Е.И. Лубо-Лесниченко
«Уйгурский» и «киргизский» пути в Центральной Азии.
Во 2-й половине VIII в. н.э. в системе международных связей Центральной Азии происходят значительные изменения. За несколько десятилетий (с 60-х до 90-х гг. VIII в.) в результате тибетского вторжения в Восточный Туркестан и Западный Китай весь центральный участок Шёлкового пути от Ичжоу до Ганьсуйского коридора подпадает под полный тибетский контроль. Всё это создало серьёзные помехи сухопутной трансконтинентальной торговле и культурным контактам, быстро пошедшим на убыль.
Одним из важнейших последствий этих событий явилось укрепление связей между дряхлеющей Танской империей и Уйгурским каганатом, что, в свою очередь, привело к активизации движения по обходному северному пути, так называемой «уйгурской дороге» (Хуйлулу). Важные сведения об этой дороге мы получаем из «Записей о поездке У-куна в Индию» [35, р. 341-371; 18, с. 512-519]. У-кун (Чэ Фынчао) в 751 г. был послан в качестве посла в Цзибинь (Кашмир). Проделав путь по старому северному пути через Ганьсуйский коридор, Кучу, Карашар и Памир, он в 753 г. прибыл в Индию. Вскоре после приезда У-кун принял монашество и 35 лет прожил в различных буддийских монастырях. Решив вернуться на родину со священными текстами, он в 789 г. прибыл в Бэйтин (Бешбалык). Там он обнаружил, что в результате тибетского вторжения дорога через «песчаную реку» (т.е. пустыню Гоби) стала непроходимой. Тогда он вместе с группой танских чиновников направился из Бешбалыка в империю Тан «уйгурской дорогой». В связи с тем, что уйгурский каган исповедовал манихейство и отрицательно относился к буддизму, У-кун не решился брать с собой священные сутры, привезённые им из Индии, и оставил их в местном буддийском монастыре, взяв с собой лишь их переводы на китайский. В 790 г. У-кун благополучно прибыл в столицу империи Тан.
Сведения об «уйгурском» пути содержатся и в других письменных источниках того времени. Так, в «Описании областей и уездов в годы Юаньхэ» (806-820) в разделе, посвященном Тинчжоу (Цитай), приводятся названия станций Чишу, Вэньуюань, Тело, расположенных к СВ от Гулэй (оз. Баркуль) соответственно в 40, 200 и 200 с лишним ли. Из описания следует, что «уйгурский» путь шёл из Тинчжоу к оз. Баркуль и далее на СВ к столице каганата Харабалгас [31, цз. 40, с. 1170-1174]. Что же касается части пути из Харабалгаса в Танскую империю, то детальное описание его содержится в «Записях о сопредельных с Китаем территориях» Цзя Шэна, сохранившихся в качестве комментария в «Новой истории Тан». Там говорится: «Через четыре дня (пути) от города Средний Шоусян попадаешь на «Уйгурскую дорогу». Из Среднего Шоусяна прямо на север и далее на восток в 80 ли имеется «Гуннское ущелье» (Хуяньгу). У южного входа (в ущелье) находится «Гуннская застава» (Хуяньшань), у северного входа — «Застава для возвращающихся в Тан» (Гуй Таншань). Там имеется колёсная дорога. По ней проходят уйгурские посольства. Через пятьсот ли попадаешь к Гагачьему источнику (Питицюань). Ещё через десять ли попадаешь в пустыню и проходишь горы Цзялу, Луэр и Цоцзя и через 800 ли попадаешь к колодцу Шаньянцзы. Далее, идя на северо-запад и проходя горы Мису, достигаешь стоянок Дадань, Ема, Каганского источника (Кэхань цюань), Гуанлин, Цюань-цюань и через семьсот ли прибываешь в уйгурскую ставку. Кроме того, имеется другая дорога от Гагачьего источника на север через городки Гунчжу и Мэйцзянь, горы Дэньмын, стоянку Чияйвэнь, реку Цзюньи, горы Дэнмын, хребет Мучжу и таким образом через 1500 ли прибываешь в уйгурскую ставку» [24, цз. 43-б]. Хотя большая часть приведённых названий в настоящее время не поддаётся расшифровке, но, тем не менее, основное направление пути проследить удаётся. Так, город Средний Шоусян — это одна из трёх крепостей Шоусян, расположенных на левом берегу Хуанхэ, у северной границы Ордоса [16, с. 271]. Что касается Гагачьего источника, то он, согласно географическому обозрению «Новой истории Тан», находился к северу от Западного города Шоусян в 300 ли. Река Цзюньи отождествляется с рекой Ончин [18, с. 256].
