С.В. КиселёвДревняя история Южной Сибири.// МИА № 9. М.-Л.: 1949. 364 с.
Часть третья. Сложение государств.
Глава VIII. Алтай в V-X вв. н.э.
7. Группы алтайских курганов.
Из всего предшествующего изложения очевидна неоднородность состава древнеалтайских племён.
Мы уже касались этого, когда изучали Кудыргинский могильник в связи с вопросом об общественном устройстве алтайского населения перед началом его борьбы с жуань-жуанями. Затем мы ознакомились со структурой государства орхонских тюрок. Известных отражений социальных форм, характеризующих развитие населения Центральной Азии этой поры, мы вправе ожидать и на Алтае. И действительно, это ярко подчёркивают особенности погребальных обрядов, изученные при раскопках древнеалтайских кладбищ.
Всё многообразие алтайских погребений VI-VIII вв. мы можем свести к трём основным группам. Первую и наиболее многочисленную составляют небольшие каменные курганы, [129] под которыми находятся четыреугольные грунтовые могилы. [130] На дне их обнаруживаются останки иногда вооружённых, иногда безоружных мужчин или женщин. Они похоронены вместе со своим конём. [131] В большинстве погребений люди лежат головой на восток, вытянуто, на спине. [132]
Кони обычно клались головой в обратном направлении сравнительно с человеком и вдоль его левого бока. [133] Иногда коня отде- ляла от человека обкладка камнями, земляной порожек [134] или заборчик из кольев. [135] К сожалению, многие погребения ещё в древности были разграблены и дали лишь случайно уцелевшие вещи. В сохранившихся прежде всего привлекает внимание сбруя. Остатки сёдел лежат вместе с пряжками и стременами уже рассмотренных выше форм.
Передняя лука одного седла была украшена костяными пластинками, напоминающими кудыргинские, но оформленными в виде головки животного. [136] Иногда находятся обрывки ремней от седельной шлейки, украшенные бронзовыми или серебряными бляшками. Уздечки также сохранились лишь в кусках. Они имели современный вид. Их украшали железными, бронзовыми и серебряными бляхами узорчатых очертаний, но обычно без орнамента на поверхности.
Для декорировки перекрестий ремней в это время на Алтае употреблялись полушарные бляхи с тремя направленными в разные стороны лопастями, украшенными по краям вырезами. Прямоугольных, крестовидных и Т-образных уздечных блях ещё не было.
Украшением как мужчин, так и женщин являлись серьги с подвижными или неподвижными бусинными привесками и выступами в верхней части дуги, [137] ожерелья из костяных бус и раковин Cauri и пояса с бронзовыми или серебряными бляшками четыреугольных, овальных и полулунных форм, также с гладкой поверхностью. [138] У пояса обычно висел простой железный нож. [139] Однажды был найден треугольный кинжал. Из оружия, кроме того, встречены железные черешковые наконечники стрел, рассмотренные выше. Обычно они снабжены свистульками. В трёх курганах оказались берестяные колчаны с выступающим карманом. [140] Луки имели костяные накладки в средней части и по концам. [141] Они совершенно аналогичны найденным в погребениях других групп.
Уже отмечалось низкое качество алтайской посуды VI-VIII вв., находимой в небольшом количестве. В описываемых могилах в редких случаях встречаются грубо сделанные горшки. [142]
Привозных вещей в погребениях первой группы почти не встречается. Исключением было китайское зеркало VI-VIII вв. [143] Но оно, очевидно, ценилось очень высоко (табл. L, рис. 7). Это доказывается тем, что найдено оно не целиком, но в виде небольшого обломка, который, однако, судя по стёртости краёв, бережно хранился долгие годы. [144]
Расценивая в целом первую группу алтайских погребений VI-VIII вв., нельзя не заметить их скромности, выраженной и во внешнем виде небольших курганов, и в ритуале, и в составе инвентаря. Но вместе с тем в них отражается и большая самостоятельность оставивших их людей (табл. XLVIII, рис. 2).
Несмотря на их скромность, все вещи отличаются хозяйственной добротностью. Кони в большинстве — молоды и сильны, хотя и принадлежат к местной породе. Люди не были вооружены саблями, но имели прекрасные стрелы и луки, копья, кинжалы, ножи и универсальный «керги». Перед нами, повидимому, наиболее многочисленный слой населения старого Алтая, обладавший собственным хозяйством и имуществом, ещё во многом самостоятельный, имеющий право на вооружение. Напрашивается сопоставление его с «kara budun», с «чёрным народом» орхонских надписей — со свободным кочевым населением древнетюркского каганата.
Вторая группа алтайских погребений VI-VIII вв. резко отличается от первой.
К ней относятся незаметные погребения, отмеченные на поверхности или небольшим кольцом из камней, [145] или каменной кучкой вроде «кургана» № 5 Туяхты, имевшего в диаметре 3 м и в высоту 0.25 м. Вполне возможно, что необычное скорченное положение покойника в этом курганчике объясняется тем, что его хоронили насильственно, связанным. [146] Пять могил расположены вокруг наиболее богатого кургана этой части Туяхтинского некрополя — № 2 (у двух соседних курганов, № 3 и 4, имеется лишь по одному кольцу). Вполне возможно, что курганы принадлежат подчинён- ным главному покойнику людям, убитым во время его похорон и погребённым вокруг его кургана. Это тем более вероятно, что часть аналогичных погребений скрыта и под главной курганной насыпью № 2. Здесь мы затрагиваем уже другую серию могил второй группы — дополнительные погребения в богатых аристократических курганах зависимых людей, насильственно положенных в курган, чтобы сопровождать главного покойника в загробном мире. [147]
Туяхтинские погребения подчинённых людей все были однотипны. Семь из них, отмеченные на поверхности кольцевыми выкладками из 6-8 камней, были заключены в открывавшихся с горизонта каменных ящиках, покрытых плитами (табл. XLVIII, рис. 1).
Ящики имеют преимущественную ориентировку длинной оси с запада на восток, только пустой седьмой ящик оказался ориентированным по длине с северо-северо-востока на юго-юго-запад. В большинстве ящиков лежали прямо на грунтовом дне костяки взрослых, головой на восток, вытянуто, на спине с протянутыми вдоль тела руками. Железные пряжки или ножичек, аналогичные найденным в курганах первой группы, составляют инвентарь курганов второй группы. Выделяются только два погребения. В обоих из них к югу от ящиков в яме лежали кони на брюхе с поджатыми ногами, хвостом на запад (кольцо № 1 и № 5).
