С.И. Руденко

Горноалтайские находки и скифы.

/ Итоги и проблемы современной науки. М.-Л.: 1952. 268 с.

Глава шестая. Звериный стиль.

Одна из самых характерных черт скифской культуры — оригинальность их изобразительного искусства. Искусство это настолько своеобразно и до такой степени типично для скифских племён, что может служить одним из основных признаков в определении их культуры. Господствующее положение в этом искусстве занимают изображения зверей, изображения, выполненные притом в столь оригинальном стиле, что этот именно стиль, как бы объединяя произведения их искусства, придавал особый тон всей той смешанной культуре, которую мы называем скифской. Несмотря, однако, на самобытность и оригинальность так называемого звериного стиля, он, как увидим ниже, до такой степени сложен, что не так-то легко поддаётся определению. М.И. Ростовцев, занимавшийся более других специальным изучением скифского звериного стиля, писал: «Если нам случится найти в этих (скифских) могилах вещи, которые украшены в особом стиле, который не может быть объяснён ни импортом, ни подражанием, мы можем уверенно сказать, что мы имеем поразительное искусство, которое должно быть названо скифским» ¹. [1]

Такое определение интересующего нас искусства, путём исключения, без конкретной его характеристики, не приемлемо, тем более, что в настоящее время мы обладаем несравненно более богатым материалом по сравнению с тем, которым располагал в своё время М.И. Ростовцев. В самом деле, раскопки промёрзших курганов в Горном Алтае не только доставили нам огромное количество произведений искусства, но и показали, до какой степени искусство это было органически связано со всеми сторонами быта населения. Вместе с тем стало

(138/139)

ясно, что термин «звериный стиль» не покрывает всё скифское изобразительное искусство. Хотя мотивы животных в искусстве скифов действительно решительно преобладают, тем не менее заметное в нём место занимают также геометрические фигуры и мотивы из мира растений. Поэтому, прежде чем рассматривать изображения животных, в частности воспроизведённые в особом зверином стиле, необходимо ознакомиться и с другими изображениями. В противном случае представление об искусстве древних горноалтайцев получится неполным и односторонним.

Среди фигур геометрических чаще других древние горноалтайцы пользовались формой круга. Круглая форма налобной подвесной бляхи узды была самой распространённой (рис. 62, а-б). Такие бляхи найдены во всех без исключения раскопанных нами курганах. В центре таких блях, на наружной их поверхности, всегда имеются полушарные вздутия. В некоторых случаях эти вздутия оконтурены кольцевым верёвочным орнаментом или заключены в два концентрических кольцевых валика. Круглыми бляхами украшались также уздечные ремни и псалии.

Вторая форма подвесных налобных блях узды была полулунная с кантиком верёвочного орнамента (рис. 62, г). Впрочем, такая бляха чаще принимала форму полуподковки или зерна фасоли.

Весьма интересно совместное использование в качестве украшения круга и полумесяца (солнца и луны?), особенно характерное для украшения сёдел из второго Башадарского кургана (рис. 62, д).

Нередки украшения шаровидные. Это обычно нанизанные на ремни конской упряжи шаровидные, вырезанные из рога или из дерева пронизки, в последнем случае выкрашенные в красный цвет или покрытые листовым золотом (рис. 62, н). В качестве украшения одной из узд третьего Пазырыкского кургана были использованы вырезанные из дерева пирамидки, состоящие из четырех шариков (рис. 62, р). Такими же пирамидками из четырёх шариков были украшены описанные в предыдущей главе золотые серьги. Особенно интересны шаровидные роговые пронизки из третьего Пазырыкского кургана, оформленные в виде глазного яблока (рис. 62, е).

Как один из вариантов шаровидных украшений можно рассматривать шаровидные же, но разделенные на многочисленные рельефные дольки или с желобчатыми вырезами пронизки (рис. 62, ж, з).

(139/140)

Реже встречаются полушарные бляхи и как вариант таких блях «репьи», т.е. полушарные бляхи с желобчатыми выемками (рис. 62, ж).

Квадраты в качестве орнаментального мотива чаще всего встречаются на одежде и на седельных покрышках, причём в орнаментах, состоящих сплошь из квадратов, последние бывают вырезанными либо из различного материала, либо при одном и том же материале выкрашенными в два цвета и расположенными в шахматном порядке (рис. 35, б; 58).

Фигуры ромба нередко можно видеть в украшениях раз личных бытовых предметов, одежды, конской упряжи. В качестве примеров можно привести мозаичное украшение фляги из первого Пазырыкского кургана, одежду из второго кургана (рис. 67, с), чепрак из пятого кургана той же группы. Ромбические фигуры украшают подошвы одной из пар женской обуви из второго кургана и псалии из третьего Пазырыкского кургана (рис. 47 и 54).

