М.В. Воробьёв

Древняя Япония: историко-археологический очерк.

// М.: Издательство восточной литературы, 1958. 183 с.

Глава VI.

Роль чужеземных культур.

Место древней культуры Японии среди других культур Дальнего Востока, Юго-Восточной Азии и Тихого океана с достаточной полнотой может быть выяснено лишь в результате исчерпывающей разработки трёх вопросов: 1) какие элементы культуры проникли в Японию извне, когда, откуда и при каких условиях; 2) какие специфические особенности материальной культуры сложились в Японии на протяжении нескольких тысячелетий самобытного развития и культурного влияния извне и, наконец, 3) какие специфические элементы древней японской культуры в свою очередь оказали существенное влияние на культуру окружающих Японию стран. Рассмотрению второго вопроса посвящены предыдущие главы работы, а детальное изучение третьего вопроса выходит за рамки настоящей работы, посвященной только древней Японии, а не всему дальневосточному культурному ареалу.

Итак, в этой главе мы остановимся лишь на первом вопросе, который сводится к проблеме культурных связей древней Японии с окружающими странами.

К сожалению, этот важный раздел в изучении культуры древней Японии мы не в состоянии осветить достаточно исчерпывающе. Дело в том, что вопросы, относящиеся к проблемам культурных связей Японии и этногенеза японцев, изучены слабее, нежели другие разделы истории её культуры, и совершенно недостаточно для понимания основных узловых пунктов этой проблемы.

Причины этого кроются не только в относительно слабой археологической изученности всего дальневосточного ареала по сравнению с другими областями, но и в неравномерности археологической изученности его отдельных участков, которая довольно высока для Японии, Северного Китая, отчасти для Индокитая и весьма низка для Приморья, Сахалина, Курильских островов, Филиппин, Индонезии, а также в случайном выборе памятников и различном подходе к их изучению и, как следствие этого, в получении трудно сопоставимых данных, в недостаточности комплексной разработки проблемы культурных связей.

Поэтому мы можем далеко не полно охарактеризовать культурные отношения древней Японии с другими странами. Пока культурное взаимодействие может быть установлено не между отдельными районами в целом и даже не по группам инвентаря, украшений, керамики, а лишь по их отдельным типам.

Ранненеолитические находки являются древнейшими достоверными культурными остатками на территории Японии. Вопрос об их родстве с культурными остатками на других территориях вырастает в проблему их происхождения, так как культура на ранненеолитической стадии развития при отсутствии генетически связанной с ней местной палеолитической культуры могла быть занесена на острова извне. Естественно, что вопрос о появлении на островах ранненеолитической культуры неразрывно связан с общей проблемой первоначального заселения Японских островов. В следующей главе мы увидим, что эта проблема далека от окончательного разрешения. Анализ культурных связей на этом раннем этапе развития культуры Японии не выходит за рамки проведения аналогий между отдельными типами инвентаря.

Материал мезолитического облика ещё слишком малочислен, чтобы можно было увязать его с мезолитическими культурами Азии.

(95/96)

Некоторые авторы возводят его к ближневосточным палеолитическим культурам, которые якобы продвигались через Центральную Азию и Китай и, испытав при этом сильнейшее влияние палеолитических и мезолитических культур Монголии и Северного Китая, достигли Японии и создали там культуру типа Ивадзуку. Наряду с культурой Ивадзуку, являющейся представительницей так называемой северной линии, существовала культура южной линии — Инаридай (Tsurioda, 1951, р. 39, 40).

