Д.Г. Савинов
Карасукская традиция и «аржано-майэмирский» стиль.
// Древние культуры Центральной Азии и Санкт-Петербург. Материалы всероссийской научной конференции, посвящённой 70-летию со дня рождения Александра Даниловича Грача. СПб: Культ-информ-пресс. 1998. С. 132-136.
Проблема происхождения скифо-сибирского звериного стиля остаётся во многом загадочной, потому что сторонники трёх наиболее крупных концепций (переднеазиатской, центральноазиатской и полицентрической) так или иначе рассматривают феномен звериного стиля как явление цельное, возникшее в одном месте (вариант полицентрической теории — независимо в нескольких местах), что естественным образом ставит вопрос о поисках центра его формирования. Между тем, позитивные решения каждой из этих точек зрения показывают, что искусство звериного стиля — явление многокомпонентное, в сложении которого принимали участие разные изобразительные традиции, что касается не только особенностей стиля, но и отдельно взятых образов различных животных, инкорпорированных в скифский «пантерион». Одна из таких традиций, наиболее ощутимая и давно отмеченная исследователями, — карасукская.
В своё время в изучении «скифских» древностей из восточной части Евразийских степей большое значение сыграло выделение майэмирского этапа культуры ранних кочевников Горного Алтая — VII-VI вв. до н.э. (Грязнов 1947). Отнесённые к этому этапу изображения (типа Бухтарминского зеркала или Майэмирского клада) в дальнейшем стали эталоном при определении иконографических особенностей ранних произведений звериного стиля, найденных в Казахстане (Чиликты и Тасмола), Средней Азии (Уйгарак и Тагискен), Туве (Алды-Бель) и др. После открытия кургана Аржан, откуда происходят наиболее ранние из подобных изображений, нижняя граница существования звериного стиля в восточных районах Евразии углубилась; соответственно, был выделен ранний этап звериного стиля, называемый также аржано-майэмирским (Шер 1980: 243-249; 1980а). Изображения, выполненные в этом стиле, несомненно, отражают одну долго живущую традиция, но вместе с тем ощутимо разделяются на две хронологические группы — раннюю и позднюю, что в целом соответствует выделенным М.П. Грязновым фазам развития культур скифо-сибирского типа — начальной (по М.П. Грязнову, аржано-черногоровской) — VIII-VII вв. до н.э.; и майэмирско-келермесской — VII-VI вв. до н.э. (Грязнов 1983).
Изображения ранней (или собственно аржанской) группы немногочисленны. В первую очередь к ним относятся фигуры горных баранов на бронзовых навершиях из Аржана (Грязнов 1980: рис. 25-26; 1983: рис. 3, 5-7) — тяжеловесные, с подчёркнуто нерасчленёнными формами, длинными изогнутыми рогами и глазами, переданными в виде выступающих кружков со сквозным отверстием посередине (рис. I, 8, 9). Стилистически они ещё несомненно продолжают традиции карасукских художественных бронз: выполненные таким же образом головки горных козлов и баранов украшают многие ножи и кинжалы, найденные в различных районах Центральной и Восточной Азии (рис. I, 11-13). Из находок в погребениях, хронологи-
(132/133)
чески предшествующих Аржану, пожалуй, наиболее показательны золотые заколки для волос с бирюзовыми инкрустациями и скульптурными головками горных баранов из могильника Тэвш-уул в Центральной Монголии (рис. I, 10). Э.А. Новгородова справедливо отнесла их к эпоху поздней бронзы, отметив, что «хотя наличие инкрустаций, по мнению некоторых исследователей, свидетельствует о более позднем, чем карасукское, времени создания украшений, техника литья и характерная изобразительная манера выполнения головок сближает эти украшения с навершиями карасукских ножей и кинжалов» (Новгородова 1989: 138). Имеются и другие доказательства карасукского возраста подобных вещей (Савинов 1994: 98). Аналогичный заколкам из Тэвш-уула предмет (также с бирюзовыми вставками) известен среди случайных находок из Ордоса (рис. I, 14). Эти и другие подобные изображения относятся к эпохе поздней бронзы и указывают на истоки данной изобразительной традиции.