Одной из наиболее распространённых, встречающихся чаще других геометрических фигур является треугольник. Ряды треугольников, в частности образующие пилообразный орнамент, мы видим на настенном ковре из первого Пазырыкского кургана (рис. 11), в вырезанных из листового золота седельных украшениях из третьего кургана, на чепраках из пятого Пазырыкского кургана, на одной из одежд Котандинского кургана. Прорези в виде треугольников с криволинейными сторонами являются обычным украшением нижних концов псалии (рис. 62, п). Особенно излюбленным вариантом был треугольник с круглой выемкой у одной из его сторон как в качестве самостоятельного украшения (например одна из налобных блях третьего Пазырыкского кургана; рис. 62, к), так и как один из элементов в сложных орнаментах. Такой треугольник мы видим изображенным на самых разнообразных вещах почти из всех исследованных нами курганов.

Своеобразным орнаментальным мотивом является комбинация из двух треугольников — «бантики» из второго Башадарского кургана (рис. 62, м).

Парные цилиндры встречаются в качестве украшения в ряде Пазырыкских курганов.

Форма креста была достаточно широко применяема для украшения различных предметов, а местами, например в украшениях сёдел из второго Башадарского кургана, — одной из излюбленных. В этом последнем кургане они представлены в двух вариантах: кресты гладкие и со вздутием в центре

(140/141)

Рис. 62. Геометрические фигуры в украшениях конской упряжи. (2/5 натур, вел.).
а-г, е-к, н-р — из Пазырыкских курганов;
д, л, м — из первого и второго Башадарских курганов.

(Открыть Рис. 62 в новом окне)

креста, прямые и косые (рис. 67, в). Кресты, вырезанные из тонкой шёлковой материи, украшают одну из седельных покрышек пятого Пазырыкского кургана (рис. 57; 67, б). Весьма сложны по своему оформлению кресты внутри круглых блях, украшавшие одну из узд Шибинского кургана, что указывает на многовековое использование мотива креста в качестве украшения. Нередки подвески каплевидной и грушевидной форм, особенно среди украшений конской упряжи (рис. 63, а). Имеется

(141/142)

также целый ряд украшений, не укладывающихся в ту или иную геометрическую форму. Например, седельные подвески из второго Башадарского кургана — цилиндрической, но расширяющейся книзу формы с ушком наверху и с верёвочным рельефным кантиком по нижнему краю (рис. 63, б).

Рис. 63. Украшения конской упряжи. (2/5 натур, вел.). а, б —из второго Башадарского кургана: в — из первого Пазырыкского кургана; г — из третьего Пазырыкского кургана.

(Открыть Рис. 63 в новом окне)

Одним из излюбленных орнаментальных мотивов является фигура в виде «запятой», встречающаяся в ряде вариантов (рис. 64, а-д, ж). Как толковать происхождение этой фигуры? Было ли это первоначально символическим изображением когтя или клюва хищной птицы или прорастающего зерна? Появилась ли она путём соединения круга и завитка, сказать не берусь. Необходимо только отметить, что этот мотив встречается в самых разнообразных вариантах.

Фигура в виде запятой — одна из основных форм седельных и уздечных украшений второго Башадарского кургана. Там эти вырезанные из дерева запятые либо плоские, либо рельефные, больших и малых размеров. Некоторые из них, как и в Пазырыкских курганах, употреблялись в качестве застёжек подбородных ремней узды. Золотые листки, вырезанные в форме запятой, украшали седельные луки из третьего Пазырыкского кургана. В качестве одного из мотивов они, как и треугольники, часто входят в состав сложных орнаментов. Своеобразным украшением были фигуры в виде запятой из

(142/143)

Рис. 64. Украшения конской упряжи. (2/5 натур, вел.). а, б, г-ж, и, к, м-т — из второго Башадарского кургана; в — из первого Пазырыкского кургана; з — из третьего Пазырынекого кургана; л — из четвёртого Пазырыкского кургана.

(Открыть Рис. 64 в новом окне)

второго Башадарского кургана, вырезанные из тонких роговых пластинок с высверленными круглыми отверстиями (рис. 64, г).

Выше мы уже упоминали о кружках (точках), запятых и полуподковах (скобках) как об условных значках, назначе-

(143/144)

нием которых было подчеркнуть выдающиеся формы тела изображённых животных. Об этих условных значках нам придется неоднократно говорить и в данной и в последующей главах. Время появления подобных обозначений в Передней Азии датируется началом династии ахеменидов в Персии, и обычно рядом авторов, в том числе и мною, их появление объяснялось трансформацией приёмов условной передачи мускулатуры животных в ассирийском и более раннем переднеазиатском искусстве. Теперь же, учитывая широкое использование этих орнаментальных мотивов в горноалтайском искусстве, а также в вещах из Амударьинского клада, можно думать, что приёмы такой условной передачи форм тела животных выработались скорее в Средней Азии, в скифской среде.

