В.Я. Бутанаев, Ю.С. Худяков
История енисейских кыргызов.
// Абакан: ХГУ им. Н.Ф. Катанова, 2000. 272 с. ISBN 5-7810-0119-0
Часть II. Кыргызское государство (VI-XII вв.).
[ 1 ] История формирования древнекыргызского этноса.
Древний период истории кыргызов, охватывающий последние века до н.э. — первую половину 1 тыс. н.э. остаётся малоисследованным до настоящего времени.
Впервые кыргызы упоминаются в китайских источниках династии Хань под названием гяньгунь (цзяньгунь) в конце III в. до н.э. в перечне племён, покорённых хуннским шаньюем Модэ на землях, находящихся севернее хуннских владений. [1]
Длительное время ученые считали, что район обитания гяньгуней находился в окрестностях озера Кыргыз-Нур в северо-западной Монголии. Одним из первых такое предположение высказал В.В. Бартольд. Обобщив имеющиеся сведения он заключил, что земли гяньгуней должны были находиться «восточнее земель усуней», [2] в районе озера Кыргыз-Нур. Он упомянул «о назначении правителями страны Гяньгунь и других северных стран “сановников китайского происхождения”» Вэй Люя и Ли Лина, однако указал, что «эти известия, по-видимому, не основаны на точном свидетельстве источников». [3] По его мнению, переводчик Н.Я. Бичурин домыслил ход событий, утверждая, что «Ли Лин остался у хуннов и получил во владение Хягас». [4]
Представления Н.Я. Бичурина о расселении динлинов в Южной Сибири между Енисеем и Байкалом и правлении китайского полководца Ли Лина в качестве хуннского наместника над гяньгунями были использованы С.В. Киселёвым для реконструкции истории «динлино-гяньгуньских племён». [5] Согласно его представлениям, динлины являлись носителями тагарской культуры, в конце III в. до н.э. после завоевания Минусинской котловины хуннами на Енисей начали переселяться гяньгуни. В начале 1 в. до н.э. минусинские степи были отданы в управление хуннскому наместнику, пленённому китай-
(57/58)
скому полководцу Ли Лину, который построил для себя дворец на р. Абакан, В середине 1 в. до н.э. динлины и гяньгуни были покорены шаньюем северных хуннов Чжичжи. В дальнейшем в первой половине 1 тыс. н.э. в результате ассимиляции динлинов гяньгунями в Минусинской котловине сформировались енисейские кыргызы. [6]
В настоящее время очевидно, что С.В. Киселёв обосновывал свои построения на очень ограниченном круге источников, фактически игнорируя данные о широком расселении динлинов по территории Центральной Азии.
Взгляды С.В. Киселёва на «этногенез динлино-гяныуньских племён» были развиты в 1960 году Л.Р. Кызласовым. Основываясь на произвольной трактовке очень ограниченного объема источников, Л.В.[Л.Р.] Кызласов безаппеляционно [безапелляционно] утверждал, что «в настоящее время установлено, что динлины, упоминающиеся в этом сообщении, проживали как раз на территории Хакасско- Минусинской котловины и прежде всего могут быть отождествлены с “тагарцами”». [7]
«Владение Гэгунь», по мнению Л.Р. Кызласова, располагалось южнее динлинов «в районе оз. Кыргыз-Нур в Северо-Западной Монголии». [8] Подобная интерпретация, как считал Л.Р. Кызласов, «блестяще подтверждается» археологическими материалами Минусинской котловины, где в конце 1 тыс до н.э. появляются «памятники, характеризующие тагаро-таштыкский переходный этап». «И в то же время, в начале II в. до н.э. впервые распространяются на север и северо-запад за пределы Хакасско-Минусинской котловины позднетагарские курганы с коллективными погребениями (район Красноярск-Мариинск). Причём, появляются эти курганы в несвойственных для тагарцев лесостепных и таёжных районах, где до их прихода жили отличные и этническом отношении племена, с иной материальной культурой». [9]
