 С.И. Руденко
Горноалтайские находки и скифы.
/ Итоги и проблемы современной науки. М.-Л.: 1952. 268 с.
Заключение
Материалы, добытые за последние годы раскопками промёрзших курганов в Горном Алтае, дают возможность сделать целый ряд выводов, далеко выходящих за пределы истории этой ограниченной области. Они проливают яркий свет на всю скифо-сакскую проблему, поскольку наши раскопки освещают культуру древних горноалтайцев, крайних северо-восточных скифских племён, с такой полнотой, о которой нельзя и мечтать для какой-либо другой группы этих племён. Не только общий уровень культуры, но и своеобразные обычаи, характерные для западных, причерноморских, скифов, документально и притом в поразительных деталях установлены теперь и для населения Горного Алтая. После всего того, что мы узнали о культуре древних горноалтайцев, читая Геродота, местами кажется, будто бы он описывал быт не причерноморских скифов, а горноалтайских. Значение этого факта не может быть переоценено.
До наших раскопок в Горном Алтае, когда речь шла об относительном единстве скифской культуры от Карпат и Дуная на западе до Тянь-шаня, Алтая и Памира на востоке, исследователи основывались главным образом на общности изобразительного искусства, особого звериного стиля. Недаром для ряда авторов скифская культура и скифский звериный стиль были синонимами. Теперь мы с бóльшим основанием можем говорить об относительном единстве этой яркой и своеобразной культуры, так как оно прослежено нами почти во всех её проявлениях.
О наличии этой культуры на крайнем северо-востоке, в южной Сибири, в частности в Горном Алтае, можно было догадываться по случайному собранию неоднократно уже упоминавшегося скифо-сибирского золота. Однако вырванные из комплекса других вещей, беспаспортные предметы скифо-
(248/249)
сибирской коллекции Эрмитажа не могли служить надежным историческим документом. Сейчас они нашли своё место в истории культуры.
Я далёк от мысли утверждать, будто бы культура собственно скифов, скифов геродотовых и наших горноалтайских племён была во всех деталях одной и той же и будто бы все, что мы теперь знаем о древних горноалтайцах, можно приписывать и европейским скифам. Природные условия, этногонические процессы, а главное, культурные связи с передовыми странами того времени на Востоке и на Западе были различными. Всё же одни и те же производительные силы и производственные отношения, интенсивный обмен между племенами в результате подвижного образа их жизни на не знающих естественных преград безграничных степных пространствах, совместные военные предприятия придали общий облик той смешанной культуре, которую мы называем скифской. Правы были Геродот и другие античные авторы, которые неоднократно подчёркивали, что образ жизни и обычаи, одежда и хозяйство у всех скифов, как европейских, так и азиатских, были в общем одними и теми же.
Если при пастушеском, частично кочевом скотоводческом хозяйстве скифские племена занимались и земледелием, то оно, как мы знаем, не было основным их занятием. Полное отсутствие земледелия, например у племён Восточного Алтая, или преимущественное занятие земледелием у геродотовых скифов-пахарей было исключением из общего правила и поэтому не могло существенно отразиться на общем состоянии культуры скифских племён. Второстепенным фактором в сложении скифской культуры являлась также прочная осёдлость или исключительно кочевой образ жизни, если таковой вообще имел место у какого-либо из скифских племён, так как в массе они вели полукочевой образ жизни.
Точно установить время, когда в Горном Алтае появились племена со скифской культурой, за недостатком исследованных памятников не представляется возможным. Судя по некоторым металлическим предметам личного убранства и конской упряжи, идентичным подобным же вещам западных скифов, наиболее ранней датой появления скифских племен в Горном Алтае можно считать вторую половину VIII-VII в. до н.э.
Здесь я имею в виду бронзовые зеркала, украшения в виде фигур свернувшихся в кольцо зверей, удила со стремечковидными кольцами, своеобразные псалии с развилкой, найденные в верховьях р. Бухтармы и в Майэмирской степи в Южном Ал-
(249/250)
тае. Подобные вещи в Западной Скифии датируются VII в. до н.э.
