C.B. Панкова
К проблеме истоков таштыкского стиля
Яркая примета таштыкской эпохи — сюжетные изображения в особом стиле на скалах, курганных плитах и предметах из склепов. Они отличаются от изображений скифо-сибирского искусства (Шер 1980), а их специфичные черты связаны с образами хуннского круга, восходящими, в свою очередь, к ханьской традиции (Савинов 1995; Дэвлет 1998). Отсутствие прямых аналогий в таштыкских грунтовых могилах — предшествующих склепам памятниках, оставляет открытым вопрос о появлении в Минусинском крае элементов таштыкского стиля и его формировании. В то же время на писаницах ещё доташтыкского периода уже присутствуют отдельные образы, новые для региона и в той или иной степени напоминающие таштыкские. Они заставляют обратить внимание на местную минусинскую ситуацию, в которой могло происходить сложение таштыкской изобразительной традиции, причём наскальные композиции оказываются здесь основным источником.
Наскальные гравировки появляются в таштыкскую эпоху на фоне традиционных выбитых изображений. Сравнение таштыкских выбивок и гравировок показывает, что по стилю они сопоставимы, но по набору образов и разнообразию сюжетов выбивки менее представительны. Гравировки, видимо, в итоге вытеснили старую технику, о чём свидетельствует отсутствие в Минусинском крае выбивок древнетюркского времени. В целом на более позднее положение гравировок указывает и ряд новых образов, неизвестных пока среди выбитых изображений, но воплотившихся в гравировках со скал и из склепов (быки, медведи, древовидные фигуры). Некоторые выбитые композиции трудно отличить от изображений посттагарского («тагаро-таштыкского») пласта, что также может указывать на их относительно раннее появление.
(325/326)
1, 2 — Кавказская писаница (по: Леонтьев, Боковенко 1985); 3 — Большая Боярская писаница (по: М. Дэвлет 1976); 4, 5 — Куня (по: Вяткина 1961); 6 — Чайлаг-Хем (фрагменты композиции с фотографий автора 2003 г.).
1-5 — Минусинская котловина, 6 — Тува
К числу памятников «тагаро-таштыкского этапа» относятся целые писаницы — Большая и Малая Боярские, Хызыл-Хая на Уйбате, Куня, Кавказская и Полосатая, а также отдельные изображения у дер. Абакано-Перевоз, Четвёртый Сундук и др. (Дэвлет 1976; Вяткина 1961; Леонтьев, Боковенко 1985; Совето-
(326/327)
ва, Миклашевич 1998; Русакова 1997). Одни из них атрибутированы по предметному комплексу (Боярские писаницы; Дэвлет 1976), другие — по особенностям стиля — «сочетанию позднетагарских и таштыкских стилистических приёмов» (Кавказская, Куня, Полосатая; Леонтьев, Боковенко 1985). При этом под таштыкскими можно понимать не только «классические» изображения животных с «подогнутой ножкой», но и их варианты (Рис., 5), а также фигуры в «открытом галопе». Разные принципы выделения памятников отражают их различия, так как, имея ряд общих признаков, они отличаются по содержанию: на части писаниц имеются изображения котлов, но нет рисунков животных «таштыкского облика» и птиц с распростёртыми крыльями (Боярские писаницы, Хызыл-Хая); на других, напротив, присутствуют последние образы, но нет изображений котлов (Куня, Кавказская, Полосатая). Первая группа памятников, судя по котлам, продолжает местную позднетагарскую традицию; вторая, названная Н.В. Леонтьевым и Н.А. Боковенко «тесинской» — уже смешанная, с преобладанием новых, привнесённых образов. В пределах одной эпохи они могли представлять смежные этапы или параллельно существующие традиции, на что указывает близкая иконография образов на памятниках обоих видов. В частности, на Большой Боярской, Кавказской писаницах и в композиции у дер. Абакано-Перевоз представлены копытные в характерной позе, когда задние ноги «подкошены» под живот, а передние упираются, так что вся фигура оседает назад (Рис., 1, 3). На Кавказской писанице этот узнаваемый силуэт сочетается с подогнутыми передними ногами, свидетельствуя о знакомстве с этим «таштыкским» приёмом (Рис., 2).
