 А.В. Давыдова
Иволгинский комплекс (городище и могильник) —
памятник хунну в Забайкалье.
// Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. 111 с.
Глава II.
Характеристика находок.
В этой главе рассматривается вещественный материал, полученный при раскопках — керамика, изделия из кости, рога и многочисленные заготовки из этого материала, изделия из железа, бронзы, камня, растительного волокна, дерева: украшения, зеркала. Необходимо отметить, что весь материал, обнаруженный в культурном слое (I и II штыки), заполнении ям и жилищ, отличается однородностью, что позволяет рассматривать его целиком.
Керамика. ^
Керамика наряду с костями животных является самым массовым материалом в культурном слое городища. Её исследование показывает, что формы сосудов и способ их изготовления не менялись за время существования городища. Керамика обнаруживается в обломках (есть лишь три исключения — кв. 39, где найдены 2 целых сосуда, — рис. VI, 12, 21 — и кв. Г 18, где обнаружен маленький горшочек с ручкой); на полу жилищ, как правило, сосуды раздавлены упавшими деревянными конструкциями. Все сосуды, за немногими исключениями, изготовлены на примитивном, медленно вращавшемся гончарном круге с ручной подправкой внутренней поверхности стенок (или выбивкой — рис. VI, 18 — или затиранием пучком травы). В глину добавлялся шамот, реже дресва или крупный речной песок; цвет сосудов преимущественно серый, реже красный. Серый черепок обычно плотный, красный — рыхлый; обжиг сосудов некачественный, они покрыты подпалинами красноватого цвета или чёрными пятнами.
Вся глиняная посуда для первичного упорядочения материала разделена на четыре основные формы (рис. VI, нижний ряд — 21, 22, 23, 24). В основу деления положен только один признак: характерные особенности формы, отличающие один сосуд от другого (отношение диаметра устья к высоте сосуда, высота горла, характер профиля плечиков), лишь для формы IV приняты во внимание также и размеры (рис. VI, 24).
Произведённая первичная классификация не претендует на
(38/39)
исчерпывающий характер, поэтому не выделены промежуточные формы, назначение же сосудов (когда данные раскопок позволяют это сделать) оговаривается отдельно.
Форма I — наиболее распространённая, представлена сосудами со слабо выраженными плечиками. Характерной частью их профиля являются слабо выраженные плечики. Разновидности этой формы (их много) отличаются большей или меньшей припухлостью тулова (рис. VI, 23; XII [XIV], 1, 2, 4), разной степенью отогнутости венчика, наличием дугообразных или круглых налепов-ручек (рис. VI, 9, 10).
Сосуды данной группы, при достаточно широкой вариабельности отдельных частей сосуда, едины по назначению (для приготовления пищи), за редким исключением их орнамент весьма скромен или совсем отсутствует, поверхность часто покрыта копотью и нагаром. Некоторые сосуды данной формы имеют отверстия в днище, они служили для приготовления молочных продуктов. Размеры сосудов формы I различны (самые большие — высота 42,8 см, диаметр устья — 28,4 см, диаметр дна — 17 см, наибольший диаметр тулова — 33,4 см; наименьшие размеры соответственно — 13,8 см; 7,8 см; 5 см; 10,2 см, но чаще встречаются сосуды средних размеров высотой 25-35 см).
Форма II — корчагообразные сосуды (рис. VI, 21; XII [XIV], 11), характерной их особенностью является широкое устье, которое всегда больше диаметра дна и нередко превосходит высоту сосуда. Такие сосуды отличаются друг от друга лишь размерами и формой венчика, который, как правило, резко отогнут наружу. Размеры их также различны (наибольшие — высота 34 см, диаметр устья — 54 см, диаметр дна — 19 см; наименьшие — размеры соответственно — 18 см, 29 см, 13 см).
По назначению сосуды формы II можно разделить на две подгруппы — одна без отверстий в днище, причем нередко внешняя и внутренняя поверхность таких сосудов покрывалась орнаментом; и вторая с отверстиями в днище служила для приготовления молочных продуктов. Установить количественное соотношение обеих подгрупп затруднительно, поскольку археологический материал в основном состоит из обломков.
Форма III (рис. VI, 22, 14; XIV, 3, 5-8, 13) — различного размера кувшинообразные сосуды (наименьший — высота 11 см, диаметр устья 5-7 см, дна — 3 см, наибольший диаметр тулова — 8,2 см; самые большие — размеры соответственно — 43 см, 17 см, 15 см, 31 см).
Форма IV (рис. VI, 24) — сосуды этой формы, как и сосуды III формы, отличаются чётко выраженным горлом и плечиками, но размеры их намного превосходят сосуды формы III, они достигают высоты 1,09 м (при диаметре дна — 24 см, устья — 38 см, наибольшем диаметре — 75 см), меньшие размером — высота — 70 см, диаметр устья — 24 см, дна — 20 см,
(39/40)
максимальный диаметр — 45 см). Весьма характерным для сосудов этой группы является орнамент из накладных валиков на плечиках. Сосуды служили для хранения продуктов, а некоторые из них с отверстием у днища в стенке (как предполагает Г.П. Сосновский), могли использоваться для приготовлении спиртных напитков из риса [60, с. 63; 32, с. 196].
Последовательность рассмотренных наиболее распространённых четырёх форм сосудов установлена благодаря их количественному соотношению.
Кроме этих наиболее распространённых форм сосудов, встречаются и другие, менее употребительные и нехарактерные формы: открытые миски (рис. VI, 11), сосуды с носиком-сливом (рис. VI, 12, 13, 16), горшки с отверстиями в днище [79, с. 225, табл. 722], сосуды с ручками (рис. VI, 2, 4; XIV, 10). Формы ручек различны: округлые, прикреплявшиеся к горлу сосуда под венчиком (рис. VI, 4), или ручки-ушки над венчиком (рис. VI, 2), прототипом которых, очевидно, являются ручки бронзовых и железных котлов (рис. VI, 1, 3). Единичными экземплярами представлены: стаканообразный сосудик (рис. VI, 20) и низкая открытая чаша с невысоким, слегка загнутым внутрь бортиком (рис. VI, 19). Необычен обломок половинки сосуда (рис. VI, 8 и 8А), сохранился срез и отпечаток на дне от шипа гончарного круга, разрезанный пополам.
Если основные формы сосудов немногочисленны, то их орнаментация отличается большим разнообразием. Все сосуды из городища, за редчайшим исключением, украшены орнаментом. Наиболее излюбленные элементы орнамента представлены: лощёными полосками, либо вертикальными (рис. VI, 17-19, 21-22, 24), либо наклонными по отношению к оси сосуда, нередко эти полоски образуют узор из перекрещивающихся или арочных линий (рис. XIV, 6, 8), округлых завитков (рис. VI, 14; XIV, 5), лучеобразно расположенных треугольников (рис. VII [VIII], 2), фестонообразных линий (рис. XIV, 7), вертикальных сгруппированных по нескольку линий (рис. VI, 24). Нередок и орнамент из рельефных полосок, вертикальных или слегка наклонных, нанес`нных фигурной лопаточкой по сырой глине (рис. VI, 16, 18, 23). Излюбленным элементом являются волнистые линии, прочерченные (одиночные, сдвоенные и даже строенные), очень часто заключённые между двумя параллельными горизонтальными линиями (рис. VI, 22, 23), или горизонтальными прочерченными полосками (рис. VI, 14, 21). Нередко орнамент выполнялся налепными валиками, прямыми, волнистыми или ~ -образными, треугольными в сечении, иногда украшенными защипами (рис. VI, 14), особенно часто такой приём использовался для орнаментации больших пифосообразных сосудов (форма IV). Реже встречаются орнаментальные пояса из треугольных и полулунных маленьких углублений (рис. XIV, 7), каплеобразные фигуры, размещавшиеся внутри ленты, огра-
(40/41)
ниченной прочерченными линиями (рис. XIV, 7); орнамент, выполненный штампом, основу которого составляют четырёхугольники разного размера (рис. VI, 23). Сочетания этих орнаментальных элементов образуют сложные узоры, иногда исключительно изящные (рис. XIV, 5), в некоторых же случаях чрезмерное увлечение такими комбинациями приводит к тяжеловесности и явной перегруженности (рис. VI, 14).
Сосуды формы I со слабо выраженными плечиками, служившие для приготовления пищи, орнаментированы довольно скромно: обычно по плечикам проходит одна или несколько горизонтальных прочерченных полосок или волнистая линия (рис. VI, 23), в некоторых случаях ограниченная горизонтальными. Изредка поверхность покрывалась рельефными линиями — наклонными и вертикальными, или штампом из четырёхугольников. Нередко такие сосуды не орнаментировались, а их поверхность покрывалась только вертикальными полосками лощения.
Орнаментация корчагообразных сосудов (форма II), как правило, также не отличается сложностью, их поверхность обычно покрыта полосками лощения, иногда сверху они прочерчены параллельными горизонтальными линиями (рис. XIV, 11; VI, 21). В некоторых случаях украшалась не только внешняя, но и внутренняя поверхность сосуда и даже венчик покрывался лощеными полосками.
Кувшинообразные сосуды (форма III) по орнаментации можно разделить на две подгруппы, одна орнаментирована столь же умеренно, как и сосуды первых двух форм (рис. VI, 22; XIV, 3, 13), вторая же подгруппа носит парадный характер — именно здесь проявляется неистощимая изобретательность мастеров (рис. VI, 14; XIV, 2, 5, 6, 8).
Для больших пифосообразных сосудов (форма IV) характерна орнаментация из накладных валиков по плечикам (рис. VI, 24), хотя наименьшие по размерам сосуды этой группы иногда имеют и другую более облегчённую орнаментацию.
