|
В.Д. КубаревРис. 1 [с. 86]. Современное состояние изваяния на холме Дьёр-Тебе (а) и его калька (б) по Л.А. Евтюховой.(Открыть Рис. 1 в новом окне) |
Рис. 2. План раскопа I-IV оградок комплекса Дьёр-Тебе.(Открыть Рис. 2 в новом окне) |
У восточной стороны оградки IV беспорядочно разбросаны несколько сланцевых плит.
Стенки всех четырёх оградок сложены из тщательно подобранных сланцевых плит серого цвета, высота которых от горизонта колеблется от 10 до 20 см при толщине 5-10 см. Плиты поставлены ребром в узкие и глубокие (до 30 см) канавки. Чаще они врыты наполовину, но иногда, как, например, это наблюдается в оградке I, вкопанная часть плиты значительно превышает по размерам её наружную часть. Средняя высота плит достигает 20-40 см, в редких случаях — 50 см.
От размеров плит прямо зависят и размеры оградок. Так для оградок I и II взяты массивные длинные плиты, а в оградках III и IV толщина плит составляет 1-2 см при высоте 3-12 см. Внутри все оградки забутованы мелкими каменными обломками, речной галькой и сильно задернованы.
Оградки были заключены в один раскоп общей площадью 128 м2 с тем, чтобы исследовать пространство между ними и вокруг них (рис. 2).
Сразу же под дерном (толщина 10-12 см) открылась древняя поверхность, на которой были обнаружены следы кострищ и различные находки.
После зачистки в квадрате 2Б (рис. 3) появилось пятно от нижнего конца сгнившей жерди, вкопанной под углом 40° к оградке I (наклон к СВ). Яма под жердь узкая и глубокая, размером 48x75 см, выкопана в материковом грунте также под углом. Жердь сучковатая, лиственничная, нижний конец заострён. Она была вкопана таким образом, чтобы ее подпирала одна из южных плит оградки I. Каким-то образом с ней была связана другая лиственничная жердь, но уже врытая вертикально в квадрате 7Ж в 20 см снаружи от северо-восточного угла оградки I. Глубина ямы под жердь — 42 см, диаметр — 30 см. Длина нижней (врытой) части жерди — 33 см, диаметр — 19 см. Как видно на рис. 3, две описанные жерди расположены почти по диагонали ЮЗ-СВ и проецируются с корневищем от дерева, вкопанного в центре оградки I.
(87/88)
В квадратах 8Д и 9Д, в 25-30 см от северной стены оградки I, под дерном на глубине 8 см зачищено угольное пятно от кострища. Оно овальной формы, диаметром 60-70 см, мощностью 7-10 см. Кострище ограничено двумя крупными очажными камнями и состоит из темно-серой золы, редких древесных угольков с включением колотых, обгоревших костей животных (рис. 3, 1).
Второе аналогичное кострище находилось между оградками II и III (рис. 4, 2). Как и первое, оно было устроено снаружи — у северных плит оградки II, на границе квадратов 14Г и 14Д. Размеры кострища — 34х28 см. Заполнение второго кострища идентично содержанию кострища оградки I.
|
(88/89) |
Рис. 3. План оградки I комплекса Дьёр-Тебе
|
Рис. 4. План оградки II комплекса Дьёр-Тебе.
|
(89/90)
Третье кострище, самое большое по размерам (110x55 см, мощность 10-42 см), зачищено в квадратах 15Г, 16Г, 15Д, 16Д, снаружи у юго-западного угла оградки III (рис. 2). В кострище, заполненном золой с древесными углями, найдены отдельные обгоревшие кости лошади и овцы.
В квадрате 17Ж, в 20 см к В от восточной же стороны оградки III, под дёрном чётко прослежен древесный тлен, в плане напоминающий «ящик» из 3 дощечек толщиной 8 см. Размеры «ящика» — 42x30x4 см. Его четвёртую (восточную) стенку замещает обломок плиты-балбала. Внутри «ящика» найдена подъязычная кость от черепа лошади. Подобное тёмно-коричневое пятно древесного тлена квадратной формы прослежено и вокруг изваяния, стоящего у оградки III (рис. 4, 3). Оно стало различимо сразу же после снятия дерна. Размеры пятна — 75х75 см, мощность — 5 см. Возможно, это следы деревянной «основы», специально изготовленной для устойчивости изваяния, нижняя часть которого врыта неглубоко, всего лишь на 18 см. Под древесным тленом «основы» найдены мелкие камни, использованные для забутовки ямы под изваяние. Границы ямы нечёткие, глубина 38 см.