По мнению Л.Р. Кызласова, «покорив в 201 г. до н.э. “владение” динлин-тагарцев, гунны вытеснили часть их на север. Оставшаяся значительная часть динлинов, находясь под верховной властью гуннского шаньюя, смешиваясь с пришельцами гяньгунями, положила начало новой эпохе — таштыкской». Именно в это время «вместе с гуннами впервые появляются в Хакасско-Минусинской котловине тюркоязычные гяньгуни с их во многом центральноазиатской культурой, основанной на скотоводческом хозяйстве, с их обрядом трупосожжений, не свойственным ни гуннам, памятники которых довольно хорошо известны, ни тагарским динлинам». Обо всём этом свидетельствует погребальная обрядность. «Это, во-первых, грунтовые могилы погребения непосредственно татарского, динлинского ещё населения с их обрядом и, во-вторых, склепы под большими пирамидальными курганами могилы уже динлино-гяньгуньские с двойственным обрядом: динлинские трупоположения и гяньгуньские трупосожжения, которых ещё немного, сравнительно с первыми». [10]
(58/59)
О распространении у гяньгуней обряда кремации в этот период, по мнению Л.Р. Кызласова, свидетельствуют раскопки кургана Наинтэ-Сумэ в Монголии [11] и Шурмак-Тей в Туве. [12]
Л.Р. Кызласов считал, что власть «гуннов над Хакасско-Минусинской котловиной поддерживалась с помощью специальных наместников, которые, вероятно, опирались при этом на военные гарнизоны, не обязательно состоявшие из собственно гуннских воинов». Такими наместниками на Енисее он считал Вэй Люя, занимавшего пост «динлин-вана» и Ли Лина, которому якобы принадлежал «китайский по архитектуре» дом на Абакане. [13] «Сразу после смерти наместника Ли Лина население Хакасско-Минусинской котловины, которое по традиции по-прежнему называется динлинами в китайских источниках, освободилось от гуннской зависимости». [14] Динлины в середине I в. до н.э., возглавляемые сыном Ли Лина, в союзе с усуанями и усунями вели войну против гуннов. В результате похода шаньюя северных гуннов Чжичжи в Южную Сибирь, были разгромлены и динлины, и гяньгуни. Шаньюй несколько лет прожил со своей ордой в землях гяньгуней на оз. Кыргыз-Нур, что способствовало окончательному переселению гяньгуней из северо-западной Монголии на Енисей. [15] В I в. н.э. северные хунны были окончательно разгромлены сяньбийцами, вождь которых Тань-дихуай [Таньшихуай] «на севере остановил динлинов». [16]
Остаётся добавить, что гяньгуней Л.Р. Кызласов считал тюркоязычным племенем, а динлинов — «уграми», родственными хантам. [17]
Ряд основных положений этой ошибочной концепции, выдвинутой Л.Р. Кызласовым для обоснования начала этногенеза «древних хакасов» ещё в хуннское время в результате смешения «тагарских динлинов-угров» и гяньгуней, был подвергнут справедливой критике сразу после её публикации. А.Н. Липский указал на необоснованность этнографических построений в концепции Л.Р. Кызласова. [18] А.П. Дульзон указал на ошибочность топонимических толкований Л.Р. Кызласова. Все гидронимы, которые Л.Р. Кызласов считал «угорскими», на самом деле являются кетскими. [19] Н.Л. Членова подвергла сомнению отождествление носителей тагарской культуры с динлинами. [20] Она отвергла тезис Л.Р. Кызласова об этногенетическом родстве тагарской и таштыкской культур. [21] Археологические исследования в Южной Сибири убедительно продемонстрировали несостоятельность гипотезы Л.Р. Кызласова. Изучение памятников лесостепной тагарской культуры А.И. Мартыновым в Ачинско-Мариинской лесостепи [22] и верхнеобской культуры М.П. Грязновым и Приобье [23] убедительно показали, что никакого движения «динлинов-угров» в хуннское время из Минусинской котловины в эти районы не происходило. Несостоятельными оказались попытки Л.Р. Кызласова отождествить отдельные курганы с сожжениями в Туве и Монголии с культурой гяньгуней. [24] Наконец, раскопки в самой Минусинской котловине также не подтвердили
(59/60)
