А.К. Акишев
Образ верблюда в легендах Центральной Азии.
В Государственном Эрмитаже хранится замечательная бронзовая курильница. [1] Она состоит из конического поддона, к которому припаяна круглая чаша. В центре чаши — две фигуры двугорбых верблюдов головами друг к другу. Горбы у них полые. Это патроны для фитилей. У верблюдов круглые преувеличенно большие глаза. Морды очень массивны и несколько напоминают тяжёлые клювы. В пасти выгравированы мощные клыки. Под шеей — косматая гривка. Вокруг верблюдов по периметру чаши расположено несколько скульптурок тигров. На. курильнице запечатлён двугорбый верблюд — бактриан (Camelus bactrianis). Особо подчёркнуты величина, устрашающие черты животного (сила, злость) и его зоркость.
В Эрмитаже оказалась одна из так называемых «семиреченских курильниц». Со второй половины XIX в. во время интенсивного земледельческого освоения предгорий Тянь-Шаня в Семиречье найдены десятки «кладов» бронзовых изделий эпохи ранних кочевников: триподы, жертвенные столы, курильницы. Большая
(69/70)
часть этих предметов датируется временем обитания в регионе сако-усуньских племён — древних предков современных казахов. В состав «кладов» входят и культовые вещи. Их использовали в общеплеменных ритуалах, инсценировавших космогонические мифы, в обрядах, связанных с магией достижения плодородия и с культами огня и предков. Опоры некоторых триподов и столиков-алтарей сделаны в виде ног верблюда.
На чашах курильниц чаще всего изображены крылатые или бескрылые тигры, яки, козлы и антропоморфные фигуры. Подставки имеют форму пирамиды или конуса. Они символизировали Мировую гору или Мировое дерево — универсальный образ оси Вселенной, по вертикали соединяющей землю и небо. Чаша, круглой или квадратной формы, ассоциировалась с горизонтальным «срезом» неба с четырьмя сторонами света. Вероятно, курильница ставилась на прямоугольный алтарь — символ Земли. В целом композиция изображала Землю и Мировую гору в её центре, соединяющую землю с небом, с «верхним миром». Звери на курильнице — это охранители сторон света, его границ; может быть они символизировали и богов — создателей космоса. Магический обряд возжигания фитиля на курильнице отражал мифологические представления сако-усуньских племён об устройстве мира. Курильница осмысливалась как модель центра Вселенной — чудесная точка, в которой сходятся небо и земля, обитель богов и мир людей. Вьющаяся струйка дыма и язычок пламени, танцующий над курильницей, соединяли сферы космоса. Служители культа в священных манипуляциях с курильницей осуществляли иллюзорное общение с богами и духами. Гимны и заклинания вслед за дымом и огнём возносились ввысь, в «верхний мир». [2]
Обратимся к курильнице из Эрмитажа. Она тоже символизировала космос. Изображения двух верблюдов помещены в её центре, на «мировой оси». Четыре струйки дыма от четырёх фитилей, закреплённых в горбах, пронизывали тела зверей и поднимались вверх. Учитывая общую символику курильниц, можно предположить, что четыре горба верблюдов ассоциировались с западом — востоком, севером — югом и с четырьмя планетарными огнями по краям земли. В таком случае верблюды подразумевались огромными, как мир, и приобретали космическое значение. Мы столкнулись с мифопоэтическим осмыслением образа верблюда.
В изобразительном искусстве древних народов Центральной Азии образ двугорбого верблюда встречается довольно часто. Ранние изображения этого животного найдены в Туркмении (конец III тыс. до н.э.), среди терракот Северного Афганистана (II тыс. до н.э.), в Иране (Сиалк III, Луристан). [3] Видимо, Средняя Азия и юг Казахстана входили в зону доместикации бактриана. Среди наскальных гравировок Каратау нередки изображения бегущих и дерущихся верблюдов. [4] По манере трактовки к ним близки изображения верблюдов на петроглифах хребта Букентау в Хорезме. Значительная часть этих гравировок, по-видимому, относится к позднему периоду эпохи бронзы.
