главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги

С.И. Руденко

Культура хуннов и Ноинулинские курганы.

// М.-Л.: 1962. 206 с.

Глава VIII.

Общественная организация хуннов.

Об организации хуннского общества мы можем составить достаточно полное представление благодаря китайским историческим запискам. В них сообщается, что первоначально Хунну и Дунху составляли один Дом, но впоследствии они разделились. После этого общественное развитие этих двух народов пошло своими самостоятельными путями. В конце первого тысячелетия до н.э. различия в обще-

(66/67)

ственной организации этих народов при одном и том же патриархальном родовом строе ясно выражены китайскими источниками.

О потомках дунху, после отделения их от хуннов, об ухуаньцах, китайские источники сообщают, что их общины состоят от 100 до 1000 юрт, каждое стойбище имело своего низшего начальника. «Кто храбр, силён и способен разбирать спорные дела, тех поставляют старейшинами, наследственного преемствия нет у них». [1] Их общины и роды не имели постоянных прозваний, а именовались именами сильнейшего старейшины. При патриархальном строе общества ухуаньцев у них при совершении браков сохранялся ещё обычай свободного выбора невесты и отработки женихом в семье будущей жены.

О них мы читаем: «Кто хочет жениться, старается сойтись с девушкой за три месяца и даже за полгода до брака; потом посылают сговорные дары, состоящие из лошадей, крупного и мелкого рогатого скота, а после сего переселяются в женин дом. В семействе женина дома ежедневно всем по утру кланяется, но не делает поклонения перед отцом и матерью. Когда он проработает в женином доме год или два, то тесть щедро отпускает его и отдает все вещи, находившиеся в жилище его дочери. В обычай введено жениться на мачехах, брать жён после братьев». [2]

У хуннов порядок заключения браков, по-видимому, был иной. Иначе китайские источники не подчёркивали бы вышеприведённые сведения о порядке заключения браков у ухуаньцев. Во всяком случае, и у хуннов браки заключались путём выкупа невест, следствием которого существовал обычай левирата, отмеченный у ухуаньцев. При парной семье у хуннов, как и у ухуаньцев, практиковалось многожёнство. У них брак был экзогамным, причём, как увидим ниже, шаньюй мог брать себе жён только из ограниченного числа знатных родов.

Обычай левирата настолько строго соблюдался у хуннов, что с ним должен был считаться и китайский двор.

Характерен следующий сообщаемый в Хоуханьшу случай. Вторая жена шаньюя Хуханье китайская княжна «Чжао-гюнь в доме хуннов родила двух сыновей. По смерти Хуханье на престол вступил сын старшей яньчжы и хотел жениться на Чжао-гюнь. Княгиня просила у государя дозволения возвратиться в Китай, но Чен-ди предписал ей сообразоваться с обычаями народа, почему сделалась яньчжы следующего хана». [3]

Хунну и дунху, или ухуаньцы, подразделялись на роды. Во главе их родов стояли старейшины, но, в то время как ухуаньцы в общественном отношении представляли собой союз отдельных общин и родов, хунны, по крайней мере с конца III века до н.э., были объединены в одну «державу». Держава эта представляла собой консолидацию 24 родов со старейшиной во главе каждого рода, причем «каждый из 24 старейшин для исправления дел поставляет у себя тысячников, сотников и десятников». [4]

Все эти роды подчинялись Великому верховному вождю — шаньюю.

Организация хуннской державы была довольно сложной и детально описана в Шицзи и в Хоуханьшу. [5]

Из старейших почтеннейшими считались Чжуки-князь и Лули-князь восточные; за ними Чжуки-князь и Лули-князь западные. Они назывались четырьмя рогами. Далее следовали восточный и западный Жичжо-князья, далее восточный и западный Выньюйди-князья, затем восточный и западный Чжань-гян-князья. Они назывались шестью рогами. Это все были шаньюевы сыновья и младшие братья, которые по порядку имели право на шаньюев «престол». Вельможи из посторонних родов были восточный и западный Гуду-хэу, затем восточный а

(67/68)

западный Шычжо — Гуду-хэу. Прочие под названием Дуюй, Данху и Жычжа — Цзюйкюй «различались в степенях по преимуществу власти и числу своих людей». Всего двадцать четыре старейшины.

