Л.Н. Гумилёв

Древние тюрки.

// М.: 1967. 504 с.

Часть вторая. Голубые тюрки и уйгуры, или эпоха Второго каганата.

Глава XXIX. Тибет в VIII в.

[Война 767-781 гг. — Уйгурия. — Возобновление войны. — Разгар войны. — Война на севере. — Война на востоке и западе. — Конец войны. — Тибетско-китайский мирный договор 821 г. — Бон и буддизм.]

Война 767-781 гг. Для изучения каждой отдельной эпохи нужен особый ключ. Если в первую половину VIII в. определяющим моментом политической истории Азии было сопротивление тюркского каганата всепоглощающим тенденциям империи Тан, то после гибели тюрок и восстания Ань Лушаня политической доминантой сделалась возросшая активность Тибета.

После того как имперская армия легла на полях Хэбэя и Хэнани, а тюркская орда рассеялась, тибетское войско оказалось самой грозной силой, которой не могли противостоять ни толпы мобилизованных китайских крестьян, ни многочисленные отряды уйгуров, тем более что Китай и Уйгурия после заключения временного соглашения в 765 г. отнюдь не стали искренними союзниками.

Этой ситуацией воспользовался талантливый и энергичный цэнпо Тисрондецан и возобновил завоевание Западного края. В случае успеха он надеялся получить в свои руки караванные пути и стать хозяином всей торговли Востока и Запада. Материальные возможности, вытекающие из этого выгодного положения, позволили бы Тибету стать гегемоном Центральной Азии, каким раньше был тюркский каганат.

Не менее активно рвались тибетцы и на юг, где они находили поддержку в царстве Наньчжао, родственном им по крови и стремившемся сохранить свою независимость от Китая. Это было небольшое, но крепкое государство, и ориентация его правителей обеспечивала либо успешное продвижение тибетцев, либо полное спокойствие южнокитайских провинций. Здесь успех зависел от дипломатии.

Осенью 767 г. двадцатитысячная тибетская армия двинулась на север вниз по течению Хуанхэ и осадила крепость Линчжоу. Го Цзы-и, имея 30 тыс. отборных войск, отбросил тибетцев. Однако те отступили с ничтожными потерями и на следующий год возобновили осаду Линчжоу. Китайцев спасла отставка тибетского главнокомандующего

(404/405)

«за старостью». [1] Думается, что старость была в этом случае предлогом, а решающую роль сыграла борьба партий при дворе Тисрондецана. Но как бы то ни было, новый главнокомандующий изменил направление наступления. Вместо обходного движения на степь он ударил в центральную часть фронта, т.е. провинцию Шэньси (Хачжоу, Лунси, Биньчжоу и Нинчжоу). Но там население состояло из пограничных китайцев, потомков головорезов царства Цинь, заклятых врагов тибетцев. При их помощи регулярные китайские войска дважды разбили тибетцев, не имевших опоры в населении. Так же неудачно было вторжение тибетской десятитысячной армии в Южный Китай. Стратегия прямого удара не оправдала себя.

В 773 г. 60 тыс. тибетской конницы ворвались в северную Ганьсу и вытоптали хлеба на полях. Затем они снова бросились на центральный фронт. Две китайские армии были сильно потрёпаны, но оправились и, перейдя в контрнаступление, вытеснили тибетцев. При отступлении тибетцы потеряли всю добычу, включая пленников. Истерзанный минувшей гражданской войной Китай хотел мира. В 774 г. произошёл обмен посольствами между воюющими сторонами, что приостановило военные действия. Однако переговоры не имели успеха и в 775 г. война возобновилась.

Пять лет китайцы и тибетцы обрушивали друг на друга жестокие удары, но баланс побед и поражений сохранялся. Сначала княжество Наньчжао поддерживало Китай, но в 778 г. перекинулось на сторону Тибета. В 779 г. китайцы разбили тибетцев на юге и парализовали их наступление. [2] Но конфликт Китая с Уйгурией позволил тибетцам развить наступление на севере. В то время когда уйгуры вторглись в Северный Китай и связали китайскую армию, [3] тибетцы прошли вдоль северных склонов Наньшаня на запад и осадили Дуньхуан.

Уйгуры ушли, но тибетцы остались, и в 780 г. Дуньхуан пал. [4]

По сути дела, Китай проиграл войну, и это понял новый император, Дэцзун. Он собрал тибетских пленников, которые были, кстати сказать, не военнопленные, а задержанные члены посольств, и, одарив их платьем, отпустил домой. Посланный для сопровождения их чиновник передал Тисрондецану предложение заключить мир.

Тибетское правительство сначала не поверило своему счастью, [5] но затем продиктовало условия мира. Требования тибетцев сводились к территориальным уступкам и признанию равенства Тибета и Китая.

(405/406)

Условия мира были позорны для Китая, но Дэцзун принял их. Да он и не мог поступить иначе: избиение уйгурских купцов, произведённое одним из пограничных чиновников в 780 г., подняло в сёдла всю Уйгурию. Хан грозил войной, а на северную границу войска не хватало, так как их поглощала западная. Мало того, в феврале 781 г. вспыхнуло восстание в Хэбэе. Его подняли чиновники, требовавшие закрепления должностей за их потомками. [6] Престол снова зашатался, и поэтому любые условия мира с непобедимыми в конечном счёте тибетцами оказались приемлемыми.

Мирный договор был заключён на берегу реки Цин. Он был скреплён кровью жертвенных животных — собак, свиней и овец, а потом присягой в буддийской кумирне, построенной рядом с жертвенником. Договор был ратифицирован императором в Чанъани в «Великом Храме Западного Предградия». [7] Это был не только мир, но и союз.

Победа Тибета была поистине грандиозна: в руках тибетцев оказался важный отрезок караванного пути и полная возможность распространяться в сторону Хотана и Кучи. Вражда между Китаем и Уйгурией делала обе эти страны бессильными, а хэбэйское восстание и преданность Наньчжао открывали Тисрондецану перспективы дальнейшего расширения границ. Тибетская мощь достигла своего зенита.

Уйгурия. Благодаря походам Моянчура Уйгурия оказалась в исключительно благоприятных условиях: она не имела сильных врагов вокруг себя. На востоке кидани, на севере кыргызы были подчинены уйгурскому хану. На западе с 766 г. усилились карлуки, но они сосредоточили все свое внимание на юго-западе и не переходили естественной границы — Тарбагатая. На юге лежал в развалинах Китай, но, несмотря на это, китайские гарнизоны стояли в Куче, Карашаре, Хотане, Кашгаре и в Бэйтине. Эти крепости были буфером между уйгурами и тибетцами, захватившими в 755-760 гг. северо-западный угол Китая (провинции Ганьсу и Шэньси) и приступившими теперь к завоеванию Западного края.

Китайцы и тибетцы были заклятыми врагами, и уйгурам надо было сделать выбор между ними. На Китай уйгуры смотрели как на дойную корову и старались вытянуть из него как можно больше, но в союз с Тибетом они никогда не вступали. Слишком велики были идеологические противоречия между манихейством и буддизмом; не-

(406/407)

даром, по словам их манихейских учителей, тибетцы «называли чёрта буддой».

