С.В. Панкова

Изображения посттагарского и таштыкского времени на скалах Минусинского края.

// Археологические экспедиции за 2004 год. Сборник докладов. СПб: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2005. С. 74-84.

Южно-Сибирская экспедиция Государственного Эрмитажа (в предыдущие годы петроглифический отряд Тувинской экспедиции) в течение 2002-2004 гг. исследует памятники наскального искусства таштыкской эпохи (ориентировочно I-VII вв. н.э.). Эти изображения распространены на территории Республики Хакасия и в южных районах Красноярского края. Они представлены выбивками и гравировками, располагающимися на скальных выходах и вертикальных плитах, составляющих ограды курганов предшествующей, тагарской эпохи. Изображения выполнены в особой художественной манере, позволяющей в большинстве случаев уверенно опознавать их среди других рисунков. В меньшем числе похожие по стилистическим признакам фигуры встречаются в соседних регионах — в Туве и на Алтае. В 2002-2003 гг. основное внимание уделялось изображениям, выполненным в технике гравировки (резьбы) в Хакасии и Красноярском крае. Скопированы композиции на основных таштыкских памятниках (могильник Подкамень; писаницы Ошколь, Озёрная, Куртуяк, Тус, Георгиевская, Суханиха, Сосниха; отдельные изображения на других местонахождениях) (Панкова, Архипов 2003; Панкова, Архипов 2004). В 2004 г. в задачи экспедиции было включено изучение таштыкских выбивок, а также памятников искусства предшествующего периода (посттагарского или «тагаро-таштыкского», последние века до н.э. — первые века н.э.) [1]. Последние представляют своего рода фон, на котором в Минусинских степях появляются характерные таштыкские изображения, и могут отражать ранние этапы сложения этого нового художественного направления.

Такие памятники неоднородны: часть из них чётко опознаётся по сочетанию стилистических признаков обеих эпох, другие — по

(74/75)

аналогиям в тесинских погребальных памятниках («тесинские лабиринты»); третьи относятся к этому периоду по косвенным признакам. К числу первых принадлежат выбивки на горе Куня (Вяткина 1961) и крашеные рисунки у села Кавказского (Леонтьев, Боковенко 1985). Эти памятники служат ориентирами при атрибуции изображений, поэтому они были непосредственно нами осмотрены. К изображениям последней группы относятся писаницы на горах Хызыл-Хая в Усть-Абаканском районе Хакасии и Полосатая в Минусинском районе Красноярского края. Они были определены как основные в работе экспедиции прошедшего сезона. Зыбкость их датировки заставила обратить особое внимание на эту проблему.

Писаница на горе Хызыл-Хая в Саксарском горном массиве — одна из первых в Хакасии, где проводились профессиональные работы по копированию петроглифов, а наиболее крупные композиции были опубликованы (Appelgren-Kivalo 1931. Abb. 296-300). В 1983 г. изображения обследовались и частично были скопированы Н.В. Леонтьевым и Н.А. Боковенко, а затем Л.Р. и И.Л. Кызласовыми. Результатом этих работ стали публикации таштыкской гравировки, ранее не представленной в литературе (Кызласов 1990), и общего описания памятника (Боковенко 2004).

Изображения концентрируются на двух участках горы (Хызыл-Хая I и II) в 200 м друг от друга. В первом представлено 11 плоскостей, размещённых на трёх ярусах скальных выходов, во втором — 2 плоскости; из них девять выбитых композиций (скопированы на микалентную бумагу) и две таштыкские гравировки (зафиксированы на плёнку) (ил. 1).

Выбивки Хызыл-Хая довольно однородны по представленным сюжетам: сцены варки в котлах, езды на санях, запряжённых волами, а также отдельные изображения котлов, саней и быков; всадники и пешие в сложных «перьевых» головных уборах и с посохами (ил. 2); всадники с крупными изогнутыми предметами за спиной (возможно, горитами) (ил. 3). Пожалуй, можно говорить и о стилистическом единообразии изображений Хызыл-Хая. Особенно характерны фигуры всадников: «двуногие» кони с прямыми ногами и «осевшим» корпусом отдалённо напоминают живот-

(75/76)

Ил. 1. Хызыл-хая I. Гравировка.

(Открыть Ил. 1 в новом окне)

Ил. 2. Хызыл-хая II. Выбитая композиция.

(Открыть Ил. 2 в новом окне)

Ил. 3. Хызыл-хая I. Выбитая композиция.