Керамика из могильника. Следует отметить значительную разницу керамики могильника от посуды из городища. Сосуды, которые ставили в могилы, много скромнее посуды с поселения. В могилах нередки маленькие, плохо выделанные, с небрежно нанесёнными полосками лощения сосудики, неимеющие орнамента. Самая распространенная форма сосудов из могильника — небольшие сосуды со слабо выраженными плечиками (форма I), поверхность которых покрыта полосками лощения или рифления с волнистым орнаментом по плечикам.
Реже ставили кувшинообразные сосуды (форма III) небольшого размера, с обычным волнистым орнаментом, но, как уже упоминалось, и в могилы ставили кувшинообразные сосуды со сложной орнаментацией (рис. XIV, 2, 3, 5-8).
(41/42)
Кроме того, в могильнике обнаружены единичные экземпляры форм либо редких для городища (кружки из могилы 179 и детских могил 78 и 95 — рис. XIV, 10), либо не встречавшихся на нем. К последним относятся три сосуда:
горшок на поддоне из могилы 138 (рис. XIV, 9), украшенный косыми насечками по венчику, двумя горизонтальными валиками со слабо выраженными плечиками и вертикальными валиками-канеллюрами, украшавшими тулово;
кувшинообразный сосуд из могилы 184 (рис. XIV, 7) с необычной профилировкой тулова (раздутого), но с традиционными полосками лощения и фестонообразным орнаментом по плечикам;
котлообразный, не характерный для керамики хунну сосуд из могилы 139 (рис. XIV, 12), имеются аналогии в тесинских памятниках тагарской культуры [53, с. 72, рис. 47], что ещё раз подтверждает связи Минусинской котловины с Забайкальем во II-I вв. до н.э.).
Иволгинская керамика является в настоящее время наиболее полным собранием керамики хунну, аналогичная керамика найдена и во всех уже известных хуннских памятниках — на поселении у с. Дурёны [61, с. 35, рис. 25; с. 37, рис. 26], в могилах Ноин-Улы [30, с. 10, рис. 2; с. 9; 21, с. 39, рис. 8; 85, с. 50, рис. 1], в Ильмовой Пади [60, с. 64, рис. 14; 65, табл. XVII, XVIII]; в Дерестуйском могильнике, [68, 1902, с. 9-32], у с. Бурдун [69, с. 50, табл. III], на могильнике в местности Эдуй [67, табл. IV], в могиле 3 местности Ургун-Хундуй [67, табл. IV], в Хара-Усу близ Усунь-Цагарской МТС (материал не опубликован), у с. Липовского [66, табл. XIII], на выдувах у р. Савы [Кяхтинский музей, инв. №3229/8].
По мере открытия хуннских памятников в Туве [36, с. 115-124; 38, с. 218] и на Алтае [57, с. 51-54; 34, с. 213] аналогичная керамика выявляется и в этих районах, причем именно керамика является свидетельством пребывания здесь хунну.
Таким образом, глиняная посуда хунну известна по весьма значительному кругу памятников, но только хуннских, в других культурах подобной керамики нет.
Наиболее характерные особенности, придающие ей исключительно своеобразный характер, — обработка поверхности сосудов полосчатым лощением и орнаментация волнистыми линиями, прорезными или налепными. В этом излюбленном и наиболее употребительном орнаменте на хуннских сосудах можно отмстить две тенденции — одна отличается умеренностью, даже изяществом, другая — тяжеловесной пышностью и перегруженностью деталями (рис. VI, 14).
И именно сочетание полосчатого лощения и волнистого орнамента, наиболее характерное для хуннской керамики, не имеет аналогий в других культурах. Лишь в более поздних изделиях волжских булгар и салтово-маяцких встречается столь же
(42/43)
характерное сочетание признаков, но данные аналогии не решают вопрос о происхождении керамики хунну [58, с. 139-147].
Наиболее интересной в этом отношении является та керамика из плиточных могил Забайкалья [20, табл. XIII, 15], которая орнаментирована волнистыми линиями, от неё может быть проведена линия развития этой местной традиции. Поскольку ни одна из культур Сибири не даёт керамики, похожей на хуннскую, её исключительная самобытность является чётким показателем культуры хунну.
Следует отметить также, что в тех районах Сибири и Центральной Азии, где хунну установили своё господство, были восприняты многие формы их металлических, главным образом, бронзовых изделий, но при этом покорённые народы сохранили свои формы и орнаментацию глиняной посуды. Некоторое влияние форм и орнаментации хуннской керамики может быть отмечено только позже у народов тюркского происхождения [37, с. 419].
Изделия из кости и рога. ^
Материалом для этих изделий служили кости и рога домашних и диких животных, преимущественно рога и кости косуль и оленей. Изделия из них отличаются исключительным многообразием форм, это предметы вооружения и быта, украшения; значительную группу составляют орудия труда; назначение ряда предметов пока не установлено.
Орудия труда — мотыга (рис. VIII, 14, 15) из длинной кости крупного рогатого скота (длина до 21 см) с заостренным рабочим концом. Молотки изготовлялись из рога (рис. IX, 27, 28), их делали с проушиной и без проушины, рукояткой им служили ответвления рога. В качестве ударного инструмента могла использоваться и массивная часть рога оленя, в этом случае её никак не оформляли, но на ней имеются многочисленные следы от ударов. Инструмент, изготовленный из лопаток овцы (рис. IX, 32), рабочий конец располагался вдоль длинной плоскости лопатки справа и слева, сильно залощён, от постоянного употребления утончался так, что легко ломался, поэтому чаще встречаются обломки, чем целые орудия. На коротком конце иногда помещалось одно или два отверстия. Аналогичные орудия были найдены в неолитическом поселении Джейтун [39, с. 97, табл. XV, 2]. Микроскопическое исследование в лаборатории археологической технологии ЛОИА АН СССР показало, что их использовали в качестве скребков при выделке кожи [33, с. 127]. По аналогии с ними можно предположительно определить функциональное назначение и иволгинских орудий из лопатки овцы как скребков для выделки кожи. Орудия, изготовленные из трубчатых костей овцы (длиной 16,5 см)
(43/44)
с заострённым концом, залощённым от употребления. Назначение не ясно. В серию орудий труда следует, видимо, отнести и предметы, изготовленные из трубчатых костей овцы с отверстиями на концах [79, с. 230, рис. 1123-26]. Аналогичный предмет был обнаружен в хуннском могильнике у Дерестуйского Култука [68, табл. II], предмет с округлыми зубцами на конце (рис. Х, 41), обломок четырёхгранной хорошо заострённой палочки (рис. X, 42). Рукоятки (рис. IX, 22-24, 29] — предмет, весьма распространённый, формы и способ его крепления различны. Находка в жилище 38 железного ножа с роговой рукояткой (рис. VIII, 10) позволила определить способ крепления и оформления рукоятки для ножей. Был отрезан кусок рога длиной в 10 см, один его конец расщеплён, и в расщеп вставлено железное лезвие, оно удерживалось не только силой естественного сцепления, но, вероятно, и обмоткой, хотя следов её не обнаружено. Рукоятка для плётки (рис. X, 3), конец, на который крепилась плётка, оформлен в виде цилиндра с поперечным отверстием. На цилиндр одевали плётку, в отверстие вставляли стержень, концы которого использовали для укрепления обмотки. Обнаруженная в яме 100 рукоятка представляет собой прекрасный образец костерезного искусства. Мастер оформил её в виде головы зверя с раскрытой пастью и длинной шеей, на которой лежат завитки гривы. Отверстия для глаз просверлены насквозь; вероятно, глаза и завитки гривы были инкрустированы, морда зверя повреждена ещё в древности.
Рукоятки со втулкой. Втулки либо маленькие (рис. IX, 24), либо большие, которые занимали всю внутреннюю полость рукоятки (рис. IX, 22, 23), есть рукоятки и без втулок, некоторые имеют отверстие для подвешивания (рис. IX, 22). Проколки разных видов и размеров (рис. IX, 25, 30, 31), от большой, длиной в 20 см (заострённой с двух концов), до маленькой изящной иголочки из жилища 47. Проколки с головкой и отверстием для подвешивания (рис. IX, 25, 31) в сечении округлые, хорошо отполированные; плоские, овальные, с прямым плоским концом; короткие плоские с загнутыми боковыми сторонами. Многообразие форм проколок свидетельствует о разных функциях этих орудий. Игольники — полые трубочки (длиной 6,5-9 см, диаметром до 1,5 см), несколько суженные в центральной части, с хорошо отполированной поверхностью (рис. IX, 21). Пряжки (рис. X, 21, 28, 30, 31) — разнообразные по форме и материалу: из рога (иногда мастер оставлял фактуру поверхности, и она становилась элементом украшения изделия); из позвонков (рис. X, 31); из ребра крупного рогатого скота (рис. X, 21) с волютообразными разводами; из черепных костей животных. Накладки — разной формы и размеров, изготовленные из рога, прикреплялись к предметам, которые они украшали. Видимо, были распространены накладки из маленьких пластинок,
(44/45)
вырезанных из рога, естественная шероховатость рога сохранялась и сама служила украшением (рис. X, 5). Из рога вырезались и большие пластины (длина — 12,5 см, ширина 4 и 4,5 см) с канелюрованной поверхностью (рис. X, 27). Особенно искусно выполнена тонкая накладка, вырезанная из рога, с гладкой отполированной поверхностью, на которую резцом нанесён рисунок (рис. X, 1). От накладки уцелел лишь один обломок, на котором сохранилось изображение оленя и, очевидно, грифона. Видна часть крупа оленя и его ветвистые рога. От рисунка второго животного остались две задние и одна передняя, мягко подвёрнутые лапы, хвост, поперечные полоски на туловище, переходящие в заострённые концы крыла, — зверь фантастический (кошачий? грифон?).
Исключительно изящны и тонки по отделке накладки, покрытые стилизованным растительным орнаментом (рис. X, 4, 7, 10). Эти рисунки выполнены с большим вкусом и мастерством.
