Даниель Шлюмберже
Эллинизированный Восток.
Греческое искусство и его наследники
в несредиземноморской Азии.
// М.: «Искусство». 1985. 208 с.
Пер. с франц. Н.П. Алампиевой.
Содержание.
Греческая цивилизация. Её морской характер (14). Александр. Континентальная экспансия эллинизма (14). Эллинизированный мир (15). Смерть Александра и крушение его политических замыслов (15). Средиземноморский Восток: эллинизм, сохранённый римским миром (16). Несредиземноморский Восток (16). Монетное искусство. Греко-македонские чеканы монет (16). Монетные чеканы парфян (17). Индо-скифские и индо-парфянские чеканы (17). Монеты — единственная путеводная нить (17). Неясность ранних эпох (18). Отрывочные данные о придворном иранском искусстве (18). Обширные материалы по парфянскому и греко-буддийскому искусству (18). Точка зрения современных историков... (18) ...отражает точку зрения римлян (19). Триумф неверного представления (19). Греки... (20) ...в Римской империи и за её пределами (20). Значение восточного эллинизма (20). Продолжительность существования восточного эллинизма (20). Характер и метод настоящего очерка (21).
I . Памятники. — 23
1. Греко-македонская эпоха. — 25
Ахеменидское искусство (25). Классическое греческое искусство (25). Великий перелом (26). Рождающийся восточный эллинизм: крайняя скудость памятников (26). Сосуществование (26). Существовало ли греческое искусство за Евфратом? (27). Поселения, сохраняющие греческие следы (27). Файлака (31). Ай-Ханум (31). Остатки архитектуры неопределённой датировки (34). Скульптура (34).
2. Эллинизированные иранские династии. — 35
Продолжительность греческого искусства (35). Иранские династии (36). Придворное иранское искусство (36). Ниса. Поселение (38). Ниса. Декор (38). Ниса. Слоновая кость (39). Характер искусства Нисы (41). Устойчивость греческого искусства (42). Возникновение греко-иранского искусства (42). Рельеф из Бисутуна (43). Рельеф из Хунг-и Наврузи (43). Коммагена (44). Гробницы-святилища (44). Арсамейя на Евфрате (46). Арсамейя Нимфейская (46). Нимруд-Даг (47). Кара-Куш и Сезенк (48). Царь — бог среди богов (48). Пробелы в наших знаниях о гробницах-святилищах (4l). Коммагенская скульптура (50). Коммагена и иранские страны Востока (50). Иранский Восток (54). Халчаян — архитектура (54). Халчаян — скульптура (55). Датировка Халчаяна (57). Кух-и Хваджа... (57) ...её архитектура... (58) ...её живопись... (58) ...и её архитектурный декор (59). Искусство Кух-и Хваджи (59). Неопределенность датировки Кух-и Хваджи (61). Сурх-Котал (63). Сурх-Котал — святилище Канишки... (63) ...его архитектурный декор... (64) ...его скульптурный декор (64). Искусство Сурх-Котала (65).
Римляне и парфяне (66). Парфянский Вавилон (66). Проблема парфянского искусства (66). Пальмира (68). Дура-Европос (68). Месопотамия и Иран (69). Единство парфянского искусства (69). Поддержка этого определения (69). Узкое значение этого определения (71).
Пальмира у классических авторов (71). Пальмира, воскресшая благодаря своим памятникам (72). Пальмира — «город караванов» (72). Общий вид руин Пальмиры (76). Некрополи (80). Скульптура (81). Погребальный рельеф (82). Религиозный рельеф (82). Круглая скульптура (85). Живопись (86). Тессеры (86). Фронтальное изображение (86). «Архаическое» искусство Пальмиры (87). Пальмира и восточный эллинизм (87). Вавилонское происхождение пальмирской культуры (88). Приспособление пальмирской архитектуры к греко-римскому вкусу (88). Парфянский консерватизм в скульптуре (90). Пальмирское искусство между Римом и Парфией (90).
