|
И.Л. ТихоновА.А. Бобринской, 1880-е гг.(Открыть в новом окне) |
Раскопки кургана Солоха, 1913 г.(Открыть в новом окне) |
|
|
Солоха 1913 г. Слева H.И. Веселовской, справа Алексей Бобринской держит в руках найденный им золотой гребень.(Открыть в новом окне) |
А.А. Бобринской на раскопках Солохи, 1913 г.(Открыть в новом окне) |
Из собрания фотоархива ИИМК РАН.
нозёма. Когда стали попадаться кости лошадей, и даже бронзовые предметы, Веселовский [3] остановил работы и послал моему отцу телеграмму в Смелу: [4] „Дошёл до погребения, которое, может быть, представляет большой археологический интерес. Приезжайте. Веселовский”.
Мой отец собрался немедленно и разрешил мне его сопровождать. В одно прекрасное летнее утро мы пустились в путь. Сперва по железной дороге от нашей станции „Бобринская” юго-западных железных дорог, а, выйдя на маленькой станции Никополь, сели на тележку, запряжённую парой лошадок, и пустились по степи рысцой. На протяжении тридцати километров нам не попалось ни одной деревни, ни одного дома. Только громадные птицы — дрофы смотрели на нас, разгуливая по степным просторам и собирая кузнечиков под лучами палящего солнца. Наша поездка казалась нескончаемой. Ни одного поселения, всюду ровная, солнцем выжженная степь. Наконец наш молчаливый возница указал своим кнутом вдаль и сказал: „Вот виден курган”. Мы встрепенулись. Действительно на горизонте виднелось возвышение и люди около него. Мы подъехали к этому месту и увидали радостную фигуру дорогого приветливого Веселовского. Мы соскочили с повозки и бросились к нему навстречу.
Рабочие медленным шагом выходили с нагруженными землёй тачками. Курган был действительно большим. От грунта до верха насыпи было 27 футов. Веселовский жил в довольно примитивной палатке, вторая палатка была предназначена для нас с отцом. Неподалеку был разложен костёр из веток и прутьев, доставленных откуда-то издалека. Над костром висел большой чугунный котёл, в котором варился суп из баранины. Вероятно, в таких же котлах варили себе пищу скифы 24 века тому назад. Воду доставляли в бочках из колодца далекой деревни. Солнце продолжало греть нас неумолимо. Веселовский жил в этом месте уже более месяца, подготовляя раскопку могилы. Для этого надо было раскопать и удалить громадное количество земли. Наконец вся насыпь была прорезана поперечными проходами [5] и можно было ясно видеть засыпанную чёрной землёй могилу, расположенную в светлом глинистом грунте. „Завтра начнём”, — лаконически заявил Веселовский. Закусив варёной бараниной и выпив чаю, мы легли спать. Никаких кроватей у нас, конечно, не было, и мы просто легли на землю, подостлав под себя походные одеяла. Мы заснули как убитые.
Посреди ночи всех нас разбудил страшный гром. Молния сверкала, полил дождь, наша несчастная палатка пропускала дождь, как сквозь сито. Все наши скромные пожитки промокли немедленно. Потоки жидкой грязи стали заливать нас со всех сторон. Дождь всё усиливался. Молния сверкала поминутно, раскаты грома гремели не переставая. Мы почувствовали себя совсем беспомощными и не знали что делать. Спать было невозможно. Вся почва превратилась в жидкую массу грязи. Мой отец сказал: „Это царь защищается. Он не хочет, чтобы мы беспокоили его могилу”. Гроза продолжалась около часа. Наконец ливень прекратился и ветер утих. На небе появились звёзды, обрывки грозовых туч ещё ползли кое-где по небу. Забрезжил рассвет. Мы сварили себе чаю и направились к месту раскопок. Проведя бессонную ночь, мы чувствовали себя усталыми, но горели желанием поскорее начать работу. „По-моему, скифский царь ничуть не противится нашим раскопкам, наоборот, он послал дождь, чтобы размягчить почву и облегчить нам раскопать его могилу”, — сказал Веселовский. Однако мой отец не сдавался: „Может быть, царь и не противится, но курган этот называется Солоха, а Солоха значит на местном наречии ведьма, вот эта ведьма нам и чинит затруднения”. Солнце встало, небо было безоблачно-ясным, как будто никакой грозы и не было. Воздух был живительно чистым.
Мы подошли к месту погребения. Мой отец и Веселовский взяли в руки острые лопаточки, а я стал в почтительном отдалении, чтобы им не мешать. На земле разложили газеты, на
которые можно будет класть всё, что будет найдено. Приготовили и несколько сит, для просеивания земли, содержащей мелкие предметы. Оба археолога стали на колени и начали с величайшей осторожностью скрести чернозём, которым была засыпана могила. Несколько рабочих стояло наготове с большими лопатами. Они принимали к сердцу всё, что происходило, и с большим волнением следили за работой учёных. Вскоре послышались знакомые звуки, когда лопаточки натыкались на первые металлические предметы, закопанные в погребении. Это были мелкие стрелки, глиняная посуда, кусочки истлевшего дерева, брёвен, которыми была обложена могила. Древки стрел давно истлели и обратились в желтоватую пыль.