Рисунки животных, выполненные на костяных и роговых изделиях, характерны для искусства кочевников Сибири и тесно связаны с сибирским звериным стилем гунно-сарматского времени. Стилизованные растительные орнаменты, покрывающие некоторые накладки прямоугольной формы, имеют аналогии в восточноазиатском искусстве, но как форма, так и назначение предметов с подобными орнаментами целиком местные, кочевнические, связанные с кругом степных евразийских племён.
Брошкообразные украшения — предметы изогнутой несколько причудливой формы с отверстиями для прикрепления с обратной стороны (рис. X, 6), поверхность заштрихована густо расположенными перекрещивающимися линиями, либо гладкая.
Лопатки для гадания — бараньи лопатки с отверстиями, которые прожигались раскалённым металлическим стержнем.
Игральные кости — ими служили альчики с прочерченными знаками, отверстиями, зазубринами и без них [79, с. 234, рис. 15].
Уховёртка (длина — 11,5 см, диаметр сечения — 2 мм) — округлая, хорошо отполированная палочка с тонким, слегка загнутым концом с выемкой, отделана с ювелирной тонкостью и тщательностью.
Принадлежности конской упряжи. В эту группу предметов входит ряд пряжек, роговые псалии (рис. IX, 14). Аналогичные псалии обнаружены также в Дерестуйском Култуке [68, табл. III] и около Троицкосавска (раскопки П.С. Михно, Кяхтинский музей, инв. № 3018) и в могиле 52 Ильмовой Пади [32, табл. VI, 13].
Рыболовные принадлежности — острога (рис. VIII, 21) (длина — 22 см с тремя парами жал и расщепленным наса-
(45/46)
дом), гарпунчик (рис. VIII, 22). Любопытны костяные поделки в форме вытянутого треугольника (рис. VIII, 13 и 13а) с двумя или тремя зарубками на одной стороне и косым срезом на другой, к которой прикреплялись не сохранившиеся части поделки из другого материала (видимо, из железа, так как на некоторых из них сохранилась ржавчина от железа). Размеры костяной части различны (от 12 до 5 см).
Лук и стрелы. Из этого типа вооружения дошло кольцо для натягивания тетивы лука и концевые накладки на лук (рис. IX, 10) — слегка вогнутые пластины длиной до 27,5 см с выемкой на конце для привязывания, с насечками на обратной стороне. Аналогичные накладки найдены были и во всех памятниках хунну. Лук, обнаруженный в Иволгинском комплексе, отличался отсутствием срединной накладки. Исходя из средней длины концевой накладки, предположительно, длина тетивы Иволгинского лука доходила до 1,5 м. В могиле 88 Иволгинского могильника было найдено две пары концевых накладок: одна пара у головы погребённого, вторая у ног, длина этого лука, положенного с левой стороны погребённого, составила 1,32 м.
Искусство хуннских стрелков неоднократно подтверждается и письменными источниками [3, с. 40]. Наконечники стрел и по формам, и по размерам исключительно разнообразны. Столь большая спецификация стрел, среди которых много с тупым концом, даёт возможность видеть в них не боевое, а главным образом охотничье оружие. Основная масса стрел имеет расщеплённый насад (рис. IX, 17, 18). Из 98 найденных при раскопках наконечников стрел 75 имеют расщеплённый насад, 13 стрел — втульчатые (рис. IX, 8, 9).
Стрелы с расщеплённым насадом обнаружены в памятниках тех регионов, которые попали под контроль хунну во II-I вв. до н.э. В Минусинской котловине — это памятники тесинского этапа тагарской культуры. Они встречаются в памятниках более раннего времени — в плиточных могилах Забайкалья [44, с. 69], и даже ещё раньше в неолитических памятниках Прибайкалья [47, с. 19]. Очевидно, подобный принцип насада стрелы представляет местную традицию и уходит вглубь веков.
Стрелы с расщепленным насадом можно разделить на две группы: листовидной формы и стрелы с жалом.
Стрелы листовидной формы (рис. IX, 17), в сечении преимущественно ромбические, но встречаются также овальные и круглые (от 17,5 см до 3,5 см), а некоторые имеют тупой конец.
Стрелы с жалом (рис. IX, 18): перо стрелы такого типа имеет форму вытянутого треугольника, равнобедренного, основание которого косо срезано и имеет жало. Довольно длинный черешок, круглый или овальный в сечении, расщеплен на две равные части (от 12 до 7 см).
Стрелы со втулкой также не отличаются единообразием, сре-
(46/47)
ди них можно отметить три подгруппы: треугольной формы (ромбические в сечении — рис. IX, 8), такой же формы, но с округлым вырезом в основании (рис. IX, 9) и стрелы с жальцем и округлой втулкой-насадом. К серии предметов вооружения относятся и боченкообразные приспособления к стрелам-свистункам с тремя маленькими отверстиями в стенках, при полёте стрела с таким приспособлением издавала свист.
В культурном слое, заполнении ям и жилищ в специальных ямах и на полу (жилище 25) обнаружено значительное количество рогов оленей и косуль и заготовок в виде специально нарезанных пластинок разного размера.
Поделки из кости и рога по количеству находок занимают второе место после керамики. Исключительно разнообразны их формы и их функциональное назначение. Костерезание может быть названо самым распространённым домашним ремеслом хунну.
Но в погребальном инвентаре Иволгинского могильника изделия из кости ограничены и главным образом представлены оружием — накладками на лук (только концевыми) и наконечниками стрел с расщеплённым насадом. Иногда в могилы клали альчики, полые трубочки-игольники и ложечковидные застёжки (рис. X, 11, 29), и только в одной могиле (100) обнаружено орудие труда (лопатка для выделки шкур). Исключением является и могила 198, где найдена гадательная лопатка.
Характер, формы костяных и роговых изделий, находящих широкие аналогии в культурах сибирских кочевников, как скифского, так и гунно-сарматского времени (Тувы, Алтая, Минусинской котловины), подтверждает исключительно степное происхождение костерезного ремесла.
Особенно близкие аналогии, почти полное тождество, костяные изделия Иволгинского комплекса находят в материалах тесинских памятников Минусинской котловины [53, с. 79, рис. 52; с. 73, рис. 48].
Изделия из железа. ^
Железо в это время получило широкое распространение, из него изготовляли орудия труда, утварь, предметы вооружения. Железные изделия высоко ценились и в минуту опасности жители прятали прежде всего металлические вещи. Именно при таких обстоятельствах были спрятаны в специальном тайнике железные и бронзовые вещи (яма 212). Железные изделия, обнаруженные на Иволгинском городище, — местного производства, и это подтверждается находками железоплавильного горна и шлаков.
Основные находки из железа — кованые топоры-кельты (рис. VIII, 23), аналогии таким топорам были обнаружены японскими археологами у Порт-Артура [77, 1931, табл. XXI;
(47/48)
1933, табл. XXXI, XXXIV, 28]. Наконечник лопаты (рис. VIII, 26), сошники (рис. VIII, 25), долота (рис. VIII, 17), ножи (от 26 см до 9,5 см) разной формы. Наиболее распространённая форма — прямое или слегка изогнутое лезвие (рис. VIII, 10, 19, 20) с рукояткой из кости (рис. VIII, 10) или дерева, но обычно находят только лезвие. Найдены и ножи с навершием в виде петли различного фасона (рис. VIII, 2, 5, 6, 18, 11, 16) или в виде кольца (рис. VIII, 1). Ножи Иволгинского городища аналогичны ножам только из памятников хунну и отличаются особой оригинальностью. Но ножи с кольчатым навершием имеют широкое распространение и встречаются как к востоку, так и к западу от Забайкалья. Такие ножи обнаружены в тагаро-таштыкских памятниках Минусинской котловины [27, табл. XXIII, 25, 26], в верховьях Оби и Ближних Елбанах в памятниках берёзовского этапа и датируются М.П. Грязновым II-I вв. до н.э. [7, табл. XXVI, 12, 13].
Шилья (рис. VIII, 3, 4) различной длины (15-8 см), в сечении круглые, овальные и четырёхгранные. Серпы (рис. VIII, 24) имеют слегка загнутое на конце лезвие (16,5-21,5 см). Рыболовные крючки (рис. VIII, 8) различных размеров, но и самые меньшие, очевидно, рассчитаны на крупную рыбу — тайменя, осетра.
Предметы конской упряжи (рис. IX, 11, 13, 15), пропеллеровидные псалии (рис. IX, 13), аналогии обнаружены в Дсрестуйском могильнике [32, табл. VI, 8] и в плиточной могиле в Ихерике [66, табл. IV]. Котлы. Найдены лишь обломки, форма котлов, очевидно, округлая с петлеобразными ручками, прикреплёнными к закраине. Пряжки (рис. XII, 5, 7, 8, 10), продолговатые и круглые с поперечным язычком, железные кольца разного диаметра (рис. XII, 19-21), подобные пряжки и кольца обнаружены в курганном могильнике Ильмовая Падь [32, табл. IX, X]. Аналогичный металл, как отмечалось, широко распространяется по степи, такие пряжки и кольца находят далеко на западе — в памятниках прохоровской культуры IV-II вв. до н.э. [43, табл. 25, 7, 31], а также в тесинских памятниках Минусинской котловины [53, с. 76, рис. 50]. Часть колец, очевидно, является остатками круглых пряжек с поперечным язычком, о чём убедительно говорит утончение поперечного диаметра на одной из сторон кольца. Такие кольца могли также использоваться и для поясного набора, прикрепляясь к поясам, они служили для подвешивания к ним различных предметов — ножей, кинжалов, колчанов и т.п., этой же цели служили и специальные крючки (рис. XII, 9). Предметы вооружения. Наконечники стрел — трёхгранные (рис. IX, 4) с округлым черешком; плоские, ромбические (рис. IX, 6) (похожие найдены в Ильмовой Пади [32, табл. 1, 2-6]), плоские треугольные с острым выступом в верхней части (рис. IX, 7) и трёхпёрые (рис. IX, 5), последний тип стрелы является, как
(48/49)
принято считать, типичной стрелой хунну [32, табл. I, 8-9; II, 26]. Панцирь. О нём можно судить по отдельным фрагментам, обнаруженным в жилище 49 (рис. IX, 19 и 19а), он состоял из отдельных пластинок с отверстиями — два по бокам и два в иижней части.
