|
С.И. Руденко|
|
|
Рис. 54. Ордосские бронзовые художественные вещи (нат.вел.):а — головка быка (Сал., табл. XI, 7); б — горный баран с вывернутой задней половиной тела (Сал., табл. XXI, 1); в — лошадь (Анд., табл. XI, 1); г — кабан (Сал., табл. XI., 5); д — кошка в распластанном виде (Сал., табл. XVII, 7); е — горный козёл (Анд., табл. XXII, 7); ж — пасущаяся лань (Анд., табл. XXI, 6); з — волк (Сал., X, 3); и — сцена борьбы из-за добычи (Анд., табл. XXXIII).(Открыть Рис. 54 в новом окне) |
Рис. 55. Ордосские бронзовые художественные вещи (нат.вел.):а — головы кошки и двух грифов (Сал., табл. XVII, 5); б — голова быка — пряжка (Анд., табл. XXIV, 2); в — голова кошки (Сал., табл. XV, 3); г — ажурная пластина с геометрическим орнаментом (Анд., табл. XXXIV, 2); д — грызущиеся лошади (Анд., табл. XXXI, 1).(Открыть Рис. 55 в новом окне) |
на стоянке у д. Дурёны (рис. 41, а). В ней подчёркнута коренастость лошади с массивной головой и подстриженной гривой. В точности такие же изображения лошади имеются в Стокгольмском собрании (рис. 54, в) и коллекции Лу. [6] Поза лежащей с поджатыми ногами крылатой лошади — золотая пластинка из Баллодовского кургана (табл. XXXV, 4) — такая же, как у горного козла [7] и других ордосских лежащих животных. И у этой лошади грива подстрижена, как это было принято у всех евразийских коневодческих племён данной эпохи. В Дэрестуйском могильнике найдена пара превосходных пряжек с изображением головы быка (табл. XXXII, 4). Точно такая же пряжка обнаружена и во
Рис. 56. Бронзовая ажурная пластина с изображением змей. Иволгинское городище (2/3 нат.вел.).
(Открыть Рис. 56 в новом окне)
Внутренней Монголии (рис. 55, б). Иной формы и стиля бронзовые бляшки в виде головы быка были найдены на стоянке у с. Дурёны (рис. 41, б).
Золотой головке быка из Ноинулинского кургана №23 (табл. XXXV, 3) аналогию можно видеть в более грубо выполненной бронзовой головке быка из коллекции Лу (рис. 54, а). Подобные бронзовым кошачьим головкам из Дэрестуйского могильника (рис. 41, в) и тем, что служили ручками небольшого бронзового котла из Ноинулинского кургана №25 (табл. XXXIV, 1, 2), имеются и среди ордосских изображений кошачьей головы (рис. 55, в).
Особенно показательно тождество бронзовых блях, обнаруженных в хуннских памятниках Забайкалья и известных среди ордосских вещей. Это прямоугольная ажурная бронзовая пластина с Иволгинского городища и две пары бронзовых же пластин со сценами борьбы животных из Дэрестуйского могильника.
Пластина с Иволгинского городища (рис. 56) представляет собой прямоугольную рамку, внутри сетка из перевившихся змей. Аналогичная пластинка, но с несколько иной сеткой внутри прямоугольной рамки имеется в коллекции Эриксона (рис. 55, г).
В одной паре пластин из Дэрестуйского могильника изображена сцена борьбы двух «лошадей», в другой — сцена борьбы из-за добычи. Пластины эти пострадали от коррозии и известны мне только по фотографиям. Тем не менее сюжет их достаточно ясен. В одной паре пластин (табл. XXXVIII, 1) изображён горный козёл, в шею которого впился тигр. Добычу эту у тигра оспаривает ушастый гриф, схвативший лапами тело козла, а клювом впившийся в голову тигра. Характерны коз-
линый рог, когтистые лапы титра и грифовы головки, изображённые на кончике его хвоста и на загривке, распростёртые и загнутые концами вперёд крылья грифа.
Точно такую же сцену, но лучше сохранившуюся, можно видеть в одной из ордосских бронзовых пластин (рис. 54, и).
Трактовка крыльев и хвоста грифа в указанных пластинах повторяет хорошо известную их трактовку в изображениях грифов в золотых пластинах Сибирской коллекции Петра I в сценах борьбы из-за добычи. [8] Для этих последних характерно также изображение грифовых головок на кончике хвоста и на загривке тигра. [9]
В другой паре пластин в сцене борьбы двух «лошадей» одна из них схватила зубами загривок второй, а эта последняя одну из передних ног первой лошади (табл. XXXVIII, 2). Такая же сцена имеется и среди ордосских бронзовых пластин (рис. 55, д). Следует обратить внимание на оформление прямоугольной рамки, в которой заключена эта сцена. В Сибирской коллекции Петра I имеются золотые пластины со сценами борьбы животных, заключёнными в подобные же прямоугольные рамки. [10] Рамки эти оформлены как непрерывный ряд веток с листьями в форме лаврового листа. На ордосских бляхах такие листки имеются по верхней стороне рамки, на всех же остальных сторонах рамки вместо листков отлиты продольные желобки. На пластине из Дэрестуйского могильника на всех сторонах рамки имеются только продольные желобки.
