А.В. Богачёв

Процедурно-методические аспекты археологического датирования

(на материалах поясных наборов IV-VIII вв. Среднего Поволжья)

// Самара: 1992. 208 с.

Глава 2. Процедура хронологического анализа археологических источников
и её место в системе научного познания.

«Теории и приемы, которые разбираются здесь, предназначаются для определения и измерения деталей эволюции культуры».

Дж.А. Форд [1]

Проблема методов исследования является одной из основополагающих в любой отрасли научного познания. Это достаточно хорошо понимают эмпирики и теоретики, естественники и гуманитарии, идеалисты и материалисты. «Не только результат исследования, но и ведущий к нему путь должен быть истинным. Исследование истины само должно быть истинным». [2] «Здесь у нас самые ценные выводы — методы». [3] На такое особое место ставили каждый в своих работах метод выдающиеся мыслители XIX столетия К. Маркс и Ф. Ницше, которых трудно заподозрить в сходстве мировоззренческих позиций.

Правилом хорошего тона в научном исследовании была традиция «оправдания метода», «защиты метода», который должен привести к объективным результатам. К чести археологии, в период становления её как особой области познания, выдающиеся учёные О. Монтелиус, В.А. Городцов, П.П. Ефименко начали именно с обоснования методов нарождающейся науки. К сожалению, последующие поколения археологов (за редким исключением) целенаправленно вопросы формирования археологических методик не ставили. Результатом такого отношения к

(40/41)

проблеме методов явилась ситуация, когда в подавляющем большинстве публикуемых работ археологи предпочитают опускать процедурно-исследовательскую «кухню» (в лучшем случае, ограничиваются двумя-тремя фразами), оставляя схему — «материал — аналогии материалу — выводы».

И если говорить о проблемах археологического датирования, то в условиях отсутствия чётких хронологических реперов, традиционным путём синхронизации новых материалов является процедура поиска максимального числа аналогичных объектов, дата которых уже каким-то образом определена. А поскольку даты часто порой механически переносятся из одних (нередко устаревших) работ в другие, то возникает ситуация, когда количество привлечённых аналогов далеко не всегда даёт качество — максимально точную хронологию памятника. Этим, например, во многом объясняется отсутствие единой общепринятой концепции периодизации материальной культуры Восточной Европы I тыс. н.э., несмотря на то, что серьёзные попытки создания таковой уже предпринимались.

Количественный и качественный рост археологического материала предопределяет поиск единых унифицированных методик его изучения. С высоты сегодняшнего знания было бы наивным искать единый метод-панацею, «комплексный» метод археологического познания. Процедур анализа археологических источников должно быть несколько (даже исследовательских группировок археологического материала может быть несколько [4]), И выбираться они должны сообразно цели исследования (хронологическая, культурная, этническая и т.д. идентификация), характеру источника (условия обнаружения, материал изготовления, сохранность, массовость и т.д.), специфике исторического и природно-географического развития региона и т.д. Но каждая из этих методик должна быть максимально унифицирована, описана и апробирована.

Тем не менее, трудно не согласиться с В.Ф. Генингом в том, что «до сих пор большинство методов археологии остают-

(41/42)

ся не описанными, не унифицированными и фактически не разработанными.» [5] Практически это означает, что метапредметный уровень (то есть уровень, на котором осуществляется научная рефлексия [6]) в археологии ещё не определён. Внешне это проявляется хотя бы в том, что слова «метаархеология» и «рефлексия» в научной археологической литературе встречаются достаточно редко.

В условиях отсутствия (или неопубликованности) процедурно-методических алгоритмов, степень истинности при интерпретации источника в большей мере зависит от квалификации археолога. Не игнорируя субъектную сторону процесса познания, автор выступает за необходимость чёткого обосновании в науке протопредметного уровня как «системы правил-предписаний, определяющих структуру познавательной деятельности и направляющих применение в ней различных познавательных средств и действий для получения содержательного знании о познаваемом предмете». [7]

[1] Внутренняя структура процедуры хронологического анализа археологических источников.   ^

Разделяя точку зрения Я.А. Шера о том, что анализ научного языка «полезен и необходим тогда, когда нужно убедиться в адекватности описания исходных данных, проследить логику рассуждений, уяснить структуру аналитических приёмов», [8] а также во избежание терминологической неурядицы, я хотел бы определиться с толкованием отдельных слов, вынесенных в подзаголовок главы.