предположений Л.Р. Кызласова. Выяснилось, что эволюция тагарской погребальной обрядности привела к появлению обычая сожжения погребальных сооружений ещё на сарагашенском этапе, в IV-III вв. до н.э., т.е. задолго до появления на Енисее хуннов и гяньгуней. [25] Выделение М.П. Грязновым памятников тесинского этапа тагарской культуры II-I вв. до н.э. позволило отметить изменения в тагарской погребальной обрядности в хуннское время. [26] Изучение тесинских памятников М.Н. Пшенициной, [27] Н.Ю. Кузьминым, [28] Ю.С. Худяковым [29] привело к выделению значительного количества вариантов тесинской погребальной обрядности, не сводимой к динлино-гяньгуньскому симбиозу. В Ачинско-Мариинской лесостепи А.И. Мартыновым, Г.С. Мартыновой, А.М. Кулемзиным были выделены памятники шестаковского этапа или культуры. [30] Э.У. Стамбульник исследовала памятники улуг-хемской культуры хуннского времени в Туве. [31] Не выдержала испытания временем предложенная Л.Р. Кызласовым периодизация таштыкской культуры, призванная проиллюстрировать этапы «динлино-гяньгуньского этногенеза». [32] Ввиду научной несостоятельности она была заменена иной периодизацией, разработанной М.П. Грязновым, которая в настоящее время считается общепринятой. [33] Весьма противоречивой оказалась этнокультурная интерпретация Л.Р. Кызласовым разных типов погребальных памятников «тагаро-таштыкского переходного этапа» и «изыхского этапа» таштыкской культуры. Такие особенности курганов, как: наличие двойной ограды из вертикально установленных плит со столбами и стенки из горизонтально уложенных плит, входа, сруба с полом и потолком, обычай сожжения камер — являются общими для части сарагашенских, тесинских и таштыкских склепов. Все эти схожие черты, казалось бы, заставили Л.Р. Кызласова признать «наличие генетической связи в их развитии», однако при их интерпретации, он, противореча себе, относит «склепы под большими пирамидальными курганами» к «динлино-гяныуньскому населению», практиковавшему двойственный обряд трупоположения и трупосожжения. [34] Как справедливо отметил по этому поводу Д.Г. Савинов, эволюция курганов-склепов отражает непрерывную линию развития погребальной обрядности собственно тагарского населения, а пришлые племена должны были хоронить по-иному. [35]
Второй, известный к началу 1960-х годов, тип погребальных памятником тесинского этапа — грунтовые могилы Л.Р. Кызласов отнёс к тагарцам-динлинам, [36] хотя на предшествующем этапе для тагарской культуры были характерны именно курганы-склепы. С.И. Вайнштейн и М.В. Крюков развеяли легенду о «дворце Ли Лина», доказав, что «китайский дом» на Абакане мог быть сооружён не ранее I в. н.э. [37]
К началу 1980-х годов несостоятельность обоснования всех основных положений концепции Л.Р. Кызласова на «этногенез динлино-гяньгуньских племён» стала настолько очевидной, чтобы в отношении её можно было ог-
(60/61)
раничиться только критикой. Необходим был поиск иных научно обоснованных решений проблем этнокультурного развития Южной Сибири в хуннское время. Ряд усилий в этом направлении был предпринят Д.Г. Савиновым. Отметив противоречия в концепции Л.Р. Кызласова, он предложил считать тесинские курганы-склепы памятниками тагарского населения, а «грунтовые могилы» отнёс к «пришлым племенам». [38] Одиночные и групповые погребения в каменных ящиках он предложил выделить в особую тесинскую культуру. [39] Захоронения в каменных ящиках в Минусинских степях сначала отнёс к гяньгуням, указав, что в письменных источниках ничего не говорится о том, что гяньгуни хоронили умерших по обряду кремации. [40] В дальнейшем он отнёс погребения в каменных ящиках хуннского времени в Саяно-Алтае к динлинам. [41] Д.Г. Савинов отметил, что, по данным письменных источников, динлины локализуются не только в Минусинской котловине, но и на более широкой территории. [42] Он также указал на связь динлинов со средневековым объединением племен теле, на что неоднократно обращали внимание многие исследователи. [43] Это обстоятельство ставит под сомнение отождествление динлинов с носителями тагарской культуры, поскольку теле были расселены на очень широкой территории Центральной Азии.