Далее было разобрано и зачищено внутреннее пространство всех оградок. При этом мощность внутренней засыпки по линии С-Ю в оградке I составила 32-35 см, в оградке II — 21-30 см и соответственно в оградках III и IV — 18х26 см.
Оградка I (рис. 3) почти квадратной формы, хотя все её стороны имеют разные размеры: восточная — 559 см, западная — 539 см, южная — 551 см и северная — 541 см. На устройство оградки было взято 20 плит, причём в северной и восточной сторонах их уложено равное количество (по 5 шт.). Во внутренней засыпке оградки встречались древесные угли и прокалённые камни. У северной стенки оградки было зачищено 5 сланцевых плит, лежавших плашмя. Среди них и вокруг найдены разрозненные кости домашних животных. В центре оградки (квадрат 5Г) прослежено круглое пятно тёмно-коричневого древесного тлена. Выяснилось, что это были остатки нижней части сгнившего корневища лиственницы длиной 102 см. Дерево было врыто, буквально втиснуто в глубокую (110 см) яму, диаметр которой (55 см) незначительно превышал диаметр ствола (41 см). Пространство между корневищем и стенками ямы забутовано мелкими камнями и засыпано чистым речным песком.
Оградка II (рис. 4) устроена в 2 м к С от оградки I. Размеры её 4x4 м. Оградка сооружена из 13 сланцевых плит, поставленных на ребро. Первоначально их было предположительно 16 (1 плита утрачена в восточной и 2 в северной сторонах оградки). Плиты ограждения располагались по четыре в каждой стороне, не считая западной, где вкопаны три плиты, и были слегка наклонены наружу, впрочем, как и во всех остальных оградках. В 125 см от восточных плит снаружи оградки установлено изваяние (рис. 1). Первой была снята западная половина внутренней засыпки оградки. При зачистке этой части в юго-западном (квадраты 10В, 11В) и северо-западном (квадраты 13Г, 14Г) углах ограждения зафиксированы многочис-
|
(90/91) |
|
Рис. 5. Железный нож из оградки II.(Открыть Рис. 5 в новом окне) |
Рис. 6. План оградки III комплекса Дьёр-Тебе.
|
Рис. 7. Настил из плит в оградке III.
|
ленные мелкие кости животных. В квадрате 13Д на древней поверхности внутри оградки II найден железный однолезвийный нож (рис. 5). Зубы от черепа лошади находились в квадратах 12Д, 13Д. Но здесь они обнаружены на двух больших плитах, уложенных одна на другую. Плиты приходятся почти на центр оградки и частично перекрывают собой яму. Она овальной формы, ориентирована длинной осью по линии С-Ю. Размеры ямы — 96x68 см, глубина — 107 см. В яме обнаружены остатки лиственничного корневища диаметром 36 см и длиной 100 см. Заполнение ямы вокруг корневища, как и в ограде I, состоит из чистого речного песка и мелких забутованных камней.
Оградка III (рис. 6) поставлена в 211 см к С от оградки II. Её размеры — 2,5х2,5 м. Общее число плит ограждения равно 10 — по 2 в восточной и западной, и по 3 в северной и южной сторонах оградки (2 плиты, образующие юго-западный угол, завалились внутрь оградки). После снятия дёрна, который включал много мелких камней, внутри оградки зачищен настил из сланцевых плит. Более десятка плит тщательно уложены вплотную или иногда концами налегают друг на друга (рис. 7).
В первую очередь клались плиты в один ряд вдоль стенок ограждения, а затем уже были уложены две плиты в центре. Они своим местонахождением аналогичны двум плитам, найденным в центре оградки II. Под плитовым настилом внутри оградки лежит нетронутый материковый грунт,
(91/92)
кроме квадратов 17Д, 17Е, 18Д, 18Е, в которых обнаружена яма вытянутой овальной формы размером 85x60 см, глубиной 83 см. У северного края ямы, в небольшом углублении, находится кострище (рис. 6, 4) мощностью 5-8 см, заполненное углями, золой, фрагментом обугленной доски и обгоревшими костями животных. В яме почти по её центру содержатся остатки нижней части ствола и корневища деревца диаметром 10 см, длиной 79 см. Оно, как и в двух первых оградках, забутовано вокруг камнями и засыпано песком.