Слова «процедура» и «анализ», не являются специальными археологическими терминами, они позаимствованы из обще-

(42/43)

научного метаязыка. Под «процедурой» традиционно подразумевается «официально установленный порядок действий при обсуждении, ведении какого-либо дела». [9] «Анализ» имеет узкую (метод разложения целого на составные части) и широкую (разбор, рассмотрение чего-либо [10]) трактовку. В нашем контексте используется расширенное понимание термина «анализ», содержательно близкое слову «метод» (способ познания); употребление «анализа» как логического метода в дальнейшем будет оговариваться.

Таким образом, говоря о процедуре хронологического анализа археологических источников, мы будем иметь в виду совокупность мыслительных и практических приёмов, принципов и методов археологического датирования, которые необходимо использовать в соответствии с установленным порядком действий.

Академик Д.С. Лихачёв отмечал: «Образность в языке научной работы только средство привлечь внимание к центральной мысли. Образностью нельзя злоупотреблять». [11] Следуя этой рекомендации, я воспользуюсь образом лишь единожды.

Те, кто видел соревнования по бобслею, помнит как спортивный снаряд, управляемый сидящим в нём водителем, с большой скоростью скользит по трассе. Но может быть не все знают о том, что вне зависимости от квалификации спортсмена и скорости движения «боба», последний никогда не вылетит за пределы трассы (открытого ледяного желоба), т.к. ещё до постройки её траектория была точно рассчитана физиками и математиками. То есть, при любых обстоятельствах снаряд должен доехать до финиша. А вот скорость движения, а, соответственно, и место спортсмена на пьедестале почёта, будет зависеть от того, как хорошо он раскатит «боб» на старте и от умения пронести машину по самому короткому пути.

В нашем представлении методическая процедура и должна быть такой «трассой», следуя по которой, любой исследователь,

(43/44)

Таблица 1.

Схема процедуры хронологического анализа археологических источников.

(44/45)

не сбившись с пути, дойдёт до искомого результата. А вот как быстро он пройдёт эту дорогу, будет зависеть от его таланта и квалификации.

Полная процедура хронологического анализа археологических источников (Таблица 1) включает четыре последовательные стадии работы с материалом, на каждой из которых археолог волен использовать те или иные приёмы и методы, могущие быть наиболее результативными в каждом конкретном исследовательском контексте.

I. Стадия отбора материала. Ж.-К. Гарден справедливо заметил, что «подвергнуть критике можно любые мыслимые способы выбора материалов для составления Компиляций». [12] Оправданием, очевидно, является лишь понимание того, что эта критика будет не в меньшей степени субъективна, чем основания для отбора источников.

Действительно, неунифицированность, всё ещё существующая в способах фиксации, описания, хранения и публикации археологических источников — с одной стороны, объективная фрагментарность их — с другой, вынуждают исследователя «отбирать» материал для решения конкретной познавательной задачи. Причём, сознательное зауживание источниковой базы, как правило, фиксируется уже в названиях работ: «Могильники VII-IX вв. на Верхней Каме», «Кавказ и аланы», «Зооморфные украшения финно-угров» и т.д. Локализуется обычно географический регион (место), хронологический диапазон (время) и категория источников (украшения, погребальный обряд, жилые постройки и т.д.).

В свою очередь, конечная цель исследования во многом определяет характер выборки, связанный прежде всего с информативностью источника. Вполне понятно, что погребальный обряд целесообразнее изучать на материалах могильников, а для хронологического анализа лучше использовать наиболее изменчивые (датирующие) серии артефактов. Но информативность источника во многом определяется степенью его изученности;

(45/46)

и особенности погребального обряда могут быть надежным средством датирования (см. например, известную работу Н.Я. Мерперта, [13] где периодизация могильников раннебронзового века Волго-Уральского междуречья выстроена исключительно на анализе изменения признаков погребальной обрядности). А в раннесредневековой археологии в качестве датирующих используется довольно узкий круг вещей: принадлежности пояса (наконечники, накладки, пряжки), бусы, некоторые типы серёг. Объясняется это тем, что названные категории украшений были модными в среде целого ряда культурно-этнических групп на больших пространствах Евразии, а следовательно вероятность нахождения их в одних комплексах с монетами (и другими абсолютно датированными артефактами) достаточно велика.