Вокруг могилы было найдено 8 скелетов лошадей. Верных спутников скифского царя убивали и хоронили вместе с их умершим хозяином. Вокруг могилы стояло 16 больших глиняных амфор, в которых для умершего царя было налито вино или масло, которое могло ему понадобиться в загробной жизни. Разбор этих лошадиных скелетов и их уздечек (уцелели только бронзовые бляшки, нашитые на кожаные ремни, истлевшие от времени) — потребовал немало времени. С глиняными амфорами и посудой надо обходиться очень осторожно, потому что за 2 с половиной тысячи лет вес земли так давит на хрупкий предмет, что, лишившись этого давления при изъятии предмета из земли, он часто разваливается на куски. Удалять прилипшую к амфорам землю надо тоже с большой осторожностью. Лучше сразу ничего не удалять, а смыть прилипшие веками куски земли впоследствии, когда предмет освоится с воздухом. Иногда рекомендуется смывать прилипшую грязь не водой, а согретым оливковым маслом. С громадными предосторожностями мы вынесли эти 16 амфор с прилипшей к ним землёй и поставили их около наших палаток. Это потребовало немало времени.
Всякую операцию мой отец останавливал и зарисовывал по плану, где именно каждый предмет был найден, а Веселовский вёл подробную запись, отмечая поминутно, что именно когда было найдено. Надо было сдерживать своё нетерпение. Только после очистки окружающего могилу пространства от всех конских скелетов и амфор можно было приступить к самой могиле. Для этого археологи решили соскребать лежащую на ней землю тонкими слоями, и просеивать всю землю через сито. Эта предосторожность необходима, потому что иногда в самой рыхлой земле скрываются мельчайшие предметы: бляшки, нашитые на одежду, кончики стрел и другие предметы. Рабочий осторожно трясёт землю в сите, и только мелкая пудра падает на землю, а всё более крупное остаётся на поверхности сита.
Наконец Веселовский и мой отец смогли определить расположение скелета царя и стали вынимать землю, окружавшую его, буквально по столовой ложке. Постепенно скелет стал вырисовываться всё яснее и яснее. Царь, — теперь у нас не осталось никаких сомнений, что это был царь, предстал нам во всём своём великолепии. На нём была разноцветная шёлковая туника, вся обшитая золотыми бляшками. Шёлковые нитки его одежды кое-где сохранились, но как только они соприкасались со свежим воздухом, их яркие цвета моментально блёкли. Красные, лиловые, синие и жёлтые нити превращались в пыль через несколько секунд. Золотые бляшки — их было найдено более трёхсот, совершенно не пострадали от долгого лежания в земле. Золото совсем не подвергается окислению и блестит как новое. Вдоль скелета лежало два меча, один из них в золотых ножнах, на голове царя был бронзовый шлем, а под шёлковой туникой была кольчуга из множества бронзовых бляшек, чтобы защитить царя от вражеских стрел. Несколько бронзовых булав тоже лежали вдоль скелета. У ног царя мы нашли 7 серебряных чаш с рельефными изображениями охоты. Всадники скачут, окружённые собаками, задравшими хвост полукругом вверх. Рядом лежало большое золотое блюдо массивной работы, с изображением по крайней мере сорока дерущихся львов, тоже рельефной работы лучшего периода греческих мастеров. Вокруг шеи царя было мас-
сивное золотое ожерелье, заканчивавшееся Гордиевым узлом, который держали в пасти два смотрящих друг на друга льва. Помимо этого массивного ожерелья, вокруг шеи царя было ещё два других, составленных из золотых трубочек с золотыми подвесками, пять массивных золотых браслетов украшали его руки. У ног царя было три больших бронзовых сосуда и несколько ваз для вина и масла.
В боковой нише могилы мы нашли большой колчан, наполненный стрелами. Стенки этого колчана были облицованы золотым [серебро с позолотой] листом с рельефными изображениями сражений скифов с греками. Стрелы сохранились, в виде слипшейся с землёй щетинистой массы, но древки стрел давно истлели. Следов лука мы не нашли, вероятно, он тоже истлел от времени.
Зрелище таких несметных богатств скифского царя нам вскружило голову. Найденные сокровища далеко превзошли все наши ожидания. В благоговейном молчании мой отец и Веселовский продолжали работать, бережно укладывая на листы газетной бумаги один предмет за другим. Кто был этот могучий царь? Как его звали? На каком он говорил языке? Вопросы эти навсегда останутся без ответа. Только приблизительно, по сравнению с подобными предметами греческого искусства, можем мы догадываться о времени его жизни.
Солнце стояло над нашими головами, было около полудня. Могила царя была наконец окончательно очищена от всех драгоценных предметов, которые станут гордостью Императорского Эрмитажа. Археологи смогли разогнуть свои спины. Мы все были ужасно голодны. Веселовский взял моего отца под руку и сказал: „Пойдёмте теперь закусить, в могиле больше ничего не осталось”. Они тихим шагом направились к палаткам, где их ждал суп из баранины и чай. Я не мог оторваться от теперь пустой могилы и как-то машинально продолжал скрести землю своей острой лопаточкой.