Ранненеолитическая культура Японии не вполне однородна. Она предстаёт перед нами в основном в двух вариантах: в северном и южном (некоторые авторы говорят об одном северном и о двух южных вариантах). Происхождение северного варианта наиболее загадочно. Мелкий кремнёвый инвентарь микролитического облика Северной Японии часто сближают с микролитической культурой Восточной Монголии, Западной Маньчжурии и в особенности с микролитами из Шабарак-Усу (Groot, 1951, р. 31). Действительно, для ранненеолитической культуры Северной Японии (культура Сумиёси) характерно отсутствие шлифованных каменных орудий и преобладание мелких изделий из кремня и обсидиана. Однако более внимательный анализ материала со стоянок культуры Сумиёси и с микролитических стоянок Монголии и Маньчжурии разрушает теорию происхождения северного варианта неолитической культуры Японии от микролитической монголо-маньчжурской. В Ихэнгуне и Шабарак-Усу во Внутренней Монголии обнаружено громадное число микролитов мезолитического или ранненеолитического (в Шабарак-Усу) возраста: отбойники, нуклеусы, нуклеусы-скребки, концевые скребки, свёрла-проколки, пластинки, наконечники стрел, а также крупный инвентарь: ножи, топоры, тёсла, долота и пр. (Maringer, 1950). В Линси, на более поздней микролитической стоянке в Жэхэ, найдены нуклеусы, длинные и короткие пластинки, проколки, скребки, ретушёры, острые наконечники и керамика со следами тиснёного орнамента, изготовленная на гончарном круге (Liang Ssuyung, 1936). В Сумиёси также обнаружено большое число длинных скребков-ножей (с кнопчатой ручкой и сравнительно крупных), а мелких пластинок, проколок, скребочков (т.е. типично микролитического инвентаря) там почти нет, как и на всем пространстве, отделяющем Северную Японию от стоянок Восточной Монголии: в Восточной Маньчжурии, в Корее, в Приморье.

Возможно, культура Сумиёси связана с более близкими районами, например с приморско-сахалинским, но об этом сейчас мы можем лишь гадать (рис. IV, 7, 8).

Несколько иначе обстоит дело с древнейшими находками в Центральной Японии. Южное тяготение этих находок несомненно, а источник их происхождения как будто более определёнен. Намечаются бесспорные, хотя ещё недостаточно выясненные в деталях, связи между Баксонской и Хоабинской культурами полуострова Индокитай и японскими культурами Тадо и Мито. В Лаосе, в пещере Тампонг (провинция Лаунг-Прабанг), были обнаружены человеческие черепа, морфологически отличные от черепов современных обитателей полуострова. Древнейший из них — мезолитический — имеет айноидные черты (Нэдзу, 1943, стр. 66, 67). В Инаридай, Сякудзии и Тадо, а также на Сахалине и Курильских островах встречаются плоские овальные топоры и тёсла со слегка тронутым шлифовкой лезвием, какие характерны для Хоабина II-III (рис. IV, 9, 10, 13). Топоры и тёсла, отшлифованные с одной стороны, а также скребки (Кодзандзи) близки к таковым же Баксона II, на третьей и последней стадии которого появляется верёвочная керамика Groot, 1951, р. 30-31). Но вместе с тем в ранненеолитических памятниках Японии отсутствуют такие характерные для ранних культур полуострова Индокитай изделия, как сланцевые плитки с желобком (Баксон II), крупные рубила (Хоабин I-II) и др. Неясен также путь проникновения хоабинско-баксонской культуры на Японские острова, если предположить, что это проникновение действительно имело место. В Китае как будто нет следов этой культуры. Более явные следы хоабинской культуры можно заметить на материале из Индонезии, в частности с острова Борнео; оттуда она, возможно, и продвигалась на юг — в Австралию и на север — в Японию (Heekeren, 1955, р. 34) через Филиппины (Bever, 1948, fig. 8).

Неолитические культуры Японии на последующих этапах своего развития обнаруживают тесную связь с культурами каменного века Камчатки, Курильских островов, Сахалина, Приморья. В это время в Японии, особенно в северной её части, в значительном количестве появляется разнообразный костяной инвентарь: костяные наконечники стрел, длинные и узкие, бородчатые, с черенком; рыболовные крючки без бородки: простые гарпуны, обнаруженные в сходных формах на мысе Лопатки на Камчатке (Руденко, 1948, стр. 165), на крайних северных Курильских островах (Torii, 1919, р. 275, pis. XXX), на Сусуйской стоянке на

(96/97)