5. Парфянское искусство: Дура-Европос. — 91
Дура-Европос — военный город (91). От македонской колонизации до Сасанидов (92). Архитектура (93). Скульптура (95). Живопись (95). Синагога (97). Языческие храмы (97). Христианская часовня (98). Характер живописи Дура (98). Фронтальное изображение (102).
6. Парфянское искусство: Ашур и Хатра. — 103
Парфянский Ашур (103). Провинциальный город (103). Религиозная архитектура (104). Храмы с айванами (105). Светская архитектура (106). Гробницы (106). Архитектурный декор (107). Другие открытия (108). Хатра и её история (108). Место археологических раскопок (110). Хатра и культ солнца (111). Хатра, священный город (111). Ноги Хатры (112). Религиозная архитектура (112). Храмы с «эллинизированными» планами (112). Храмы с «восточными» планами (115). Вытянутые в длину храмы (115). Храмы с айванами (115). Квадратный храм (116). Проблемы, требующие решения (116). Залы для священных пиршеств (117). Фортификационные сооружения (118). Дома (119). Гробницы (120). Скульптура (120). Рельеф с Цербером (127). Круглая скульптура (127).
7. Парфянское искусство: Вавилония и Иран. — 128
Вавилония: предполагаемая роль Ктесифона (128). Храм Гареуса в Уруке (129). Малые виды искусства (130). Иран (133). Наскальные рельефы (133). Бисутунские рельефы (133). Рельеф из Элимаиды (135). Статуя из Шами (138). Область распространения парфянского искусства (138).
II. От искусства греков к искусству Сасанидов. — 143
8. Импортированное греческое искусство. — 145
Эпоха Александра и диадохов (145). Вновь найденные греческие поселения (145). Ниса (146). Архитектура греческих поселений... (146) ...и Нисы (146). Искусство Индии при Ашоке (147). Иран как посредник (150). Селевкидские и бактрийские монеты (150). Скульптура (151). Слоновая кость Нисы (151). Амударьинский клад (151). Нумизматика: особый случай (152). Заимствования у ахеменидского искусства (153). Доминирующее, но подверженное воздействию среды греческое искусство (153).
9. Греко-иранское искусство. — 154
Новые иранские властители... (154) ...и греческие художники (154). Рождение греко-иранского искусства (154). Греко-иранская скульптура (154). Своеобразие памятников Коммагены (155). Восточные иранские страны (156). Греко-иранское искусство — искусство династийное (159).
10. Парфянское искусство. — 160
Архитектура (160). Новшества в Ашуре и в Хатре (161). Арка и свод (161). Айван (161). Декор (162). Парфянская архитектура и римская архитектура (164). Парфянская архитектура и архитектура стран иранского Востока (166). Парфянская архитектура: её родина... (166) ...её датировка и область распространения (167). Парфянская скульптура и живопись (167). Область их распространения (168). Их характер (168). «Парфянская фронтальность» (171). Попытка объяснения «парфянской фронтальности» (173). Общая картина парфянского искусства (174). Это искусство эллинизированное... (174) ...новаторское... (175) ...месопотамское... (175) ...придворное и искусство городской верхушки (175). Парфянское искусство и греко-римское искусство: два разных мира (176). Круглая скульптура (176). Рельеф и живопись (176). Область распространения парфянского искусства: её западная граница... (177) ...и восточная граница (178). Парфянское искусство и его поиски «трансцендентности» (179). Конец парфянского искусства (179). Вероятное сохранение парфянского искусства в Сирии (180). Сасаниды и исчезновение парфянского искусства в Персии (180). Конец эллинизированного Востока (181).
