Ст.А. Васильев [1]

Ананьинский звериный стиль.
Истоки, основные компоненты и развитие.

// Археологические вести. Вып. 11. СПб: 2004. С. 275-297.

См. файл на academia.edu.

Скифский звериный стиль как неотъемлемая часть культуры ранних кочевников, наряду с конским убором и вооружением определённых типов, формирует скифскую триаду. Наличие триады определяет круг культур скифского типа, распространённых в степи и лесостепи, предгорьях и горах, главным образом на территории России, Украины, Казахстана, Киргизии, Монголии и Северного Китая в VIII-III вв. до н.э. Множество культур на всей этой территории объединяет определённое родство, элементы которого проявляются либо внутри этого единства, либо у групп соседних культур, называемых иногда «провинциями» скифского мира. Среди них выделяют Северное (Степное) Причерноморье и Днепровскую Лесостепь, Северный Кавказ, Нижнее Поволжье и Южное Приуралье, Среднюю Азию, Казахстан, Минусинскую котловину, Саяно-Алтай, Туву, Монголию и Северный Китай. Эти очаги скифской культуры и скифского звериного стиля являлись своего рода генераторами идей и художественных образов, а также источниками распространения звериного стиля на соседние территории: Центральную Европу, Подонье, Волго-Камье, Восточный Урал и Западную Сибирь, Забайкалье, где пришлое искусство под влиянием местных традиций приобрело свои особенности и семантическую нагрузку. Причерноморский, северокавказский, донской, нижневолжский, южноуральский, казахстанский, минусинский (тагарский), алтайский варианты чётко различаются. Одни восходят к местным культурам эпохи бронзы (Южная Сибирь), другие являются привнесёнными (Северное Причерноморье, Северный Кавказ).

Распространение звериного стиля осуществлялось в значительной мере по крупным водным магистралям, таким как Волга, Кама, Иртыш, Обь и Енисей. Именно в бассейнах этих рек встречены многочисленные скифские украшения и местные подражания им. Из-за сходства ананьинских изделий в зверином стиле со скифскими их иногда объединяют одним общим понятием «ананьинский звериный стиль» и рассматривают как ранний этап пермского звериного стиля. [2] Истоки и природа этого явления не вполне ясны. С одной стороны, набор мотивов и сюжетов имеет явное скифское происхождение, с другой — отличная от скифских образцов стилистика многих из них и деревянная скульптура восточноевропейского и особенно зауральского неолита вынуждают нас с осторожностью относиться к таким суждениям и искать иные пути решения проблемы происхождения и развития ананьинского искусства.

В настоящее время известно более 500 ананьинских памятников, включая места случайных находок. Основная их масса распределена по всей территории Среднего Поволжья и Предуралья и бассейнов рек Вятки и Белой. Отдельные памятники встречаются и на соседних территориях. [3] Термин Волго-Камье — условный и изначально он подразумевал насыщенный раннеананьинскими памятниками район слияния Волги и Камы с прилегающими территориями. Постепенно это определение стало собирательным для бассейнов Волги и Камы и всей территории ананьинской культурно-исторической области (АКИО). Из-за отсутствия чёткого географического районирования данного региона, привязка осуществляется к бассейнам рек, а под термином Волго-Камье подразумевается территория Средней Волги и Камы с притоками, крупнейшими из которых являются Вятка, Ветлуга, Чусовая и Белая. В вопросах ананьинского культурно-исторического единства вместо термина «ананьинская культура» корректнее и правильнее использовать термин «ананьинская культурно-историческая область» (АКИО) по отношению к изучаемому историческому региону, поскольку его формирование связано с внутренней консолидацией маклашеевских, текстильных, лебяжских (и других постгаринских) популяций в лесной зоне Восточной Европы, а стержнем и движущей силой стало взаимодействие носителей постмаклашеевских и постлебяжских (шнуровых и гребенчато-шнуровых) древностей, в значительной степени обусловленное и активными миграционными процессами в раннем железном веке [4] (Кузьминых 2000: 104-112.).

Всего, включая места случайных находок, [5] учтено 320 зоо- и антропоморфных предметов из 71 памятника АКИО, составляющих 50-70% всех известных изображений в зверином стиле с территории

(275/276)

АКИО. [6] Из общего числа предметов 182 происходят из раскопок, 88 — из случайных находок, сборов и покупок, 12 — из кладов, обстоятельства обнаружения 37 предметов остались невыясненными. В состав рассматриваемого комплекса включены также изображения на предметах из случайных находок, имеющие аналогии среди памятников АКИО или других синхронных археологических культур и географически не выходящие за пределы АКИО. В нашем распоряжении нет предметов в зверином стиле из органических материалов (кроме кости): дерева, кожи и ткани, служивших, вероятно, основным материалом для большинства местных изображений.

Проанализированные находки и изображения распределены по функциональным категориям и четырём группам происхождения: 1) импорты, 2) копии с импортов, 3) подражания импортам, 4) местные. Для большинства изображений установлены датировка и ближайшие аналогии. В целом можно выделить два основных периода: VII-VI и V-III вв. до н.э. Большая часть находок приходится на V-III вв. до н.э., образуя две крупные группы: V-IV и IV-III вв. до н.э. Небольшая часть относится к VII-VI и VI-V вв. до н.э., и единичные находки выходят за пределы VII-III вв. до н.э. Деление на периоды условно, так как находки, попадающие в разные периоды, могут иметь перекрывающие друг друга даты.