У коня погребения № 1, не имевшего следов ограбления, отсутствовала голова.
Погребение под кольцом № 1 отличалось ещё и тем, что помимо каменной обкладки покойник был заключён в деревянную колоду. При нём оказались остатки лука, к сожалению, разбросанные землеройкой. От лука сохранились верхняя, нижняя и средняя обкладки. Кроме того, иайдена медная пряжка и железные колечки от пояса.
Покойник из кольца № 5 имел медные наременные оковки, железную пряжку и медную пластинку с двумя отверстиями. Особенно же интересным оказался инвентарь покойника из кольца № 4. При нём лежали нетронутые остатки лука: у головы — верхние, у кисти правой руки — средние и у правого колена — нижние костяные обкладки. Удалось измерить расстояние между концами лука — 1,35 м. На правом боку против локтя, остриями вверх, лежали два костяных наконечника стрел — втульчатый и черешковый. Такие же два костяных наконечника лежали на середине правой бедренной кости. Кроме того, под тазом была найдена железная пряжка, на животе — железный стерженёк и под левой локтевой — железный нож. [148] Нельзя не обратить внимания на одну деталь. В алтайских погребениях первой группы преобладают железные наконечники стрел. В них, конечно, нужно видеть прежде всего оружие. В рассматриваемых же «подчинённых» могилах стрелы костяные.
При широчайшей распространённости в ту эпоху в Северной Азии железных наконечников костяные стрелы скорее могли применяться на охоте, где архаические формы были более допустимы. Если это подтвердится новыми находками, можно будет с ещё бóльшим правом считать людей из «подчинённых» погребений зависимыми от «главных» курганных покойников, их слугами-охотниками, а не воинами.
Совершенно аналогичны отмеченным кольцами «подчинённые» погребения в большом туяхтинском кургане № 2. Они также были заключены в каменных ящиках, покрытых плитами, ориентированных длиной с запада на восток. Два из них — расположенные у середины северного края кургана (погребения I и II) и открытое в юго-западной поле (погребение III) содержали останки людей, положенных вытянуто на спине, головой в первом случае на запад, во втором на восток. У середины западного края кургана было открыто ещё одно погребение (IV). Покойник и здесь лежал вытянуто на спине, головой на восток. Рядом с ящиком IV в небольшой яме, длиной 1,3, шириной 0,7 и глубиной 0,5 м, также покрытой плитами, был положен жеребёнок, сильно согнутый (в спящей позе) на брюхе, с подогнутыми ногами, с шеей, повёрнутой на юг, так что морда его прижата весьма близко к задним ногам. В зубах у жеребёнка железные двусоставные удила. Бедность этих погребений, столь резко отличающая их от богатств центрального, особенно ярко подчёркивает глубокое различие в общественном положении погребённых в них людей.
На это же указывает и погребение, остатки которого были обнаружены в богатейшем кургане № 1 четвёртой группы Курая. Там костяк какого-то человека, при котором был очень скромный инвентарь (среди его костей найдена лишь пряжка и две пластинки), лежал над тремя конями основного погребения.
Так как костяк был разрушен грабителями, охотившимися за главным покойником, есть все основания относить погребение этого бедняка к одному времени с основным и считать его слугою, может быть конюхом, положенным насильственно в могилу вместе со своим господином. [149]
Подводя итог изучению алтайских погребений второй группы, можно сказать, что на этот раз перед нами останки людей, стоявших при жизни на низших ступенях социальной лестницы алтайского общества VI- С. 301. Таблица L.Вещи, найденные в курганах у с. Курай на Алтае.(Открыть Табл. L в новом окне)VIII вв. Это — зависимые разных положений и, может быть, просто рабы. Орхонские qul и Kün (раб и рабыня), а также tat («принуждённый стать в зависимость от кого-либо») особенно соответствуют этой группе. [150]
Третью группу погребений VI-VIII вв. составляют памятники, резко отличающиеся не только от рассмотренных сейчас, но и от погребений рядовых свободных алтайцев. Бросающимися в глаза их особенностями являются большие размеры, сложность погребального ритуала и несоизмеримое богатство инвентаря. Таковы три кургана четвёртой группы Курая, раскопанные С.В. Киселёвым в 1935 г., два кургана (№ 3 и 4), исследованные около с. Туяхта в том же году под руководством С.М. Сергеева, [151] два кургана (№ 2 и 3), раскопанные около с. Туяхта в 1937 г. С.В. Киселёвым, и курган № 2 «второго кладбища» у с. Катанда, раскопанный в 1865 г. [152]
В большом 12-метровом кургане № 1 четвёртой группы Курая под позднейшим теленгитским погребением (в грабительской выемке) с горизонта открылась четыреугольная яма с несколько округлёнными углами, длиной с юга на север 3 м и шириной 2,4 м. При углублении в нее на 45 см от горизонта на обнаружившемся у северной стенки уступе вышиной в 42 см, в 20 см от северо-западного угла могилы, найден склад различных вещей (табл. LII, рис. 1). Сверху остриём вверх выступает железный черешковый нож. Под ним открылся серебряный кувшинчик (табл. LII, рис. 4, 6) с орхонской надписью на дне:
Транскрипция är . . . k(?)šadyn ärlicin äš
Перевод: «Человек... (имя?) ... (с) шадом мужественный спутник». В центре еще две буквы—
При расчистке удалось установить следующий порядок чередования блях на поясе: 1) пряжка с обоймой; 2) четыреугольная; 3-5) четыреугольные с малым наконечником и обоймой, свисающими вниз; 6) четыреугольная с большим наконечником, свисающим вниз; 7) аналогичная № 3; 8) аналогичная № 6; 9) аналогичная № 3; 10) четыреугольная, со свисающими вниз двумя обоймами и пряжкой; 11) аналогичная № 6; 12-20) 9 лунниц; 21) аналогичная № 6; 22) четыреугольная со свисающими вниз ремнём и пряжкой и обоймами, наконечником и привеской с кольцом; 23) то же, с 1 обоймой; 24) аналогичная № 3; и 25 и 26) аналогичные № 6; 27) аналогичная № 3; 28 и 29) аналогичные № 6; 30) четыреугольная; 31) наконечник концевой, на обороте которого надпись:
Транскрипция otči aq kün ........ qušaγ Перевод: «Хозяина (господина) Ак-Кюна... кушак...» (табл. L, рис. 4).
