С.Г. Скобелев
Подвески с изображением древнетюркской богини Умай.
К числу наиболее многочисленных и характерных изображений людей древнетюркского времени (VI-XII вв.) относятся каменные изваяния — так называемые каменные бабы, находки которых известны на обширных пространствах лесостепной зоны Евразии от Амура до Паннонии. Всем им присущи устоявшиеся, почти канонические позы, определённый набор аксессуаров, среди которых одним из главных является сосуд со священным напитком, удерживаемый одной-двумя руками на уровне живота или груди. Кроме каменных изваяний для данного времени известны также изображения людей, выполненные из металла, а также в виде рисунков на металле, кости и камне, рисунков в книгах, изображений на фресках. Однако ни одно из них сколько-нибудь близко не напоминает каменные изваяния. Если считать последние выражением религиозных воззрений тюркоязычных племён, как это принято сейчас в литературе, то трудно понять отсутствие аналогов данным изображениям, выполненных из других материалов, например из глины, кости или металла. Все исторические соседи тюрков, за исключением, пожалуй, приверженцев ислама, имели антропоморфные изображения объектов своих религиозных культов одновременно в различных видах и формах. Так, христиане делали эти изображения на иконах и фресках, в виде скульптур и барельефов, носили на себе нательные кресты и иконки с изображением святых. Подобная ситуация характерна и для последователей буддизма во всех его разновидностях, для культа предков китайцев, языческих верований различных народов Сибири и Восточной Европы, доисламских культов Средней Азии. Общеизвестно, что древнетюркские этносы никогда не были замкнутыми, изолированными. Они постоянно находились в различного рода контактах с соседними народами. В такой подвижной среде вряд ли могла возникнуть столь строгая канонизация, связанная, например, с требованием изображения людей в установленной ритуальной позе только из одного материала — камня. В какой-то мере подтверждением возможности существования многообразия являются факты обнаружения в некоторых тюркских курганах остатков деревянных скульптур, сохранность которых, к сожалению, не позволяет судить о близости их по форме к каменным [1, с. 221].
Особый интерес в этой связи представляет обнаружение двух изображений людей в кургане конца I тыс. н.э. у с. Койбалы на р. Абакан [2]. Они являются как бы миниатюрными копиями каменных изваяний, но выполнены из золота и серебра и имеют ряд других деталей, которые пока предметно нигде не фиксировались.
Курган 7 входит в состав разновременного могильника Койбалы, содержащего погребения VIII-XIII вв., но находится на некотором удалении от основной группы объектов. Расположен он на южном склоне гребня невысокого увала, проходящего с юга параллельно р. Абакан. Внешне могильник выглядит как группа небольших пологих среднезадернованных кольцевых выкладок и округлых насыпей из мелких обломков плит девонского песчаника и щебня, ясно различаемых лишь с близкого расстояния. Диаметр кург. 7 около
(226/227)
6 м, высота — не более 0,2 м от уровня дневной поверхности. По центру прослеживается заметная западина округлой формы, интенсивно задернованная. Погребальное сооружение — кольцевая, округлая выкладка-наброска. По центру кургана на глубине 1,2 м — беспорядочно набросанные грудой камни общей площадью до 5 м2. По краям груды камней идёт материковый грунт. Между камнями обнаружен фрагмент сильно окислившегося железного предмета, под камнями — череп лошади без нижней челюсти, а на глубине 1,7 м — гробовище (1,85×0,57), изготовленное из тонких деревянных плах, ориентированное по линии северо-запад — север — юго-восток — юг. Перекрытие гробовища разрушено, его фрагменты находятся по сторонам. Последовательность сооружения гробовища представляется следующим образом: в выдолбленную в материковом грунте яму были уложены встык несколько тонких плах, составивших дно, на них сверху были установлены соответствующие размерам ямы боковые и торцевые стенки и присыпаны по периметру землёй для устойчивости; гробовище было перекрыто тонкими продольными плахами, от которых сохранились только незначительные фрагменты в южной части. Внутри сооружения был обнаружен костяк человека. В анатомическом сочленении сохранились лишь кости ног. Верхняя часть скелета сильно нарушена. Кости лежали беспорядочной грудой, часть их отсутствует, часть повреждена. На ногах человека — череп барана без нижней челюсти. Рядом обнаружена нижняя челюсть лошади. Здесь же встречались отдельные кости лошади и барана, обнаружены лошадиные копыта (4 шт.). Других находок нет. Однако в ходе контрольного перекопа сразу же