Пример распространения «пришлой» традиции представлен на выбивках Куни. Здесь животные нового облика не просто соседствуют с изображениями предшествующей традиции, но в отдельных случаях доминируют над ними — показаны крупнее или размещены выше фигур в тагарской позе «летучего галопа» (Рис., 4).
Таштыкские наскальные композиции унаследовали черты обеих традиций предшествующего времени: в них присутствуют как изображения котлов/кубков, так и птиц с распростёртыми крыльями и, естественно, животных «таштыкского облика». Заслуживает внимания отсутствие изображений котлов/кубков на деревянных планках, другие образы которых аналогичны на-
(327/328)
скальным гравировкам. Если котлы были связаны с местным посттагарским населением, то на планках, видимо, представлены ценности пришлой группы, лишенные местного «ассимилирующего налёта».
На возможные истоки новых образов в «тесинских» композициях указывают фигуры крылатых единорогов на Куне (Вяткина 1961), подобные изображениям на бляхах Аймырлыга, Лаохэшеня и др., связываемых с комплексом сяньби (?) (Стамбульник 1983; Комиссаров 1996; см. статью Е.А. Миклашевич в настоящем сборнике). Близкий образ запечатлён на китайской ткани из кург. 24 Ноин-Улы (Руденко 1962). Помимо единорогов, в этих материалах присутствуют фигуры животных в «ханьском беге» — прямом аналоге таштыкской рыси, что заставляет отнестись к названным комплексам с особым вниманием. Ноин-улинский зверь интересен ещё и тем, что оперение-чешуя в основании его крыльев аналогично знакам-дугам на шеях таштыкских лошадей (Грязнов 1979), что, кстати, подтверждает интерпретацию таштыкских знаков как крыльев (Михайлов 1995). Получается, что выбивки «тесинского пласта» связаны с таштыкскими изображениями не только (не столько?) непосредственно, но и близкими прототипичными образами, распространёнными в ханьском, хуннском и сяньбийском культурных комплексах.
В этой связи важно, что «тесинские» писаницы, как и таштыкские изображения, не ограничены территорией Минусинского края. В Туве на р. Чайлаг-Хем (приток Хендерге) известен памятник [1], одна из композиций которого включает «позднескифских» всадников, «таштыкского» оленя, пронзённых стрелами копытных, лучника в остроконечной шапке (Рис., 6). Последний образ — один из наиболее характерных для «тесинских» композиций, тувинским аналогом которых и является описанная композиция.
Вслед за выделением «тесинского» пласта наскальных изображений, Н.В. Леонтьев и H.A. Боковенко отнесли одну из таштыкских многофигурных выбивок к раннему этапу таштыкской культуры (Леонтьев, Боковенко 1985). Так, в сущности, впервые был поставлен вопрос о памятниках наскального ис-
(328/329)
кусства, соответствующих культуре грунтовых могил, хотя и не упомянутых авторами буквально. С другой стороны, в материалах грунтовых могил фиксируются отдельные элементы «сяньбийской» культуры (Тетерин 1999), связанной, как видим, с писаницей «тесинского пласта» (Куня). Такое противоречие отражает ситуацию, характерную и для погребальных памятников первых веков н.э., разные виды которых могли сосуществовать (Кузьмин 1995; Вадецкая 1999). Материалы «тесинских» и таштыкских писаниц согласуются с идеей нескольких центральноазиатских «волн», проникавших на Средний Енисей в эту эпоху (Кузьмин 1995; Тетерин 1999).
Появление новых художественных образов практически не фиксируется в погребальных комплексах Минусинской котловины, но запечатлено на скалах. Зарождение таштыкского стиля, в наиболее ярком виде представленного гравировками, началось здесь задолго до сложения культуры склепов и подпитывалось периодическими импульсами из районов Центральной Азии, в том числе этнически различными.
[1] Впервые обследован в 1989 г. A.A. Ковалёвым и К.В. Чугуновым, которых я искренне благодарю за возможность ознакомиться с его изображениями.
|