Невероятное ожесточение, которое проявили обе стороны в последующей войне, имеет глубокие корни. Религиозные войны в Срединной Азии имеют сходство не с реформацией, а с расколом церквей и последующей эпохой крестовых походов, когда латиняне, греки, карматы и мусульмане, даже иногда заключая политические союзы, были психологически настолько чужды друг другу и взаимно враждебны, что никакие компромиссы между ними не были возможны, исключая частные случаи ренегатства, причём последнее никак не определяло характер эпохи. В некотором отношении Азия опередила Европу на 300 лет: Тибет уже в VII в. стал теократической державой, а Уйгурия сделалась ею во второй половине VIII в.

Несмотря на активность манихейских проповедников, Уйгурия взяла новый политический курс не сразу. Первые ханы, создатели уйгурской державы, Пэйло (744г745), Моянчур (745г759) и Идигань (759-780), опираясь на своё племя, пытались подражать ханам голубых тюрок. Ограбив Китай во время гражданской войны, они вообразили себя там хозяевами. Приезжая в Чанъань, они хватали на базаре девушек, отнимали казённых лошадей и всячески безобразничали. По договору 762 г. уйгуры получали замаскированную дань: за каждую пригнанную лошадь им платили 40 кусков шёлка. Уйгуры однажды пригнали вместо 6 тыс. хороших лошадей 10 тыс. кляч, но им было отказано в уплате. В 775 г. уйгурские купцы превысили меру терпения китайцев. Уйгуры убили на базаре чиновника; их схватили и осудили на пожизненное заключение; тогда уйгурский старшина явился с войском, ворвался в тюрьму и освободил своих соплеменников, а тюремную стражу уйгуры избили и изранили. [8] Не только населению столицы, но и самому китайскому правительству стало ясно, что так продолжаться не может.

В 778 г. в Китае вступил на престол Дэцзун, тот самый, который отказал уйгурскому хану в поклонении, за что его советники были забиты палками. [9] Понятно, что он не был расположен к уйгурам. Идигань-хан, зная это, решил принудить нового императора к покорности и в 778 г. напал на Северный Китай. Первое сражение под Янкюй уйгуры выиграли. Китайцы потеряли убитыми 10 тыс. человек. Но наместник Дайчжоу (в Шэньси) разбил их и принудил к отступлению. Уйгуры угнали лишь «несколько десятков тысяч овец, которые почти все подохли в дороге». [10] Хан понял, что Китай окреп и что для

(407/408)

сохранения status quo надо готовиться к большой войне. Действительно, население Китая с 764 по 780 г. выросло на полмиллиона душ (точнее, на 85 тыс. семейств = 485 тыс. человек), [11] что позволило создать новую армию в 768 тыс. человек.

Учитывая свои возросшие силы, Дэцзун покончил ещё с одним тягостным обязательством. Токуз-огузы получили привилегию жить в столице за казённый счёт как гости. [12] Они на этом весьма наживались. В 780 г. Дэцзун выслал их из Китая. На границе обнаружилось, что они в дорожных мешках увозили китайских девочек. Не имея права производить обыск, военный начальник на границе послал чиновника нагрубить тутуку. Тот вспылил и избил грубияна плетью. Этого-то и надо было китайцу. Войска оцепили табор токуз-огузов, произвели обыск, нашли девочек и без разговоров казнили всех «гостей».

Император, узнав об этом, ограничился переводом пограничного начальника на другую должность и послал к уйгурскому хану посла с объяснениями. Он великолепно понимал, что за кровь своих родственников уйгуры потребуют китайской крови; что они не откажутся от тех выгод, которые им давал унизительный для Китая торговый договор, и всё же Дэцзун пошёл на это, очевидно считая себя в силах оказать сопротивление.

За это время в Уйгурии произошли чрезвычайно существенные перемены. Когда в 779 г. обострились отношения с Китаем, то мнения по поводу предстоящей войны разделились. Токуз-огузы хотели войны, вероятно потому, что им доставалась львиная доля добычи. Союзные же племена видели для себя в войне не выгоды, а только опасность. [13] Так как хан не разделял мнения большинства, то вельможа Дуньмага-тархан поднял восстание. Хан, его советники и 2 тыс. человек токуз-огузской знати погибли, и узурпатор вступил на престол с титулом Кат Кутлуг Бильге-хан, что в переводе значит «очень счастливый мудрый хан». [14]

Конечно, здесь не обошлось без китайской дипломатии. Узурпатор получил деньги на восстание от китайского посла. Но помимо этого в широких массах уйгуров существовало недовольство роскошью ханского двора, палатами, построенными для ханского гарема вместо привычных юрт, и необходимостью платить поборы для поддержания чужого великолепия. Недовольство гегемонией токуз-огузов вылилось

(408/409)

в настоящую резню; поэтому также осталась без последствий расправа китайцев с «гостями». [15]

Новый хан твёрдо хотел мира. За смерть «гостей» он в 781 г. взял выкуп. В 783 г. был заключён мирный договор на следующих условиях: 1) хан назвался вассалом Китая; 2) уйгурские посольства не должны были превышать 200 человек; 3) для принудительного торга разрешалось приводить не более тысячи лошадей; 4) было запрещено уводить китайцев за границу. Договор был скреплён в 788 г. путём брака и союза против Тибета. Положение стабилизировалось. [16]

Внутри страны Дуньмага правил твёрдо и жестоко. Два сына одного из принцев прежней династии были казнены по его приказанию. [17] Надпись характеризует Дуньмага как человека мужественного. [18] Очевидно, он был достаточно популярен, потому что после его смерти в 789 г. на престол взошёл его сын Долосы, но не в порядке престолонаследия. Новый хан был поставлен вельможами и от них получил титул «Айдынлык улуг Куч-мунмыш Кучлук Бильге-хан», т.е. «блестящий, высокий, силой воссевший, могучий мудрый хан». [19]

Уйгурия стала выборной монархией.

Возобновление войны. Восстание хэбэйских феодалов, хотя оно было скоро подавлено, расшатало Китай больше, чем внешние войны. Никто не хотел повиноваться властям, и Дэцзун в 783 г. был вынужден бежать из Чанъани.

Тисрондецан использовал замешательство для интервенции и послал войско на помощь китайскому императору. В 784 г. объединённые силы правительственных и тибетских войск разбили силы мятежников при Утинчуани и готовились к возвращению столицы, но эпидемия моровой язвы, вспыхнувшая в несчастном Китае, дала тибетцам повод уйти обратно, не развив успеха. В Китае считали, что тибетцы договорились с мятежниками.

К счастью для императора, вождь восставших феодалов был в 786 г. отравлен своим врачом и мятеж утих.

(409/410)

По первоначальному договору тибетцам за помощь при возвращении столицы были обещаны новые территориальные уступки. Их преждевременный уход рассматривался китайским правительством как основание для отказа от выполнения обещания, но тибетцы считали, что они достаточно потрудились, сокрушив мятежников при Утинчуани. Отказ они восприняли как обман и, раздражённые этим, бросились на пограничные области, забрали людей, скот и вытоптали посевы. На этот раз им удалось благодаря неожиданности истребить большую часть своих заклятых врагов — пограничных китайцев, а также овладеть крепостями Янчжоу, Линчжоу и Сячжоу, [20] которые до сих пор были барьером для тибетской экспансии на север и запад.

