 Л.Н. Гумилёв
Хунну. Срединная Азия в древние времена.
// М.: Изд-во Восточной литературы. 1960. 292 с.
Глава III. На берегах «песчаного моря».
^ Первое вторжение хуннов в Китай. Кончался IX век. В Китае чжоуские аны уже теряли свою мощь, и ван Сюань стал опасаться недовольства своих подданных, склонных к мятежу.
В это время впервые показали себя миру хунны, которых китайская поэзия окрестила «небесными гордецами», а грубая проза — «злыми невольниками».
Первое поэтическое известие о хуннах, уже обновлённых, сформировавшихся и потому грозных, относится к 822 г. до н.э. В одной из од «Книги песен» описывается вторжение хуннов [1] в Китай:
В шестой месяц, [2] какое смятение!
Боевые колесницы стоят наготове,
В каждую запряжено четыре статных коня,
Они снаряжены, как это обычно делается.
Хунну яростно вторглись,
Поэтому мы должны были спешно выступить;
Чтобы освободить столицу,
Царь [3] приказал выступить в поход.
Мы победили Хунну,
Проявив великую храбрость...
Хунну плохо рассчитали,
Заняв Цяо и Ху,
Захватив Хао и Фэнь, [4]
Дойдя до северной части реки Цзинь.
(42/43)
Наши знамёна, украшенные изображениями птиц,
Развевались своими белыми складками.
Десять военных колесниц мчались впереди...
Мы победили Хунну.
Это пример для десяти тысяч (т.е. многих) стран. [5]
Данные слишком скудны, чтобы оценить поход хуннов по достоинству. Не совсем ясно, был ли это просто удачный грабительский набег или серьёзная война, рассчитанная на захват территории. Первое вероятнее, но и в этом случае, видимо, действовали большие и организованные массы. Для отражения противника потребовалась мобилизация, и всё-таки война была не лёгкой.
Тем более странно, что после этого хунны опять не упоминаются около 500 лет. Очевидно, их оттеснили на север жуны. [6]
^ Борьба жунов и китайцев. Власть чжоуских ванов держалась «на острие копья». Это положение не могло длиться бесконечно. В 842 г. до н.э. население столицы восстало против Ли-вана и штурмовало дворец. Ли-ван бежал. Власть взяли в свои руки сановники Чжоу-гун и Чжао-гун, которые пошли навстречу требованиям восставшего народа. Эпоха их регентства (842-827) получила характерное название «Всеобщее согласие» (Гун-хэ). Этой ценой была спасена династия, но мощь её не восстановилась, несмотря на удачное отражение хуннов и победоносную войну с царством Сюй на юго-востоке Китая.
Пока феодальных и удельных владений в Китае было много, размер их был очень мал. Поэтому ван (царь) имел бесспорное преимущество перед любым из своих князей. Но когда владения укрупнились, пропорционально выросла сила отдельных князей, и ванам пришлось с ними считаться. Однако это не всегда было так: нередко личные интересы и страсти вмешивались в политические расчёты и опрокидывали их. Так, например, Ю-ван, влюбившись в красавицу Бао-сы, стал пренебрегать своей законной супругой, дочерью князя Шэня.
(43/44)
Последний вступился за оскорблённую дочь; возник конфликт между феодалами, причём обиженный вельможа попросил помощи у соседних племён «варваров». Тут-то и начали контрнаступление жуны и ди. В 771 г. гуаньжуны вмешались в феодальную войну и вторглись в Китай. Ю-ван пал в битве, и гуаньжуны осели на китайских землях. Они заняли область между реками Гин и Вэй «и продолжали утеснять Серединное Государство». [7] Пин-ван из дома Чжоу, не сумев отбиться от наседавшего врага, ушёл на восток в Лоян, но гуаньжунов отразил князь Сян в 770 г. до н.э. С этого времени начинается фактический распад царства Чжоу.