Спираль или фигура в виде знака интеграла в качестве самостоятельных орнаментальных мотивов либо в сочетании с другими, или, наконец, играющая соподчинённую роль в изображении, скажем, животных, занимала исключительно видное место в горноалтайском орнаменте.

Большинство псалий из всех курганов имеет S-образную форму. Знак интеграла весьма плодотворно использован для украшения древков стрел из третьего Пазырыкского кургана (рис. 60). Применением этого знака в чистой форме или осложнённого дополнительными завитками, в некоторых случаях зубцами, получены весьма разнообразные рисунки, часть которых представлена на рис. 66.

S-образные фигуры часто использовались, когда надо было подчеркнуть форму плечевого пояса конечностей или нижней челюсти в изображении животных. Спирали, как увидим ниже, иногда почти сплошь покрывают тело животных, придавая изображениям последних своеобразный стиль. Как самостоятельные орнаменты сложные (вихреподобные) спирали во втором Башадарском кургане широко использовались для украшения седельных лук (табл. II, рис. 1).

Ряды встречных завитков нередко наблюдаются в уздечных украшениях, чаще же в последних мы видим изображения завитков, идущих в одном направлении, — орнамент так называемых бегущих волн, иногда с опрокинутым гребнем. Такой орнамент в Пазырыкских курганах использовался преимущественно для украшения деревянных развилок у нащёчных ремней узды (рис. 65).

Перехожу теперь к обзору фигур, мотив для которых был заимствован из мира растений. Самой простой из них является листовидная форма. Она встречается в различных ва-

риантах среди налобных подвесок узды из Шибинского и Пазырыкских курганов, в нескольких вариантах из второго Башадарского. В этом последнем мы видим подвески гладкие лавролистные и с рельефным кругом у черешка (рис. 64, и). Иногда этот круг прорезями превращается в розетку (рис. 64, о, р). Помимо круглых, встречаются розетки и овальной формы

(рис. 64, п). Для украшении такого типа из Башадарского кургана особенно характерны сложнолистные фигуры с кругом или розеткой у черешка и с глубокой врезной или прорезной «запятой» по середине листка (рис. 64, к). Такие подвески изготовлялись различных размеров и формы, расширенной или суженной, в зависимости от места прикрепления их на узде или нагрудном седельном ремне. Точно такими же листовидными украшениями оканчиваются и уздечные псалии из второго Башадарского кургана. В этом же кургане имеется еще один вариант таких украшений — не с розеткой у черена, а с рельефным бортиком и диагональными или вертикальными нарезками (рис. 64, е, м, т).

(145/146)

Вышеперечисленные листовидные орнаментальные мотивы только условно можно считать взятыми из мира растений. На рис. 64, з и 64, л мною приведены изображения двух уздечных подвесок: рис. 64, з — из третьего кургана и рис. 64, л — из четвёртого Пазырыкского кургана. Первую подвеску до раскопок второго Башадарского кургана я истолковывал как схематическое воспроизведение птичьей головы, а вторую — как изображение фантастической птицы. Сопоставление этих двух подвесок с подобными им из второго Башадарского кургана показывает, что вопрос о происхождении тех или иных орнаментальных мотивов много сложнее, чем это кажется с первого взгляда и при ограниченности материала. Далеко не всегда можно решить вопрос, имеем ли мы дело со схематическим изображением того или иного животного или с более элементарной формой, осложнённой приданной ей головой ушастой птицы, как это могло иметь место на подвеске, изображённой на рис. 64, л. Данные вопросы могут решаться только при наличии очень большого сравнительного материала, и притом хорошо датированного. Как один из вариантов листовидной формы можно рассматривать сердцевидные фигуры. Последние мы видим в роговых седельных подвесках из Шибинского кургана, в орнаменте настенного ковра из пятого Пазырыкского кургана (рис. 71, ж) и т.п.

Достаточно распространённым орнаментальным мотивом была также розетка. Её мы видим в двух вариантах в украшении псалии из второго Пазырыкского кургана, в качестве украшения седельных лук из третьего кургана, в украшении одного из конских головных уборов из первого Пазырыкского кургана, на чепраке и на фигуре «горноалтайского сфинкса» из пятого Пазырыкского кургана (рис. 67, г-з).

