше и Алтае [262, с. 119]. [3] Н.А. Аристов, привле-
(5/6)
кая письменные источники, отмечал этническую близость кимаков с кыпчаками [22, с. 312]. [4]
Вместе с тем до критического издания арабских источников их использование всегда было эпизодическим и зависело от пересказов немногих исследователей, обращавшихся непосредственно к рукописям. Прочные основы востоковедной медиевистики, той части, которая относилась к так называемому «мусульманскому миру», [5] были заложены классическими публикациями арабских географических и исторических сочинений, осуществлёнными Э. Катрмером, К. Торнбергом, Ф. Вюстенфельдом, Ш. Барбье де Менаром, М. Хаутсма и, особенно, Я. де Гуе. [6]
Только после того как в научный оборот вошли словарь Йакута, томики «Библиотеки арабских географов», «История царей и пророков» Табари, исторические труды ал-Балазури, ал-Йакуби, ал-Масуди, Ибн ал-Асира, создались предпосылки для появления качественно новых исследований, касающихся, в частности, и тюркских народов Средней Азии. Первопроходцами на этой стезе стали В.В. Бартольд и И. Маркварт.
В.В. Бартольд уделил немало внимания изучению источниковедения и истории кимакских племён. [7] Ему принадлежит заслуга публикации и комментированного перевода важнейшего источника о кимаках — главы о тюрках из «Зайн ал-ахбар» Гардизи [52, с. 80-103, 103-126]. В.В. Бартольд создал первую по времени научную историю Казахстана периода средневековья, сделал доступным такой важный для истории Средней Азии источник, как «Худуд ал-алам» [61].
И. Маркварт впервые обращается к кимако-кыпчакской теме в связи с попыткой анализа свода мусульманских сведений о странах Восточной Европы и их среднеазиатских связях [4 22]. Но ограничившись попутным исследованием, проблемы, Маркварт, посвящает ей спе-
(6/7)
циальную монографию [424; 423]. После подробной рецензии В.В. Бартольда, всесторонне освещающей достоинства и слабости этого незаурядного труда [51, с. 392-408], вряд ли имеет смысл его общее обсуждение. Отметим только, что из основных мусульманских источников темы Маркварту не были известны «Диван» Махмуда Кашгарского и «Китаб ал-хайаван» Тахира ал-Марвази, тогда ещё не открытые, мало известен «Худуд ал-алам», тогда ещё не изданный. Ниже мы достаточно часто будем опираться на тот или иной вывод Mapкварта или прибегать к критическому анализу его гипотез и оценок. Это последнее в немалой степени облегчено не только рецензией В.В. Бартольда, но и капитальными грудами В.Ф. Минорского, посвящёнными «Худуд ал-алам» (перевод и исследование), «Китаб ал-хайаван» Тахира ал-Марвази (издание, перевод и исследование), а также его статьей, очень важной для изучения раннего средневековья Центральной Азии, о путешествии Тамима ибн Бахра (арабский текст, перевод, исследование) [433; 435; 436]. По существу после тех сводок, которые составил о стране кимаков B.Ф. Минорский в этих трудах, не было опубликовано на ту же тему ничего, что имело бы столь же общее значение.
Особо следует остановиться на изучении карт ал-Идриси. Опыт их последней расшифровки был предпринят К. Миллером [429]. Однако в части, относящейся к стране кимаков, предложенные им идентификации плохо согласуются с текстом труда ал-Идриси.
Вопросы расселения, политической и этнической истории кимакских племен в какой-то мере нашли отражение в ряде работ советских учёных — А.Ю. Якубовского [343, с. 22; 111, с. 11], А.Н. Бернштама [75, с. 362; 77, с. 371, С.П. Толстова [303. с. 87-88; 305, с. 273], А.X. Маргулана [212, с. 29-30; 213, с. 34], М.И. Артамонова [27, с. 239], Л.П. Потапова [258, с. 97, 149; 259, с. 171], Н.А. Баскакова [62, с. 41-42], C.А. Плетнёвой [250, с. 182], Л.Р. Кызласова [183, с. 54, 125], Г.А. Фёдорова-Давыдова [313. с. 143], С.Г. Кляшторного [161, с. 177-178], Л.Н. Гумилёва [117, с. 381], Ю.А. Зуева [131, с. 118-122], К.И. Петрова [244, с. 20-21; 243, с. 47-50], О. Караева [153, с. 34, 57-59], С.Г. Агаджанова [16, с. 38-39, 78 и сл.] и др.
(7/8)
Большой интерес представляют материалы археологических изысканий на территории обитания кимакских племён, нашедшие отражение в работах А.X. Маргулана [204, с. 17-22; 210, с. 3-9; 207], С.С. Черникова [327, с. 20], Л.Р. Кызласова [185, с. 59-63], К.А. Акишева [28], Е.И. Агеевой [18, с. 51-56], Ф.X. Арслановой [24, с. 68-84; 26, с. 98-111; 25, с. 43-57], К.М. Байпакова [34, с. 72-84; 35, с. 68-84]. Следует отметить результаты исследований A.X. Маргулана в Центральном Казахстане, позволяющие говорить как о кочевом, так и об осёдлом быте кимакских племён (кыпчаков).