Я остался совсем один на дне этого огромного кургана. Не знаю почему это место меня всё ещё приковывало к себе как магнит, мой отец и Веселовский давно ушли. Тишина была мёртвая. Я собирался уходить, потому что меня ждали старшие, да и делать тут было нечего. Вдруг моя маленькая острая лопаточка, которой я продолжал царапать дно могилы, царапнула что-то твёрдое, металлическое. Я копнул ниже, и из земли блеснул какой-то золотой предмет. Я копнул ещё раз поглубже и в моих руках оказался большой золотой предмет с какими-то зубьями. Я закричал от волнения в сторону, куда ушёл мой отец с Веселовским: „Иди сюда обратно, скорей, я нашел золотой гребень...”. Я увидал, как мой отец повернулся в мою сторону и ответил: „Не трогай его, ты его сломаешь”. „Как я могу его сломать, он массивный, тяжёлый, золотой”, — ответил я. „Не говори глупостей”, — закричал мой отец. „Золотых гребней не бывает, это наверно костяной гребень, приказываю тебе его не трогать, подожди, я сейчас иду”, — и мой отец, несмотря на всю свою усталость, быстрыми шагами пошёл ко мне. Я с торжествующим видом протягивал ему этот тяжёлый гребень. Веселовский ковылял за моим отцом, он немного прихрамывал и не мог ходить быстро. Оба археолога выхватили у меня из рук тот предмет, который теперь знает весь учёный мир — знаменитый Солохский золотой гребень, лучший предмет всей этой замечательной раскопки. Это единственный на свете золотой гребень такой изумительной работы лучших греческих ювелиров IV века до Рождества Христова. [6] Я — невежественный мальчишка, был первым человеком, которому довелось взять его в руки после двух тысяч трёхсот лет, что он пролежал в земле южной России. Пожелал ли дух скифского царя сыграть шутку над маститыми археологами, или же ведьма Солоха подсунула мне в руки это сокровище, будущую гордость Эрмитажа?
На следующий день мы с отцом начали наше обратное путешествие в Смелу. Веселовский остался разбирать и укладывать все находки и отвёз все эти сокровища в Археологическую комиссию, для дальнейшего определения, чистки серебряных предметов и глиняных
амфор. Колчан, отделанный золотыми листами, порядочно пострадал от давления земли, его пришлось долго выправлять и составлять все разбитые кусочки, но когда он наконец был приведён в порядок, это оказался прекрасный предмет искусства. Удивительно было спокойно тогда на Руси. Никакой охраны у Веселовского не было. Он был совсем один со своими рабочими, но никому не приходило в голову ограбить или украсть эти сокровища. Веселовский бережно уложил всё в вату и затем в большие коробки от макарон. Всё пришло благополучно в Петербург, как его личный ручной багаж. Рабочим платили за восьмичасовой день два рубля пятьдесят копеек, а за сверхурочные часы по 40 копеек. Старший рабочий или надсмотрщик (форман) получал 200 рублей в месяц. Уже существовало рабочее законодательство. Так, например, в случае гибели рабочего, его вдова получала десятилетний оклад.
Примечания. ^
[1] Как был найден золотой гребень в кургане «Солоха». Рассказ очевидца (Из неизданной биографии гр. Алексея Александровича Бобринского, председателя Императорской Археологической комиссии, составленной его сыном Алексеем (1893-1971), юным участником экспедиции в лето 1913 года) // Русская мысль 1975 г., 30 октября Французский перевод этого фрагмента воспоминаний опубликовала Вероника Шильтз в своей книге: Schiltz Véronique. La redécouverte de l’ok [l’or] des Scythes. Histoires de kourganes. Gallimard, 1991. P. 120-124.
[2] На самом деле это был уже второй год раскопок, так как H.И. Веселовский начал работы на Солохе в 1912 г.
[3] Веселовский Николай Иванович (1848-1918), профессор кафедры истории Востока факультета восточных языков Санкт-Петербургского университета (с 1878 г.), член Археологической комиссии (с 1892 г.), с 1889 г. проводил крупные раскопки курганов в Северном Причерноморье и на Кавказе. О нём и его деятельности см.: Фармаковский Б.В. H.И. Веселовский — археолог // ЗВО РАО. 1921. Т. XXV. С. 387-398; Лунин Б.В. Средняя Азия в научном наследии отечественного востоковедения Ташкент, 1979; Тихонов И.Л. Археология в Санкт-Петербургском университете. Историографические очерки. СПб., 2003.
[4] Смела — родовое поместье Бобринских в Киевской губернии.
[5] Курган раскапывался «глухой траншеей» шириной около 17 метров вверху насыпи и 11 метров внизу у материка. В конце XIX — начале XX в. это была общепринятая методика раскопок больших курганных насыпей. Например, M.И. Ростовцев в то же самое время точно так же раскапывал Мордвиновский курган.
[6] По мнению А.П. Манцевич, гребень может датироваться 30-ми годами V в. до н.э.