под досками дна гробовища, в районе правого плеча погребенного, было обнаружено два железных стремени с широкой округлой подножкой, лежавших друг на друге. Стремена сильно коррозированы, но их форма хорошо прослеживается. Слева у головы погребённого, за торцевой стенкой гробовища, в материковом грунте находились железные детали сбруи. Они лежали кучкой, были сильно коррозированы и представляли собой бесформенный кусок окислов железа, перемешанных с материковым грунтом. Каких-либо остатков ремней не обнаружено. После расчистки железных деталей в стационарных условиях обнаружилось, что все они покрыты позолотой в виде овальных пластинок тонкой фольги, расположенных рядами по всей внешней поверхности. Позолота во многих местах повреждена. У торцевой стенки гробовища, в ногах, в материковом грунте, в небольшой ямке-тайнике в стенке могильной ямы, в аналогичном состоянии были обнаружены железные детали сбруи: 4 тройника и 4 накладки, подобные обнаруженным у северной торцевой стенки, 10 сердцевидных накладок, пряжка, султанчик и удила с псалиями. Все накладники [накладки], тройники, а также султанчик имеют позолоту, аналогичную описанной, сердцевидные накладки имеют сплошное золочение всей внешней поверхности, за исключением небольшого округлого участка в центре, где выступает головка шпенька, при помощи которого накладка крепилась на ремень. Часть деталей коррозирована до такой степени, что отделить их друг от друга вообще не представляется возможным. В ходе контрольного перекопа у головы погребённого, несколько выше стенок гроба, в стенке могильной ямы был обнаружен ещё один тайник — в небольшой ямке в материковом грунте, заполненной этим же материковым грунтом. Здесь были найдены четыре золотые подвески, имеющие ряд деталей из серебра. Подвески (или серьги) находились прямо в грунте и лежали очень плотно друг к другу: в центре тыльными сторонами друг к другу лежали две одинаковые подвески, изображавшие крылатого человека; по краям — ромбовидные подвески. Человек изображён в статичной позе с сосудом в руках на уровне верхней части живота (рис. 1). Судя по подчёркнуто выделяемому признаку — отвислой груди, здесь, скорее всего, даны изображения женщины, у которой высокая причёска, украшенная бусами, на шее и поясе украшения в виде низок бус (или гирлянд), на щеках — в виде трёх точек. Лицо широкое, уплощённое. Разрез глаз удлинённый, нос широкий, приплюснутый. Выделены надбровные дуги и большие уши. У одного из изображений чётко выделены ноги, у другого они выделены слабее
(227/228)
Рис. 1. 1, 2 — лицевая сторона подвесок из кург. 7 могильника Койбалы; 3, 4 — обратная сторона.
из-за дефекта изделия при изготовлении. Обе женщины имеют нимб округлой формы над головой, окаймлённый искусно выполненным витком скани из тонкой проволоки, а также крылья, украшенные по краям и в центре витками скани. В районе пояса крылья переходят в длинный, закруглённый на конце хвост с витками скани по периметру. Хвост украшен также четырьмя концентрическими окружностями, выполненными из витков скани; по размерам они аналогичны таким же окружностям на крыльях. Несколько ниже ног хвост плавно загнут назад и с тыльной стороны доходит до головы изображения. Подвески дополнительно украшены шариками, прикреплёнными с обеих сторон к нимбу и концам крыльев с помощью витых проволочек, продетых в специальные отверстия на основном изображении и в ушки на шариках. У ног изображения имеется ушко округлой формы. С тыльной стороны с помощью двух ушек прикреплена скоба из толстой проволоки, на которой и носилась подвеска или серьга. Ромбовидные подвески также аналогичны друг другу по размерам и форме (рис. 2). Их внешняя и тыльная стороны украшены рельефными выступами в виде трилистника. Каждый из углов ромба заканчивается ушком округлой формы. В трёх ушках на тонких витых и прямых проволочках подвешены такие же шарики, как и на основных изображениях, имеющие ушки аналогичного размера. Вся внешняя поверхность изделий имеет сплошную позолоту. Частично позолоту по серебру имеет и тыльная сторона изображения женщины, а также тыльная сторона нимба, крыльев и хвоста. Ромбовидные подвески позолочены
(228/229)
целиком (или выполнены из золота). Скоба с тыльной стороны изображения, а также ушки, на которых она крепится, выполнены из серебра. Из серебра выполнены все проволочки, на которых крепятся шарики. Шарики сделаны из золота и серебра: шарики, которые крепятся к нимбу и нижнему ушку ромбовидной подвески, — из серебра, остальные — из золота 1. [сноска: 1 Качественная реакция на золото и серебро проведена в лаборатории минералогии Института геологии и геофизики СО АН СССР И.К. Кузнецовой.]