VII-VI вв. до н.э. К наиболее раннему периоду относятся около сорока предметов, происходящих, главным образом, из раннеананьинских могильников и случайных находок на Средней Волге и Нижней Каме (рис. 1). Из них лишь одна костяная палочка со схематичными изображениями идущих друг за другом людей (напоминают бронзовых человечков-идолов из Ст. Ахмыловского могильника) и коней (?) происходит из слоя IX-VIII вв. до н.э. Черепашьего городища (рис. 21: 4). Кроме материалов Ст. Ахмыловского могильника, находки этого периода не образуют серий и больших скоплений на какой-то определённой территории и относительно равномерно распределены по всему течению Средней Волги и Нижней Камы. Несколько экземпляров происходят с Вятки и Средней и Верхней Камы.

Более четверти находок являются импортами из Казахстана, Северного Причерноморья и Кавказа. Доминирующее положение занимают украшения в виде налобных венчиков из фрагментов пластин бронзовых гравированных кавказских поясов с изображениями скачущих лошадей, собак, львов и рыб (рис. 21: 7, 9-12). Кроме того, встречаются единичные попытки подражаний кавказским аналогам (рис. 21: 8), а также случаи, когда фрагменты таких пластин использовались в качестве нашивных украшении костюмов (рис. 21: 6). Импорты из Казахстана и Причерноморья представлены единичными находками бронзовых ременных и нашивных бляшек и бронзовым зеркалом с изображениями хищных животных и птиц (рис. 21: 16, 21, 23; 22: 4, 7, 8).

Количество копий и подражаний привозным изделиям невелико и несёт на себе явный отпечаток влияния южных прототипов с Кавказа. Таковыми являются бронзовое навершие с головой животного на конце, бляха со свернувшимся хищником (не исключено, впрочем, их импортное происхождение) и накладка от налобного венчика (рис. 20: 10; 21: 5, 8).

Количество местных изделий гораздо больше (23 экз.) за счёт практически однотипных бронзовых фигурок-амулетов Ст. Ахмыловского могильника (рис. 20: 19-22). Отдельные находки в виде схематичных фигурок зверей и птиц, а также антропоморфные личины — местные сюжеты, бытующие в АКИО на протяжении всего периода её существования и получившие развитие в последующее время (рис. 21: 1-2). Для не подвергшихся влиянию скифского искусства местных изделий характерна максимальная лаконичность и простота изображений, граничащая со схематизмом и примитивизмом.

Из-за малочисленности выборки в выборе сюжетов и мотивов не прослеживается каких-то особенных предпочтений. В действительности, раннеананьинские изображения (мотивы и сюжеты) полноценно представлены лишь материалами полностью раскопанного Ст. Ахмыловского могильника, на основе которых выделяют серии налобных венчиков и антропоморфных фигурок, составляющих более половины всех известных нам раннеананьинских зоо- и антропоморфных украшений. Остальные мотивы и сюжеты представлены одной-двумя находками (рис. 20: 4; 21: 1, 24; 22: 14) и не образуют ни серий, ни стилистически или сюжетно близких групп.

Материалом для большинства предметов служила бронза разного качества. [7] Всего два предмета изготовлены из кости: зооморфный псалий с Буйского городища и палочка с Черепашьего городища. Нам не известны ни каменные, ни глиняные, ни тем более органические (кроме костяных) предметы с зоо-и антропоморфными украшениями этого времени.

VI-V вв. до н.э. Для периода VI-V вв. до н.э. известно около пятидесяти находок: в основном с поселений, из могильников, а также случайных. Географическое распределение находок показывает увеличение их концентрации на Средней и Нижней Каме, а также в устье Камы, на Белой и Вятке (рис. 2). Зоо- и антропоморфные украшения исчезают со Сред-

(276/277/278/279)

ней Волги: отсюда известны всего две случайные находки. Со второй половины VI в. до н.э. основная масса изображений в зверином стиле концентрируется в бассейне Средней и Нижней Камы и Вятки. Отчасти это связано с предполагаемым запустением средневолжского района с конца VI в. до н.э., причины которого пока во многом остаются неясными.

По богатству материала на первом месте стоит Ананьинский могильник. Оттуда происходят около двадцати зооморфных предметов, треть которых — привозные. Из известных нам памятников АКИО на протяжении VI-IV вв. до н.э. этот могильник остаётся самым богатым зооморфными украшениями, причём значительную часть этих вещей составляют скифские, савроматские и сибирские образцы, а также подражания им. Количество копий и местных изображений из могильника минимально (рис. 2; 3; 21: 14, 15; 22: 3, 5, 6). Других мест концентраций изображений в зверином стиле подобного масштаба в VI-V вв. до н.э. в Волго-Камье нет. Из Мурзихинского I (IV) могильника известно 6 зооморфных предметов, и все они — привозные (впрочем, один из них может считаться копией — рис. 22: 9). Остальные памятники представлены всего одной-двумя находками.

По сравнению с предыдущим периодом увеличивается количество привозных украшений скифского, савроматского и тагарского облика, судя по близким аналогиям (рис. 5; 20: 8). Некоторые изображения имеют аналогии во многих регионах скифского мира, поэтому точно указать, откуда конкретно они попали в Волго-Камье, затруднительно (рис. 20: 11; 22: 9). К VI-V вв. до н.э. относятся все зооморфные ананьинские чеканы, которые можно с уверенностью назвать особенностью ананьинского искусства. Вероятно, под влиянием мощных центров искусства звериного стиля, расположенных к юго-востоку и востоку от Волго-Камья, в Южной Сибири и Южном Приуралье, складывается традиция изготовления зооморфных чеканов с головкой хищной птицы под бойком и поясных крючков (рис. 19: 2-6, 10, 12). Причём чеканы и та часть крючков, которые имеют, предположительно, восточное происхождение, приобретают оригинальные формы, и при их изготовлении используются мотивы, отличающиеся от восточных прототипов (рис. 19: 12, 18). Чеканы производят довольно крупных размеров и, иногда, украшают декоративными элементами, неизвестными в других регионах (рис. 19: 1) (см. также: Збруева 1952: рис. XXII: 1). Помимо зооморфных чеканов и крючков как категорий предметов, имеющих изначально неананьинское происхождение, скифские мотивы также используются для украшения местных предметов, например костяных гребней с ананьинских поселений (рис. 20: 5, 6). Можно предположить, что костяные гребни существовали у ананьинцев и ранее. Таким образом, прослеживается процесс переноса скифских звериных мотивов и сюжетов на местные категории предметов (рис. 20: 3, 7).