Оградка IV (рис. 8) расположена в 92 см на С от оградки III. Размеры сторон: восточная — 341 см, северная — 315 см, западная — 323 см и южная — 392 см. Плит ограждения 10, т.е. столько же, сколько и в оградке III. Здесь так же, как и в оградке III, по равному количеству плит (по 2 в восточной и южной и по 3 — северной и западной сторонах ограждения).
В процессе зачистки в северо-западном углу оградки обозначились несколько плит, лежащих плашмя. Среди них найдены обломки костей животных и угли. В квадратах 22Д, 23Д, 22Е, 23Е сохранилась яма округлой формы, размером 73x71 см, глубиной 100 см. У северного края ямы под плитой обнаружено кострище (рис. 8, 5). В его заполнении — угли с золой и мелкие фрагменты обгоревших костей животных. Кострище 5 находилось, аналогично кострищу 4 в оградке III, в небольшой выемке глубиной 9 см. Ближе к южному краю ямы сохранилось пятно от сгнивших ствола и корневища лиственницы диаметром 22 см, длиной 98 см. Пространство между корневищем и стенками ямы засыпано песком и камнями.
Древнетюркские поминальные оградки на холме Дьёр-Тебе по конструкции, размерам и материалу, взятому для их сооружения, не отличаются от многочисленных раскопанных древнетюркских оградок Алтая [2] и Тувы. [3] Но к редко встречающимся оградкам на Алтае следует отнести конструкцию оградки III, внутреннее пространство которой вымощено плитами. Подобные оградки с плитовым настилом чаще встречаются в соседних Туве и Монголии.
Первая предварительная попытка периодизации алтайских оградок древних тюрок была предпринята в свое время А.А. Гавриловой. [4] Раскопав значительную часть оградок в Кудыргэ, она выделила их в особый кудыргинский тип. Коллективные смежные оградки из Кудыргэ датируются ранними типами вещей V-VI вв. Другой тип — яконурские оградки, рядом стоящие, с изваяниями-фигурами, относящимися к VII-VIII вв. Исходя из предложенного А.А. Гавриловой определения, узунтальские оградки могут быть отнесены к яконурскому типу. Но ряд черт в устройстве сближает кудыргинские и узунтальские оградки. К ним необходимо отнести «жертвенный ящик» у восточных плит узунтальской оградки III, развалы плит с той же стороны у оградки IV, далее — плиты внутри оградок I, II, IV. Все они указывают на ту же традицию сооружения небольших «жертвенных ящиков», что и в оградках Кудыргэ.
В узунтальских оградках среди развала плит от ящиков находились обгоревшие кости животных и угли. То же самое было обнаружено и в большинстве каменных ящиков внутри кудыргинских оградок. [5] Узунтальские оградки, подобно кудыргинским, имеют восточную ориентировку, близкие размеры, яму в центре, следы кострищ и т.д. Различия, отмеченные А.А. Гавриловой между кудыргинскими и яконурскими типами
(92/93)
Рис. 8. План оградки IV комплекса Дьёр-Тебе.
5 — кострище; 6 — развалы плит.
(Открыть Рис. 8 в новом окне)
оградок, могут быть объяснены хронологическими изменениями, а не этническими признаками.