Рис. 2. Ромбовидные подвески из кург. 7 могильника Койбалы.
Технология изготовления описанных изделий довольно сложна. Отдельно были изготовлены как единое целое нимб, крылья и хвост, а также пустотелое изображение женщины. Затем всё это с помощью пайки соединялось вместе и украшалось сканью. Ромбовидная подвеска также пустотелая и выполнена из соединённых вместе половинок. По такому же принципу выполнены и шарики. На некоторых предметах заметен ряд дефектов. Так, левая сторона лица женщины на одном из изображений выполнена менее рельефно, на другом изделии почти не выделены ноги, на обоих изделиях скань в отдельных местах нанесена несимметрично.
Находки длительное время были в употреблении. Так, во многих местах заметны потёртости; одна из ромбовидных подвесок и некоторые шарики несколько смялись; в отдельных местах из-за дефектов в пайке произошло заметное отслоение деталей. Одна из подвесок подвергалась ремонту: с помощью тонких проволочек, продетых через пробитые отверстия, соединялись обломки крыльев. Однако соединение оказалось непрочным, отверстия на правой стороне разорвались. Тогда через шею изображения была проложена шина из серебряной проволоки прямоугольного сечения, с помощью которой было вновь укреплено правое крыло и дополнительно закреплено левое (рис. 1, 2).
Судя по тому, что подвески с изображением женщин имели на тыльной стороне скобы, с помощью которых их можно было продеть в уши, следует думать, что они служили в качестве серёг. Ромбовидные подвески, вероятно, крепились к ним с помощью тонких проволочек через ушко, укрепленное ниже ног изображения (остатки такой проволочки сохранились в ушке одной из серёг).
Проведённые раскопки позволяют в общих чертах восстановить последовательность сооружения кургана. Вначале была вырыта могильная яма глубиной до 1,9 м. В торцевых стенках были выдолблены ямки-тайники, в которые были последовательно уложены серьги с подвесками и ремни сбруи с накладками и тройниками, а в ногах — уздечка вместе с удилами. Затем эти ямки были заполнены таким же материковым грунтом и хорошо замаскированы. В могильную яму было установлено гробовище, которое своим днищем и торцевыми стенками полностью или частично прикрывало тайники. Сверху или рядом была уложена шкура коня с черепом и копытами, а также голова овцы и, вероятно, куски мяса. Всё это было закрыто камнями и засыпано затем вынутым грунтом. На уровне
(229/230)
дневной поверхности была сооружена округлая каменная выкладка. Через некоторое время курган подвергся ограблению. Грабители добрались до гробовища, вскрыли его почти по всей площади, переворошили верхнюю часть костяка и, очевидно, забрали вещи, которые находились вместе с покойником. Фрагмент железного предмета, обнаруженный в ходе разборки каменной наброски, видимо, попал туда в результате ограбления. Но стенки гробовища и днище в основном уцелели, и тайники остались незамеченными. В целом создаётся впечатление, что ограбление кургана проходило в спешке и в ночное время — так, в заполнении часто встречаются мелкие угольки по всей его толще, которые, вероятно, являются следами освещения места грабежа. К сожалению, из-за сыпучего грунта не удалось полностью проследить стенки могильной ямы и грабительского хода. Однако на одном из небольших участков раскопа сохранились остатки стенки могильной ямы (или грабительского хода) со следами от землеройного инструмента, имеющего рабочее лезвие шириной 4-5 см (вероятно, от тесла).