Три периода эллинизированного Востока (182). Греко-македонское завоевание... (182) ...и его последствия для истории искусства (182). Мнение Э. Херцфельда (182). Новые открытия (183). Восток до греко-македонского завоевания (183). Приход греков (183). Роль греков в изменении изобразительного искусства... (183) и архитектурного декора (184). Изменение архитектуры (184). Последующее развитие... (185) ...на Востоке... (185) ...и в Средиземноморье (185). Искусство эллинизированного Востока в общей истории искусств (186).
Послесловие (Г.А. Кошеленко). — 187
Приложение. — 191
Список сокращений библиографии. — 193
Указатель. — 203
От редактора. ^
В долгой и многострадальной истории человечества, полной успехов и поражений, периодов подъёма и упадка, были эпохи, когда в культуре и искусстве народов, населявших обширнейшие территории, чётко проступали общие тенденции. Таковы, в частности, пора эллинизма в древности и время расцвета Арабского халифата в средневековье. В эти эпохи на просторах Азии, Европы и Африки существовали широкие исторические общности, которые можно обозначить как эллинистический и мусульманский миры. Правящая верхушка самых разных стран и областей этих миров в течение столетий знала греческий (при эллинизме) или арабский (в средние века) язык, поклонялась античным богам или аллаху и его пророку Мухаммеду, придерживалась сходных не только религиозных, но и эстетических представлений.
Книга, которую мы предлагаем вниманию читателей, написана замечательным исследователем, внёсшим заметный вклад в изучение обоих этих миров. Её автор — выдающийся французский учёный Даниель Шлюмберже (1904-1972), с именем которого связано изучение Пальмиры и раннемусульманского замка Каср эль-Хейр эль-Гарби в песках Сирии, равно как и знаменитые археологические открытия в горах и степях Афганистана, в том числе первый ставший известным науке эллинистический город III-II вв. до н.э. на берегу Амударьи (Ай-Ханум), величественный «храм Канишки Победителя» II-III вв. н.э. (Сурх-Котал), дворец мусульманских правителей Газневидов XI-XII вв. (Лашкари-Базар).
Вся сознательная жизнь Д. Шлюмберже, если не считать пяти лет войны, была посвящена изучению Востока. Уроженец Эльзаса, он после завершения учебы в Страсбургском университете с 1929 по 1940 г. работает в Службе древностей Верховного комиссариата Франции в Леванте под руководством известного французского учёного Анри Сейрига. В годы войны Д. Шлюмберже — на стороне генерала де Голля и как политический комментатор радиостанции Сражающейся Франции в Браззавиле и как сотрудник Службы информации в Бейруте. После войны, с 1945 по 1964 г., он руководитель Французской археологической делегации (миссии) в Афганистане, совмещая с 1955 г. полевые исследования в этой стране с чтением лекций в Страсбургском университете, а с 1967 г. — преемник А. Сейрига на посту директора одного из крупнейших научных центров археологии Ближнего Востока — Французского археологического института в Бейруте.
Профессор Страсбургского университета, член прославленной парижской Академии надписей и изящной словесности, Азиатского общества и Института (Академии наук) Франции, Д. Шлюмберже как учёный был широко известен далеко за пределами своей родины. Несколько раз бывал он и в нашей стране, знакомился с коллекциями Эрмитажа и находками советских археологов в Средней Азии, поддерживал тесные контакты с советскими исследователями, использовал новейшие достижения нашей науки в своих работах, в частности и в книге «Эллинизированный Восток», вышедшей в двух изданиях: французском, в Париже (с него сделан наш русский перевод), и немецком, в Баден-Бадене.
(9/10)
Как видно уже из названия, эта книга посвящена изобразительному искусству и архитектуре эпохи эллинизма.
Территориально, правда, она охватывает не весь эллинистический мир, а лишь его восточную часть; хронологически же — отрезок времени, выходящий за рамки конца IV-I вв. до н.э. (принятые в нашей науке пределы эллинизма). Однако основные проблемы, рассмотренные в этой книге, важны но только для изучения восточного эллинизма, наименее известного и наиболее загадочного, и всего эллинизма в целом, но и для понимания взаимосвязей и взаимодействия различных по происхождению культур в истории человечества вообще.
