Э.Б. Вадецкая

Маски из таштыкских склепов.

Некоторые аспекты технологии и семантики.

// Сибирь в панораме тысячелетий (Материалы международного симпозиума). Том 1. Новосибирск: ИАЭт СО РАН. 1998. С. 98-106.

Первые маски (около 30 шт.) найдены А.В. Адриановым в 1883 г. в таштыкском склепе, на Тагарском острове, у г. Минусинска [Адрианов, 1884, с. 249-251; 1886, с. 38-45]. Изображения двух из них были опубликованы в атласе Минусинских древностей [Клеменц, 1886, т. XX, 1-2]. В 1887 г. по просьбе председателя Московского археологического общества графини П.С. Уваровой несколько масок выставлялось в Ярославле на Археологическом съезде. Позже одна по желанию А.В. Адрианова была оставлена в антропологическом музее МГУ Д.И. Анучину, часть других выслана в Археологическую комиссию, откуда в 1891-1892 гг. передана в Государственный исторический музей (ГИМ, ОПИ, ф. 17, N 1030/1; кол. 24959) и ещё часть, преимущественно в обломках, хранится в Минусинском музее (ММ, кол. 9768, 9744).

Сибирские маски благодаря демонстрации научной общественности (paсходы на себя взяла П.С. Уварова) получили известность, оставаясь загадочными. Дело в том, что лишь несколько масок плотно облегали лицевые кости черепа, остальные (полые, сделанные в ¾ объёма головы человека) либо лежали, либо стояли среди пепла человека. Лежащие гипсовые скульптуры А.В. Адрианов назвал масками, а стоящие — бюстами. «Целый бюст, пустой внутри и от нижней части шеи расширяющийся в горизонтальную подставку» [Адрианов, 1886, с. 42].

Д.А. Клеменц — участник раскопок А.В. Адрианова и свидетель находок масок, спустя пять лет писал Н.М. Мартьянову: «Адрианов нашёл много нового, маски, например, но честь будет не ему, а тому, кто объяснит, что это за маски» (ММ, д. 44, л. 134). Под этой фразой скрываются, по крайней мере, три вопроса: как выглядят маски, их связь с кремированными умершими, зачем их изготовляли? Суждения об этом до сих пор противоречивы по нескольким причинам. Главная — плохая сохранность масок, основная часть их хранится в виде обломков, которые перепутаны. Кроме того, исследователи ограничиваются визуальным анализом масок лишь из собственных раскопок, без учёта других. Наконец, при плохой источниковедческой базе над интерпретато-

(98/99)

ром масок давлеет [довлеет] личное представление о погребальной обрядности таштыкцев.

В рамках проекта, поддержанного РГНФ, мною начата систематизация коллекций, зарисовка масок и частичная их реставрация.

Поскольку маски в склепах находятся, как правило, среди кремированных трупов, в центре внимания археологов стоял вопрос о форме, на которой изготавливались маски. Первым экспертом стал не археолог, а антрополог К. Горощенко. Его выводы длительное время были основой технологических версий. К. Горощенко осмотрел и сравнил хранящиеся в ММ позднетагарские (из кургана Кызыл-Куль, раскопанного А.В. Адриановым в 1897 г.,) и позднеташтыкские (из склепа на Тагарском острове) маски. Тагарские маски были глиняные, облицованные гипсом, и гипсовые. Все найдены на черепах людей. Таштыкские маски гипсовые. Они обнаружен преимущественно среди пепла человека. Разные обстоятельства находок определили ракурс интереса К. Горощенко: каким образом таштыкские маски — как тагарские, простым обложением гипса лица умершего или изготовлены в форме, снятой с лица? Изучив внутреннюю поверхность, он определил, что таштыкские маски не соответствуют форме лица: нос на внутренней стороне маски чаще не имеет углубления или оно сделано пальцем. Значит, маску не лепили на лице, её делали с помощью формы, снятой с трупа [1900, с. 8]. Как было установлено в ходе осмотра тех же масок, К. Горощенко не обратил внимание на отпечатки фактуры грубой кожи, швов и иные индивидуальные особенности. Так, на маске 36 ещё при её изготовлении в месте щеки и под носом образовалась трещина, которую замазали гипсом. Причём на обмазке остался след «мозговидной» фактуры от порванной кожаной формы, сшитой мехом внутрь. Такой же след имеется под носом фрагмента маски 38, опубликованной К. Горощенко [Там же], а в отмеченное им углубление в виде щели боком входит указательный палец, на котором маска удобно размещается для доработки и росписи (рис. 1, 1). Имеется маска с несколькими разными отпечатками: в виде валика скобочкой, моделированного на форме закрытого глаза крепежей напротив ушей и кожаного ремня в области шеи (маска 21). Следовательно, маски не могли быть изготовлены по слепку с трупа. Их делали на кожаных (иногда порванных) формах. Некоторые маски снимали с форм и доделывали вручную.