К пряжке № 10 был, повидимому, прикреплён шелковый мешочек, отделанный серебряными бляшками и лунками, в котором: находилось трапециевидное железное кресало и два шёлковых мешочка меньших размеров. В первом лежали три зуба человека, зуб грызуна (?) и кусочек берёсты; во втором — два кремня и, повидимому, остатки трута. Около большого мешочка найдена ещё одна серебряная пряжка. Под поясом лежал уздечный набор из серебряных и железных обойм и бляшек, к сожалению, утративших первоначальную связь между собой.
Здесь извлечены последовательно: 25 серебряных массивных бляшек в виде розеток, ременных наконечника, железное кольцо, железные наременные бляшки, железная пряжка, 8 железных колец, целых и сломанных, с прикреплёнными к ним двумя и тремя железными же обоймами, 2 железные пряжки и обломок третьей, 2 кольчатые железные обоймы, железная подковообразная петля и обломок другой, удила железные двусоставные со вторым вращающимся кольцом и обоймой для чумбура. Сбоку кувшинчика, во всю толщу груды вещей, втулкой вверх вертикально выступала костяная резная рукоятка (табл. L, рис. 2). Среди блях узды были так же найдены деревянные, обмотанные берёстой (лыком) ножны ножа и железный стержень в деревянной рукоятке со следами красной краски (остатки вилки?).
При дальнейшей расчистке могильной ямы из продолжавшегося вниз грабительского хода с глубины 40-60 см извлечены: 2 плечевые кости, 4 рёбра, 1 фаланга, малая берцовая кость и обломки черепа человека. На 75 см глубже, среди камней грабительского хода, имевшего здесь овальную форму (длина с севера на юг 85 см), найдена пряжка, костяная отшлифованная и железная пластинки. Примерно с этой глубины (ниже на 10-15 см) прекратились камни грабительского хода, а ещё ниже исчезли и остальные его следы (окраска почвы, её рыхлость). На глубине 1 м — 0,95 см в восточной части ямы, в ширину на 1,40 м и длину на 2,38 м, было обнаружено покрытие из колотых досок, лежавших вдоль могильной ямы (с севера на юг). Из-под досок виднелись кости лошадей. Доски наката имели в длину 2,38 м и в ширину до 25 см. По снятии досок обнаружено, что они первоначально лежали концами на небольших (ширина до 10 см) уступчиках у северной и южной стенок. Вдоль западного их края выступал ряд врытых вдоль могилы плах. На грунтовом дне этой части могилы, на глубине 1 м и до 40 см от горизонта, были открыты три костяка лошадей, лежавших в полном порядке. Первая, западная, лошадь лежала вдоль стенки, у горбылей, хвостом на север на правом боку, с головой, загнутой назад к левой лопатке так сильно, что шея переломилась, задние ноги были подогнуты к брюху, правая передняя подогнута под туловище, а левая вытянута поперёк, через вторую и третью лошадь.
При костяке первой лошади найдены: в зубах — железные, двусоставные, кольчатые удила со вторыми вращающимися кольцами. У левой части удил серебряные бляшки; три полушарные, одна наременная вырезная и один наременный наконечник. У правой части удил ремень с одним наконечником, одной вырезной и двумя полушарными серебряными бляшками.
У носа лошади — полушарная серебряная бляшка и наременный серебряный наконечник; у лба — серебряная пряжка с железным язычком, ромбическая серебряная обойма, серебряный наременный наконечник, две полушарные наременные бляшки на остатках ремня. Под затылком — серебряная пряжка с железным язычком и серебряный наременный наконечник. На спине у холки — часть деревянного крыла седла с отверстием для путлища, часть низа деревянной луки и часть деревянной накладки на дугу передней луки: рядом с накладкой — серебряная пряжка с железным язычком, четыреугольная наременная обойма и наконечник и там же изогнутая овальная железная пряжка (табл. L, рис. 16). У хвоста — полушарная серебряная наременная бляшка и наременный наконечник; у задних ног — две костяные цурки с нарезками (табл. L, рис. 17).
Вторая, средняя лошадь лежала вдоль первой, на брюхе; её ноги были поджаты под туловище, шея вытянута, головой к югу, с мордой, приподнятой несколько вверх.
Третья лежала рядом со второй, вдоль восточной стенки ямы, головой на юг, на левом боку, с ногами, поджатыми под туловище, голова на вытянутой несколько вверх шее была повернута мордой к западу.
Западная часть могильной ямы за «забором» из плах оказалась на 25 см глубже передней. Ширина этой части 1 м. Здесь на грунтовом дне вдоль «забора» и в 40 см от северной стенки стояла колода, выдолбленная из половины лиственничного бревна. Длина колоды 2,30 м, ширина на северном конце 63 см, на южном 47 см, высота 30 см, толщина боковых стенок 7 см, торцовых 18 см.
Между колодой и северной стенкой могильной ямы найдены пара железных стремян (табл. L, рис. 22) и пара костяных цурок.
У юго-восточного угла колоды, завалившись в «лошадиную» часть ямы, лежал на боку, вероятно, первоначально стоявший на краю колоды, железный параболоидный котёл на коническом прорезном поддоне (табл. L, рис. 23). Под котлом найден полный костяк барана без головы, лежавший шеей под ногами лошади № 2.
Колода сверху была закрыта тонкими колотыми лиственничными досками, положенными вдоль; ширина досок 20 см; при расчистке досок в щели между ними был виден череп человека. По расчистке колоды в ней открыт костяк взрослого мужчины, лежавшего головой на север, вытянутый на спине, с руками, несколько согнутыми в локтях, с кистями у бёдер. Правая кисть была согнута в горсть.