У уйгур эта дорога называлась «Дорога кагана Цаньтяня». Это название зафиксировано в документе, датированном 649 г. и сохранившемся в «Основных материалах о Тан». Там сказано: «На девятый день первого месяца
(4/5)
Торговые пути Центральной Азии в древности.
21 года Чжэнгуань (649 г.) из 13 покорившихся племён — теле, уйгуров и других были учреждены 6 округов и 7 областей. В каждом из них в качестве военачальников были назначены племенные вожди. Им были выданы как символ власти фигурки рыбок из тёмного металла с надписью из золота. После этого уйгуры и другие (племена) попросили установить станции к югу от уйгур и к северу от тюрок общим числом в 16 для того, чтобы иметь сообщение с Северной пустыней. < Этот путь > был назван «дорогой кагана Цяньтяня». По ней доставляли дань, а также шкуры соболей в качестве податей» [26, цз. 373, с. 1314]. По данным «Таншу» и других письменных источников, по ней проходила активная «торговля шёлком и лошадьми». Южный вариант «уйгурской дороги», идущей из Бэйтина через Тунчан (Эдзина, Хара-Хото) и Ордос в Центральный Китай, назывался «Дорогой ветров». По данным С.Г. Кляшторного, первые сведения об этой дороге восходят к концу X в. [9, с. 100-101]. По этому пути в X в. шли буддийские паломники, направлявшиеся в Ордос [32, р. 616-624]. «Дорога ветров» была обозначена на тангутской карте XI в., изданной Е.И. Кычановым [12, с. 204-212].
По поводу торговых и прочих связей уйгуров с Даши́ (Иран и мусульманские страны Среднего Востока) по «уйгурской дороге» китайские письменные источники, к сожалению, не дают конкретных сведений, и нам приходится оперировать лишь косвенными данными. Так, в «Описании Даши́» в «Таншу» сказано, что в 798 г. «дашиский правитель послал ко двору трёх посланников: Ханьюй, Уцзы и Шабаэй. Они получили чины и награды и были отпущены» [27, цз. 198, с. 1658]. Исходя из политической ситуации того времени, они могли попасть в Танскую империю лишь по «уйгурской дороге». В период активной борьбы с тибетцами в Восточном Туркестане торговая деятельность западных купцов продолжалась. Во «Всеобщем обозрении» приведён императорский указ от 14 года Дали (769 г.), где сказано, что в столице находится тысяча уйгурских купцов, а западных купцов вдвое больше [цит.: 18, с. 325]. Хотя это число намного уступает данным периода расцвета торговли на Шёлковом пути, тем не
(5/6)
менее оно свидетельствует, что экономические связи, проходившие по «уйгурской дороге», продолжались.