Кроме того, критерии отбора материала обуславливаются тем методом, которому археолог отдал предпочтение на третьей стадии процедуры хронологического анализа. Так, например, использование методики П.П. Ефименко предопределяет, что в качестве исходного материала должны браться закрытые комплексы единовременного накопления (погребения), содержащие не менее двух типов изделий (см. работы Р.Д. Голдиной, [14] А.К. Амброза, [15] А.В. Дмитриева [16] и др.). Типологический метод О. Монтелиуса предполагает изучение эволюции отдельных категорий артефактов (топоры, наконечники копий и т.д.). Стратиграфический метод используют там и тогда, где и когда имеются хорошо стратифицированные памятники-эталоны.

Наконец, выборка материала должна быть достаточно репрезентативна, если исследователь сочтёт нужным проанализировать её статистическими методиками, [17] а выводы экстраполировать на всю генеральную совокупность изучаемого круга источников.

II. Стадия классификации. На этом этапе археолог осуществляет аналитическую разбивку материала — «проводит учёт всех замеченных им свойств, наличных в материале, организуя для каждого параметра отдельную шкалу и распределяя по ней

(46/47)

материал (по каждому параметру особо, перебирая весь материал заново)». [18]

Одним из достижений многодесятилетнего обсуждения археологами проблем классификации стало понимание того, что равноценных классификационных схем одного и того же материала может быть несколько. [19] Выбор одной из них определяется многими факторами: спецификой отобранного на первой стадии исследования, материала; уровнем технической оснащённости «рабочего места» археолога; конкретной целью исследования и т.д. В этой связи, в зависимости от выбранных оснований классификации, она может быть морфологической, химической, технологической, трасологической, иконографической, стилистической, функциональной и т. д.

Но источники могут быть сгруппированы одновременно по нескольким основаниям. Преимущества подобного рода классификации были осознаны в XIX веке биологами. В частности Чарлз Дарвин писал: «классификация, основанная на одном признаке, как бы важен он ни был, всегда неудачна, потому что нет такой черты организации, которая всегда оставалась бы постоянной». [20] Примером археологических классификаций, построенных на нескольких основаниях, могут быть работы Е.Н. Черныха, [21] В.Б. Ковалевской, [22] Р.Д. Голдиной. [23] Подобная «группировка, увязывающая свойства данного материала по разным параметрам в единую ось», [24] Л.С. Клейном обозначается как таксономическая.

Однако, сказанное нисколько не означает, что таксономическая классификация в археологии предпочтительнее, нежели аналитическая — выбор той или иной группировки источников определяется характером познавательной задачи. В частности, в контексте хронологического анализа материала оптимальнее использовать аналитическую классификацию артефактов. [25]

Основная масса археологических классификаций (в том числе, решающих хронологические задачи) являются морфологическими. Но, поскольку, они создаются на базе нескольких

58(47/48)

морфологических оснований-признаков, постольку эти таксономические группировки, как правило, являются достаточно устойчивыми.

Введение в традиционные морфологические классификации дополнительных признаков, получаемых методиками Е.Н. Черныха, А.А. Бобринского, Ю.Л. Щаповой, Б.А. Колчина и др., позволяют увеличить степень объективной информативности источников. Однако, привлечение новых признаков должно обуславливаться условиями конкретной познавательной задачи и целью исследования: «от характера задач зависит выбор исследуемых материалов, способ их видения, классификации...». [26]

III. Стадия относительного датирования. На данном этапе необходимо проследить — как, в каком сочетании, в какой последовательности, выделенные на второй стадии группы артефактов (или признаков), распределяются во времени друг относительно друга. Только теперь начинается использование собственно хронологических приёмов и методов, которые «чутко показывают реальное сочетание вещей, позволяя отделить основной период бытования от случайного запаздывания». [27]

В зависимости от характера археологического материала, путей установления его относительной хронологии может быть несколько: от применяемой пока что только ситуативно-эмпирически планиграфии («один из приёмов, применяемый только в комбинациях с другими археологическими данными» [28]), до более сложных методов исследования. Под последними подразумевается прежде всего эволюционно-типологический метод О. Монтелиуса, метод изучения взаимовстречаемости типов вещей в комплексах П.П. Ефименко (и его модификации — методика Г.А. Фёдорова-Давыдова и др.), стратиграфический метод (вариант Дж.А. Форда и др.).