Л.Р. Кызласов оставил критику без внимания, в одной из последующих работ повторив свою концепцию почти без изменений. [44]
Внимательный анализ сведений китайских источников о гяньгунях и динлинах позволил автору настоящей работы в 1984 г. уточнить, что их расселение связано с Центральной Азией и не может быть локализовано в Минусинской котловине в хуннское время. Гяньгуни и динлины безусловно различались китайцами в качестве разных племен, проживающих на соседних территориях в течение III в. до н.э. — III в. н.э. «Перемешаться» динлины и гяньгуни могли не ранее IV-V вв. н.э. Произошло это в результате включения гяньгуней (хэгу) в состав гаоцзюйских динлинов, известных позднее под названием теле. Восточные динлины, вошедшие в состав племен шивэй, известны под своим именем до начала VI в. н.э. [45] В V-VI вв. н.э. гаоцзюйские динлины вели войны с жужанями, которым удалось подчинить гяньгуней (цигу). [46] Анализ этих данных привёл к мысли, что древние кыргызы — гяньгуни в конце I-ой половины I тыс. н.э. обитали не на Енисее и в северо-западной Монголии, а южнее и Восточном Туркестане. [47] Обследование ряда районов в бассейне оз. Кыргыз-Нур не обнаружило памятников, которые можно было бы связать с гяньгунями. На Енисее кыргызы известны с V-VI в. н.э. [48] К аналогичному выводу пришла на основе анализа китайских источников Л.А. Боровкова. [49] Подобное понимание хода событий истории древних кыргызов выводит из их культурогенеза археологические материалы тесинского этапа тагарской культуры и таштыкской культуры в Минусинской котловине. Сомнение в принадлежности таштыкской культуры древним кыргызам — гяньгуням высказывали
(61/62)
А.Н. Липский и Э.Б. Вадецкая. По мнению последней, таштыкская и кыргызская культуры даже сосуществовали в течение VI-VII вв. н.э., после чего таштыкцы были вытеснены из Минусинской котловины и частично ассимилированы кыргызами. [50]
«Владение Гяньгунь» впервые упоминается в ханьских источниках в 201 г. до н.э. среди других племён, покорённых Модэ-шаньюем. «Впоследствии на севере они покорили владения Хуньюй, Кюеше, Динлин, Гэгунь и Цайли; посему-то старейшины и вельможи повиновались Модэ-Шаньюю и признавали его мудрым». [51] В этот период динлины и гяньгуни являлись разными «владениями», подчинёнными хуннам. О местоположении этих владений, по указанию источника «на севере», от ставки хуннских шаньюев в Ордосе, судить довольно сложно. В начале I в. до н.э. хунны продолжали держать динлинов в подчинении. В это время динлин-ваном (князем динлинов) был поставлен китайский перебежчик Вэй Люй, происходивший «из хусцев, живших на реке Чаншуй». [52] В середине 1 в. до н.э. хунны ослабли. «Почему динлины, пользуясь слабостью хуннов, напали на них с севера, ухуаньцы вступили и земли их с востока, усуньцы с запада». [53] Гяньгуни в связи с этими событиями не упоминаются. Более определённо о местах расселения гяньгуней можно судить по описанию событий середины 1 в. до н.э., связанных с распадом хуннской державы. В 49 г. н.э. шаньюй северных хуннов Чжичжи совершил поход на запад, в Восточный Туркестан. «Затем на севере от усуньских земель разбил (племя) уцзе, и уцзе сдались (ему). Подняв их (уцзе) войско, (Чжичжи) на западе (от уцзе) разгромил цзянькуней. К северу (от уцзе и цзянькуней) сдались динлины. Объединив (эти) три владения, (Чжичжи) неоднократно направлял свои войска против усуней и всегда побеждал их. В 7000 ли на восток от Цзянькунь находится ставка шаньюев, а в 5000 ли на юг — Чеши; Чжичжи и обосновался (в землях цзянькуней)». [54] По мнению Л.А. Боровковой, земли всех покорённых Чжичжи-шаньюем племен, включая гяньгуней находились к северу от восточных земель Усунь, севернее хребта Боро-Хоро и западнее пустыни Дзосотын-Элисун». [55] В земли цзянькуней присылал послов Чжичжи-шаньюю правитель Канцзюй, а затем орда северных хуннов ушла из Цзянькунь на запад к канцзюям. [56] Земли динлинов находилась севернее земель цзянькуней. В конце I в. н.э. динлины продолжали обитать севернее земель орды северных хуннов. В период ослабления северных хуннов «динлины произвели набеги с тыла; сяньбийцы ударили с восточной, владения Западного края с западной стороны», а южные хунны с юга. [57] Во II в. н.э. сяньбийский вождь Таньшихуай на юге грабил земли на границе с Китаем, «на севере отразил динлинов, на востоке заставил отступить (владение) Фуюй, на западе нападал на усуней и овладел всеми бывшими сюннуский и землями, которые тянулись с востока на запад более чем на 14 тыс. ли...». [58] В источниках I-II вв. н.э. гяньгуни не упоминаются. Это дало повод
(62/63)
Л.Р. Кызласову утверждать, что гяньгуни к этому времени уже смешались с динлинами на Енисее и упоминаются в источниках под названием динлинов. [59] Он также заявлял, что «имя “гяньгунь” исчезает со страниц китайских летописей и не встречается в течение первых пяти веков н.э., появляясь снова лишь в VI в.» [60] Однако гяньгуни упоминаются наряду с динлинами в источнике III в. н.э.. «Владение Гяньгунь расположено северо-западнее Канцзюй. Отборного войска 30 тыс. человек. Следуют за скотом. (Там) много соболей, есть хорошие лошади.