Впервые нами была сделана попытка датировать древнетюркские оградки радиоуглеродным методом. Проба угля (СО АН — 1136), [6] взятая из кострища 5 оградки IV, дала дату 945 г. ± 27 лет. Узунтальский поминальный комплекс, таким образом, датируется приблизительно серединой
(93/94)
X в., т.е. периодом полного ослабления тюрок. Очевидно, часть потомков тюрок — тугю — ещё проживала в Горном Алтае, сохранив, возможно, даже и своё этническое имя. В связи с такой датировкой узунтальских оградок мы теперь имеем верхнюю дату тюркских оградок, традиция устройства которых, вероятно, существовала на протяжении нескольких столетий (V-X вв). Такое длительное бытование тюркских оградок, конечно, свидетельствует и о сохранившемся обычае установки изваяний на Алтае вплоть до X в. [7]
Число поминальных оградок на холме Дьёр-Тебе традиционно для восточных районов Горного Алтая, где чаще встречаются 3-4 оградки. Логично представить, что самой первой была поставлена большая оградка I, а затем уже сооружена оградка II. Две другие оградки — III и IV, — близкие друг другу по конструкции, числу плит ограждения, размерам и другим характерным деталям, очевидно, были устроены одновременно. Вообще же большого хронологического разрыва между всеми оградками не должно быть, так как их объединяет одна интересная особенность.
Совершенно новая деталь для всех известных поминальных комплексов — наличие в центре узунтальских оградок вместо традиционных «колов» остатков корневищ лиственничных деревьев. В том, что в оградках на холме Дьёр-Тебе вкапывалось по лиственнице, убеждает такая немаловажная черта обряда, как засыпка всех четырех корневищ лиственниц чистым речным песком. Устроителям поминальных оградок, вероятно, было необходимо, чтобы на время поминок деревья оставались зелёными. Для этой цели и был специально привезён песок с реки, который в отличие от суглинка (материкового грунта) хорошо пропускает воду.
В высокогорных полупустынных долинах Восточного Алтая роль воды значительна, её живительную силу тюрки Алтая знали и с успехом применяли для орошения своих полей и пастбищ. Поэтому нетрудно представить, что и воду для полива деревьев они также могли привозить, например, в кожаных мешках.
Нам известен обряд поминок у древних тюрок, когда после похорон накладывались камни и на них ставился памятный столб, на который затем подвешивались головы принесённых в жертву овец и лошадей. Сохранение такого обычая при похоронах и некоторых культовых обрядах можно наблюдать у современных алтайцев, [8] тувинцев, [9] бурят [10] и у других скотоводческих народов Сибири.
Археологическое изучение узунтальского поминального комплекса позволяет нам при помощи новых фактов установить ещё более тесную связь многочисленных ритуальных оградок древнетюркского времени с поздними поминальными обрядами народов Сибири и даже реконструировать применительно к тюркам Восточного Алтая сам поминальный обряд, некогда совершавшийся в узунтальских оградках.
Таким основным фактом, позволяющим по-новому взглянуть на древнетюркские оградки, является уже упомянутая лиственница, которая ставилась в центре каждой из узунтальских оградок. По-видимому, это были культовые деревья, установленные только на время поминок и почитавшиеся затем так же, как, например, шаманское дерево монголов, известное под именем утаган модон. [11] По сведениям Н.Ф. Катанова, суть тувинского обряда «тайылга» — жертвоприношения духам — за-
(94/95)
ключалась в установке между камнями какого-нибудь дерева (сосна, лиственница или берёза). [12] Шаманское дерево туру, представляющее собой молодую и высокую лиственницу, было обязательным при всех камланиях эвенкийских шаманов. [13] Оно всегда находилось в центре шаманского чума, при этом нижняя часть его ставилась рядом с очагом, а верхняя выходила в дымовое отверстие. Подобный обычай установки молодой лиственницы в аиле подле очага сохранился до сих пор и у южных алтайцев в свадебных обрядах. А алтайцы улуса Сарыгол даже провожали умерших от своей родовой берёзы Бай Кайынг, [14] что уже прямо указывает на связь этого обычая с ритуалом, соблюдавшимся в узунтальских оградках.
