Ю.А. Зуев
Древнетюркские генеалогические предания
как источник по ранней истории тюрков.
/ Автореф. дисс. … канд. ист. наук. Алма-Ата: 1967. 18 с.
Науч.рук. Б.С. Сулейменов.
Предмет предложенной работы — выяснение наиболее ранних этапов истории древних тюрков по материалам древнетюркских преданий, зарегистрированных в ранних китайских сочинениях и династийных летописях. Её цель — выяснить истоки древнетюркского этногенеза в регионе Или — Алтай, проанализировать наиболее характерные черты раннетюркской общности.
Первые письменные известия о племени или племенной конфедерации под названием «тюрк» восходит [восходят] к 542 г. Судя по имеющимся источникам, они относятся к области Алтая, (кит. Цзинь-шань, «Золотые горы»). Однако уже через несколько десятилетий тюрки, чьим именем стала покрываться масса племён от современной Монголии на востоке до Сыр-Дарьи на западе, заявляют о себе как о самой серьёзной военной и политической силе в этой части Азии.
Кто они были по происхождению? Каковы основные компоненты складывавшейся раннетюркской общности? Положительного ответа на этот вопрос не имеется до сих пор. Среди суммы материалов, которые можно реально привлечь для ответа на него, выделяются древнетюркские генеалогические предания в китайской записи, зарегистрированные со слов тюркских, аварских или согдийских информаторов. На них не раз обращалось внимание историков-востоковедов, определивших методику их исследования и осветивших ряд частных моментов. Но, несмотря на их важность и уникальность, систематического обследования преданий до сих пор не было предпринято.
Имея это в виду и учитывая важность разрешения проблемы происхождения тюрков, автор попытался проанализировать названные легенды в историческом плане. В качестве вспомогательного средства были использованы показания других письменных источников — китайских, древнетюркских, тибетских, арабо-персидских и русских. Для решения ряда вопросов был привлечён археологический и этнографический материал.
Работа состоит из четырёх глав, «Заключения», списков использованных источников и литературы и «Сокращений».
(3/4)
Глава I. Введение. ^
Предпринимаемое исследование заведомо ограничено кругом вопросов, сюжетно вытекающих из текстов древнетюркских генеалогических преданий, территориально проэцируемых на Алтай и Семиречье, т.е. на тот район, с которым более всего связано появление имени «тюрк». Говоря о тюрках, мы имеем в виду группу родственных тюркоязычных племён, составлявших в VI-VIII вв. костяк тюркских каганатов, т.е. комплекс связанных по происхождению и политической традиции племён. Тюрки это те, кого в VI-VIII веках соседи называли тюрками.
Как определённая этно-политическая общность, они сформировались в VI в., но их происхождение было подготовлено ходом исторического развития в Центральной Азии и Семиречье на протяжении более полутысячелетия.
В конце III в. до н.э. в Центральной Азии возникает крупное политическое образование, получившее в источниках наименование сюнну. Главный географический признак этой территории — обширные пастбищные угодья — благоприятствовал сложению здесь кочевого скотоводства как главного направления хозяйственной деятельности населения. Но имеются достоверные факты, свидетельствующие и о том, что ему были знакомы осёдлость и хлебопашество. Консолидации этих племён в немалой степени способствовало усиление обмена с осёдло-земледельческими государствами на юге и западе, появление имущественного неравенства внутри сюнну-гуннского общества, его демократическое и гибкое устройство.
В 206 г. до н.э. сюнну наносят сокрушительные удары по границам Китая, заставив только что утвердившуюся династию Хань отставить свои претензии на кочевья сюнну в Ордосе и платить им дань. На востоке их конница покорила племена ухуань и сяньби. На западе и северо-западе под угрозой подчинения сюнну-гуннам оказались племена юечжи (или юеди), на севере их вассалами стали хуньюй, цюйшэ, динлин, гэкунь и синьли. В 177 г. до н.э. в состав владений сюнну были включены и другие объединения, среди которых упоминаются усуни.
Усуни, одно из самых значительных объединений этого времени, локализуются по-разному. Имеются сообщения, что изначально они составляли «правую руку», т.е. правое (западное) крыло сюннуской конфедерации и обитали в области Дуньхуана. Если учесть сообщения древних писателей (Ван Пу), что «границей усуньского князя» была область Бешбалыка, то следует сделать заключение, что какая-то часть их обитала по Южному Алтаю. Однако центром усуньских вдалений [владений] со второго века была Илийская долина, а на западе их границы проходили по рp. Чу и Талас, чем, по-видимому, предполагается их распространение вплоть до восточных склонов Каратау. Судя по археологическим данным, владения усуней рас-
(4/5)
пространялись и на восток от Илийской долины, простираясь в отдельных местах до Иртыша.