Владение Динлин находится севернее Канцзюй. Эти выше (названные) три государства, с Гяньгунь в центре, находятся от ставки шаньюя сюнну на р. Аньсишуй на (расстоянии) 7 тыс. ли, на юге от них 5 тыс. ли Чеши и шесть (других) владений, на юго-запад до границ Канцзюя — 3 тыс. ли, на западе до ставки канцзюйского вана — 8 тыс. ли. Некоторые считают, что эти динлины и являются теми динлинами, что (обитают) к северу от сюнну, а северные динлины (находящиеся) западнее Усунь, по-видимому, другое поколение их. Кроме того, севернее сюнну расположены государства: Хуньюй, Цзюеше, Динлин, Гэгунь, Синьли. По-видимому, динлины, (которые живут) к югу от Бэйхай, — это не те (динлины), которые находятся западнее Усунь». [61] Согласно сведениям источника, в III в. н.э. гяньгуни обитали севернее усуней и кангюев, западнее динлинов, на тех же землях, что и раньше. Динлины не только не смешались с гяныунями, но сами распались на два «владения». Одна группа динлинов обитала по соседству с гяньгунями в Восточном Туркестане, другая — к югу от Байкала. Именно об этих восточных динлинах говорится, что они обитали на северо-востоке от «диких земель пустыни», в которой «много диких змей» на границе с землями ухуаней. [62] Западные динлины в последующие века известны под названием гаоцзюйских динлинов и теле. Восточные динлины в середине I тыс. н.э. вошли в состав шивэй. [63] В это время кыргызы известны под названием хэгу или цигу. В источниках они упоминаются среди племён теле. «Предки телэ — это потомки сюнну. Племён очень много. На востоке от Западного моря, по горам и долинам (живут) повсюду. Только на север от р. Ло имеются пугу, тунло, вейхэ, баегу, фуло... На запад от Иу, на север от Яньци, по сторонам Байшаня имеются циби, боло, чжии, аде, субо, нагэ, уху, хэгу, едеу, ниху и др.» [64] Расселение хэгу «к северу от Яньци (Карашара), у Белых гор...» [65] свидетельствует, что в IV-V вв. н.э. они продолжали обитать в Восточном Туркестане, севернее Тянь-Шаня. В источниках есть упоминания, что они находились в зависимости от сяньби. [66] В начале V в. жужаньский каган Хулюй «на севере» покорил племена Хэвэй и Йегу. [67] Поскольку владения жужаней простирались на западе до Яньци (Карашара), [68] можно полагать, что подчинение Йегу (кыргызов) произошло, когда те ещё обитали в Восточном Туркестане. В V в. — первой половине VI в. н.э. жужани вели частые войны с теле (гаоцзюйскими динлинами), стремясь подчинить
(63/64)
последних, вероятно, именно в период жужаньско-гаоцзюйских войн древние кыргызы вошли в состав гаоцзюйских динлинов. Войдя в состав гаоцзюйского объединения племён, кыргызы могли «перемешаться» с ними ещё на территории Восточного Туркестана. Об этом свидетельствует источник. «Хагас есть древнее государство Гяньгунь. Оно лежит от Хами на запад, от Харашара на север, подле Белых гор. Иные называют сие государство Гюйву и Гйегу. Жители перемешались с динлинами». [69] Локализация района обитания гяньгуней в конце 1 тыс. до н.э. — первой половине 1 тыс. н.э. в Восточном Туркестане, севернее Тянь-Шаня даёт основания для поиска памятников их культуры в материалах по археологии Синьцзяна.