(Открыть Ил. 3 в новом окне)

(76/77)

ных в позе «внезапной остановки», чётко прорисованы повод и отставленный хвост. Теми же особенностями отличаются и фигуры волов.

Датировка основной части комплекса весьма приблизительна. Явно культовый характер сюжетов затрудняет их сравнение с другими памятниками. По изображениям котлов она сопоставима с Боярскими писаницами (условно II-I вв. до н.э.) (Дэвлет 1976; Кызласов 1981), хотя Н.А. Боковенко относит ее к тагарскому времени в целом (I тыс. до н.э.) (Боковенко 2004). На мой взгляд, она тяготеет к позднему этапу культуры. Например, головные уборы в виде расходящихся «перьев» изображены на Куне; фигуры быков, присутствующих на Хызыл-Хая, нехарактерны для тагарских изображений, но имеются на Куне и особенно Боярах. Изображений таштыкского облика, включенных в выбитые композиции, здесь нет, однако рисунки котлов и пририсованные к некоторым фигурам головные уборы указывают на внимание к выбивкам Хызыл-Хая в таштыкскую эпоху, причём вряд ли между ними был большой временной промежуток.

Писаница на горе Полосатая расположена на правом берегу Енисея, в 9 км к З от озера Тагарского и в 2,5 км к С от села Кривинского. В литературе упомянут как «особо богатый комплекс» рисунков тагаро-таштыкского периода (Леонтьев, Боковенко 1985. С. 87), однако её изображения никогда не публиковались. Гора Полосатая представляет собой прибрежное окончание невысокой горной гряды, протянувшейся с В на З. Петроглифы расположены на южном и юго-западном скалистых склонах. Нами обнаружены и скопированы на микалентную бумагу 6 плоскостей с выбитыми изображениями. Пять из них находятся на самом мощном ярусе скальных выходов и одна ниже, в центре отдельного скального останца. Большая часть композиций представляет сцены сражений: пешие воины изображены с чеканами, булавами и, возможно, кистенями. У всех всадников (и некоторых пеших) на головах прически или уборы в виде хвостов. «Двуногие» кони под всадниками стилистически подобны коням Хызыл-Хая (поза, близкая «внезапной остановке», проработанный повод, отставленный хвост). Композиции отличаются обилием тесно расположенных фигур (ил. 4). На одной из плоскостей воины

(77/78)

изображены с признаками пола. Сюжетно и стилистически композиции Полосатой можно сопоставить с известной выбивкой Тепсея V (Советова 1995. Рис. 8).

Среди выбивок Полосатой практически нет фигур с таштыкскими стилистическими приёмами, органично вписанных в композиции. Олени в характерной таштыкской позе на одной из плоскостей выбиты иначе, чем окружающие их фигуры, поэтому могли быть исполнены позднее. Судя по работам О. С. Советовой, батальные сцены и человечки в островерхих головных уборах были в равной степени характерны для тагарских и тагаро-таштыкских писаниц. Отсутствие чётких критериев датировки затрудняет уверенное отнесение выбивок Полосатой к тем или другим. Показательными для их атрибуции могут стать сюжетные аналогии к отдельным композициям памятника, встреченные на писаницах тагаро-таштыкского периода. Во-первых, на одной из плос-

Ил. 4. Полосатая. Выбитая композиция (фрагменты плоскости расположены на одном уровне).

(Открыть Ил. 4 в новом окне)

Ил. 5. Полосатая. Выбитая композиция.

(Открыть Ил. 5 в новом окне)

(78/79)

костей Полосатой изображены всадник и коленопреклонённый человек с воздетыми руками (ил. 5). Подобная композиция имеется на Кавказской писанице (Леонтьев, Боковенко 1985. Рис. 3). На указанной прорисовке голова и тело «молящего о пощаде» не зафиксированы, однако они хорошо видны на цветной фотографии. Во-вторых, на другой плоскости Полосатой представлена группа взявшихся за руки человечков в остроугольных шапках (Панкова, Слободзян в печати) (рис. 1). Трое подобных человечков в колпачках выбиты на Куне (Вяткина 1961. Табл. XLII-34), а несколько фигур без уборов — на Кавказской (Леонтьев, Боковенко 1985) (рис. 4-1). Возможно, повторяемость этих сюжетов неслучайна, и они передавались устойчивыми композициями, характерными для писаниц тагаро-таштыкского периода, к которым можно отнести и писаницы Полосатой.