Время сооружения и этнокультурную принадлежность кургана следует определять исходя из имеющегося на сегодняшний день круга сведений о культуре древних тюрков Южной Сибири. Об этом говорят и конструкция погребального сооружения, и характер погребального обряда. Для тюрков Хакасско-Минусинской котловины в VII-IX вв. было характерно сооружение над могильной ямой именно кольцевых, округлых, пологих каменных выкладок на уровне дневной поверхности [3, с. 33]. Сложены они обычно из мелких и среднего размера обломков плит девонского песчаника. Аналогичные по конструкции погребения тюрков, но с полными скелетами лошадей, относящиеся ко времени II тюркского каганата, были раскопаны Ю.С. Худяковым в 1983 г. совсем рядом с могильником Койбалы [4, с. 247, 248]. Отдельные курганы тюрков VIII-IX вв., например кург. 22 могильника Саглы-Бажи в Туве, являются по обряду погребения почти копией описываемого: здесь также присутствуют голова и конечности коня, а человек ориентирован головой на север [5, с. 106, 107]. Имеются у тюрков VIII-IX вв. и деревянные гробы в довольно глубокой и широкой могильной яме [6, табл. XIII, в]; известны они и у уйгуров в Туве в это же время [7, с. 65-74]. Нет сомнений в том, что памятник принадлежит к одной из культур тюркского этнического круга.
Обнаруженные в тайниках предметы конской упряжи соответствуют предложенной датировке погребения и характерны именно для тюркских памятников. Таковы железные двусоставные удила с псалиями, округлые восьмёркообразные стремена с широкой подножкой, имеющей ребро жёсткости. Эти предметы находят многочисленные аналогии в тюркских памятниках VII-IX вв. [3, с. 37]. Сложнее обстоит дело с поиском аналогий для сбруйных накладок. Их форма, способ позолоты, а также материал изготовления — железо — менее характерны, обычно для этого использовалась бронза. Однако набор накладок: султанчик, тройники, сердцевидные, а также удлинённые накладки с заострённым окончанием — встречается в тюркских памятниках. Имеются соответствующие аналогии им по форме и размерам. Как отмечает В.А. Могильников, «в VIII-IX вв. распространяются подвесные и накладные сердцевидные бляхи, тройники для перекрестия ремней, ...сердцевидные декоративные бляшки с рельефным краем» [3, с. 40]. Таким образом, и эти предметы погребального инвентаря в целом соответствуют представлению о тюркском происхождении памятника и датировке его VIII-IX вв.
Основной интерес среди находок вызывают изображения крылатых людей и сопутствующие им ромбовидные подвески. Ничего подобного в тюркских или каких-либо других памятниках эпохи средневековья в Сибири и Центральной Азии не найдено. Это относится и к характеру изображений, к их форме, функциональному назначению, материалам и технологии изготовления. Вместе с тем само изображение человека без учёта отдельных элементов: нимба, крыльев, хвоста — имеет сходство с каменными изваяниями тюрков: статичность позы,
(230/231)
сосуд, который удерживается обеими руками на уровне верхней части живота; монголоидный облик напоминает обычную тюркскую бабу. Близких аналогий ему в Евразии можно найти множество [8]. Исследователи отмечают, что каменные изваяния VII-VIII вв. несколько схематичны. Скульптуры же последующего времени (VIII-IX вв.) более реалистичны. На них появляются детали причёски, одежды, головного убора, в руках часто изображены сосуды, изображение оружия исчезает [3, с. 42]; на поздних изваяниях сосуд обычно удерживается двумя руками. В нашем случае, однако, это не просто наложение изображения каменной тюркской бабы на контур птицы с распущенными крыльями, где тело пернатого механически заменено на тело человека. Здесь плечи человека плавно и естественно переходят и в руки, удерживающие сосуд, и в расправленные за спиной крылья, которые представляют собой основу всей композиции. Туловище человека также неразрывно связано с крылатой основой. Лишь ноги подчёркнуто выделяются как ноги человека, отделённые ниже таза от тулова птицы, свободные, ничем не связанные. Таким образом, мы видим изображение крылатого человека, женщины-птицы с раскрытыми крыльями. Ромбовидные подвески на своей поверхности имеют рельефное изображение стилизованного трилистника — символа древа жизни и плодородия у многих народов Евразии. То, что они сопутствуют изображениям людей, является фактом знаменательным, дающим право на предположение о ритуальном назначении находок. Проблема семантики древнетюркских изображений остается и поныне актуальной, хотя изыскания в этой области ведутся давно и плодотворно [1, с. 213-222; 3, с. 29-43; 9, с. 31-39; 10].