Относительно «киргизского» пути имеются свидетельства как китайских, так и мусульманских источников. Основные сведения о «киргизском» пути приводит Гардизи в «Украшении известий» (Зайн ал-Ахбар), написанном в 1050-1053 гг. по источникам VIII-IX вв. [33, р. 257-267]. Там сказано: «Путь к киргизам ведёт из страны тугузгузов, именно из Чинанджкета в Хасан; из Хасана в Нухбек до Кемиз-арта один или два месяца пути среди лугов и пять дней по пустыне. От Кемиза до Манбеклу два дня идут по горам, потом приходят в лес; начинается степь, источники, место охоты, до горы, которую называют Манбек-лу; гора высока, на ней много соболей, белок и доставляющих мускус антилоп, много деревьев и обильной охоты; гора хорошо населена. После Манбеклу приходят к Кёгмену; по дороге встречаются пастбища, хорошие источники и много дичи; четыре дня идут по такой местности до горы Кёгмена. Гора высока, на ней много деревьев, дорога узка. От Кёгмена до Киргизского стана семь дней пути; дорога идёт по степи и лугам, мимо приятных источников и сплетённых между собой деревьев, так что враг не может проникнуть туда; вся дорога подобна саду до самого стана киргизов. Здесь военный лагерь Киргизского хакана, главное и лучшее место (в стране); туда ведут три дороги, по которым можно идти; кроме них, доступ отовсюду преграждён высокими горами и сплетёнными между собой деревьями. Из трёх дорог одна ведёт к тугузгузам на юг, другая — к кимакам и халлухам на запад, третья — в степь, надо идти три месяца, пока не придёшь к большому племени фури» [1, с. 47].
Таким образом, согласно Гардизи, из трёх дорог, связывающих киргизов с внешним миром, одна вела на СВ — к Байкалу. Другая дорога шла на З к верховьям Иртыша и к Аральскому морю, совпадая с древним степным путём. Основные связи проходили по южной дороге, начинавшейся, согласно Гардизи, в Чинандкете (Турфане). Здесь следует отметить совпадение данных, приводимых Гардизи, и сведений китайских текстов. Слова Гардизи, что «из трёх дорог одна ведёт к тугузгузам (т.е. уйгурам. — Е.Л.-Л.) на юг», находят себе соответствие в «Таншу», где сказано, что страна киргизов находится от Карашара на север, подле Белых гор [2, с. 350]. Частичное отождествление приведённых Гардизи названий было проделано В.Ф. Минорским [34, р. 282-284] и Л.Р. Кызласовым [10, с. 95]. Согласно Л.Р. Кызласову, военный лагерь киргизского хакана находился в северной части Хакасии в месте слияния рек Белый и Чёрный Июс. Ранее эта ставка находилась в Туве: в середине IX в. — по южную сторону хребта Танну-Ола, а в начале X в., по данным «Книги о пределах мира» (Худуд ал-алам), — в Кемиджкете [17, с. 120]. Кемиз-арт, скорее всего, находился на южных склонах Тарбагатая. Манбек-лу представляет собой искажённое Танну-Ола, а Когман — Саяны. Таким образом, «киргизский» путь шёл из Турфана через Джунгарию в предгорья Монгольского Алтая и далее — через перевал Кемиз-арт и через Туву — к Минусинской котловине. По всей вероятности, по этому пути в середине IX в., в период «кыргызского великодержавия», происходила военная экспансия киргизов на юг, в результате которой они на ряд десятилетий захватили часть Джунгарии и, дойдя до Кашгара, установили контроль над такими важными центрами Восточного Туркестана, как Бэйтин (Бешбалык) и Аньси (Куча) [10, с. 95].
По «киргизскому» пути происходила интенсивная торговля древнехакасского государства с оазисами Восточного Туркестана и странами Среднего Востока. Как пишет «Таншу», киргизы «всегда имели близкие отношения с Даши, тибетцами (Туфань) и карлуками (галолу). Тибетцы при поездках к киргизам боялись грабежей со стороны уйгур (Хуйху) и непременно брали с собой для сопровождения карлуков. Из Даши не более двадцати верблюдов приходило с узорчатыми шёлковыми тканями, но когда невозможно было уместить всего, то раскладывали на двадцать четыре верблюда. Такой караван отправляли один раз в каждые три года» [17, с. 120]. Как свидетельствует «Таншу», значительную часть привозных вещей составляли шерстяные и шёлковые художественные ткани. «Женщины носят (одежды) из плотных шерстяных тканей, а также полихромных, газовых и камчатных шёлковых тканей, которые получают из Аньси (Куча), Бэйтина (Башбалык) и Даши» [27, с. 753]. В обмен на эти предметы роскоши от киргизов на юг шли мускус, получаемый из рогов кабарги, меха, а также тополь, дерево халадж и высоко ценимый на Ближнем Востоке рог хуту (бивни мамонта или моржовые клыки) [17, с. 41].