Раскрывая в своей книге, во многом впервые, яркий, сложный и богатый мир культурной и художественной жизни «эллинизированного» Востока, то есть Передней и Центральной Азии, Д. Шлюмберже не раз упоминает в ней разные политические события древней истории, не останавливаясь на них особо. Пo-видимому, он полагал, что его труд будут читать лишь специалисты, хорошо знакомые с этой историей. Однако, как показала практика, книга Д. Шлюмберже интересна и для исследователей смежных отраслей знания, а также и для массового читателя — она привлекает богатыми новыми материалами, свежими и смелыми теоретическими обобщениями. Поэтому, как мне представляется, будет полезно предпослать основному тексту книги хотя бы краткий очерк политической истории Передней и Центральной Азии IV в. до н.э. — III в. н.э., то есть того времени, к которому относятся художественные памятники, рассматриваемые Д. Шлюмберже.
Пора эллинизма как особого периода древней истории начинается с похода Александра Македонского против Древнеперсидской державы, чьи цари из рода Ахеменидов в VI-IV вв. до н.э. претендовали на мировое господство и, подчинив себе наряду со многими областями Ближнего и Среднего Востока греческие города Малой Азии, совершали опустошительные походы также на материковую Грецию. Греко-македонские отряды Александра весной 334 г. до н.э. переправились через Дарданеллы и за восемь лет, совершив поистине фантастический марш через Переднюю Азию и Египет, Месопотамию и Иран, области современного Афганистана, Средней Азии и Пакистана, положили конец существованию Ахеменидского «царства стран», на смену которому, казалось, пришла ещё более обширная «всемирная» империя. Однако сразу же после смерти великого завоевателя (он умер в Вавилоне в 323 г. до н.э., в возрасте неполных тридцати трёх лет) его империя оказалась разорванной на части былыми сподвижниками (диадохами) македонского царя. В Египте, например, обосновался Птолемей Лаг, в Азии — Селевк. Причём если государство Птолемеев (или Лагидов) просуществовало в Египте вплоть до римских завоеваний конца I в. до н.э. — начала I в. н.э., то более обширная на первых порах держава Селевкидов уже с III в. до н.э. теряла одну область за другой. Около 250 г. на юге современного Туркменистана и северо-востока Ирана возникло Парфянское царство, возглавленное местной, кочевнической по происхождению, династией Аршакидов, а в Бактрии (области, охватывавшей Северный Афганистан и южные районы Узбекской и Таджикской ССР) образова-
(10/11)
лось своеобразное местное государство с греческой верхушкой, известное в литературе как Греко-Бактрийское царство. Независимые царства и княжества возникали в то время и на западе Селевкидской державы (например, Пергам и Коммагена). В борьбе со всё усиливавшимся Парфянским царством Селевкиды во II в. до н.э. потеряли Иран и Месопотамию, а ко времени римских завоеваний удерживали в своих руках лишь часть Сирии.
С I в. н.э. в Передней Азии политическая обстановка более или менее стабилизировалась. Рим и Парфия, чьи владения сошлись близ Евфрата, оказались достойными соперниками, и борьба между ними за гегемонию на Ближнем Востоке, то затухая, то вспыхивая вновь, продолжалась вплоть до падения власти Аршакидов, на смену которым в 20-х гг. III в. н.э. пришла персидская династия Сасанидов. Сасанидский Иран, унаследовав от парфян их владения, в течение более чем четырёх столетий, прежде чем пасть под ударами арабских отрядов (в середине VII в.), оставался крупнейшей политической и культурной силой Ближнего и Среднего Востока.