Сахалине (Чубарова, 1955, стр. 10). В каменном инвентаре также можно выделить несколько форм, общих для всех районов, окружающих Японское и Охотское моря. Это прежде всего каменные ножи или скребки с головкой для подвешивания (так называемые «кнопчатые ножи»), круглые в сечении топоры, отшлифованные с обеих сторон, оббитые наконечники стрел с ровным основанием. Скребки с головкой для подвешивания появились в Северной Японии ещё на стоянках этапа Сумиёси и вскоре надолго стали характернейшим предметом каменного инвентаря Северной Японии (рис. IV, 5, 6). Они найдены также на реке Кульки и во многих других пунктах Камчатки (Руденко, 1948, стр. 164, 168), на стоянке Стародубское II на Южном Сахалине (Чубарова, 1955, стр. 9), в Тетюхе в Приморье (Окладников, 1955, стр. 7). Цилиндрические и скрипкообразные топоры (рис. VII, 7-9) обнаружены на громадном пространстве от Сахалина до Индонезии. Сравнительно тонкостенные цилиндрические сосуды (баночная керамика) с оттисками верёвки, начавшие в период неолита широко распространяться с севера по всей Японии, найдены в Сёмонбэцу (Niioka, 1937, р. 235), на стоянке Стародубское II-III, в Рорэй на Южном Сахалине (Чубарова, 1955, стр. 9, 11), в заливе Ольги в южном Приморье (Тории, 1924 а, стр. 162), на островах Кунашир к Шумшу Курильской гряды (Leroi-Gourhan, 1946, p. 423, 425) (рис. VII, 15, 16). Сходство в развитии культуры каменного века в странах Японского моря подкрепляется сходством процессов заселения территорий: и в Японии, и в Приморье население сначала преимущественно заняло отдаленные от берега районы и лишь впоследствии целиком обжило прибрежную полосу, перейдя к морскому собирательству и рыболовству как к главному источнику существования (Окладников, 1954, стр. 238).

Для эпохи развитого неолита в Японии характерен довольно изолированный процесс развития основных форм инвентаря, керамики, типов орнамента и пр. Только некоторые элементы японской материальной культуры удается связать с аналогичными элементами находок на соседних территориях, это — прямоугольный в сечении каменный топор и сосуды с большими ручками, украшенные лепным орнаментом. Прямоугольный топор, отшлифованный с обеих сторон, большой, массивный, со слегка скошенным лезвием — широко распространённое изделие в Северной Японии периода развитого неолита. Несомненно его сходство с прямоугольными топорами со стоянок в бассейне реки Силамулунь во Внутренней Монголии (Ван У-пин, 1955), с топорами из приморских провинций Восточного Китая — Хуадун (Инь Хуань-чжан, 1955) и возможно сходство с топорами из пещер Тан-Понга в провинции Луанг-Прабанг в Лаосе (Нэдзу, 1943, стр. 126, 127) (рис. XII, 5-7). Несколько менее выяснена связь японской керамики с богатым лепным орнаментом, переходящим в ручки и ушки, с керамикой соседних районов. Гроот связывает её с ангарской керамикой (Восточная Сибирь), на которую она действительно похожа некоторыми своими чертами (Groot, 1951, р. 56). Но, пожалуй, вернее будет связывать эту керамику и каменный топор прямоугольного типа не со столь далёкими районами. Новый тип керамики, видимо, связан с керамикой раннего этапа культуры Яншао. Только связь эта сильно осложнена и затемнена, с одной стороны, дополнительным воздействием некоторых побочных культур, а с другой — прочными традициями японского керамического искусства.

Керамика со спиральным и рельефным орнаментом (рис. XV, 11, 12) весьма распространена на неолитических стоянках в районе Порт-Артура, в Маньчжурии (Torii, 1915, pis. XIV), на многих стоянках в бассейне Амура (Окладников, 1936), в пещерах Тан-Понга в провинции Луанг-Прабанг в Лаосе (Нэдзу, 1943, стр. 126, 127).

В позднем неолите, окончившемся распространением почти по всей Японии энеолитической культуры яёй (средний этап культуры яёй), культурные связи Японии с окружающим миром становятся для нас более осязаемыми. Нам еще плохо понятны корни культуры яёй, т.е. образование тех нескольких основных элементов, сочетание которых между собой и с местными культурами создало энеолитические культуры Маньчжурии, Кореи, Японии. Одни учёные ищут прародину культуры яёй в Северном Лаосе и Вьетнаме или в Южном Китае (Groot, 1948, р. 27), другие — в Северной Азии, у народов тунгусского происхождения (Tsuboi, К, 1923). Бесспорно, в позднем неолите наиболее тесными узами Япония была связана с Маньчжурией и Кореей, о чём свидетельствует значительное сходство в памятниках культуры.