(70/71)
В западном Каратау в урочище Бес-Арык на скале Куйкен-тайлы обнаружено изображение верблюда, бегущего навстречу двум львам. Между животными выбита фигура человека, держащего в руке какой-то предмет, напоминающий аркан. По сторонам головы одного из львов, в трактовке которых ощутимо влияние Передней Азии, выбиты круги — астральные знаки. Композиция, несомненно, имела космогоническую символику. Мотив борьбы верблюда с хищником (львом, тигром), как и сюжет противоборства двух верблюдов, встречается и позднее — на бронзовых пряжках савроматов Приуралья, на пряжках III-I вв. до н.э. из Сибирской коллекции Петра I, из Минусинской котловины, Ордоса, Казахстана и Средней Азии. [5] Распределение большинства находок с изображениями верблюда в Центральной Азии отражает перемещение сако-юечжийских племён в эпоху Великого переселения народов. Множество изображений верблюда входят в коллекции терракот Хотана, датируемых I-III вв. н.э., [6] — временем, когда саки и юечжи разгромили «страну тысячи городов» — Греко-Бактрийское царство и основали грандиозную империю Кушан. Верблюды из Хотана сходны с верблюдами на курильнице из Эрмитажа. Последние стилистически близки и к золотым фигурам верблюдов на перстнях из Каргалинского погребения шаманки. [7] В сако-парфянском слое Таксилы найдена бронзовая плакетка со сходным изображением бактриана, лежащего на подогнутых ногах. [8] Как известно, во II-I вв. до н.э. саки расселились в Гандхаре и Сакастане. По стилистическим признакам курильница из Эрмитажа должна быть датирована II-I вв. до н.э.
Есть многочисленные сведения о том, что в первые века новой эры в Центральной Азии и Согде верблюд почитался как царский зверь. Его изображения чеканили на своих монетах кушаны; в V в. н.э. он встречается на чекане бухархудатов, ведущих родословную от «дома юечжи». [9] Согласно Суй-шу и Бейши, вид золотых верблюдов имели троны раннесредневековых владетелей из Средней Азии и Восточного Туркестана; аналогичные троны известны в Пенджикенте и Варахше. [10] Факты такого рода многочисленны. В Средней Азии, где бактриан был доместицирован, он уже в эпоху бронзы стал объектом культа.
Чем дальше от предполагаемого района первичной доместикации верблюда, тем менее данных о его роли в религиозных представлениях народов древности. В искусстве скифов, например, этот образ отсутствует, чужд он и сарматам, хотя Страбон и сообщает о вьючных верблюдах у аорсов. В Китай верблюды были приведены с запада кочевниками в ханьское время. В Сибири они появились немногим раньше. Несомненно, что верблюд — это в основном животное кочевников, и одомашнен он был прежде всего в среде скотоводов.
Широкое распространение изображений верблюда в искусстве ранних кочевников Средней Азии и Южного Казахстана наводит на мысль, что мифы, легенды, поверья, ритуалы и магические об-
(71/72)
ряды, связанные с верблюдом, могли быть сложены в среде ираноязычных племён. [11] Возможно, другие народы Азии восприняли их от этих племён.
По гипотезе Клаузона, название верблюда — arpa пришло в тюркский язык из тохарского (alpi). [12] В древнеиндийском и мидийском языках названия верблюда сходные: др.-инд. ustra и мид. uštra. [13] Обычный эпитет верблюда «дикий». Встречается мнение, что в древности изображали обычно не доместицированного, а дикого верблюда (Camelus bactrianis ferus), [14] ареал распространения которого захватывал и Казахстан. [15] Но это предположение, на наш взгляд, вызывает сомнение. Домашние верблюды всегда полудикие. Во время боёв за самку они становятся агрессивными и бесстрашно бросаются на любого соперника. Значение эпитета «дикий» в древних текстах скорее синонимично прилагательным «неукротимый», «агрессивный» и «злой», применимым к матерому верблюду-самцу, особенно в период с февраля по апрель, когда он сражается с соперником. Самец верблюда может подчинить самку только с семи лет. К этому времени у него отрастают клыки, помогающие ему победить. [16] Верблюды на курильнице из Эрмитажа — это матёрые самцы. У них огромные клыки, густая волнистая шерсть. Мощь, злоба, сила — вот те качества верблюда — крупнейшего животного евразийских степей, которые волновали воображение древних. У казахов верблюд считался самой дорогой жертвой. [17] У многих народов Средней Азии его мясо считалось очищающим, он был оберегом, кости его применялись в лечебной магии. Верили, что верблюд помогает при родах, он был воплощением мужской силы, стимулирующей плодородие.