Кроме вышеупомянутых путей, имелась дорога, идущая от киргизов на ЮВ. Этот путь шёл через труднопроходимый Саянский хребет и, достигнув ставки хакасского кагана, соединялся с «уйгурской» дорогой. Как сказано в «Таншу», «от местопребывания Ажо (Киргизского хакана) до уйгурской ставки считалось 40 дней верблюжьего хода» [2, с. 353]. Этот путь со 2-й половины VIII в. до середины IX в. был блокирован враждебным киргизам уйгурским
(6/7)
каганатом, и «хакасские посольства уже не могли проникнуть в Срединное государство» [2, с. 365].
О внешних связях населения Южной Сибири в VII-XI вв. свидетельствует громадное количество археологического материала. Большая часть этого материала иллюстрирует связи киргизов с Танской империей. Это, прежде всего, бронзовые зеркала, монеты, шёлковые ткани, ювелирные и лаковые изделия, сельскохозяйственные орудия. Общее число сунских и танских зеркал, обнаруженных в Минусинской котловине и окружающих её районах, составляет более 90. Таким образом, этот регион — крупнейший центр находок танских зеркал за пределами собственно Китая. Эта коллекция представляет все основные типы зеркал того времени, а некоторые из них встречаются впервые [15, с. 16-23]. Значительное число танских монет, хранящихся в Минусинском музее (340 экз.), и, прежде всего, наиболее распространённых (типа кайюань; 318 экз.), заставляет высказать предположение, что эти монеты имели хождение в древнехакасском государстве. Подтверждением этому может служить монета кайюань с вырезанной рунической надписью «одна расходная монета» [14, с. 157, 158; 30; 10, с. 120, 121].
Пути проникновения танского экспорта в Южную Сибирь, несомненно, были различны. Некоторая часть танских изделий шла в древнехакасское государство по юго-восточной дороге через современные Монголию и Туву. До уйгурской блокады в середине VIII в. танские источники неоднократно сообщают о торговле с киргизами на северной границе и о приёме киргизских посольств. Большое число танских вещей, несомненно, попало к киргизам после разгрома ими уйгуров в 840 г. и установления прямых контактов с Танской империей. Вместе с тем представляется несомненным, что часть этих изделий попала в Минусинскую котловину по «киргизской» дороге, и торговля по этому пути возросла в период уйгурской блокады. В Танскую империю вывозили меха пушных зверей [13, с. 56] и знаменитых киргизских лошадей [29, с. 85 (надо: 95)]].
О связях киргизов с Восточным Туркестаном и Передним Востоком свидетельствуют находки в могильнике Ур-Безери [Ур-Бедари] (Алтай), датированном X-XI вв., шёлковых узорных тканей иранского происхождения *. [сноска: * Материалы раскопок хранятся в краеведческом музее в г. Прокопьевск (Кемеровская обл. РСФСР).] В могиле №15 могильника Над Поляной (Минусинская котловина) была обнаружена серебряная чашечка с уйгурской надписью. А.А. Гаврилова убедительно доказала ее турфанское происхождение [4, с. 24-31]. Интересна находка в кургане Туэкта-II (VI-VIII вв., Алтай) золотой бляшки с изображением головы правителя. По мнению С.В. Киселева, индийская иконография указывает на её хотанское происхождение [7, с. 308]. Временем составления Гардизи описания киргизов можно датировать три иранских зеркала, найденные в различных пунктах Минусинской котловины [15, с. 286-288 (надо: №№ 286-288, рис. 98-100)]. Здесь же следует упомянуть о находке в с. Усть-Чарышская Пристань группы византийских монет. Четыре из них датируются первой половиной VI в., а две — первой половиной X в. [8, с. 360-363]. Золотые византийские монеты, впоследствии утерянные, обнаружены в составе клада, найденного в 1908 г. в с. Терехино (Алтай) и датированного VI-VIII вв. [7, с. 308].