Этих сопоставлений, мне кажется, достаточно, чтобы убедиться в действительно хуннском происхождении значительного большинства вещей так называемой ордосской бронзы.
Хуннское изобразительное искусство, представленное только что рассмотренными вещами, по-видимому, теснейшим образом было связано с изобразительным искусством других евразийских коневодческих племён данной эпохи и в первую очередь со «сако-юечжыйскими» и другими южносибирскими племенами, искусство которых нам хорошо известно по Сибирской коллекции Петра I и раскопкам на Алтае.
В самом деле, замечательное бронзовое навершие в виде головы волка из Ноинулинского кургана №1 (табл. XXXII, 2) может быть сопоставлено с изображениями волчьих голов в искусстве племён Горного Алтая скифского времени, в частности с вырезанной из дерева волчьей головой из Большого Катандинского кургана. [11] Бронзовая, покрытая листовым золотом скульптурная головка зверя (табл. XXXV, 6) из Ноинулинского кургана №23 подобна вырезанной из рога головке из второго Башадарского кургана. [12] Великолепная вырезанная из дерева половина скульптурной фигурки оленя из Ноинулинского кургана №6 (табл. XXXIV, 4) столь же реалистична, как вырезанная из дерева фигурка оленя из второго Пазырыкского кургана. [13]
Убедительные аналогии южносибирским и алтайским произведениям изобразительного искусства имеются и в ряде других хуннских, ордосских вещей. Изящной золотой фигурке лани из Сибирской коллекции Петра I [14] подобны козел (рис. 54, е) и пасущаяся лань (рис. 54, ж) среди ордосских вещей. Несколько схематически, с преувеличенной головой, выполненная фигурка кабана в бронзовой бляхе из коллекции Лу (рис. 54, г) воспроизведена в профиль, в той же позе с опущенной головой, как и кабан, вырезанный на крышке саркофага-колоды из второго Башадарского кургана. [15] Бронзовое изображение волка из коллекции Лу (рис. 54, з) имеет во всех деталях, включая и посаженную на кончике носа «пере-
вернутую запятую», много общего с подобными же изображениями волков в Сибирской коллекции Петра I. [16]
Чрезвычайно характерный для искусства племён Алтая приём воспроизведения животных с вывернутой задней половиной тела известен был и хуннам. В качестве примера приводится изображение горного барана с вывернутой задней половиной тела из коллекции Лу (рис. 54, б), аналогичное вырезанному из дерева барану из третьего Пазырыкского кургана. [17] Еще более поразительные аналогии представляют собой изображения горных баранов с телом в профиль и головой впрямь, [18] вырезанные из дерева, из первого Пазырыкского кургана и в бронзовой пластине из коллекции Карлбека (рис. 57, а). Весьма показательны также фигуры животных с головой впрямь и телом, разделённым пополам, как бы распластанным, при этом изображённым в профиль. Приём этот известен как в скифском, [19] так и в искусстве племён Алтая. [20] В коллекции Лу имеется такое же изображение кошки (рис. 54, д).
Даже такой сложный мотив, как вырезанная из дерева подвеска в виде кошачьей головы и под ней пара геральдически сопоставленных голов грифов с лепестком между ними из первого Туэктинского кургана, [21] получил своё отражение в подобной же бронзовой подвеске из коллекции Лу (рис. 55, а). В данном случае как в алтайском экземпляре, так и в ордосском грифовы головы изображены без хохолка, столь характерного в изображениях грифовых голов на Алтае. Однако такой хохолок, причём ярко выраженный, мы видим в ряде ордосских изображений грифовых головок. В качестве примера приводим изображение одного из ордосских украшений (рис. 57, г).
Указанными примерами сходства мотивов, поз и композиций не исчерпываются связи хуннского изобразительного искусства с алтайским и южносибирским. Они особенно ярко проявляются в сценах борьбы и нападения одних животных на других, в сценах борьбы из-за добычи как по сходству мотивов, так и в стилистическом их оформлении.