При костяке найдено: около ушей — по золотой кольчатой серьге (табл. L, рис. 1); вдоль правого бока на руке и ноге — остатки деревянного лука (табл. L, рис. 12) с двумя костяными обкладками посредине. Длина лука 1,10 м. Он был расположен ниже плеча на 35 см и выше пятки на 10 см. Вдоль всего правого бока от плеча и до колена сохранились сплошным куском шёлковые и шерстяные ткани. У середины левой локтевой кости — костяной прорезной шарик от свистящей стрелы. От таза до пятки на левой ноге лежал берестяной колчан, сильно истлевший и содержавший железные наконечники стрел с костяными свистульками и без них (табл. L, рис. 24). Древки стрел окрашены в красный цвет. Колчан заметно расширен в нижней части. На правой бедренной кости — медная бляшка с отверстием и наременный наконечник. Под тазом — серебряная наременная обойма и обломок серебряной пряжки. У таза слева — фигурное серебряное кольцо и два таких же кольца у таза под костяком (табл. L, рис. 11). Под колчаном вдоль левой части таза — кусок ремня с бляшками, серебряная пряжка с железной задней частью и язычком, две серебряные обоймы, две наременные бляшки в виде вырезного листка (табл. L, рис. 3), один серебряный наременный наконечник и железный крюк.
Здесь же параллельно колчану (сверху вниз) лежал ремень с двумя обоймами, двумя бляшками и наконечником. Между ног у таза человека — серебряная пряжка с железной задней пластиной. Под колчаном у левого колена — костяная трубочка; у правого колена — обломок деревянной рукоятки, в которую вделан железный черешок какого-то предмета. Под колчаном сохранился также большой ку- сок ткани. У правой пятки — серебряная пряжка и наременная концевая бляшка с язычком (табл. L, рис. 13); у левой пятки — такая же бляшка. По удалении костей выяснилось, что колода была выстлана, повидимому, войлоком (образцы взяты). Вероятно, кости, найденные в грабительском ходе, принадлежали человеку, похороненному на покрытии колоды. Он был принят грабителями за основное погребение и спас таким образом нижнее от разграбления.
По обрядовости ближайшую аналогию этому исключительному погребению представляло погребение, найденное в кургане № 3 этой же группы, к сожалению, сильно потревоженное грабителями. Здесь также было три лошади, также покойник лежал в колоде. В ногах у него также найден склад вещей — стремена, удила и серебряные бляшки уздечки, украшенные изумительными по тонкости работы резными изображениями пчелы (табл. L, рис. 21).
Другой соседний курган содержал ограбленное погребение с двумя конями, давшее, однако, ряд интересных вещей — костяные, втульчатые, четырегранные стрелы, железное долото в роговой рукоятке и костяную пряжку.
Не меньшую близость, особенно в инвентаре, мы должны отметить в погребениях курганов № 3 и № 4 Туяхты. Курган № 3 потревожен грабителями, и поэтому в засыпи грабительского хода найдены отдельные продолговатые серебряные бляшки, повидимому, от узды, и обломок костяного шарика от свистящей стрелы.
На дне ямы вдоль северо-западной стенки лежал костяк старого мужчины, головой на северо-восток, вытянуто, на спине, с вытянутыми руками. В левую руку вложен железный нож с деревянной рукояткой. Кроме того, найдены: у головы слева — серебряный сосуд с ручкой (табл. LII, рис. 5, 7); по дну его вырезана орхоно-енисейская надпись:
Транскрипция: türq ša qumüš aγy är
Перевод: «Тюрк-Ша серебро подать (дар)». [153]
На груди — остатки кожаного пояса с 11 золотыми бляшками, украшенными растительным рельефным орнаментом, и такой же пряжкой (табл. LII, рис. 2). Около правой руки — круглый костяной набалдашник с отверстиями и такая же втулка. Правее был положен лук, от которого сохранились только две костяные пластинки (обкладки), и 7 железных трёхпёрых наконечников стрел. Около костяных обкладок лука лежало серебряное кольцо и такое же второе ниже, по другую сторону. Около него серебряная пряжка, 7 бляшек и серебряный ременный наконечник. Около пяточных костей — по серебряной пряжечке. В ногах — железный клёпаный ведровидный котёл. Все эти предметы аналогичны найденным в кургане № 1 четвертой группы урочища Тадила.
На груди покойника сохранилось большое количество обрывков тонкого узорчатого шёлка от костюмов: верхнего — цвета бордо, среднего — зеленоватого и нижнего — золотисто-жёлтого. Между слоями одежды на груди лежал небольшой шёлковый мешочек из ткани цвета бордо с тёмнозелёным узором иного характера, чем одежда.
Ближайшая к покойнику лошадь лежала хвостом на северо-восток, на брюхе с подогнутыми ногами. Голова повёрнута мордой к покойнику. На лошади было положено седло; от него сохранились остатки дерева. Там же нашлись две костяные пряжки и три костяных костылька.
Вторая лошадь, повидимому, лежала вдоль первой, её костяк потревожен грабителями, ход которых, проложенный, повидимому, в заполненной землёй яме, пришелся прямо на неё.
Курган № 4 также разграблен, но то, что уцелело, очень интересно, особенно наличие «тайничка» с ценными вещами. Это делает не случайным и склад вещей в кургане № 1 Тадилы и указывает на стремление надёжно укрыть наиболее ценные вещи. Повидимому, в эпоху погребений Курая и Туяхты опасность ограбления была реальна.
Это — небольшая ямка в северной части могилы диаметром 0,4 м, в которой уцелели от грабителей: остатки двух конских узд, украшенных серебряными бляшками, с железными удилами, кожаный пояс с литыми серебряными бляхами, пряжками и привесками, более простой, но напоминающий найденный в кургане № 1 в Тадиле, и кожаный мешочек с несколькими кремнями, железным огнивом, остатком трёх шёлковых мешочков (табл. LI) и четырёх деревянных призматических предметов, из которых у двух верхних грани покрыты нарезками в виде косого креста. [154]
На дне ямы кургана № 4 вдоль юго-юго-восточной стенки оказались потревоженные костяки двух лошадей, лежавших бок о бок, хвостами на северо-востоко-восток, на брюхе с подогнутыми ногами.
От человека, лежавшего, повидимому, вдоль северо-северо-западной стенки, сохранился лишь разбитый череп. Все остальные кости выброшены грабителями; на их месте нашлись (304/вклейка) Вклейка между с. 304 и 305. Таблица LI. Шёлковые мешочки для огнива и амулетов (с. Туяхта, Алтай).(Открыть Табл. LI в новом окне)лишь две медные и часть железной пряжки, медный наконечник от ремня и кусочки бесформенного железа.