Как свидетельствует [следует] из сказанного, данные письменных источников о деятельности на «уйгурском» и «киргизском» путях относятся к VII — 1-й половине XI в. Более ранних письменных сведений о движении по этим путям мы не знаем. Вместе с тем не вызывает сомнений, что эти дороги функционировали задолго до описываемого периода. Так, мы считаем, что «уйгурский» путь проходил по древней дороге, связывавшей в период гуннского владычества в Центральной Азии ставку шаньюев с Западом и с Ханьской империей. К сожалению, китайские тексты, содержащие обильный материал по истории гуннов и их взаимоотношений с ханьским двором, дают крайне мало сведений об их западных связях. По этой причине для нас особый интерес представляет письмо, написанное в 176 г. до. н.э. шаньюем Маодунем императору Вэнь-ди. В этом письме, в частности, говорится: «Правый сяньван был послан на запад, чтобы настичь юэчжей и разгромить их. По милости неба воины и командующие были крепки, лошади в силе. Они сокрушили юэчжей, уничтожив или покорив их. Усмирены Лоулань, усуни, хуцзе и 26 (вероятно, первоначально стояло 36. — Е.Л.-Л.) соседних с ними владений. Все они попали под сюнну» [28, цз. 96а, с. 1235]. Владычество гуннов в Восточном Туркестане продолжалось до конца II в. до н.э., а в северной его части — до начала нашей эры.
Результатом завоевания гуннами Западных земель явилось значительное расширение их торговых и прочих контактов с западным миром. Об этом наглядно свидетельствуют хорошо известные находки в горах Ноин-Ула (Сев.Монголия) — в погребениях гуннских шаньюев, датированных последними годами до н.э. В раскопанных экспедицией П.К. Козлова в 1924-1925 гг. восьми курганах были обнаружены высокохудожественные шерстяные ткани, гобе-
(7/8)
лены и вышивки, привезенные в Северную Монголию из Согда, Греко-Бактрийского царства и Сирии [22, с. 97-110].
К материалам, освещающим внешние связи населения Южной Сибири последних веков до н.э. — первых веков н.э., следует отнести две античные монеты, найденные в с. Усть-Чарышская Пристань (Алтай) и датированные временем около начала н.э. Одна из них была выпущена в г. Амасия на южном побережье Чёрного моря, другая — боспорским царём Рескупоридом I [7, с. 360-363 (видимо, надо: с. 308)]. Весьма любопытны находки на Алтае статуэток египетских божеств — Осириса и Бэса. Это — крайние северо-восточные находки изображений египетских божеств [8, с. 360-363].
О связях таштыкского населения Минусинской котловины с Ханьской империей говорят находки разнообразных художественных изделий и предметов обихода. К их числу относятся зеркала [15, с. 11-13], монеты [7 (надо: 14), с. 156-157, 162], предметы обихода и архитектурных деталей из «дворца Ли Лина» (близ г. Абакан, Хакасская авт. обл.) [11 (надо: 7), с. 268-272]. Значительный интерес представляют материалы из Оглахтинского могильника. Среди находок из этого могильника, обследованного в 1903 г. А.В. Адриановым и в 1969 г. Л.Р. Кызласовым, внимание привлекают фрагменты ханьских шёлковых полихромных тканей. Изучение этих тканей показало, что оглахтинские ткани находят себе полные аналогии в тканях из Лоуланя и частично — в тканях из Ния (Восточный Туркестан) [19, с. 272-281]. Следует также подчеркнуть, что ни одна из шёлковых полихромных тканей из Оглахтинского могильника (их насчитывается пять различных типов, не считая фрагментов с неразличимым рисунком) не имеет себе аналогий среди большого количества шёлковых полихромных тканей из Ноин-Улы. Этот факт можно объяснить тем, что шёлковые ткани попали в Оглахты по «киргизской» дороге через Восточный Туркестан. Что же касается ноин-улинских тканей, то, являясь императорскими дарами гуннским шаньюям, они поступали из Ханьской империи в Северную Монголию по знакомой нам «уйгурской» дороге.