Ситуация, при которой материал позволяет выстраивать колонки относительной хронологии, опираясь на две методики и более, на третьей стадии будет наиболее предпочтительной. Подобная взаимопроверка результатов поможет, в случае надоб-

(48/49)

ности, внести необходимые уточнения и поправки в разрабатываемые хронологические схемы. К примеру, при анализе материала из могильника, генеалогии различных категорий погребального инвентаря, выстроенные при помощи эволюционно-типологического метода, желательно соотнести с данными планиграфического «роста» могильника и со стратиграфическими наблюдениями. Кроме того, выборку могил с более чем двумя типами вещей сопровождающего инвентаря следовало бы рассмотреть на предмет взаимовстречаемости этих изделий.

Конечно, приведённая ситуация, в значительной степени идеальная и в повседневной практике археолога встречается достаточно редко. Как правило, материал бывает столь фрагментарен, что возможность исследовать его хотя бы одной из перечисленных методик выпадает не столь часто, как хотелось бы. В силу этого многие хронологические системы в археологии достаточно лакунарны.

На третьей стадии процедуры хронологического анализа археологических источников чрезвычайно важно учитывать количество и качество (сохранность) археологического материала, условия его обнаружения, а также исторические и природно-географические особенности развития региона (более подробно об этом см. главы 3 и 4 настоящей работы).

IV. Стадия абсолютного датирования источников, когда обозначенные на третьей стадии группы материала «привязываются», с одной стороны, к какой-либо из существующих на планете шкал летоисчисления, с другой — определяется длительность существования этих групп.

Определяя абсолютную дату материалов, археолог использует методики (пока ещё слабо разработанные) датировок по монетам, по письменным источникам, по аналогии с уже датированными объектами. Кроме того, нельзя не отметить результативность использования при датировках естественнонаучных методов: радиоуглеродного, пыльцевого, палеомагнитного, дендрохронологии и др. [29]

(49/50)

Результаты, полученные на этом этапе исследования, являются наиболее ценными, т.к. на них базируется вся дальнейшая культурно-историческая интерпретация источника.

Предлагаемая схема процедуры хронологического анализа археологических источников (табл. 1) является полной. Характер материала (фрагментарность, уникальность и т.д.) может влиять на исключение из процедуры отдельных стадий. К примеру, единичность источника не даст возможность включить его в какую-либо таксономическую классификацию. А точная дата материла (монеты, эпитафии) даёт возможность в ряде случаев «перескочить» стадию относительного датирования.

Помимо всего прочего, в познавательном контексте необходимо учитывать такие моменты, как различение даты появления (изготовления) артефакта, времени его бытования и момента попадания в землю. [30]

В отдельную колонку в таблице 1 выделены «сопутствующие методы» (метаметоды) — мыслительные операции и практические приёмы, с одной стороны, удерживающие познавательный процесс в традиционно-научных рамках (анализ, синтез, индукция, дедукция, сравнение и т.д.); с другой корректирующие результаты процедурного анализа (метод «узких» и «широких» датировок, картографирование, статистико-комбинаторные методики и т.д.).

Предложенная схема позволяет рассматривать процедуру хронологического анализа археологических источников как специфическую археологическую методическую систему с определенной внутренней структурой. В настоящее время различные приемы и методы археологического датирования, представленные в процедуре, находятся в разных стадиях разработанности. Однако в повседневной научной работе может быть востребован любой из них. Таким образом, проблемы более детальной проработки отдельных методов хронологизации археологического материала остаются актуальными и сегодня (см. главу 4 настоя щей работы).

(50/51)

2. Место процедуры хронологического анализа археологических источников
в многоуровневой системе научного познания.   ^

Отношение археологов к проблеме соотношения археологических и неархеологических методов научного познания менялось с течением времени и было далеко неоднозначным.

В.А. Городцов был первым, кто концептуально поставил вопрос о месте археологии в системе других наук, [31] о влиянии методов других наук на формирование археологических методик: «Каждая наука может иметь свои специальные методы, но открытие и обогащение ими даётся нелегко, почему молодые науки не сразу нападают на свои методы и ведут работы при помощи общих или заимствованных методов». [32]

К сожалению, в последующие десятилетия подобного рода проблемы выпали из поля зрения археологов. Более того, в советской археологической науке, начиная с тридцатых годов, подобная постановка вопроса стала просто неуместной — метод диалектического материализма оказался универсальным и для неё (см. главу 1).