«Самыми сильными владетелями считались восточные и западные Чжуки и Лули-князья». Самыми знаменитыми родами считались Хуань, Хэйбу, Лань и Циолинь (при Модэ Циолинь не считался знатнейшим родом). Род Хуань считался старшим, роды Лань и Хэйбу — младшими. Шаньюй брал себе в жёны девиц только из четырёх вышеназванных родов.

При патриархально-родовом строе общества хуннов их территория находилась ещё в общем пользовании, причём каждый владетель имел определённую полосу земли, в пределах которой вместе с подведомственными ему людьми перекочёвывал с места на место, смотря «по приволью в траве и воде». [6] Хуннский шаньюев «царствующий Дом» не имел родовых, т.е. отделенных в потомственное владение, уделов, а уделы давались каждому с должностью, соответствующей степени его родства с «царствующим Домом»: по смерти же удел переходил к тому, кому по степени родства получить должность следовало. [7]

Такое общее владение территорией было, по-видимому, характерным в данную эпоху всем центральноазиатским скотоводческим народам. Весьма показательно в этой связи сообщение китайских источников, как о явлении необычном, что старший усуньский гуньмо Цилими обнародовал, чтобы никто не смел пасти скот на его пастбищах. [8]

Власть хуннского шаньюя, судя по китайским источникам, не была строго регламентированной и определялась рядом обстоятельств в зависимости от общей политической обстановки в державе. По одним сведениям шаньюй пользовался неограниченной властью: «Государь с чинами просто обращается и управляет целым государством как один человек». [9] Источники передают о неоднократных случаях, когда шаньюй самовластно казнил несогласных с его мнением советников, не говоря уже об изменниках. С другой стороны, немаловажную роль в управлении играли советы старейшин.

«У хуннов было обыкновение три раза в году собираться в Лун-цы (по-китайски — Храм дракону, — С.Р.), где в первой, пятой и девятой луне в день под названием сюй приносили жертву духу неба... На сих собраниях начальники поколений рассуждали о государственных делах, забавлялись конскою скачкою и бегом верблюдов». [10]

Одним из вопросов, в решении которого принимали участие старейшины, было назначение преемника умершему шаньюю. Хотя шаньюю обычно наследовал его сын, родной брат или племянник от родного брата, правило это, по-видимому, не всегда соблюдалось, что нередко имело следствием распри между владетелями. Приведём несколько примеров.

В Шицзи сообщается: «У покойного шаньюя (Хулугу, — С.Р.) был младший брат от другой матери. Он имел достоинство Великого Дуюй и был доброй души; почему старейшины обратили внимание на него. Мать яньчжи опасалась, что шаньюй не поставит её сына, а поставит Восточного В. [Великого] Дуюй, и потому самовольно велела убить его. Старший единоутробный брат Восточного B. [Великого] Дуюй оскорбился, и перестал ездить в шаньюеву орду (ставку, — C.Р.). Сверх сего заболевший шаньюй перед самою смертью в завещании вельможам сказал: Сын мой по малолетству не может управлять государством, постановить моего младшего брата Западного Лули-князя. Но по смерти шаньюя Вэй Люй (полководец, приближённый Хулугу шаньюя, — С.Р.) с прочими и яньчжы

(68/69)

Чжуанькюй утаили смерть шаньюя, ложно именем его заключили клятву со старейшинами, и на престол возвели сына Восточного Лули-князя под наименованием Хуанди шаньюя». [11]

Второй пример.

Хуанди шаньюю унаследовал Хюйлюй — Цюанькюй шаньюй. Последний «дочь западного великого предводителя поставил первою яньчжы, а любимую покойным шаньюем яньчжы Чжуанькюй отставил». [12] Отставленная Чжуанькюй вступила в связь с западным Чжуки-князем. «Западный Чжуки-князь хотел ехать в Лун-чен на собрание. Чжуанькюй-яньчжы сказала ему, что шаньюй опасно болен, и советовала не удаляться. Через несколько дней шаньюй умер. Хэсу-князь Синвэйян разослал нарочных для приглашения старших князей; но князья ещё не собрались, как Чжуанькюй-яньчжы с младшим своим братом восточным великим Цзюйкюем Дулунки западного Чжуки-князя Туцитана возвела на престол». [13]

Из сказанного следует, что в назначении шаньюев хуннов нередко не последнюю роль играли их старшие жёны и «придворные» интриги.