Транскрипция у-сунь звучала в древнекитайском языке ah-smən (Э. Пуллиблэнк). Следовательно, она могла соответствовать лишь туземному *asman (асман) или *asmar (асмар), а не асиан, как думали ранее (Де Гинь, В.В. Григорьев, Т. Кингсмилл, С.П. Толстов и др.). Слово в таком виде лучше всего воспринимается на индо-иранской почве, где мы имеем ав. asman, сскр. ásman, açmaras, зенд. asman, др. ир. asman-, ásan-, asan (asn-), asmará в значении «Небо», хотано-сак. asanâ «синий», «небесный». Индоиранское звучание имени в данном случае, видимо, не отражает этнической принадлежности его носителей и является, возможно, переводом некоего самоназвания. Принцип «переводимое — переводилось» действовал в древности достаточно чётко, а его происхождение следует, на наш взгляд, искать в причинах сакрального характера. Усуньская же лексика, насколько известно, имела тюркские черты. Одним из главных усуньских титулов был Улуг, значение которого летописцы переводили словом «большой, великий». Другие титулы с достаточной ясностью пока не дешифрованы.
Исследование усуньских памятников, обнаруживающее их преемственность с предшествующей культурой саков, предпринималось многими учёными (М.В. Воеводский, М.П. Грязнов, А.Н. Бернштам, А.К. Кибиров, К.А. Акишев, Е.И. Агеева, Г.А. Кушаев). Сейчас выявлены и определены основные признаки культуры усуней, такие как меридиональная направленность могильников, расположение курганов цепочками, вытянутыми с юга на север, сопровождение курганов кольцевыми оградками, ориентация могильных ям, перекрытых жердями или брёвнами, с востока на запад; в инвентаре — неорнаментированные сосуды со сферическим или уплощённым дном, бронзовые или железные ножи без вычлененной ручки, бронзовые дисковидные зеркала, бронзовые или железные шпильки-булавки с навершием; захоронения — в вытянутом положении головой на запад, антропологический тип — андроновский.
К рубежу н.э. относят вторжение в последовательные линии развития местных культур Семиречья и Алтая центральноазиатских влияний, констатируя, таким образом, скрещение местных племён с пришлыми кочевниками (А.Н. Бернштам). Такая синкретизация проявляется особенно с III в. н.э., когда начинается её явная трансформация в сторону будущих тюрков. Ранние тюркские памятники (могильники Джуван-тепе в Илийской долине, Кок-булак в верховьях р. Чу, Ара-куль в Кочкарской [Кочкорской] долине) обнаруживают ту же меридиональную направленность могильников, что и позднеусуньские. Курганные насыпи поздних усуней теряют традиционную цепочку и группируются по три-пять в каждой группе, что характерно и для тюркских могильников Семиречья (Арасан III, Ара-куль, Чакмак-су и Тюлеберди на Чаткале). Кольцевые оградки позднеусуньских курганов зачастую сменяются сооружениями квадратной формы — тюркские курганы несут в себе те же элементы: овал и квад-
(5/6)
рат, ориентированные по странам света, но уже сопровождённые балбалом (Утеген II, Калкан IV в Илийской долине, Берккара, Кумтобе, Тарсу в Киргизии). Погребальные сооружения поздних усуней имеют грунтовые ямы и ямы с подбоем — тюркские памятники содержат ту же грунтовую яму, наряду с которой появляется каменный ящик. Погребальный инвентарь позднеусуньских и тюркских погребений представлен глиняными сосудами ручной и станковой лепки с плоским дном и поддоньем, мисками с плоским дном, деревянной посудой и т.д. Физический тип тюркских, равно как и позднеусуньских, погребений представлен населением смешанного типа, приближающегося к южносибирскому, с отдельными признаками монголоидности. В усуньских погребениях получают распространение шпильки с изображением птиц, изображения птиц типа голубя или ворона на перстнях и т.д. Не исключено, что они являются отражением одного из главных мотивов усуньского предания, во́рона, тотемического первопредка усуней, бывшего помощником и земным олицетворением могущественного хозяина Неба, т.е. самого Неба, первого в иерархии богов Центральной Азии и Дальнего Востока (А.Ф. Анисимов). Развитие этого мотива можно усмотреть в тюркских накладках и подвесках из Таласской долины (Д.Ф. Винник), где присутствует уже и второй, чистотюркский дух-первопредок, олень.
На всех территориях распространения позднеусуньской культуры её эволюция приводит или приближается к тому, что в VI в. дало тюркский комплекс или его варианты. Из сказанного не следует, что подобные процессы были исключены или не имели места в других областях Азии; нам важно было лишь установить их существование в интересующем нас районе.
При сравнительно плавном развитии материльной [материальной] культуры схема политического развития выглядит здесь довольно пёстро. В самом начале II в. н.э. могущество сюнну было сломлено сяньбийскими племенами, вскоре уступившими место домам Тоба и Муюн, которых, в свою очередь, сменили жуаньжуани-авары; под их рукой оказались земли на Алтае и в Семиречье. В начале V в. кризис военно-демократического аварского каганата привёл к выделению и усилению ряда этнических группировок от Северной Монголии до Сыр-Дарьи, объединённых общим названием телэ (тирек): бугу, тонгра, уйгур, байырку, бёкли, сыгыр, гун, хусе, кыбыр, булак, херкер (киргиз), эдиз, се-яньто, тярняк, джебен, таркай, агачэр, баргур и т.д. Характеристики этих племён, встречаемые у писателей несколько более позднего времени, свидетельствуют о том, что они были тюркоязычны. В начале VI в., когда на исторической арене в Азии появляется племя тюрков-ашина, оно встретилось с преобладанием тюркского этноса на степных просторах. Помимо причин политического и социального характера, это должно было явиться одним из серьёзных факторов быстрой консолидации столь значительного массива вокруг могущественного племени.