Получив то, что им было нужно, тибетцы снова предложили мир. Подкупленный тибетским полководцем, китайский генерал Ма Суй согласился на перемирие и отправился с докладом в столицу. Тибетский главнокомандующий Шан Гецзан использовал выигрыш во времени для переформирования и отвода измотанных частей в тыл.

В Чанъани на переговоры согласились и отправили комиссию из самых крупных чиновников и полководцев, чтобы выторговать приемлемые условия мира и добиться от тибетцев возвращения захваченных территорий. Среди членов комиссии был Хуань Сянь, воевода, усмирявший мятеж; его-то и винили тибетцы в нарушении договора. [21] Со стороны императора было непростительной ошибкой посылать для переговоров с варварами их личного врага, и это сильно повлияло на ход событий.

Стремясь к мести, Шан Гецзан пошёл на предательство: конная засада напала на китайскую депутацию и захватила её в плен. Но Хуань Сянь, поймав невзнузданную лошадь, успел ускакать и добраться до укреплённого лагеря; его преследовали, но ни одна стрела его не задела. После этого о мире не могло быть и речи.

Шан Гецзан был талантливый полководец. Он использовал достигнутые успехи для развития широкого наступления на Китай по всему фронту. Китайские войска только отступали или сдавались, а тибетская конница повсюду производила грабежи. Жители западной окраины Шэньси почти все были истреблены или угнаны в Тибет, а до сих пор именно они останавливали тибетские набеги.

Было ясно, что Китай снова проиграл войну. Но тут была пущена в ход китайская дипломатия. В 788 г. Китай заключил оборонительный союз с Уйгурией, также опасавшейся усиления Тибета и его северозападной экспансии. На юге, в Сычуани, шла борьба на два фронта: с запада наседали тибетцы, с юга выставило войско Наньчжао, союзное

(410/411)

с Тибетом. Стеснённый союзниками, китайский полководец Вэй Гао применил метод дезинформации противника. Он написал письмо царю Наньчжао с благодарностью за его «искреннюю приязнь» и послал его с расчётом, чтобы оно попало в руки тибетцев. Те начали подозревать своего союзника в измене и отправили корпус войск, чтобы перерезать ему дорогу в Сычуань. Это посеяло рознь между союзниками. Войска Наньчжао ушли, а тибетцы, оставшись одни, потерпели поражение в 789 г. Сычуань была спасена.

Вэй Гао не остановился на этом: продолжая малую войну, состоявшую в осадах небольших крепостей, он направил посла к царю Наньчжао, Имосуну. Посол сумел уговорить Имосуна перейти на сторону Китая и ударить в тыл тибетской армии, действовавшей на юге. Не ожидавшие удара в спину тибетцы были разбиты в 793 г. и на следующий год, после новых неудач, отступили на свою территорию. [22]

Вступление Уйгурии в войну придало событиям новый оборот и на севере.

Разгар войны. Уйгурия больше выиграла от признания своего подчинённого положения, чем проиграла. Фактически не уйгуры зависели от китайцев, а китайцы от них. Переписка владений Западного края со столицей Китая шла в обход тибетских войск, через уйгурские земли. Для войны на западе Китай не располагал достаточной конницей. Спасти положение могли только уйгуры, и они готовы были помочь, но за всё требовали плату. «Требования кочевых не имели пределов». [23] Китай оплатил войско, и уйгуры вступили в войну с тибетцами. Но и тибетская дипломатия оказалась весьма активной: тибетцы нашли союзников. На их стороне выступили западные карлуки, старые соперники уйгуров, а также племя шато, кочевавшее в Южной Джунгарии и страдавшее от тяжёлых налогов.

Ещё более томились покорённые уйгурами тюрки, восточные карлуки [24] и племя баянь; эти ждали тибетцев, как избавителей. Нако-

(411/412)

нец, тибетофильекие тенденции росли среди кыргызов, покорённых, но не сломленных ханом Моянчуром. Стремясь сбросить уйгурское иго, они также искали дружбы с карлуками и арабами, но арабы были далеко, карлуки слабы, и только тибетская ориентация обещала надежду на ниспровержение уйгурского ига. Тибетские эмиссары проникали на Енисей через карлукские земли. [25]

Кроме того, тибетцы установили свою гегемонию на западных склонах Памира, подчинив себе Гибинь [26] и эфталитов. Дань, которую те выплачивали тибетцам, состояла из лекарств и съестных припасов [27] и, очевидно, шла на снабжение тибетской армии.

На юго-западе тибетцы установили дружбу с царём Кашмира, ставшим их единоверцем. В это время Кашмир вел активную завоевательную политику в Северной Индии, [28] которая обеспечивала Тибету спокойный тыл.

В конце 789 г. тибетское войско двинулось к Бишбалыку (Бэйтин). Уйгурский воевода, носивший титул «Гйегяньгяс», [29] пришел на выручку городу и потерпел полное поражение, в котором решающую роль сыграла измена шатосцев. Бэйтин пал в 790 г. Это решило судьбу Кучи, Карашара, Хотана и Кашгара, где китайцы успели слиться с местным населением. В Китае больше не было вестей из этих отрезанных владений, но они, видимо, сами сумели организовать оборону, и тибетцы не смогли стать хозяевами южного Притяньшанья. Зато область Сичжоу, включавшая Турфанский оазис, сохранила верность метрополии. [30] Это легко объясняется тем, что китайцы, населяя Турфан с V в., окитаили местное население. Но Сичжоу был островком в бушующем море кочевников, и решающего значения китайский гарнизон не имел.

В следующем году тибетцы, стремясь обеспечить свои коммуникации, продолжили наступление в северо-восточном направлении вниз по течению Хуанхэ, но уйгурское войско разбило их у Линчжоу. После ухода уйгуров тибетцы возобновили кампанию, взяли крепость Шуйкэучжай и так разграбили местность, что она не могла больше слу-

(412/413)

жить китайцам плацдармом для контрнаступления. Пограничная война свелась к отражению набегов и восстановлению разрушенных крепостей. [31]

Среди жертв оказалось царство потомков Гэсэра, [32] которое тибетский источник почему-то именует тюркским. [33] «Красноликие тибетские демонические войска вторглись в это тюркское царство и поставили свои чёрные шатры на его земле. Разорённых жителей увели в страну монов, где дали им жилища». [34] После этого в Западном Тибете появилась династия князей, которая вела своё происхождение от Гэсэра. [35]

В том же 791 г. другая тибетская армия подчинила Хотан, [36] чем обеспечила тыл войскам, действовавшим в Джунгарии. Тогда китайцы, потеряв веру в собственные силы, обратились с просьбой о помощи к арабам. Харун-ар-Рашид согласился начать военные действия против слишком усилившихся тибетцев, и его войска сковали более половины тибетских сил, что весьма повлияло на дальнейшее развитие событий. [37]

Война на севере. Между тем возобновилась отчаянная война за ключ к Джунгарии — крепость Бэйтин. Разбитый в 790 г. китайский генерал и наместник Бэйтина Ян Си-гу со своим войском бежал в Чичжоу (?! — может быть, это Чигу — «Красная долина» в горах Тянь-Шаня около оз. Иссык-Куль). Гйегяньгяс предложил Ян Си-гу совместными усилиями выгнать тибетцев, но тибетцы одержали полную победу. Две трети уйгуро-китайского войска легло на поле битвы. Гйегяньгяс, собрав остальные войска, хотел ограбить китайскую крепость Сичжоу, [38] а китайскому наместнику предложил убраться в Китай. Добросовестный чиновник Ян Си-гу, увидев, что положение непоправимо,

(413/414)

кончил самоубийством, а союзники тибетцев — восточные карлуки завоевали Джунгарию. [39] Уйгуры были отброшены на юг, где держались китайские «четыре крепости».