В Южной и Центральной Японии часто встречаются прямоугольные топоры, широко распространённые на полуострове Индокитай, на Малайском полуострове, Ликейских островах н Тайване (Нэдзу, 1943, стр. 349), по всему Китаю (Пэй Вэнь-чжун, 1954), в Восточной Монголии и в Маньчжурии (Ван У-пин,

(97/98)

1955), в Мирим и на других стоянках Кореи (То Ю Хо, 1955, стр. 47). Костяные топоры, имитирующие каменные образцы, найдены на острове Симушир на Курильском архипелаге, в Кавране на Камчатке (Leroi-Gourhan, 1946, p. 238).

Появление плечикового топора, служившего в качестве мотыги, свидетельствует о развитии земледелия. Самое непосредственное отношение к земледелию имели полулунные ножи, игравшие роль серпов. Они являются характернейшей принадлежностью китайских стоянок позднего Яншао (Ан Чжи-мин, 1955), в изобилии встречаются на стоянках Маньчжурии, в частности в западной части провинции Ляонин (Лю Цянь, 1955), и в Корее (Чон Пэк Ун, 1955) (рис. XVII, 4-6). В несколько более позднее время небольшие четырёхугольные в плане топоры, отшлифованные со всех четырёх сторон (рис. XVII, 11-12), овальные и тонкие шлифованные тесла с отверстием (рис. XXI, 1-3), топоры с желобком (рис. XII, 13), опоясывающим тело, в почти тождественных формах распространились повсеместно в Северном Китае (Инь Да, 1955), на полуострове Ляодун в районе Порт-Артура, в Маньчжурии (Torii, 1915), в ряде районов Кореи (То Ю Хо, 1955, стр. 46, 47) и в Японии на острове Кюсю. Тёсла-стамески с односторонней заточкой имеют ещё более широкое распространение: они встречаются не только в вышеуказанных районах, но и на Камчатке и на Сахалине (Leroi-Gourhan, 1946, p. 205). Топоры с плоской площадкой на обухе для лучшего прикрепления к топорищу, наоборот, выходя за пределы этого ареала, распространяются к югу на Тайвань, на Индокитайский полуостров и в Индонезию (Leroi-Gourhan, 1946, р. 212-214). Изготовленные из шифера и прекрасно отшлифованные наконечники копий и стрел и каменные кинжалы находят в Приамурье и в Приморье (Окладников, 1954, 1956).

Среди керамических изделий этого времени, как известно, значительное место занимают глиняные погребальные урны, в большом количестве обнаруженные на севере острова Кюсю. Они часто встречаются в энеолитических памятниках Южной Кореи (То Ю Хо, 1955) и в памятниках мезолитической культуры (рис. XXII, 17-19) далеко на юге — в Аннаме (Нэдзу, 1943, стр. 253).

Орнамент сосудов позднего неолита (этап Камэгаока), состоящий из сложных спиральных линий, переходящих в меандр, близок к узору керамики Яншао со стоянок Северного Китая (Пэй Вэнь-чжун, 1954, стр. 40-50). Керамика с острова Кюсю с тиснёным орнаментом (этапы Тодороки-Ата) находит себе аналогию среди сосудов с острова Чольён в Южной Корее (Явата, 1935, стр. 393). На севере Японии, на острове Хоккайдо, известны сосуды с выгравированным изображением медведя (или следов от его лап), аналогичные тем, которые обнаружены на Сахалине (Sugiyama, 1932). Что касается так называемой керамики яёй, то экземпляры из Японии и Кореи (и отчасти из Маньчжурии и из Приморья) имеют почти полное сходство (рис. XXII, 11-13).