В 1923 г. маски удалось обнаружить С.А. Теплоухову в склепе у дер. Сарагаш, под горой Барсучиха. Согласно отчёту, найдено не менее 15 масок, но в Государственном Эрмитаже, куда они были переданы в 1953-1954 гг. из Музея этнографии народов СССР, имеются 12 целых бюстов и фрагменты, голова без шеи и обломки (ГЭ, кол. 4134). С.А. Теплоухов считал, что маски не имели отпечатков

(99/100)

лица человека, их изготавливали отдельно от умершего и всегда закрепляли в бюстовые постаменты в виде нагрудников [1929, с. 51]. Других наблюдений им не сделано. Между тем, на обратной стороне бюстов имеются отпечатки кожи, швов и кожаных нашлёпок

против носа (рис. 2, 4). На двух масках (12, 19) в кожаный нос, моделированный на форме, видимо, вставляли обструганную палочку.

С.В. Киселёв написал специальную статью о технологии изготовления масок, их типах и семантике [1935 (в списке нет)]. В 1928-1929 гг. при раскопках склепов у сёл Сыда, Усть-Тесь, Кривинское он собрал обломки более 100 масок. Около 30 масок С.В. Киселев частично

(101/102)

склеил сам. Позже его первичные наблюдения вошли в основную монографию без каких-либо изменений и прочно закрепились в науке [1949, с. 248-250]. В основу технологии С.В. Киселёв положил стиль изображений, увидев среди них портретные (с индивидуальными чертами лица) и условные (со схематичными чертами). Портретность, по его мнению, доказывает, что маска изготовлена в форме, снятой с лица умершего. Условные маски сняты тоже в форме, но по слепку с вылепленного изображения. В отличие от К. Горощенко и С.А. Теплоухова, С.В. Киселёв заметил на внутренней поверхности отпечатки швов и даже ткани и пытался найти им объяснение — сшитыми болванками, якобы, прижимали гипс, разлитый в части форм. Коллекции С.В. Киселёва из склепов у сёл Сыда и Усть-Тесь мною зарисованы (ММ, кол. 9776, 9790), а коллекция из с. Кривинского, поступившая в Эрмитаж из Музея антропологии МГУ в 1932 г., — даже частично реставрирована (ГЭ, кол. 1341). Преобладают маски со схематичными чертами лица, имеющие на внутренней поверхности отпечатки кожи, беспорядочных швов, а часто — треугольной накладки против носа. Иногда в форму вшит клин, к которому пришит кожаный нос (см. рис. 1, 2, 3). Изредка встречаются отпечатки моделированных на форме глаз, шнуров, каких-то крепежей (см. рис. 1, 4, 5). Несмотря на условность черт лица, маски разные, нет одинаковых. Лишь единичные образцы можно считать «портретными» масками. У них гротескно подчёркнута художником какая-нибудь черта лица: особо крупный нос, иногда с горбинкой, губ с резким изгибом, широкие ноздри. Характерная особенность утрирована, поэтому не является доказательством изготовления маски по форме, снятой с мёртвого человека. Тем более что внутренняя поверхность портретных и схематичных масок не имеет одинаковые отпечатки кожи, швов, носовых накладок, дырки. Например, на левой половине маски (20) из склепа Усть-Тесь чётко моделирован нос и ямочка под ним (см. рис. 2, 1), а на внутренней поверхности имеются отпечатки двух швов на подбородке, а против носа и губ — «мозговидной» фактуры от порванной формы, сшитой мехом внутрь. В районе рта в эту дырку острым предметом затолкали, видимо, порванные куски кожи. Таким образом, осмотр внутренней поверхности масок не подтверждает технологическую версию С.В. Киселёва.