Понимание того, что «в рамках каждой исторической науки всегда найдутся такие внутренние гносеологические, методические и логические вопросы, на которые призвана отвечать конкретная методология данной науки, а не исторический материализм», [33] пришло в советскую археологию значительно позже. Справедливости ради отметим, что в значительной степени этот методологический «прорыв» в гуманитарных науках был подготовлен работами советских философов. Системный подход с выделением четырёх соподчинённых уровней методологического анализа (в археологии, к примеру, именно он стал базой методологической критики в одной из работ В.Ф. Генинга [34]) разрабатывался В.А. Лекторским, В.С. Швырёвым, И.В. Блаубергом, Э.Г. Юдиным, В.Н. Борисовым. [35]

(51/52)

В работе И.В. Блауберга и Э.Г. Юдина иерархия уровней научного познания представлена следующим образом. Высший уровень образует философская методология. Её содержание составляют общие принципы познания и категориальный строй науки в целом. Второй уровень методологии — общенаучные принципы и формы исследования, специфика которых определяется относительным безразличием к конкретным типам предметного содержания и вместе с тем апелляцией к некоторым общим чертам процесса научного познания в его достаточно развитых формах. Третий уровень — это конкретно-научная методология, т.е. совокупность методов, принципов исследования и процедур, применяемых в той или иной специальной научной дисциплине. Четвёртый уровень методологии образует методика и техника исследования, т.е. набор процедур, обеспечивающих получение единообразного и достоверного эмпирического материала и его первичную обработку, после которой он только и может включиться в массив наличного знания.

Методология имеет своей задачей исследование и разработку средств научного познания (включая и методы) и механизмов их применения в познавательной деятельности; то и другое осуществляется на различных уровнях и в различных формах. [36]

Предложенная процедура хронологического анализа археологических источников является одной из «различных форм» археологического познания, которая, наряду с другими специальными методиками (обусловленными конкретными познавательными задачами), определяет особую, присущую только этой науке методологию. Собственно, совокупность специфических методов (нацеленных на исследование особого рода предмета) и позволяет говорить об археологии, как о «специальной научной дисциплине с конкретно-научной методологией», соответствующей третьему уровню методологического анализа.

Системный подход позволяет яснее увидеть место методов, включенных в датировочную процедуру (табл.1), но условно названных «сопутствующими». Так, например, общенаучные (логические) и математические методы образуют второй уровень методологического анализа. Роль их в научном исследовании до-

(52/53)

статочно хорошо оценил А.Ф. Лосев в одной из своих ранних работ: «Всякая наука есть наука о бытии. Однако в бытии есть планы более общие и принципиальные и менее необходимые, выводные, не исходные. Физика и химия (и археология — А.Б.) — тоже науки о бытии. Но если из них мы выбросим математику и логику, то они превратятся в бессмысленную груду фактов, которые не могут быть схвачены ни научно, ни вообще познавательно. Из этого вывод: математика и логика суть науки о бытии более принципиальные, чем физика». [37]

Другого рода методы, сопутствующие процедуре археологического датирования (картографирование и др.), напротив, носят внутринаучный характер. Вместе с различными классификационными методиками, с отдельными приёмами относительной синхронизации (стратиграфия, планиграфия) источников, они должны обеспечить максимальную объективность принципов первичной обработки материала. Круг этих частных методик образует в археологии своеобразный субуровень, соответствующий четвёртому уровню методологического анализа в рассмотренной выше схеме, на котором «мы имеем дело с высокоспециализированным научным знанием, которое в силу присущих ему функций непосредственной регламентации научной деятельности всегда носит чётко выраженный нормативный характер». [38]

Многоуровневый методологический подход позволяет исследователю избежать весьма распространённой в научном поиске ошибки, которая в логике обозначается термином «подмена основания». И в археологии известны прецеденты, когда подобного рода ошибки выдавались (и принимались) за методологические достижения. В советской археологии таковыми, в частности, явились итоги дискуссии 30-х годов, когда собственно археологическая методика была подменена философской методологией. Не избежала таких «подмен» и западная археология — «Аналитическая археология» Д. Кларка, [39] к примеру, ничто иное, как попытка несбалансированной замены археологических процедур математическими.