Туяхтинские курганы № 2 и № 3 из моих раскопок 1937 г. отличаются погребением в каменном ящике, врытом с краями в грунт или почти целиком стоящем на горизонте.
В кургане № 3 диаметром 9,50м имелась одна четыреугольная яма в центре. Длина её с западо-северо-запада на востоко-юго-восток 2,2 м, ширина 1,8 м и глубина 0,8 м. Несмотря на её нарушенность грабителями, удалось установить, что вдоль северной стенки ямы стоял каменный четыреугольный ящик, в котором оказались остатки дощатого гроба, сбитого железными гвоздями. В гробу лежал покойник вытянуто на спине, головой на востоко-юго-восток с руками, вытянутыми вдоль тела. При нем найдены: на груди — глиняные пряслица и костяная свистулька от стрелы, у левой части таза — два когтя хищной птицы, у правого бедра — деревянная палочка длиной 0,27 м с костяным навершием и с медной петелькой, повидимому рукоять плети. На ногах найдены бронзовые и серебряные наременные наконечники. В южной половине ямы рядом с ящиком лежал костяк коня на брюхе с подогнутыми ногами, хвостом на запад, сильно разрушенный грабителями. Характерно, что в отделении коня западная стенка могилы была укреплена плитой так же, как и та её часть, которая примыкала к ящику.
Курган № 2 Туяхты был самым крупным из всех поздних курганов, исследованных в 1937 г. При разборке насыпи в нём был сделан ряд находок. Так, в камнях южного края кургана встретился железный черешковый нож, на горизонте же под камнями восточной полы кургана лежала бронзовая наременная бляшка с выпуклым орнаментом; в 2,5 м к северу от середины южного края кургана, среди камней, лежали грудкой два железных стремени, железная оковка передней луки седла, железная пряжка и удила с псалиями, все типичных форм VI-VIII вв.
Под насыпью были открыты четыре каменных ящика, ориентированные по длине с запада на восток, покрыты плитами. Три из них, расположенные в полах кургана, содержали уже описанные выше рядовые погребения. В центральной части кургана погребение также было заключено в каменный ящик (погребение I). Однако он был почти целиком разрушен грабителями. В нижней части их хода среди земли и камней мы нашли 2 золотые четыреугольные бляхи со штампованным орнаментом, 1 маленькую выпуклую золотую бляшку с двумя отверстиями и 1 округлую золотую бляшку с рельефным изображением головы восточного властелина и с надписью буквами, напоминающими орхонский курсив (табл. LII, рис. 3).
К описанным курганам Курая и Туяхты близок курган № 1 «второго кладбища» Катанды. По размерам и скромному обряду похорон с одним конем он напоминает курганы первой группы, однако инвентарь его ближе к только-что описанным богатым курганам третьей группы. Правда, на лошади оказались обычные удила, всего одно стремя и пряжка. Зато мужчина был одет в роскошную одежду из шёлковой ткани ирано-китайского типа VII-VIII вв. Её украшали сложные растительные узоры и круглые медальоны с изображением драконов. [155] Вдоль левого бока мужчины лежал прямой, острый меч, [156] 17 трёхгранных железных и несколько костяных наконечников стрел. [157] Около головы, как и в кургане № 3 Туяхты, стоял серебряный сосудик с ручкой. [158] На дне его была вырезана тамга
П. Мелиоранский [159] находил возможным две транскрипции: 1) lügčü|n, т.е. Логучен — город (может быть, указание на место изготовления сосудика) и II) äligčä|n, т.е. пятьдесят ченгов — указание на цену сосудика в мерах веса чая (1 ченг = полутора фунтам).
Описанные курганы Курая, Туяхты и Катанды несомненно являются важнейшими памятниками эпохи.
Найденная в них сбруя — стремена, уздечки, пряжки и удила, а также типы ножей, колчанов и наконечников стрел целиком совпадают с найденными в рядовых погребениях первой группы. Они принадлежат тому же комплексу форм, который в VI-VIII вв. получил столь широкое распространение в Евразии. В этот же комплекс должны быть включены и замечательные ювелирные изделия-украшения, пояса и серебряная посуда курайских и туяхтинских курганов. Пояса, несмотря на свою драгоценность и узорчатость, полностью сходны со скромным набором блях пояса из погребения первой группы в кургане № 3 Курая. То же можно сказать и о серьгах, добавив, что массивные кольчатые серьги из кургана № 1 Курая IV находят себе аналогию и на Западе в погребениях VII в. [160]
Следует также отметить сходство отдельных украшений с найденными в курганах кыргызской знати на среднем Енисее, относящихся к тому же времени. Таковы, например, удлиненные серебряные бляшки из Туяхтинского кургана № 3, совершенно сходные с найденными в первом тайнике кургана № 6 Копёнского чаатаса. [161] Золотые шестиугольные бляхи из Туяхтинского кургана № 2 по своей орнаментации очень близки к бляхам, покрытым растительным узором, из второго тайника кургана № 2 Копёнского чаатаса. [162] Сходные бляхи обнаружены и на западе, например, в составе Романовской находки на Дону (VI в.; и в Перещепинском кладе (VII в.). [163]
Серебряные кувшинчики Курая, Туяхты и Катанды принадлежат к большой серии аналогичных серебряных и золотых сосудов. Всего ближе к ним серебряный кувшинчик, найденный в Сибири в могиле и доставленный в Кунсткамеру ещё в 1726 г. [164] На дне его также имеются тамги и надписи. По характеру начертаний и орфографии надписи на этом кувшинчике П. Мелиоранский относит его «к более поздним енисейским, т.е. ко времени не древнее VII в. по Р. X.». [165] Если произвести палеографическое сличение надписей на алтайских сосудиках и на курайской поясной обойме с кунсткамерными, то обнаруживается большое их сходство. Это также может служить некоторой опорой для отнесения погребения ко времени не позднее VIII в. Ту же дату подтверждают и сходные с сибирскими серебряные и золотые сосуды из Перещепинского клада VII в. [166] Не противоречат ей и золотые и серебряные сосуды, найденные в Уйбатском и Копёнском чаатасах енисейских кыргызов. [167] Надписи на серебряных кувшинчиках и на пряжке драгоценного курайского пояса не оставляют сомнения в общественном положении людей, похороненных в богатых курганах третьей группы. Перед нами погребения алтайской знати VI-VIII вв. Мы узнаем её быт, её стремление и у себя в горах завести пышность аристократических кочевий Центральной Азии.