В тылу же Парфии, в глубине Азиатского материка, греческие цари не только смогли в течение примерно ста двадцати лет удержать власть над Бактрией, но и расширили свои владения путём завоевания областей Южного Афганистана и Северной Индии. Лишь в конце II в. до н.э. мощный натиск кочевых племён, хлынувших в то время из степей Казахстана и среднеазиатского севера на запад, юго-запад и юг, положили конец власти «греков Бактрии и Индии». А столетие спустя потомки кочевых завоевателей — кушаны создали в Центральной Азии, пожалуй, самое могущественное из существовавших здесь в древности государств — Кушанскую империю, которая в период её расцвета, во II-III вв. н. э., охватила значительную часть Средней Азии, Афганистана, Пакистана, Индии и Восточного Туркестана и, став в один ряд с Римом, Парфией и ханьским Китаем, завершила раздел всех наиболее передовых в культурном отношении областей Старого Света, от Атлантики до Тихого океана, между этим своеобразным квартетом империй древнего мира. Такова, конечно лишь в самых общих чертах, политическая история Передней и Центральной Азии в течение того отрезка времени, о котором идёт речь в книге Д. Шлюмберже. Наглядно это можно видеть на таблице (см. стр. 192).
Д. Шлюмберже в своей книге широко использует археологические материалы из самых разных областей «эллинизированного Востока», привлекая и по-своему объясняя, в частности, и отдельные открытия советских археологов в Средней Азии — в парфянском городе Нисе (возле Ашхабада) и в кушанском Халчаяне (между Душанбе и Термезом). К сожалению, другие открытия и находки наших учёных остались вне поля его зрения. Так, например, говоря о широких торговых связях Пальмиры, он мог бы подкрепить свои положения сообщением о находке в Южном Туркменистане двух пальмирских надгробий, свидетельствующих о существовании там общины или фактории пальмирских купцов. А сведения о художественных памятниках Закавказья могли бы ещё более обогатить новым материалом его книгу.
Не всегда трактовка Д. Шлюмберже тех или иных памятников или комплек-
(11/12)
сов может считаться окончательной. Так, к примеру, далеко не бесспорна предлагаемая им датировка художественных изделий Амударьинского клада, найденного случайно в 1877 г. близ слияния рек Вахш и Пяндж (верхнее течение Амударьи), на юге современного Таджикистана. С этим кладом связана романтическая история, согласно которой бухарские купцы, скупившие вещи клада у местных жителей, по пути в Индию, на юге современного Афганистана, подверглись нападению грабителей и вновь обрели свои сокровища лишь благодаря вмешательству бравого английского офицера. Но вне зависимости от этой истории путь клада от места, где он был найден, до Британского музея, где он теперь хранится, был весьма долог. Помимо местных жителей и предприимчивых бухарских купцов составлявшие клад вещи побывали ещё и в руках индийских ювелиров и торговцев древностями; у них эти вещи по частям приобрели А. Кеннингхем и О.У. Фрэнк, передавшие их в конце концов в Британский музей. Вполне понятно, что часть вещей клада могла и не дойти до музейных залов, а среди тех, что считаются входящими в его состав, могли оказаться изделия совсем иного происхождения. Однако в целом художественные изделия из золота и серебра, составлявшие его основную ценность, происходят всё же, видимо, именно из клада, сведения о находке которого вполне достоверны. Этого, к сожалению, нельзя сказать о монетах, поступивших в музей вместе с художественными изделиями клада; поскольку находки греко-бактрийских монет в Афганистане и Средней Азии не столь уникальны, вполне вероятно, что эти монеты могли быть найдены отдельно и что местные жители, бухарские купцы или индийские торговцы, при продаже клада сами включили их (или какую-то их часть) в его состав. Во всяком случае, опираться при датировке клада на данные монет, как это делает Д. Шлюмберже, вряд ли правомерно. А ведь только этим обосновывается в книге тезис о существовании в греко-бактрийское время параллельно с искусством двора и эллинистических городских центров традиционного (ахеменидского) искусства «в поместьях, в святилищах, на городских рынках»!