Придерживаясь и дальше мнения о высаживании в центре оградок молодых зелёных деревьев, мы полагаем, что оградки на холме Дьёр-Тебе могли быть сооружены только в летний сезон. Для сравнения можно взять время жертвоприношений у алтайцев, которые совершались «непременно весной или летом, иногда осенью». [15]
Первостепенную роль в шаманском ритуале южных алтайцев играла лошадь. Её приносили в жертву как при похоронах, так и в некоторых культовых действах. [16] Обряд этот назывался «койлого», а лошадь, на которой умерший должен был отправиться в потусторонний мир, носила название «койло ат». Голову и шкуру лошади, принесённой в жертву, алтайцы обычно вывешивали на жердь или ближайшее дерево. У соседних монголов «череп лошади оставляют на высоком месте, что выражает высшую степень почёта (как при похоронах уважаемого человека)». [17]
Тщательное изучение остеологического материала из узунтальских оградок позволило палеонтологу Н.Д. Оводову сделать заключение о принадлежности основной массы костей лошадям и овцам. Среди костей этих животных преобладают фаланги и особенно зубы от черепов лошадей (они составляют более половины всего остеологического материала, взятого из раскопа узунтальского поминального комплекса). Нахождение в центре оградок вокруг лиственничного корневища свидетельствует о том, что и в узунтальских оградках соблюдался аналогичный обряд с вывешиванием головы и шкуры жертвенного животного на дереве. Особенно отчётливо это восстанавливается по остаткам жердей вкопанных вокруг оградки I, реконструкция установки которых повторяет собой форму некоторых поздних алтайских жертвенников (рис. 9).
Третьей обязательной деталью, без которой не совершались ни одни поминки у народов Сибири, был костёр. По представлениям алтайцев огонь служил средством очищения от скверны и защиты от нападения злых духов. [18] Теленгиты Кош-Агачского района на седьмой день после похорон через костёр устраивали кормление (аш) умершего. [19] «Угощение» во время поминок умершего различной пищей и напитками, брошенными в костёр, делают и тувинцы. [20]
Двум первым узунтальским оградкам соответствуют два кострища, найденные в непосредственной близости от них. В их местонахождении можно проследить чёткую последовательность (снаружи, у северных плит ограждения). Кострища 4 и 5 внутри оградок III и IV следует считать условными, потому что горящие угли для них были перенесены из самого
(95/96)
Рис. 9.
Реконструкция установки жертвенных жердей в оградке I комплекса Дьёр-Тебе.
(Открыть Рис. 9 в новом окне)
большого кострища 3, а затем сразу же заложены плитами. Такое предположение обосновано находкой фрагмента доски, не успевшей сгореть в кострище 5 (оградка IV). На доске, по-видимому, и принесены угли для символических костров в оградках III и IV. Не исключено, что и в оградках I и II под лиственницы приносился горящий уголь. Здесь, однако, отмечены только следы сильно перегоревшей золы. Аналогия с этнографическим описанием поминального обряда алтайцев будет более убедительной, если учесть, что почти во всех пяти кострищах найдены обгоревшие кости животных — остатки пищи, употреблявшейся для кормления душ умерших.
У восточной стороны оградки III, в «ящике», найдена кость от черепа лошади. Несомненно, этот жертвенник служил также для отправления поминального культа, но уже, возможно, после сооружения оградки (вторые поминки?).
Квадратная форма оградки, плиты, поставленные на ребро, т.е. всё ограждение, вероятно, играло значительную роль в поминальном обряде алтайских тюрок, Оно несло охранительные функции, ограждая родственников от души умершего. Несколько иной, упрощённый способ такого символического ограждения при поминках сохранился у сутхольских тувинцев: «Он (шаман) проводил палкой на земле три черты, за которые родственники не должны были переступать». [21] Вообще традиция сооружения оградок из плит восходит на Алтае ещё к скифскому времени. В этих же районах Восточного Алтая имеется большое количество таких оградок с установленными в центре стелами. Только скифские оградки отличались от тюркских прямоугольной формой и меньшими размерами. Интересно при этом отметить культовое назначение этих памятников, при установке которых иногда делались жертвоприношения. [22] Кроме того, лицевые стелы скифского времени и оленные камни Восточного Алтая имеют такую же, как и древнетюркские изваяния, восточную ориентировку. Ряд новых фактов убеждает, что и сам поминальный ритуал возник на Алтае так-
(96/97)
же в скифскую эпоху. [23] Поминальный обряд, отправлявшийся в узунтальских оградках с установлением священной лиственницы, видимо, по-новому объясняет сцену, изображённую на золотой застёжке из Сибирской коллекции Петра I. [24] Она обычно трактуется исследователями как сцена отдыха всадников под деревом. А не следует ли рассматривать эту сцену как поминки или проводы [25] умершего от священного родового дерева. Редкие предметы, иногда находимые в древнетюркских оградках, могут быть объяснены одной из деталей поминального обряда, бытовавшего до недавнего времени у южных алтайцев. Так, в 40-й день (вторые поминки) шаман снова угощал умершего и при этом выяснял: «Всё ли дали умершему с собой для его существования в стране умерших предков и что ему хотелось бы ещё взять с собой. Эти вещи приносились и сжигались тут же на костре». [26]
В момент окончания поминок внутреннее пространство оградок забрасывалось камнями.26 Для этой же цели служил и плитовой настил в оградке III. Поскольку всё сооружение узунтальского поминального комплекса располагалось на холме, а белое изваяние и деревья просматривались на многие километры вокруг, нельзя не согласиться с тем, что всё было рассчитано на особое почитание, обязательное поклонение и жертвоприношение со стороны проезжающих мимо путников. Жертвоприношением могли служить ленточка, привязанная на дереве, или брошенный в ограду камень. Наиболее ценным и желанным (для духа) был камень белого цвета — священный, чистый камень. [27] Исходя из этого, предположим, что именно таким способом и было постепенно заполнено внутреннее пространство узунтальских оградок и многих других древнетюркских оградок Алтая.