Население Горного Алтая скифского времени генетически, повидимому, не было связано с более ранними его насельниками. Эти последние, как мы знаем, имели ярко выраженный европеоидный физический тип, в то время как горноалтайцы интересующего нас периода представляют собой весьма смешанный тип со значительной примесью монголоидных элементов. Изучение скелетов и трупов из горноалтайских курганов указанной эпохи показало, что европеоидный тип местами, особенно в рядовых захоронениях, ещё хорошо представлен. Всё же большой удельный вес имел и монголоидный компонент, правда, в смягчённом его виде, в каком он представлен у современных нам алтайцев, казахов и киргизов.
Весьма вероятным, на мой взгляд, будет предположение, что в конце VIII — начале VII в. до н.э. какая-то часть скифских племён, возможно с верховий Иртыша, из Зайсанской котловины или предгорий Тарбагатая распространилась и на Горный Алтай, ассимилировав там незначительное до того времени коренное население этой области. Дальнейшее исследование, возможно, покажет, что заселение Горного Алтая скифскими племенами происходило и с юга и с запада и притом различными племенами, пришедшими туда с уже вполне сложившейся культурой скифского облика.
Чрезвычайно интересна та эволюция, которая в данную эпоху намечается в устройстве курганной насыпи. Нигде, кроме горных районов, в частности Алтая, включая и монгольский Алтай, на огромной территории расселения скифских племён мы не знаем курганов с такой именно каменной насыпью, которая при больших размерах курганов обусловила бы образование в них курганной мерзлоты. Племена, пришедшие в Горный Алтай из степных районов, где они над курганами сооружали земляные насыпи, в горах использовали для последних и камень. Наиболее ранние курганы скифского времени в Горном Алтае имеют смешанные насыпи из земли с камнем. Позже, имея под руками неограниченное количество камня в россыпях, население от обычных земляных насыпей перешло к смешанным из земли и камня, а затем — к наброске из дикого камня. Как мы знаем, для земляной насыпи использовался только тот грунт, который был извлечен при рытье могильной ямы. Это изменение в конструкции курганной насыпи произошло постепенно, под влиянием чисто местных условий, без каких бы то ни было видимых изменений в идеологии. Из этого примера видно, что, вопреки широко распространённому мне-
(250/251)
нию, изменения в приёмах захоронения или конструкции погребального сооружения вовсе необязательно являются следствием изменения в идеологии данного племени или смены одной этнической группы другой.
Несмотря на занятие пастушеским скотоводством, население Горного Алтая в скифское время, как я пытался доказать, было осёдлым. Весьма совершенная техника плотничьего мастерства и целый ряд косвенных данных указывают на то, что по крайней мере вожди племени жили в больших, прекрасно построенных бревенчатых домах. Стойловое содержание зимой высокопородных лошадей и части рогатого скота, разведение домашних кур, наконец, массивные, больших размеров, глиняные корчаги, обнаруженные при раскопках второго Башадарского кургана, — всё это свидетельствует о прочной осёдлости. Однако, поскольку, как я полагаю, интересующие нас горноалтайские племена вышли из прилегающих к Алтаю юго-западных степей, где они вели во всяком случае полукочевой образ жизни, в быту древних горноалтайцев мы видим немало элементов, свойственных кочевому быту.
Хотя скотоводство, и притом пастушеское, с тебенёвкой и зимнее время, было основным занятием, охота как промысел полностью ещё не утратила своего значения.
Культура древних горноалтайцев Не была примитивной, и к каким бы её элементам мы ни обратились, всюду мы убеждаемся в высоком её уровне.