Опираясь на них, уйгурские мобильные отряды наносили удары по тылам тибетской армии и в течение трёх лет мешали её наступлению на север. [40] Около Бугура [41] они захватили табуны, предназначавшиеся для пополнения конного состава тибетской армии, а вслед за тем разбили тибетские отряды у Циктама [42] и Чонги. [43] Удачная диверсия в сторону Хотана [44] помешала тибетцам подвести подкрепления с юга. Наконец, в 795 г. уйгурское войско, пополнившись, нанесло тибетцам поражение около Бэйтина и этим окончательно остановило тибетское наступление. [45]

Вырвавшись в родные степи, уйгуры столкнулись с необходимостью подавить протибетские настроения среди карлуков и тюргешей, входивших в состав Уйгурского каганата. [46] Тибетское вторжение принесло этим племенам свободу, и возвращение уйгурского войска не могло быть встречено ими с радостью. Очевидно, они пытались поддержать тибетцев, но были, подобно им, разбиты у р. Болчу. [47] Уйгуры выиграли трёхлетнюю кампанию. [48]

Войну не приостановили даже перемены, происшедшие в обеих воюющих державах. В Тибете умерли великий полководец Шан Гецзан в 796 г. и Тисрондецан в 797 г.; в Уйгурии пресеклась династия иологэ, и в 795 г. вельможи поставили ханом талантливого полководца Кутлуга, получив его согласие на ограничение власти. [49] Вступив на

(414/415)

престол, он столкнулся с затруднениями, которые трудно было предвидеть.

Тибетская дипломатия сделала своё дело: в тылу у уйгуров подняли восстание кыргызы, сохранившие при подчинении в 758 г. автономию. «Кутлуг сумел подавить кыргызов, подверг их страну разгрому, и их государственные дела прекратились, на земле их не стало живых людей». [50] Последнее, очевидно, значительно преувеличено, [51] но тем не менее после разгрома целых 20 лет, т.е. пока не выросло новое поколение, о кыргызах не было слышно. Не это ли событие послужило поводом для установления в Туве стелы, ныне хранящейся в Минусинском музее под №22? Стела представляет собой четырёхгранный песчаниковый столп высотой 3,4 м. На одной из широких граней помещена руническая надпись в три вертикальные строки. Под ними дугообразная с опущенными вниз концами линия, к середине которой сверху примыкает крест (описание С.В. Киселёва). Содержание надписи таково:

«От вас, моих ста приятелей товарищей, от шести родов моего народа, от вас моих я отделился [т.е. умер]. Моё геройское имя Ак-баш-ат-ых. Я Ынал-огя в семьдесят лет.

Моя геройская доблесть! Мой пояс с 42-мя пряжками-украшениями! Среди врагов убил я 30 героев!».

И дополнение к надписи на боку стелы:

«По своей силе шести родов народа моего он поставил здесь камень...».

Если принять предлагаемую ниже гипотезу, то содержание памятника станет ясно. Алты-баг-будун, т.е. народ шести бегов, — это уйгуры после 780 г. Ак-баш-ат-ых, видимо, командовал сотней и погиб в бою, а победивший хан народа шести бегов, т.е. уйгуров, увековечил его память. Это могло быть лишь в случае победы, а в IX в. побеждали кыргызы уйгуров. Не противоречит нашей гипотезе и крест на стеле, так как манихеи чтили память Христа, да и сам Мани был распят. Характерна и вертикальность строк, так как именно такова манихейская письменность уйгуров позднего времени (X-XI вв.). «Буквы-памятника заметно не орхонские». [52] Если принять вышеизложенную точку зрения, то стела указала бы нам место битвы, если бы она не была с него снята и перевезена в Минусинский музей.

Затем войска перешли опять в окрестности Бэйтина, где действо-

(415/416)

вали тибетцы и восточные карлуки. [53] После долгих и трудных боёв, о которых надпись повествует весьма туманно, уйгуры остались победителями и остатки крепости Бэйтина перешли в их руки, став снова городом Бишбалык. Получив базу для наступления, уйгурский хан двинулся на выручку Кучи, осаждаемой тибетцами. [54] Уйгуры, заманив врагов в засаду, перебили весь корпус. Но спасённые кучаские китайцы оказались неблагодарными и стали торговаться о размере дани, которую требовал с них доблестный избавитель. Хан лично возглавил военную экспедицию против скуповатых союзников. Те попробовали сопротивляться, но были разбиты и бежали на запад до самой Ферганы. Там, на берегах Нарына, [55] уйгуры настигли беглецов и ограбили дочиста. После этого уцелевшие «слёзно просили и молили» принять с них дань, на что уйгурский хан милостиво согласился. Таким образом, остатки китайских владений на западе вошли в состав Уйгурского ханства.

Вскоре ему пришлось столкнуться с западными карлуками, [56] но столкновение окончилось в пользу уйгуров. Последним подвигом хана Кутлуга было усмирение восточных карлуков и разгром поддерживавшей их тибетской армии. Джабгу восточных карлуков был лишён власти и изгнан. Эти бои происходили к югу от Тянь-Шаня, так как указано, что хан, преследуя бегущих, достиг Ферганы. [57]

Все эти события произошли в одно десятилетие — 795-805 гг. Надпись не даёт данных для уточнения абсолютной хронологии, а китайские хроники обходят эти факты молчанием. Надпись заполняет пробел истории, [58] и теперь ясно, что уйгурам удалось не только остановить тибетское наступление на запад, но и вытеснить тибетцев из Джунгарии. Уходя, тибетцы увели своих союзников шато и поселили их в предгорьях Наньшаня, в области Ганьчжоу. [59] Это спасло шатосцев от истребления, ибо их измене уйгуры справедливо приписывали падение Бэйтина.

(416/417)

Итак, в результате кровопролитных боёв и изнуряющих душу и тело походов выяснилось, что силы противников равны: уйгуры сохранили Кучу и Карашар, а тибетцы удержали Хотан и Кашгар. [60]

Война на востоке и западе. Воспользовавшись тем, что значительные силы тибетцев были связаны на западе, китайцы отвергли предложение нового царя, Муни Дзенбо, о заключении мира и начали контрнаступление по всему фронту.

В 798 г. тибетцы потерпели поражение на севере, в Яньчжоу при Хуамачи, а в 800 г. — в Линчжоу, На юге, в Сычуани, Вэй Гао взял две тибетские крепости. На это тибетцы ответили сокрушительным наступлением 801 г., в результате которого пала крепость Линчжоу и китайцы лишились базы для наступления.