В эпоху энеолита и бронзы влияние китайско-корейской культуры ощущалось в Японии ещё более сильно (Nakaya, 1932). Мы уже говорили о различных изделиях из камня (топоры всех видов, шиферные наконечники копий и стрел, кинжалы, украшения в виде бус различной формы), которые изготовлялись всё более искусно, по мере того как их значение в хозяйстве падало. Так же обстояло дело с керамикой. Однако появляется целая группа предметов невиданного ранее облика — это изделия из бронзы: наконечники копий и стрел, мечи и колокола. Такие же предметы обнаружены и в соседних странах: узкие и тонкие бронзовые мечи, наконечники копий в некоторых районах Северного Китая, в частности в уезде Хуйсянь в Пинъани (Хуйсянь..., 1956, стр. 55), в Датун у Хайчэна, в провинции Ляонин и во многих других пунктах Маньчжурии (Цюаньго, 1955), а также во многих погребениях этого этапа в Корее (Sansom, 1929, р. 17) (рис. XX, 2-5). На форме эфесов и рукояток некоторых мечей сказалось влияние южносибирского «звериного» стиля (Гото, 1941, стр. 193). Именно в это время на территории от полуострова Шаньдунь до острова Кюсю происходит усиленное строительство дольменов (Torii, 1946). Китайские ножевидные монеты и бронзовые зеркала впервые проникают в Корею и в Южную Японию (Takahashi, 1928, р. 2512; Sansom, 1929, р. 12, 13). Влияние китайской бронзовой культуры достигает даже отдалённых районов Тохоку, где из камня делают ножи в форме чжоусских ножевидных монет, а из глины — сосуды с тремя утолщениями на дне, имитирующими ножки китайского трипода. Изредка встречаются нефритовые украшения китайского типа: полукольца, пластинки и пр. (Кида, 1927).

В эпоху раннего железного века культурные связи Японии с окружающим миром, и особенно с Кореей и Китаем, ещё более крепнут. Их можно проследить на чрезвычайно обширном археологическом материале; на последнем этапе раннего железного века в Япо-

(98/99)

нии появляются уже письменные свидетельства существования военно-политического и дипломатическо-торгового контакта. Остановимся на некоторых основных сторонах культурного взаимодействия Японии с другими странами Востока в раннем железном веке.

Грандиозные курганные сооружения, столь характерные для Японии этого периода, распространены в Корее, в Маньчжурии, в Китае. В Корее известны почти все типы японских курганов: сферические — земляные и каменные, квадратные в основании, пирамидальные (рис. XXVI, 2-3), нет лишь квадратно-круглых курганов. Но ещё более знаменательно сходство во внутреннем устройстве курганов. Погребальная камера (или ряд камер с коридором), рубленная из дерева, часто встречается в курганах эпохи Накнана (Лолана) в Корее; реже она встречается и в Японии (И Ё Сон, 1955, а). Каменные камеры горизонтального типа, появившиеся в Японии на среднем и последнем этапах раннего железного века, обнаружены в уезде Хуйсянь (провинция Пинъюань) в Китае (Хуйсянь..., 1956, рис. 160), в Маньчжурии в районе Порт-Артура и в Ляодуне (Дунбэй, 1955, стр. 16). Они особенно характерны для курганов государства Когурё в Северной Корее (И Ё Сон, 1949) и государств Пякче и Силла на юге ее (Сайто, 1949, стр. 144; Гото, 1938, стр. 553) (рис. XXVIII, 3, 4).

Каменные саркофаги, столь часто встречающиеся в курганах Японии, найдены в Таншань (провинция Хэбэй) в Китае (Ань Чжи-мин, 1954), в Танхутун (у Ляояна), в Маньчжурии (Шэнь Синь, 1955), в Пуё в провинции Чхунчхон-намдо, у подножья гор Хвансам в провинции Пхёнан-намдо (Гото, 1938, стр. 542).

Сходство погребального инвентаря проявляется в не меньшей степени, особенно оно разительно между личными украшениями из курганов Южной Кореи (Силла) и из японских курганов. Хотя японские мастера не изготовляли таких замечательных изделий из золота, как знаменитые короны, серьги, пряжки из курганов Силла, но они делали подобные вещи из менее ценных металлов, явно подражая корейским образцам. Типы подвесок, локотных украшений, браслетов и частей лошадиной сбруи: удил, стремян — не отличаются даже по материалу и обнаруживают часто лишь с трудом улавливаемое различие. Японские железные мечи с кольцеобразной рукояткой, железные наконечники стрел аналогичны корейским, а что касается японской парадной керамики типа суэ (рис. XXVI, 8-9, 12-13; XXIX, 13-16), то она часто даже называется «керамикой обжига Силла» (И Ё Сон, 1955, стр. 81-95, табл. 6-11; Сайто, 1949, стр. 204-225). Такие предметы погребального инвентаря, как глиняные фигурки — ханива или бронзовые зеркала, более тесно связаны с китайской культурой.