Большая часть привозных вещей относится к конской упряжи. Преобладают сюжеты голов хищных птиц и пока немногочисленных фигур животных. По скифским образцам донского и, возможно, кавказского происхождения, иногда с минимальной переработкой отливают копии изделий с наиболее распространёнными сюжетами — свернувшегося в кольцо и прижавшегося к земле хищника, которые приобретают в это время большую популярность среди сюжетов скифского звериного стиля. Наряду с сюжетами, появляющимися в Волго-Камье ещё в предыдущий период и имеющими глубокие корни в местной среде (рис. 21: 19, 20), на памятниках АКИО обнаруживаются некоторые предметы, не имеющие близких стилистических аналогий в соседних культурах, и являющиеся, вероятно, произведениями местных мастеров (рис. 20: 12; 21: 18). Большой процент составляют зооморфные предметы, выполненные «по мотивам» или в подражание скифским образцам. Прежде всего, это относится к чеканам, концентрирующимся в восточной части АКИО (рис. 19: 1-6), а также к крючкам и костяным псалиям (рис. 19: 12; 22: 13). Местные экземпляры представлены небольшим количеством разнородных находок, на основе которых трудно выделить какую-то определённую тенденцию. Можно отметить, что продолжает бытовать мотив человека, в том числе личина как художественный мотив, а также сюжет летящей птицы. Остальные находки можно охарактеризовать как предметы, при изготовлении которых использовалась сама идея анималистического мотива в качестве декора предмета. Подобное явление трудно увязать с влиянием какого-то конкретного искусства или стиля и, скорее всего, данные предметы являются самостоятельными творческими разработками ананьинцев (рис. 19: 1; 20: 3, 7, 12).

Из-за большого количества привозных бронзовых изделий и чеканов — ведущей категории предметов этого периода — можно сказать, что основным материалом служила бронза различных сплавов, а также кость, из которой изготовлены местные гребни и псалии. Из камня выполнены всего два предмета — плиты из Ананьинского могильника с изображениями человека (рис. 21: 17, 18).

VI-IV вв. до н.э. Достаточно сложно определить чёткую границу между этим и предыдущим периодом, и их следует рассматривать, скорее, как процесс непрерывного развития, в котором на протяжении V в. до н.э. происходят изменения, связанные с исчезновением одних категорий предметов и появлением других, а также увеличением количества местных оригинальных изделий, мотивов и сюжетов.

К VI-IV вв. относятся более девяноста находок (рис. 3). Сюда вошли группы предметов, датированных в широких пределах VI-IV и V-IV вв. до н.э., большая часть которых происходит с поселений Средней и Нижней Камы, Вятки и из Ананьинского могильника. Отдельные экземпляры известны из других могильников Нижней Камы, случайных находок в Среднем Поволжье, на Средней и Нижней Каме, в том числе — кладов. При этом наибольшее число находок, как и прежде, происходит из Ананьинского могильника, а также с двух «костеносных» горо-

(279/280/281)

дищ — Пижемского и Буйского. Остальные памятники насчитывают от 1 до 5 предметов. По сравнению с предыдущим периодом, возрастает количество материала на вятских памятниках, главным образом за счёт большого числа изделий из кости.

Среди изделий в зверином стиле по-прежнему встречается много предметов скифского, савроматского и сибирского происхождения. Это, в основном, детали конской упряжи в виде голов грифонов и животных, оружие с фигурами животных и головами грифонов на рукоятях и поясные крючки. Из Подонья заимствуют новый тип зооморфных поясных крючков, в большом количестве встречающихся на ананьинских поселениях Вятки и в могильниках Нижней Камы (рис. 19: 11, 13-16, 19, 21, 22). Вообще, в этот период значительно возрастает процент предметов, выполненных «по мотивам» или «в подражание» скифским образцам, количество же копий минимально. Среди таких подражаний можно назвать бляшки в виде фигур животных: летящего лося и стоящего козла, припавшего к земле хищника и летящей птицы (рис. 19: 20; 21: 13; 22: 10). Причём изготавливают как заимствованные и несколько переработанные категории вещей (поясные крючки, бляшки с фигурками копытных, металлические рукояти ножей), так и местные, украшенные заимствованными сюжетами (костяные гребни, рукояти мечей, ножей, наконечники ножен). На примере зооморфных крючков мы можем наиболее полно представить себе процесс и механизм заимствования и переработки как категории, так и сюжета: схема «голова грифона на одном конце» + «одиночная или двойная голова волкообразного хищника на другом» на бронзовом крючке постепенно превращается в схему «голова грифона или какого-нибудь животного на одном конце» + (всего один раз) «голова (фигура?) животного на другом конце» на костяном крючке (рис. 10: 1-4, 8, 9).

Примерно в V в. до н.э. появляются и получают большое распространение, особенно на вятских памятниках, костяные рукояти ножей, украшенные головами животных на конце (рис. 20: 13-18). Фактически они доминируют среди местных зооморфных изделий. Их стилистическое, сюжетное и идейное единство вместе с разнообразием форм и обнаружен-

(281/282)

ными заготовками не оставляют сомнения в наличии локального производства, учитывая, что кость является традиционным и одним из основных сырьевых материалов для Волго-Камья и всей лесной полосы Евразии. Появляются пряслица с изображением свернувшегося в кольцо хищника.