В своём основном занятии скотоводством население не ограничивалось разведением каких-либо двух-трёх видов домашних животных. У них мы находим всевозможные в природных условиях Горного Алтая виды домашних животных до яков включительно. Они имели высокопородных коней, не уступавших по своим качествам лучшим породам древнего мира, выведенных из местной породы путём искусственного подбора и специального ухода за лошадьми. Мы видели, что тонкорунные их овцы по качеству своего пуха не уступали самым лучшим породам современных нам овец. На очень высоком уровне стояла техника обработки кожи, меха и шерсти. Об этом свидетельствуют замечательные по тонкости работы меховые одежды и шерстяные ткани. Правда, горноалтайские ткани уступали современным им переднеазиатским шерстяным тканям, техника изготовления которых стояла на исключительной для ручной работы высоте. Тем не менее и на Алтае ткались самые разнообразные по типу ткани, из которых некоторые были очень тонкой работы. О местном Горноалтайском тка-
(251/252)
честве можно говорить с полной уверенностью потому, что ткани, выполненные из одного и того же материала, в одной и той же технике, встречаются почти во всех больших курганах как Центрального, так и Восточного Алтая.
Следует отметить, что ткани ценились, повидимому, очень высоко и использовались преимущественно как покрывала и для отделки различных вещей. Кроме рубах, даже в могилах вождей племён мы не нашли одежд, сшитых из материи. Одежды вождей племён и их наложниц шились из тонких сортов войлока, кожи и из мехов. Некоторые из таких одежд, например женские из второго Пазырыкского кургана, при изготовлении требовали затраты очень большого труда, тем не менее они шились всё же из мехов с апликацией из тонкой кожи, а не из материи. Тонкие ткани, тесьма, кружева употреблялись главным образом для отделки одежды, конского убранства и для мелких поделок. Ткани толстые и коврового типа, с начёсом, употреблялись как подстилка или покрывала. Местное ткацкое производство полностью не удовлетворяло потребностей населения, что следует из наличия большого количества встречающихся в большинстве исследованных курганов иноземных тканей, главным образом китайских.
Для работ по дереву у древних горноалтайцев имелись разнообразные орудия: ножи, шилья, коловороты, дрилли, долота, топоры и тёсла. Пилы у них, повидимому, не было, так как для изготовления досок и плах употреблялись, как это видно, топоры и тёсла. Токарный станок у них, между тем, имелся.
Художественная резьба по дереву, как мы видели, достигла совершенства, даже с нашей современной точки зрения. Столь же искусна была резьба и по рогу.
Мы не располагаем достаточным материалом, чтобы судить о достижениях горноалтайских племён в обработке минеральных веществ. Они обращали мало внимания на качество литья при изготовлении утилитарных вещей. Медные сосуды, удила, украшения конской упряжи довольно грубой работы. Последние отливались в глиняных формах по деревянным моделям, более совершенным, чем отлитые из меди вещи. С другой стороны, замечательной работы были штампованные из тонкой листовой меди различные художественные изделия, преимущественно украшения одежды. Неплохо изготовлялось и листовое золото, в огромном количестве используемое для покрытия вырезанных из дерева художественных изделий.
Как видно из найденных вещей, имелись искусные ювелиры. Прекрасной работы серебряные поясные бляхи, подвески и
(252/253)
зеркало из второго Пазырыкского кургана. Замечательны по своему выполнению многочисленные золотые украшения скифо-сибирского собрания Эрмитажа, просто литые и со вставками из самоцветов. Золотые серьги с зернью, найденные во втором Пазырыкском кургане, в чём мы могли убедиться, не уступают самым лучшим образцам изделий античных ювелиров. Впрочем, нельзя с уверенностью утверждать, что все без исключения перечисленные выше предметы местной горноалтайской работы. Однако и из Пазырыкских и из Башадарских курганов мы имеем вещи, в частности бусы из кристаллов пирита, которые свидетельствуют о тонкой работе и горноалтайских мастеров.
Золотистые кристаллы сернокислого железа, пириты, встречаются в Горном Алтае во многих местах. Месторождения этого минерала известны и в непосредственной близости от раскопанных нами курганов. Поэтому использование их в качестве украшений не представляет ничего удивительного. Удивительно всё же, что не только в крупных кристаллах, но и в таких, малых размеров, как с площадью граней 1.5x2 и 1.5x3 мм, при их твёрдости в 6 баллов, в продольном направлении просверливались сквозные отверстия диаметром около 0.5 мм.