В 1936, 1938 гг. С.В. Киселёв обнаружил много масок в склепах на Уйбатском чаатасе, ныне хранящихся в ГИМе. Мною осмотрены только бюст и обломки масок из склепа 6, раскопанного в 1936 г. В.П. Левашовой (ММ, кол. 9864). На их обратной стороне — отпечатки кожаных форм, аналогичные вышеописанным.

В 1950 г. более 70 масок было найдено Л.Р. Кызласовым в склепе на Сырском чаатасе. Обломки хорошей сохранности, но только пять

(102/103)

масок склеены. Коллекция хранится в Абаканском музее (AM, кол. 276, 278). Л.Р. Кызласов первый из археологов, кто отметил на внутренней поверхности масок отпечатки не только швов, но и фактуры кожи, типа бараньей, с шероховатой поверхностью. Учитывая эти отпечатки и условность изображения черт лица на большинстве масок, Л.Р. Кызласов высказал предположение об их изготовлении на кожаных круглых типа шара болванках, набитых травой [1960, с. 149]. Почему болванки должны быть в форме шара — не понятно, маски из этой коллекции овальные либо подквадратные (рис. 2, 6). Л.P. Кызласов, не приводя аргументов, не отрицал возможность отливки масок по формам, снятым с лица умершего. Поэтому его правильные наблюдения остались незамеченными до анализа тепсейских масок.

В 1967-1969 гг. более 100 масок было обнаружено М.П. Грязновым в четырех склепах под горой Тепсей. На обратной стороне масок он отметил отпечатки поверхности кожи, швов и складок (см. рис. 1, 6). М.П. Грязнов считал, что маски не отливали, а лепили. Формой служила, видимо, кожаная болванка в форме овала с выделенным выступом подбородка [Грязнов, 1979, с. 94]. О виде таких болванок пока судить нельзя, поскольку маски ещё не склеены.

Итак, основу представлений о формах, по которым делали маски для кремированных покойников составляют их сходство, а также отличие от масок трупов, реализм и схематизм изображений, отпечатки на обратной стороне масок. Последние являются наиболее объективными критериями и поэтому мнение об изготовлении масок на кожаных формах следует считать более обоснованным.

В ходе реставрации обнаруживается разнообразие масок по внешнему виду. Пока же их разделяют на условные типы. А.В. Адрианов выделял маски и бюсты. С.А. Теплоухов считал, что все маски в склепах имели вид бюстов. С.В. Киселёв выделил четыре типа масок: 1) лица, 2) передней части головы с ушами, 3) передней части головы с ушами и шеей, 4) маска-бюст [1935, с. 5; 1949, с. 251]. Разделение произведено визуально, по чуть более 10 наполовину отреставрированным маскам. Уши не могут быть типологическим признаком. Их приклеивали отдельно. Уши быстрее других деталей отламывались, составляя часть фрагментов масок. Шея, как правило, — признак бюста, от которого не сохранилась подставка. Кроме того, известны бюсты, стоящие на шее-подставке. Поэтому количество типов масок, выделенных С.В. Киселёвым, можно ограничить двумя: отдельная голова и бюст. М.П. Грязнов все маски относил к одному типу — голове. Это требует пояснения.