Более широкое по сравнению с розеткой применение в качестве орнаментального мотива получила трёхлепестковая и более сложная пальметка. Как самостоятельное украшение конского убора мы находим её почти во всех Пазырыкских курганах, а также в известном уже нам орнаменте, покрывающем кожаный кошелёк из второго Пазырыкского кургана. Мы видим её и в орнаменте кожаных накладок на седельные луки (первый и второй Пазырыкские курганы). Как второстепенный, подчинённый общей композиции элемент трёхлепестковая пальметка встречается на подвесных бляхах конского убора с изображением животных (рис. 67, и-р, т-ф).

Особого внимания заслуживают оригинальные по своему оформлению гирлянды вьющегося растения. В качестве образ-

(146/147)

Рис. 66. Орнаменты. Основной мотив — спирали. (2/5 натур. вел.). Пазырыкские курганы. а, б — из пятого кургана; в, ж — из второго кургана; г, д — из первого кургана; е, з — из третьего кургана.

(Открыть Рис. 66 в новом окне)

(147/148)

цов можно привести украшение одного из поясов из второго Пазырыкского кургана (рис. 51, а) и вырезанные из листового золота полосы, украшавшие седельные ремни; из третьего Пазырыкского кургана (рис. 68). В последних стебли вьющегося растения переплетаются с уже известными нам треугольниками с круглой выемкой у одной из их сторон и с запятыми.

Неожиданным в изобразительном искусстве Горного Алтая оказалось наличие мотива цветка лотоса, этого священного растения далеких стран Индии и устьев Нила. Мотив этот представлен многочисленными образцами, правда, только в двух первых Пазырыкских курганах, выделяющихся среди остальных, как увидим ниже, преобладанием в изобразительном искусстве и других иноземных мотивов.

Очень интересно вырезанное из кожи изящное, силуэтное изображение этого цветка (рис. 69, а), условное, но уже вполне установившееся. Тот же мотив мы видим в оформлении «коронки» на изображении одной из человеческих голов в седельных подвесках из первого Пазырыкского кургана (рис. 103, слева). Его же мы встречаем в замечательных вырезанных из рога круглых бляхах, украшавших одну из узд второго Пазырыкского кургана (рис. 69, д). Несколько иначе трактованы цветки логоса в войлочных ковровых бордюрах из того же кургана: цветок между чашелистиками в «корзинках» и на «подставках», образующих сплошные гирлянды из цветов (рис. 70). Данная композиция очень интересна в том отношении, что в точности повторяет композицию, хорошо известную нам по ассирийским и другим переднеазиатским бордюрам ¹. [2] Этот же мотив представлен в вырезанной из кожи апликации на кармане женской сумочки (рис. 69, в) и на кожаной фляге (рис. 14, г) из второго Пазырыкского кургана.

В более осложненном виде мотив цветка лотоса представлен на подошвах одной из пар женской обуви (рис. 69, б) и в исключительно осложненном виде — на головке и голенище другой пары обуви (рис. 46), а также па нагруднике (рис. 44) из того же второго Пазырыкского кургана.

Горноалтайские изображения цветка лотоса и его бутонов в своих простейших вариантах имеют неоспоримые и многочисленные аналогии в переднеазиатском изобразительном искусстве Ассирии и ахеменидской Персии. Пришедший с юга, мотив этот получил, между тем, в Горном Алтае дальнейшее

(150/151)

Рис. 69. Орнаменты. Основной мотив — цветок лотоса. (1/2 натур. вел.).
Второй Пазырыкский курган.
а — цветок (вырезан из кожи); б — орнамент па подошве обуви; в, г — апликации на сумке (вырезаны из кожи); д — орнамент на роговой бляхе.

(Открыть Рис. 69 в новом окне)

своё развитие и в таких до чрезвычайности осложнённых и разработанных формах, какие мы видим, хотя бы в орнаменте на голенищах обуви или на нагруднике. Таким он известен пока только в Горном Алтае.

Эти прекрасные образцы бесподобного орнаментального искусства воплощают в себе и все совершенство данной тех-

(151/152)

ники апликации и блестящее проявление высокого художественного творчества, прошедшего в своём развитии длинный исторический путь.

Наряду с этими совершенными лотосными орнаментами бытовали и достаточно примитивные украшения в виде бутонов цветов, например в скульптурных подвесках одного из чепраков пятого Пазырыкского кургана или изображения в виде цветущей ветви в руке богини, представленной на ковре из того же кургана (рис. 33). И в этом последнем случае мы имеем традиционную передачу какого-то растения, не поддающегося пока определению. Подчинённая роль этого мотива в общей композиции не побуждала, видимо, мастера к более реалистическому воспроизведению цветущей ветви.