(53/54)

3. Соотношение эмпирического и теоретического уровней
в процедуре археологического датирования.   ^

В последние годы значительно усилился интерес археологов к проблеме выделения уровней в археологическом познании. Одним из очередных проявлений этого интереса явилась дискуссия, происшедшая в 1986-1988 годах, вылившаяся на страницы журнала «Советская археология». [40]

Однако проблема соотношения эмпирического и теоретического в археологическом исследовании ещё далеко не решена. В этой книге не ставится задача анализа различных подходов археологов к этому вопросу (в статье В.А. Башилова и Э.Н. Лооне историографии проблемы уделено достаточно много места [41]). Отметим лишь, что ко многим из них можно было бы переадресовать вопрос, заданный Л.С. Клейном автору книги «Объект и предмет науки в археологии» [42] В.Ф. Генингу: «С каких это пор всякое источниковедение оказывается эмпирией, а всякие историкосоциологические исследования теоретическими?». [43]

Тем не менее, для характеристики создавшейся в настоящее время в археологии ситуации достаточно уместными, на наш взгляд, будут слова философа П.В. Копнина: «выделение двух различных уровней (эмпирического и теоретического — А.Б.) стало возможным только в период зрелого научного мышления». [44]

Вопрос о соотношении теории и эмпирии в научном исследовании — далеко не из области схоластики, как может показаться на первый взгляд. Всякий раз, задавая его, учёный пытается определить возможности проникновения той или иной науки, того или иного метода в сущностные глубины процессов и явлений бытия.

Каковыми же представляются возможности процедуры хронологического анализа археологических источников как специфического метода научного познания? Где здесь эмпирия переходит в теорию (если таковая, конечно, имеет место в археологическом датировании)?

Для того, чтобы ответить на эти вопросы, необходимо в принципе определиться — где в научном исследовании проходит

(54/55)

граница, разделяющая два уровня познания. А поскольку эта область научной проблематики принадлежит, прежде всего философии, было бы логичным выяснить — как эти вопросы решаются современными философами. Последние же приблизились к пониманию обозначенных проблем уже в первой половине семидесятых годов нашего столетия.

В частности И.Г. Герасимов под стихийно-эмпирическим подразумевал «такой процесс познания, в котором получение знаний не отделено от общественно-практической деятельности людей, а основным источником знаний являются разнообразные практические действия с объектами». [45] При этом стихийно-эмпирическое познание автор противопоставлял научному.

П.В. Копнин подобного противопоставления избежал: «эмпирическое и теоретическое — относительно самостоятельные уровни, граница между ними до некоторой степени условна; эмпирическое переходит в теоретическое». [46] В данном случае подход к проблеме стал более диалектичным, однако, критериев различения уровней предложено не было.

В этом плане разработки В.А. Штоффа были более конкретными. К эмпирическому уровню от отнёс «приёмы и методы, а также формы научного познания, непосредственно связанные с научной практикой»; к теоретическому — «те виды и методы познавательной деятельности и способы организации знания, которые характеризуются той или иной степенью опосредованности и обеспечивают создание, построение и разработку научной теории как логически организованного знания об объективных законах и других существенных, т.е. общих и необходимых связях и отношениях в объективном мире». [47] Очень важным представляется, что В.А. Штофф различил и «развёл» соотносительные, в принципе понятия: «чувственность — мышление» — с одной стороны, «эмпирическое — теоретическое» — с другой”. [48]

Подробное описание методов, применяемых в эмпирическом исследовании, было сделано Г.И. Рузавиным в специальной работе; показана их специфическая роль в процессе формирования научной теории. [49]

Наиболее последовательный, на наш взгляд, методологический подход к различению эмпирического и теоретического

(55/56)

уровней в научном познании был предложен В.Н. Борисовым. [50] Основаниями для выделения двух этих уровней послужили звенья структуры познавательной деятельности; различение производилось по задачам, объектам, средствам, действиям, результатам (см. таблицу 2).