Количество мотивов невелико. Можно выделить все тот же мотив хищной птицы-грифона, мотив хищника (кошачьего, волко- и медведеобразного, а также неопределённого) и мотив копытного (лося и неопределённого). Доминирующими сюжетами являются головы хищников, копытных и хищных птиц-грифонов как на отдельных бляшках, так и в составе более сложных композиций (крючки), или же как украшение части предмета (окончания рукоятей). Целые фигурки животных и птиц встречаются всего в 13 случаях в виде отдельных бляшек, в составе композиций или как украшение части предмета.

Все импортные изделия и их копии изготовлены из различных сплавов бронзы. Количество бронзовых и костяных предметов, выполненных в подражание привозным образцам, примерно одинаково, при этом всего один крючок изготовлен из железа. Подавляющее же большинство местных изделий сделано из кости.

(282/283)

V-III вв. до н.э. На завершающий этап [8] развития ананьинского искусства звериного стиля приходится основная масса находок — 109, что несколько превышает количество предметов предыдущего периода. Находки этого времени по-прежнему образуют скопления в районе Средней и Нижней Камы, на Вятке их количество уменьшается. Отдельные яркие экземпляры встречаются в очень отдалённых от Волго-Камья северных районах: Пинега, Печора и на р. Белой, что следует связывать с распространением ананьинского влияния на эти территории или ананьинским экспортом (рис. 4) (Васильев 2001: 36). На Средней Волге зооморфные украшения этого периода не встречаются, не считая крючка из Чурачикского кургана (рис. 19: 17), погребения которого не связаны с АКИО. [9]

Подавляющее большинство зооморфных украшений происходит с ананьинских поселений (особо стоит отметить Гремячанское, Пижемское и Конецгорское) и только некоторые — из погребальных памятников, случайных находок и кладов (Скородумский). В среднем, число находок из одного памятника, кроме вышеупомянутых, не превышает 5 экземпляров.

Импортов и копий очень мало — всего 4 экземпляра, но заметно возрастает количество подражаний и местных изделий (32 и 84 экз. соответственно) за счёт больших серий каменных зооморфных пряслиц, костяных псалий и глиняных антропоморфных фигурок с вятских и камских городищ. К этому же времени относятся знаменитые ананьинские секиры — шедевры ананьинских мастеров. Кроме того, встречаются отдельные бляшки и подвески, имеющие в своей основе как мотивы и сюжеты скифского звериного стиля, так и местные оригинальные (рис. 20: 1, 2, 9; 21: 3, 22; 22: 1, 2, 11, 12).

На общем фоне находок прослеживается тенденция в оформлении некоторых категорий предметов определёнными мотивами и сюжетами, а также их географическом распространении. Так, вятские пряслица преимущественно украшались головами или фигурами волкообразных хищников, а сюжет свернувшегося в кольцо хищника на каменных прясли-

(283/284/285/286)

цах встречается на Вятке чаще, чем на всех металлических бляшках Волго-Камья (рис. 19: 7-9). Костяные псалии из среднекамских поселений украшались головой медведя, часто очень схематичной; глиняные фигурки — все антропоморфные, очень примитивны, независимо от наличия орнамента.

Наиболее распространёнными в V-III вв. до н.э. являются мотивы грифона, медведя и волка. Сочетания различных персонажей (волк и грифон) наглядно демонстрируют ананьинские секиры. Встречаются также отдельные изображения животных неопределённого вида, лошади, человеческих ног и лап животных (рис. 21: 3; 22: 1, 2). Кроме того, известны две бронзовые бляшки явно местного производства в виде насекомых — клеща и стрекозы, истоки и появление которых пока не поддаются объяснению. Они очень нехарактерны для искусства АКИО (рис. 22: 11, 12).

В качестве материала для изготовления пряслиц и антропоморфных фигурок впервые активно используются камень и глина. Число бронзовых, каменных, глиняных и костяных изделий примерно одинаково. Железных предметов известно всего два.

Подражания и часть местных изделий данного периода уже сформировались, при этом связь подражаний со своими скифскими прототипами не выглядит непосредственной, демонстрируя полное своеобразие в трактовке. Чётко выделяются этапы переработки сюжетов и некоторых категорий предметов к нуждам местного населения. Это проявляется в характере композиций, в стилистике изображений, в манере передачи и сочетании персонажей и категорий украшаемых предметов (например, ананьинские секиры, см. также рис. 20: 13-18). Необходимо отметить, что с IV в. до н.э. или даже более раннего времени в северных районах АКИО начинает формироваться новое художественное направление, характеризующееся использованием одинаковых стилистических приёмов, элементов декора и форм («перевитая косичка», ряды круглых или квадратных жемчужин, полые фигурки) для разных категорий украшаемых предметов. Близкие стилистические и сюжетные аналогии этим приёмам имеются в металлической пластике позднеананьинских печорских и усть-полуйских памятников Зауралья (рис. 14: 6, 7, 12; 15: 1, 4, 5). В I тыс. данные приёмы становятся характерными чертами нового формирующегося художественного стиля в Среднем Прикамье, вобрав в себя скифские и зауральские сюжеты и урало-сибирскую стилистику изображений (см., например, — Оборин, Чагин 1988: рис. 1, 13, 1, 17, 22, 25-27 и др.).