Из числа изображений, синхронных (или близких по времени) Аржану, можно отметить бронзовые навершия с фигурами лосей из Корсуковского клада (рис. I, 7) (Зуев, Исмагилов 1995: рис. 2, 2, 4). Помимо стилистического сходства, одной из отличительных особенностей данной группы изображений можно считать прямоугольную форму втулки с дополнительным кольцом (на одном из наверший из Корсуковского клада и на навершиях из Аржана). Аналогичные навершия с фигурами горных козлов и квадратной формой втулки известны в Ордосе (Andersson 1933: pl. XV). Еще одно навершие с изображением двух стоящих друг над другом куланов (?) происходит из разрушенного погребения в Баян-Хонгорском аймаке в Северной Монголии (рис. I, 6) 1. [сноска: 1 Приношу глубокую благодарность С.Г. Кляшторному за разрешение использовать эту интересную находку.] Обращает на себя внимание, что все находки подобного рода сконцентрированы в северных районах Центральной Азии. В более западных областях к ним можно отнести только выполненные в том же стиле, но, возможно, относящиеся к несколько более позднему времени, фигурки стоящих лосей на псалиях из погребения в с. Штабка на Северном Алтае (рис. I, 4), которые ещё раньше А.П. Уманский сопоставил с ордосскими (Уманский 1970: 174).
Круг рассматриваемых изображений может быть расширен за счёт рисунков на оленных камнях Монголии и Тувы, среди которых, несомненно, есть очень ранние, синхронные Аржану. К таковым относится, например, оленный камень из Дурульжин ам (Монголия) с изображением цепочки идущих «снизу — вверх» оленей с четырьмя опущенными вниз прямыми ногами и некоторыми чертами «лосинообразности» в передаче головы и рогов (рис. I, 5). Такая передача четырёх прямо опущенных вниз ног (правда, переданных в более схематичном виде) была характерна ещё для петроглифов карасукского времени в Южной Сибири (Пяткин 1977: 61-62; Савинов 1993: 67-69, рис. 1-5). Что касается изображения лосей (или «лосинообразности»), то создаётся впечатление, что образ лося вообще в репертуаре раннескифского звериного стиля предшествовал образу оленя.
Возвращаясь к вопросу о карасукской традиции, как одном из компонентов раннего этапа звериного стиля, необходимо отметить два существенных обстоятельства. Первое — видовой состав изображаемых животных. По обоснованному заключению О.Б. Варламова, основные персонажи раннескифского искусства — копытные (лось,
(133/134)
Рис. I.
Примеры изображений карасукского (10-14), аржанского (4-9) и майэмирского (1-3) стиля:
1 — Бухтарминское зеркало (по М.П. Грязнову); 2 — Тянь-Шань, петроглифы (по В.М. Гапоненко); 3 — Тува, петроглифы (по М.А. Дэвлет); 4 — с. Штабка, Северный Алтай (по А.П. Уманскому); 5 — Дурульжин ам, Монголия (по В.В. Волкову); 6 — Баян-Хонгор, Северная Монголия (рис. по фотографии С.Г. Кляшторного); 7 — Корсуковский клад (по В.Ю. Зуеву и Р.Б. Исмагилову); 8, 9 — Аржан (по М.П. Грязнову); 10 — Тэвш-уул, Центральная Монголия (по Э.А. Новгородовой); 11-13 — навершия карасукских ножей и кинжалов (11 — по Э.А. Новгородовой; 12, 13 — по Н.Л. Членовой); 14 — Ордос, случайная находка (по Д. Андерссону).
олень, кабан, козёл, баран) и хищники (волк, тигр) — это фауна преимущественно не степных, а горнотаёжных районов севера Центральной Азии (Варламов 1989). Из них к карасукской традиции могут быть отнесены горный козёл, баран, лось и олень (если принять раннюю дату оленных камней монголо-забайкальского типа).
Второе — проблема соотношения карасукской культуры, представленной памятниками Минусинской котловины, и т.н. карасукских бронз, имевших, как известно, гораздо более широкое распространение. Традиционно бытует мнение, что искусство
(134/135)
карасукской культуры, как местное локальное явление, могло сыграть свою роль только в формировании звериного стиля тагарской культуры (Артамонов 1966). Однако это не так. Как убедительно показано в работах А.А. Ковалёва (Kovalev 1992) и С.В. Хаврина (Хаврин 1994), ареал распространения карасукских бронз (а с ними, в первую очередь, и связаны зооморфные изображения) значительно шире собственно карасукской культуры. Более того, подавляющее количество карасукских ножей и кинжалов с зооморфными навершиями найдено за пределами Минусинской котловины — в Забайкалье, Монголии, Северном Китае. Именно в этом контексте — карасукского компонента как одного из составляющих в арсенале изобразительных средств раннескифского звериного стиля вообще — следует рассматривать и стилистические особенности аржанских наверший.