(6/7)
Глава II. Древнетюркские предания и письменные источники о ранних тюрках (Характеристика источников). ^
Письменные известия о происхождении тюрков и ранних этапах их истории сохранились лишь в ранних китайских исторических сочинениях, составленных в VI-X вв. Они существенно дополняются показаниями древнетюркских рунических эпитафий, уйгуро-тибетскими документами, а также отдельными экстрактами из сочинений мусульманских писателей позднего времени и некоторыми русскими документами.
Тексты, содержащие предания о происхождении тюрков, впервые были скомпилированы в «Истории Чжоу» (556-581 гг.), где ими открывается пятидесятая глава. Наиболее пространная версия преданий повествует о появлении первых тюрков-ашина на берегу болота и о их уничтожении соседним княжеством. После ряда перипетий оставшийся в живых единственный мальчик-ашина попадает вместе с волчицей в горную долину на севере от Гаочана. Здесь у них родилось десять сыновей. С увеличением племени тюрки вышли из горной долины и покорились жуаньжуань (жужу, авар). Их местожительством в это время был Алтай.
По другому преданию, приведённому па тех же страницах, предки тюрков вышли из страны Со. Их старейшина Ичжи-Ниши-ду был рождён волчицей и обладал сверхъестественными свойствами. От двух его жён родилось четыре сына, давших начало четырём тюркским народам, одним из которых и были собственно тюрки. У собственнотюркского начальника На-Дулу-шэ, в свою очередь, было десять сыновей, одному из которых была дана фамилия Ашина по имени его матери. Ашина сел на престол на том основании, что смог выше других братьев прыгнуть на дерево.
В написанной рукой Вэй Чжэна истории династии Суй (581-618 гг.) повествование о тюрках (гл. 84) начинается уже новой легендой. Здесь их предками названы «смешанные ху» (согдийцы?) Пинляна. После разгрома Цзюцюя императором Тай-у, ашина в числе 500 семей бежали к жужу (жуаньжуань, авар). Они жили в Золотых горах (Алтай), где плавили железо для аваров. Эти горы похожи на шлем, что на их языке называлось туцзюе (тюрк). Сходство Алтая со шлемом и послужило причиной появления термина тюрк.
Эти же легенды цитируются в «Северной истории» (Бэйши, гл. 99), «Сводном уложении» (Тундянь), «Изначальной черепахе императорской библиотеки» (Цэфу юаньгуй).
Таким образом, наука располагает сейчас тремя разными вариантами преданий о происхождении тюрков, введёнными в классические сочинения.
Их изучение в европейской ориенталистике началось со времени Де Гиня, обратившего внимание на необычайное сходство тюркской
(7/8)
легенды о мальчике, жившем на берегу болота (озера, моря) и его переселении на Алтай с мифом о происхождении монголов «за морем» и их перекочёвке на Эргене-кон. Аналогичный вывод был сделан Н.Я. Бичуриным, закончившим издание своего труда о народах Срединной Азии в 1851 г. С тех пор предания переводились не однажды на европейские языки (Ст. Жюльен, Э. Паркер, Лю Мао-цзай, Б. Огель). В их обсуждении и исследовании принимали участие востоковеды разных профилей (Н.А. Аристов, А.Н. Бернштам, С.В. Киселёв, Л.Р. Кызласов, Л.П. Потапов, О. Франке, Цэнь Чжун-мянь, Ма Чан-шоу, С.Г. Кляшторный, Лю Мао-цзай, Б. Огель и др.). И. Маркварту принадлежит заслуга соотнесения показателей преданий с фактами из истории конкретных племён азиатской древности — западных тюрков и булгар. С.И. Вайнштейн и О. Прицак рассмотрели данные преданий в связи с ранней историей тувинцев.
Известия о ранних тюрках встречаются и в ряде других китайских сочинении. Два из них, «Юянская смесь» (Юян цза-цзу) и «Пространные записки, составленные в годы тайпин» (Тайпин гуанцзи), содержат варианты преданий, резко отличающиеся от классических летописных по сюжету и действующим лицам. Главным персонажем их является Белый олень с золотыми рогами, обитавший в пещере тюркских предков. Он был убит старейшиной племени аши во время облавной охоты. Тюркский предок Имо-шэли в гневе собственноручно обезглавил виновника убийства, и с тех пор у тюрков вошло в обычай во время жертвоприношения перед волчьим знаменем использовать для этого представителей племени аши (ач?) Здесь всё ново, олень Золотые рога, пещера тюрков и пещера ашидэ, находившаяся на востоке от пещеры ашина, ареал распространения ранних тюрков и человеческие жертвоприношения. Несмотря на понятную важность известий, эти предания ни разу не были привлечены в качестве источника для изучения проблемы происхождения тюрков.
Из другой группы источников, помогающих уяснить первые этапы раннетюркского этногенеза, следует отметить древнетюркские рунические надписи (стела Тон Юкука и памятник в честь уйгурского Моюн-чора).
Имеющийся в нашем распоряжении материал древнетюркских преданий группируется по четырём основным пунктам:
Историческая и географическая проекции преданий о происхождении тюрков-ашина.
Место и роль тотемистических представлений у древних тюрков в связи с тюркским этнонимообразованием.
Система династической организации у древних тюрков.