Если рассматривать только копии, подражания и местные предметы, изготовленные на территории Волго-Камья, то наиболее многочисленные и представительные серии ананьинских зооморфных украшений (рукояти кинжалов и мечей, чеканы, крючки, пряслица, бляшки) продемонстрируют более или менее близкую стилистическую или сюжетную аналогию скифским изображениям из различных «провинций» скифского мира (рис. 5-18). Это означает, что они формировались под влиянием внешней художественной традиции, в первую очередь, скифского звериного стиля в самом широком его понимании. Причём, можно утверждать, что некоторые серии ананьинских предметов, в свою очередь, являются результатом формирования уже собственных локальных направлений на основе скифской художественной традиции (костяные рукояти ножей, парадные секиры). Все эти вещи всегда характеризуются наличием подчёркнутых, ярко выраженных звериных мотивов (включая грифона), где особое место занимает звериный образ и его тщательная художественная передача. Вместе с тем, параллельно существует пласт очень схематичных, нередко даже примитивных с точки зрения художественного образа, изделий, выполнявших знаковую, амулетную функцию: бронзовые и глиняные антропоморфные фигурки, бляшки-личины и схематичные фигурки животных и летящих птиц, подвески в виде человеческих ног. [10] Следовательно, если говорить об истоках ананьинского звериного стиля, подразумевая при этом искусство

(286/287)

ананьинского населения Волго-Камья в целом, то необходимо признать, что наиболее яркая в художественном отношении его часть сформировалась при непосредственном влиянии скифского искусства.

Заключение. Таким образом, на территории АКИО выделяются несколько районов с наибольшей концентрацией находок в зверином стиле: Средняя Кама, Нижняя Кама, Вятка и Средняя Волга, откуда происходят разные в стилистическом, художественном и хронологическом плане находки с разными истоками, а также разные категории предметов без единого и непрерывного развития форм и художественного оформления. К наиболее ранним предметам в зверином стиле из Волго-Камья относятся немногочисленные отдельные импортные изделия, поступившие из различных областей Кавказа и скифского мира, которые не оказали существенного влияния на местное искусство. Позднее, по мере активизации связей ананьинского населения со скифским миром, с VI в. до н.э. происходит заимствование некоторых категорий и форм зооморфных предметов, характерных в одних случаях для западных районов скифского мира, в других — для восточных. В дальнейшем, — также под влиянием скифского искусства — опосредованно, через приграничную со скифским миром территорию, начинается процесс разработки местных категорий предметов с собственными художественными приёмами. Именно к этому времени относятся вятские костяные рукояти ножей, а также самые яркие ананьинские шедевры — парадные секиры, заключающие в себе глубокий религиозно-философский смысл и демонстрирующие высокий художественный уровень ананьинцев.

На раннем этапе развития ананьинского искусства звериного стиля (VII-VI вв. до н.э.) половину материала составляют отдельные яркие, высокохудожественные привозные изделия с изображениями хищных птиц и животных в динамических позах с Кавказа и Закавказья, Северного Причерноморья и Казахстана, а также немногие местные копии и подражания им. Не совсем понятен сам процесс появления подобного рода изделий в АКИО. Многие из них в родной среде являлись частью более крупных предметов или серий однотипных предметов: бляшек от поясов, конской упряжи, украшений костюма или оружия. Зооморфные пластины от кавказских поясов могли попадать на Среднюю Волгу уже в повреждённом виде среди мощного потока импорта кавказских изделий. Уже на Средней Волге, видимо, из сохранившихся фрагментов вырезали украшения, адаптируя их таким образом к местным формам. Очевидно, что остальные предметы также попадали в АКИО в виде отдельных находок. В отрыве от первоначального контекста они представляли ценность, прежде всего, с точки зрения художественного исполнения индивидуального изделия, не оказывая при этом значительного влияния на местное искусство.

В качестве местного ананьинского компонента мы можем выделить существование традиции изготовления очень простых бронзовых предметов знаково-понятийного характера, наиболее полно представленных в материалах Ст. Ахмыловского могильника на Средней Волге. В первую очередь, это — антропоморфные фигурки-идольчики и личины, выполнявшие функции неких амулетов. В изменённом виде такая традиция вновь появляется в гляденовское время на Средней Каме и получает развитие в I тыс. н.э. Судя по материалам, это следует связывать, скорее всего, с заимствованием из-за Урала.

Для периода VI-IV вв. до н.э. можно отметить большое количество отдельных бронзовых ременных бляшек западного и восточного происхождения в виде

(287/288)

голов, когтей и лап животных и грифонов, а также ряд других изделий скифского, савроматского и тагарского облика, под влиянием которых местные мастера начинают изготавливать вещи по образцам привозных, сохраняя при этом основную идею. Наиболее сильным в VI — начале V в. до н.э. является восточный вектор влияния скифского звериного стиля на местное искусство. Это выразилось, прежде всего, в заимствовании и распространении бронзовых зооморфных чеканов как категории предметов в восточных районах Волго-Камья. Такие чеканы превратились у ананьинцев в символ, связанный с определённым социальным положением и властью в обществе. Можно также отметить, что с востока заимствуются и адаптируются к местной среде как категория предметов поясные зооморфные крючки, толчком к распространению которых с V в. до н.э. послужили импортные зооморфные крючки другой конструкции со Среднего Дона. Под воздействием скифского звериного стиля некоторые наиболее распространённые скифские сюжеты, например летящий олень, переносятся на местные категории вещей (гребни, пряслица, рукояти ножей), указывая на определённые изменения в сознании местного населения. Даже некоторые собственно ананьинские изделия демонстрируют опосредованное влияние скифского искусства, что особенно заметно на костяных крючках и рукоятях ножей из вятских памятников. Они представляют последний этап заимствования и разработки скифских прототипов, и, вероятнее всего, образцами для них послужили уже не скифские оригиналы, а не дошедшие до нас переходные формы, что, прежде всего, относится к костяным рукоятям ножей. Наибольшей концентрацией находок в зверином стиле этого времени характеризуются памятники Нижней Камы и Вятки. Лидирующее положение на Нижней Каме занимает Ананьинский могильник, где среди находок преобладают привозные изделия из разных регионов скифского мира и подражания им. Материалы вятских памятников не содержат импортов и представляют уже местное развитие или опосредованное проникновение скифской художественной традиции с юга через нижнекамские памятники.