В 1903 г. А.В. Адрианов в таштыкском грунтовом могильнике Оглахты (III в. н.э.) обнаружил маски на скелетах и две на куклах, сшитых из травы и кожи, в рост человека. В 1969 г. в ходе раскопок

(103/104)

того же могильника Л.Р. Кызласовым было доказано, что в эти куклы с масками (и без них) помещали мешочек с пеплом кремированного покойника. С учётом этих открытий, М.П. Грязнов высказал предположение, что маски и позже, в склепах, (V-VI вв.) изготавливали не на специальных болванках, а прямо на голове куклы, которую обмазывали толстым слоем гипсовидной массы, моделируя лицо, лоб, уши, шею, иногда и верхнюю часть груди [1979, с. 142]. Таким образом, М.П. Грязнов, сомневаясь в том, что бюсты представляли собой особый вид скульптур, воспринимал подставку бюста в качестве обмазки груди кожаной куклы. С этим трудно согласится, т.к. подставки-нагрудники разные по форме (овальные, прямоугольные, круглые, многоугольные), а главное — из разных материалов. Кроме гипсовых и глиняных имеются не отличающиеся по тесту от керамики из склепов. Они имеют вид подносов и «шляповидных» сосудов. Вероятно, обнаружатся и деревянные. В тепсейских склепах можно предполагать наличие масок обоих типов. Гипсовые головы кукол были в малом склепе 3. Восстановлена нижняя правая часть маски с короткой и очень тонкой шеей, на внутренней поверхности которой имеются отпечатки глубоких мягких складок. На ухе и шее — красная краска, на подбородке и шее — серо-голубая. На внутренней поверхности маски в области подбородка прослеживаются отпечатки грубой ткани, видимо, от матерчатой головы куклы (см. рис. 2, 3). Обломки второй маски имеют отпечатки ткани типа шёлка, которой, очевидно, было обтянуто лицо куклы. От этих масок значительно отличаются найденные в большом склепе 2 бюсты с массивным широким лицом и шеей (см. рис. 1, 6). На внутренней поверхности масок — отпечатки швов и носовых накладок формы, но складки в области шеи выражены слабо. Один бюст выполнен с маленькой шеей, она сформована вместе не с подбородком, а с шестиугольной подставкой и переходит в скуловую часть лица (см. рис. 2, 5).

Обстоятельства находок могут помочь установить, какие маски принадлежали кукле, а какие — бюсту. Наибольшее количество масок в склепах найдено С.В. Киселёвым. Чаще всего обломки масок были среди кучек пепла, которые находились в траве, сложенной в виде «гнёздышка» [Киселёв, 1949, с. 251]. По планам склепов мною установлено, что вещи, близко расположенные к этим «гнёздышкам», не позволяли уложить или усадить здесь куклу. Вероятно, пепел помещали внутрь бюста [Вадецкая, 1990, с. 117]. В 1991 г. эта версия подтвердилась. А.И. Поселянин в склепе Белый Яр-I под Абаканом нашёл более 50 бюстов, в трёх из них сохранился пепел человека *. #* Сведения приводятся с разрешения А.И. Поселянина.# Два бюста стояли у стенок сруба. Один свалился с венца сруба, и траектория его падения отмечена полосой высыпавшегося из него пепла. Тре-

(104/105)

тий бюст лежал внутри камеры, в центральной её части, где ранее он стоял. Бюст наполнен не только пеплом, но и травой. Ранее кальцинированные косточки встречались при реставрации бюстов из склепов Сарагаш (Теплоухов, 1923 г.) и Ташеба (Паульс, 1991 г.). Реже С.В. Киселёву встречались маски, лежавшие поверх травы и пепла, чаще лицевой частью вниз [1949, с. 251]. Эта ситуация получила объяснение в 1981 г. при моих раскопках склепа в урочище Джесос, где между «сидящими» вдоль сруба скелетами лежали кучки пепла с обломками масок. Вероятно, вместе с мумиями в масках здесь были захоронены так же, в позе сидя, куклы с гипсовыми головами. В куклы, как известно, вкладывали мешочек с пеплом (в среднем до 1 кг косточек). При пожаре склепа сначала упал мешочек, а на него — голова куклы. Предположение о наличии масок на куклах подтвердилось в ходе изучения мной в 1989 г. склепа Терский. Здесь сохранилась заполненная землёй часть маски ниже глаз, под которой было немного сухой травы, служившей для набивки куклы (см. рис. 2, 2).