Функциональное назначение ряда предметов не определено, среди них трапециевидная пластина (рис. VIII, 7). Железные пластинки использовали и для скрепления разбитых вещей: керамики, украшений.
В погребальном инвентаре Иволгинского могильника представлены главным образом предметы, относящиеся к поясному набору: крючки разных размеров для подвешивания (рис. XII, 9), пряжки разных типов (рис. XII, 5-8, 10); оружие — наконечники стрел (рис. XIII, [XII] 1-4); орудия труда — шилья (рис. XII, 12), ножи в основном двух типов: с кольчатым навершием (рис. XII, 11) и плоские со слегка выгнутой спинкой с деревянными рукоятками (рис. XII, 15, 17).
Особо следует отметить наличие в Иволгинских могилах (могилы 46, 57, 84, 96, 134, 171, 196) трёхпёрых наконечников стрел, боевых стрел хунну, которые считаются характерными для курганных могильников хунну [32, табл. I, 1; II, 26].
Обнаружены и формы оружия, на городище не найденные:
обоюдоострый нож длиной 23 см, похожий на кинжал (могила 35, рис. XII, 18) с плоским черешком;
пластина длиной в 18 см с закруглёнными концами и отверстиями на них (рис. XII, 13).
Таким образом, железо находило широкое применение, главным образом для изготовления орудий труда и предметов вооружения.
Иволгинская коллекция является в настоящее время наиболее полным собранием железных изделий хунну, хотя, очевидно, и не исчерпывает всего разнообразия предметов из этого металла.
Столь большому расцвету металлургии железа способствовало и то обстоятельство, что ещё до прихода хунну коренное население Забайкалья (культура плиточных могил) перешло к изготовлению железных изделий и развитие железоделательного ремесла у забайкальских хунну во многом обусловлено тем, что оно возникло на подготовленной местной почве.
Аналогии Иволгинским железным изделиям находятся в широком круге памятников Сибири II-I вв. до н.э. (Минусинская котловина, Алтай, Тува, лесостепь Западной Сибири), вплоть до прохоровской культуры на западе, что говорит о значительной подвижности населения в это и предшествующее (скифское) время, следствием чего и явилось повсеместное распространение одинаковых форм железных изделий.
(49/50)
Бронзовые изделия. ^
Бронза шла в основном на изготовление утвари, предметов вооружения, конской упряжи и на украшения. Основная масса бронзовых изделий изготовлена на городище, о чём свидетельствуют находки бронзовых шлаков и капелек бронзы, получавшихся при литье расплавленной бронзы (особенно много таких остатков найдено в жилище 37). В некоторых случаях изделия из бронзы комбинировали с железом — к наконечникам стрел из бронзы приделывали железные черешки (рис. IX, 3; XIII, 4).
Основные группы изделий из бронзы — наконечники стрел трёхгранные (рис. XIV, 4), иногда с выемками на гранях (рис. IX, 3). Аналогичные стрелки обнаружены в Южной Манчжурии [77, 1929, рис. 37] и у Порт-Артура [77, 1931, табл. XVIII, 5, 6, 8, 10], их датируют временем конца III-I вв. до н.э.; втульчатый двухпёрый наконечник стрелы (рис. IX, 1) датируется III в. до н.э.; трёхлопастная стрелка-свистунка с отверстием на лопастях (знаменитая стрела-свистунка хунну, упоминаемая в письменных источниках (рис. XIII, 5; IX, 2) [3, с. 46-47; 71, 1968, с. 38]) найдена почти во всех памятниках хунну [Дерестуйский могильник, 68, табл. II].
Пряжки — круглые с подвижным язычком (рис. X, 22), иногда такой язычок делался из железа; ажурные (рис. X, 15) с изображением, которое является стилизацией животных мотивов; небольшая изящная ажурная пряжка [табл. X, 13], пряжка в виде двух соединённых колец (рис. X, 14), также, вероятно, являющаяся стилизацией животных мотивов; пряжка с рельефным изображением головы быка (рис. X, 17) имеет аналогии в целом ряде пряжек из Дерестуйского могильника [55, табл. XXXII, 4; 68, табл. II], а также из Внутренней Монголии [76, табл. XXIV, 2], прямоугольная пряжка, слегка суживающаяся к одному из концов (рис. X, 16) с зарубкой от продольного язычка.
Чаши (рис. VI, 5, 6). Форма одной из них была восстановлена по отпечатку в золе костра, где обнаружены её остатки (рис. X, 6). Другая чаша (рис. X, 5) хорошей сохранности (высота — 9 см, диаметр устья — 30,5 см). Низкий вертикальный бортик с узкой отогнутой наружу закраиной переходит в округлую придонную часть с небольшим кольцевым поддоном.
Котлы представлены фрагментами ножек, закраин, чаще всего фрагментами стенок. Форма котлов (рис. VI, 1) аналогична котлам, находимых и в других памятниках хунну [Кяхтинский музей, инв. № 693], в Черёмуховой Пади [32, табл. XVIII, 14), в кургане 6 Ноин-Улы [Гос. Эрмитаж, инв. № МР 778, МР 780, МР 781, МР 782], в Ордосе [76, табл. XIX, 1, 3]; нередки находки стенок таких котлов с заклепками.
Бляшки — круглые с петельками с обратной стороны и без
(50/51)
них (рис. X, 18); плоские с четырехугольной петелькой с обратной стороны (рис. X, 32).
Подвески — в форме колокольчика с тремя прорезями (рис. X, 24), подобная форма часто встречается во всех могильниках хунну [32, табл. VII, 1-9]; подвески с ушком и четырьмя прорезями (рис. X, 23); прямоугольные с ушком и своеобразной втулкой, иногда с гладкой поверхностью или с крестообразным орнаментом на ней [табл. X, 12].
Ложечковидные застёжки [табл. X, 37], поверхность которых нередко украшалась стилизованным изображением головы животного (рис. XIII, 2, 3), предмет, известный и по другим памятникам хунну (Дерестуйский могильник) [68, табл. II], на поселении у с. Дурёны [Кяхтинский музей, инв. № 929/3, 2541-8], характерен он и для территорий, покоренных хунну, а в Минусинской котловине найден в тесинских памятниках [53, с. 79, рис. 52, 10-12], где их изготавливали не только из бронзы, но и из железа [53, с. 79, рис. 52, 13]. Одно из назначений ложечковидной застёжки выяснено благодаря находке в тагарском кургане на оз. Утинка (она служила застёжкой поворотного типа для пряжки) [4, с. 175].
В погребениях Иволгинского могильника были обнаружены все перечисленные выше категории предметов (за исключением бронзовых чаш), но лучшей сохранности и в большем количестве. Кроме того, найдены монеты (могилы 34, 54, 172, 190) (рис. XIII, 9), которые использовали в качестве подвесок к женскому поясу. Видимо, имелась также группа предметов, относящихся к конской сбруе, об этом говорит находка бронзового колпачка с прорезями из могилы 148 (рис. XIII, 24), аналогичный тому, который найден в Дерестуйском могильнике [32, табл. VII, 2].
Гораздо богаче и разнообразнее, чем на городище, представлена серия пуговиц и пряжек, среди которых имеются прекрасные образцы хуннской художественной бронзы (рис. XIII, XV), выполненные в «зверином стиле», ажурные пряжки (могила 120), украшенные головками (видимо, горных баранов) (рис. XIII, 21), пуговицы с изображением медведя (могилы 46, 100, 138) (рис. XIII, 7, 8, 11) и прямоугольные пластины (с изображением тигров и дракона из могилы 100) (рис. XV, 2, 3), находка их на поясе погребенной женщины позволила установить назначение таких пластин, как поясных пряжек, положив конец длительным спорам о их функциях [11, с. 97, рис. 3].
Находки в Иволгинском могильнике значительно пополнили материалы по художественной бронзе хунну. Подавляющее их большинство самобытно, имеет самостоятельное творческое решение. Основное направление искусства хунну продолжает ту линию развития искусства народов Сибири, которая зародилась в глубокой древности и была связана с изображением животных, наблюдаемых в жизни.
(51/52)
Искусство хунну продолжает и завершает развитие замечательного и яркого явления в духовной жизни сибирских народов. Оно связано со скифо-сибирским звериным стилем и вносит свой вклад в эту сокровищницу древнего искусства народов Евразии.
Зеркала. ^
Обнаруженные на городище зеркала дают чёткую хронологическую дату — III-I вв. до н.э. Найдены обломки зеркал, некоторые из которых имеют следы заглаженности.
Самым ранним является зеркало, найденное в яме 57 (рис. X, 19) (12 см в диаметре). Его орнамент имеет два плана: на фоне, состоящем из ромбов и спиралей, выполненных мелким рельефом, как на ковре, располагается основной рисунок: вписанный в центр круга квадрат, на углах которого на сердцеобразных лепестках сидят птицы. В качестве самой близкой аналогии можно привести зеркало из Государственного музея в Берлине [82, табл. 34, 35], но в отличие от него на зеркале из городища между птицами имеются ещё каплеобразные лепестки. Лепестки подобной формы встречаются на зеркалах, выделенных Б. Карлгреном в группу «Д» [82, табл. 35, 39-41, 42, 45] и датируются им III в. до н.э. [82, с. 79].
Небольшой обломок из жилища 49 (рис. X, 9) даёт возможность реставрировать лишь внешнюю часть зеркала (диаметр 16 см). Поле зеркала заполнено спиральками и треугольниками, выполненными мелким рельефом, на фоне которого выделяются широкая гладкая полоса, окаймляющая закраину, и
вписанная внутрь шестиугольная звезда с вогнутыми сторонами. Аналогичные зеркала выделены Б. Карлгреном в группу «G» и датируются III в. до н.э. [82, с. 106, 107, табл. 65]. А. Буллинг относит подобные зеркала к III-I вв. до н.э., различая среди них две группы — раннюю и позднюю [78, с. 18, табл. I].
По обломку, найденному в жилище 41 (рис. X, 20), можно реставрировать лишь внешнюю часть зеркала (диаметр — 14,4 см). Закраина орнаментирована выпуклыми арочками, в центральную часть вписан квадрат, по углам которого помещен раздвоенный лепесток, рядом с ним орнаментальный мотив, получивший в литературе название «лепестка-щетки» (brush-petal). Б. Карлгрен помещает зеркала подобного типа в группу «К» и датирует их II-I вв. до н.э. [82, с. 112-113, табл. 76-77]. А. Буллинг относит их к I в. до н.э. [78, с. 23, табл. 15].
Обломок зеркала, найденный в кв. Ф 35, штык 1 настолько мал, что по нему можно восстановить лишь незначительную часть зеркала (внутреннюю), тем не менее весьма характерные черты орнамента, сохранившиеся на нём, позволяют сближать
(52/53)
его с группой зеркал, для которых определяющим является центральный круг, ограниченный маленькими рельефными арочками (они и представлены на нашем зеркале), и орнамент, состоящий из рельефных конусообразных сосцевидных шишечек (на зеркале сохранилась одна из них). А. Буллинг датирует этот тип зеркал I в. до н.э. [78, с. 32-33, табл. 26, 27].
От зеркала, обнаруженного в яме 10 (рис. X, 25), сохранилась только закраина, орнаментированная рельефными арочками, характерными для зеркал конца III-I вв. до н.э. (для более точной даты нет данных). К этому же времени относится обломок закраины зеркала из ямы 87, характерной чертой которого является утолщённый бортик (диаметр — 8 см).
Обломок зеркала из жилища 37 (рис. X, 26) (диаметр — 8,2 см) орнаментирован двумя рельефными концентрическими кругами. Вполне возможно, что этой находкой представлено местное производство зеркал.
Изделия из камня. ^
Изделия из камня не характерны для культуры хунну, находки их немногочисленны и ограничены небольшим числом изделий. На Иволгинском городище найдены: овальная открытая чаша из глинистого известняка с ручками-выступами по бокам (материал чаши — местный, что говорит о том, что изготовили её на городище), зернотёрки — круглые (рис. VIII, 9) и овальные; точила — каменные бруски различных размеров прямоугольной формы, иногда с отверстиями, метательные шары из кварцевого порфира (рис. IX, 16); кольца из базальта с биконически просверленным отверстием (рис. IX, 20) (различных размеров и диаметром от 5,9 см до 14-16 см). Отмечены следы сработанности вдоль оси отверстия. Обломки таких колец обнаружены и на поселении хунну у с. Дурёны. Несколько аналогичных колец неизвестного происхождения хранятся в республиканском исторпко-краеведческом музее г. Улан-Удэ. Подобные каменные кольца с биконически просверленным отверстием найдены в 1930 г. японскими археологами Эгами Намио и Мицуно, которые также не объяснили назначение этих предметов [77, 1935, табл. IX, 2, рис. 20, 26].
Изделия из растительного волокна, дерева. ^
Очевидно, растительное волокно использовалось достаточно широко, но изделий из него сохранилось совсем не много: верёвка (толщиной 7 мм), скрученная из двух прядей, тонкая верёвка типа бечёвки (толщиной 1,2 мм), скрученная из двух нитей. Из растительных волокон плели циновки, остатки такой циновки обнаружены на пороге жилища 9.
Дерево использовалось иволгинцами чрезвычайно широко,
(53/54)
хотя изделий из него дошло сравнительно немного, они сохранились лишь в отдельных случаях и только фрагментарно. Дерево являлось важным строительным материалом. В жилищах обнаружены остатки различных строительных конструкций из дерева: перекрытия, опорные столбы, доски от нар. Очевидно, оно находило широкое применение и в быту, на полу жилища 38 найдены остатки долблёного корыта (длина — 1,23 м, ширина в средней части — 36 см, сохранившаяся глубина — 10 см, толщина стенок — 10 см). Не сохранилась и берестяная посуда, но о её наличии свидетельствует кружок из берёсты от днища туеска, обнаруженный в жилище 36, он имеет отверстия по краю (диаметр днища — 10 см).
Из дерева также делали гробы и гробовища.
Украшения. ^
Украшения состояли из бус, подвесок и колец. Материалом для основной массы украшений служили различные минералы, имеющие широкое распространение в Забайкалье или в соседних с ним районах. Привозным материалом была бирюза (среднеазиатского происхождения), стекло (бусы) и раковины каури.
Бусы изготавливались из флюорита, сердолика, серпентина, глинистого известняка, гагата, кости. Формы бус отличаются исключительным разнообразием: цилиндрические (рис. XVI, 13, 14) — из глинистого известняка, из кости, из гагата, из сердолика, из тонких птичьих трубчатых косточек; призматические (рис. XVI, 8, 9) с шестью гранями из флюорита; округлые из глинистого известняка (рис. XVI, 16), из сердолика (рис. XVI, 22; рис. X, 34); округлые с гранями из сердолика (рис. X, 34). Очевидно, ожерелье из таких бус состояло из нескольких рядов параллельных нитей (в жилище 36 обнаружено 73 бусины из сердолика: 67 округлых, 6 круглых с гранями и несколько маленьких круглых бусин из стекла, которые были сгруппированы в три параллельные нити (рис. X, 34). Бочонкообразные бусы (рис. XVI, 21) из яшмы, серпентина, флюорита. Конусообразные — с усечённой вершиной из гагата. Плоские — двух типов: в виде кружка с отверстием в центре (из глинистого известняка) и с двумя отверстиями — продольным и поперечным (из серпентина). Бантикообразные бусы из кости (рис. X, 38) в жилище 41 было найдено ожерелье из таких бус (рис. X, 39), иногда на таких бусах прослеживаются следы красной краски; бусы-шарики из глинистого известняка, из глинистого сланца; треугольной формы бусы тёмно-фиолетового цвета, инкрустированные полосками светлого тона (из стекла).
Накладки небольшого размера, прямоугольной формы полированные пластины из халцедона.
Подвески лирообразные из кости (рис. XVI, 25), хоро-
(54/55)
шо отполированные, иногда со следами красной краски; иногда попадаются подвески подобной формы из бирюзы. Когтевидные подвески (рис. XVI, 1) имели широкое распространение, изготавливались из различных материалов (халцедона, мраморовидного известняка, из стенок речной раковины, но главным образом из глинистого известняка). Когтевидные подвески встречаются в памятниках Дальнего Востока, начиная с эпохи неолита [48, с. 54, рис. 19, 1], форма эта, очевидно, берёт начало от подвесок из клыков животных. Коромыслообразные подвески различной формы (рис. XVI, 4, 7) делались из глинистого известняка, халцедона, окремнённой яшмы, их использование не совсем ясно. Они имеют некоторое сходство с таштыкскими профильными изображениями двух конских головок, повёрнутых мордами в противоположные стороны, предметы эти трактуются Л.Р. Кызласовым как амулеты-обереги [35, с. 88-92, рис. 32, 36, 10]. Не отвергая возможность такого сопоставления, укажем лишь на отличия иволгинских предметов от таштыкских: иволгинские в разрезе овальные, обе их поверхности гладко отполированы, у них три, иногда два отверстия, тогда как таштыкские предметы пластинчатые, имеют одно отверстие внизу. Можно указать лишь на один предмет с тремя отверстиями [35, рис. 28, 22], но он не имеет изображения конских головок. Исходя из указанных выше особенностей иволгинских предметов, они и трактованы как коромыслообразные подвески, к которым, видимо, прикреплялись другие, меньшие по размеру украшения.
Кольца различного диаметра (4,5-10 см) из различного материала (серпентина, халцедона, глинистого сланца, но преимущественно из глинистого известняка — рис. XVI, 11). Иногда их края имеют волнистые очертания. Как и когтевидные подвески, подобные кольца широко распространены на Дальнем Востоке с эпохи неолита. Находка их в женском неограбленном погребении Иволгинского могильника у локтевых костей обеих рук позволяет предположить, что они были частью поясного набора.
Имитации каури часто встречаются на городище также, как и в других памятниках хунну. Их изготавливали из стенок речной раковины, из глинистого известняка (рис. XVI, 6), из бронзы (Дерестуйский могильник) [68, табл. II]. Как установлено при раскопках Иволгинского могильника, подобные изделия нашивались на пояс, ими же обшивались рукава одежды. Образцом для всех таких поделок послужила раковина каури, находки которой на памятниках хунну не часты (на городище найдено 2 обломка этой весьма ценившейся раковины, на могильнике — 12 раковин) (рис. XVI, 3).
Пластины из глинистого сланца (рис. XVI, 19, 27), к разряду украшений они отнесены условно, поскольку не ясно их использование. Они различного размера (наибольшие — 12.5х
(55/56)
х8 см, наименьшие — 4,5х3 см), с отверстиями на коротких сторонах. Маленькие пластины не имеют орнамента, большие украшены либо точечным орнаментом, либо инкрустированы перламутром и сердоликом или «крупинками» золота. В мужской могиле 139 Иволгинского могильника найдена подобная большая пластина, могила ограблена, но можно предполагать, что пластина использовалась в качестве поясного украшения-пряжки. Аналогичная пластина со вставками из сердолика и бирюзы была найдена в 1949 г. агрономом Усть-Цаганской МТС в хуннской могиле в местности Хара-Усу (Забайкалье), но условия находки остались невыясненными. Маленькие пластины в количестве пяти были обнаружены в неограбленной могиле Иволгинского могильника. Они лежали стопкой друг на друге вместе с другими украшениями — бусами и когтевидными подвесками, которые оказались неиспользованными и положены как бы «про запас», судя по тому, что пластинки лежали вместе с украшениями, их предположительно можно отнести к этой же категории предметов, но точное их назначение определить пока невозможно.
Как видно из обзора украшений, состав их невелик и изготовлены они преимущественно из материалов, которыми богато Забайкалье (сердолики, халцедон, глинистый сланец, глинистый известняк, яшма, мраморовидные известняки, флюорит) и соседние с ним районы (серпентин, месторождения которого находятся в Южном Прибайкалье); привозных вещей немного — бирюза, раковины каури и бусы из стекла. Далёкий и причудливый путь прошли эти маленькие изделия, пока попали на поселение хунну. Стеклянные бусы обнаруживают связи с Ближним Востоком, что было установлено ещё раньше находками греко-бактрийских тканей в курганах Ноин-Улы. Бирюза среднеазиатского происхождения; блёклый, зеленоватый оттенок отличает её от ярко окрашенной бирюзы Иранского нагорья. Такие изделия могли попадать к хунну различными путями: через непосредственный обмен или при посредничестве других народов, или, что не исключено, при грабеже торговых караванов. Известно только, что у хунну имелись связи с народами запада — юечжами, усунями, согдийцами, парфянами, о чём почти ничего не упоминают древние хроники.
Иволгинский могильник значительно дополнил коллекцию бус, найденную на городище, находка их в неограбленных могилах показала, как их носили женщины разного возраста. Материалы немногих неограбленных женских могил (100 и 190) показывают, что основное скопление бус было у головы и у верхней части тазовых костей, из чего следует, что бусами обшивали головной убор, обшлага и, видимо, часть бус украшала пояс. Но так использовали бусы зажиточные женщины. У погребённой в могиле 102 обнаружена всего лишь одна сердоликовая бусина (у нижних рёбер грудной клетки). Использование
(56/57)
бус в качестве украшений одежды, а не в ожерелье характерно для замужних женщин (возмужалого и пожилого возраста, как в могиле 100 и 190).
Незамужние девочки-подростки (могила 114) носили ожерелье на груди, их головной убор и одежда бусами не обшивались.
Относительность этих наблюдений очевидна, поскольку слишком мало неограбленных погребений, где материал лежал непотревоженным.
Бусы из могильника пополнили коллекцию городища не только количественно, но и новыми формами. Здесь значительно больше крупных красивой формы бусин из серпентина (главным образом бело-серого с серебристым оттенком — рис. XVI, 12, 15, 20), из флюорита разных оттенков (голубоватого, жёлтого, сиреневого) и разных форм (ромбовидных, прямоугольных, боченковидных — рис. XVI, 21).
Украшением всей Иволгинской коллекции являются агатовые бусы (их пять, три из них небольшие — одна боченковидной формы из могилы 207, две другие прямоугольные пластинки). Особенно замечательны две крупные бусины, сделанные рукой большого мастера, прекрасно понимавшего свойства этого красивого материала. Одна из них имеет ромбовидную форму (могила 25) (рис. XVI, 18 и 18 а), другая из могилы 142 длиной в 6 см — узкая пластина неправильной формы с закруглённой длинной стороной (рис. XVI, 26 и 26 а).
Большое мастерство и высокое искусство проявляется здесь и в разнообразии форм и в тонком понимании красоты минерала, в прекрасной шлифовке и в особом умении делать сверлину вдоль пластины.
Иволгинский могильник дал также коллекцию бисера двух сортов: округлой формы из тёмно-фиолетового стекла и цилиндрической формы голубого и золотистого оттенков. Бисером обшивали мешочки типа кошелёчков, которые подвешивали на пояс (могила 190).
Художественные изделия. ^
Иволгинский комплекс дал большое количество новых и разнообразных изделий искусства хунну. Специальных работ, посвящённых этой исключительно интересной и важной теме, в литературе нет, но в связи с исследованием «скифо-сибирского звериного» стиля многие авторы в той или иной степени интерпретировали и вопрос об искусстве этого народа.
Рассмотрим художественные изделия из раскопок Иволгинского комплекса. Они будут разделены на две основные группы, отличающиеся друг от друга по материалу: предметы из бронзы и группа предметов из кости и рога. Внутри групп деление произведено по функциональному признаку. В известной
(57/58)
мере такое деление отражает первичную классификацию имеющегося исходного материала.
I группа (предметы из бронзы). Самый представительный раздел художественной бронзы хунну — пряжки Большие пряжки (рис. X, 15; XIII, 17, 18, 21, 22, 25; XV). Две пряжки (рис. XV, 2, 3) (из многочисленной серии пластин-пряжек) большинство исследователей, если не все, считают типичным проявлением искусства хунну. В музеях, частных коллекциях собрано и описано значительное количество подобных пластин-пряжек в четырёхугольной рамке с самыми различными сюжетами: 1) с изображением борьбы — схватка двух-трёх животных (либо реальных — лошадей, либо фантастических существ — змееобразных драконов); 2) изображением животных в спокойной позе (пары лошадей или быков с опущенными головами), 3) извивающиеся змеи, 4) зигзагообразная решётка, 5) эпические сюжеты. На Иволгинских пластинах из могилы 100 (рис. XV, 2, 3) отражена сцена борьбы между двумя тиграми и драконом, заключённая в прямоугольную рамку размером 12x6,1 см, образованную лепестками удлинённых ячей; удлинёнными ячеями обозначена и шкура тигров. Одна из пластин имеет шпенёк в центре боковой стороны, у второй шпенька нет. Известно несколько пластин, аналогичных Иволгинским: одна находится в коллекции Лу [83, табл. XXII, 3], обломок такой же пластины хранится в Гос. Эрмитаже (происходит из Минусинского округа бывшей Енисейской губернии) (Гос. Эрмитаж, № 1126/216).
Таким образом, пластина-пряжка из могилы 100 относится к обширной группе пластин-пряжек, которые имеют многочисленные аналогии среди случайных находок, обнаруженных в Забайкалье, Монголии, Минусинской котловине, Ордосе. Отсюда происходят десятки, если не сотни пластин-пряжек и с перечисленными выше и иными сюжетами (2 зайца, 2 птицы, 2 оленя, 2 верблюда) [81, с. 165, табл. 28]. Назначение пластин-пряжек после находок их в неограбленных могилах в Кэшэнчжуан — в могиле 140 [86, рис. 91, 93] и в могиле 100 Иволгинского могильника — установлено точно: они служили поясными пряжками на верхней одежде типа шубы или толстого халата [11, с. 101].
Общепринятая хронология таких пластин II-I вв. до н.э. совпадает со временем пребывания хунну на исторической арене, а территория их распространения является либо той, где хунну установили свой контроль, либо местом их исконного обитания.
Необходимо также обратить внимание на повторяемость сюжетов. Сравнивая одинаковые сюжеты, становится ясно, что техника их отливки связана с копированием имеющихся образцов. В результате многократного копирования на некоторых пластинах терялась не только чёткость изображения, но и многие его детали. Следовательно, разница между пластинами —
(58/59)
не результат эволюции сюжетов от более реалистических к орнаментальным, их огрубления и схематизации, а результат особенностей техники отливки — первичной или многократно повторенной с одного и того же образца, тем более, что все пластины с перечисленными сюжетами сосуществуют со II в. до н. э. до рубежа н.э.
Следует также полагать, что сюжеты пластин были созданы в это время самими хунну, а вовсе не раньше. Ни один из упомянутых выше сюжетов не имеет более ранних прототипов (обычно это пары животных — лошади, быки, зайцы, верблюды, олени, птицы, т.е. это реалии, которые можно было наблюдать либо в стаде, либо в природе). Видимо, есть все основания считать эти сюжеты результатом художественного творчества самих хунну.
Сюжет, связанный с изображением фантастического образа змееобразного дракона (рис. XV, 2, 3), на Иволгинской пластине с этой точки зрения объяснить труднее, поскольку неизвестна мифология хунну. Дракон — персонаж, часто изображавшийся в китайском искусстве, поэтому есть основания думать о заимствовании образа дракона именно оттуда, но в то же время сама манера, стиль изображения точно такие же, как на остальных пластинах-пряжках в четырёхугольных рамках.
Нельзя согласиться с мнением М.И. Артамонова, который, анализируя некоторые предметы, обнаруженные в памятниках хунну (в Иволгинском и Дерестуйском могильниках), сделал вывод о том, что «пережиточно, в огрубевших репликах ранее созданных образцов скифо-сибирское искусство ещё некоторое время живёт на восточной окраине своего распространения — у хунну Забайкалья, Монголии и Ордоса» [1, с. 236].
В сибирской коллекции Петра I есть пряжки-пластины в четырехугольной рамке [56, табл. II, IX], но их сюжеты никак не могли быть прототипами хуннских пряжек, они иные.
Но неверно будет и категорическое отрицание связи пластин-пряжек, созданных хунну, с предшествующим искусством «звериного стиля». Выявление формы этой связи — задача чрезвычайно трудная, но её решение (предложенное М.И. Артамоновым) — механическое копирование образцов, созданных ранее в скифском искусстве, неприемлемо.
Несомненно, что создание пластин-пряжек у хунну шло в общем русле развития искусства народов Сибири и продолжало те традиции, которые были намечены в скифский период, а в последние века до н.э. — на рубеже н.э. в этом общем русле следует выделить самостоятельный пласт искусства хунну, оказавший значительное влияние на развитие искусства художественной бронзы в сопредельных областях.
В Минусинской котловине это выразилось в прямом копировании созданных хунну образцов, доказательством чего могут служить десятки пластин-пряжек с изображением лошадей, бы-
(59/60)
ков, змей, «решёток», изготовленных в Минусинской котловине на тесинском этапе тагарской культуры. В северном Китае влияние искусства хунну проявилось в усвоении ряда сюжетов, которые затем перерабатывались в соответствии с нормами китайского искусства, что приводило к утрате чёткости первоначальной сюжетной линии, превращению её в сложные орнаментальные схемы [81, с. 202, табл. 42].
Пряжка из могилы 138 (рис. XV, 1) уникальна, аналогии ей пока не обнаружено (похожая на прямоугольник форма, два скруглённых угла и внутренний фигурный вырез). На верхней кромке, отделённой от изображения прямой линией, помещены 4 отверстия: два прямоугольных по бокам, два круглых в центре; ещё одно маленькое отверстие расположено в нижней части пряжки, которая украшена изображением двух тигров. Лапы зверей подчёркнуты двумя рельефными линиями, шеи сильно вывернуты, мускулатура обозначена фигурными скобками на суставах и удлинённым вырезом. В верхней части пряжки рельефными линиями нанесены ломаные линии, в центре которых высокий выступ, от него отходят две острые вершины, переходящие в боковые плавные зигзаги.
Видимо, данный предмет является лишь частью пряжки — об этом убедительно говорят отверстия по верхнему краю (прямоугольные имеют следы стёртости). Способ прикрепления данной части к другой, не сохранившейся, и форма целой пряжки не ясны. В опубликованном материале можно найти лишь отдельные черты сходства. В коллекции Лу имеется пластина, тоже, видимо, часть пряжки; в определённой степени она напоминает Иволгинскую, но с рядом существенных отличий [83, табл. XXIV, 7].
В жилище 28 найдена ажурная пластина-пряжка, выполненная в орнаментальной манере (рис. X, 15). В памятниках хунну такие пластины-пряжки, видимо, чрезвычайно редки, нам известен лишь один экземпляр из Иволгинского городища. В завитках орнамента можно усмотреть отголоски птичьих — грифоньих — головок, но исходный момент практически уже совсем утрачен, хотя происхождение таких орнаментальных мотивов может иметь и иные основания.
Кроме пластин-пряжек, Иволгинский комплекс дал серию пряжек самых разнообразных форм (рис. XIII, 2, 3, 17, 18, 21, 22).
1. Наиболее сложной формой является пряжка из могилы 120 Иволгинского могильника. Форма кольцевидно-овальная, образована сочетанием нескольких колец или полуколец. На стыках помещены головки, видимо, оленей; расходящиеся в стороны от их голов кольца пряжки можно рассматривать как рога животных (рис. XIII, 21). Пряжка уникальна, хотя сходные по форме имеются среди случайных находок в Минусинской котловине [Минусинский музей, № 8400, 8401], но они не име-
(60/61)
ют изображений голов животных. Данную пряжку, как и похожие на неё из Минусинской котловины, видимо, можно считать чисто хуннскими, поскольку ни до, ни после хунну, такие пряжки на территории Сибири неизвестны. Пряжки же из Минусинской котловины являются производными от неё, подражающими ей.
2. Небольшая пряжечка из культурного слоя городища (рис. X, 17), вероятно, с изображением головы быка (аналогии в Ордосе) [83, табл. XI, 7].
3. К группе пряжек следует отнести и так называемые «ложечковидные пряжки», прикреплявшиеся, как считают, к концам ремней (подвески к поясу, к ремням па конской сбруе — рис. XIII, 1-3). Не исключен и другой вариант использования такой пряжечки — застёжка поворотного типа [4, с. 175]. Предмет этот имеет самое широкое распространение не только во всех памятниках хунну, но и на тех территориях, над которыми они установили свой контроль. Внешняя сторона ложечковидных пряжек бывает гладкой, но чаще на ней весьма условно изображают голову животного (рис. XIII, 2, 3) — сайги, быка, оленя. Другим вариантом являются маленькие ажурные пряжки с орнаментальными мотивами, либо округло плавными, напоминающими стилизованные растительные мотивы (рис. XIII, 17, 18), либо геометризованные (рис. X, 13). Оба варианта орнаментации на маленьких пряжках распространены относительно редко, пока возможно сослаться только на аналогию из Дерестуйского могильника [32, табл. XXI, 5]. Не исключено, что есть прямая связь между геометризованным орнаментом в виде ломаных линий на пряжке из Иволгинского городища (рис. X, 13) с похожим орнаментом многочисленной серии больших пластин-пряжек так называемых «решёток» [22, рис. 1, 5, с. 25-26; табл. 16, 17]. Группа «малых» пряжек отличается от больших пластин-пряжек значительно большим разнообразием форм, но так же, как на больших пластинах, на малых прослеживаются две сюжетные линии: либо это изображение животных (быка, оленя, сайги), либо орнаментальные композиции.
Пластины-накладки — украшения, прикреплявшиеся к какой-либо основе (к одежде, к конской упряжи). Сюда относится пластинка из Иволгинского могильника с изображением животного кошачьей породы (рис. XIII, 10). Аналогии — многочисленная группа пластинок, изображающих лошадок из Ильмовой Пади [60, с. 56, рис. 6, 2] и в кургане 49 Ноин-Улы (Гос. Эрмитаж, № 2549-2550), все они, как и Иволгинская пластинка, выполнены обобщённо, детали не проработаны, ноги не расчленены. Аналогий за пределами памятников хунну такие пластинки не имеют, видимо, это чисто хуннский предмет, не получивший распространения в областях, подчинённых хунну.
Пуговицы. Как и в предыдущих подгруппах, по сюже-
(61/62)
там изображений здесь выделяются два основных варианта: изображения животных и орнаментальные мотивы (изображений животных значительно больше, чем орнаментальных украшений).
Пуговицы с изображением медведя (рис. XIII, 7, 8, 11). На хорошо сохранившихся изображениях медведь изображен en face, он сидит так, что видны его морда и все четыре лапы, направленные вперёд. Подобная поза — канон. В такой позе медведь изображён и на пуговицах Дерестуйского могильника (могила 37, БИОН СО АН СССР), найдены такие пуговицы и в Минусинской котловине (Минусинский музей, инв. № 6976 6974).
Пуговицы с изображением медведя широко распространены в мире хунну. Многократные повторения привели к тому, что чёткость изображения терялась, голова и особенно лапы зверя превращались в отдельные бугорки (Минусинский музей, инв. № 9742-51/10516). Сюжет с медведем, безусловно, имеет чисто сибирское происхождение и восходит к глубокой местной традиции, к искусству северной лесной зоны. С.В. Киселёв изображение медведя считает древнейшим мотивом тагарского искусства наряду с изображением кабана и горного козла [27, с. 233-246]. Мотив медведя в искусстве народов Сибири имеет широкое распространение и в более поздние эпохи.
Пуговицы, украшенные орнаментами (рис. XIII, 6), обнаружены также и в Дерестуйском могильнике. Небольшие завитки составляют орнамент, покрывающий их внешнюю поверхность.
Подводя итоги разделу «бронза», следует подчеркнуть исключительное разнообразие форм предметов, основной мотив изображений — животные, реально наблюдаемые в жизни (сайга, медведь, олень и др.). Некоторые образы имеют глубокие корни в искусстве народов Сибири и продолжают древнюю традицию, возникшую ещё в эпоху бронзы, а может быть, и раньше, блестящие образцы которой представлены искусством скифского времени различных областей Сибири. Эта древняя традиция в искусстве хунну получила дальнейшее развитие, а также и своё, свойственное только культуре хунну выражение.
Орнаментальная линия украшений не является основной, на малых предметах она беднее, чем на больших, скорее всего, это объясняется размером предметов, здесь негде было развернуть ту прихотливую вязь зигзагов и волютообразных завитков, которыми характеризуется «орнаментальное направление».
II группа. Изделия из кости и рога. Несмотря на широкое использование кости и рога в быту, произведений прикладного искусства из этих материалов несравненно меньше, чем из бронзы. Можно привести лишь отдельные примеры.
Произвести первичную группировку материала затрудни-
(62/63)
тельно из-за разнохарактерности функционального назначения и форм тех предметов, которые сейчас воспринимаются, как произведения прикладного искусства, поэтому ограничимся характеристикой сюжетов, изображённых на предметах из кости и рога. Сюжетных линий, как и в выше разобранных произведениях искусства хунну, две: изображение животных и орнаменты.
Изображение животных.
1. Рукоятка плётки, оформленная в виде головы животного (рис. X, 3). Предмет обломан ещё в древности, не сохранилась передняя часть морды, и вид животного определить затруднительно. Глаза, видимо, были инкрустированы, сохранились отверстия для вставок, которыми мог служить какой-либо цветной камень. Глубокими врезами изображены небольшие уши и грива (?) или густая шерсть на шее. Поверхность предмета хорошо заполирована. Безусловно, это выдающийся экземпляр костерезного искусства хунну и единственный пока известный нам пример объёмного изображения из кости.
2. Из ямы 36 Иволгинского городища происходит предмет, выпиленный из развилки рога (рис. X, 1), на котором вырезано изображение двух животных — оленя (или косули) с ветвистыми рогами (сохранились лишь рога), рядом животное кошачьей породы, может быть тигр, об этом говорит «полосатость» шкуры животного, его мягко подвёрнутые лапы. По скупости использованных резчиком приёмов (одна контурная линия) и при предельной их выразительности этот рисунок может быть сопоставлен с резным изображением морды лосихи на богхетовой пластинке из Иволгинского городища (рис. X, 2). Образ лося, как и образ медведя, — исконно сибирский изобразительный сюжет, с глубокой древности присущий искусству народов Сибири.
Оpнаментальные композиции, украшающие костяные и роговые изделия, не однородны. Три пластины из Иволгинского городища (рис. X, 4, 7, 10) представляют вариант, в основе которого лежали завитки, видимо, связанные со стилизацией растительного орнамента, скорее всего заимствованные из китайской орнаментики.
Другой вариант орнаментации отличается от первого, прежде всего некоторой небрежностью исполнения. Первый тщательно вырезан, сами предметы хорошо заполированы, на вторых этого нет, кроме того, в этой группе нет единства стиля, которым отмечен первый вариант.
1. Из ямы 205 А происходит предмет (рис. X, 6), видимо, типа броши, с обратной стороны имеется петля для прикрепления. Орнамент, покрывающий предмет, состоит из параллельных линий, повторяющих контуры предмета, а получившиеся таким образом «ленты» заполнены косой штриховкой. Аналогнч-
(63/64)
ная косая штриховка встречается и среди орнаментов на глиняных сосудах хунну.
2. В жилище 29 найдена пряжка, сделанная из ребра крупного рогатого скота. Поверхность пряжки покрывает резной орнамент, напоминающий растительные «завитки» орнаментов первого варианта, но исполнение, небрежное и неумелое, наводит на мысль о подражании.
3. Предмет неизвестного назначения из ямы 57А (рис. X, 8), орнаментированный удлинёнными фигурами, напоминающими овал, их очертания больше всего напоминают широко известные формы тюркских бляшек.
Рассмотрение предметов искусства из бронзы и кости убеждает в исключительном их разнообразии, они многолики по форме и назначению, занимают значительное место в общей серии предметов материальной культуры хунну. Подавляющее большинство их самобытно, имеет самостоятельное творческое решение. Основное направление искусства хунну продолжает линию развития, которая зародилась в глубокой древности у народов Сибири и связана с изображением животных, наблюдаемых в жизни.
Значительно меньшее число произведений искусства хунну связано с орнаментальной линией, но и здесь, видимо, часть орнаментов является результатом орнаментализации образов животных. И самая незначительная часть связана с заимствованием стилизованных растительных орнаментов.
В заключение следует подчеркнуть, что рассмотренные предметы из металла и кости, обнаруженные в Иволгинском комплексе, являются лишь частью того, что найдено в других памятниках хунну, и отнюдь не исчерпывают всех проявлений искусства хунну, которые использовали также многочисленные украшения из различных материалов, не рассматриваемых в настоящей работе (золото, серебро, вышивки на тканях и др.).
Выше был рассмотрен большой вещественный материал, обнаруженный на Иволгинском городище и могильнике. За небольшим исключением, вся эта масса самых разнообразных изделий изготовлена на городище. Керамика, железные и бронзовые предметы самого различного назначения — орудия труда, вооружение, поделки из кости и рога выполнены жителями городища с неистощимой фантазией и высоким мастерством. Большая дробность их функционального назначения, производство украшений из местных материалов — всё это говорит о высоком уровне культуры хунну.
Свидетельства древних письменных источников о том, что хунну «не имеют ни городов, ни осёдлости, ни земледелия» [3, с. 40], рисующие их как народ с низкой и примитивной культурой, оказываются в значительной степени поколебленными материалами, добытыми в результате археологических раскопок. Большая коллекция вещей, найденная на Иволгинском горо-
(64/65)
дище, убедительно доказывает наличие развитого и многостороннего хозяйства, в котором представлены земледелие, скотоводство, рыболовство, охота и значительное развитие ремёсел: керамического, кузнечного, костерезного и ряда других.
Материальная культура, засвидетельствованная находками на Иволгинском городище, отмечена чертами самобытности. Самостоятельность хуннской культуры сказывалась и в наличии форм, присущих исключительно ей, и в творческой переработке тех элементов, которые явились результатом влияния соседних культур, и в том влиянии, которое она, в свою очередь, оказывала на своих соседей.
Вопрос об истоках хуннской культуры, как и о происхождении самих хунну, чрезвычайно сложен. Сейчас ещё нет возможности ответить на все возникающие при решении этой проблемы вопросы. Необходимо учитывать ряд моментов, оказавших несомненное влияние на сложение этой культуры:
высокий уровень культуры племен (так называемой плиточной культуры), которые ещё до прихода хунну на эту территорию перешли к употреблению железа;
неоднородность этнического состава хуннского общества (каждое из племён, входивших в состав хуннского племенного союза, имело, видимо, и свои культурные особенности);
географическое положение хунну на стыке ряда культур — с запада мощный культурный очаг Минусинской котловины, культуры Алтая и Тувы, с востока — племена Приамурья и земледельческая культура Китая;
мощный культурный импульс, который скифские культуры степного пояса оказали на развитие последующего гунно-сарматского времени.
С учётом всех этих обстоятельств и необходимо рассматривать как вопрос об облике культуры хунну, так и вопрос о её сложении. Появившись в степях Центральной Азии, это племенное объединение состояло из ряда племён со своей местной культурой. Но исключительная подвижность хунну, в значительной степени объяснявшаяся кочевым образом их жизни, на самых первых же стадиях их исторического становления привела к оживлённым контактам с соседними народами. Эти контакты имели различный характер (военные столкновения, пленение побеждённых, брачные союзы, обмен, торговля, грабёж).
Из рассмотренных предметов материальной культуры наибольшей самобытностью отмечены: керамика и её основные орнаменты, изделия из кости и рога и значительная часть украшений. Происхождение последних, несомненно, связано с культурами Сибири и одновременными и более ранними культурами.
Так, один из излюбленных орнаментов керамики хунну (волнистая линия) встречается и на керамике из плиточных могил. Формы многих костерезных изделий, характерных для культуры хунну, связаны единством происхождения с костяными изделия-
(65/66)
ми кочевых народов Сибири. Изготовление наконечников стрел с расщеплённым насадом, столь характерных для вооружения хунну, продолжает местную традицию, ибо стрелы с таким насадом отмечены в Прибайкалье ещё в неолите. Ряд произведений искусства из кости и рога, выполненных в так называемом «зверином стиле», типичен для Сибири с глубокой древности и особенно яркое развитие получил в скифский период. Всё указанное неоспоримо подтверждает местные основы костерезного ремесла, связанного с кругом степных культур Сибири и Центральной Азии.
На месте изготовлялась и основная масса украшений, о чём прежде всего убедительно говорит материал этих изделий — характерные для Забайкалья минералы. Наиболее распространённые украшения — кольца и когтевидные подвески — повторяют формы, появившиеся на Дальнем Востоке ещё в неолите. Во II-I вв. до н.э. в Сибири и Центральной Азии, как уже говорилось, широко распространяются одинаковые формы железных изделий. Вряд ли сейчас возможно с достаточной степенью уверенности указать первоначальный центр их изготовления, но очевиден широкий контакт, существовавший в это время между самыми отдалёнными территориями, а также и то, что именно хунну в немалой степени способствовали этому контакту. Превратив войну в промысел, они создали и грозное оружие — знаменитые стрелы, которых так боялись их противники. Это были большие трёхпёрые стрелы и трёхпёрые с выступом в верхней части. Стрелы с выступом, столь характерные для более позднего тюркского времени, появились уже у хунну [32, табл. I, 12-15; II, 17-25, 27, 28]. Не исключено, что именно хунну изобрели также стрелы-срезни [32, табл. I, 10].
Формы бронзовых изделий хунну развились из бронзы скифских культур Сибири, Средней и Центральной Азии, но, восприняв многое из предшествующего времени, они создали немало оригинальных бронзовых изделий, среди которых самыми интересными является многочисленная серия пряжек разнообразных по форме, размерам и способу украшений (рис. XIII).
Завоевав многие области Сибири и Центральной Азии, они способствовали распространению своей художественной манеры, благодаря чему в Минусинской котловине, Туве изготавливают характерные хуннские изделия — ложечковидные застёжки, большие прямоугольные пластины-пряжки с зооморфными и орнаментальными сюжетами (изображение лошадей, быков, змей, так называемых «решёток» и др.).
Часть найденных изделий (украшения из бирюзы, зеркала, бусы из стекла, раковины каури) показывают наличие торговых связей хунну с народами Средней Азии, Ближнего и Дальнего Востока.
Необходимо отметить, что таких изделий, которые появились на городище вследствие торгового обмена, немного, они зани-
(66/67)
мают незначительное место в общей массе изделий, произведённых на городище.
Археологические материалы городища и могильника составляют единый комплекс, но отличаются по составу. Многочисленные орудия труда, обнаруженные на городище, отражают многообразную хозяйственную жизнь жителей поселения, почти отсутствуют в могильнике. В материале могильника значительно больше предметов, связанных с одеждой, оружием, украшениями. Отличия состава материалов городища и могильника объясняются разным характером этих памятников.
Мир живых людей (городище), естественно, больше связан с их повседневной хозяйственной жизнью, с материальным обеспечением жизни, тогда как мир мёртвых (могильник) в первую очередь отражает иррациональные представления людей о том, что находится за пределами мира живых.
В связи с этим заметим, что реконструкции экономических основ общества, базирующиеся на материалах могильников, будут если не искажёнными, то в лучшем случае не полными. Археолог далеко не всегда имеет дело с комплексом этих дополняющих друг друга памятников, в этом отношении Иволгинское городище и могильник, раскрывающие во всей полноте различные стороны жизни жителей поселения, уникальны для исследования.
Археологические материалы позволяют установить хронологические границы существования городища и могильника. Наиболее ранними находками являются зеркала III в. до н.э. (рис. Х, 9, 19) и бронзовый наконечник стрелы того же времени (рис. IX, 1). Основная масса обнаруженных предметов датируется II-I вв. до н.э. (керамика, ряд железных изделий — топоры, наконечники лопат, кольчатые ножи, бронзовые стрелки). Самая поздняя дата, о которой позволяют говорить археологические материалы, — рубеж нашей эры.
Таким образом, рассмотрение обширного и разнообразного вещественного материала, обнаруженного на Иволгинском городище, позволяет внести существенные коррективы в тенденциозные свидетельства письменных источников, отмечавших примитивность «варварской» культуры хунну. Материал Иволгинского городища, опровергая эти представления, рисует убедительную картину развитого комплексного хозяйства жителей городища, даёт возможность установить достаточно высокий уровень и многогранность самостоятельной культуры хунну, которая имеет свои, только ей свойственные черты, неизменно сохраняемые, несмотря на испытываемое ею влияние соседних культур.
|