В позднеананьинское время процесс переработки многих скифских сюжетов и композиций достигает своего апогея. Это хорошо видно на примере бронзовых бляшек и вятских каменных пряслиц с изображениями животных, а также гребневидных привесок с головами грифонов. Импортных изделий и копий очень мало. Помимо прямого переноса скифских сюжетов на местные изделия ананьинцы используют и отдельные скифские художественные приёмы для украшения собственных категорий предметов, причем стилистика и композиции в ряде случаев существенно отличаются от скифских (бронзовые ананьинские секиры и рукоять ножа (рис. 14: 6) из Шиховского могильника). Параллельно с обширным пластом изображений «скифского облика» в Волго-Камье существует и местный оригинальный пласт, представлен-

(288/289)

ный глиняной антропоморфной скульптурой и костяными псалиями с головами медведей на концах. Если вопрос о происхождении костяных псалий конецгорского типа остаётся открытым, то глиняные фигурки можно с уверенностью отнести к особенным формам искусства племён лесной полосы Урала и Сибири, связанного с местными идеологическими воззрениями, имеющими глубокие корни в нео- энеолитической эпохе.

В некоторых случаях удается определить происхождение не только предметов, но и самих категорий художественных изделий АКИО. Например, зооморфные чеканы, крючки, рукояти мечей/кинжалов и навершия можно вполне уверенно отнести к заимствованиям, причём образцами для ананьинских чеканов и рукоятей кинжалов послужили западно- или южносибирские образцы, а для крючков — донские и южноуральские (рис. 10). Такие категории вещей как гребни, ложки, кочедыки, лопатки, налобные венчики, пряслица, антропоморфные фигурки, рукояти ножей, секиры вполне могут считаться местными или общими для народов лесной полосы Евразии. Однако скифские художественные приёмы и стилистика многих образов на них как раз и отражают процесс интенсивного влияния скифского звериного стиля на местное искусство (пряслица, рукояти ножей, гребни, секиры, некоторые ножны и т.д.). Это говорит о том, что отдельные категории предметов были целиком заимствованы извне и получили дальнейшее развитие у ананьинцев, а многие местные — развивались под влиянием искусства различных регионов скифского мира, перенимая сюжеты, приёмы и формы (рис. 8: 2-5; 11; 17: 1-5).

Зачастую используемые мотивы и сюжеты (исключая изображения на импортах) также являются заимствованиями. Мотив хищной птицы-грифона появляется в Волго-Камье в конце VI в. до н.э. вместе с чеканами и рукоятями кинжалов с головами

(289/290/291/292/293/294)

грифонов. Позднее головами грифонов стали украшать гребни, секиры, крючки. Мотив кошачьего хищника также можно рассматривать как заимствование, хотя он и не получил распространения в АКИО (всего четыре находки). До сих пор не совсем понятно, считать ли истоком происхождения мотива волкообразного хищника в зверином стиле территорию АКИО или более южные районы лесостепи. Однако все его изображения с территории Волго-Камья, несмотря на локальную специфику в трактовке, исполнены в духе традиций скифского звериного стиля (отдельные и сдвоенные головы волков на концах предметов, свернувшийся в кольцо или опустивший голову волкообразный хищник). Фигуры лосей с подогнутыми ногами на гребнях и бляшках — прямое подражание скифскому летящему оленю, но в местной интерпретации. Обилие металлических фигурок летящих птиц с распростёртыми крыльями в синхронных культурах Зауралья и Западной Сибири позволяет предположить, что и этот мотив также был привнесён в Волго-Камье извне. К несомненно местным мотивам относятся мотив человека (отдельные фигурки и личины) и медведя (хотя сюжеты с изображениями медведей или копируют скифские образцы или являются их развитием). Таким образом, наиболее яркие в художественном отношении мотивы, а в особенности сюжеты, представляют собой реплики скифских и сибирских

(294/295)

образцов или являются результатом их локального развития.

В этой связи интересно сопоставить процесс развития ананьинского искусства с основными этапами скифского культурогенеза. На раннем этапе, когда скифская культура в своём особенном виде полностью ещё не сложилась на всём евразийском пространстве, преобладает роль Северного Кавказа и через него Закавказья — наиболее сильных центров с устойчивыми культурными традициями. Это прослеживается не только по материалам ананьинского искусства, но и по большому количеству других кавказских импортов. В период скифской классики, когда формируются основные региональные центры скифской культуры (Южная Сибирь, Южное Приуралье и Нижнее Поволжье, собственно Скифия и др.), в разных областях АКИО под воздействием традиций этих центров начинается процесс восприятия иноземных художественных приёмов. Интенсивный процесс культурного взаимодействия с передовыми для того времени племенными образованиями Евразии привёл к выработке и формированию лишь в отдельных районах АКИО собственных способов оформления художественных изделий на основе скифских образцов. Таким образом, на протяжении всего своего развития ананьинское искусство подвергалось постоянному воздействию традиций наиболее сильных скифских художественных центров, но формирование общего для всего Волго-Камья художественного стиля так и не произошло.

Не совсем ясной остается роль ананьинского звериного стиля, точнее, его отдельных художественных компонентов в сложении пермского звериного стиля. Нам известны серии позднеананьинских находок из северных районов АКИО, по стилю напоминающие прикамские полые фигурки птиц и зверей I тыс. н.э., но гораздо больше «идеологически» и стилистически близких прототипов они находят в искусстве зауральских племён (усть-полуйская, иткульская и кулайская культуры), к тому же значителен хронологический разрыв между позднеананьинскими изделиями и прикамскими полыми бляшками. В связи с этим остаётся открытым вопрос об ананьинском наследии в пермском зверином стиле и взаимодействии лесо-таёжных и степных культур в Волго-Камском регионе в эпоху раннего железного века.

Васильев, Ст.А. 2001. Ананьинские зооморфные чеканы: оружие или символ? // Вестник молодых учёных. Исторические науки 1: 30-37. Санкт-Петербург: Издательство Санкт-Петербургского государственного университета.