Хотя, по сообщению Геродота, одежда азиатских скифов или массагетов была похожа на одежду западных европейских скифов, а ближайшие соседи древних горноалтайцев одевались по-скифски, всё же в одежде скифских племён должны были быть существенные различия. Не говоря уже о том, что некоторые одежды, найденные при раскопках в Горном Алтае, отличаются от одежд западных скифов, известных нам по изображениям скифов работы греческих мастеров, они и в пределах самого Горного Алтая были разнообразны. Из пяти подлинных плечевых мужских и женских одежд, которыми мы в настоящее время располагаем, нет и пары совершенно одинаковых. Особого типа и шестая одежда, которую мы видим в изображении конного воина на ковре из пятого Пазырыкского кургана.
Отсюда можно сделать вывод, что при многих общих чертах одежды, особенно мужской, о которой только, вероятно, и писал Геродот, были и существенные местные различия. Следует при этом иметь в виду, что, помимо повседневной одежды, имелась и парадная, отличная от последней. Преимущественно такую одежду мы и имеем из богатых могил вождей племён. Она не была одеждой простых скотоводов, а изысканной, весьма оригинально и претенциозно оформленной, имеющей
(253/254)
свою длинную историю. Такие одежды, как, например, плечевая с декоративными рукавами, типа персидского кандис, или женская обувь с голенищами раструбом и с узорными или расшитыми бисером и кристаллами пирита подошвами, имеют аналогии не в Западной Скифии, а на юге, в Средней и Передней Азии.
Что было несомненно общим у всех скифских племён — это оружие, конская упряжь, узды и сёдла. Замечательно все же, что не только совершенно одинаковые короткие мечи, луки со стрелами и щиты, удила или подпружные пряжки, но и одинаково художественно оформленные, например, роговые псалии и седельные накладки, мы находим и в Поднепровье, и в Прикубанье, и в предгорьях Алтая. Существенные отличия в зависимости от одарённости и творческой фантазии отдельных мастеров наблюдаются только в деталях убранства сёдел и в наборах седельных и уздечных украшений. Эти отличия ярко выступают и в пределах самого Горного Алтая.
Такой сохранности сёдел, как в исследованных нами курганах, вне Горного Алтая я не знаю. Поэтому судить во всех деталях о местных особенностях их убранства у различных скифских племён не приходится. Всё же достаточно присмотреться только к горноалтайским сёдлам, чтобы убедиться, насколько разнообразно было их убранство. Для примера возьмём наиболее сохранившиеся сёдла первых двух и пятого Пазырыкских курганов, а также второго Башадарского. В первых двух Пазырыкских курганах седельные покрышки украшены изображениями фигур животных, их головами и сценами борьбы зверей; весьма разнообразные седельные подвески выполнены преимущественно в зверином стиле. Во втором Башадарском кургане большинство седельных покрышек с мозаичными рисунками из разноцветных квадратиков, расположенных в шахматном порядке, в некоторых случаях с нашивными крестиками; бахрома этих покрышек часто зубчатая с нашивными украшениями из геометрических фигур. В пятом Пазырыкском кургане, за исключением покрышки одного из сёдел, все остальные покрышки были без украшений, зато роскошно оформлены узорные чепраки, для которых не жалели и драгоценных иноземных тканей.
Отличительная особенность конского убранства азиатских скифов от такового европейских — обилие золотых украшений, на что обращал внимание ещё Геродот при описании массагетов. В Горном Алтае, как мы видели, почти все без исключения медные литые и вырезанные из дерева украшения конской
(254/255)
упряжи покрывались листовым золотом, реже листовым серебром или оловом.
Разнообразие этих украшений безгранично, и с полной уверенностью можно сказать, что раскопки в Горном Алтае каждого последующего промёрзшего кургана и в дальнейшем будут давать новые ещё не виданные художественно оформленные украшения. Горноалтайские резчики по дереву и рогу, как и другие мастера, при сравнительно ограниченном числе основных мотивов проявляли чрезвычайную изобретательность в их трактовке.