Не можем мы безоговорочно принять и некоторые общетеоретические положения Д. Шлюмберже, разбор которых любознательный читатель найдёт в конце книги, в специальной статье известного советского специалиста по истории и культуре восточного эллинизма Г.А. Кошеленко. Да Д. Шлюмберже и сам не раз подчёркивает на страницах своего труда его во многом спорный характер.
Но как бы ни были дискуссионны (или даже неприемлемы для нас) отдельные тезисы книги Д. Шлюмберже, в целом этот фундаментальный обобщающий труд выдающегося исследователя, признанного авторитета в области культуры и искусства эллинизма, безусловно, заслуживает пристального внимания. И я уверен, что этот труд будет интересен как специалистам — историкам, искусствоведам, востоковедам, так и широкому кругу наших читателей, живо откликающихся на всё новое, смелое и оригинальное.
Б. Ставиский
Послесловие. ^
В конце 60-х годов французские археологи во главе с Д. Шлюмберже в северном Афганистане, в месте слияния рек Амударьи и Кокчи, открыли первый греко-бактрийский город. Это было сенсационное открытие. Впервые перед учёными предстали развалины чисто греческого города, расположенного в глубинах Азии. Ранее о судьбах греков, пришедших сюда вместе с Александром Македонским и его преемниками — Селевкидами, можно было рассуждать, опираясь только на обидно краткие сообщения древних авторов. Великолепные по качеству исполнения греко-бактрийские монеты не столько разъясняли, сколько запутывали историческую картину, ибо большинство имён царей было известно только на основании монет и понять, кто из них когда и где царствовал, было совершенно невозможно. Одним словом, проблема «греки на Востоке» была самой сложной из всех проблем античной истории. Иногда даже раздавались голоса, что это вообще не проблема, а миф: греки пришли и немедленно в силу своей малочисленности растворились среди местного населения. Но этим утверждениям противостояли вещественные памятники: в местном искусстве более позднего времени, особенно в искусстве Гандхары, столь явственны были черты, пришедшие из греческого искусства, что сомневаться в факте длительного существования греческих поселений в глубинах Азии, их контактах с местным населением не приходилось.
Только открытие греко-бактрийского городища Ай-Ханум позволило выйти на правильный путь в решении всех сложных вопросов истории греков на Востоке. Особенно интенсивными стали исследования в области истории искусства эллинистического и пост-эллинистического периодов. Это открытие стимулировало и первые попытки обобщений всей истории искусства эллинистического Востока. К числу их принадлежит и книга первооткрывателя Ай-Ханум — выдающегося французского археолога и историка искусства Д. Шлюмберже. Это одна из первых общих работ, освещённая ясной идеей и чёткой концепцией.
Однако путь первооткрывателя всегда особенно труден и не гарантирован от ошибок. Шлюмберже создал стройную схему процесса развития искусства на Востоке в эллинистическую эпоху и, как это иногда случается, оказался в определённой степени в плену её логической завершённости. В результате конкретные факты стали рассматриваться исследователем под определённым и подчас достаточно узким углом зрения.
Истоком всей концепции является то положение, которое Д. Шлюмберже формулирует в самом начале своей книги. Объясняя характер взаимодействия местных и греческой цивилизации после завоеваний Александра Македонского, он пишет: «Можно было бы ожидать, что она (экспансия эллинизма. — Г.К.) столкнётся с великими национальными цивилизациями Востока, следующими древним традициям, но этого не случилось. В своих старших сёстрах эллинизм не встретил соперниц, он лишь дополнил их» (с. 14). Исходя из вышесказанного, Шлюмберже рассуждает о притягательной силе греческого образа жизни и греческого образа мысли и собственно греческого искусства для
(187/188)
местных «варваров», говорит и о триумфальном распространении греческого художественного вкуса и греческого искусства на Востоке.