Для нас большое значение имеет точка зрения ряда исследователей о том, что каменные изваяния не были только надмогильными памятниками, а являлись олицетворением культа предков, постепенно переродившимся в культ предков — покровителей рода и даже целого союза племён [1, с. 220, 221]. Особый интерес в данном отношении представляет выдвигаемое некоторыми авторами положение о том, что отдельные женские изваяния следует рассматривать в качестве изображений Матери (Девы) — покровительницы рода [9, с. 36].
Ю.С. Худяков, автор одной из последних работ, посвящённых религиозным культам древних тюрков, отмечает, что в рунических текстах имеются упоминания о таких мифологических персонажах, как Тэнгри (Небо) или Кок-Тэнгри (Голубое небо), Умай и Иер-су (Священная земля-вода или Родина). Им же на основе реконструкции иконографии образа Умай, предпринятой Г.В. Длужневской по изображению на «Кудыргинском валуне», сделана попытка выделить стилистически близкие изображения на Сулекской писанице [10, с. 69]. Тэнгри, Умай, Иер-су и другие божества известны и по поздним материалам (фольклор и этнография), собранным у тюркоязычных народов Сибири. Наибольшего внимания из числа перечисленных заслуживает именно образ Умай.
М.И. Боргояков отмечает, что тюрки Саяно-Алтая представляли Мать Умай в образе красивой женщины, спускающейся с неба. Хотя в представлениях этих народов былые птичьи черты такого образа (сказочная птица, которая гнездится в воздухе) стёрлись, оставалось само собой разумеющимся, что у Умай должны быть крылья, чтобы обитать в небесах [11, с. 139, 140]. Хакасы представляли Умай в виде белой птички, которая приносила ребенку плоть и кровь. В дохристианских культах хакасов Умай являлась покровительницей детей, богиней плодородия. В.Я. Бутанаев даже высказал мнение, что на хакасских нагрудниках «пого», которые надевают на свадьбу, встречаются изображения Умай, являющиеся стилизованным отражением лиц каменных изваяний. Таким образом, надевание нагрудника на свадьбу связано с культом Умай, которая якобы даёт души детям [12]. Интересно, что бездетные хакасские женщины обращались за помощью к стоявшим в степи каменным изваяниям, жертвоприношения которым у них считались «кыргызскими» (хотя на самом деле в большинстве случаев статуи были «окуневскими»). В данном случае следует полагать, что у
(231/232)
тюрков Саяно-Алтая существовало довольно устойчивое представление о каменных изваяниях как о культовых объектах. Значение имеет и тот факт, что время бытования культа, связанного с жертвоприношениями у статуй, соотносится в представлении современного населения с «кыргызским» временем, т.е. с эпохой средневековья. Главное же здесь — тесная связь культа Умай с каменными изваяниями, которые также воспринимались как объекты культа плодородия.
В числе важных деталей культа Умай (Ымай, Омай) у хакасов следует отметить обязательное наличие небольшой чашечки, которая играет особую роль при камлании о послании бездетной женщине ребёнка. Эта чашечка является непременной принадлежностью Умай, где в освящённом молоке временно помещалась душа ребёнка на пути следования в материнское чрево. Во время болезни детей из такой чашечки производили обрядовое кормление Умай (чеек ымай) [12]. Эти обычаи напрямую происходят от общетюркского представления о роли чаши, сопровождавшей изображения людей. Общепризнано ритуальное назначение этих предметов на каменных изваяниях. Сосуд в руках человека символизирует присутствие души умершего. Отмечено, что иногда вместо сосуда изображали птицу [13, с. 18]. Вероятно, в данном случае птица символизировала связь с верхним миром, с небом, т.е. олицетворяла собой душу. У монгольских народов Умай считается женским божеством, покровительницей матери, новорождённых и беременных. Известен этот культ у шорцев, сибирских татар, киргизов и даже народов Нижнего Амура, что объясняется их глубокими историческими связями с тюрко-монгольскими этносами [14, с. 39]. В связи с длительной историей самостоятельного развития различных тюркоязычных народов имя богини и некоторые детали её культа менялись. Так, у алтайцев она является посланницей Ульгена — главы божеств верхнего мира и носит имя Дьайык. Ульген спустил её на землю, поручив охранять людей от всего плохого и злого и давать всему жизнь [15, с. 30, 31]. Генетически культ Дьайык восходит к почитанию общетюркской богини-покровительницы, дающей души детям, т.