Редкий случай соседства таштыкских выбивок с изображениями предшествующей эпохи представлен на горе Седловина (у села Быстрая), на двух плоскостях южного склона. Обе композиции опубликованы (Дэвлет, Бадер, Даркевич, Леонтьев 1979; Боковенко 1987. Рис. 2-5), однако на прорисовках трудно передать различия в технике исполнения, важные для этого памятника (ил. 6). Наиболее ранние изображения помещены в верхней части плоскостей; характерные всадники, подобные описанным для Хызыл-Хая и Полосатой. Следующая группа представлена ниже - два бегущих «таштыкской» рысью коня и три человеческие фигуры. Еще ниже размещена третья группа - фигуры четырех меньших, определенно таштыкских лошадей. Первые две группы отличаются стилистически, но близки по технике выбивки; две последние, напротив, стилистически подобны, но выбиты совершенно по-разному. По-видимому, между фигурами трех групп не было большой хронологической разницы. Наиболее ранние из них -всадники - могут относиться к окончанию тагарской эпохи - тагаро-таштыкскому времени.

Всадники Седловины, Хызыл-Хая и Полосатой стилистически аналогичны и отличаются лишь индивидуальными деталями. Специфику таких фигур отмечали Я. А. Шер и Н. А. Боковенко, причем первый датировал их древнетюркским временем (Шер 1980. С. 38), а второй отнес к «промежутку между карасукским и

(79/80)

тесинским этапами» (Боковенко 1987. С. 77). На мой взгляд, эти изображения могут характеризовать одну из художественных манер поздне- или посттагарского периода и быть одним из его стилистических маркеров.

Ил. 6. Седловина. Фрагмент плоскости (фото с микалентной бумаги).

(Открыть Ил. 6 в новом окне)

Среди изображений Суханихи II (по Е. Миклашевич 2004) скопирована одна из крупнейших таштыкских композиций в технике выбивки. Она включает около 40 фигур всадников, пеших воинов и животных, значительная часть которых обладает характерными признаками таштыкского стиля, а вся композиция представляет собой исключительный образец искусства «этапа выбивок».

На горе Георгиевской (у села Тесь Красноярского края) завершено копирование таштыкских гравировок. Вместе с рисунками, зафиксированными в 2003 г., нами обнаружено 11 резных композиций — десять на восточном склоне горы и одна в распадке между её вершинами. На восточном склоне Георгиевской присутствуют и композиции других эпох (более 20 плоскостей), включающие

(80/81)

выбивки в минусинском, карасукском и скифо-сибирском стиле, а также изображения, относящиеся к позднему Средневековью и Новому времени.

Проведена разведка изображений на севере Хакасии, в междуречье Чёрного и Белого Июсов, по маршруту Ошкольская степь — заповедник Чазы. Скальные обнажения здесь сильно разрушены или скрыты лесом, поэтому практически не осматривались. Курганные плиты, напротив, неплохой сохранности (могильники баиновского (?), подгорновского и сарагашенского этапов тагарской культуры). Основной интерес для нас представляли специфичные таштыкские изображения на плитах могильника Подкамень и Ошкольской писанице, расположенных в том же микрорайоне (Панкова, Архипов 2003; Панкова, Архипов 2004). В других районах Хакасии они неизвестны; предполагалось, что такие рисунки характерны именно для северного региона и могут присутствовать в других логах междуречья Июсов. К сожалению, подобных гравировок здесь не обнаружено, вообще изображений на исследованной территории мало. Ближайшей к задачам экспедиции оказалась таштыкская гравировка в заповеднике Чазы. На камне тагарского кургана изображён воин с поднятым мечом без перекрестия, пара когтистых (медвежьих?) лап и вторая человеческая фигура (ил. 7).

На горе Куня (Усть-Абаканский район Хакасии) скопирована «новая» таштыкская гравировка, с которой нас познакомила Е.А. Миклашевич. На береговом склоне горы, на записанной современными «рожицами» плоскости под слоем белой краски находится композиция, включающая двух воинов и четырёх копытных (ил. 8).