Господствующее положение греко-македонян на Востоке обеспечивало и греческому искусству господствующие позиции, в этом отношении Д. Шлюмберже абсолютно прав, но он не прав тогда, когда не видит достаточно отчётливых границ сферы его влияния. Безусловно, греческим было искусство тех многочисленных городов, которые создавались на Востоке и в раннеэллинистический период греко-македонянами. Старые взгляды (которым отдали дань как зарубежные, так и некоторые советские авторы), базировавшиеся на представлении, что античная традиция сильно преувеличивает число основанных Александром и Селевкидами городов, по всей видимости, должны быть отброшены. Более внимательное изучение письменной античной традиции в сопоставлении с данными иных категорий источников заставляет думать, что античная традиция, по всей вероятности, верна 1. [сноска: 1 См. мою статью «... К оценке достоверности античной традиции об эллинистическом градостроительстве на Востоке (на примере Мидии, Гиркании, Парфии)». — КСИА. Вып. 136, 1973.] Ай-Ханум — блестящий пример именно греческого города, возникшего на эллинистическом Востоке. Прав Д. Шлюмберже тогда, когда он считает, что греческое искусство должно было быть привлекательным для местных кругов. Но он не прав, когда абсолютизирует эту тенденцию. Греческая цивилизация была воспринята теми кругами, которые пошли на блок с завоевателями и включились в новую, эллинистическую политическую структуру. Более широкие слои простого населения, для которого приход греков означал, как правило, ожесточение эксплуатации, а отчасти и потерявшая ряд былых привилегий местная знать отвергали новую систему. Они продолжали следовать местным традициям, в том числе и художественным. Общая ситуация на эллинистическом Востоке была более сложной, чем может представиться читателю книги Д. Шлюмберже: здесь боролись две тенденции и широкому распространеию греческого искусства были поставлены чёткие границы.
Ясные следы этого противоборства, принимавшего разные формы — от открытых восстаний и вооружённой борьбы до эсхатологических пророчеств,— сохранились в источниках. Это и свидетельства Подиена о взаимном уничтожении с помощью однотипных военных хитростей македонян — персами и персов — македонянами, это хотя и краткое, но очень живописное описание Полибием поголовного уничтожения парфянами — греков в городе Сиринке во время похода Селевка II против основателя Парфянского царства Аршака I. Показательны и зороастрийские сказания, которые убедительно интерпретировал американский учёный С. Эдди 1. [сноска: 1 Eddy S.К. The King is dead. Studies in the Near Eastern Resistance to Hellenism. 334-31 В.С. Lincoln, 1901.] Ещё при жизни Александра Македонского появилось пророчество, что ему суждена смерть от руки преемников Ахеменидов («Пророчество Сивиллы»). Отголоском идейной борьбы с Александром звучат пехлевийские тексты Бахман-Яшта, предсказывающие грядущее пришествие спасителя — саошьянта, который должен прежде всего низвергнуть господство эллинов.
(188/189)
Эта накалённая, наполненная ненавистью духовная атмосфера вряд ли могла способствовать принятию греческих художественных вкусов.
Интересным примером в этом плане может быть искусство Нисы. Ниса — древний родовой заповедник Аршакидской династии, династии, уничтожившей власть греко-македонян в Парфии. Памятники Нисы характеризуют иной подход к эллинскому художественному наследию в соответствии с идеями и вкусами новых хозяев Азии. Господствующими во всех сферах искусства стали глубокие местные традиции. Роль греческого художественного наследия резко упала, и кроме того, она стала принципиально иной. Ярче всего эта новая ситуация видна на примере архитектуры, где за основу взяты старые местные планировочные и конструктивные схемы, а греческие черты заметны только в декоре. Возьмём в качестве примера одно из важнейших официальных сооружений Нисы — так называемый «Квадратный зал». Планировочная структура его, определяемая четырёхстолпной схемой квадратного центрального помещения и системой обводных коридоров, — пример развития древних иранских храмов огня и не имеет ничего общего с планировкой греческих храмов. Греческие черты заметны только во внутреннем декоре. Пилястры с дорийской капителью, имитация фриза из терракотовых плит и т.п. — всё это явно восходит к традициям греческой архитектуры. Но крайне показательно, что ведущая в греческом зодчестве ордерная система здесь не имеет конструктивного значения. Характер её декоративен, она как бы рисуется на плоскости стены. Столь же показателен и храм Мансурдепе, расположенный невдалеке от Нисы. Огромный центральный айван его украшен греческой по характеру и техническому исполнению декоративной живописью. И здесь сочетание местной архитектуры и греческого декора. Искусство возрождённой местной государственности характеризуется господством местных традиций, где греческие влияния выступают как декоративный элемент.