В тюркских языках распространены зооморфные имена от названия верблюда: Ернар — одногорбый верблюд, Акобта — белый верблюжонок, Огшук — годовалый верблюд, Торум — двугодовалый верблюд, Кошек — верблюжонок и многие др. Обладатели таких имён должны были расти счастливыми и здоровыми. Представления такого рода могут иметь более глубокие корни, чем во времена тюркизации населения Средней Азии.
Есть гипотеза, согласно которой древнейшие, насыщенные скотоводческой терминологией части Авесты — священной книги зороастрийцев — сложились в Средней Азии. Самые архаичные мифы из яштов Авесты родились во время индоиранской и даже индоевропейской общности. На это указывают общие имена мифологических персонажей и сходство мифологических циклов Авесты и вед ариев. Значительную роль в сложении некоторых авестийских мифов, как мы думаем, сыграли племена саков, и прежде всего древние кочевники Хорезма и Южного Казахстана (включая Семиречье). Это относится и к тем. текстам, где упоминается верблюд-бактриан.
Термин uštra ‘верблюд’ содержится в имени пророка Заратуштры — полулегендарного, полумифического основателя зороастризма. Наиболее вероятно, что его имя означает «тот, кто ведёт верблюдов», хотя предполагались и другие значения. Весь-
(72/73)
ма возможно, что корень uštr сокрыт и в имени мидийского царя Киаксара, учинившего кровавое побоище сакским вождям. Полагают, что оно может быть сопоставлено с одним из имен солярного бога Авесты (Веретрагна), среди воплощений которого был и верблюд. [18]
Веретрагна (убийца Вритры) — это образное воплощение эпитета солярного бога-громовержца. В его имени нашёл отражение архаичный общеиндоевропейский миф о громовержце, убивающем змея, сковывающего производящие силы земли и воды. В индоевропейских мифологиях, в том числе в Ригведе и Авесте, этот миф имеет множество вариаций (мифем), в которых с разным составом участников и по разным поводам проигрывается один и тот же сюжет борьбы героя со сковывающим злом (засуха, змей и т.д.), его победы над ним и воцарения после этой победы счастья и благоденствия (дождя, плодородия земли и скота). По универсальной схеме этого мифа осмысливались и космические явления и события социальные (например, войны с врагами). Любое зло оценивалось как некий космический непорядок. Веретрагна, одухотворенный эпитет бога — правителя космоса, со временем приобрёл относительно узкое значение. Он был образом идеального военного предводителя (вождя, царя). Царь на земле олицетворял бога-воина.
В Вархран-яште Авесты, посвящённом Веретрагне, он выступает в образе яростного, полного вожделения верблюда, бросающегося на самку. Подчёркивается его физическая сила, крепкое телосложение и острое зрение. Наиболее важны следующие качества, которые вошли в описание верблюда-Веретрагны (речь идёт о домашнем верблюде): мужская оплодотворяющая сила, агрессивность, боеспособность, зоркость. Последнее из них особо важно. Оно равнозначно таким эпитетам у богов — правителей и охранителей космоса, как «тысячеглазый», «тысячеухий» и т.п. Веретрагна обозревает четыре стороны света. В общеиндоевропейском мифе о громовержце и змее действие развёртывается в центре мира, на Мировом дереве, которое было четырёхчастным (соответственно четырем сторонам света) по горизонтали и трёхчастным по вертикали: корни (низ) — вода, ствол (середина) — земля, крона (верх) — небо. Другой распространённый образ мировой оси (axis mundi). тождественный Мировому дереву, — Мировая гора. В Авесте она называется Высокой Харой. Её золотая вершина — место первого появления Митры — солярного бога (по описанию он похож на Веретрагну). Митра именуется «широким как земля» и «тысячеглазым». Имя его имеет значение «договор». К этому богу саки апеллировали, заключая союзы. В авестийской мифологии союзы отождествлялись с гармонией космоса. Поскольку олицетворением племенного союза у иранцев являлся вождь, его могли считать Митрой на земле. Так было, например, в сасанидском Иране. Самое понятие «царственности» или «царской славы», «блеска» у иранцев называлось «хварной». Воплощением хварны был верблюд.