Так как украшения конской упряжи каждого в отдельности кургана изготовлялись одним мастером или под его наблюдением двумя-тремя, то последнее нашло своё отражение как в подборе мотивов, так и в особенностях стиля и манере изображения, отличающих украшения, найденные в одном кургане, от украшений, найденных в другом кургане, хотя бы одной и той же группы. В этих предметах мы видим изделия не ремесленников, рассчитанные на широкое распространение, а произведения индивидуального творчества отдельных мастеров. Отсюда всё то разнообразие в украшениях конской упряжи, которое мы наблюдаем в Горном Алтае.
Что касается звериного стиля, точнее своеобразного стилистического изображения животных, который занимал выдающееся место в скифском изобразительном искусстве, то оно им не исчерпывалось. На примере горноалтайского искусства это видно совершенно ясно. Да и у европейских скифов, если внимательно присмотреться, мы найдём, помимо изображений животных, немало других орнаментальных мотивов.
Изучение скифского изобразительного искусства естественно ставит перед нами вопрос, было ли оно в общем единым на всём огромном пространстве расселения скифских племён, и решается он положительно. Можно указать целые серии произведений этого искусства из собственно Скифии, из Горного Алтая и Прикубанья, с южного берега оз. Урмии и из Средней Азии, которые в такой степени повторяют одно другое, что, не зная точно происхождения данной вещи, нет возможности определить её местонахождение. Последнее явилось результатом применения одних и тех же стилистических приёмов в изображениях тех или иных сюжетов и в первую очередь при изображении животных.
Однако при сопоставлении в целом искусства скифов поднепровских и скифов прикубанских между собой или при
(255/256)
сопоставлении их искусства с искусством горноалтайским вполне определённо выявляются и местные отличия. Из Причерноморья мы не знаем таких чудищ, какие характерны для горноалтайского и вообще южносибирского изобразительного искусства, где в одном образе слиты черты, свойственные оленю, тигру и орлу. Влияние переднеазиатского искусства, известное в ранних памятниках искусства причерноморских скифов, позже уступает влиянию греческого искусства. В Прикубанье связи с искусством Передней Азии удерживаются несколько дольше, хотя явно выраженного влияния искусства ахеменидской Персии там не наблюдается. В искусстве горно-алтайском взаимосвязи со Средней и Передней Азией происходили, повидимому, непрерывно со времени ассирийского господства в последней на протяжении всего ахеменидского времени. Историки западного скифского искусства, на что мною обращалось внимание в главе шестой, пытались проследить его эволюцию и наметили ряд этапов в его развитии. Периодизация эта представляется мне искусственной и явилась результатом ограниченности известного в то время материала. После наших раскопок в Горном Алтае стало ясно, что предложенная периодизация — от изображений реалистических к условным схемам — не применима к горноалтайскому искусству и не столько потому, что пока мы не можем с полной уверенностью расположить в хронологической последовательности известные нам памятники, сколько вследствие крайнего многообразия произведений этого искусства в пределах одного памятника. В самом деле в большинстве исследованных нами курганов одновременно существуют изображения животных монументальные, строго и просто выполненные в реалистическом плане, и изображения в большей или меньшей орнаментальной стилизации, и, наконец, изображения, в своей условности доведённые до схемы.
Вопрос о происхождении скифского искусства, его звериного стиля сложен. Сложность его явилась результатом тесного сочетания в процессе развития тонко наблюдаемых образов окружающей природы с мотивами и стилистическими приёмами, характерными для искусства Передней Азии.
Задачей этого искусства было в первую очередь украшать предметы домашнего обихода, что вызвало к жизни те своеобразные приёмы, которые позволяли вложить данный образ в заданную форму, а техника резьбы преимущественно по дереву оформила этот стиль. Весьма важно отметить, что скифские мастера, заимствуя некоторые приёмы изобрази-
(256/257)
тельного искусства у близких им по культуре племён севера Передней Азии, не рабски подражали этим приёмам, а творчески их перерабатывали.