Особое положение занимают орнаментальные мотивы, которые я условно называю «турьи рога» и «рога оленя».

Каково происхождение этих орнаментальных мотивов, пока не ясно. В простейшем виде турий рог мог возникнуть как прорезь на фоне при изображении так называемых бегущих волн (рис. 65, a), a в осложнённом — при изображении спиралей S-образной формы (рис. 68, б). Так называемые оленьи рога могли возникнуть в результате дальнейшего развития наиболее простых элементов орнамента. Не лишено вместе с тем вероятия возникновение этих мотивов в результате попытки воспроизвести природные формы рогов. Несомненно только одно: формы эти прочно укрепились в горноалтайской орнаментике. В простейшем виде турий рог мы видим на седельных подпружных бляхах из третьего Пазырыкского кургана (рис. 71, а). В несколько осложнённом виде он встречается на роговых седельных накладках из коллекции Погодина, хранящейся в Историческом музее в Москве, и из кургана Шибе (рис. 71, г), на седельных подвесках из кургана Шибе и третьего Пазырыкского кургана (рис. 71, б, в, д, е).

Весьма любопытно, что осложненные турьи рога, слившиеся вместе по середине роговых седельных дужек, из Шибинского кургана (рис. 71, г) превратились в трёхлепестковую пальметку, что допускает сопоставление этого орнамента с орнаментами растительного происхождения. Оленьи рога в простейшем и в более осложнённом виде представлены на роговых и деревянных подвесных седельных пластинках из третьего Пазырыкского кургана (рис. 72, а-з).

Если, оставляя открытым вопрос о происхождении ряда рассмотренных выше мотивов, мы и даём им те или иные названия, то только с целью как-то систематизировать те

элементы, из которых слагается ряд орнаментов. Например, если внимательно присмотреться к тому вырезанному из золотого листа орнаменту, который выше был назван гирляндой (рис. 68, б-г), то нетрудно будет заметить, что в прорезях мы найдём и турьи рога в осложнённой их форме, и ответвления, столь характерные для рассмотренного выше мотива оленьих

(154/155)

Рис. 72. Украшения конской упряжи.
Основной мотив — оленьи рога. (1/2 натур. вел.).
а, б, г-и — из третьего Пазырыкского кургана;
к — из пятого Пазырыкского кургана.

(Открыть Рис. 72 в новом окне)

рогов, и запятые, и традиционные треугольники с круговой выемкой у одной из их сторон.

На данном примере видно, что при отсутствии большого сравнительного материала, который позволил бы проследить путь возникновения и развития различных элементов орнамента, наши определения являются только предварительными и условными. Другим примером всей сложности и трудности в определении содержания и происхождения того или иного орнаментального мотива может служить орнамент, вырезан-

(155/156)

ный на одной седельной подвеске из третьего Пазырыкского кургана (рис. 72, м).

Переходим теперь к изображениям животных. Прежде всего следует отметить достаточно большое число видов изображаемых животных, непрерывно увеличивающееся по мере производства раскопок больших курганов. В этих изображениях мы видим представителей почти исключительно местной фауны. Некоторые из них представлены единичными экземплярами, большинство же встречается почти во всех курганах и притом нередко в самых разнообразных приёмах воспроизведения. Решительное преобладание местных видов животных, воспроизводимых в горноалтайском изобразительном искусстве, является одним из веских доказательств самобытности искусства древних горноалтайцев.

Первое место среди изображений парнокопытных занимают лось и олень. Многочисленны изображения горных баранов и козлов, особенно первых. В ряде курганов найдены изображения дзерена, или сайги. Изображения козули, столь типичной для фауны Горного Алтая, встречаются редко. Изображения кабана характерны для центрального Алтая. Из однокопытных имеются изображения лошади и только одно — кулана, или осла. Из хищных изображения львов единичны, изображения же тигра или барса и леопарда многочисленны. Нередки также изображения степной кошки, водившейся в те времена в Горном Алтае, хотя не так-то легко решить, где мы имеем дело с изображением кошки и где, скажем, с изображением барса. Из грызунов пока мы знаем только изображения зайцев.

Пока не найдено изображений медведя, зверя, типичного для фауны Алтая, к тому же представленного в ряде золотых скифо-сибирских блях собрания Эрмитажа. Следует обратить внимание на отсутствие изображений домашних животных, кроме лошади. Только в одном случае можно видеть изображение головы домашнего барана. Нет изображений быка или яка, хотя изображения последнего известны на скифо-сибирских золотых бляхах, часть из которых, впрочем, относится к более позднему времени. То исключительно скромное место, которое занимали изображения домашних животных в искусстве древних горноалтайцев (причём в ранних курганах рассматриваемой эпохи они полностью отсутствуют) указывает на сложение горноалтайского искусства, как и скифского искусства в целом, в те отдалённые времена, когда охота являлась основным занятием.