Материалы, добытые в описанных курганах, важны нам также и ещё с одной частной, но весьма существенной стороны. Весь инвентарь их — кувшинчики, пояса с узорными бляхами, привесками и мешочками с кресалом, кремнями и амулетами — целиком повторяет вещи, изображенные на наиболее детально выполненных каменных изваяниях Алтая, например, на изваянии, вывезенном из Б. Ануя в Томский университет, или на открытых нами около с. Кулада на Караколе, в кургане № 1 близ Куроты (первая группа) и в урочищах Тöтö и Тадила в Курайской степи (табл. XLVIII, рис. 3-5). Указанное обстоятельство позволило Л.А. Евтюховой реально обосновать хронологию изваяний Алтая и отнести их к VI-VIII вв. [168] Вместе с тем встал вопрос об их назначении.
Еще в 1934 г. нами было замечено, что изваяния на Алтае стоят всегда с восточной стороны четыреугольной оградки из поставленных на ребро плит, внутри засыпанной камнями. Тогда же при раскопках оградок (около урочища Кулада на Караколе) выяснилось их ритуальное значение. В их центре оказались углубления диаметром 0,4-0,5 м и глубиной до 0,6 м, заполненные золой, углем и обожжёнными камнями, иногда со врытыми обрубками дерева.
Это подтвердилось в 1935 г. нашими раскопками оградки сзади изваяния «Кезер» в степи Тöтö близ Курая: она была квадратной в 4х4 м и ориентирована сторонами по странам света. По удалении из оградки обломков, образовавших небольшой холмик посредине, на горизонте, в центральной части открылась круглая яма диаметром 0,75 м. В ней на глубине 12 см были встречены угольки, а под ними — толстый обрубок дерева, диаметром в 0,7 м, имевший сверху чашевидное углубление, заполненное землёй с угольками. Внизу обрубок был заострён на конус и имел в длину 0,75 см [м?]. Под ним ничего не найдено.
Но если такое устройство имели оградки сзади каменных изваяний, то совершенно таково же устройство и у раскопанных нами в группах первой, второй и четвёртой оградок без изваяний, но часто с рядами камней, тянущимися к востоку (табл. XLIX, рис. 1, 2). Во всех случаях в центре под холмиком в оградке мы находим углубления, заполненные углем и золой. Находки некоторых вещей, как то: железного пальштабовидного топора, удил и крюка, сделанные под насыпями оградок, также не противоречат, а скорее поддерживают сближение этих оградок, сопровождающихся рядами камней, с оградками, имеющими изваяния, — тем более, что, как, например, на Караколе, в урочище Кулада, эти изваяния сами являются первыми камнями в тянущемся от них ряду других необработанных.
За отнесение этих оградок к одной эпохе с только что описанными курганами говорит и постоянная сопровождаемость ими последних. Оградки оказываются расположенными глав- С. 307. Таблица LII.Вещи из курганов у с. Курай (рис. 1, 4, 6) и у с. Туяхта (рис. 3, 5, 7). Рис. 3 сильно увеличен.(Открыть Табл. LII в новом окне)ным образом по краям курганного могильника. В пользу их одновременности свидетельствует и наличие у площадок без оградок (но совершенно того же содержания, что и в оградках, исследованных во второй группе Курая) с восточной стороны, наряду с вертикально врытыми камнями, кольцевидных выкладок, аналогичных выкладкам с восточной стороны курганов. [169]
Таким образом, и алтайские изваяния и вереницы камней связываются с оградками, устраивавшимися около курганов. Вероятно, они были поминальными сооружениями.
Сравнивая весь этот комплекс источников с погребальным ритуалом орхонской знати, мы уже отметили выше вслед за Л.А. Евтюховой, что на Алтае в каменных изваяниях следует видеть изображения знатных покойников, а в рядах камней — напоминание об убитых врагах. [170]
В результате исследования погребальных сооружений и ритуала алтайцев VI-VIII вв. можно было установить близость их общественного устройства к тем социальным формам, которые лежали в основе орхонского каганата. И здесь на разных ступенях общественной лестницы стояли рабы и зависимые, свободные общинники и богатая знать, стремившаяся во всём подражать роскоши орхонских бегов и ханов.
Наличие богатого класса, способного покупать, отмечают и памятники иноземных торговых сношений Алтая в рассматриваемую эпоху. Правда, список привозимых товаров невелик, но показателен. Его составляют предметы роскоши, находимые только в богатых погребениях. Чаще всего это китайские изделия: бумажные и шёлковые ткани, отдельные, тонко украшенные китайскими ювелирами пряжки, бляхи поясов и бронзовые зеркала. Привозились на Алтай и произведения среднеазиатских мастеров. К ним нужно отнести найденную в Туяхтинском кургане № 2 золотую бляшку с изображением мужской головы и пышном убранстве восточного властителя. Черты индийского искусства, может быть, указывают на её хотанское происхождение.
Находки на Алтае монет не только рассказывают о торговле, но открывают важнейшие детали внешних сношений. К интересующему нас здесь времени VI-VIII вв. относятся не только китайские монеты, главным образом династии Тан, но также и западные. В кладе, найденном у с. Усть-Чарышская Пристань, среди других оказались монеты Анастасия I, Юстиниана, Юстина и Маврикия (т.е. с конца V по начало VII в.). [171] Как известно, именно с VI в. наблюдалось оживление связей между народами Центральной Азии и Южной Сибири и западными странами. Восточный и западный каганаты тюрок захватили в это время власть над всей Центральной и Средней Азией от Ордоса до Мавераннагра. На западе своих владений тюрки столкнулись с противодействием Ирана. В поисках поддержки против Ирана, а позднее — против арабов, западнотюркский каганат вошел в тесные сношения с Византией, согласовывая совместные действия через посредство посольств тюрок в Константинополь и византийцев на Восток, в Семиречье. Однако установившиеся связи с Византией, как мы видим, не ограничивались Средней Азией, но распространялись и дальше на восток, достигая Алтая и даже более северных областей. Так, в 1908 г. у с. Терёхина, Кузнецкого района, в составе клада ценнейших золотых вещей VI-VIII вв. были найдены (впоследствии утраченные) три золотые монеты, судя по описанию находчика, византийские (с «изображением на одной стороне женщины, а на другой — мужчины с крестом и надписью нерусской»). [172]
Мы видим, что алтайской знати знакомо было и высшее проявление культуры орхонских тюрок — письменность. Однако она не служила здесь орудием агитации и распространения идей, выгодных господствующему классу. Повидимому, алтайская знать VII-VIII вв. может быть, при меньшем развитии в глухих горных местах социальных противоречий, не нуждалась в тех мерах, которые вынуждены были применять тюрки Орхона и Семиречья и кыргызы Енисея.