Итак, опираясь на известные этнографические источники, сопоставленные с уникальными актами, появившимися в результате раскопок узунтальских оградок, поминальный обряд тюрков Восточного Алтая представляется нам в следующем виде: оградка — своеобразное и последнее пристанище духа (души) умершего (одновременно служившее символическим барьером, ограждением родственников от духа умершего) — сооружалась в первую очередь. Затем в центре оградки ставилось молодое лиственничное дерево, корневая часть которого была специально выкопана и обрублена. В качестве жертвы приносились лошадь или овца, предназначавшиеся для угощения души умершего, шамана и родственников. С северной стороны оградки родственниками умершего разводился костёр. Из него горящие угли переносились (вероятно, шаманом) к подножию лиственницы для второго ритуального костра. Через оба костра родствен-
(97/98)
никами производилось кормление души умершего, которая, очевидно, в этот момент, по представлениям тюрков, находилась на лиственнице [28] и питалась дымом (паром) от пищи, брошенной в символический костёр под деревом. Но костер необходим был и для отпугивания злых духов или других душ умерших, которые могли «слететься», учуяв поминальное угощение.
Душа умершего могла быть заключена шаманом и в каменное изваяние. Оно, изготовленное к моменту поминок, устанавливалось у оградки и изображало, как теперь известно, самого умершего, который, таким образом, как бы присутствовал на своих поминках. [29]
По окончании поминального ритуала голова и шкура жертвенного животного вывешивались на дерево или специально установленные жерди (см. рис. 9), а костёр под лиственницей и внутреннее пространство оградки закладывались плитами и камнями. Через некоторое время устраивались вторые поминки, для чего снаружи пристраивался к оградкам каменный или деревянный ящик, в который клалась пища, предназначенная душам умерших.
Таким образом, поминальный обряд (проводы умершего) происходивший в узунтальских оградках на холме Дьёр-Тебе, несомненно, ещё раз подтверждает назначение как самих древнетюркских оградок, так и каменных изваяний, сопровождавших их. На материале раскопок узунтальских оградок можно заключить, что в основе культовых представлений древних тюрок был шаманизм. Но вместе с тем в поминальных оградках на холме Дьёр-Тебе проявляется ряд новых черт тюркского шаманизма, ещё более усиливающих сходство культовых церемоний восточно-алтайских тюрок с заключительными поминальными циклами народов Сибири. А они, как известно из обширной этнографической литературы, унаследовали многие религиозные представления от предшествующих эпох, вплоть до скифской древности.
[1] Евтюхова Л.А. Каменные изваяния Южной Сибири и Монголии — МИА 1952, №24, т. 1, с. 77, изваяние №15.
[2] Грязнов М.П. Раскопки на Алтае. — СГЭ, Л., 1940, т. I, с. 20; Евтюхова Л.А., Киселёв С.В. Отчёт о работах Саяно-Алтайской археологической экспедиции в 1935 г. — ТГИМ, 1941, вып. XVI, с. 114-117 и др.
[3] Кызласов Л.Р. История Тулы в средние века. М., 1969, с. 23.
[4] Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племён. М.-Л., 1965, с. 99.
[5] Там же, с. 14-15.
[6] Определение было произведено Л.В. Фирсовым в лаборатории геохронологии Института геологии и геофизики СО АН СССР.
[7] Возможен и другой вариант — вторичная установка изваяний. На р. Юстыд (Кош-Агачский район) в качестве изваяний тюрками были использованы даже оленные камни скифского времени. Тем более реальна переустановка ранних изваяний для поздних поминальных оградок.
[8] Потапов Л.П. Очерк энтогенеза [этногенеза] южных алтайцев.— СЭ, 1952, №3, с. 30-31.
[9] Вайнштейн С.И. Историческая этнография тувинцев. М., 1972, с. 27.
[10] Хороших П.П. Из шаманских воззрений иркутских бурят. — ЭС. Улан-Удэ, 1969, вып. 5, с. 252.
[11] Вяткина К.В. Монголы Монгольской Народной Республики. — В кн.: Восточно-азиатский этнографический сборник. М.-Л., 1960, с. 54.
[12] Вайнштейн С.И. Этнографические исследования Н.Ф. Катанова у тувинцев и других тюркоязычных народов. — ОИРЭ., М., 1968, вып. IV, с. 31.
[13] Анисимов А.Ф. Шаманский чум у эвенков. — СЭС, М.-Л., 1952, вып. 1, с. 203.
[14] Дьяконова В.П. Погребальный обряд тувинцев. Л., 1975, с. 67.
[15] Анохин А.В. Материалы по шаманству у алтайцев. Л., 1924, с. 2.
[16] Потапов Л.П. Этнический состав и происхождение алтайцев. Л., 1969, с. 20.
[17] Вяткина К.В. Указ. соч., с. 41.
[18] Сатлаев Ф. Кумандинцы. Горно-Алтайск, 1974, с. 149.
[19] Дьяконова В.П. Указ. соч., с. 65-66.
[20] Там же, с. 59.
[21] Дьяконова В.П. Указ соч., с. 60.
[22] Окладников А.П. Оленный камень с р. Иволги. СА, 1954, т. XIX, с. 208.
[23] Курганы скифского времени на Восточном Алтае всегда сопровождают небольшие восьмикаменные кольца. Они расположены цепочкой с западной стороны курганных могильников, параллельно курганным насыпям. Выяснено, что каждому кургану соответствуют 2, а изредка и 3 восьмикаменных кольца. Раскопки таких колец в Уландрыке, Бар-Бургазы, Юстыде и Ала-Гаиле показали, что они являлись местами свершения поминок. Внутри колец найдены угли от кострищ и кости жертвенных животных. Число поминальных колец свидетельствует об обычае отправления первых, вторых и в ряде случаев — третьих поминок.
[24] Руденко С.И. Сибирская коллекция Петра I. М.-Л., 1962, табл. XII, 1.
[25] В.П. Дьяконова, основательно изучив погребальный обряд тувинцев, справедливо полагает, что поминки, устраиваемые на 7-й и 40-й день, лучше называть проводами умершего (см.: Дьяконова В.П. Указ, соч., с. 59).
[26] Дьяконова В.П. Указ. соч., с. 65-66.
[27] Разными исследователями давно замечена универсальность культа камней у народов Сибири. Магическими свойствами часто наделялись простые камни необыкновенной формы, а потому неудивительно, что внутри кудыргинской оградки I «было много кварцевых белых, красивых по форме камней» (см.: Гаврилова А.А. Указ. соч., с. 11). В.П. Дьяконова считает, что оваа у тувинцев (обо — у алтайцев), основой культа которого служили камни, принесенные в жертву духам гор, перевалов, местности и другим, возник уже в период раннего средневековья (см.: Дьяконова В.П. Культовые сооружения тувинцев. — В кн.: Полевые исследования Института этнографии 1974 г. М., 1975, с. 157.
[28] У тюркоязычных народностей Сибири до сих пор широко распространено поверье о том, что одиноко растущие на открытых местах деревья имеют своих духов (см.: Алексеев Н.А. Традиционные религиозные верования якутов в XIX — начале XX в. Новосибирск, 1975, с. 32).
[29] См.: Кызласов Л.Р. О назначении древнетюркских каменных изваяний, изображающих людей. — СА, 1964, №1.