е. богини Умай. В связи с небесным происхождением Дьайык подразумевается, что она должна иметь крылья, чтобы осуществлять связь среднего мира, мира людей, с верхним миром. В целом мотив птичьего облика сверхъестественных существ широко распространён в тюркоязычной среде. Приём полёта, оформление своего костюма в виде, символизирующем облик птицы, использовали шаманы, предпринимая «посещения других миров». Это отмечается в шаманских костюмах качинцев, сагайцев, шорцев, якутов, тувинцев [15]. Образ птицы, игравший важную роль в системе космологических и мифологических представлений тюркских и монгольских народов, связывался с внешним миром и олицетворялся с его вестником, являлся воплощением души. Основы традиционного мировоззрения народов Южной Сибири и Центральной Азии закладывались в древнетюркское время. Именно в это время наряду с Тэнгри, Иер-су и другими персонажами мифологии у тюрков сформировался и образ богини Умай, чьё изображение в золоте и было обнаружено в кург. 7 могильника Койбалы. Такое толкование семантики находок соответсвует всему их облику: символу плодородия и благополучия в виде трилистника, общему образу птицы, канонической позе изображений, нашедшей широкое отражение в каменных изваяниях тюрков. Вместе с тем не следует полагать, что Умай изображалась в древнетюркское время исключительно в таком виде. Как уже отмечалось, в тюркских этносах очень строгих канонов в религиозных культах не существовало, и поэтому попытки некоторых исследователей (Г.В. Длужневская, Ю.С. Худяков) выделить образ Умай на других материалах в несколько ином виде также не лишены основания [10].
Что же касается функционального назначения изделий, то общий смысл ношения их в качестве серёг, вероятно, сводился к тем же принципам, которые можно применить, например, к обычаю ношения нательных крестов и небольших иконок с изображением святых покровителей у христиан. В данном слу-
(232/233)
чае они выполняли функции оберега и одновременно украшения. Таким образом, иконографически выделен образ одного из главных персонажей религиозных культов средневековых кочевников Евразии — богини плодородия Умай.
Литература. ^
1. Плетнёва С.А. Печенеги, торки, половцы // Степи Евразии в эпоху средневековья. Археология СССР. М.: Наука, 1981.
2. Скобелев С.Г. Отчёт об археологических раскопках и разведках позднесредневековых памятников в Красноярском крае в 1985 г. Новосибирск, 1985 // Архив ИА АН СССР. Р-1 №11188.
3. Могильников В.А. Тюрки // Степи Евразии в эпоху средневековья. Археология СССР. М.: Наука, 1981.
4. Худяков Ю.С. Раскопки могильников Ах-хол и Ибыргыс-кисте // АО-1983. М., 1985.
10. Худяков Ю.С. Шаманизм и мировые религии у кыргызов в эпоху средневековья // Традиционные верования и быт народов Сибири. Новосибирск: Наука, 1987.
11. Боргояков М.И. Об одном древнейшем мифологическом сюжете, его эволюции и отражении в фольклоре народов Евразии // Вопросы древней истории Южной Сибири. Абакан, 1984.
S.G. Skobelev ^
PENDANTS WITH UMAI, AN ANCIENT TURKIC GODDESS
Summary
A large number of ancient Turkic stone statues that were used as religious objects in the 7th-12th centuries has been found in Eurasia. No metal objects of the same kind have been found so far. This makes the silver and gold pendants carrying representations of people executed in the style of stone representations especially interesting. They came from a Turkic burial dated to the 8th-9th centuries on the Abakan River in Khakassia. Two large earrings were shaped like a bird with its body being a woman who holds a bowl (Fig. 1). Each of the earrings had trefoil pendants, a fertility symbol (Fig. 2). One can surmise that they show Umai, the fertility goddess mentioned in the runic texts of ancient Turks. The myths of the contemporary Turkic speaking population in the Sayan and Altai mountains suggest the same conclusion. In this way, we have identified one the main objects of the mediaeval nomads in Eurasia.
|