Изредка, С.В. Киселёв находил бюсты у стен камер. Перед бюстами лежали кучки пепла. Это же отмечали А.В. Адрианов и С.А. Теплоухов. Вероятно, некоторые бюсты упали с венцов сруба, как в склепе Белый Яр-I. Однако известно, что пепел помещали не только в куклы и бюсты, но и в ящички, коробки, сосуды. Значит, могли ставить и поломанные бюсты с высыпавшимся из них пеплом. В целом, условия находок подтверждают наличие двух типов масок: голов и бюстов.

Кожаные формы, использовавшиеся для изготовления кукол и бюстов, не различаются. Их сшивали из кусков кожи, швом через край, мехом внутрь и заполняли травой. На одних формах моделировали детали лица (нос, впадину глаз, ямку между губой и подбородком), другие формы гладкие или имеют вшитый кусочек кожи, который имитировал нос. Некоторые формы использовались неоднократно. Изношенность подтверждается наличием отпечатков дырок. С них явно снимали маску, иногда доделывали, держа на пальце руки. Судя по следам крепежей, отдельные маски стягивали на форме от уха до уха. Значит, сама кожаная форма могла также использоваться в качестве головы куклы или бюста. Отпечатки таких голов имеют тепсейские маски из склепа 3, на которых вместо кожи обнаружены следы ткани (ею было обшито лицо куклы.

В 1904 г. А.В. Адрианов делал доклад в Московском археологическом обществе о масках на трепанированных черепах в могильнике Оглахты. Маска, по его мнению, была предназначена для сохранения лица умершего, т.к. «акт погребения в могилах отделён от момента смерти значительным промежутком времени» (ИАК, доп. к вып. 10, раздел 6). С той же целью делали маски для кукол и бюс-

(105/106)

ты людей, пепел которых в них хранили. От кремации конкретного умершего и до захоронения останков десятков людей, которых погребали вместе, проходило много времени. К этому моменту некоторые бюсты приходилось ремонтировать, а пепел — переупаковывать. Косвенным свидетельством единства семантики всех масок (трупов, кукол, бюстов) является сходство приёмов моделировки лица трупа и куклы (кожаной болванки). На определённые их участки отдельными тонкими лепёшками наносили гипсовидную смесь, растирали края слоёв и перекрывали новыми без системы. Стенки масок неровные, но всегда тонкие по краям. Лицевую поверхность заглаживали кистью, делали прорези глаз, обозначали ноздри, лепили уши, затем по-разному раскрашивали. Все изображения глухие, т.е. не имеют сквозных прорезей для глаз и рта.

Функциональной семантикой — сохранение образа умершего и вместилище его пепла — не ограничивается символика таштыкских масок, но другие аспекты исследования — это отдельная тема.

Работа выполнена в рамках проекта РГНФ (проект 97-01-00253).

Литература.   ^

Адрианов А.В. Доисторические могилы в окрестностях Минусинска // ИРГО. — 1884. — Т. 19, вып. 3.

Адрианов А.В. Путешествие на Алтай и Саяны, совершённое летом 1883 г. // ЗЗСОРГО. — 1886. — Кн. 8, вып. 2.

Вадецкая Э.Б. К реконструкции древнего мировоззрения по таштыкским погребальным маскам. // Проблемы исторической интерпретации археологических и этнографических источников Западной Сибири. — Томск, 1990.

Горощенко К. Курганные черепа Минусинского округа. — Минусинск, 1900.

Грязнов М.П. Таштыкская культура // Комплекс археологических памятников у горы Тепсей на Енисее. — Новосибирск, 1979.

Киселёв С.В. Древняя история Южной Сибири // МИА СССР. — 1949. — N9.

Клеменц Д.А. Древности Минусинского музея. — Томск, 1886.

Кызласов Л.Р. Таштыкская эпоха. — М., 1960.

Теплоухов С.А. Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края // МЭ. — 1929. — Вып. 2.

наверх