К сожалению, в источниках о гяньгунях нет каких-либо сведений об особенностях их культуры. При описании кыргызов в период раннего средневековья в источниках неоднократно подчёркивается сходство языка и культуры кыргызов и уйгуров. [70] Это не удивительно, если принять во внимание вхождение гяньгуней в состав гаоцзюйских динлинов и их «перемешивание». Описывая средневековых кыргызов, многие источники подчеркивают их европеоидность. «Жители вообще рослы, с рыжими волосами, с румяным лицом и голубыми глазами. Чёрные волосы считались нехорошим признаком...». [71] «Их жители телом все высоки и велики, с красными волосами, с зелёными глазами. Имеющих чёрные волосы называют несчастливыми». [72] Вместе с тем, согласно сведениям книги «Худуд ал-алам», написанной в 982-983 гг., лица у кыргызов «грубые, волос мало», т.е. они не отличались от типичных монголоидов. Однако из-за господствовавшего у кыргызов обряда кремирования умерших трудно сказать: являлись ли европеоидами собственно кыргызы или зависимое от них местное населения Среднего Енисея. Поэтому сложно судить и об антропологическом облике гяньгуней.
Ряд обычаев, известных у кыргызов в период раннего средневековья, восходит к предшествующей эпохе. Так, у кыргызов существовал обычай татуировки или раскраски лица и тела. «Храбрые из них татуируют руки себе, а женщины, по выходе замуж, татуируют себе шею». [73] «Храбрейшие из взрослых мужчин все чернят лицо в качестве отличия. Женщины, выйдя замуж, также чернят (лицо) от уха до шеи». [74] У кыргызов «мужчины носили кольца в ушах». [75] В то же время «все жители обнажают голову, заплетают волосы». [76] Этим они отличались от гаоцзюйцев, у которых «женщины обёртывают кожей кости овец, кладут их на голову и обвивают волосами, создавая причёски, похожие на прически знатных лиц». [77] У кыргызов был распространён характерный погребальный обряд трупосожжения с захоронением останков через год после кремации. [78] Этот обычай был связан с верой в очистительную силу огня. Похоронный обряд гаоцзюйцев существенно отличен. «На время похорон для умершего копают яму, сажают в неё труп, расправляют руки, вставляют в них растянутый лук, опоясывают умершего мечом и зажи-
(64/65)
мают под мышкой копьё, делая всё так, словно труп живой, яму не засыпают». [79] Судя по этим данным, этнографический облик культуры гяньгуней, несмотря на «перемешивание» с динлинами, сохранил значительные отличия.
Изучение археологических памятников Синьцзяна в настоящее время не даёт оснований для отождествления каких-либо из них с культурами гяньгуней и динлинов. Среди исследованных памятников кочевников преобладают материалы, связываемые с культурами саков I тыс. до н.э. [80] Китайские археологи относят к культуре усуней грунтовые захоронения из долины р. Или, датирующиеся I-II вв. н.э. [81] В археологических материалах Синьцзяна широко представлены находки керамической посуды, характерной для саков и усуней. Встречаются полихромные украшения, характерные для кенкольской культуры. В музейных собраниях Синьцзяна есть предметы хуннской культуры. Памятники кочевников первой половины I тыс.н.э. в Синьцзяне пока не выделяются. [82] [83] [84] Население оазисов было разноэтничным. В его погребальной обрядности, наряду с отдельными кочевническими элементами, широкое распространение получили китайские традиции. [85]
В V-VI в. н.э. кыргызы обитали уже на среднем Енисее. Вероятно, они мигрировали сюда или были переселены во время жужаньско-телесских войн, которые велись с переменным успехом в V в. — первой половине VI в. н.э. В борьбе с телесцами жужане использовали тюрок, переселённых ими на Алтай в середине V в. н.э. Один из братьев легендарного тюркского правителя Надулу-шада «создал своё государство между реками Афу (Абакан) и Гянь (Кем, Енисей), называвшееся Цигу (кыргыз)» [86] в Минусинской котловине. Этот факт свидетельствует не только о предполагаемом родстве кыргызов и тюрок-ашина, но и воцарении у кыргызов представителей правящего тюркского рода. Это могло произойти в конце V — начале VI вв., ибо первый тюркский каган Бумын (551 г. н.э.) считался правнуком Надулу-шада.
С переселением на Енисей кыргызы ассимилировали и включили в свой состав часть местных племён, заимствовали ряд элементов их культуры.
(/204)
[2] Бартольд В.В. Киргизы // Соч. — М., 1963. — Т. 2 — Ч. I. — С. 477.
[3] Там же. — С. 477.