В специальной работе, посвящённой Сибирской коллекции Петра I, [22] происходящей из Южной Сибири, я пытался доказать, что большие золотые пластины прямоугольной формы или с дугою на одной из сторон их верхнего края служили застёжками кафтанов. Наличие крючка или петли на подобных же ордосских бронзовых пластинах свидетельствует о таком же их назначении. Хотя такие парные бляхи в Дэрестуйском могильнике, о которых была речь выше, были найдены прибитыми к стенкам гроба, но это не исключает первоначального их назначения. Что касается сцен борьбы животных, то, как показали раскопки на Алтае, они воспроизводились не только в пряжках и застёжках одежды, но и на других бытовых предметах. То же наблюдалось и у хуннов.
В Дэрестуйском могильнике была найдена золотая пластинка, покрывавшая, вероятно, вырезанную из дерева рельефную бляху с изображением сцены нападения грифа на горного барана (рис. 58). Пластинка эта не более как рельефный оттиск этой сцены, и поэтому её рисунок не так чёток. Тем не менее, не только самый сюжет, но и стиль этого произведения искусства вполне ясен. Горный баран изображён на бегу с подкосившимися под натиском грифа передними ногами. Гриф с крыльями и хвостом, воспроизведёнными в том же стиле, как и гриф в бронзовой пластине из того же могильника и в золотых пластинах Сибирской коллекции Петра I, о которых была речь выше. Гриф лапами вцепился в круп барана, а клювом в его загривок.
Рис. 57. Ордосские бронзовые художественные вещи (нат.вел.):
а — баран впрямь (Анд., табл. XXIII, 2); б — лань в ромбе (Анд., табл. XX, 2); в — тигр с бараном в пасти (Анд , табл. XXXIV, 1); г — пара грифовых головок (Анд., табл. XXV, 10); д — налобная бляха (Анд., табл. XV, 2); е — борьба тигра с грифоном (Сал., табл. XXII, 1).
(Открыть Рис. 57 в новом окне)
Весьма показательно также сопоставление изображений тигров в произведениях ордосских и южносибирских. Выше была отмечена одна деталь воспроизведения грифовых головок на кончике хвоста и на загривке у тигра в сцене борьбы из-за добычи в Дэрестуйской пластине и тигра в подобной же сцене из коллекции Петра I. Среди ордосских вещей имеются ажурные бронзовые пластины с изображением тигров — одного в его борьбе с грифом (рис. 57, е), а другого с добычей в пасти (рис. 57, в). Для первого изображения весьма характерно воспроизведение лап тигра с помощью своеобразного орнаментального мотива — осложнённого «турьего рога», который можно видеть на кожаном лоскуте из второго Башадарского кургана [23] и в изображении тигра на седельной войлочной подвеске [24] из того же кургана. Для тигра с телом горного барана в пасти характерно изображение полосатости его шкуры системой вырезанных зигзагообразных фигур, подобных тем, какие можно видеть на теле тигров, вырезанных на саркофаге-колоде и на его крышке [25] из второго Башадарского кургана.
Подмеченную нами позу горного барана в золотой пластине из Дэрестуйского могильника с подкосившимися ногами можно видеть также на одной из ордосских блях у козла, в одну из задних ног которого впилась змея. [26] Такая поза часто встречается в изображениях парнокопытных в алтайском искусстве, особенно в сценах нападения хищных на парнокопытных. Достаточно указать на вырезанного на крышке саркофага-колоды из второго Башадарского кургана горного барана; [27] на лося в сцене нападения на него барса — седельная покрышка из первого Пазырыкского кургана; [28] на горного козла в сцене нападения на него львиного грифона — седельная покрышка из того же кургана. [29]
Рис. 58. Золотая пластинка с изображением сцены нападения грифа на горного барана. Дэрестуйский могильник (3/4 нат.вел.).
(Открыть Рис. 58 в новом окне)
Особо следует остановиться на сценах борьбы яка с рогатым «львом» и нападения грифа на оленя — изображениях на войлочных коврах из Ноинулинских курганов.
Сцены нападения хищных животных на парнокопытных в искусстве народов Передней Азии известны со времён глубокой древности, по крайней мере с третьего тысячелетия до н.э. В первом тысячелетии до н.э. мотив этот получил широкое распространение в Месопотамии и оттуда проник как в Малую Азию и Грецию, так и через сакский этнос в Южную Сибирь и Алтай, а также, как мы видели, далее на восток в страну хуннов.
В сцене борьбы яка с рогатым львом на Ноинулинских коврах (табл. XLII и XLIII) в условной манере, но с явно подчёркнутыми видовыми особенностями передана фигура яка. Весьма характерна поза нападающего быка с опущенной вниз, преувеличенных размеров головой и высунутым языком. Подчёркнуты волосатость приподнятого кверху хвоста, высокий горб и подбрюшная волосатость.
Фантастическое животное, которое я называю рогатым львом, может считаться таким только по аналогии с известными нам изображениями алтайских фантастических животных. На отдалённое сходство со львом указывает грифова головка вместо кисточки на конце хвоста. Рога с грифовыми головками на концах их ветвей также имеют многочисленные аналогии в изображении фантастических животных на Алтае.
Эти грифовы головки на аппликациях ковров из Ноинулинского кургана №6 переданы весьма условно и, естественно, могут вызвать сомнение в такой их трактовке, несмотря на многочисленные аналогии из Южной Сибири и Алтая. Между тем из Ноинулинского кургана №25 сохранился фрагмент аппликации на войлочном ковре с той же сценой борьбы яка с рогатым львом или тигром, где грифовы головки переданы в таких деталях, которые не вызывают никаких сомнений (табл. LXXII, 2). Такая манера изображения рогатых хищников с грифовыми головками на концах рогов хорошо известна в изображениях фантастических зверей племенами не только Алтая, но и Южной Сибири скифского времени. Другая сцена — нападение ушастого грифа на оленя (табл. XLIV и XLV) — композиционно и стилистически чрезвычайно близка к подобным сценам в искусстве племён Алтая и особенно Южной Сибири. [30] Это сходство подчёркивается не только позами животных, но и деталями в изображении крыльев и хвоста грифа, в частности наличием ячеек у основания крыльев и хвоста, имитирующих бирюзовые вставки на золотых изображениях подобных грифов на сибирских застёжках скифского времени. Весьма характерна также на ноинулинских коврах передача оперения грифов налегающими одна на другую чешуйками.
Показательна и следующая деталь. В искусстве евразийских кочевнических племён и в частности хуннов мотивы, заимствованные из мира растений, крайне редки. Тем более интересны условные изображения деревьев на ноинулинских коврах в промежутках между сценами борьбы животных. Столь же условно выполненное дерево можно видеть на одной из ажурных золотых пластин из Сибирской коллекции Петра I, где оно помещено между двумя противопоставленными фигурами козлов. [31] В обоих случаях мы имеем реплику «священного дерева», столь характерного для ассирийского искусства.
Таким образом, вряд ли можно сомневаться в том, что рассмотренные нами сцены и изображение священного дерева проникли в Южную Сибирь и на Алтай из Передней Азии. Там они подверглись переработке в стиле, присущем евразийским коневодческим племенам, и дальнейшее изменение претерпели у хуннов. Показательна замена у хуннов условных обозначений, подчёркивающих формы тела животного «точками, запятыми, полуподковками» и расположенных в западных образцах на определённых частях тела, своеобразными трафаретными фигурами. Любопытно, что одно очертание такой фигуры имеется на теле яка и льва, а другое — на теле оленя.
Из сопоставления только что рассмотренных произведений искусства хуннов с аналогичными произведениями алтайскими и западносибирскими получается впечатление, что произведения хуннов в целом технически менее совершенны и в значительной части являются подражанием более совершенным западным образцам. Между тем среди хуннских мастеров были, несомненно, талантливые художники, оригинальные и смелые композиции которых не уступают алтайским и южносибирским образцам. Прекрасны, например, фигурка козла (рис. 54, е) или композиционно замечательное, изящно выполненное, вписанное в фигуру ромба изображение лани с выкинутыми кверху задними ногами (рис. 57, б).
Изобразительное искусство хуннов не ограничивалось изображениями только животных. В Дэрестуйском могильнике была найдена однажды уже упоминав-
шаяся круглая ажурная бляха (рис. 41, л) с листовидным орнаментом по наружному краю и с рядом фигур в виде «запятой» в прорези — мотив, аналогичный узору на круглой роговой пластинке из третьего Пазырыкского кургана [32] и в полушарном золотом украшении (табл. XXXV, 5) из Баллодовского кургана.
В Ноинулинском кургане №6 найдены щитовидные деревянные пластинки (рис. 27, л), подобные такой же формы пластинкам из первого Башадарского кургана, [33] и изящно оформленные четырёхлепестковые деревянные пластинки (рис. 27, о, п), часть которых была покрыта красным лаком. Подобные же, но отлитые из бронзы, пластинки были обнаружены в Суджинском могильнике (табл. XXXII, 3) и на Иволгинском городище (табл. XXXII, 5). Среди ордосских бронзовых вещей имеется каплевидная подвеска с полушарной выпуклостью на расширенной её части (рис. 57, д), вероятно, налобная подвеска конской узды. Совершенно такой же формы налобные подвески были обнаружены во втором Башадарском кургане. [34]
Бордюрами из квадратов, крестов, «боевых топоров» и других фигур украшались войлочные ковры (табл. XLI). При простёжке войлочных ковров наиболее распространёнными были фигуры ромбов или системы спиралей в двух вариантах, о которых уже говорилось выше. Замечательно, что этот мотив в его хуннской трактовке позднее получил широкое распространение среди монгольских и тюркских народов и в настоящее время его можно видеть на войлочных коврах и чехлах для сундуков у бурят, киргизов и казаков. [35] Сплошными спиралями украшались головные уборы (табл. XVII, 1), а непрерывные спирали мы видим на одной из подушечных наволочек (табл. IX).
Особое положение занимают найденные в Ноинулинском кургане №6 три штампованные из тонкого листового серебра пластины с изображениями стоящих яков и оленя.
В большой круглой серебряной пластине (табл. XXXVI, 3) изображён як в горной лесистой местности. Двумя рядами конусообразных вершин показаны горные цепи, на одной из которых и стоит як. Два дерева — сосна или кедр изображены по обе стороны этого животного. По контуру пластины орнамент в виде скрученного шнура. Горы и деревья представлены в условной манере. То же до известной степени следует сказать и об изображении яка. Это животное воспроизведено в 3/4 с головой, неестественно закинутой назад и показанной впрямь. Вследствие этого голова оказалась почти посередине всей композиции. Подбрюшные волосы и на конце хвоста показаны особыми завитками. В той же условной манере в виде «ёлочки» показана и шерсть шеи. Хорошо переданы форма рогов яка и парнокопытные ноги.
На серебряной пластине грушевидной формы с перехватом посередине представлено изображение другого яка также в горной и лесистой местности (табл. XXXVII, 3). Горный ландшафт на ней представлен группой конических вершин, лес — одним большим деревом (кедром) на заднем плане, У яка та же поза, что и на круглой бляхе, с головой посередине пластины. Манера воспроизведения животного и ландшафта та же, но значительно грубее.
На третьей малой пластине такой же формы с перехватом посредине дано рельефное изображение оленя в той же позе, что и яков на двух предыдущих. Олень (табл. XXXVII, 1) воспроизведён также в 3/4 с высоко приподнятой головой, закинутой назад и представленной впрямь. Хорошо переданы формы тела, характерные для благородного оленя рога и большие уши.
Стиль, в котором выполнены эти пластины, отличается от подлинно хуннских произведений изобразительного искусства. Необычна и поза животных на всех
этих пластинах. Обращает на себя внимание трафаретность, характерная как для формы предмета, в которую вложен данный сюжет, так и для манеры его воспроизведения.
С другой стороны, нельзя не обратить внимания на контур всех серебряных пластин в виде скрученного шнура. Таким шнуром хунны оконтуривали вышитые на их коврах различные фигуры, в том числе и изображения животных.
При взгляде на приём воспроизведения горного ландшафта в пластинах с изображениями яков (табл. XXXVI, 3 и XXXVII, 3) невольно напрашивается сопоставление их с парой пластин-застёжек из Сибирской коллекции Петра I. Я имею в виду золотые пластины со сценой охоты на кабана, [36] которая происходит в горной и лесистой местности. Горы представлены там в той же условной
Рис. 59. Крылатые конные стрелки из лука (а) и козлы (б).
Орнамент на китайской шёлковой ткани. Курган №6. Ноин-Ула (нат.вел.).
(Открыть Рис. 59 в новом окне)
манере, хотя основной мотив — стреляющий из лука всадник и кабан — поражает подлинным реализмом и художественным мастерством передачи обоих образов.
Если влияние китайского изобразительного искусства на искусство хуннов сколько-нибудь существенно не отразилось на предметах, обнаруженных в рядовых погребениях хуннов, то в погребениях знати в Ноинулинских курганах оно хорошо прослеживается. Прослеживается и обратное влияние хуннского искусства на китайское.
Одним из интереснейших произведений искусства, обнаруженным в Дэрестуйском могильнике, является изображение рогатого и крылатого волка, вырезанное на поверхности отрезка костяной трубочки (табл. XXXVI, 1), представленное в развернутом виде оттиском этого изображения (табл. XXXVI, 2).
Этот фантастический зверь воспроизведён на бегу с подкосившимися передними лапами и задранным кверху хвостом. Его преувеличенных размеров голова дана в профиль, но так, что виден и второй глаз и второе ухо, равно как и оба прямые рога. Рот с оскаленными зубами приоткрыт, рог изображён на кончике носа, крылья одно за другим посажены над лопатками и над крупом.
Изображения волков с рогом на кончике носа обычны в древнем искусстве азиатских коневодческих народов, о чём мною написана специальная статья. [37] Однако волк, о котором идёт речь, единственный в своём роде. Необычно примитивное воспроизведение головы в неестественном ракурсе, когда при профильном
её изображении видна часть скрытой от взоров её половины, а также изображение крыльев одно за другим на плече и крупе.
Крылатые стрелки из лука на крылатых лошадях и крылатые козлы имеются на одной из шёлковых китайских тканей из Ноинулинского кургана №6 (рис. 59, а, б). Крылатую лошадь, более чем вероятно хуннской работы, мы видели на золотой пластинке из Баллодовского кургана.
Крылатый волк несомненно китайской работы (табл. XLVI, 2) вышит также на одной из шёлковых тканей, найденных в Ноинулинском кургане №6. По-
Рис. 60. «Птичий грифон».
Вышивка на китайской шёлковой ткани. Курган №24. Ноин-Ула.
(Открыть Рис. 60 в новом окне)
этому решить, кто у кого, китайцы у хуннов или хунны у китайцев заимствовали мотив крылатого зверя, не так просто.
В этой связи чрезвычайно интересна композиция из пары противопоставленных фигур волков в ажурной нефритовой пластинке из Ноинулинского кургана №24, без сомнения китайской работы. В этой пластинке (табл. XLVI, 1) противопоставлены причудливо изогнутые с перевившимися хвостами рогатые волки с открытой пастью, огромными клыками и кончиком носа, вздёрнутым кверху. Кончики хвостов этих зверей оформлены в виде стилизованных грифовых головок. Воспроизведение рогатых волчьих голов, изогнутость тела с вывернутой задней его половиной имеют прямые аналогии с изображениями волков скифского времени в Южной Сибири. [38] Следовательно, мотив этот западный, характерный для искусства евразийских коневодческих племён, но интерпретация китайская.
Не менее интересно другое китайское произведение искусства — вышивка фантастического животного на шёлковой ткани из Ноинулинского кургана №24. Тело этого животного львиное с приподнятым хвостом и гипертрофированной
кисточкой на кончике хвоста. Лапы переданы так же, как и лапы тигров в искусстве племён Алтая и Южной Сибири скифского времени. Оперение на груди показано налегающими одна на другую чешуйками, а крыло так, как это было лринято в Персии ахеменидского времени. Птичья голова с открытым клювом и высунутым языком напоминает головы китайских фениксов, с той только отличительной особенностью, что на кончике клюва посажен рог (табл. XLVII; рис. 60).
Изображение рога на клюве птицы мы знаем также в произведениях искусства населения Алтая в скифское время. [39]
Деталь, на которую было обращено внимание при рассмотрении изображения волка из Дэрестуйского могильника (табл. XXXVI, 2), а именно: показ обоих глаз при голове, воспроизведённой в профиль, имеется и на этом изображении «китайского грифона». В данном случае голова эта дана не в чистом профиле, а как бы в 3/4. Такое совпадение в изображениях Дэрестуйского волка и ноинулинского грифона не случайно.
Из Ноинулинского кургана №23 имеется значительное количество украшений из листового золота листовидной с перехватом и треугольной форм (табл. XXXV, 9). Те, что я называю листовидной с перехватом формы, имеют рельефный орнамент, оконтуренный «скрученным шнуром», подобно тому, как это мы видели на серебряных пластинах с изображением яка и оленя (табл. XXXVII, 1 и 3). Рельефный орнамент и на ажурных треугольных пластинах. Эти золотые пластины, по всей вероятности, покрывали бронзовые предметы соответствующей формы и с рельефным рисунком. Из Ильмовой пади имеется бронзовая литая пластинка с рельефным орнаментом в виде грифовых головок (табл. XXXVII, 2). Подобные предметы, видимо, и покрывались золотыми пластинами, о которых была речь выше.
В Ноинулинском кургане №6 найдено деревянное навершие с выпуклой четырёхгранной поверхностью (табл. XXXIV, 3), с квадратным отверстием в центре. Несмотря на разные размеры трапециевидных граней этого навершия, все они покрыты одним и тем же резным орнаментом. Мотив этого орнамента имеет много общего с «облаками», какими они нередко изображались на китайских шёлковых тканях ханьского времени, и это навершие может считаться китайской работы. По всей вероятности, китайской работы и деревянные стержни с лепестковым ажурным орнаментом на обоих концах (рис. 27, н), назначение которых мне неизвестно.
Китайской работы и многочисленные бронзовые навершия, художественно выполненные и найденные в Ноинулинских курганах. Одни из них представлены шестилепестковыми розетками с круглыми отверстиями у основания лепестков, розетками на насадах-втулках (табл. XXXIII, 1, 2). Имеются различной величины навершия с розетками четырёхлепестковыми на цилиндрических и прямоугольных насадах-втулках (табл. XXXIII, 4-6). Для всех наверший характерно наличие острых шипов на насаде навершия под его шляпкой-розеткой. Навершия прикреплялись к древкам двумя гвоздями, забитыми в круглые отверстия, проделанные у основания навершия — одно под зубцом, другое на противоположной ему стороне навершия. Я считаю, нет оснований к предположению, что такие навершия служили для поддержания какого-то балдахина, тем более, что число их довольно велико. Наверший из Ноинулинского кургана №25, представленных на табл. XXXIII, 1 и 2, оказалось 35 штук. Вероятнее всего, что эти навершия служили для подвешивания флагов на высоких древках. Такие навершия хорошо известны по многочисленным находкам в китайских и корейских погребениях.
Китайской же работы бронзовые наконечники деревянных зонтичных спиц, найденных в Андреевском и №25 Ноинулинских курганах (табл. XXXIII, 3; рис. 42, б).
Единственное живописное, не считая китайских лаковых чашечек, лаковое изображение летящего гуся было обнаружено на дне гроба из Ноинулинского кургана №1 (табл. XLVIII, 2; LXXI, 3). Техника и стиль этого изображения бесспорно китайские.
Особое положение среди вещей, обнаруженных в Ноинулинских курганах, занимают стенные занавески типа ковров. Большинство из них будет рассмотрено в последней главе, поскольку нет уверенности в том, что они хуннской работы. С занавесью же предположительно хуннской работы мы сейчас познакомимся.
Такими занавесями из шерстяной материи с различными вышитыми на них узорами были частично задрапированы стены ноинулинских погребальных камер. Первоначально ими, без сомнения, драпировались стены хуннских жилищ, а, возможно, отделялась одна половина жилища от другой. Например, правая от входа— хозяйственная женская половина юрты, тогда как левая от входа была мужской.
Потолок наружной камеры Ноинулинского кургана №6, до засыпки его землёю, был покрыт огромным полотнищем, сшитым из нескольких таких занавесок и одной из них с изображением тигров. Драпировка эта была сшита из сравнительно широких полос ткани с узором «шкура тигра» и узких полос гладкой ткани с геометрическим орнаментом. Эта занавеска была, по-видимому, больших размеров. Сохранившаяся её часть имеет размер 152×175 см (табл. XLIX).
Шерстяная ткань с изображением тигровых шкур гроденаплевого переплетения с числом нитей 10×32 в 1 см2. Уток слабой крутки. Ширина этой ткани, окрашенной, по-видимому, ольховой краской, всего 19 см. Вышивка односторонняя, на обратной стороне только узелки.
Центральная часть сохранившейся занавески (82×96 см) оконтурена полоской грубой двухцветной ткани шириною 6 см, с узором из девяти расположенных по диагонали в шахматном порядке квадратов. Далее пришиты полосы ткани с тигровыми шкурами шириною в поперечном направлении 34 см и в продольном 17 см. Затем идёт второй бордюр из полосок ткани шириною 8 см с геометрическим узором в виде пирамидки. Далее опять пришиты полосы ткани с тигровыми шкурами в поперечном направлении шириною 36 см и в продольном 19 см. Наконец, последняя контурная полоса узорной ткани шириною 8-9 см с изображением сдвоенной буквы П с загнутыми концами и девятью квадратами.
Вышивка представляет собой как бы распластанную шкуру тигра, вышитую белыми и чёрными шерстяными нитками. По середине шкуры, по хребту, идёт прямая чёрная полоска, от которой вправо и влево вышиты чёрные же волнистые полоски, изображающие полосатость тигра. На обоих концах шкуры вышиты тигровые головы с парой передних лап.
Тигровые головы представлены впрямь, в двух близких один к другому вариантах: с подбородком и без него. В первом варианте при открытой пасти нижняя челюсть изображена с подбородком и непрерывным рядом зубов, в верхней же челюсти вышита только пара клыков. Во втором варианте вышиты только три пары зубов: две пары в нижней челюсти и одна пара в верхней, помещённой между парой зубов нижней челюсти. Передние лапы представлены также в двух вариантах. В одном воспроизведена голень с тремя когтями лапы, в другом только лапа с тремя когтями, нога же передана условно чёрной полоской вышивки (рис. 61; табл. L).
Все головы, как и лапы, поданы в условной манере, ставшей в известной мере традиционной для подобных изображений. У одних голов ясно переданы уши, у других их воспроизведение весьма условно. Различна постановка глаз и манера изображения кончика носа с подчёркнутыми ноздрями и без них. Между мордами и лапами в условной манере стежками вышивки показан подшейный мех. При общепринятой манере нет и пары совершенно одинаково вышитых голов, что, по-видимому, указывает на выполнение их различными вышиваль-
щицами, в ряде случаев мало опытными, допустившими погрешности, искажающие натуру, например, в изображении кончика носа.
Техника вышивки разнообразна. Наряду с тамбурными стежками контурные линии выполнены простым стежком в виде верёвочки, а пространство между ними гладевым швом.
Рис. 61. Тигровые головы (а-г).Вышивка на настенной драпировке.Курган №6. Ноин-Ула.(Открыть Рис. 61 в новом окне) |
Рис. 62. Тигровая голова (тао-тье).Ручка китайского бронзового сосуда ханьского времени.(Открыть Рис. 62 в новом окне) |
Рис. 63. Тигровая голова (тао-тье).Узор на шёлковой ткани из Лу-лана.(Открыть Рис. 63 в новом окне) |
Трактовка тигровой шкуры и особенно голов, выполненных в условной и не вполне ещё установившейся манере, является результатом творчества хуннских мастериц, несмотря на некоторое их сходство с изображениями тао-тье в китайском искусстве.
О происхождении ханьского тао-тье писалось много. Высказывались различные мнения, в частности, о западном происхождении этого мотива. Сопоставлялся он с греческим Горгоном, алтайскими изображениями голов тигра скифского времени. Однако ближайшей аналогией наиболее реалистическим китайским
изображениям тао-тье являются, на мой взгляд, рассмотренные выше тигровые головы из Ноин-Улы. Чтобы в этом убедиться, достаточно сопоставить бронзовое изображение ханьского тао-тье, представленного на рис. 62, с ноинулинской головой тигра впрямь, особенно в том её варианте, где она представлена с открытой пастью. Следует обратить внимание на трактовку носа, бровей, слившихся с ушами, ряд зубчатых зубов на нижней челюсти, трактовку передних лап тао-тье и тигровых голов в целом.
Последующее развитие мотива тигровой головы в ноинулинском её варианте можно видеть на шёлковой ткани ханьского времени из Лу-лана (рис. 63). [40]
В свете этих сопоставлений наиболее вероятным будет происхождение мотива тао-тье в китайском искусстве из более знакомого им искусства центральноазиатских охотников-скотоводов, какими были и хунны.
[1] A. Salmony, 1933.
[2] I.G. Andersson, 1932.
[3] Е.Н. Мinns, 1948.
[4] М. Rostovtzeff, 1929, стр. 95.
[5] С.И. Руденко, 1960, стр. 317-322.
[6] А. Salmony, 1933, табл. X, 2. На рисунках №№54, 55 и 57 приняты следующие сокращения фамилий авторов: Сальмони — Сал., Андерсон — Анд.
[7] I.G. Andersson, 1932, табл. XXII, 1.
[8] С.И. Руденко, 1962, табл. I, 4; III, 5; IV, 3; V, 5.
[9] Там же, табл. III, 5 и V, 5.
[10] Там же, табл. II, 9 и IX, 6.
[11] С.И. Руденко, 1953, табл. LXXXII, 5.
[12] С.И. Руденко, 1960, табл. XXIV, 13.
[13] С.И. Руденко, 1953, табл. LXXIX, 1.
[14] С.И. Руденко, 1962, табл. XXII, 1.
[15] С.И. Руденко, 1960, рис. 27, б.
[16] С.И. Руденко, 1962, табл. VI, 3, 4.
[17] С.И. Руденко, 1953, табл. I, 4, и II, 3 [опечатка, д.б.: табл. L, 4, и LI, 3].
[18] Там же, табл. XXXV, 5.
[19] Елизаветинские курганы быв. Кубанской области.
[20] С.И. Руденко, 1953, табл. XII, 2 [опечатка, д.б.: табл. XLI, 2].
[21] С.И. Руденко, 1960, табл. XLIV, 3 и XCV, 2, 3.
[22] С.И. Руденко, 1962.
[23] С.И. Руденко, 1960, рис. 59, а.
[24] Там же, рис. 48.
[25] Там же, рис. 21.
[26] М.И. Ростовцев. 1929, табл. V, г.
[27] С.И. Руденко, 1960, рис. 26.
[28] С.И. Руденко, 1953, рис. 156.
[29] Там же, табл. СХ, 1.
[30] С.И. Руденко, 1962, табл. I, 4; IV, 3.
[31] Там же, табл. II, 9; IX, 6.
[32] С.И. Руденко, 1953, табл. XLVIII, 3, 4.
[33] С.И. Руденко, 1960, рис. 20, а, б.
[34] Там же, табл. XLIX, 1-3.
[35] Е.Р. Шнейдер, 1927, табл. XVIII, 1.
[36] С.И. Руденко, 1962, табл. I, 5 и IV, 5.
[37] S.I. Roudenko, 1958.
[38] S.I. Rоudenkо, 1958, рис. 10, а, б; С.И. Руденко, 1962, рис. 7 и 23; табл. III, 2 и IV, 1.
[39] С.И. Руденко, 1953, табл. XXII, 2 [видимо, надо: 3].
[40] W. Willеtts, 1958, fig. 48, a.