Что касается карасукского наследия в зверином стиле тагарской культуры, то оно действительно наиболее ощутимо, но объясняться это может по-разному: или более ранней, чем принято считать, датой формирования тагарской культуры (Курочкин 1991); или, наоборот, длительным сохранением карасукской традиции в искусстве тагарской культуры — одной из наиболее северных культур скифского типа, занимавшей относительно обособленное положение. В пользу последней точки зрения свидетельствует отмеченная многими исследователями «лосинообразность» тагарских оленных блях, сохранявшаяся на всём протяжении тагарской культуры.
Всё сказанное позволяет выделить круг изображений наиболее ранней, собственно аржанской, изобразительной традиции, непосредственно связанной с карасукской (рис. I, 4-9). Изображения, условно называемые майэмирскими, более изящны, «грацильны», определённым образом стилизованы (рис. I, 1-3). Промежуточное положение между ними занимают фигурки оленей на оленном камне из Аржана: они ещё вполне реалистичны, как аржанские; и в то же время уже стилизованы, как майэмирские. В изображениях майэмирской группы в основном представлены фигуры стоящих на «цыпочках» оленей и кабанов, а также изображения лежащих животных с подогнутыми, но несомкнутыми ногами. Появляются и новые мотивы — отдельные изображения звериных голов, «скребущие» хищники, вписанные фигуры животных типа «загадочной картинки» (Грач 1980: 77-80). Стилистически фигуры стоящих животных, несомненно, связаны с аржанскими, хотя чёткую границу между ними провести трудно.
Изображения майэмирского типа имели более широкий ареал распространения, преимущественно в западных (начиная от Алтая и Тувы) областях скифского мира (Уйгарак), вплоть до Северного Кавказа, где они смыкаются с изображениями т.н. жаботинского стиля, характерного для искусства архаической Скифии. В этой связи вызывает возражение идея о едином процессе распространения изображений раннескифского звериного стиля с востока на запад (по линии: Аржан — Чиликты — Гумарово — Келермес), как свидетельство единовременной миграции его носителей (Курочкин 1989). В западные пределы Евразийских степей проникают изображения не аржанского, а майэмирского типа, некоторые из которых типологически связаны с аржанскими. Изображения аржанского стиля тесно смыкаются с карасукскими, а многие сюжеты и композиции майэмирского типа, ранее не известные в Центральной Азии (изображения отдельных звериных голов, «загадочные» картинки и др.), встречаются в Казахстане (тасмолинская культура), что не исключает возможности «встречного», т.е. с запада на восток, движения их носителей. Но это тема отдельного исследования.
(135/136)
Артамонов М.И. 1966. К предистории скифо-сибирского звериного стиля // Melanges offerts A.R. Michalowski. Warszawa.
Зуев В.Ю., Исмагилов Р.Б. 1955. Корсуковский клад // Южная Сибирь в древности. СПб.
Курочкин Г.Н. 1989. Ранние этапы формирования скифского искусства (новый фактический материал и необходимость построения эффективной теоретической модели) // Кочевники Евразийских степей и античный мир (проблемы контактов). Новочеркасск.
Савинов Д.Г. 1993. Изображения эпохи бронзы на плитах тагарских курганов юга Минусинской котловины // Современные проблемы изучения петроглифов. Кемерово.
Уманский А.П. 1970. Случайные находки скифо-сарматского времени в Верхнем Приобье // СА. №2.
Хаврин С.В. 1994. Карасукская проблема? // ПАВ. №8. СПб.
Шер Я.А. 1980а. Ранний этап скифо-сибирского звериного стиля // Скифо-сибирское культурно-историческое единство (Материалы I Всесоюзной археологической конф.). Кемерово.
Andersson J.G. 1933. Selected Ordos Bronzes // BMFEA. №5.
Kovalev A.A. 1992. «Karasuk-dolche», Hirschsteine und die Nomaden der Chinesischen Annalen in Altertum // Archaeologie. Band 50.
|