Несмотря на то что многие археологи отрицают связь между ханива и китайскими глиняными фигурками («таоюн») из ханьских погребений, сходство между китайскими глиняными изображениями домиков из Сяотуна у Хайчэна (провинция Линей), из других провинций Китая и в том числе из южных — из Гуандуна, и аналогичными японскими изделиями значительно (Цюаньго, 1955, табл. 19, 43, 196, 197). Подобное же сходство можно заметить в глиняных изображениях людей, лошадей, всадников (Цюаньго, 1955, табл. 64, 65, 72).

Ханьские зеркала и некоторые зеркала эпохи шести династий либо проникли в Японию в готовом виде из Китая, либо изготовлены на месте, причем обычно форма, орнамент и сюжет китайских зеркал или целиком скопированы, или подвергнуты некоторому переосмыслению (Ван Ши-лунь, 1955; Гото, 1938, стр. 588-599).

Изучение изображений ханива, личных украшений, а также древнейших письменных источников позволяет установить много общих черт в одежде, жилищах, нравах и обычаях населения раннего железного века Японии и Китая (Takahashi, 1924).

Эта связь между Японией, с одной стороны, и Китаем и Кореей — с другой, стала многостороннее в конце раннего железного века, в так называемый «период Асука». Буддийская скульптура и архитектура Пякчё (одного из государств Южной Кореи) оказали сильнейшее влияние на храмовую архитектуру Японии. Планировка буддийского храма эпохи Пякчё в волости Куньви (Корея) и планировка храма «Четырёх небесных владык» в Японии чрезвычайно схожи (рис. XXVIII, 11, 12). Сходство прослеживается в декоративном оформлении этих храмов: в каменной резьбе, скульптуре, орнаменте на кирпиче и черепице (И Ё Сон, 1955, стр. 55-80, табл. 15-19; Сайто, 1949, стр. 245-249).

Наконец, хроники позволяют год за годом проследить оживлённый обмен посольствами, переселенцами, предметами роскоши и религиозной утварью (Ishida, 1928).

Помимо связей Японии с Кореей и Китаем в раннем железном веке, мы можем говорить о наличии связей с культурами юга и севера.

(99/100)

Мегалитическая культура Лаоса, каменные саркофаги, железные мечи с кольцеобразной ручкой и стеклянные бусы из различных районов полуострова Индокитай прочными нитями связаны с курганной культурой Японии (Нэдзу, 1943, стр. 158, 252, 297, 397). На основе лингвистического анализа в древнем японском языке можно выделить ряд слов (главным образом относящихся к морю, продуктам моря и пр.), ведущих своё происхождение от языков тихоокеанских народов (Tsuboi, 1926).

В это же время северные районы Японии (Хоккайдо и другие острова) входили в зону так называемой Охотской культуры, включавшую Камчатку, Курильские острова, Сахалин. Погребение в Эбэцу (Хоккайдо) по своему инвентарю обнаруживает сходство с культурными памятниками периода начала становления Охотской культуры (Явата, 1935, стр. 408). Сосуды с внутренними ушками — явное подражание железным образцам (рис. XXIX, 16-17) — найдены на самом Хоккайдо и на Южной Камчатке (Руденко, 1948, стр. 176), у села Промыслового и в других местах Южного Сахалина (Чубарова, 1955, стр. 12), на Курильских островах (Niioka, 1937, р. 76).

Подытоживая всё изложенное в этой главе, можно сказать, что на заре своей культурной истории Япония испытала значительное влияние мезолитических и ранненеолитических культур полуострова Индокитай и, вероятно, каких-то североазиатских культур. В развитом неолите связи с этими культурами ещё более окрепли, вполне определились связи с северным ареалом. В позднем неолите стало укрепляться взаимодействие с Китаем и с Кореей, которое с тех пор всё усиливалось и в эпоху раннего металла стало необычайно многосторонним. Оно уже не только определяло общий облик японской материальной культуры, но и проникло в сферу государственную, религиозную и др. Северные и южные связи хотя и были оттеснены на второй план, но полностью не прерывались.

наверх