(156/157)

Достаточно широко в искусстве древних горноалтайцев представлены и птицы. Из них чаще других встречаются изображения гуся и лебедя, реже тетерева, а изображения домашнего петуха — только в первых двух Пазырыкских курганах. Из хищных птиц только в одном случае мы имеем изображение орла или сокола, обычно же это ушастые грифы, часто украшенные гребнем.

Немногочисленны, но все же имеются изображения рыб, в некоторых случаях явно налима, хотя чаще рыбы изображаются n такой степени условно, что нельзя определить их вида.

Приёмы изображения животных в Горном Алтае были чрезвычайно разнообразны. Если большинство из них выполнено в особой условной манере, о которой будет речь ниже, то имеется всё же достаточное количество изображений, выполненных и в реалистическом плане. Последние убедительно доказывают сочетание в творчестве горноалтайских мастеров острой наблюдательности и умения лаконично, простыми приёмами передать форму и движение.

Среди произведений, выполненных в реалистическом плане, особо выделяются силуэтные изображения тигров или барсов в сценах нападения этих хищников на парнокопытных (рис. 73). Эти звери во всех сценах переданы простой графической схемой, но их гибкие кошачьи фигуры с большой головой, маленькими ушами и когтистыми лапами, с длинным завившимся на конце в кольцо хвостом переданы чрезвычайно убедительно. В этих сцепах тигр или барс изображён либо схватившим за холку или круп свою жертву, либо впившимся в её горло.

Реалистические изображения тигров или кошек мы видим ие только в силуэтных их воспроизведениях. К этой же категории относятся ножки столов из второго Пазырыкского кургана в виде вытянутых фигур тигров или барсов (рис. 10) или скульптурные фигурки кошек в уздечных украшениях из того же кургана (рис. 74, г, д).

Весьма просты по выполнению вырезанные из кожи силуэтные изображения оленя в сцене нападения на него барса и в украшении саркофага-колоды из второго Пазырыкского кургана (рис. 75). Замечательны изящные скульптурные фигурки оленей, стоящие на шаровидных подставках (рис. 74, в), выполненные с исключительным мастерством и притом вполне реалистично. Пропорции тела строго выдержаны, только приставные кожаные уши и особенно рога преувеличены в размерах. В таком же стиле и олень из эрмитажного собрания скифо-сибирского золота (рис. 76).

(157/158)

Среди многочисленных изображений лося выделяется вырезанная из толстой кожи барельефная фигурка, где мы видим вылезающего из снега или воды самца с типичной горбоносой головой с огромным лопастным рогом, большим ухом и бородкой (рис. 77, в).

Мною уже обращалось внимание на то, что далеко не всегда можно решить, имеем ли мы дело с изображением тигра, леопарда или барса. Только в деталях, там, где изображена

(159/160)

полосатость или пятнистость шкуры, можно уточнить вид зверя. То же следует сказать и о изображениях оленя и лося. У оле-

ней, даже в таких, казалось бы, реалистических композициях, как бегущие олени на саркофаге-колоде из второго Пазырыкского кургана (рис. 75), форма рогов явно оленья, но тела и даже головы скорее всего лосиные. Ближе

(160/161)

Рис. 77. Изображения животных. (4/5 натур. вел.). Второй Пазырыкский курган. а, б — лошади на серебряных подвесках; в — вырезанная из кожи фигурка лося; г — голова лишали на переднем конце кнутовища нагайки.

(Открыть Рис. 76 в новом окне)

к натуре изображения лосей в сценах терзания их барсом, грифом или львиным грифоном, хотя там уже широко использованы условные приёмы воспроизведения форм тела.

В реалистическом плане дано изображение коня на войлочном ковре из пятого Пазырыкского кургана (рис. 33). Если в этом изображении и допущено некоторое преувеличение подобранности живота, то это сделано преднамеренно, чтобы подчеркнуть особую легкость верхового коня. В том же реалистическом плане даны кони на подвесных серебряных пластинках и на кнутовище нагайки из второго Пазырыкского кургана (рис. 77, а, б, г).

Примером некоторых достаточно реалистичных воспроизведений птиц могут служить изображения гусей на роговом уздечном налобнике (рис. 124, а) и на навершии (рис. 78, б) из второго Пазырыкского кургана, фигурки спящего гуся и лебедей из коллекции Погодина (рис. 79), скульптурные изображения лебедей из третьего и пятого Пазырыкских курганов (рис. 74, а; 78, а), фигурка сокола из эрмитажного собрания скифо-сибирского золота (рис. 74, б).