О тесных связях Южной Сибири с Ближним Востоком в середине I тысячелетия до н.э. наглядно свидетельствуют уникальные находки из Пазырыкских курганов. Достаточно упомянуть такие шедевры ахеменидского искусства, как шерстяной ковёр из II кургана и ткань с изображением ритуальной сцены из I [прим. сайта: в обоих случаях — курган V] кургана [21, с. 348-356, рис. 190, табл. XV (надо — CXV); 20, с. 51-62, 79]. Кроме того, эти связи убедительно иллюстрируются ювелирными изделиями знаменитой Сибирской коллекции Петра I, датируемой VI-IV вв. до н.э. Часть вещей этой коллекции происходит из Южной Сибири. По мнению С.И. Руденко и других исследователей, большое число памятников этой коллекции либо было изготовлено ахеменидскими мастерами, либо выполнено под ахеменидским влиянием [23]. О древности этих связей, восходящих к VIII в. до н.э., говорят находки в кургане Аржан (Тува) художественных шерстяных тканей ближневосточного происхождения [6].
Таким образом, вырисовывается следующая схема древних связей в Центральной Азии. Середина I тысячелетия до н.э. в истории Южной Сибири была эпохой, которая, по словам С.И. Руденко, «отличалась весьма интенсивным межплеменным обменом, когда создавались мощные объединения племён и международные связи» [23, с. 39]. Главным путём, который в то время связывал Южную Сибирь с древними цивилизациями Передней Азии, был так называемый «киргизский» путь, ведущий из ахеменидского Ирана через север Восточного Туркестана до Тувы, Алтая и Минусинской котловины. Расцвет его относится к VI-IV вв. до н.э. Восточный отрезок «киргизского» пути, видимо, соприкасался с северной частью Западного Меридионального пути, по которому в Южную Сибирь из княжества Чу (Юго-Западный Китай) проникали шёлковые ткани и вышивки, шуские холсты и чуские зеркала. Возможно, что «киргизский» путь был как-то связан со «степным» путём, описанным Геродотом (Геродот, VI, 13 [5, с. 22-27]).
Внешние связи Древнего Китая в то время большей частью проходили по «нефритовому» пути, совпадающему с Южным путём и описанному в истории династии Хань.
Следствием образования в III в. до н.э. гуннского племенного союза явилось политическое ослабление Южной Сибири и вхождение районов Тувы и Минусинской котловины в состав гуннской империи. Вершины своего могущества гунны достигают в 1-й половине II в. до н.э., подчинив себе обширные территории Центральной Азии и, в том числе, главные оазисы Восточного Туркестана. В результате политический центр Центральной Азии переместился в Монголию. К этому времени, вероятно, относится начало функционирования так называемой «уйгурской» дороги, по которой с запада правящей гуннской верхушке доставлялись художественные изделия Ближнего Востока, а с юга, из Ханьской империи,— шёлковые ткани, лаковые, ювелирные и нефритовые изделия. О том, что в это время связи но «киргизскому» пути продолжались, говорят находки описанных выше ближневосточных изделий и тканей из Оглахтинского могильника.