Поэтому рунические надписи почти не встречаются здесь на скалах, нет их и на погребальных стелах. Их нашли только на донышках серебряных кувшинов, да на бляхе драгоценного пояса из тайников богатых курганов. В них содержится титулатура местных аристократов, аналогичная орхонской. Надписи говорят также о даннических отношениях племён.
Все изученные памятники свидетельствуют о сложном составе алтайского общества в VI-VIII вв. Аристократические роды, опираясь на труд рабов и зависимых бедняков, и здесь, как и на Орхоне, создают эли «бегов», «господ». К сожалению, у нас нет прямых сведений о том, в каком отношении находи- лись они к бывшим своим землякам — знати орхонского каганата. В эпоху возвышения енисейских кыргызов (IX в.) они зависели oт власти их ханов. Формы взаимоотношений были, вероятно, столь же различны и сложны, как и у зависимых и завоеванных племен орхонского периода. Специально исследовавший эти формы С.П. Толстов на основании изучения не только орхонских, но и позднейших источников эпохи киданей (X в.) и ранних монголов, исходя из доказанного им; большого значения рабства у этих народов, приходит к следующему выводу: «Перед нами сложный конгломерат занимающих по отношению к господствующему «элю» различное положение общественных объединений, взаимоотношения которых с «элем» — гегемоном, по существу, являются как бы проекцией отношений, господствующих в нём самом, — отношений рабства и клиентелы». [173]
Ограниченное употребление на Алтае письменности лишает нас возможности по письменным источникам хотя бы наметить основные линии и идеи древнеалтайской литературы. Поэтому единственным и богатейшим источником здесь остаётся величественный алтайский эпос.
Его структура сложна. В нём отложились влияния различных эпох многовековой истории алтайцев. Однако основные сюжеты и основные события, изображённые в эпических произведениях Алтая, несомненно, могут смело приурочиваться к периоду, рассматриваемому здесь. В ярких красках рисует алтайский певец подвиги сказочных героев — великих богатырей и ханов. Несомненно, это те песни, которые создавались на кочевьях древней алтайской знати. Однако и они отмечают неоднородность социального состава древне-алтайских племён. Но только поэма «Когутэй» [174] приподнимает завесу, скрывающую от нас бурные проявления борьбы между богатейшей аристократией и утесняемыми народными массами. Сказочный герой, сын бедняка Когутея, превращающийся в непобедимого Кускуна-Кура-Матыра, всю свою жизнь посвящает борьбе с несправедливостью богачей, с главой их могучим Караты-Каном. Ему удаётся жестоко отплатить за унижения, которые испытал его бедняк-отец от заносчивых аристократов.
«В одну горсть схватил, Девятигранной чёрной плетью взмахнул, Стегать их стал По спинам, По шеям. По местам, Куда плеть попадала... ...В лицо Караты-Кану Он трижды плюнул».
Однако и этот богатырь не нашёл сил для освобождения своего народа. И он вынужден был удалиться —
«А куда он уехал, Никто не знает. Ни один живущий Не заметил, Ни один дышащий Не видел».
Освобождение алтайского народа от гнёта знати, о чём мечта воплотилась в грандиозной картине «Когутэя», совершилось только недавно, в огне Великой Октябрьской социалистической революции, с помощью братского русского народа. Но до этого немало пришлось пережить людям голубого Алтая.
[129] Размеры этих курганов следующие:Курай (раск. С.В. Киселёва 1935 г.):
Туяхта (раск. С.М. Сергеева 1935 г.):
Туяхта (раск. С.В. Киселёва 1937 г.):
Курота, группа I (раск. С. В. Киселёва 1937 г.): Курган № 1 —диаметр 8 м, высота 0,6 м.[130] Размеры и ориентировки погребальных ям:Туяхта (раск. С.В. Киселёва 1935 г.):
Туяхта (раск. С.В. Киселёва 1937 г.):
Курота, группа I (раск. С.В. Киселёва 1937 г.): Курган № 1, длина с В на З — 2,04 м, ширина 1,5 м, глубина 0,5 м[131] Обычно в этих погребениях находят по одному коню и только в кургане № 4 группы II и в кургане № 2 группы III Курая, а также в кургане № 9 Туяхты было найдено два коня. Из них один, ближайший к покойнице — в сбруе, а другой даже без удил (Евтюхова Л. и Киселёв С. Отчёт..., стр. 99, рис. 27).[132] Ориентировки в погребениях: с. Курай, группа II, кург. № 2, головой на ССВ, кург. № 3 — на ССВ, кург. № 4 на В; группа III, кург. № 1 — на СВ, кург. № 2 — на ВСВ, кург. № 6 — на СВ; группа V, кург. № 1 — на СВ; группа VI, кург. № 1 — на ЮВВ; с. Туяхта (1937 г.), кург. № 1— на В, кург. № 4 — на В; кург. № 9 — на В (?).[133] Исключение составляют: Курай, группа II, кург. № 2 и 3, Туяхта (1937 г.), кург. № 4, 7 и 9 и с. Курота, группа I, кург. № 1. В этих погребениях кони были положены головами в том же направлении, что и человек. Однако каких-либо различий в инвентаре заметить нельзя.[134] Курай, группа II, кург. № 3, группа III, кург. № 2 (Евтюхова Л. и Киселёв С., ук. соч., стр. 94, рис. 13 и 27).