[ архивные документы ]
Государственный Эрмитаж.
«Перемещённое искусство». 1945-1958.
Архивные документы. Часть I.
СПб: Изд-во Гос. Эрмитажа. 2014. 408 с.
ISBN 978-5-93572-675-1 («Страницы истории Эрмитажа»)
М.Б. Пиотровский
Перемещение «перемещённого искусства».
Когда германские войска вступали на территорию России в Первую мировую войну, у них уже были списки того, какие предметы искусства должны быть захвачены. Такая была аккуратная немецкая традиция. В первую очередь речь шла о коллекции императрицы Жозефины, в которую входили картины, захваченные Наполеоном в немецком Касселе. Их купил у потомков Жозефины Александр I. В 1918 году, во время переговоров в Бресте, это требование, как я уже писал, было предъявлено России. [1] И было отвергнуто, в частности, на основе меморандума Джеймса Шмидта, хранителя живописи Эрмитажа. В этом меморандуме было чётко и убедительно описано, как коллекции всех европейских музеев складывались на основе добытых в войне и в мирных переговорах трофеев, и что если начинать «восстанавливать справедливость», то нужно будет разорить все или почти все музеи Европы.
Когда Германия в очередной раз напала на Россию, изъятие якобы необходимых германскому миру культурных ценностей было поставлено на широкую ногу. В основе лежал знаменитый Отчёт Кюммеля. [2] История этого грабежа хорошо известна. Иногда, правда, забывают, что одновременно речь шла об уничтожении российского культурного наследия. Так погибли великие памятники старинных русских городов Пскова и Новгорода, пригороды Ленинграда. В нашем городе и сегодня хорошо помнят, что, по планам Гитлера, он был обречён на уничтожение.
Когда советские войска изгнали нацистов и вступили на землю Германии, специальные люди вели поиск награбленного нацистами и вывозили подвергавшиеся опасности культурные ценности. Аналогичную работу вели союзники на Западном фронте. Часть вывезенных произведений искусства предполагалось обратить в предмет компенсаторной реституции за уничтоженное культурное наследие России. В 50-е годы, после образования ГДР, откуда и происходила большая часть конфискованных экспонатов, перемещённые коллекции после больших выставок были переданы в Германию. Среди них собрание знаменитой Дрезденской галереи, хранившееся в ГМИИ им. А.С. Пушкина в Москве. [3]
Когда начался массовый вывоз культурных памятников из нацистской Германии, директор Эрмитажа в письме к правительству обратил внимание на то, что в этой ситуации Эрмитаж, из которого власти изъяли и продали множество экспонатов,
(13/14)
заслуживает компенсации. [4] Одной частью этой компенсации стала передача картин из закрытого московского Музея нового западного искусства, другой — передача в Эрмитаж некоторых коллекций из германских музеев. В 1958 году они были возвращены Германии. Около миллиона экспонатов. (Из Эрмитажа в 1958 году было передано 640 000 произведений искусства. Из всех музеев СССР в 1950-е годы было передано 1 571 995 музейных предметов.)
На большой прощальной выставке был показан Пергамский алтарь. Бывшие конюшни Зимнего дворца и сегодня в музейном обиходе называются «Пергам». Там фриз знаменитого алтаря хранился и выставлялся. Там с него были сделаны слепки, которые сегодня выставлены в Академии прикладного искусства имени барона Штиглица. Среди экспонатов, происходивших из берлинского Египетского музея, особой любовью публики пользовался портрет царицы Нефертити, найденный археологами при раскопках столицы фараона-реформатора Эхнатона. Происходящая из мастерской скульптора голова, на которую ещё не водрузили обычную для стиля парадных портретов высокую и пеструю корону, поражает удивительной нежностью манеры и духа. Несколько лет назад (в 2009 году) Эрмитаж и Египетский музей Берлина организовали в Петербурге сентиментальную выставку, вновь показав шедевры древнеегипетского искусства, некоторое время находившиеся в Эрмитаже. [5] Мы опять увидели Нефертити.