Страшась вторжения внутрь страны, китайское правительство отдало приказание Вэй Гао совершить диверсию в Южный Тибет; эта операция имела только одну цель — отвлечь силы противника с решающего направления. Вэй Гао с двадцатитысячной армией вторгся в тибетские владения в Сычуани, разбил заслон и взял семь городов и пять крепостей, но был остановлен твердынями Вэйчжоу и Куньмин. Тибетский полководец Мадиндэ, опасаясь опалы за понесённые поражения, передался китайцам, а его преемник на посту командующего восточной армией Лунь-манжо Мулун-ци-симе попал в расставленную китайцами засаду, потерпел полное поражение и был взят в плен. Но крепости устояли против осады, и китайское наступление на юге захлебнулось. [61]

Тем не менее начиная с 802 г. тибетцы стремились к миру с Китаем. В 806 г. был произведён даже обмен пленными. Дело в том, что у тибетцев испортились отношения с арабами. Если в 777 г. тибетский царь признал халифа, то с 785 г. в Средней Азии шла арабо-тибетская пограничная война, [62] а в 806 г. тибетцы и карлуки поддержали военными силами мятеж Рафи ибн-Ляйса в Самарканде. [63]

Что происходило дальше — неясно, но в 811 г. Мамун перед началом гражданской войны со своим братом Амином горько жаловался: «Карлукский джабгу вышел из повиновения, такую же непокорность обнаруживает хакан, владетель Тибета; царь Кабула готовит набег; царь Отрара отказывается платить дань». [64] Так как под термином «по-

(417/418)

корность» в отношении таких особ, как карлукский джабгу, уйгурский хан, тибетский царь и китайский император, понималось просто установление дипломатических отношений, то под «непокорностью» надо понимать разрыв и подготовку войны. Приведённый текст даёт представление о размахе тибетской внешней политики, так как здесь перечислены члены антиарабской коалиции. Однако события на востоке сделали невозможным возобновление тибетской экспансии.

Около 806 г. [65] уйгуры, продолжая наступление, взяли крепость Лянчжоу и этим связали тибетцев. Тибетцы заподозрили, что шато, на которых они опирались, им неверны, и хотели перевести это племя в нагорье Цайдам. [66] Шато вспомнили свою былую службу Китаю, где они были в чести, и восстали против захватчиков. В 808 г. весь народ — 30 тыс. кибиток — потянулся вдоль северного склона Наньшаня и затем по р. Таошуй в Китай. Тибетцы напали на них и не отставали до самой китайской границы. Каждый день шёл беспощадный бой. До Китая дошло лишь 2 тыс. всадников и немного скота. Китайцы приняли уцелевших героев, снабдили их провиантом и скотом и создали из них особый пограничный корпус.

Лишившись поддержки шато, тибетцы приостановили свою агрессию. Уйгуры тем временем успели поссориться с Китаем. Война потухла сама собой.

Раздор между уйгурами и китайцами посеяли татабы. В 788 г. они вместе с татарами (шивэйцами) произвели набег на Китай. В 795 г. китайцы рассчитались с ними, истребив их «до 60 000 человек». [67] Это бросило татабов в объятия уйгуров, и следующий набег в 806 г. они совершили уже совместно с ними. Подданство татабов уйгурам продолжалось до 830 г., когда первые, совершая очередной набег, были разгромлены китайскими войсками и их вождь взят в плен. Император пожаловал пленнику шляпу, пояс и военный чин. Тем самым освобождённый из плена вождь стал вассалом Китая. Уйгуры приняли это довольно безразлично, так как их внимание всецело поглощали внутренние дела.

В 809 г. возобновились тибето-китайские мирные переговоры, но тибетцы, желая обеспечить себе мир и с Уйгурией, совершили набег, отобрали содержащихся в Китае задержанных уйгуров и вернули освобождённых в их отечество. [68] Уйгуры отблагодарили тибетцев, совер-

(418/419)

шив в 813 г. диверсию в «Ивовую долину» у Западной стены, [69] что сделало Китай весьма уступчивым при затянувшихся переговорах. Тогда же Китай принял предложение Тибета об установлении на границе менового торга. [70] Меновая торговля была выгодна тибетцам, которые получили возможность приобретать нужные им товары прямо от населения, а не через китайских чиновников, т.е. по низким ценам. Но ещё более неприятным для китайцев было то, что тибетцы построили мост через Хуанхэ около Шофана, укрепили его валами и тем самым получили возможность в любое время попадать в Ордос, а оттуда в незащищённые области Китая. Однако китайцам пришлось с этим примириться, так как участившиеся восстания провинциальных губернаторов, возникавшие из года в год, делали невозможной ни мобилизацию, ни продолжение войны.

Конец войны. Тибетская армия не могла сокрушить уйгуро-китайскую коалицию, но помогла тибетская дипломатия: она разделила обе враждебные державы и дала Тибету возможность бить их по одиночке. Тибетцы, обеспечив себя с востока и вынудив с уйгурской помощью Китай заключить перемирие, бросились в 816 г. на север, прямо на уйгурскую столицу Каракорум. [71] В то же время в тылу у уйгуров вспыхнуло новое восстание кыргызов, на этот раз удачное. [72] Невозможно допустить, чтобы действия союзников не были координированы.

Поход не имел полного успеха лишь вследствие непредвиденного обстоятельства: в 816 г. умер тибетский «безымянный гамбо», [73] и полководец Шан Шацзан был вынужден вернуться в Тибет, чтобы принять участие в возведении на престол угодного ему царевича. [74] Однако уйгуры не смогли этим воспользоваться, так как вели войну с кыргызами, затянувшуюся на 20 лет.

В Китае воспользовались унижением Уйгурии для того, чтобы избавиться от обременительных последствий союза с ней. В 806 г. в Чанъань впервые прибыло уйгурское посольство, состоявшее не из мирян, а из манихейского духовенства. [75] Несмотря на всё отрицательное отно-

(419/420)

шение к этому исповеданию и проповеднической деятельности «совершенных», китайцы вынуждены были терпеть их присутствие в столице, чтобы не портить отношений с Уйгурией. Как только выяснилось, что уйгурская мощь ослабла, а с Тибетом установлен мир, китайское правительство обвинило манихеев в пособничестве уйгурским купцам и в торговых злоупотреблениях и в 817 г. выслало их за границу. Обвинение, если даже оно было не вымышленным, не отражало сущности дела. Конфуцианцы вели активную борьбу и с мистикой, и с кочевой культурой, а тут было налицо сочетание того и другого. Высылка посольства оформила разрыв китайско-уйгурского союза.

Этого только и ждали тибетцы. В тот же год, не успев даже дождаться возвращения из Чанъани своего посольства, они набросились на Китай. Снова по всей границе закипели бои, но китайские войска остановили наступление тибетцев. [76] Китайские и уйгурские правители пришли к выводу, что надо объединиться перед лицом грозного врага. В 821 г. союз обеих держав был восстановлен и скреплён браком. [77] Тибетский полководец Шан Цисир предпринял наступление в долину Орхона, [78] но безрезультатно, так как тибетские союзники — карлуки — были в это время заняты войной с арабами в Фергане, [79] и уйгуры отразили тибетское наступление.

Дальше воевать не имело смысла, и тибетцы предложили Китаю мир на условиях сохранения за ними всех сделанных ими территориальных приобретений. Поскольку Китай не имел никаких возможностей для контрнаступления из-за отсутствия конницы, то эти условия были приняты и война кончилась в конце 821 г.