В.Н. Борисов отмечает, что элементы теоретического знания формируются уже на эмпирическом уровне. Вместе с тем, «наличие хотя бы у некоторых теоретических понятий конкретных значений позволяет приложить их к конкретным эмпирическим объектам, благодаря чему становится возможным практическое применение теории». [51] В этой связи, философ различает три случая соотношения эмпирического и теоретического в процессе научного познания, когда: 1) исследование осуществляется лишь на эмпирическом уровне, 2) на обоих уровнях, 3) только на теоретическом уровне. [52]

Возвращаясь к процедурно-методическим аспектам датирования археологических источников, следует отметить, что в данном случае научный поиск может осуществляться как на эмпирическом, так и на обоих уровнях (первый и второй случаи по В.Н. Борисову). Думается, что «первый случай» в данном контексте не нуждается в особых комментариях, поскольку сверхзадачей большинства исследований, посвящённых вопросам археологической хронологии, является проблема максимально точного определения времени «бытования» того или иного конкретного археологического объекта (или совокупности объектов).

Момент теоретического («второй случай») в процедуре хронологического анализа археологических источников появляется в том случае, если исследователь оперирует «археологическими типами» объектов.

«В археологии тип выступает как результат идеализации (абстрагирования, суммирования и усреднения) артефактов предположительно одного назначения, объединяемых по их сходствам между собой и отличиям от других артефактов того же или иного назначения». [53] «Тип есть устойчивое сочетание признаков; сочетание, в котором значения признаков связаны закономерно значимыми связями, т.е. сильными связями». [54]

(56/57)

Таблица 2.

Критерии различения эмпирического и теоретического уровней в научном познании по В.Н. Борисову.

(57/58)

Из множества определений «археологического типа», существующих в настоящее время, эти два (первое принадлежит Л.С. Клейну, второе — Г.А. Фёдорову-Давыдову) приведены потому, что они в наибольшей степени оттеняют характеристику типа как абстрактного объекта (см. таблицу 2).

Но из того, что абстрактные объекты не имеют «конкретных аналогов в эмпирической действительности», [55] совершенно не следует то, что эта гносеологическая категория выводит прикладные археологические методики на «только теоретический уровень» (по В.Н. Борисову), поскольку все эти методики направлены на анализ конкретного эмпирического материала.

Вместе с тем, именно типообразование привносит в археологические процедуры ещё один из элементов, характеризующих теоретический уровень научного познания, выражающийся в объяснении явлений, обеспечивающем их предсказание. Касательно датировочной процедуры, это выражается и простой логической формуле: если тип А, обладающий датировочным признаком Б, датируется временем X, то, любой, вновь найденный объект В, обладающий признаком Б, также будет датироваться временем X.

Преобладание в археологии эмпирических разработок объясняется, прежде всего, лакунарностью материала, изначально выборочным характером источниковой базы, что зачастую объективно не дает возможности выйти на уровень типообразования.

Размышляя о «логосе логоса», А.Ф. Лосев, проанализирован аналогию с «наблюдением цветка», вывел: «видимый цвет — одно, схема зрения видимого цвета — другое, рассуждение о схеме зрения — третье». [56] «Рассуждая о схеме» археологического датирования и других методических процедурах, исследователь поднимается до собственно теоретического уровня, каковым является научная рефлексия.

Примечания к главе 2.

[1] Форд Д.А. Количественный метод... С. 32.

[2] Маркс К. Заметки о новейшей прусской цензурной инструкции // Соч. Т. 1. С. 7.
(58/59)

[3] Ницше Ф. Антихристианин // Сумерки богов. М.: 1989. С. 27.

[4] Клейн Л.С. Понятие типа в современной археологии // Типы в культуре. Л.: Изд-во ЛГУ, 1979. С. 55.

[5] Генинг В.Ф. Очерки по истории... С. 146.

[6] Борисов В.Н. О специфике методологического анализа научного познания // Методологические проблемы развития науки и культуры. Куйбышев: Изд-во КГУ, 1976. С. 9.

[7] Там же. С. 19.

[8] Шер Я.А. О развитии языка археологии // Проблемы археологии. Л.: Изд-во ЛГУ, 1978. С. 43.

[9] Словарь иностранных слов. М.: «Русский язык», 1984. С. 407.

[10] Там же. С. 35.

[11] Лихачёв Д.С. // Прошлое будущему. Л.: Наука, 1985. С. 570.

[12] Гарден Ж.-К. Теоретическая археология. М.: Прогресс. 1983. С. 82.