Среди возвращённых картин были и произведения из коллекции Национальной галереи. Наши немецкие коллеги не раз отмечали, что без этих передач сегодняшнее возрождение берлинского Музейного острова было бы невозможно. В 2008 году в Берлине даже был специальный вечер, посвящённый этому судьбоносному акту.
Небольшая часть германских коллекций осталась в российских музеях и в Эрмитаже. В том числе и некоторые материалы из частных коллекций, переданные в государственные германские музеи (как передавали в музеи коллекции во время Русской революции), и вещи из музеев, оказавшихся вне пределов советской зоны влияния. Политические интересы определили также режим секретности, под который были помещены эти предметы. В их отношении действовала система «специального хранения», сохранность контролировалась не только музеем, но и другими государственными органами. С наступлением перестройки и последующим роспуском Советского Союза многие из «запретных» тем стали лакомыми сюжетами для обсуждения.
Одной из таких тем была и судьба перемещённого искусства. При этом начисто забывалось, что большая часть вывезенного уже давно находится в Германии. Одни российские публицисты причитали о горе ограбленной Германии, другие говорили о справедливом возмездии. Германское правительство стало предъявлять официальные претензии. Были созданы специальные комиссии для изучения вопроса. Политический аспект явно преобладал над эстетическим и культурным. Для многих в Германии борьба за перемещённые ценности, называвшиеся искусством, добыча
(14/15)
beutekunst стала важным элементом пересмотра итогов войны. Для многих в России это «трофейное» искусство было чуть ли не главным символом священной победы. Страсти время от времени накаляются и выливаются в жёсткие дискуссии и грубости.
Позиция Эрмитажа с самого начала новой фазы в 1990-е годы была ясной. Вывоз музейных экспонатов из Германии вполне укладывался в рамки этики и права послевоенного времени. Компенсаторная реституция имела для России вполне справедливые основания. Нам нечего стыдиться, и мы никому ничего не должны. Однако мы живём уже совсем в другом мире, и, исходя из новых национальных интересов и добрых международных отношений, некоторые материалы могут быть переданы Германии, учитывая их значение для самосознания немцев и политическую позицию их владельцев военного времени. Другой момент политики Эрмитажа — всякие решения о передачах искусства должны решаться только Государственной думой, российским парламентом, через принятие в каждом случае федерального закона.
На России нет греха, кроме одного: искусство десятилетиями было сокрыто от людей. Этот грех музейщики и должны были искупить. Вся деятельность Эрмитажа и была направлена на то, чтобы перемещённое искусство экспонировалось. Это было не совсем просто. Возражали любители секретности в России. Возражали немецкие радикалы, считавшие, что даже показывать эти вещи могут только немецкие власти.
Другой момент нашей позиции — Эрмитаж одним из первых стал употреблять термин «перемещённое искусство», чтобы подчеркнуть трагичность общей ситуации и параллель с «перемещёнными лицами». Эрмитаж принял активное участие в обсуждении закона «О культурных ценностях, перемещённых в Союз ССР в результате Второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации» — №64 ФЗ от 15 апреля 1998 года. Этот закон наконец легитимизировал пребывание перемещённого искусства и переход его в российскую собственность. Активное обсуждение привело к тому, что были подробно описаны те ситуации, в которых передачи могут быть осуществлены, если это соответствует национальным интересам России и нашему пониманию справедливости (на реституцию имеют потенциальное право жертвы нацизма, религиозные организации, союзники СССР).
Политика открытости в вопросе о «трофейном» искусстве была инициирована Министерством культуры РФ в 1992 году. Было решено организовать выставку графических работ из Бремена, которые хранились в Архитектурном музее, но были перевезены в Эрмитаж для подготовки выставки и каталога. [6] Выставка состоялась в Николаевском зале Зимнего дворца и имела большой общественный резонанс. Потом коллекция хранилась в Эрмитаже, и музей широко допускал к ней специалистов. Однажды даже с Эрмитажем связались жители городка, изображённого на одном из рисунков Дюрера. И их допустили в хранилища. Тем временем Министерство культуры сочло возможным, чтобы Эрмитаж повёл переговоры о приемлемых условиях для передачи коллекции в Германию. Дело в том, что она была вывезена советским офицером В. Балдиным и могла не считаться частью компенсаторной реституции. В ходе переговоров с коллегами из Бремена была достигнута договорённость о том,
(15/16)
что в случае передачи Германии «коллекции Балдина» 20 рисунков и небольшая картина Гойи будут подарены Эрмитажу. Однако в прессе появились сообщения о возможной передаче без упоминания об этой договорённости. Германская пресса не оценила широту возможного жеста. Писали: не «спасибо», а «почему так поздно»! Российская общественность тоже была разъярена, ибо не знала о возможном компромиссе. В результате все переговоры были прерваны, а коллекция, уже вывезенная из Эрмитажа, помещена в другое место после ещё одной выставки.
Эрмитаж продолжал искать рецепты интеллигентного решения проблемы. Их могло быть немало. Одним из вариантов стало изготовление копий. Эрмитаж изготовил копии со скульптур Торвальдсена, изображавших членов семейства Гумбольдтов и происходивших из замка Тегель. Копии были переданы потомкам прежних владельцев.
Международной сенсацией стала выставка «Неведомые шедевры» в 1995 году. Десятки картин и рисунков импрессионистов и постимпрессионистов из частных германских (не еврейских) коллекций десятки лет хранились в Эрмитаже в идеальных условиях, без вмешательства реставраторов и воздействия сильного света. [7] Они сохранили удивительную свежесть красок. Их никогда не видела широкая публика. Среди них — одна из лучших картин Дега «Площадь Согласия» из коллекции Герстенберга, полотна Ренуара, Моне и Писсарро, Сезанна и Ван Гога, Гогена и Сера. Эрмитаж принял стратегическое решение и получил разрешение властей на организацию выставки этих картин. Это был очередной и очень важный шаг в исправлении ситуации. Шедевры возвращались к зрителю. Сама выставка была названа «Неведомые шедевры» — сложная аллюзия к новелле Бальзака. Попытка организовать её как совместное российско-германское событие не удалась. Важным партнёром Эрмитажа выступило американское издательство «Абрамc» и его знаменитый руководитель Пол Готлиб. Профессор Костеневич, отбросив свои запланированные исследования, подготовил подробный каталог картин, за ним последовал каталог рисунков Татьяны Илатовской. [8] Каталоги были изданы на многих языках - от немецкого до японского. Открытие выставки стало мировой сенсацией. Десятки безусловных и не очень безусловных шедевров впервые предстали перед публикой. И люди буквально слетались на выставку со всего мира. Финские туристические компании организовывали специальные туры с посещением выставки в Эрмитаже. Журналы ссорились за право первой публикации. Один американский журнал судился с газетой «Нью-Йорк таймс» из-за того, что она приписала себе заслугу первого сообщения о местонахождении «Площади Согласия» Дега.
Ещё накануне открытия выставки я показывал эти картины некоторым гостям. Среди них были госпожа Ширак, супруга тогдашнего мэра Парижа, и потомки владельцев одной из коллекций — Шарфы. На меня произвело большое впечатление
(16/17)
то, что, увидев полотно, которое они помнили с детства, они в первую очередь искренне обрадовались и пришли в восторг от того, что оно не погибло, как все полагали. Только потом они заговорили о том, с чего обычно начинали все: есть ли юридические возможности получить картины обратно. Таких возможностей не было, но это не испортило наших отношений. Я не раз встречался на международных выставках с этими людьми, известными коллекционерами, а затем и с их потомками. Человеческие отношения могут существовать параллельно с юридическими дискуссиями. Именно это Эрмитаж и старался показать и доказать своей политикой. Иногда это удаётся. В частности, дискуссия и общественный настрой вокруг «неведомых шедевров» были сосредоточены на художественном открытии и удивительной сохранности картин не меньше, чем на сенсационности открытия «пещеры сокровищ» со спорной собственностью.
После принятия федерального закона, объявившего всё оставшееся в России перемещенное искусство российской собственностью, многие задавались вопросом, как дальше продолжать диалог. У Эрмитажа, как всегда, был ответ. В нашем музее хранились витражи из Мариенкирхе во Франкфурте-на-Одере. [9] Они изображают сцены из Ветхого и Нового Завета в духе «Библии для бедных» и сцены повествования о пришествии Антихриста. Мы давно объявили об этих витражах и вели переговоры с некоторыми германскими печатными изданиям о том, чтобы организовать их реставрацию в России и в Германии одновременно, затем устроить выставки, а потом и решить, какой может быть их общая судьба. Была достигнута принципиальная договорённость о финансировании, были проведены консультации с немецкими реставраторами, которые одобрили метод, предложенный в Эрмитаже. Однако переговоры прервались — говорят, по распоряжению германских властей. Мы всегда исходили из того, что эти витражи можно передать во Франкфурт-на-Одере. Во-первых, мы никогда бы их не выставили. Огромный размер требовал помещений, которых нет даже в Эрмитаже. Но важнее было то, что изображения пришествия Антихриста носили столь подчёркнуто антисемитский карикатурный характер, что не отвечали общей экспозиционной политике музея. Во-вторых, этот случай справедливо попадал под действие нового закона и мог быть примером жеста доброй воли.
Соответственно Эрмитаж представил в Министерство культуры свое заключение о согласии на передачу витражей через механизм специального закона. Так и было сделано. Государственная дума проголосовала за передачу. Правда, жест доброй воли был омрачён бюрократическими маневрами. Правила требовали оплаты за хранение. Эрмитаж не считал это нужным, но власти настояли, и смета расходов была представлена. Одновременно в правительстве предостерегали, чтобы музей не слишком оскорблял немцев высокой сметой. Германская сторона, со своей стороны, заявила, что установленные Эрмитажем цены на хранение и реставрацию неподъемны для германского бюджета (около 100 000 евро). Эрмитаж ни на чём не настаивал. Далее германские чиновники потребовали принять специальную группу для подготовки упаковки
(17/18)
и транспортировки и перекрыть доступ к экспонатам как к германской собственности. Эрмитаж ответил, что до принятия закона о передаче никаких разговоров об упаковочных материалах быть не может. Кроме того, до передачи реставрированные витражи предполагается выставить в Эрмитаже. Германским коллегам и не коллегам было предложено принять участие в организации выставки. Это предложение было отвергнуто. Эрмитаж сделал сам прекрасную выставку с полным каталогом на русском и английском языках. [10] После этого витражи в рабочем порядке были переданы представителям Германии. Город Франкфурт-на-Одере многократно выразил благодарность Эрмитажу. Эрмитажные реставраторы посещали Франкфурт и знакомились с работой по восстановлению витражей. Они сейчас доступны зрителю и выполняют свою роль одного из символов немецкого художественного самосознания. Это едва ли не самые ранние германские витражи, а одну из реставраций проводил сам Шинкель, «икона» германской культуры. Официальных правительственных благодарностей не поступило. Напротив, чиновники германского МИДа потом говорили и писали, что Эрмитаж не проявил должной готовности подчиняться их приказам.
Был у Эрмитажа и другой рецепт. После организации в Москве выставки «золота Шлимана» Эрмитаж стал готовить выставку тех материалов из Трои — археологических, но не драгоценных, — которые оказались после войны в Ленинграде. Главным приёмом был исторический контекст: Шлиман в Петербурге. Известно, что здесь открыватель Трои создал своё состояние. Известно, что он предлагал императору троянские памятники в обмен за право копать на Северном Кавказе. Известно, что дар человека, считавшегося двоежёнцем, был отвергнут. Выставка рассказала о Шлимане и собрала предметы вместе. Это были перемещённые из Берлина памятники, которые Шлиман в своё время прислал в подарок училищу Штиглица, предметы из Берлина, переданные туда уже в 50-е годы. [11] О ходе подготовки выставки мы информировали германских коллег и даже получили от них приветствие к открытию.
Научный и музейный подход к проблеме оказался успешным. Большую роль в этом сыграла интеллигентная позиция руководителей Фонда прусского культурного наследия — профессора Клауса-Дитера Лемана, а затем профессора Германа Парцингера. Далее началась подготовка масштабной выставки «Меровинги», посвящённой эпохе Великого переселения народов. Работа велась с самого начала в содружестве с германскими учёными. Подготовка выставки была одобрена на встречах «Петербургского диалога», общественного форума, успешно координировавшего усилия по взаимопониманию мыслящих людей России и Германии. В выставке приняли участие и московские музеи, где хранится большая часть германского по происхождению материала. Почти столько же редкостных экспонатов происходило из собственно русских коллекций и русских раскопок. В результате получилась уникальная картина евразийского культурного единства. Выставку нельзя было показать в Германии,
(18/19)
она прошла в Эрмитаже и в ГМИИ в Москве, но её каталог — это огромная книга на двух языках. [12] Приемлемый на сегодня способ сотрудничества был найден.
Далее последовала выставка «Бронзовый век. Европа без границ». [13] Была создана масштабная картина культурных взаимодействий Европы и Азии в век бронзы. Соединились и были показаны впервые вместе многие знаменитые клады и памятники Европы и России. Снова получилась уникальная по масштабам и универсальности выставка. Её открытие в Эрмитаже 21 июня 2013 года посетили Ангела Меркель и Владимир Путин. Они не отказались от своих принципиальных позиций, но одобрили инициативу учёных и то, как они показывают пример политикам. Эта встреча оказалась почти на грани срыва. Накануне открытия германские газеты стали требовать от Меркель не посещать выставку, так как ей наверняка не дадут возможности высказать позицию Германии. С российской стороны тоже, как всегда, нашлись люди, не желавшие этого торжества сотрудничества. Всё обошлось, научный и интеллигентный подход снова восторжествовал. Он находит своё воплощение во многих вещах. И в особом музейном диалоге, призванном изучить все детали и историю перемещения культурных ценностей России и Германии во время войны, и в проекте «Турфан», объединяющем в виртуальном пространстве материалы археологии из оазисов на знаменитом Шёлковом пути, находящиеся сейчас во многих музеях мира.
Когда коллекции и памятники доступны всем, они могут служить предметами спора, но уже не разжигают вражды.
Михаил Пиотровский,
генеральный директор Государственного Эрмитажа.
[2] Линн Н. Похищение Европы : Судьба европейских культурных ценностей в годы нацизма. М., 2001. С.185-192.
[3] Выставка произведений искусства из музеев Германской Демократической Республики : каталог. Л., 1958; Выставка картин Дрезденской галереи : каталог / ГМИИ им. А.С. Пушкина. М., 1955.
[4] См. документ №7 настоящего издания.
[5] «Прекрасная пришла...» : Шедевры портрета из Египетского музея в Берлине : каталог выставки / сост. А.О. Большаков. СПб., 2009.
[6] Западноевропейский рисунок XVI-XX вв. из собрания Кунстхалле в Бремене : каталог выставки М., 1992.
[7] Неведомые шедевры : Французская живопись XIX-XX вв. из частных собраний Германии : каталог выставки / сост. А.Г. Костеневич. Нью-Йорк ; СПб., 1995.
[8] Шедевры европейского рисунка из частных собраний Германии / сост. Т.И. Платовская. Нью-Йорк; СПб., 1996.
[9] Возвращение витражей: Говорят участники «Петербургского диалога» в Веймаре / М. Пиотровский, В. Троян // Великое посольство. 2002. №2 (4). С. 20-24.
[10] Витражи Мариенкирхе : каталог выставки / Гос. Эрмитаж. СПб., 2002.
|