Тибетско-китайский мирный договор 821 г. Этот договор сохранился на стеле в Лхасе. Приводим его содержание. «Просвещённый, воинственный и отцепочтительный Велико-Тханский император, премудрый и божественный Велико-Тибетский кябу, [80] два государя, дядя и племянник, помышляя о соединении двух держав, постановили клятвенный договор о великом и вечном мире.

Духи и человеки были свидетелями сего деяния; грядущие роды превознесут оное. Почему для предания сего в потомство и водрузили

(420/421)

камень с надписью. Просвещённый, воинственный и отцепочтительный император, премудрый и божественный кябу, сии два государя, обладая глубокой проницательностью и благоразумием, ведают прочное образование народов; распростирая чувства сожаления, изливают милость на все страны, советуясь единомысленно доставить спокойствие и счастье народам и сим оказанным благодеянием полагают основание долговременному благоденствию. Сие единодушное стремление к утверждению соседственной дружбы приобретает им истинную славу. Отселе впредь на положенных рубежах двух государств — Китайского и Тибетского, лежащее от городов Тхаочжеу [81] и Миньчжеу [82] к востоку должно принадлежать царству Велико-Тханскому, лежащее же от границы в запад — державе Велико-Тибетской.

Сии два государства обязуются прекратить кровопролитную вражду, не поднимать оружия, не производить взаимных нападений. Если кто по какому-либо случаю задержится в чужих пределах, таковых брать живыми, по отобрании допросов снабжать одеянием и пищею и отпускать в своё отечество, дабы не возмутить спокойствия своей державы, оказать благоговение к духам и любовь к людям. Вследствие сей взаимной дружбы между дядею и племянником, при встретившихся трудных обстоятельствах, они должны относиться (обращаться. — Л.Г.) друг к другу и подавать помощь. Как между двумя государствами всегда должно быть сообщение, то положить, чтобы отправляемые с обеих сторон послы в долине Цзянцзюньчу [83] переменяли лошадей. От Тхаочжеу и Миньчжеу к востоку двор Велико-Тханский, в запад двор Велико-Тибетский обязаны содержать почту. Надлежит в полной мере обнаружить сближение между дядею и племянником, дабы огнь и прах не воздымались на пределах, [84] обоюдно славили доброту [царей] и вечно помышляли о беспокойствиях в стране; путешественники не брали бы предосторожностей, жители наслаждались бы тишиною и не было бы взаимных нападений. По излиянии таковых благодеяний на будущие роды звук славы всюду распространится, где только солнце и луна светят. Тибетец да вкусит спокойствие в Тибете, китаец да вкусит веселие в Китае; каждый, соблюдая сей клятвенный договор, вечно не должен разрывать оного. Перед образом богов и мудрых, перед лицом солнца, луны и звёзд, над закланным скотом утверждаем клятву.

Кто же не сохранит сего договора, тот клятвопреступник да воспримет бедствия от них. Тибетский государь и послы китайские, покло-

(421/422)

няясь до земли, утверждают договор, в точности здесь изображённый. Добродетели двух царей вечно будут греметь в потомстве, и подданные прославят благо, излиянное на них». [85]

Весьма важным дополнением к содержанию договора является короткое указание, что в 821 г. в Кашгаре была восстановлена власть Китая и туда был назначен генерал-губернатор. [86] Это проливает свет на события, происходившие на западной границе Тибета. Совершенно очевидно, что китайцы в это время не могли овладеть Кашгаром ни сами, ни через посредство уйгуров, отвлечённых на север восстанием кыргызов. Тем не менее тибетцам был нанесён удар в спину, и настолько сильный, что они не сумели восстановить свою власть в Кашгаре. Единственно возможное объяснение — кашгарцы сами выгнали тибетцев и через уйгурские земли установили связь с Китаем. Можно думать, что тут немалую роль сыграли китайские колонисты в Западном крае, ранее убегавшие от уйгурского хана. Совершенно неизвестно положение Хотана в 821 г., но там тибетцы тоже не закрепились. Повидимому, Хотан умел лавировать между воюющими сторонами и этим спас свою независимость.

Но незначительные потери не уменьшили для Тибета значения заключённого мира.

Лаконичную, но полную оценку этому миру даёт тибетский историк буддийского направления. [87] «В далеко раскинувшемся, похожем на белый занавес венке горных цепей, в средней точке земли, истощённые китайцы на коленях просили мира и поторопились поставить камень и высекли на нём надпись. На юге мощи Тибета подчинилась Индия [88] (Бихар и Бенгалия [89]), на западе завоеван Брушал (область, граничащая с Персией), на севере покорены все монгольские государства» (имеются в виду южные монголы — хоры. — Л.Г.).

Действительно, в этой грандиозной войне победа досталась Тибету, Караванный путь был завоёван прочно, пограничные воинственные китайцы бывшего княжества Цинь были истреблены, а дальнейшее наступление в глубь Китая не имело смысла, так как введение китайского элемента в страну, боровшуюся с Китаем, могло только ослабить её внутреннюю мощь. Уйгурия была связана по рукам и ногам войной с кыргызами, вождь которых Ажо объявил себя ханом и, гордый своими победами, заявил уйгурскому хану: «Твоя судьба кончилась. Я скоро возьму золотую твою орду, поставлю перед ней моего коня, водружу своё знамя. Если можешь состязаться со мной, то немедленно при-

(422/423)

ходи, если не можешь, то скорее уходи». [90] Второй союзник тибетского даря, карлукский джабгу, стеснил арабов и остановил распространение ислама в степи.

Тибет разделил собою Восток и Запад и встал между ними как третий равный. Вокруг него не было больше опасных врагов, но подлинная опасность скрывалась внутри самой страны.

Бон и буддизм. Оглянемся на то, что происходит в Тибете в правление Тисрондецана и его потомков. [91] Вспомним, что слабые правители (цэнпо) искали помощи против своих подданных у буддийской общины, которую никто, кроме них самих, не любил и не уважал. Во время войны сила всегда находится в руках победоносных полководцев, а в армии сражались не монахи, а вооружённый народ, придерживавшийся веры бон. Пока был жив цэнпо Мэагцом, ему удавалось обеспечить буддийским монахам безопасность и некоторую поддержку, но после его смерти в 755 г., когда на престол вступил малолетний Тисрондецан, фактическую власть взял в свои руки вельможа Мажан, непримиримый враг буддизма.

Мажан последовательно препятствовал распространению буддийской литературы и разогнал два монастыря, основанные царём. Великая кумирня Лавран была превращена в бойню. Тогда буддийские вельможи составили заговор, в котором принял участие сам царь; Мажан был схвачен и замкнут в могильном склепе, так как верующие буддисты не должны никого убивать, а при таком мероприятии Мажан умер сам. Царь снова взял власть в свои руки, и снова начался расцвет буддизма в Тибете. Снова открылись кумирни, на площади Лхасы был устроен диспут между сторонниками чёрной веры (бон) и буддизма, причём последние, конечно, победили, но обошлись с побеждёнными весьма милостиво: сожжена была лишь часть бонских книг, а другая часть принята буддистами.

Достигнутое соглашение позволило Тисрондецану развернуть, с одной стороны, экспансию на восток, север и запад, а с другой — пригласить новых буддийских проповедников, уже гарантировав им безопасность.