[13] Мерперт Н.Я. Древнейшие скотоводы Волжско-Уральского междуречья. М.: Наука, 1974.

[14] Голдина Р.Д. Хронология погребальных комплексов раннего средневековья в Верхнем Прикамье // КСИА. 1979. № 158.

[15] Амброз А.К. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы // СА. 1971. № 2-3.

[16] Дмитриев А.В. Раннесредневековые фибулы из могильника на р. Дюрсо // Древности эпохи великого переселения народов V-VIII веков. М.: Наука, 1982.

[17] Фёдоров-Давыдов Г.А. Статистические методы в археологии. М.: Изд-во МГУ, 1987.

[18] Клейн Л.С. Понятие типа... С. 50.

[19] Там же. С. 55.

[20] Дарвин Ч. Происхождение видов путём естественного отбора. М.: Просвещение, 1987. С. 299.

[21] Черных Е.Н. Связи типологических и химико-металлургичесих признаков // СКМА. 1970.
(59/60)

[22] Ковалевская В.Б. Поясные наборы Евразии IV-IX вв. Пряжки. // САИ. 1979. Вып. Е1-2.

[23] Голдина Р.Д. Могильники VII-IX вв. ...

[24] Клейн Л.С. Понятие типа... С. 50.

[25] Богачёв A.B. Опыт эволюционно-типологической группировки...

[26] Гарден Ж.-К. Теоретическая археология. С. 209.

[27] Амброз A.К. Проблемы раннесредневековой хронологии... С. 100.

[28] Монгайт АЛ. Археология Западной Европы. С. 66.

[29] Проблемы абсолютного датирования в археологии. М.: Наука, 1972; Колчин Б.А., Черных Е.Н. Дендрохронология Восточной Европы. М., 1977.

[30] Каменецкий И.С., Маршак Б.И., Шер Я.А. Анализ археологических источников. С. 83-98.

[31] Городцов В А. Археология. C. 7-14.

[32] Там же. С. 14.

[33] Шер Я А. Методологические вопросы археологии // ВФ. 1976. № 10. С. 77.

[34] Генинг В.Ф. Очерки по истории... С. 144-145.

[35] Лекторский В.А., Швырёв B.C. Методологический анализ...; Блауберг Н.В., Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. С. 68-71; Борисов В.Н. О специфике методологического анализа... С. 17-18.
(60/61)

[36] Борисов В.Н. О специфике методологического анализа... С. 17-18.

[37] Лосев А.Ф. Философия имени. М.: Изд-во МГУ, 1990. С. 217.

[38] Блауберг И.В., Юдин Э.Г. Указ. соч. С. 71.

[39] Clarke D. Analytical Archaeology. London. 1968.

[40] Башилов В.А., Лооне Э.Н. Об уровнях исследования и познавательных задачах археологии // СА. 1986. № 3; СА. 1988. № 1. С. 208-232.

[41] Башилов В.А., Лооне Э.Н. Об уровнях исследования...

[42] Генинг В.Ф. Объект и предмет науки в археологии. Киев: «Наукова думка», 1983.

[43] Клейн Л.С. О предмете археологии (в связи с выходом книги В.Ф. Генинга «Объект и предмет науки в археологии») // СА. 1986. № 3. С. 213.

[44] Копнин П.В. Диалектика как логика и теория познания. М.: Наука, 1973. С. 133.

[45] Герасимов И.Г. Научное исследование. М., 1972. С. 43.

[46] Копнин II.B. Диалектика как логика... С. 133.

[47] Штофф В А. Введение в методологию научного познания. Л.: 1972. С. 15.

[48] Там же. С. 17.

[49] Рузавин Г.И. Методы научного исследования. М.: Мысль, 1974.

[50] Борисов В.Н., Духанин В.Н. Формирование научного знания в социально-экономическом исследовании. Саратов: Изд-во СГУ, 1974. Гл. 2.

[51] Борисов В.Н., Духанин В.Н. Формирование научного знания... С. 33.

[52] Там же. С. 33.

[53] Клейн Л.С. Понятие типа... С. 62.

[54] Фёдоров-Давыдов Г.А. Статистические методы в археологии. М: Изд-во «Высшая школа», 1987. С. 199.

[55] Борисов В.Н., Духанин В.Н. Формирование научного знания... С. 33.

[56] Лосев А.Ф. Философия имени. С. 206-207.

наверх