Племена Горного Алтая в скифское время, как можно судить по полученным нами данным, не жили изолированно. Объясняется это тем, что они являлись частью родственных им по культуре, а возможно и по происхождению, племён, населявших степные пространства в предгорьях Тарбагатая, Тяньшаня, а также Среднеазиатского междуречья и оазисы Бактрии, населённые осёдлыми земледельческими племенами. Отделившись от последних, по живя с ними общей жизнью, горноалтайские племена, принимая участие в военных походах, а в мирное время поддерживая торговые связи с югом, обогащали свою самобытную культуру опытом и достижениями культуры своих соседей в Средней и Передней Азии.
Основой благосостояния древних горноалтайцев был скот и, возможно, золото. Золото в Горном Алтае, особенно в западных его предгорьях, действительно в то время добывалось в большом количестве. Об этом свидетельствуют древние разработки и эрмитажное собрание скифо-сибирского золота, нахождение золота в большем или меньшем количестве во всех без исключения погребениях, относящихся к данной эпохе. Скот, обеспечивавший население всем необходимым для удовлетворения его жизненных потребностей, вряд ли имел сколько-нибудь существенное значение в качестве «экспортного товара», так как скота было много в районах, ближайших к рынкам сбыта, к осёдлому населению Средней и Передней Азии. Экспортным товаром, по всей вероятности, были меха ценных пушных зверей, в частности соболя. В Средней Азии мехами опушивалась одежда знати, в том числе и кандис.
В обмен на свои товары древние горноалтайцы, как мы знаем, получали из Средней и Передней Азии дорогие ткани и ковры, семена эфирно-масличного посевного кориандра, возможно, ювелирные изделия, из Средней Азии, кроме того, — изделия из бирюзы, бусы и бисер, с Индийского океана — раковины ужовки. Торговые связи поддерживались и с далёким Китаем, откуда получались шёлковые ткани.
Каковы же были дальнейшие судьбы этих горноалтайских племён?
Если наиболее ранние памятники скифской культуры в Горном Алтае можно датировать VII в. до н.э., то самые поздние курганы с каменной наброской нет пока никаких осно-
(257/258)
ваний датировать временем более поздним, чем IV в. до н.э. До сих пор ни в одном из исследованных курганов этого типа не найдено китайских вещей эпохи ранних Хань, в частности зеркал, которые, как мы знаем, в изобилии появляются вместе с гуннской экспансией на Запад. В III в. до н.э. в западной Монголии складывается союз гуннских племён, а в 206г. до н.э. в Монголии появляется верховный вождь гуннов Модэ. Между 206 и 204 гг. до н.э. Модэ наносит первый удар с востока по южной Сибири и Средней Азии. К этому времени, к III-II вв. до н.э., по всей вероятности, относятся вторжение гуннов и на Алтай, вытеснение скифских племён с гор и разграбление раскопанных нами могил их предков.
Археологических памятников конца первого тысячелетия до н.э. и первой половины первого тысячелетия н.э. в Горном Алтае пока не обнаружено. Судя по раскопкам могильников, начиная с VI в. н.э. культура населения Горного Алтая уже существенно отличалась от скифской, хотя и наблюдается известная преемственность в вооружении, в средствах передвижения и в некоторых других элементах культуры. Мало того, и у современного нам коренного населения Горного Алтая эта преемственность с отдалённым прошлым до революции прослеживалась в системе хозяйства, в домашней утвари и посуде, в мотивах и технике изобразительного искусства, главным образом орнаментального, в заупокойном культе — в погребениях с конём. С ещё большей полнотой наследие былой скифской культуры может быть прослежено в культуре киргизского и казахского народов, какой мы её знали в дореволюционное время.
В этом особое значение работ Горноалтайской экспедиции, результаты исследований которой могут быть широко использованы при изучения истории культуры ряда народностей многонационального Союза Советских Социалистических Республик.
|