(8/9)
Выход ханьцев во 2-й половине II в. до н.э. в Ганьсуйский коридор, а затем в Восточный Туркестан, и последующее открытие Шёлкового пути значительно меняет сложившуюся в Центральной Азии систему путей. После этого в течение полутысячелетия у нас нет каких-либо данных, свидетельствующих о функционировании «уйгурского» и «киргизского» путей. Главные политические и экономические центры Центральной Азии перемещаются на З — к району оз. Иссык-Куль, и основной торговый поток идёт по дорогам, описанным Пэй Цзюем [25, цз. 67, с. 502] и Менандром [3, с. 370-384]. Начиная с VI в. по «киргизскому» пути в Южную Сибирь попадают отдельные предметы западного происхождения.
Завоевание тибетцами во 2-й половине VIII в. Восточного Туркестана и Западного Китая, как уже говорилось, прервало сложившиеся связи и нанесло тяжёлый удар транзитной торговле по Шёлковому пути, что привело к его постепенному угасанию. Одним из главных результатов этих событий явилось возобновление активного движения по «уйгурской дороге», идущей от Бэйтина (Бешбалак) через столицу Уйгурского каганата Хараболгас в Танскую империю. Усиление в IX в. киргизов-хакасов, ставших на полстолетия главной военной и политической силой в Центральной Азии, привело к активизации движения по «киргизскому» пути, что подтверждается как китайскими и мусульманскими письменными источниками, так и археологическими находками. В дальнейшем, в связи с политическим и экономическим упадком хакасских княжеств, роль «киргизского» пути сходит на нет. Что касается «уйгурской дороги», то она продолжает оставаться главным сухопутным транзитным путем между Западом и Востоком. Значительного расцвета этот путь достиг в XII-XIV вв., став одной из главных артерий Монгольской империи со столицей в Каракоруме.
Литература. ^
1. Бартольд В.В. (Извлечение из сочинения Гардизи Зайн ал-ахбāр). Прил. к «Отчёту о поездке в Среднюю Азию с научною целью. 1893-1894 гг.». — Соч. М., 1979 [1973], т. 8.
3. Византийские историки Дексипп, Эвкапий, Олимпиодор, Малх, Пётр Патрикей, Менандр, Кандид, Ноннос и Феофан Византиец, перевед. с греч. С. Дестунисом, Примеч. Г. Дестуниса. Спб., 1860.
5. Геродот. История в девяти книгах. Пер. [с др.-греч.] и коммент. Г.А. Стратановского. Под общ. ред. С.Л. Утченко. Л., 1972 (ПИМ).
12. Кычанов Е.И. Китайский рукописный атлас карт тангутского государства Си Ся, хранящийся в Гос. библиотеке СССР им. В.И. Ленина. — СНВ, 1959, вып. 1.
18. Нагасава К. Сирико родоси кэнкю (Изучение истории Шёлкового пути). Токио, 1979 (на яп.яз.).
24. Синь Тан шу (Новая история Тан). Шанхай, 1935 (на кит.яз.).
25. Суй шу (История династии Суй). Шанхай, 1935 (на кит.яз.).
26. Тан Хуйяо (Основные материалы по Тан). Шанхай, 1936 (на кит.яз.).
27. Тан шу (История династии Тан). Шанхай, 1935 (на кит.яз.).
28. Хань шу (История династии Западной Хань). Шанхай, 1935 (на кит.яз.).
30. Щербак А.М. Ещё раз о монетах с руническими надписями из Минусинска. — ВДИ, 1960, №2 (72).
31. Юаньхэ цзюнь сяньчжи (Описание областей и уездов в годы Юаньхэ). Шанхай, 1937 (на кит.яз.).
32. Bailey H.W. The Seven Princes. — BSOS, 1948, vol. 12, pt. 3, 4.
33. Czegledy K. Cardési on the History of Central Asia (746-780 A.D.). — AOH, 1974, t. 23, fasc. 3.
34. Hudul al-Alam. The regions of the World. Transi, and expl. by V. Minorsky. London, 1937.
35. Levi S., Chavannes E. L’itinéraire d’Ou-K’ong (751-790). — JA, 9e ser., 1895, t. 6.
|