[5] Киселёв С.В. Древняя история Южной Сибири. — МИА — М.-Л., 1949 — №9 — С. 267.
[6] Там же. — С. 268.
[12] Кызласов Л.Р. Этапы древней истории Тувы // Вестник Московского университета. — сер. ист. фил. — 1958 — №4. — С. 96-97.
[18] Липский А.Н. К вопросу об использовании этнографии для интерпретации археологических материалов // Сов. этнография. — 1966. — №1. — С. 109.
[19] Дульзон А.П. Дорусское население Западной Сибири. // Вопросы истории Сибири и Дальнего Востока. — Новосибирск, 1961. — С. 368-369.
[20] Членова Н.Л. Тагарская культура на Енисее // Материалы по древней истории Сибири. — Улан-Удэ, 1964 — С. 306-307.
[21] Там же. — с. 307.
[24] Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. — Л., 1984. — С. 14.
[26] Грязнов М.П. Тагарская культура // История Сибири. — Л., 1968 — Т. 1 — С. 187.
(204/205)
[29] Худяков Ю.С Ранний железный век Южной Сибири, методические указания к курсу «Археология Сибири». — Новосибирск, 1986. — С. 11-14; Он же. Некоторые черты погребальной обрядности тесинских племён (по раскопкам могильника Ник-Хая-пурун) // Новые памятники эпохи металла на Среднем Амуре. — Новосибирск, 1987. С. 137-139; Он же. Тесинские курганы в долине р. Табат // Археологические памятники Сибири и Дальнего Востока. — Новосибирск, 1989. — С. 105-110.
[30] Мартынов А.И., Мартынова Г.С., Кулемзин А.М. Конец скифской эпохи в Южной Сибири. Шестаковская культура // Проблемы скифо-сибирского культурно-исторического единства. Тезисы докладов всесоюзной археологической конференции. Кемерово, 1979. — С. 33-35.
[33] Грязнов М.П. Миниатюры таштыкской культуры // Археологический сборник. — Л., 1971. — Вып. 13. — С. 96-99.
[35] Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири... — С. 14-17.
[38] Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири... — С. 14-17.
[39] Там же. — С. 17.
[40] Там же. — С. 17.
[41] Савинов Д.Г. Погребения в каменных ящиках в Южной Сибири конца 1 тыс. до н.э.: возрождение традиции или миграция? // Смены культур и миграции в Западной Сибири. — Томск, 1987. — С. 40.
[42] Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири... — С. 12-13.
[43] Там же. — С. 13.
[45] Худяков Ю.С. Ранний железный век... — С. 26-28.
[46] Худяков Ю.С. Динлины в Центральной Азии // Проблемы археологии степной Евразии. — Кемерово, 1987 — ч. II. — С. 142.
[48] Там же. — С. 31.
[50] Вадецкая Э.Б. Археологические памятники в степях Среднего Енисея. — Л., 1986. — С. 146.
[58] Таскин В.С. Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. — М., 1984. — С. 75.
(205/206)
[61] Супруненко Г.П. Некоторые источники по древней истории кыргызов // История и культура Китая. — М., 1974. — С. 237-238.
[62] Таскин В.С. Материалы по истории древних кочевых народов ... — С. 65.
[63] Там же. — С. 139.
[64] Супруненко Г.П. Некоторые источники... — С. 239.
[65] Там же. — С. 239.
[66] Там же. — С. 239.
[68] Таскин В.С. Материалы по истории древних кочевых народов... — С. 48.
[77] Таскин В.С. Материалы по истории древних кочевых народов... — С. 402.
[79] Таскин В.С. Материалы по истории древних кочевых народов... — С. 402.
[80] Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. — М., 1988. — С. 156-189.
[81] Там же. — С. 236.
[82] [позиция сноски в тексте не отмечена] Синьцзян гудай минцзу вэнбу (Материальная культура древних народов Синьцзяна). Пекин, 1985. — Рис. 173.
[83] [позиция сноски в тексте не отмечена] Худяков Ю.С. Экспедиция ЮНЕСКО по проекту «Шёлковый путь» на территории КНР // Известия СОАН СССР. Сер. история, филология и философия. — 1991. — Вып. 1 — С. 72.
[84] Восточный Туркестан ... — С. 223-264.
[85] Лубо-Лесниченко Е.И. Могильник Астана // Восточный Туркестан и Средняя Азия. М„ 1984. — С. 110-117.
|