В ответственные моменты шаньюи обращались за советами к старейшинам, но не считали себя обязанными следовать их советам. Так, например, в результате междоусобицы внутри хуннской державы 57-53 гг. до н.э. Чжуки-князь Хутуус (объявивший себя Чжичжы-гудуху шаньюем) напал на Хуханье шаньюя. Последний был разбит, и войско его обратилось в бегство. После поражения Хуханье шаньюя восточный Ичжицзы-князь подал совет «поддаться китайскому двору, просить у него вспоможения». Хуханье передал это дело на усмотрение старейшин. «Это невозможно, говорили старейшины. Сражаться на коне есть наше господство: и потому мы страшны перед всеми народами. Мы ещё не оскудели в отважных воинах. Теперь два родные брата спорят о престоле и если не старший, то младший получит его. В сих обстоятельствах и умереть составляет славу. Наши потомки всегда будут царствовать над народами. Китай как не могуществен, не в состоянии поглотить все владения хуннов; для чего же нарушать уложения предков? Сделаться вассалами дома Хань, значит унизить и постыдить покойных шаньюев и подвергнуть себя посмеянию соседственных владений. Правда, что подобный совет доставит спокойствие, но мы более не будем владычествовать над народами». Ичжицзы-князь настаивал на своём совете, и Хуханье шаньюй склонился к его предложению. [14]

Как верховный вождь племён шаньюй предводительствовал на войне и крайне ревностно оберегал территорию хуннской державы. Это следует из двух сообщаемых в Шицзи случаев.

В первые годы правления шаньюя Модэ дунху отправили к нему посланца с пожеланием получить от него тысячелийного коня, оставшегося после смерти отца Модэ шаньюя Туманя. «Модэ потребовал совета у своих вельмож. Вельможи сказали ему: тысячелийный конь есть сокровище у хуннов. Не должно отдавать, К чему, сказал им Модэ, живучи с людьми по соседству, жалеть одной лошади для них? И так отдали тысячелийного коня. По прошествии некоторого времени дунху, полагая, что Модэ боится его, ещё отправил посланца сказать, что он желает получить от Модэ одну из его яньчжы. Модэ опять спросил у своих приближённых. Приближённые с негодованием сказали ему: дунху есть бессовестный человек; требует яньчжы. Объявить ему войну. Модэ сказал на это: к чему, живучи с людьми по соседству, жалеть одной женщины для них? И так взял свою любимую яньчжы и отправил к дунху. Владетель в дунху ещё более возгордился. В хун-

(69/70)

неких владениях от дунху на запад есть полоса земли на 1000 ли необитаемая. На ней только по границе с обеих сторон были караульные посты. Дунху отправил посланца сказать Модэ, что лежащая за цепью обоюдных пограничных караулов полоса брошенной земли, принадлежащая хуннам, не удобна для них, а он желает иметь её. Модэ спросил совета у своих чинов, и они сказали: это неудобная земля; можно отдать и не отдавать. Модэ в чрезвычайном гневе сказал: земля есть основание государства, как можно отдавать её? Всем, советовавшим отдать землю, отрубить головы». [15]

Значительно позднее, на рубеже н.э., когда хунны находились уже в некоторой зависимости от Китая, последний заинтересовался клином хуннской земли, вдавшимся в пределы Китая, против области Чжан-йе. «На этом клине, как сказано в Цяньханыпу, растёт очень хороший лес, годный на древки для стрел, и водятся орлы, коих перья употребляются на опушку стрел». На требование послов передать Китаю этот участок земли шаньюй (Учжулю-жоди) сказал: «Отцы и братья уже пять раз передали престол, и двор не требовал этой земли, а ныне, узнав о ней, начал требовать. По сведениям, доставленным мне от караульного Вын-князя, удельные владетели западных хуннуских земель единственно с сих гор пользуются лесом для юрт и телег. Сверх сего я не смею отдавать земель, оставленных мне предками». [16]

Решение спорных дел, поступавшие жалобы и приговоры к наказанию представляемы были шаньюю словесно.