Географический ... словарь. 1989. Географический энциклопедический словарь. Москва: Наука.

Голубева, Л.А. 1979. Зооморфные украшения финно-угров // Свод археологических источников Е1-59. Москва: Наука.

Збруева, А.В. 1952. История населения Прикамья в ананьинскую эпоху // Материалы и исследования по археологии СССР 30. Москва: Наука.

Корепанов, К.И. 1980. Звериный стиль в искусстве племён Среднего Поволжья и Прикамья в VII-III вв. до н.э. Рукопись дисс. ... канд. ист. наук.

Кузьминых, С.В. 2000. Археологическое изучение ананьинского мира в XX веке: основные достижения и проблемы // Российская археология: достижения XX и перспективы XXI вв.: 104-112. Ижевск: Издательство Удмуртского университета.

Оборин, В.А., Г.Н. Чагин. 1988. Чудские древности Рифея. Пермский звериный стиль. Пермь: Пермское книжное издательство.

Anan’ino animal style.

The origins, basic components and development.   ^

St.A. Vasil’ev

In the territory of the Anan’ino cultural and historical community (ACHC) there are several regions where finds of objects in the animal style are the most abundant: the middle and lower Kama, Vyatka, and Middle Volga rivers. There, various objects have been found differing in their art style and type, chronology, origins and category, and demonstrating no single and continuous evolution either in the form or artistic execution.

At the early stage of the formation of the Anan’ino animal style (7^th-6^th cen. B.C.), half of the material is constituted by expressive and highly artistic representations of birds and beasts of prey in dynamic postures on single imports from Caucasus and trans-Caucasus, northern Black Sea area and Kazakhstan, along with rare local copies and imitations. The process itself of the appearance of such objects in the ACHC is still obscure. In their native milieu, many of them were parts of some larger objects or series of articles of the same type: belt plaques, horse harness, adornments of wearing apparel, or weapons. The zoomorphic plates from Caucasian belts may have come already damaged to the Middle Volga among the rich flow of Caucasian imports. It seems that it is in the Middle Volga, that adornments were cut from the preserved fragments and in this way adapted to the local forms. There is little doubt that the other objects also came to ACHC as single imports. Taken out of their original context they were evaluated in terms of their artistic execution as individual pieces, influencing the local art only inconsiderably.

As a local Anan’ino component, we may single out the tradition of manufacturing very simple bronze objects

(296/297)

of a symbolic-conceptual character, which are represented most completely among the finds from the Starshy Akhmyl cemetery in the Middle Volga. Mainly; these are anthropomorphic figurines or small idols and faces which served as a kind of amulets. In a transformed variety this tradition reappeared during the Glyadenovo period and was advanced in the 1^st mil. A.D. in the Middle Kama. Judging by the material, it was probably borrowed from beyond the Urals.

For the period of the 6^th-4^th cen. B.C. we may note numerous separate bronze belt plaques of western and eastern origins in the form of heads, talons and paws of beasts and griffons, as well as a number of other objects of Scythian, Sauromatian or Tagar appearance, under the influence of which, local masters started manufacture of imitations, preserving at the same time their own principal idea. In the 6^th and beginning of the 5^th cen. B.C., the eastern vector of the influence of the Scythian animal style on local arts was the strongest. This was expressed first and foremost in borrowing and spreading of bronze zoomorphic chekans (battleaxes) in the eastern parts of the Volga and Kama region. Among the Anan’ino population, such chekans became a symbol linked with a certain social position and power. We should mention that such category as zoomorphic hooks was also borrowed from the east and adapted to the local population. The spread of the hooks began in the 5^th cen. B.C., initiated by zoomorphic hooks of another construction from the middle Don. Under the influence of the Scythian animal style, some of the most widespread Scythian subject matters, e.g. the flying deer, were transferred onto local categories of objects (combs, spindlewhorls, knife-handles) indicating certain changes in the concepts of the population. Even some of the purely Anan’ino artefacts demonstrate indirect influence of the Scythian art, as is well expressed in bone hooks and knife-handles from Vyatka sites. These represent the last stage of the borrowing and reworking of Scythian prototypes, and probably, already some transitional shapes which have not survived, rather than any Scythian originals, were the examples. The above is especially true of the bone knife-handles. The greatest concentration of finds in animal style is characteristic of the sites in the lower Kama and Vyatka. In the lower Kama, the leading is the cemetery of Anan’ino where imports from various regions of the Scythian world and their imitations predominate among the finds. The material from the Vyatka includes no imports and represents already local evolution or indirect penetration of the Scythian artistic tradition from the south via sites of the lower Kama.

In the late Anan’ino period the process of reworking of many Scythian motifs and compositions reached its apogee as is well demonstrated by bronze plaques and Vyatka stone spindle-whorls with animal representations, and comb-like pendants with griffon heads. Imported objects and copies are very uncommon. Along with direct transference of Scythian subject matters onto local manufactures, bearers of the Anan’ino culture employ also certain Scythian artistic techniques for decoration of their own categories of goods, the stylistics and compositions in many cases differing essentially from the Scythian ones (bronze Anan’ino pole-axes and the knife-handle from the burial ground of Shikhovskiy). Parallel with the numerous representations of ‘Scythian appearance’ in the Volga and Kama there exists also an original local series comprising ceramic anthropomorphic sculpture and bone cheek-pieces with bear heads at the ends. Whereas the origins of the bone cheek-pieces of the Konetsgorsky type are still disputable, the clay figurines may be assigned reliably to special forms of the art of the Uralian and Siberian forest zone which were connected with local ideological concepts rooted deep in the Neolithic and Eneolithic epochs.