Дополнением к минусинской программе экспедиции стала краткая разведка наскальных изображений в Ермаковском районе Красноярского края, по правому берегу реки Ус (река Мутная — ручей Сосновый). Ранее здесь были обнаружены плита с личинами окуневского типа (Боковенко 1995) и крашеные фигуры геометрического характера, также охарактеризованные В.Ф. Капелько и Н.А. Боковенко как окуневские. Кроме того, отсюда происходит оленный камень, найденный О.А. Митько при раскопках оградки скифского времени (Митько 2002). За исключением разведок В.Ф. Капелько, о результатах которых практически

(81/82)

(82/83)

ничего не известно, наскальные изображения по реке Ус специально не обследовались. Наш осмотр скальных выходов показал, что их структура и сохранность едва ли позволяют рассчитывать на обнаружение петроглифов. В 2004 г. скопированы изображения на упомянутом оленном камне — выбитые фигуры оленей с подогнутыми ногами и человека, в целом нехарактерные для этого рода памятников.

Автор и участники экспедиции искренне благодарят Н.В. Леонтьева, Н.А. Боковенко и Е.А. Миклашевич за дружеское содействие и ценные консультации.

[1] [ c. 74 ] В работах 2004 г. принимали участие сотрудник Отдела Востока Эрмитажа М.Б. Слободзян, специалист по ГИС В.Н. Архипов, водитель А.П. Толканёв.

Литература.   ^

Боковенко 1987 — Боковенко Н.А. К вопросу о датировке некоторых енисейских изображений всадников // Скифо-сибирский мир. Искусство и идеология. Новосибирск, 1987. С. 75-80.

Боковенко 1995 — Боковенко Н.А. Новые петроглифы личин окуневского типа в Центральной Азии // Проблемы изучения окуневской культуры. Тез. докладов конф. СПб., 1995. С. 32-37.

Боковенко 2004 — Боковенко Н.А. Писаница Хызыл-Хая — обретённая и потерянная // Невский археолого-историографический сборник: к 75-летию А.А. Формозова. СПб., 2004. С. 389-395.

Вяткина 1961 — Вяткина К.В. Наскальные изображения Минусинской котловины // Сб.МАЭ. Т. XX. 1961. С. 188-237.

Дэвлет 1976 — Дэвлет М.А. Большая Боярская писаница. М., 1976. С. 36.

Дэвлет, Бадер, Даркевич, Леонтьев 1979 — Дэвлет М.А., Бадер Н.О., Даркевич В.П., Леонтьев Н.В. Петроглифы Енисея // АО 1978 г. М., 1979. С. 223-224.

Леонтьев, Боковенко 1985 — Леонтьев Н.В., Боковенко Н.А. Кавказская писаница на Тубе // КСИА. №184. С. 82-88.

Кызласов 1981 — Кызласов И.Л. Древнехакасские сани (из истории средств передвижения) // Вопросы этнографии Хакасии. Абакан, 1981. С. 45-67.

Кызласов 1990 — Кызласов И.Л. Таштыкские рыцари // Проблемы изучения наскальных изображений в СССР. М., 1990. С. 182-191.

(83/84)

Миклашевич 2004 — Миклашевич Е.А. Памятники Минусинской котловины (Республика Хакасия, Красноярский край) // Памятники наскального искусства Центральной Азии. Общественное участие, менеджмент, консервация, документация. Алма-Ата, 2004. С. 15-28.

Митько 2002 — Митько О.А. Работы в Красноярском крае // АО 2001г. М., 2002. С. 451-452.

Панкова, Архипов 2003 — Панкова С.В., Архипов В.Н. Работы петроглифического отряда Тувинской экспедиции // Отчётная археологическая сессия за 2002 год. Тез. докладов. СПб, Государственный Эрмитаж, 2003. С. 25-28.

Панкова, Архипов 2004 — Панкова С.В., Архипов В.Н. Новые памятники наскального искусства из Южной Сибири // Археологические экспедиции за 2003 год. Сб. докладов. СПб., Государственный Эрмитаж, 2004. С. 36-47.

Панкова, Слободзян в печати — Панкова С.В., Слободзян М.Б. Исследования в Хакасии и Красноярском крае. Наскальные изображения // АО 2004 г. М., (в печати).

Советова 1995 — Советова О.С. Петроглифы горы Тепсей // Древнее искусство Азии. Петроглифы. Кемерово, 1995. С. 33-54.

Шер 1980 — Шер Я.А. Петроглифы Средней и Центральной Азии. М., 1980. С. 328.

Appelgren-Kivalo 1931 — Appelgren-Kivalo. Alt-Altaische Kunstdenkmaeler. Helsingfors, 1931.