[135] Курай, группа III, кург. № 6 (там же, стр. 94).[136] Туяхта, кург. № 4 — раск. С.В. Киселёва, 1937 г., хран. в ГИМ, № 79601/94. Близкая накладка найдена в приалтайских степях С.М. Сергеевым в кург. № 3, погреб. I, раскопанном в 1929 г. на р. Змеевке близ с. Красноярского, Смоленск, р-на. Хран. в Бийском музее, № 293.[137] Евтюхова Л. и Киселёв С. Отчёт., рис. 17, 23 и 35.[138] Там же, ук. соч., рис. 15, 29-31.[139] Курай II, кург. № 2, Курай III, кург. № 1 н № 6; Туяхта (1937 г.) кург. № 1, № 4, № 7 и № 9. Хран, в ГИМ, № 79601/21, 78, 172 183.[140] Курай III, кург. № 1 (Евтюхова Л. и Киселёв С., ук. соч., стр. 96, рис. 16, стр. 97, рис.19); кург. № 1 и № 4 (хран. в ГИМ, № 79601/19).[141] Туяхта (1937 г.), кург. № 7 и Курота I, кург № 1 (хран, в ГИМ, № 79601/170-171 н 250-253).[142] Курай III, кург. № 2 (Евтюхова Л. и Киселёв С., ук. соч., стр. 99, рис. 27); Туяхта (1937 г.), кург. № 4 (хран, в ГИМ, № 79601/77).[143] Определение времени дано по аналогии с зеркалом из Наинтэ-Суме (Боровка Г. Археологич, обследование среднего течения р. Толы, стр. 74, табл. IV, рис. 1).[144] Курай III. кург. № 2 (Евтюхова Л. и Киселёв С. Отчет..., стр. 100, рис. 34).[145] Туяхта, раск. С.В. Киселёва в 1937г., кольца № 1 — № 5.[146] Инвентарь этого погребения — костяная пряжка и железный нож (хран, в ГИМ, № 79601/126-127) — вполне аналогичен обнаруженным в соседних курганах изучаемого времени, где покойники лежали вытянуто.[147] Туяхта (1937), кург. № 1, погр. I-IV н Курай IV, кург. № 1, погребение, остатки которого обнаружены в грабительском ходе.[148] Вещи хранятся в ГИМ, № 79601/44-56, 115-125.[149] Евтюхова Л. и Киселёв С., Отчёт..., стр. 109.[150] Толстов С. Тиранния Абруя. Исторические записки, 1939, т. 3, стр. 44 и сл.; стр. 52-53.[151] Евтюхова Л. и Киселёв С., ук. соч., стр. 103-114. Туяхтинские погребения 1937 г. ещё не изданы, вещи хранятся в ГИМ, № 79601/33-43 и 57-76.[152] Радлов В. Сибирские древности. ЗВОРАО, т. VII, стр. 185-186; Zakharov A. Antiquities of Katanda, стр. 57, табл. XV, рис. 2 и 3.[153] При первом опубликовании этой надписи (Советская археология, 1936, № 1, стр. 284) был использован фотоснимок Горно-Алтайского музея с прорисованными от руки буквами. Публикуемый здесь снимок сделан позднее в ГАИМК; оказалось, что знаки первой половины надписи выглядят иначе.[154] Такие же найдены нами в кург. № 6 Копёнского чаатаса VII-VIII вв.[155] Zakharov A. Antiquities of Katanda, стр. 53, рис. 2.[156] К сожалению, меч утрачен.[157] Zakharov А., ук. соч., табл. XV, рис. 1.[158] Там же, стр. 54, табл. XV, рис. 1 и 2.[159] Мелиоранский П. Небольшая орхонская надпись на серебряной кринке Румянцевского музея ЗВОРАО, т. XV, в. I, стр. 034-036, табл. II.[160] Нamреl I., ук. соч., могильник VII в. Szirak (см. т. II. стр. 82-84; т. III, табл. 67-24, 25, 30, 31).[161] Евтюхова Л. и Киселёв С. Чаатас у села Копёны. Труды ГИМ, в. XI, стр. 39, рис. 33.[162] Там же. стр. 38, рис. 24.[163] Рыбаков Б. Анты и Киевская Русь. ВДИ 1939, № 1, стр. 336, рис. 4 Д.[164] Указание на находку в могиле укрепляет уверенность в сибирском, а не камско-уральском происхождении сосуда. Большинство находок т.н. восточного серебра сделано в Приуралье в виде кладов.[165] Мелиоранский П. Два серебряных сосуда с енисейскими надписями. ЗВОРАО, т. XIV, в. I, стр. 20.[166] Бобринский А. Перещепинский клад. MAP, № 34.[167] Евтюхова Л. и Киселёв С, Чаатас у села Копёны, стр. 43-48; Теплоухов С. Опыт классификации..., табл. II, рис. 25.[168] Евтюхова Л.А. Каменные изваяния Северного Алтая. Труды ГИМ. вып. XVI, стр. 128-130.[169] Оградки были нами исследованы: около «Кезера» —1, в первой группе Курая — 5, во второй группе — 1 (овальная), в группе четвёртой (Тадила) — 1, около с. Кулада на Караколе — 2, во второй группе Куроты — 1 и в Туяхте — 3. Кроме того, с теми же результатами исследовал оградку с вереницей камней М.П. Грязнов в степи Яконур. Жаль только, что он без достаточных оснований счёл свою оградку «могилой воина» (Сообщения Гос. Эрмитажа, вып. 1, Л.. 1940, стр. 20, рис. 4).[170] Евтюхова Л.А. Каменные изваяния Северного Алтая, стр. 132-134.[171] Киселёв С. Находки античных и византийских монет на Алтае. ВДИ, 1940, № 3-4, стр. 361-362.[172] См. в архиве ИИМК АН СССР дело за 1909 г. № 75.[173] Толстов С.П. Тиранния Абруя. Исторические записки, т. 3, стр. 53.[174] Когутей. М., Изд. «Академия». 1935.
наверх |
— ög, т.е. «почёт» или «мудрый». На этом же уровне, частично под кувшинчиком, был найден поясной набор, состоявший из серебряных вызолоченных предметов: пряжка, 21 четыреугольная бляшка, украшенная растительным орнаментом, с четыреугольным отверстием в нижней части, 9 бляшек-лунниц и массивная концевая бляха (табл. 
и надпись из четырёх орхонских букв:
