Г.Н. Курочкин
Большая охота за сибирским «могильным золотом».
История археологии, пожалуй, не знает столь широкомасштабных раскопок, какие были предприняты в восточных, только что присоединённых областях Российской империи в XVII-ХVIII вв. отрядами «бугровщиков» — грабителей древних курганов. Уцелело донесение 1670 г., направленное царю Алексею Михайловичу, о том, что «в Тобольском уезде около р. Исети и во окружности оной русские люди в татарских могилах или кладбищах выкапывают золотые и серебряные всякие вещи и посуду» (татарскими кладбищами русские поселенцы называли древние «языческие» могильники). [1] Голландец Н.К. Витзен, в доме которого молодой царь Пётр останавливался во время пребывания в Амстердаме в 1697 г., в одном из писем в 1705 г. писал. «Много лет тому назад в Сибири, близ Тобольска, Тюмени, Верхотурья и других местах на ровной степи были вскрыты курганы, сначала случайно, потом умышленно, и в них были найдены склепы… Находились там остатки покойников со всякого рода утварью, ушными привесками, браслетами, серебряными и медными». [2] Учёный Даниил Готлиб Мессершмидт, поступивший на русскую службу и посланный Петром I в Сибирь для сбора коллекций и поисков «могильного золота», сообщал о том, как было организовано ограбление древних могил: русские колонисты, жившие в верховьях Оби, с последним санным путём «отправляются за 20-30 дней езды в степи; собираются со всех окрестных деревень в числе 200-300 и более человек и разбиваются на отряды по местностям, где рассчитывают найти что-нибудь. Затем эти отряды расходятся в разные стороны, но лишь настолько, чтобы всегда иметь между собой сообщение и в случае прихода калмыков или казахов быть в состоянии защищаться; им нередко приходится с ними драться, а иным и платиться жизнью. Найдя такие насыпи над могилами язычников, они иногда, правда, копают напрасно и находят только разные железные и медные вещи, которые плохо оплачивают их труд, но иногда им случается находить в этих могилах много золотых и серебряных вещей фунтов по 5, 6, 7, состоящих из принадлежностей конской сбруи, панцирных украшений, идолов и других предметов». [3] Среди бумаг англичанина Джона Белла, сотрудника посольства Л.В. Измайлова в Пекине в 1719-1721 гг., сохранилась такая запись: «Много людей из Томска и других мест каждое лето отправляются к этим могилам, разрывают их и находят среди праха покойника значительное количество золота, серебра, меди, драгоценные камин, в особенности же ру-
(9/10)
коятки мечей и оружие… Я видел разные принадлежности вооружения и другие любопытные вещи, вырытые из этих могил, особенно помню вооружённого всадника на коне недурной отделки и фигурки зверей из чистого золота». [4]
В 1715 г. известный заводчик Акинфий Демидов преподнёс императрице Екатерине I по случаю рождения наследника Российского престола Петра Петровича «богатые золотые могильные сибирские вещи и сто тысяч рублей денег». В 1716 и 1717 гг. генерал-губернатор Сибири князь М.П. Гагарин, позднее повешенный за казнокрадство и превышение власти перед зданием «Двенадцати коллегий» в Санкт-Петербурге, послал Петру I две партии древних золотых вещей. Преемник Гагарина на его посту, князь А.Н. Черкасский в 1720 г. запрашивал Сенат, покупать ли ему золото, находимое в могилах, и получил разрешение на это. [5] Из подарков Демидова, Гагарина, Черкасского составилась знаменитая Сибирская золотая коллекция Петра Великого, хранящаяся ныне в Особой кладовой Государственного Эрмитажа. [6]
На протяжении многих десятилетий ограбление курганов прямо или косвенно, гласно или тайно поощрялось местными властями. Когда, например, осенью 1717 г. в Красноярске побывал первый губернатор Сибири, упоминавшийся выше М.П. Гагарин, жители города поднесли ему в подарок «древние вещи» из курганов, за что губернатор отдарил их 25-ю вёдрами вина. Уже знакомый нам Д.Г. Мессершмидт в путевом дневнике от 31 октября 1724 г. записал: «Древние скифские могилы, какие я во множестве встретил были уже давно разграблены русскими, живущими на р. Ингоде, и приходящими отовсюду “гулящиками” или бродягами, и древностей, требуемых по высочайшему Его Величества (т.е. Петра I — Г.К.) повелению, здесь нельзя отыскать, потому что они либо законно, по особому указу, сдаются бугровщиками в кассы и приказы, либо незаконно разделиваются воеводам и приказным за угощение пивом и водкой…». [7] В ограблении сибирских курганов принимали участие и пленные шведы, сосланные в Сибирь в ходе Северной войны (1700-1721 гг.): «Пленники шведские, которые были в Сибири, ходили великими толпами искать таковых гробов…». [8] Одним из таким военнопленных был Ф.И. Табберт-Страленберг, 13 лет проживший в Сибири и ставший впоследствии видным учёным. Он тоже свидетельствует: «20 или 30 лет тому назад, когда русское правительство ещё ничего не знало, начальники городов Тары, Томска, Красноярска, Батсамска (?), Исетска и других мест отправляли вольные отряды из местных жителей для разведки этих могил и заключали с ними такое условие, что они должны были отдавать определённую часть найденного ими золота, серебра, меди, камней и прочего. Найдя такие предметы, отряды эти разделяли добычу между собою и при этом разбивали и разламывали изящные и редкие древности, с тем, чтобы каждый мог получить по весу свою долю». [9] Охотников за древностями интересовали только вещи из драгоценных металлов, да и то на вес, другие находки, имевшие зачастую не меньшую научную и художественную ценность,
(10/11)
оставляли их равнодушными. В своих «Исторических замечаниях» Герхард Миллер заметил по этому поводу: «Мечи же, стрелы и другие изделия из меди и железа, хотя и были находимы часто, но к великому ущербу исторического знания, не обращали внимания находчиков, так что мне не удалось видеть никаких таких вещей». [10] Справедливости ради нужно сказать, что первые научные раскопки Д.Г. Мессершмидта, Ф.И. Страленберга, И.И. Гмелина и самого Г.Ф. Миллера не всегда можно отличить от грабительских «закопушек». Достаточно привести лаконичную, но красноречивую запись в дневнике Д.Г. Мессершмидта от 14 августа 1722 г.: «Денщики и служивые отправились раскапывать могилы».
В конце концов приобретшие необычайно широкий размах самодеятельные раскопки обеспокоили центральное правительство и лично Петром I было «жестоко запрещено во всей Сибири искание таковых гробов». Со свойственной ему решительностью царь-реформатор повелел «гробокопателей, что сыскивали золотые стремена и чашки, смертию казнить, ежели пойманы будут». Уже после смерти Петра, в 1764 г. был издан ещё один специальный правительственный указ о запрещении «бугрования», однако задолго до этого указа руководитель большой академической экспедиции Г.Ф. Миллер меланхолично констатировал, что «все могилы, в коих сокровища найти надежду имели, были уже разрыты…» [11]
У читателя, наверное, уже сложился образ удачливого и преуспевающего кладоискателя-бугровщика, карманы которого набиты золотом и серебром. Однако источники XVIII в. знакомят нас совершенно с другими фигурами. Очевидцы единодушно свидетельствуют о невероятной бедности бугровщиков. Это вполне объяснимо. После того, как схлынула первая, ажиотажная, любительская волна кладоискателей-могильщиков, столь рискованным и зависящим от случайности промыслом стали заниматься люди особого склада, с авантюристической жилкой, часто изгои общества. Этих «джентльменов удачи» затягивал сам азарт поиска; кладоискательские раскопки курганов превращаются для них в образ жизни. Редкие мало-мальски богатые находки без особого сожаления пропивались «гулящими людьми» в кабаках, а затем снова начиналась лихорадочная охота за могильным золотом. Очень характерна в этом отношении колоритная фигура бугровщика Селенги, описанная Иоганном Гмелиным в его «Путешествиях». Кладоискатель-фанат, бродяга по прозвищу Селенга 30 лет провёл один в убогой землянке среди скопления древних погребений на р. Тесь, отлучаясь в тех случаях, когда у него появлялось желание променять в кабаке кое-что из своих находок на «влажный товар», т.е. на водку, К старости у Селенги начала сохнуть рука, и он стал привязывать заступ к телу, налегая на него грудью. [12] Мир праху твоему, Селенга, духовный собрат испанских конкистадоров, английских пиратов, джеклондоновских золотоискателей и прадедушка археологического сибироведения; дай Бог, чтобы никто не потревожил ТВОЮ могилу!
(11/12)
В археологической литературе прочно утвердилось мнение, что массовое опустошение курганов в Западной и Южной Сибири, а также в Казахстане, началось с приходом сюда русского населения. Это не так. Судя по некоторым источникам, широкое ограбление сибирских курганов в поисках ценностей уходит корнями в более глубокую древность. В якутском сказании об Эр-Соготохе сказано:
Жил народ с стародавнее время,
Многочислен он был и воинствен,
Но забыл о добре он и правде —
Начал быстро хиреть, вырождаться,
Люди стали наглеть, отшатнулись
От богов, оскверняли могилы,
Чтобы с мёртвых срывать украшенья. [13]
Давно установлено, что якутские сказания часто отражают реалии того времени, когда предки тюркоязычных якутов-саха жили в более южных районах Сибири и Центральной Азии. Поэтому большой интерес представляют сведения, приводимые автором XI в. ал-Бируни: «В стране тюрок имеются люди, которые разыскивают в земле тюрок древние могилы и раскапывают их, но не находят в них ничего, кроме того, что остается неиспорченным землёй — золота, серебра и других металлов». [14]
«Коммерческие» раскопки сибирских курганов не прекратились и в XIX в., но главной целью кладоискателей было уже не золото, поиски которого стали малопродуктивны, а добыча предметов старины для частных коллекционеров. Так, в начале XIX в. по распоряжению А.П. Степанова, енисейского губернатора, под Красноярском раскапывали курганы, вещи из которых пополняли его собрание древностей. В архиве Московского археологического общества сохранилось письмо некоего Иннокентия Бутакова из Тобольска, в котором имеются такие строки: «14 лет, как я занимаюсь раскопками и мною найдено в течение этого времени до 1400 штук предметов, которые были проданы разным лицам…». [15]
Многие историки и археологи пытались пройти по следам Сибирской коллекции Петра I, установить, из каких курганов она может происходить. Тюменским археологам Н.П. Матвеевой и А.В. Матвееву удалось связать происхождение некоторых вещей в коллекции с так называемой саргатской археологической культурой Западной Сибири. [16] Однако значительная часть коллекции по архивным данным может быть уверенно связана с другими районами, например, с Казахстаном. Интересная находка, имеющая прямое отношение к деятельности бугровщиков, была сделана несколько лет тому назад близ аула Жалаулы в Кегенском районе алма-атинской области. Здесь игравшие на берегу ручья школьники нашли полуистлевший войлочный мешочек, содержавший около двухсот разновременных золотых вещей (не считая мелкого бисера) общим весом 1350 г., среди которых фигурки «летящих»
(12/13)
оленей VII-VI вв. до н.э., нагрудное украшение — пектораль V-III вв. до н.э. с изображением архаров, поясные бляхи первых веков нашей эры и другие предметы. [17]
И все-таки местом, где курганы были особенно богаты, авторы XVIII в. называют район бывшей Енисейской губернии, нынешний юг Красноярского края. Об этом, к примеру, писал Г.Ф. Миллер: «В Красноярск… дошли до меня слухи и о множестве курганов, вскрытых в местностях, прилегающих к Абаканскому и Саянскому острогам, и о привезённых оттуда вещах. При дальнейших расспросах я понял, из рассказов разных людей, что здесь курганы совершенно другого рода, чем те, которые находятся на Иртыше. В здешних курганах найдено столько золота и серебра, что по словам красноярского воеводы, лет 12 или 15 тому назад, когда он впервые прибыл в Сибирь, золотник чистого золота в Красноярске и Енисейске продавался по 90 копеек». [18] В другом месте Г.Ф. Миллер пишет: «Находки в могилах состоят из расплющенного на тонкие пластинки чистейшего золота, которые курганщики находили в одном кургане до 1 фунта весом. Другие драгоценности из этих могил заключаются в серьгах, запястьях и кольцах золотых, в искусно отлитых из золота и серебра изображениях животных». [19]
К несчастью, судьба добытого бугровщиками-кладоискателями южносибирского скифского золота оказалась печальной. Оно безвозвратно пропало для науки, пойдя в переплав. На долю учёных достались только ничтожные остатки тех сокровищ, которыми была богата древняя сибирская земля. В 60-е гг., например, руководимая выдающимся археологом-сибироведом М.П. Грязновым крупнейшая археологическая экспедиция Академии наук СССР — Красноярская — исследовала в зоне затопления Красноярского водохранилища более трёх тысяч курганов. Эти раскопки стали важным этапом в изучении древней истории Сибири, однако в обследованных экспедицией курганах было найдено всего несколько мелких золотых украшений и обрывков золотой фольги. Известный историк и археолог С.И. Руденко не без грусти отметил и связи с этим: «До сих пор в Сибири не было исследовано ни одного богатого кургана, который бы не был хищнически раскопан с целью добычи металлических изделий, в первую очередь из ценных металлов. Поэтому эти курганы дают общее представление только о типах орудий и о вооружении южно-сибирского населения. Найденные же в них серебряные и золотые вещи, ускользнувшие от внимания грабителей названных курганов, исчисляются единицами». [20] Спустя 20 лет эту же мысль был вынужден повторить видный исследователь южно-сибирской старины Л.Р. Кызласов: «… — Ни одному археологу не удалось, к сожалению, найти в Сибири неразграбленный земляной курган, который целиком сохранил бы те великолепные памятники искусства и быта древних племён, что во множестве достались бугровщикам и в результате исчезли бесследно для науки». [21] Разочарование некоторых специалистов бедностью раскопанных Красноярской и другими
(13/14)
экспедициями курганов оказалось столь велико, что была даже выдвинута гипотеза о том, что сообщения о находках золота и курганах на юге Сибири были ловким прикрытием для нелегальной разработки золота в приисках. «Мифы о сказочных богатствах сибирских курганов на Енисее породили сами бугровщики, желая сохранить в секрете от путешественников истинные источники своих доходов», — заявила археолог Э.Б. Вадецкая. [22] Эта не лишённая остроумия гипотеза, однако, прожила недолго. В конце 70-х и в 80-е гг., были, наконец, открыты курганы скифо-сибирской знати, содержавшие серии золотых украшении в «зверином стиле», а также другие уникальные изделия. Первые элитарные курганы южно-сибирских скифов с золотыми вещами были исследованы во 2-й половине 70-х гг. ленинградским археологом М.Н. Пшеницыной и её сотрудниками это Большой Табатский курган и курган 3 могильника Колок, [23] а в 1984 и 1988 гг. были раскопаны два наиболее богатых погребальных памятника скифской эпохи на юге Сибири — Большой Новосёловский и Большой Полтаковский. [24] Открытие группы курганов знати южно-сибирских скифов — это большая удача и заслуга петербургской школы археологического сибиреведения.
Благодаря раскопкам таких курганов как Полтаковский, Новосёловский, Табатский, Колок-3, Степновка, Целинный и некоторых других, количество разнообразных золотых украшений в скифо-сибирском зверином стиле, а также различных ажурных и геометрических орнаментов, исчисляется сейчас сотнями, и теперь впервые появилась возможность сопоставить данные информаторов XVIII в. о сибирском «могильном золоте» с реальными вещами из археологических раскопок.
Сейчас твёрдо установлено, что изделия из золота распространяются в Южной Сибири достаточно широко только в скифскую эпоху, с приходом нового населения из Монголии или Восточного Казахстана. В погребениях предскифского времени на этой территории золотые вещи встречаются исключительно редко. Немногочисленные мелкие украшения эпохи поздней бронзы (конец II — начало I тыс. до н.э.), сводку которых составила Н.Л. Членова, происходят из разных мест Сибири и Казахстана и только два височных кольца из золотой проволоки найдены непосредственно в Южной Сибири, в районе Красноярска, содержавшей бронзовый кинжал с «шипами», характерный для эпохи поздней бронзы, но в комплексе с тагарским ножом V в. до н.э. [25]
В добросовестно описанных Иоганном Гмелиным [Гмелином] ещё в начале XVIII в. так называемых «творильных» могилах (происхождение и значение этого термина былo неясным для самого Гмелина) легко угадываются по описанию характерного погребального инвентаря курганы раннескифского времени, относящиеся по современной датировке к VIII-VII вв. до н.э. В этих курганах находит только медь, главным образом медные «молотки» (т.е. боевые клевцы или чеканы — Г.К.) и «наконечники копий» (на самом же деле
(14/15)
копья в тагарских курганах Южной Сибири не встречены ни разу; видимо, за копья И. Гмелин принял приострённые втоки, крепившиеся на конце деревянных рукоятей чеканов). «Около головы, говорят, попадаются золотые бляшки, но они так малы, что не вознаграждают большого труда, употребляемого на раскопку». [26]
По современным данным, раннескифские (раннетагарские) золотые изделия из Южной Сибири представлены исключительно личными украшениями (как мужскими, так и женскими): это серьги из золотой проволоки в 1,5-2 оборота с подвеской из полудрагоценного камня (чаще всего, бирюзы или сердолика) либо в форме конуса из золотого листа; круглые (иногда шестигранные) головные бляшки из тонкого листового золота, иногда литые; часто бронзовые с облицовкой из золотой фольги; полусферические бляшки нередко имеют отверстие в центре и пуансонный (из выпуклых точек) орнамент по краю. В могильнике Архая-I под Аскизом в Хакасии П.Г. Павловым в 1987 г. была найдена бронзовая «лунница» с золотой обкладкой, носившаяся на груди — прообраз будущих скифских пекторалей. Встречаются в раннетагарских могилах и рифлёные золотые трубчатые пронизки или бусы. [27]
К среднему или так называемому сарагашенскому этапу тагарской культуры (VI-IV вв. до н.э. по уточнённой датировке) принадлежат описанные И. Гмелиным «обставленные большими булыгами» земляные курганы с обложенным берёстой срубом в могильной яме. В таких курганах находят «изображения степных баранов, отлитые из колокольного сплава, другие из меди и позолоченные (специалист легко угадает в этих предметах колоколовидные навершия, служившие украшением стоек деревянного погребального помоста [28]), медные подсвечники (т.е. ажурные “штандарты” или “факельницы”), медные круглые пластины (зеркала), вроде тех, какие сибирские шаманы носят на своих служебных нарядах…» В таких могилах «никогда не встречали ни сосудов, ни телесных украшений из серебра». Наблюдение точное: действительно, в южно-сибирских курганах скифского времени (в отличие от памятников средневековых кочевников) серебро не встречается Что касается золота, то в описываемых И. Гмелиным [Гмелином] курганах «третьего рода» находили «много тонких четырёхугольных золотых пластинок, значительно толще мишуры, которыми, по-видимому, обкладывали всё тело, иногда же говорят, покрывалось и лицо». [29] Очевидцы и современники ограбления сибирских курганов часто упоминают находки в могилах листового золота, а также личных украшений (серьги, браслеты). О золотой фольге пишет Г.Ф. Миллер, по сведениям которого в некоторых курганах «остатки тел по сожжении, или сами целые тела в такие золотые листы обернуты и так земле преданы…». [30] Многие очевидцы грабительских раскопок упоминают о фигурках зверей из золота. О скифо-сибирских изображениях оленей в золоте впервые говорит Ф. Страленберг. [31] Несколько обтянутых золотым листом бронзовых оленных блях неизвестного происхождения хранится в Минусинском музее. [32] Одна из
(15/16)
таких блях упоминается как происходящая из Большого Салбыкского кургана, однако в полевых отчётах С.В. Киселева о раскопках Большого Салбыкского кургана [33] находка такого оленя не упоминается.
В недавно обнаруженных курганах сарагашенской знати встречены обложенные листовым золотом бронзовые оленные бляхи, облицованные золотом ажурные медальоны с фигурой стоящего оленя, изображения идущих, иногда свернувшихся в кольцо или прыгающих кошачьих хищников, кабанов, стоящих и лежащих архаров, стилизованные головы хищных птиц и т.п. Из личных украшений можно упомянуть полоски листового золота, найденные у лодыжек погребённых, золотые цилиндрические, конические, сферические бусы и подвески; серьги (иногда с зернью или подвесками из стекловидной массы); бисер и т.п. В Большом Полтаковском и Новосёловском курганах значительная часть золотых изделий не связана с погребенными, а найдена вдоль стен могильной ямы и, вероятно, служила для декора сруба или материи, которой драпировали сруб. Многие украшения из золотой фольги сделаны наспех, небрежно и, по-видимому, служили для одноразового использования в качестве декора специальных погребальных облачений. В идеологии индоиранских народов, к числу которых, как известно, принадлежали и скифы, золото было прежде всего показателем знатности, благородного происхождения. В «Шатапатха Брахмана» (13.2.2.17) сказано: «Золото представляет собой символ знати». Кроме того, золото символизировало вечность, бессмертие, ассоциировалось с богами, небесным миром, светом, огнём и солнцем. В древности это был прежде всего сакральный металл. Согласно «Атхарва-Веде» (XIX, 26) золото рождено из огня, цвет его — цвет солнца. Показательно, что одно из племён скифского мира — массагеты, поклонявшиеся солнцу, употребляли исключительно металлы золотисто-красного, «солнечного» цвета — золото и медь (Геродот, I. 215). Похожие представления существовали, видимо, и у тагарского населения Южной Сибири, которое железа практически не употребляло. В Новосёловском кургане был найден, правда, железный нож (привозной?), но он целиком, включая лезвие, был обёрнут листовым золотом, т.е. как бы покрыт защитной золотой оболочкой.
^ Примечания:
[1] ИАК [ИИАО]. 1865. Т. V. С. 38.
[2] Руденко С.И. Сибирская коллекция Петра I. САИ Д3-9. М.-Л., 1962. С. 7.
[3] Там же. С. 7.
[5] Радлов В.В. Сибирские древности. СПб., 1891. Т. I. Вып. 2. Приложение. С. 52.
[7] Радлов В.В. Сибирские древности… Т. I. Вып. 1. Приложение. С. 19.
(16/17)
[11] Миллер Г.Ф. Изъяснения о некоторых древностях, в могилах найденных // Ежемесячные сочинения и известия о учёных делах. СПб., 1764. Переиздание: Миллер Г.Ф. История Сибири. М.-Л., 1937. Т. I. С. 524.
[12] Gmelin I. Reise durch Sibirien von der Jahr 1733 bis 1743. St.-Petersburg. 1751. Bd. 3. S. 308-310.
[14] Ал-Бируни, Абу-Рейхан. Собрание сведений для познания драгоценностей. М., 1964 [Л.: 1963]. С. 213.
[19] Радлов В.В. Сибирские древности… Т. I. Вып. 3. С. 61.
[20] Руденко С.И. Сибирская коллекция… С. 38.
[26] Радлов В.В. Сибирские древности… Т. I. Вып. 3, С. 101.
[29] Радлов В.В. Сибирские древности… Т. I. Вып. 2. С. 30.
[31] Радлов В.В. Сибирские древности… Т. I. Вып. 2. Приложение. С. 30.
[32] ОАК за 1894 г. С. 127.
|