Искусство Нисы можно и нужно определить как раннепарфянское.
В связи с этим вызывает возражение и тезис Д. Шлюмберже относительно того явления, которое он называет парфянским искусством, сводя его практически только к искусству городов Месопотамии первых веков нашей эры. Нам кажется, что Д. Шлюмберже недоучёл одно достаточно важное обстоятельство. Парфянское государство никогда не достигало того уровня экономического, социального и культурного единства, который можно наблюдать в Римской империи. Парфиена, в отличие от Италии, была слишком слабым центром, чтобы создать более или менее унифицированные структуры на всех обширных территориях, ею завоёванных. Не зря уже Плиний Старший говорил о Парфии не как о едином государстве, а, скорее, как о конфедерации восемнадцати отдельных царств. Если же взглянуть на Парфию с точки зрения этнического состава населения и преобладающих культурных традиций, то бесспорным будет вывод о наличии в ней двух больших этнокультурных зон: восточной, обнимавшей Парфиену, Мидию, Маргиану, Сакастан, Персиду, и западной, включавшей Вавилонию, Месопотамию и Элимаиду 1. [сноска: 1 Кошеленко Г.А. Культура Парфии. М., 1966, с. 214 и сл.] Известное единство первой зо-
(189/190)
ны объяснялось в первую очередь этнической и культурной близостью населявших её ираноязыческих народов. Вторая зона — по преимуществу семитоязычная. Здесь же была сосредоточена и преобладающая масса греческого населения. Конечно, нельзя забывать тот факт, что ещё со времён Ахеменидов в этих местах осело довольно много иранцев, число которых увеличилось с приходом парфян. Однако здесь господствуют семитские языки и старые, местные, неиранские культурные традиции.
Именно наличие этих двух больших этнокультурных зон стало определяющим фактом в истории развития искусства Парфии. Но это явление почти не привлекает внимания Д. Шлюмберже, и, как следствие, он считает собственно парфянской только одну ветвь искусства — ту, которую можно назвать месопотамско-парфянской, отбрасывая вторую, которую можно было бы назвать ирано-парфянской.
Эти критические заметки по поводу замечательной работы французского исследователя отнюдь не имеют своей целью приуменьшить её значение. Они порождены стремлением показать, что возможна и несколько иная интерпретация тех фактов, которые обобщил Д. Шлюмберже. Он сам подчёркивал, что многие выводы его проблематичны, ибо слишком слаба сейчас фактологическая база, но она расширяется с каждым годом, с каждым сезоном археологических раскопок, и в расширении и укреплении её сыграл выдающуюся роль покойный французский исследователь. Книга Д. Шлюмберже, являющаяся одной из первых попыток осознать закономерности сложного процесса развития искусства на эллинистическом Востоке от времени походов Александра Македонского и до создания государства Сасанидов, безусловно, ещё долго будет привлекать внимание исследователей, работающих над этой и близкими проблемами. Почти исчерпывающая полнота фактического материала, богатство мыслей и множество верных и глубоких наблюдений, стройность и законченность концепции позволяют ей на долгие годы занять почётное место среди исследований об эллинистическом Востоке.
Г.А. Кошеленко
|