Несколько позднее активизировались на востоке шаньжуны. В 706 г. они прорвались сквозь княжество Янь в княжество Ци и разбили князя Ци под стенами его столицы. Только через 44 года Хуань-гун, князь удела Ци, выгнал их из пределов Китая. [8] Однако распри по-прежнему мешали китайцам объединить свои силы, и в 644 г. жуны разорили удел Цзинь, князь которого был главою имперского союза. В 642 г. они пришли на помощь своему бывшему врагу — мятежному князю удела Ци, и произвели опустошительный набег на удел Вэй.
Но наибольших успехов жуны достигли в 636 г. до н.э. Великий князь Сян-ван из политических соображений женился на княжне из жунди. Однако молодая княгиня стала участницей заговора против него одной из придворных клик. Она привела своих соплеменников, а её друзья отворили им ворота столицы, и великому князю пришлось бежать. Четыре года грабили жуны беззащитный Китай, пока Вэнь-гун, князь удела Цзинь, добивался согласия имперского сейма на вручение ему полномочий на изгнание жунов и восстановление порядка. Только в 632 г. он изгнал их из столицы и казнил изменника, узурпатора — князя удела Дай. Тогда же
(44/45)
циньский Му-гун (659-621) уничтожил 12 владений жунов на западе и вернул Китаю земли Чжоу.
Однако жунди не были разбиты, и борьба продолжалась до 569 г., когда они заключили мир с уделом Цзинь. [9] В V в. перевес склонился на сторону китайцев. Чжао-ван, князь удела Цзинь, завоевал царство икюйских жунов в Шэньси и восточном Ганьсу. Ву лин, князь Чжао, покорил в Ордосе лэуфань и линьху, а Цинь Кай, полководец княжества Янь, «внезапным нападением разгромил Дун-ху». [10]
Каким образом окончательная победа досталась китайцам, убедительно показано ими самими. Жуны занимали огромную территорию и делились на множество больших и малых племён. «Все сии поколения рассеянно обитали по горным долинам, имели своих государей и старейшин, нередко собирались в большом числе родов, но не могли соединиться». [11] До тех пор пока в самом Китае царила феодальная раздробленность, жуны могли иметь частные успехи, но как только владения укрупнились и князья стали царями, централизованная сила победила храбрых жунов. Каменные замки оказались более надёжными убежищами, чем горные ущелья. Икюйские жуны попробовали было подражать китайцам и построили ряд крепостей. Но китайцы уже владели осадной техникой и без труда взяли их замки. Кроме того, мы не знаем, каковы были отношения между жунами и хуннами. Вряд ли они были друзьями. А если так, то положение жунов должно было быть трагично: зажатые между Китаем и Великой степью, они не имели тыла, а горные долины, где они пытались укрыться от наступавшего врага, оказались ловушками, не имевшими выхода, не убежищем, а местом гибели.
В результате пятивековой борьбы жуны были разделены на две части: основная была оттеснена на запад, к горному озеру Кукунор, а другая — на восток, в горы Хингана, где и растворилась среди восточных ху, [12] затаив вражду против китайцев. В результате в III в. до н.э. сложился племенной союз дунху, захвативший
(45/46)
гегемонию в восточной части степи. В это же время вновь ожили и вернулись к активной исторической жизни народы западной части степи.
В 250 г. до н.э. парфяне, возглавив иранское освободительное движение, выгнали из Мидии завоевателей-македонян, а родственные им сарматы завоевали Скифию, т.е. причерноморские степи. [13]
Как будто каким-то мощным толчком были приведены в движение степные народы в середине III в. до н.э.
^ Культура «плиточных могил». В то время когда китайцы и жуны уничтожали друг друга в истребительных войнах, в степях Центральной Монголии и южного Забайкалья сложилась оригинальная культура, которой предстояла большая будущность. Это так называемая «культура плиточных могил», а по сути дела — ранний этап самостоятельной хуннской культуры. Она исследована Г.И. Боровкой [14] и Г.П. Сосновским, [15] но законченное описание её принадлежит А.П. Окладникову. [16] Эти могилы, вытянутые цепочками с юга на север, содержат великолепные изделия из бронзы. Описание их я опускаю, так как оно имеется в работах указанных авторов, и, опираясь на характеристику культуры плиточных могил, данную А.П. Окладниковым, попробую перейти к интерпретации.