(73/74)
Думается, что верблюды на курильнице должны быть интерпретированы аналогично. В символической космограмме они занимают центральное место — «верх» Мировой горы. Иконографически выделены такие их качества, как зоркость, сила, мощь. На некоторых бляхах с изображениями верблюдов, происходящих из Сибири и Ордоса, [19] из тел животных вырастает древо жизни. Парность верблюдов могла означать и половые различия, оплодотворяющие и плодоносящие силы природы, борьбу или двуединство космических начал — основы мироздания. Пафос дуализма пронизывает диалектику индоиранской мифологии.
Верблюда почитали не только потому, что он имел большое значение в хозяйстве, существенную роль играл его внешний вид. Жителям Европы, впервые увидившим [увидевшим] верблюда, он поначалу казался ужасающим монстром. Появление поговорки «легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому попасть в рай», основано не только на лингвистической ошибке — подмене греческого kámilos ‘канат’ созвучным kàmelos ‘верблюд’, но и на традиционном метафорическом сопоставлении всего большого с верблюдом. У таджиков, к примеру, существуют сказки, в которых противопоставляются размеры верблюда и мыши. Заманчиво предположение, что осмысление верблюда как солярного животного в какой-то мере определялось его биоритмами. У казахов есть поверье: когда верблюдица перед родами бежит на восток, она родит самца, на запад — самку (в других направлениях она не бежит). [20] Впрочем, здесь скорее попытки вторичной рациональной интерпретации мифологических представлений, ассоциации солнца на восходе с верблюдом-самцом, а на закате — с самкой. У казахов была легенда о происхождении верблюда от солнца, [21] а у таджиков — сказка о верблюде, высматривающем солнце на востоке.
Конструкция курильницы из Эрмитажа, её сакральный декор имеют строго определённый ритм. Вьются струйки дыма, пляшет пламя, шествуют по кругу тигры, противостоят друг другу два верблюда — всё это создаёт особый психологический настрой, эмоциональный фон. В мифологии кочевников образы путешествующих героев играли особую роль. В древнеиндийском ритуале заклания коня он сначала путешествует по миру, совершая обход границ и словно собирая в себя символы этого пространства. Пространство «сжимается», «переливается» в образ животного, а во время жертвоприношения конь магически отождествляется с космосом, с миром.
В экстатических камланиях кумандинских шаманов бубен, с помощью которого задавался ритм ритуальным действиям, назывался священным верблюдом. [22] В «Книге моего деда Коркута» (М.-Л., 1962) повествуется о крылатом верблюде первого баксы (шамана) Коркута, на котором тот, спасаясь от смерти, объезжает четыре стороны света. В этих легендах можно видеть преобразование мифа о солярном верблюде, огромном, как мир. Мифы о небесном (часто огнедышащем) верблюде распространены у различ-
(74/75)
ных народов Центральной Азии, воспринявших древний среднеазиатский цикл о верблюде — воплощении солярного бога-громовержца. В монгольских сказках он считается ездовым животным тенгриев-громовержцев. [23]
В калмыцком эпосе образ небесного верблюда Хавсала сохраняет космогоническую характеристику. По сюжету он является ужасающим чудовищем, с которым сражается богатырь. В ваханских сказках встречается образ верблюда — пожирателя людей и птиц; иногда это образ Ветра или зверь ангела смерти Азраила. [24] Появление этих образов можно объяснить двояко: или это переосмысление заимствованного мотива о солярном верблюде-громовержце (тогда устрашающие эпитеты получают негативную оценку), или трансформация целой мифемы о громовержце, сражающемся со злом. В Авесте верблюд является и воплощением бога Вайю — олицетворения ветра.
В авестийских мифах о противоборстве двух антонимичных героев встречаются описания «симметричных» воплощений соперников. Видимо, существовали и мифы о Веретрагне (его воплощениями были верблюд, конь, птица, бык, баран, кабан, рыба, всадник, ветер), где он боролся с противником в «симметричном» воплощении. Мог быть и образ соперника Веретрагны, принявшего облик верблюда, характеристика которого резко негативна. Такой образ, очевидно, и заимствовали народы, знакомые с мифологией ранних кочевников Средней Азии. Мифы о борьбе двух начал лежат в основе большинства космогонических представлений. С такими мифами перекликалась и социальная символика, отражающая пережитки дуальной организации. Вождь, царь — лицо, воплощающее единство коллектива, — идеологически оценивался как символ космической гармонии, правильного устройства Вселенной и общества, ему подвластного. Космическое уравнивалось с социальным и наоборот. Понятие беспорядка, зла приобретало глобальное значение. Характерно, что Хварна, согласно Замьяд-яшту, принимал те же образы, что и Веретрагна — божество войны, т.е. образ верблюда (исходное тотемное значение — Вселенная) трансформировался в божество войны. Однако в системе зооморфной символики сохранялось и его древнейшее значение. Об этом свидетельствуют троны раннесредневековых владетелей Согда, имевшие вид верблюда. Наличие сакральной функции трона (символический центр мира) убедительно доказано. [25]
Заканчивая краткий экскурс в область легенд о космическом верблюде, мы ещё раз обращаемся к курильнице из Эрмитажа. Теперь становится ясным, что её создание само по себе было своеобразной вещественной реализацией мифотворчества. «Опредмечивался» цикл космогонических мифов, в которых образ двугорбого верблюда играл важную роль.
(75/76)
Примечания.
[1] Стрелков С.А. Большой Семиреченский алтарь. — В кн.: С.Ф. Ольденбург. К 50-летию научно-общественной деятельности. 1882-1932. Л., 1934, с. 487, табл. II, 2. [добавление сайта: см. Артамонов 1973, с. 42, илл. 51]
[2] Акишев А.К. Идеология саков Семиречья (по материалам кургана «Иссык»). — КСИА, М., 1978, вып. 154, с. 39-48.
[3] Сарианиди В.И. Печати-амулеты мургабского стиля. — СА, 1976, №1, с. 62, рис. 17-18; Ghirshman R. Perse. Proto-iraniens, Modes, Achemenides, Paris. 1963, fig. 99.
[5] Акишев А.К. Новые художественные изделия сакского времени. — В кн.: Прошлое Казахстана по археологическим источникам. Алма-Ата, 1976, с. 188-195; Обельченко О.В. Шахривайронская пряжка. — В кн.: История и археология Средней Азии. Ашхабад, 1978, с. 68-81.
[8] Salmony. Sarmation golol [Sarmatian gold] collected by Peter the Great. 3-4. — Reprinted from the Gazette des Beaux-arts, 1948, III, fig. 4, p. 325-326.
[9] Массон М.Е. Происхождение «безымянного» царя царей и великого спасителя. — Тр. Ср.-азиат. гос. ун-та, Ташкент, 1950, н.с., вып. 2, кн. 3.
[11] Buillet R.W. Camel and the Wheel. Cambridge, 1975.
[12] См. Иванов В.В. Названия слона в языках Евразии. 1-3. — В кн.: Этимология 1975, М., 1977, с. 101, прим. 54.
[13] Herzfeld E. Zoroaster and His Wolrd [World]. Princeton, 1947, p. 53; Лившиц В.А., Шифман И.Ш. К толкованию новых арамейских надписей Ашоки. — Вестн. древней истории, 1977, №2, с. 15 прим. 50.
[15] Белослюдов Б.А. К вопросу о доисторическом распространении в пределах Казахстана дикого двугорбого верблюда. — Вестн. АН КазСССР, 1946, №10.
[16] Фиельструп Ф.Л. Скотоводство и кочевание в части степей Западного Казахстана.— В кн.: Казаки. Антропологические очерки. Л., 1927, с. 57.
[17] Аргынбаев X.М. Народные обычаи и поверья казахов, связанные со скотоводством. — В кн.: Хозяйственно-культурные традиции Средней Азии и Казахстана. М., 1975, с. 195-197.
[18] Herzfeld E. Zoroaster..., p. 52, 54.
[20] Фиельструп Ф.Л. Скотоводство и кочевание..., с. 91-92.
[21] Потанин Г.Н. Путешествие по Монголии. М., 1948, с. 388.
[23] Потанин Г.Н. Монгольские сказки и предания. — Зап. Семипалат. подотдела ЗСОРГО. Семипалатинск, 1919, т. 13, с. 2-3.
[24] Ваханский язык. М., 1976, с. 76-79.
[25] Топоров В.Н. О космологических источниках раннеисторических описаний. — Труды по знаковым системам. Тарту, 1969, вып. 4, с. 115.
|