Некоторые аспекты общественных отношений у ранних тюрков, в связи с проблемой родового строя, и этническое наполнение термина тюрк после создания каганатов.
(8/9)
Глава III. Происхождение тюрков-ашина. ^
По своей структуре и исторической ретроспективе предания делятся на две группы.
Первая представлена преданием о происхождении предков тюрков в стране Со, находившейся «от сюнну на севере», т.е. в области Тяньшаня и Саяно-Алтая. Среднекитайское звучание иероглифа со (sâk) ассоциируется с хорошо известным в азиатской древности этнонимом сак (сака). Из летописей известно, что саки занимали обширный район, включавший Алтай и Семиречье, и во втором в. н.э., в связи с возвышением усуней, уступили им свои территории и частично вошли в их состав. Сообщение легенды об этнической преемственности саков и тюрков-ашина подкрепляется, помимо прочего, словами Менандра о том, что раньше тюрков «называли саками». Слово сак обычно этимологизируется на индо-иранской языковой почве в значении «олень» (В.И. Абаев; иначе у Р.Дж. Кента, Ван Виндекенса и Шемерени), что обнаруживает прямую аналогию с известием другого предания о белом олене Золотые рога, обитавшем в пещере тюркских предков, а также с кратким вариантом первой легенды, содержащимся в сочинении VIII в. «Юян цзацзу». Здесь сообщается, что предки тюрков, представленные в образе трёх братьев, должны были «следовать за коровой», под которой, в силу табуации имени тотемного животного-первопредка, могла подразумеваться лань-прародительница.
Крайне важны имена братьев-предков. Один из них превратился в белого лебедя или гуся. Этот сюжет сохранялся еще во времена Махмуда Кашгарского (XI в.), зарегистрировавшего предание о жене мифического тюркскою предка Сиявуша по имени Каз («Гусыня»), основавшей одноимённый город в верховьях р. Или. Его прототипом является, по-видимому, народ казыров, обитавший в Казийских горах (Птолемей), сопоставляемых с Восточным Тяньшанем (У. Самолин).
Второму сыну дали имя Цигу (керкер, ср. выше херкер), являвшееся ранним вариантом этнонима киргиз. Его местонахождение определяется между реками Афу (верховья Оби) и Кем (Енисей). Сообщение о родстве прототюрков с енисейскими киргизами является уникальным. Оно свидетельствует также о том, что на заре тюркской истории ареал распространения древних киргизов был выдвинут несколько на запад и юго-запад, что подтверждается и более ранними известиями о проживании киргизов на Актаге (Восточном Тяньшане).
Имена других сыновей не сообщены. Один из них жил в местности Чучже, местожительство другого не указано.
Через некоторое время четвёртый сын изобрёл огонь и спас жизнь своим родичам, обитателям холодной страны, за что и получил имя Тюрк и титул На-Дулу-шэ (Нэб-Тулук-шад), или Дулу (Тулуг, Туглук). Имя-титул Нэб-тулуг воспринимается нами как
(9/10)
тюркское оформление имени-титула основателя усуньской конфедерации Нань-Доу (Нэн-Ту, Нэн-Туг).
Ассоциация с усунями неизбежно возникает и при разборе слова Ашина (среднекитайское звучание (‧â-(si-nâ) < *asana~*asna), имени одной из жён Дулу, фамилии её сына, основавшего династию тюрков-ашина. Оно безупречно сопоставляется с упомянутым хотано-сакским āsȧnä «синий», «небесный», представляющим несомненный вариант этнонима асман, скрывающегося под транскрипцией усунь. Правомочность данного сопоставления надёжно поддерживается текстами древнетюркских рунических надписей, в которых династийные тюрки каганата (известные у хронистов под именем ашина), обозначены термином кӧк «синий», «небесный», являющимся калькой разнообразных асман и ашана (ашна).
Историческая проекция предания, таким образом, очень велика. Но весь процесс раннетюркского этногенеза ограничивается Саяно-Алтае-Тяньшаньским комплексом без ощутимой смены географической среды. Сначала это «общеалтайский» период обитания пратюрков «от сюнну на севере», когда в состоянии генетического родства между собой находились предки тюрков, определённо тяготеющие к усуням, древние киргизы и другие племена этого района. Следующий этап — кратковременный разгром пратюркской общности с последующей её консолидацией. В этот период, видимо, родственные по языку и происхождению наиболее крупные группировки ещё продолжают осознавать себя как нечто целое, но связь между ними начинает утрачиваться. Третий этап относится ко времени появления тюрков как таковых. Последний — становление союза «десяти племён» под сюзеренитетом ашина (ашана). На этом последнем периоде у них регистрируются культы первопредков Неба, оленя и волка, два из которых определённо отмечены у усуней.
Заключение об алтае-тяньшаньской среде раннетюркского этногенеза подкрепляется прямыми известиями документов. Одно из них, видимо, относится ко времени, когда, как указывается в предании, три или два «пратюркских» племени выделились в самостоятельные этнические единицы. Оно содержится в энциклопедии «Тунчжи» (гл.41): «Тюрки из поколения в поколение обитали в Золотых горах (Алтай); впоследствии разделились на три части». В том же сочинении (гл. 29; Юаньхэ синцзуань, гл. 5 и 7) пещера тюркских предков локализуется именно на Алтае. Впервые здесь появляется и Утукен, олицетворение Родины и начальный центр тюркских владений, видимо, адэкватный пещере предков. Её местонахождение связывается с северными по отношению к территории Монголии широтами в ныне утраченном сочинении «Туцзюе бэньмо цзи») (см. Тундянь, гл. 193). Дуань Чэн-ши (VIII в.) помещает её «на западе от пещеры ашидэ (вероятно, бассейна Б. Ильгумена)». Впрочем, тот же автор говорит о местожительстве ранних тюрков у моря (кит. хай), которым, по всей вероятности, должен быть Зайсан, поскольку в источниках той поры для области Алтая словом «хай» называется, насколько известно, только он. Именно к Зайса-
(10/11)
ну относится и название Сут-коль, «Молочное озеро» (Гетум, XIII в.), олицетворявшее, согласно более поздним тюркским поверьям, место прибежища детских душ и общение с Небом (У. Харва).
Значит, в тех случаях, когда летописцы называют родиной тюрков Золотые горы, под ними следует подразумевать Алтай в весьма более широком, нежели современное, представлении. Последнее, в свою очередь, позволяет признать и тот факт, что непосредственными этническими предками тюрков-ашина оказалась некая восточная часть сако-усуней, которая к V в. приняла подданство жуаньжуаней-аваров и оказалась на востоке от Или.
В свете изложенных фактов приобретает интерес и ценность другая группа тюркских легенд, непосредственно ложащаяся в канву известного предания о происхождении усуней, зарегистрированного со времени путешествия Чжан Цяня на запад в 139 г. до н.э. Сопоставление всех основных пунктов предании не оставляет сомнения в их адэкватности.
1. Летопись определяет местожительство усуней до их переселения в Семиречье «между Цилянь и Дуньхуан» у «озера, поросшего травой», т.е. болота. Эти земли находились между Цилянем и Эдзин-голом, называвшимся «Западным морем» (Р. Матэр, С.Г. Кляшторный). Здесь находились округа Аньдин и Пинлян.
1а. Ашина обитали на западе от Западного моря (озера, болота) в том же районе. Другое предание называет местом происхождения ашина Пинлян.
2. Усуни представляли собой «малое княжество западной границы сюнну»; в другом случае они названы «правой рукой сюнну», т.е. правым крылом, западной частью.
2а. Во всех вариантах преданий ашина — обособившаяся часть сюнну, под которыми в V в. могли подразумеваться также и табгачи.
3. Усуни были разбиты соседним княжеством, в живых остался один мальчик, оставленный в траве.
3а. Ашина были разбиты соседями, после чего в живых остался один мальчик, брошенный враждебными воинами в болото.
4. На помощь усуньскому мальчику приходят родовые тотемы. Волчица кормит его своей грудью, ворон, олицетворяющий божество Неба, приносит ему мясо.
4а. Мальчика Ашина от смерти спасает волчица. В решительный момент на сцене появляется дух Неба, который переносит их в безопасное место.
5. Усуньский мальчик был унесён в ставку шаньюя и воспитывался там. По происшествии некоторого времени между усунями и их соседями (юечжи, юеди) снова вспыхивает борьба, закончившаяся поражением последних.
5а. В ашинском предании события несколько смещены в хронологической последовательности. Узнав, что мальчик жив, враждебный князь снова посылает убить его, но замысел не осуществляется.
(11/12)
Мальчик бежит не к сюнну, о которых говорится в усуньском предании, а к жуаньжуаням-аварам, одна из ставок которых находилась на севере от Гаочана (А. Симазаки).
6. Усуньским княжич проделывает длительный путь на северо-запад. Одна из его ставок находилась в Бешбалыке, на южных склонах Алтая. Основные кочевья усуней во втором столетии до н.э. располагались в Семиречье.
6а. Ориентир тюркского предания «на севере» или «северо-западе» от Гаочана, куда бежал мальчик ашина, может быть понят с любой протяжённостью. Говорится, что мальчик оказался в большой «пещере», т.е. большой и благодатной горной долине. Аналогичное описание встречается в летописях для характеристики только одного места — долины Иртыша в его верхнем течении, где в 682 г. скрылся мятежный Чабы-каган.
7. В Семиречье усуни обрели могущество и расширили свои владения. Среди них оказались «отрасли сэ (саков)».
7а. Местом происхождения древних тюрков, согласно первого предания, была страна Со (Сак).
8. Первым усуньским владетелем на этой территории был Нань-Доу, имевший десять сыновей.
8а. Первый ашина-тюрк назван именем На-Дулу, являвшимся, по-видимому, тюркским адъективным вариантом усуньского титула-имени; у него было десять сыновей-племён.
Произведенное сопоставление даёт право заключить, что сведения данном редакции тюркского генеалогического предания относятся не к тюркам как таковым, а к усуням III-II вв. до н.э. Иначе говоря, она является тюркской реализацией усуньского эпико-генеалогического материала, сохранившегося почти в нетронутом виде до VI в., и, следовательно, представляет ценность как литературный памятник усуньской эпохи. Вместе с тем, она столь же ясно, как и предыдущие, убеждает в мысли, что решение проблемы происхождения тюрков-ашина немыслимо без привлечения фактов из истории усуней.
Поэтому некоторым диссонансом на фоне приведённых преданий звучит один из их вариантов в тексте «Истории династии Суй»: «Предки туцзюе суть пинлянские смешанные ху, фамилия Ашина Тайцзу, при династии Хоу-Вэй, уничтожил род Цзюцюй (431 г.). Ашина с пятьюстами семей бежал к жужу. Наследственно жили в Золотых горах, занимались выделыванием железа. Золотые горы формой похожи на шлем; обычно шлем называют «туцзюе», поэтому принято наименованием».
Последняя деталь совершенно ясно обнаруживает в информаторе не тюрка, а носителя монгольского языка, т.е. скорее всего жуаньжуаньца-авара, так как монгольское слово тyғлуғa «шлем» он увидел в тюркском тулуғ/турлуғ. Во-вторых, информация была записана явно некомпетентным чиновником, который перенес контаминацию в восприятии двух разноязычных слов на объяснение самого термина тюрк. В-третьих, легенда содержит противоречие: ут-
(12/13)
верждая, что тюрки наследственно жили в Золотых горах (здесь нет никакого оттенка вроде стали жить), она опровергает это положение тем, что прежде ашина обитали в Пинляне, а затем, с уничтожением княжества Лян, бежали к аварам. В одном контексте оба утверждения кажутся полярными по отношению друг к другу.
В сущности, в ней определённо повторяется сюжет бегства усуней в ставку сюнну из Аньдина-Пинляна, но его переживания имеют уже аварскую и табгачскую окраску и датируются временем смерти Цзюцюя. Причина заключается в том, что летописец зачастую модифицирует показания своих предшественников и вкладывает их в составленную им же хронологическую схему. Другими словами, последнее предание — испорченный вариант предыдущих, на что уже было обращено внимание квалифицированных тюркологов-синологов (Цэнь Чжун-мянь). Датировка им происхождения ашина второй четвертью V в. не выдерживает критики с точки зрения сообщении источника о том, что ашина к эпохе Цзинь (265-420) и Вэй (с 338 г.) были царским родом уже в течение десяти поколений (Юаньхэ синцзуань, гл. 5). Поэтому его использование в качестве исходного для решения вопросов раннетюркского этногенеза в трудах некоторых историков (С.Г. Кляшторный) представляется неоправданным.
Предлагая тезис о генетической близости тюрков-ашина в первую очередь к усуням, мы вместе с тем должны отметить и некоторые индо-иранские влияния, нашедшие отражение, например, в тюркской лексике. Это могло произойти лишь в том ареале, где осуществлялся долговременный и достаточно близкий взаимоконтакт носителей иранской речи с прототюрками — в области Семиречья и Алтая, в степной и горно-лесной зонах.
Видимо, нет основания целиком соглашаться с бытующим утверждением, что «местом расположения тюркских племён, начиная с достаточно отдалённого времени, были степи, и тюрки являлись степными жителями» (А.М. Щербак). Оно обосновывается тем, что в тюркских языках нет исконных обозначений для льва, тигра, рыси, медведя, леопарда. Сюда можно было бы включить оленя, волка и других животных, также не имеющих твёрдо установленных тюркских названий. О существующих же в настоящее время высказываются противоречивые мнения.
Вопрос, на наш взгляд, значительно сложнее и связан он с малоизученной областью тотемистических представлений, реликты которых встречаются ещё в раннетюркскую эпоху. Остатки тотемизма и породили большое число эвфемизмов, заимствований и калек. Поэтому отсутствие оригинальных терминов для обозначения животных является в равной степени доказательством того, что эти животные не только могли обитать в местах проживания древнейших тюрков, но их образы были наполнены особым, культовым содержанием.
Область тотемистических представлений оказалась, по-видимо-
(13/14)
му, решающей и в этнонимообразовании древнейших народов Центральной Азии. Зачастую встречается совпадение имени тотема и названия племени. В свете существовавших запретов на имя тотема-первопредка нетрудно объяснить и наличие иноязычных этнонимов в тюркской среде. В качестве примера можно использовать широко известные сообщения тюркских эпитафий и китайских источников о поклонении тюрков божеству Неба, считавшемуся первородителем всего живого и самих династийных тюрков. Реакцией на изначальные запреты, вызванные этим культом, мы и склонны считать появление индо-иранских обозначений тюрков асман и ашана, являвшихся кальками тюркского кӧк «Небо». Подобное выясняется и при обращении к этнониму киргиз (из индо-ир. karkasa, kärkäs и т.д. «орёл»), калькирующемуся классическим обозначением «народ грифов» и тюркским бурут (бурут, буркут, «орёл»). Смысл этнонимического калькирования заключается в том, что исходный термин, восходящий к названию тотема и совпадающий с именем народа, переводится или калькируется в лексике иноязычных соседей (этап лингвистического калькирования), затем в виде лингвистической кальки возвращается в изначальную общность, где обретает права самоназвания (этап этнонимического калькирования). Называть это правило всеобщим и обязательным, разумеется, нет оснований, но его существование представляется несомненным. Языковая принадлежность этнонима не может, следовательно, служить бесспорным индексом этнического облика его носителей. Этнонимическое калькирование и отмеченный у тюрков тотемический дуализм волк‒олень (это же у гуннов, уйгуров, половцев) в сочетании с не менее важным культом дерева‒леса послужили причиной многообразия этнонимов в применении к династийным тюркам каганата.
Глава IV. Этнический триумвират (Некоторые элементы общественного строя). ^
В исследуемых преданиях нет прямых характеристик социального устройства у тюрков на заре их истории, кроме одного их аспекта — системы наследования и вытекающего из неё принципа родовой организации, основанной на триумвирате. Тем не менее, общие контуры общественной структуры ранних тюрков вырисовываются более или менее ясно.
Основной формой хозяйства у них было кочевое скотоводство, переплетавшееся с земледелием, домашними ремёслами, охотой и рыбной ловлей. В отдельных случаях та или иная форма могла быть преимущественной (у ашина — железоделательное ремесло, у алатов — земледелие и рыболовство, у ранних басмылов — охота, у кутов — собирательство и т.д.).
Мельчайшей экономической единицей и основой социальной структуры древнетюркского общества была большесемейная община, обязательными атрибутами которой были общее жилище (на
(14/15)
первых порах), общий котёл и патриарх-домачин. Непосредственное указание на это содержится в известии VI в.: «Бывает, что живущие в домах (или семьях, кит. цзя) большими фамилиями называют друг друга «ув-каган; дом тюрки называют ув, и это значит домашний каган». (Тундянь, гл. 197). Подобное известно также и о ранних киргизах: «Семьи бывают и в тысячу и в сто человек; живут совместно в одном жилище (доме); общая кровать, общее одеяло» (Тайпин хуаньюй цзи, гл. 199).
Такой тип жилища и семьи мог существовать лишь у той части тюрков, которая тяготела к осёдлости, на что указывает, например, контингент домашнего скота у тех же киргизов: «Коров особенно много; в богатых домах (или семьях) их по две-три тысячи голов» (Там же). Крупный рогатый скот, в силу его неспособности к тебенёвке в зимних условиях и малой мобильности, предполагает заготовку кормов на зиму и ограниченность кочевания. Тюрки Алтая знали плужное землепашество «при помощи коней и людей» (Тундянь), что подтверждается материалами археологического обследования (С.В. Киселёв).
При полном переходе к кочеванию и, следовательно, при изменении способа хозяйствования форма патриархальной большесемейной общины должна была несколько видоизмениться и утратить некоторые прежние признаки (например, общее жилище). Началась некоторая автономизация отдельных семей внутри общины, хотя их связи между собой остались сильными. Вместе с тем, имеются указания, что у части племён, преимущественным занятием которых была охота (басмылы-охотники), семьи из 4-5 человек кочевали отдельно, следовательно, прежняя общность ведения коллективного хозяйства у них была нарушена. Это даёт основание заявить, что большесемейная община у них начинала приобретать очертания патронимии.
Помимо кровнородственных членов семьи, в неё входили «рабы» и «наложницы», хотя использование этих терминов для обозначения категории зависимых, входивших в состав общины, следует признать весьма условным. В условиях кочевого скотоводства как главной формы ведения скотоводческого хозяйства применение рабского труда ограничивалось естественными возможностями воспроизводства стада, а увеличение прибавочного продукта было невозможно за счёт усиления эксплуатации рабов или увеличения их числа при сохранении прежних размеров стада. У кочевников применение рабского труда ограничивалось поэтому сферой домашних услуг, обработкой шерсти, мясо-молочных продуктов и т.д. Все показания источников дают основание утверждать, что определяющей формой применения рабского труда у них было домашнее, или семейное рабство, основанное на использовании труда женщин и детей, дающего наибольший эффект в семейном хозяйстве.
Существовало имущественное и политическое неравенство и ме-
(15/16)
жду отдельными общинами, господствующими и подчинёнными, обязанными выплачивать дань своим победителям. Кроме того, на них возлагались тяжелейшие повинности — гужевая, коштная и повинность ополчения. Подчинение племён в древнетюркском обществе сопровождалось их обязательным включением в войско с перенесением на плечи зависимых основных тягот войны. Это явствует из практики существования так называемых «гостевых племён», бывших «пиками» во время сражений.
Богатство общины могло быть различным, но чрезмерным оно не было, по-видимому, никогда. Скота у кочевников всегда не хватало, а голодные годы, сообщениями о которых пестрят летописи, становились трагедиями. Это был также один из каналов, по которому проходило закабаление общины со стороны собственной родоплеменной верхушки, а в ряде случаев и со стороны более могущественных соседей.
Ещё до установления каганатов у тюрков была зарегистрирована сложная система социальной иерархии, возглавляемой каганом-«императором» и катун-«императрицей». Совсем не случайно эти фигуры, осуществлявшие верховную власть, почти всегда упоминаются рядом. В самом этом факте отразилась сложная система династических отношений в каганате: кроме каганского рода ашина, в династийную коалицию входили на правах катунского рода ашидэ, а также басмылы.
Род ашидэ выступает как катунский (П. Пелльо, Дж. Клосон), делегировавший своих девиц в ашина, но, с другой стороны, и бравший себе жён из ашина. Взаимобрачующимися между собой были такше [также] ашина и басмылы, представительницы которых, очевидно, никогда не возводились в титул катун и оставались лишь на положении старших жён. Поскольку письменных сообщении о систематических брачных связях ашина с другими родами или племенами не имеется, следует сделать вывод, что династийная коалиция у тюрков состояла из указанных трёх единиц. Ашина представляли в ней отцовскую линию наследования, ашидэ и басмылы — материнскую. Это заключение разъясняет сформулированный в надписях и хрониках принцип наследования в каганате: старший брат — младший брат — старший племянник (сын первого брата).