Судя по дошедшим до нас материалам, основным занятием людей, оставивших плиточные могилы, было скотоводство; к тому же они в совершенстве владели техникой литейного дела. В могилах обнаружены раковины-каури из Индийского океана, белые цилиндрические бусы из пирофиллита, фрагменты сосудов-триподов китайских форм. Это указывает на широту культурных связей, которые простирались от Китая до Алтая, Минусинской котловины и Средней Азии. Однако ещё
(46/47)
незаметно следов классового расслоения: «расположение могил указывает на прочность общинно-родовых связей». [17] Это не значит, конечно, что не было богатых или бедных семей, но и те и другие находились в рамках патриархального рода. Патриархальный род — это строй аристократический. Заслуженные воины, старейшины и вожди составляют его верхушку, и их могилы должны иметь отличие от могил рядовых их соплеменников. Таковыми являются «оленные камни», т.е. плиты, украшенные изображениями оленей, солнечного диска и оружия. На изготовление их затрачивался труд настолько большой, что он был непосилен одной семье покойника. Очевидно, это было общественным делом. [18] Антропологический тип на протяжении всего I тысячелетия до н.э. не менялся; именно в эту эпоху складывался и сложился характерный палеосибирский тип, справедливо приписываемый хуннам. [19]
В чём же различие культуры плиточных могил [20] и последующей, непосредственно примыкающей к ней хуннской культуры? Во-первых, хунны широко использовали железо, которое в плиточных могилах встречается
(47/48)
редко. Этот факт получает крайне простое объяснение. Первоначально степняки получали железо с юга от тибетцев-кянов. [21] Сомкнулись они с ними около 205 г. до н.э., [22] и только тогда железо потекло в степь широким потоком. Во-вторых, у хуннов мы обнаруживаем царские могилы. И это понятно, так как лишь в 209 г. до н.э. произошла консолидация родов и была установлена твердая центральная власть, а до этого хунны были просто конфедерацией родов. Значит появление царских могил — не что иное, как этап истории одного народа. Все прочие черты совпадают, и, следовательно, вышеприведённая характеристика относится к раннехуннскому обществу, точнее, к становлению его в IX-IV вв. до н.э. В IV в. хунны усилились настолько, что перешли обратно, на южную сторону Гоби, [23] и китайцы, только что одержав победу над бэйди, были вынуждены защищаться от нового врага, учитывая его особую стратегию и непривычную тактику. Памятники этого столкновения — Великая китайская стена и плиточные могилы во Внутренней Монголии. [24]
^ О языке хуннов. Вопросу о языке, на котором говорили хунны, посвящена большая литература, ныне в значительной степени потерявшая значение. [25] Сиратори доказывал, что известные нам хуннские слова — тюркские и единственная хуннская фраза, дошедшая до нас, — тюркская. [26] Исследования финских учёных поставили вопрос о хуннском языке в несколько иную плоскость: Кастрен [27] и Рамстедт [28] высказали мнение,
(48/49)
что хуннский язык был общим для предков тюрков и монголов. Пельо отметил, что он включает в себя элементы ещё более древнего слоя. [29] Лигети оставляет вопрос о хуннском языке открытым, ссылаясь на то, что хуннское слово, обозначающее «сапоги», известное нам в китайской транскрипции, звучит «саудак» и не имеет аналогий ни в тюркских, ни в монгольском языках. Приведённое им сопоставление с кетским словом «сегди» не удовлетворяет самого автора. [30]
Однако это слово имеет прямое отношение к старорусскому слову «сагайдак», т.е. колчан со стрелами и луком. Оно тюрко-монгольского происхождения и было в употреблении в XVI-XVII вв. Связь его с хуннским словом «саудак» совершенно очевидна, так как хунны затыкали за голенища стрелы, которые не помещались в колчане, [31] как впоследствии делали русские, затыкая туда ножи. Итак, слово «сагдак» восходит, возможно, к той же тюрко-монгольской языковой стихии, которая в I тысячелетии до н.э. была еще, очевидно, слабо дифференцирована; но возможно также, что общность известных нам хуннских и монгольских слов объясняется культурным обменом между народами, которых тесно связывала историческая судьба. Несмотря на приведённые соображения, можно думать, что сомнение в тюркоязычии хуннов несостоятельно, так как имеется прямое указание источника на близость языков хуннского и телеского, [32] т.е. уйгурского, о принадлежности которого не может быть двух мнений. Сам Лигети указывает, что сомнения в тюркоязычии хуннов основаны на анализе специальных «культурных слов», которые очень часто оказываются заимствованными, в чём нет ничего удивительного, так как общение хуннов с соседями было продолжительным и интенсивным.