По Шицзи законы хуннов были следующие: «Извлёкшему острое оружие и фут — смерть, за похищение конфискуется имущество, за лёгкие преступления надрезывается лицо, а за важные — смерть. Суд более десяти дней не продолжается. В целом государстве узников бывает несколько десятков человек». [17]

Частная собственность отдельных семей на основное средство производства хуннов, на скот, установилась, как и у других евразийских скотоводческих племён, не позднее средины первого тысячелетия до н.э. Это особенно наглядно подтвердилось раскопками на Алтае. К охране частной собственности были приспособлены, как мы видели выше, и законы хуннов.

Наличие частной собственности и военно-демократический строй общества хуннов обусловили выделение той привилегированной верхушки, о которой говорилось выше, отличавшейся своим богатством, влиянием и властью. О резкой имущественной дифференциации среди хуннов ярко свидетельствуют богатые захоронения знати, резко отличающиеся от рядовых погребений основной массы населения.

Обогащению хуннской знати, стоявшей во главе хуннских родов и подчинённых ей племён, помимо её собственного хозяйства, способствовали не только военные грабежи, но и обложение населения налогами, взимание ясака с подчинённых племён, развитая в то время торговля и подарки от китайского двора, о которых речь будет в последней главе.

Мы не знаем, в какой мере население облагалось податью, но несомненно, что она существовала. В Шицзи сообщается, что находившийся при ставке Лаошан шаньюя китаец Чжунхин Юе «научил шаньюевых приближённых завести книги, чтобы по числу обложить податью народ, скот и имущество». [18]

Учёт населения и скота у хуннов производился ежегодно осенью во время общенародных съездов старейшин и вождей хуннов. [19]

Не вполне ясен вопрос о роли рабов в экономике хуннского общества. Рабский труд в условиях кочевого скотоводства имел ограниченное применение и притом

(70/71)

преимущественно в домашних работах. Шире он мог применяться при облавных охотах. Между тем рабы у хуннов были, но не в таком количестве, как предполагают некоторые авторы. Ма Чан-шоу, например, рассматривая хуннскую державу как классический пример рабовладельческого общества в Азии, насчитывает у хуннов в период наибольшего их процветания около 760 тысяч рабов, в то время как самих хуннов было до 1500 тысяч. [20]

Конфискация семейств в качестве меры наказания практиковалась при похищениях. Неуплата своевременно ясака с данника также влекла за собой обращение его семьи в рабство. В неволю попадали и захваченные в сражении мужчины и женщины. Между тем покорённые народы или взятых хуннами в плен, как бы много их не было, нельзя рассматривать в целом как рабов. Зависимость одних из них ограничивалась выплатой определённого ясака, другие, как, например, китайцы, становились осёдлыми подданными шаньюя и занимались земледелием и ремёслами. Среди зависимых от хуннов немало было и перебежчиков из Китая, находившихся на особом вольготном положении. Показательно сообщение Цяньханьшу, в котором говорится, что китайцы «завели пограничные укрепления, поставили гарнизоны, но не для хуннов только, а и для жителей зависимых владений, бывших подданных хуннуских, чтоб они, соскучась по родине, не вздумали бежать... Невольники и невольницы у пограничных жителей без исключения помышляют о бегстве. Они вообще говорят, что у хуннов весело жить». И далее: «Срединное государство со всех четырёх сторон имеет крепости и заставы не для предосторожности только со вне, но и для обуздания неблагомыслящих и своевольствующих жителей Срединного государства». [21]

Парактеризуя хуннское общество в целом, Гарматта [22] считает его классовым, с устойчивыми пережитками родового строя обществом, патриархальные формы которого шли по пути разложения, а зачатки феодализма только что появлялись.

Как уже говорилось, хуннская держава состояла из консолидации родов одного и того же племени во главе с верховным вождём — шаньюем. Налоги, поступившие с населения, непосредственно шаньюю и его приближённым (сородичам), выдвинули шаньюев род и его самого на первое место, вследствие чего главой державы и был принят титул «Рождённый небом и землёй, поставлен солнцем и луной хуннский Великий шаньюй».