Вскоре сами буддийские монахи, принадлежавшие к разным сектам, начали борьбу за преобладание, в результате которой китаец был побеждён индийцем и принужден покинуть Тибет. Однако несколько лет спустя победитель был убит учениками побеждённого.

(423/424)

В результате долгой борьбы при цэнпо Ральпачане (816-839) победила хинаяническая секта сарвастивадинов. [92] Эта победа была настолько полна, что царь запретил переводы сочинений других сект и проповедь махаяничеекого или тантрического буддизма. Последствия этой политики были весьма существенны.

Из трёх сект, боровшихся в Тибете за преобладание, сарвастивадины были наименее популярны. Тибетцы соглашались с тем, что тантрические заклинатели, изгоняющие злых духов, могут быть полезны, так как вера в силу злых духов и заклинаний была повсеместна. Учение махаянистов, так называемое скорое спасение, заключалось в абсолютном безделье — «неделании». Для тибетца такие монахи были безвредны, ибо прокорм аскета ничего не стоит. Сарвастивадины проповедовали «медленное спасение», заключавшееся в делании «добрых дел». Под последним понималось строительство храмов, монастырей, кумирен, ступ и проповедь закона. Естественно, расходы ложились на народные массы, которые от расцвета новой веры беднели и нищали. Тибетцы начали роптать. «Кто извлекает пользу из нашего обеднения и угнетения?» — вопрошали они и, указывая на лам, говорили: «Вот они». Царь запретил презрительно смотреть на духовенство и указывать на него пальцами; за это полагалось выкалывание глаз и отсечение указательного пальца, но эта мера не помогла. [93] Когда же царь приказал казнить своего первого министра, обвинённого в связи с царицей, то не выдержали даже придворные и, войдя в спальню царя, сломали ему шею.

Вступивший на престол брат убитого, Лангдарма, был врагом буддизма. Пользуясь наступившим в стране голодом, падежом скота и другими бедствиями, он взвалил вину за эти несчастия на религию Будды и поднял на неё гонение. Кумирни были разрушены, книги и иконы либо сожжены, либо брошены в воду, ламы были обращены в охотников и мясников, а отказавшиеся от этих нечестивых занятий казнены. За короткое время буддизм в Тибете был уничтожен.

В 842 г. Лангдарма был убит буддийским отшельником. Возникли распри и восстания, внутренняя война продолжалась 20 лет и закончилась настолько полным истощением страны, что китайцы перестали обращать внимание на тибетские дела. Вследствие этого сведения об истории Тибета в X-XI вв. чрезвычайно скудны, но общая картина всё же ясна: царская власть была уничтожена, а племенные вожди создали мелкие княжества, находившиеся в постоянной междоусобной войне.

[1] Иакинф Бичурин, История Тибета..., I, стр. 183.

[2] Там же, стр. 186.

[3] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 323.

[4] Там же, стр. 27.

[5] Иакинф Бичурин, История Тибета..., I, стр. 187.

[6] H. Cordier, Histoire générale..., p. 494.

[7] Иакинф Бичурин, История Тибета..., I, стр. 189-191.

[8] Это единственный факт истории уйгуров, пропущенный Иакинфом Бичуриным, но приведённый Д. Позднеевым (Исторический очерк уйгуров, стр. 75).

[9] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 318, 326-327.

[10] Там же, стр. 323.

[11] Там же, стр. 325.

[12] «Мэйлу» соответствует древнерусскому термину «гость» (торговец), а также современному значению этого слова (см. там же, стр. 283).

[13] Там же, стр. 323.

[14] В.В. Радлов, Титулы и имена..., стр. 266-267.

[15] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 324-325. Д. Позднеев остроумно отмечает, что резня «гостей» была спровоцирована самими уйгурами, жившими в Китае. Сторонники нового хана просили китайцев перебить приверженцев прежнего хана, а те, воспользовавшись случаем свести счёты, истребили и тех и других (Исторический очерк уйгуров, стр. 77-78).

[16] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 327.

[17] Там же, стр. 330.

[18] В.П. Васильев, Китайские надписи..., стр. 24; G. Schlegel, Die chinesischen Inschriften..., S. 130-131.

[19] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 328; В.В. Радлов, Титулы и имена..., стр. 266-267.

[20] Эти крепости были расположены при повороте Хуанхэ на север, в современной провинции Ганьсу.

[21] Иакинф Бичурин, История Тибета..., I, стр. 198-199.

[22] Иакинф Бичурин, История Тибета..., I, стр. 205-206.

[23] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 329.

[24] Это были гэлу — племя, о котором нет никаких сведений, кроме того, что оно жило в Джунгарии. За отождествление гэлу с карлуками высказывались: В.П. Васильев (Китайские надписи..., стр. 25-26), W. Radloff (Die alttürkischen Inschriften..., S. 289-290), G. Schlegel (Die chinesischen Inschriften), E. Bretschneider (Mediaeval Researches..., p. 28). Грумм-Гржимайло (Западная Монголия..., стр. 341-342) предполагает, что гэлу — самостоятельное тюркское племя, позднее других спустившееся с Алтая. Думается, возможно принять компромиссное решение: гэлу — это карлуки, но не все, а их восточная ветвь, подчинившаяся уйгурам. О наличии таковой говорит Гардизи, который приводит легенду о бегстве одного из карлуков во владения уйгуров и назначении его начальником (ябгу) над всеми карлуками, жившими на территории Уйгурского ханства (В. Бартольд, Отчёт..., стр. 104; см. также: Н. Ecsedy, Uigurs and Tibetans..., pp. 96-97).

[25] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 329, 355.

[26] Ламэрму — по-видимому, Ламган в царстве Гибинь, т.е. Каписа (см. Е. Chavannes, Documents..., p. 277).

[27] F.W. Thomas, Tibetan literary texts..., p. 273.

[28] Н.К. Синха, А.Ч. Банерджи, История Индии, стр. 100-101.

[29] Хильда Ечеди видит здесь уйгурский композитум «Иль угеси» — слава царств, имя министра (Н. Ecsedy, Uigurs and Tibetans..., p. 98). Сомнительно! Слово это нельзя считать личным именем, так как под таким названием выступают уйгурские военачальники на протяжении 180 лет уйгурской истории. Не есть ли это йокающая переделка персидского слова «джехангир»?

[30] Иакинф Бичурин, История Тибета..., стр. 203; H. Cordier, Histoire générale..., p. 495; H. Ecsedy, Uigurs and Tibetans..., p. 87.

[31] Иакинф Бичурин, История Тибета..., стр. 204-205.

[32] Гэсэр-богатырь, вождь шайки удальцов одного из кочевых кянских племён в Амдо, живший в IV-V вв. (см. Ch. Bell, The Religion of Tibet, p. 14). Вокруг его имени создалось много легенд и возник эпический роман «Гэсэриада» (см. A. David-Neel et lama Jongden, La vie surhumaine de Guésar de Ling).

[33] Может быть, тибетский автор исходил из того, что это племя поддерживало уйгуров.

[34] F.W. Thomas, Tibetan literary texts..., p. 273.