Здесь обнаруживается, во-первых, непрерывная преемственная линия каганских ашина. Но в качестве их партнёров по коалиции выступают поочерёдно то ашидэ, то басмылы, с интервалом в одно поколение. Этот принцип предполагает полигамию с частичной или полной матрилокальностью жён, как это известно у эфталитов и монголов. Рождённый эпохой становления патриархально-семейного права, он представляет собой синкретизацию двух основ — материнской и отцовской, т.е. матрилинейно-патрилинейную филиацию. Указанный состав коалиции сосредоточивал круг возможных претендентов на престол в рамках трёх родов или фратрий с вполне определённой степенью родства, освящённого традицией, чем сохранялась относительная целостность владения и его нераспадение на
(16/17)
многочисленные уделы. Внешне данный институт сходен с трёхродовым союзом, или кольцевой связью племён. Однако здесь связь осуществляется только по отношению к каганскому роду со стороны двух других, брачующихся с ним, но автономных один к другому. Имеются также косвенные указания на то, что каждый из них воспринимался в качестве крыла по отношению к центру, как это определённо говорится о сюнну. Создаётся поэтому впечатление, что данная система межродовых связей, названная нами этническим триумвиратом, накладывалась на систему военно-тактической организации у древних кочевников Азии с известным делением на левое крыло — центр — правое крыло. Очевидно, данный институт межродовой организации в тюркское время существовал довольно широко, так как он подтверждается повсеместным бытованием триединых объединений: уч-карлуки, уч-курыканы, уч-чигили, уч-огузы, три племени «лыжных» тюрков, три племени ыграк и т.д. Наиболее полным и гармоническим вариантом триальной системы было, по-видимому, её развитие в систему девятичную (токуз-огуз), по три единицы в крыльях и центре. Сложившаяся на этой вторичной основе десятичная форма этно-политической организации предполагает выделение господствующего рода, стоящего над девятью другими, из той же среды и отрыв от неё. При сохранении триальной (девятичной) структуры, институт десятичного счисления, указание на который содержится в сообщении преданий о десяти сыновьях-племенах у ранних тюрков, представлял собой следующий общественный этап, связанный с дальнейшим отрывом господствующей верхушки от массы рядовых коллективов и её обособлением.
Заключение. ^
Разобрав, насколько было возможно, существующие древнетюркские генеалогические предания, мы вправе оценить их как исключительно важный и многоплановый письменный источник для изучения ранней истории тюрков. Они позволяют предложить схему этногенетического развития в или-алтайском регионе, начиная с рубежа н.э., и выявить основные черты складывавшейся древнетюркской общности.
Дальнейшие судьбы древнетюркской истории прослеживаются достаточно чётко по сообщениям других, аутентичных памятников.
После разгрома аварского каганата, в 551 г., тюркская ставка перемещается на Орхон. В последующие десятилетия сфера тюркского влияния распространяется до Аму-Дарьи, хотя тюркские отряды совершали продолжительные рейсы [рейды] и в более западные районы. К этому времени кидани, кан и киргизы также стали вассалами тюрков, а северо-китайские княжества Чжоу и Ци — их данниками.
После раздела общетюркского каганата на Восточный и Западный в 603 г. власть в каганатах сохраняется за представителями
(17/18)
ашина. С этого времени можно говорить о двух династийных группах племён. В Восточном каганате это ашина, ашидэ и басмылы, в Западном — чумукунь (ашина), хулу-у (улуг-ок) и асицзи (азгыр). Остальные племена в обоих каганатах воспринимаются в качестве подвластных, вассальных. Если добавить к их числу многочисленные княжества Восточного Туркестана и Средней Азии, зависевшие от тюркских каганов, то станет очевидным, что середина VI в. — начало VII в. — переломный этап древнетюркской истории, новая страница, ознаменованная утверждением классовых отношений.
Указание Ф. Энгельса на несовместимость господства над покорёнными племенами с родовым строем в данном случае нельзя понимать универсально. Родовые пережитки занимали значительное место в общественной жизни тюрков, однако демократическая сущность родового строя уже сменилась своей противоположностью, в условиях которой классовые отношения получили своё дальнейшее развитие. Оба каганата были, вне всякого сомнения, образованиями государственного типа. Созданные для защиты интересов господствующего класса, они, в свою очередь, стимулировали отдаление аристократии от плебса в виде двух полярных друг к другу противоположностей. Династийные группы выступают олицетворением одной из них и её носителями.
Опубликованные работы автора. ^
К этнической истории усуней. — Труды Института истории, археологии и этнографии АН КазССР, т. VIII. 1960.
Тамги лошадей из вассальных княжеств. — Труды Института истории, археологии и этнографии АН КазССР, т. VIII, 1960.
Китайские известия о Суябе. — Изв. АН КазССР, сер. общ. наук, вып. 3-4, Алма-Ата, 1960.
Термин «киркун». — Труды Института истории АН КиргССР, вып. 4, 1958.
|