(161/162)

Рис. 78. Изображения птиц.
а — удила с псалиями. Третий Пазырыкский курган;
б — деталь навершия. Второй Пазырыкский курган.

(Открыть Рис. 78 в новом окне)

Все вышеперечисленные изображения животных, выполненные в реалистическом, но отнюдь не в натуралистическом плане, всё же не лишены тех или иных условностей в их воспроизведении. Для нас они тем не менее очень показательны в том отношении, что доказывают прекрасное знание натуры. Творцы этих произведений искусства, вне всякого сомнения,

(162/163)

наблюдали, изображаемых ими животных в природе, иначе не было бы той правдивости и жизненности всех образов, которые так остро воспринимаются и нами. Тем не менее огромное большинство произведений изобразительного искусства древних горноалтайских скотоводов, как и западных скифов, выполнено в том своеобразном, нигде более не повторяющемся зверином стиле, который так характерен для их художественной культуры.

В этих именно произведениях изобразительного искусства получили своё выражение своеобразное художественное восприятие окружающего мира и оригинальность стилистических приёмов.

Рис. 79. Изображения спящего гуся и лебедей. (1/2 натур. вел.).
Собрание Исторического музея.

(Открыть Рис. 79 в новом окне)

Прежде всего следует отметить, что в Горном Алтае мы имеем дело либо с изображениями животных целиком, реже их туловища, либо с изображениями только голов. Нетрудно заметить, что даже тогда, когда животное изображалось полностью, особое внимание уделялось воспроизведению головы. При этом в каждом отдельном случае, для того чтобы воспроизводимому образу придать особую выразительность, своеобразными стилистическими приёмами подчёркивались самые характерные, наиболее существенные признаки данного вида животных.

Поскольку голова символизировала то или иное животное, то даже в том случае, когда последнее изображалось целиком, голова всегда преувеличивалась в размерах. Особенно ярко это видно на изображении волка из четвёртого Пазырыкского кургана, где голова занимает две трети размера всей фигуры

(163/164)

Рис. 80. Изображения животных.
а — горный баран. Первый Пазырыкский курган: б — волк. Четвёртый Пазырыкский курган; в — горный баран. Третий Пазырыкский курган; г, д — кошки. Четвёртый Пазырыкский курган.
(а — 1/3 натур. вел.; б-д — 1/2 натур. вел.).

(Открыть Рис. 80 в новом окне)

(рис. 80, б), кошек из того же кургана, головы которых составляют половину размера их тела (рис. 80, г, д), горных баранов из первого и третьего курганов (рис. 80, б), лебедя из третьего Пазырыкского кургана или гуся из коллекции Погодина (рис. 78, а; 79).

В изображениях лосей и оленей всегда с особой настойчивостью подчёркиваются рога огромным преувеличенным их размером, нередко равным размеру всего тела. В качестве примеров могут быть указаны: скульптурная фигурка оленя

(164/165)

из второго Пазырыкского кургана (рис. 74, в), фигурка оленя из эрмитажного собрания скифо-сибирского золота (рис. 76), олени на уздечных подвесках из первого Пазырыкского кургана (рис. 81, в), вырезанная из кожи фигурка лося из второго Пазырыкского кургана (рис. 77, в).

Рис. 81. Изображения животных.
Первый Пазырыкский курган. а, в — олени; б — лось,
(б — 1/3 натур. вел.; б, в — 1/2 натур. вел.).

(Открыть Рис. 81 в новом окне)

Для горного барана типичны большие, круто изогнутые в спираль рога и длинная подшейная гривка (рис. 80, а; 82). Поэтому у горных баранов рога всегда особенно тщательно воспроизведены, а шейная гривка иногда, например на уздечных подвесках из первого Пазырыкского кургана, представлена в таких преувеличенных размерах, что при изображении этого животного впрямь она закрывает все тело (рис. 92, а, б).

(165/166)

Повидимому, в стремлении передать при изображении хищников из рода кошачьих их алчность особое внимание обращалось, помимо клыков, на пасть, что отчётливо видно при воспроизведении голов этих зверей впрямь, где рот доходит в полном смысле до ушей. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на полукруглые седельные бляхи из третьего Пазырыкского кургана (рис. 83, б), на кошачьи головки из пятого Пазырыкского кургана (рис. 83, а, г), на роговую подвеску и медную шейную гривну, хранящиеся в Эрмитаже (рис. 83, в, д).

Рис. 82. Горный баран. Деталь татуировки.
Второй Пазырыкский курган.