[35] A.H. Francke, History of Western Tibet, p. 47. В связи с этим вызывает удивление попытка Ц. Дамдинсурэна отождествить Гэсэра с Госраем, тибетским князем, жившим в XI в. (см. Ц. Дамдинсурэн, Исторические корни Гэсэриады).

[36] Дата покорения Хотана в источнике не указана, а рассчитана так: сведение о походе на Хотан следует после сообщения об основании монастыря Самъе, т.е. 787 г., а в 792-793 гг. уйгуры совершают нападение на Хотан, очевидно, находящийся во власти их врагов — тибетцев.

[37] H. Cordier, Histoire générale..., p. 461.

[38] H.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. III, стр. 46.

[39] Шэньтучуань (?!) (см. Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 329).

[40] См. А.М. Щербак, Надпись на древнеуйгурском языке..., стр. 24.

[41] В тексте: «Бур-Улуг» (см. Н.Я. Бичурин, Собрание сведений по исторической географии..., стр. 559).

[42] В тексте: «Тытам» (см. там же, стр. 555).

[43] В тексте: «Чон» (см. там же, стр. 550).

[44] В тексте: «Ярмаган» (см. С.Г. Кляшторный, К. исторической оценке Уланкомской надписи, стр. 27).

[45] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 330; ср. А.М. Щербак, Надпись на древнеуйгурском языке..., стр. 24, перевод, строка 5.

[46] Часть тюргешей после распада их каганата подчинилась уйгурам.

[47] Река Урунгу, впадающая в оз. Кыргызнор.

[48] Уланкомская надпись пользуется «живой» хронологией. Поход на Бур-Улуг (Бугур) был совершён, когда Богаз-тегину было 17 лет, а поход на Омоз, происшедший после покорения тюргешей у р. Болчу, — когда ему было 21 год.

[49] Г.Е. Грумм-Гржимайло, Западная Монголия..., стр. 345 (ср. В.П. Васильев, Китайские надписи..., стр. 24). Я признаю правильным мнение «Цзун-ли ямыня», считающего этого хана Кутлугом, а не Ачжо, как было бы при точном счёте ханов (см. там же, стр. 31), так как перечисленные в памятнике качества хана не могут быть приписаны мальчику, каким был Ачжо. Затем, он не получил уйгурского ханского титула, а носил только китайскую прибавку Фын-чэн, тогда как Кутлуг имел пышный титул: «Айдынлык улукмиш, кет Кучлуг Бильге каган», т.е. «блестящий, высоко воссевший, очень сильный, мудрый хан» (В.В. Радлов, Титулы и имена...).

[50] В.П. Васильев, Китайские надписи..., стр. 25; G. Schlegel, Die chinesischen Inschriften..., S. 132.

[51] «Стрелков кыргыз-кагана числом в 200 тыс. он собственной рукой разогнал в разных направлениях и взял своё царство» (О. Hansen, Zur sogdischen Inschrift..., S. 19-20).

[52] С.Е. Малов, Енисейская письменность тюрков, стр. 97-98.

[53] «Мощное тибетское войско и четыре тохара и многие другие... власть... также... карлуки... Тибет». Ниже упоминается ещё «господарь тюргешей» (О. Hansen, Zur sogdischen Inschrift..., S. 20). Ср. текст Уланкомской надписи: «Я захватил Тибет, Тюнлюг [?], потом тюргешей у реки Болчу». Точные датировки здесь установить невозможно.

[54] По-видимому, тогда же его наследник Богаз-тегин повёл свой отряд к Омозу (кит. Хомо, оазис на нижнем течении Тарима).

[55] Река в надписи названа Чжэнь-чжу (см. пояснения «Цзун-ли ямыня» — В.П. Васильев, Китайские надписи..., стр. 32).

[56] «Крыло та-ши-ли» — одно из трёх западнокарлукских племён (см. Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 347).

[57] В.П. Васильев, Китайские надписи..., стр. 26.

[58] Отмечено «Цзун-ли ямынем» в комментарии к надписи (там же, стр. 32).

[59] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 359.

[60] E. Schlagintweit, Die Könige von Tibet, S. 55.

[61] Иакинф Бичурин, История Тибета..., стр. 209.

[62] H.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. II, стр. 333; Gaubil, Abrégé, p. 140; В.В. Григорьев, Восточный или китайский Туркестан, стр. 194-195.

[63] В.В. Бартольд, Туркестан..., стр. 205.

[64] Там же, стр. 207.

[65] Дата рассчитана так: в надписи, посвящённой Кутлугу, этот поход не упомянут, значит, он имел место после его смерти в 805 г. В 806 г. уйгуры совершают набег на Китай; следовательно, Лянчжоу был взят в начале 806 г., до уйгурско-китайского конфликта.

[66] Н.Я. Бичурин. Собрание сведений..., т. I, стр. 359.

[67] Там же, стр. 374.

[68] Иакинф Бичурин, История Тибета..., стр. 211.

[69] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 361.

[70] Иакинф Бичурин, История Тибета..., стр. 212.

[71] Там же, стр. 221-222.

[72] См. Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 335.

[73] Иакинф Бичурин, История Тибета..., стр. 210 (ср. И. Попов, Ламаизм в Тибете..., стр. 158). У Шлагинтвейта он назван Sadnalegs (Schlagintweit, Die Könige von Tibet, S. 56), у Шульмана — Кридэсронцан.

[74] Иакинф Бичурин, История Тибета..., стр. 212, 221-222.

[75] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., I, стр. 331. Так я понимаю выражение: «Тогда первый раз Мони привезли свой закон». Манихеи были в Китае и раньше, но именно теперь им была дозволена открытая проповедь и доверены государственные дипломатические поручения (см. Е. Chavannes et P. Pelliot, Traité manichéen, pp. 264-266).

[76] Иакинф Бичурин, История Тибета..., стр. 213-215.

[77] Там же, стр. 216; Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 332.

[78] Иакинф Бичурин, История Тибета..., стр. 223; ср. Г.Е. Грумм-Гржимайло, Западная Монголия..., стр. 347.

[79] М.F. Grenard, La legende de Satok Boghra Khan, p. 26. В.В. Бартольд предполагает, что это были гузы (см. Туркестан..., стр. 206, 217), но не приводит к тому доказательств.

[80] Титул «цэнпо» правильно оставлен Иакинфом без перевода, так как любой перевод будет неточен.

[81] Город в провинции Ганьсу, в 260 ли к западу от г. Гунчанфу (Н.Я. Бичурин, Собрание сведений по исторической географии..., стр. 149).

[82] Город в Ганьсу, в 240 ли к юго-западу от г. Гунчанфу (там же).

[83] В пределах Тибета.

[84] Огонь и прах — сторожевые огни на вышках и пыль от копыт конницы, скачущей в набег.

[85] Иакинф, Землеописание Китайской империи.

[86] Там же, л. 563.

[87] Schlagintweit, Die Könige von Tibet, S. 58-59.

[88] Zahor — Индия (см. G.N. Roerich, Blue annals, p. 39).

[89] В.А. Богословский, Очерк истории..., стр. 57.

[90] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 355-356.

[91] Подробное описание внутренней борьбы в Тибете см.: Л.Н. Гумилёв, Величие и падение древнего Тибета.

[92] В.П. Васильев, Буддизм, стр. 45 и сл.

[93] И. Попов, Ламаизм в Тибете..., стр. 160.

наверх