Исследования антропологического материала из раскопок, произведённых в области расселения кимакских племён, в какой-то мере осуществлены Г.Ф. Дебецом, B.В. Гинзбургом и О. Исмагуловым (см. ниже). Язык кимаков и кыпчаков, первые сведения о котором сообщил Махмуд Кашгарский (XI в.), известен лавным образом по арабо-кыпчакским глоссариям XIII-XV вв., ставшим объектом изучения учёных-востоковедов, в том числе ученых Казахстана.
Несмотря на значительное число работ, в которых так или иначе затрагивались вопросы истории кимакских племён, общего исследования, посвящённого источниковедной стороне проблемы, ещё не было. Между тем комплексное изучение различных источников, позволяющее с наибольшим успехом использовать методы исторической критики, является необходимой предпосылкой любого исторического анализа. Достигнутые за последние десятилетия успехи в исследовании средневековой арабской и персидской литературы, а также в археологии Казахстана дают возможность теперь с более прочных позиций, чем во времена И. Маркварта, подойти к интересующей нас теме.
Поэтому главной задачей настоящей работы является анализ всех доступных исследователю источников в их совокупности о стране и племенах кимаков с целью выявления такого рода сведений, которые могли бы стать фундаментом для реконструкции истории Казахстана в IX-XII вв. Последняя задача не может быть
(8/9)
полностью решена на данном этапе исследования, и, естественно, источниковедный аспект в работе пока неизбежно превалирует над чисто историческим. Однако без решения всего комплекса источниковедных проблем, без всесторонней и взаимной проверки различных источников, используя лишь отдельные сведения или отдельные источники, невозможно ответить на те многочисленные вопросы, необходимость разработки которых сейчас все более ощущают историки по средневековому Казахстану.
Считаю приятным долгом выразить признательность сотрудникам Института истории, археологии и этнографии им. Ч.Ч. Валиханова АН КазССР, способствовавшим появлению данной книги. Глубокую благодарность за полезные советы приношу члену-корреспонденту АН СССР А.Н. Кононову, научным сотрудникам ЛО ИВ АН СССР С.Г. Кляшторному, О.Г. Большакову, А.Б. Халидову.
[1] В квадратных скобках указаны порядковый номер литературного источника по списку, приведённому в конце книги, затем том или выпуск и страница или листы, на которые ссылается автор.
[2] О научных взглядах В.В. Григорьева см. 91.
[3] О научных взглядах В.В. Радлова см. 56, с. 164-189.
[4] О научных взглядах Н.А. Аристова см. 58, с. 266-279.
[5] О границах и содержании этого термина см. 50, с. 207-230.
[6] Более подробно об истории изучения и издания этих разделов арабской литературы см.: 43; 386; 172.
[7] О научной деятельности В.В. Бартольда см. 219, с. 14-21, 23-33. Об изучении В.В. Бартольдом истории тюркских племён см.: 271, с. 5-14; 81, с. 5-20; 163, с. 5-15.
Заключение. ^
Этническая, социальная и политическая история Казахстана IX-XI вв. отражена в источниках, как это видно, с далеко не достаточной полнотой. Однако рассмотрение всех известных фактов в их совокупности, в «их целом, в их связи» [2, с. 266] позволило всё же отметить некоторые генеральные тенденции и выделить получившие известное завершение процессы. К их числу следует отнести прежде всего сложение в ходе завоеваний и миграций этнической территории кимако-кыпчакского племенного союза. Вместе с тем этот же процесс усилил тенденции к социальному расслоению общества, что относится к общеисторическим закономерностям [5, с. 21-22].
Столь же неизбежен и другой общеисторический процесс — становление полуосёдлого и осёдлого хозяйства, сосуществующего с кочевым [4, с. 73]. В условиях, когда формирующееся классовое общество приобретает достаточно сложную и чреватую социальными потрясениями структуру, там неизбежно начинается сложение государственной организации [1, с. 5-8]. Путь, при котором «органы родового строя постепенно отрываются от своих корней в народе, в роде, во фратрии, в племени, а весь родовой строй превращается в свою противоположность» [6, с. 150], был пройден кимакскими племенами до конца.
Арабские и связанные с ними другие источники позволяют хотя бы в общих чертах, в основных проявлениях реконструировать один из важнейших этапов
(130/131)
сложения того тюркоязычного населения на территории Казахстана, которое уверенно можно отнести к числу непосредственных предков казахского народа; реконструировать наряду с этим сложение осёдлой и городской культуры, сложение собственной государственной организации. Все эти процессы не были полностью ликвидированы тяжёлыми событиями XIII века, а лишь приглушены и проявились вновь в период формирования казахского народа и государства.
|