In some cases it has been possible to establish the origin not only of individual artefacts but of entire categories of decorated objects from ACHC. For instance, the zoomorphic chekans, hooks, hilts of swords/daggers and staff tops undoubtedly were borrowings, Anan’ino chekans and dagger hilts having been derived from west- or south-Siberian prototypes, whereas the hooks - from the Don and southern Urals. Such categories as combs, spoons, kochedyks (tools for weaving), shovels, headdress pendants, spindle-whorls, anthropomorphic figurines, knife-handles, and pole-axes may be justifiably considered either as local or common for all peoples of the forest zone of Eurasia. However, Scythian artistic techniques and the styles of many representations on them reflect exactly the intensive influence of the Scythian animal style on local arts (spindle-whorls, knife-handles, combs, pole-axes, some scabbards etc.). This fact suggests that many categories of objects were completely borrowed from outside and further reworked by the Anan’ino population, whereas many local ones developed under the influence of the art of various regions of the Scythian world, taking over from there subject matters, techniques and forms.

Often, the motifs and subject matters (except for representations on imports) also were borrowed. The motif of a predacious bird-griffon appears in the Volga and Kama area in the end of the 6^th cen. B.C. simultaneously with chekans and dagger-hilts with griffon heads. Later, heads of griffons were used to decorate combs, pole-axes and hooks. The motif of a feline beast of prey also may be considered as a borrowing, though it did not become very common in ACHC (only four finds). It is still not quite clear whether it was the territory of ACHC or that of the more southern regions of the forest-steppe that gave birth to the motif of a wolf-like predator in the animal style. However, all its representations from the Volga and Kama, notwithstanding their local specifics of treatment, are executed in the spirit of traditions of the Scythian animal style (single and double wolf heads at the ends of some objects and a wolf-like beast of prey curled into a ring or with its head lowered down). The elks’ figures with flexed feet on combs and plaques are direct imitations, albeit in their local interpretation, of the Scythian flying deer. The abundance of metal figurines of flying birds with extended wings in the synchronous cultures of the trans-Urals and Western Siberia suggests that this motif also came to the Volga and Kama from outside. The undoubtedly local motifs include those of a human (single figurines and faces) and bear (though the subjects with

(296/297)

representations of bears are either copies or reworks of some Scythian examples). Thus, the most expressive artistically motifs are replications of Scythian and Siberian examples or resulted from their local evolution.

In this connection, it is of interest to compare the process of evolution of the Anan’ino art with the main stages of the Scythian cultural genesis. At the earliest stage, when the Scythian culture had not yet been established in its peculiar form throughout entire Eurasia, the influences of the northern Caucasus and, via the latter, trans-Caucasus were predominant as those of the most powerful centres with stable cultural traditions. This is suggested not only by the Anan’ino art but also by numerous other Caucasian imports. During the period of Scythian classics, when the major regional centres of Scythian culture were formed (southern Siberia, southern Ural and lower Volga areas, Scythia proper, etc.), under the influence of traditions of those centres, the process of adoption of foreign artistic manners began in different regions of ACHC. The cultural interaction with advanced in their time tribal formations of Eurasia, only in some separate regions of ACHC led to the development of their own techniques of designing objects after Scythian artistic examples. Thus, during the entire course of its development, the Anan’ino art was influenced continuously by traditions of the most powerful Scythian centres of art, however no art style common for the entire area of the Volga and Kama has been formed here.

[1] Россия. 191186. Санкт-Петербург. Дворцовая наб., 18. Институт истории материальной культуры РАН. Группа археологического мониторинга.

[2] Подробнее историографию вопроса см.: Васильев Ст.А. История изучения искусства ананьинской культуры // Вестник СПбГУ. Сер. 2 СПб., №4, 2000.

[3] Среднее Поволжье состоит из правобережного Приволжья и левобережного Заволжья и вместе с Нижним и Верхним Поволжьем образует собственно Поволжье. Предуралье — территория, прилегающая к западному склону Урала в бассейне Печоры и Камы, окраинная часть Восточно-Европейской равнины. Наряду с Полярным, Приполярным, Северным, Средним, Южным Уралом и Зауральем входит в состав собственно Урала. Подробнее о районировании см.: Географический ... словарь 1989: 170, 177, 376, 379, 383, 385, 452, 505, 574.

[4] В более ранних работах предлагался термин «ананьинская культурно-историческая общность» (АКИО).

[5] Это не так много. Например, у Л.А. Голубевой было учтено 976 зооморфных украшений VI-XIV вв. (см. Голубева 1979: 9).

[6] К.И. Корепанов сообщает о 1598 (!) учтённых изображениях. Однако даже при беглом ознакомлении с работой выяснилось, что более половины изображений составляют не относящиеся к АКИО изделия караабызской культуры бассейна р. Белой и поздние материалы Гляденовского костища. Кроме того, изображения одного и того же предмета из разных публикаций толковались как серия однотипных предметов. Неточность и схематичность рисунков с дорисовкой несуществующих деталей стали причиной неправильного толкования изображений, что, в свою очередь, привело к появлению несуществующих сюжетов и персонажей (см. Корепанов 1980: рис. 18: 1, 2, 4 — бронзовый чекан с головой кабана из г. Елабуги; рис. 28: 3, 4 — костяная пластинка с изображением медвежонка с Аргыжского городища и др.).

[7] Например, два кочедыка из Ст. Ахмыловского могильника — металл ВУ (волго-уральская группа), кинжал из Акозинского могильника — металл ВК (волго-камская группа по С.В. Кузьминых 1983).

[8] Граница между последними двумя периодами обусловлена теми же факторами, которые были обозначены выше для двух предыдущих периодов.

[9] С.В. Кузьминых предполагает, что это мигранты из района Среднего Подонья (устное сообщение).

[10] Вероятнее всего эти предметы связаны с так называемым «таёжным ананьиным».

[ Иллюстрации ]   ^

наверх