[1] Они названы не сюнну, а сюньюнь, очевидно, из-за архаичности языка.
[2] В июле.
[3] Сюань-ван из династии Чжоу.
[4] Столица царства Чжоу.
[5] В.И. Авдиев, История древнего Востока, М., 1953, стр. 655.
[6] Название «хунну» появилось в Китае в эпоху Чжаньго (IV-III вв. до н.э.) [см.: Цзи Юн, Оборонительные войны против хуннов в эпоху Хань, Шанхай, 1955 («Реферативный сборник», 1956, №15, стр. 95)].
[16] А.П. Окладников, Древнее население Сибири и его культура (рукопись).
[19] Г.Ф. Дебец, Палеоантропология СССР, М.-Л., 1948, стр. 121.
[20] Отождествление культуры плиточных могил с раннехуннской оспаривает И.И. Гохман, который основывает противоположное мнение на изучении семи черепов из плиточных могил IV-II вв. до н.э. [И.И. Гохман, Антропологические материалы плиточных могил Забайкалья («Сборник МАЭ», т. XVIII, М.-Л., 1958), стр. 428, 437]. Исследованные И.И. Гохманом черепа монголоидны и не имеют европеоидной примеси, характерной для хуннов. Однако автор не учитывает, что хунны, как и любой большой народ, не были расово монолитны. Небольшое количество исследованного краниологического материала не позволяет судить обо всем расовом составе населения, оставившего плиточные могилы, а территория, на которой они распространены, уже в III в. до н.э. была хуннской. Скорее можно предположить, что этот монголоидный тип был одним из компонентов хуннского народа, окончательно сложившегося на севере, а не на юге от Гоби. Изменение погребального обряда, имевшее место во II в. до н.э., связано не с переселением нового народа, а с изменением культа, так как хуннская культура в это время переживала период бурного развития, оборвавшегося во II в. н.э. Наличие же плиточных могил к югу от Гоби показывает, что этот обряд захоронения связан не с локальными особенностями одного племени, а является следом культурного единства многоплеменного этнического образования в Срединной Азии I тысячелетия до н.э.
[22] Иакинф, История Тибета и Хухунора, т. I, СПб., 1833, стр. 17.
[23] В 317 г. хунны в союзе с пятью китайскими княжествами выступили против Цинь, но были отбиты (Фань Вэнь-лань, Древняя история Китая..., стр. 235).
[24] А.П. Окладников, Новые данные по древнейшей истории внутренней Монголии (ВДИ, 1951, №4), стр. 163.
[26] К. Shiratori, Über die Sprache der Hiungnu und der Tunghu-Stämme. St.-Pb., 1902; «Bulletin de l’Académie Impériale des Sciences de S.-Petersburg», V Serie, Bd XVII, №2 (Отдельный оттиск).
[27] М.А. Castrén. Ethnologische Vorlesungen über die altaischen Völker, St.-Pb., 1857, S. 33-36.
[28] М.G.S. Ramstedt, Über der Ursprung der türkischen Sprache, Helsinki, 1937, S. 81-91.
[29] P. Pelliot, L’édition collective des oevres de Wang Kouo-wei («T’oung Pao», vol. XXVI), p. 167.
[30] L. Ligeti, Mots de civilisation de Haute Asie en transcription chinoise («Acta Orientalia», Budapest, 1950), S. 141-149.
[31] В колчане помещалось всего 30 стрел (см.: К.А. Иностранцев, Сасанидские этюды, СПб., 1909).
|