(Открыть Рис. 82 в новом окне)

Другая особенность, на которой фиксировалось внимание при изображении хищников, — когтистость их лап. Это ярко выступает в изображениях тигров или барсов (рис. 84), а также фантастических животных, в татуировке вождя из второго Пазырыкского кургана (рис. 120) или в бляхах из эрмитажного собрания скифо-сибирского золота (рис. 85), в свернувшихся в кольцо хищниках из Майэмирской степи Горного Алтая (рис. 93) и во многих других.

Кабаньи клыки привлекали к себе внимание размерами и формой. Поэтому они служили одним из излюбленных украшений узды и седельного нагрудника, возможно как охотничьи трофеи. В изображениях кабанов, например на крышке саркофага-колоды из второго Башадарского кургана, клыки нарочито подчёркнуты, а в некоторых случаях, как, например, в псалиях и конском начельнике из четвертого Пазырыкского кургана, они чрезмерно преувеличены в размерах (рис. 87, б; 118, б).

(166/167)

Рис. 83.
Различные украшения. (3/5 натур. вел.).
а, г — деревянные подвески. Пятый Пазырыкский курган; б — роговое украшение. Третий Пазырыкский курган; в — роговое украшение; д — медная шейная гривна. Эрмитажное собрание.

(Открыть Рис. 83 в новом окне)

(167/168)

При воспроизведении звериных голов всегда тщательно оформлялись уши и притом в двух отличных один от другого вариантах. В первом — короткое кошачье ухо с завитком внутрь, во втором — длинное и острое ухо с завитком у основания, наружная часть которого чаще гладкая, а внутренняя рубчатая. Такие уши мы видим и у хищников и у копытных. Узким и длинным ушам, когда это требовалось композицией, придавалась своеобразная лопастная форма, как это можно видеть, например, на изображении впрямь одной из кошачьих голов из пятого Пазырыкского кургана (рис. 83, г).

Рис. 84.
Изображения на саркофаге-колоде.
Второй Башадарский курган.

(Открыть Рис. 84 в новом окне)

Глаза у птиц и рыб, как правило, изображались круглыми, у хищников и других зверей — продолговатыми.

Лось и сайга, как и полагается, неизменно изображались горбоносыми. У хищников кошачьих верхняя губа передана

(168/169)

одними и теми же приёмами, всегда с характерными складками, а у волков и кабанов — в морщинах. У кабанов, кроме того, всегда показан «пятачок» носа, а у волков, как правило, кончик носа загнут кверху.

Рис. 85. Золотые пластины.
Эрмитажное собрание скифо-сибирского золота.

(Открыть Рис. 85 в новом окне)

В воспроизведении тел животных характерно членение тела на большие, резко отграниченные плоскости с чётким выделением плечевого и тазового поясов конечностей. Последнее

(169/170)

осуществлялось либо резко подчёркнутыми линиями, как это можно видеть на барельефных изображениях зверей, например тигров на пластинках с подхвостных седельных ремней из пятого Пазырыкского кургана (рис. 90, б), лося в накладке на луку седла из коллекции Фролова, хранящейся в Эрмитаже (рис. 86, а), либо рельефным выделением этих поясов, как это имеет место в горельефных или скульптурных изображениях, например оленей и горных баранов на псалиях из первого Пазырыкского кургана (рис. 80, а; 81, а, б) или фигурок оленей из второго Пазырыкского кургана (рис. 74, в).

В некоторых случаях пользовались приёмом расчленения тела системами противопоставленных завихренных линий, что особенно хорошо видно в изображениях лосей и горных баранов на крышке саркофага-колоды из второго Башадарского кургана и в изображении сайги на роговой седельной накладке из собрания Уварова в Историческом музее (рис. 87, а). У горных баранов три таких системы завитков: две крупных, покрывающих переднюю и заднюю половины тела, и третья, представляющая собой подшейную гривку; у лосей таких систем три или две, когда подшейная гривка не изображена; у сайги — две.

Применялся ещё один приём, резко отличающийся от двух предыдущих, — условное подчёркивание наиболее выдающихся мускульных контуров и форм тела так называемыми точками, полуподковками и запятыми, о которых уже была речь выше. Приём этот до наших раскопок в Горном Алтае был известен по изображениям некоторых животных на пластинах из эрмитажного собрания скифо-сибирского золота (рис. 76; 89, а, б; 90, в; 94, а), в инкрустированных драгоценных украшениях из Средней и Передней Азии. Отсюда делалось заключение, что этот условный приём пришёл в южную Сибирь и в Горный Алтай, в частности, с юга вместе с ювелирными изделиями со вставными самоцветами или цветной пастой. Теперь, помимо знаменитых полихромных кафельных фризов дворца в Сузах, этот приём нам известен и в переднеазиатских тканях, найденных в пятом Пазырыкском кургане.

В Горном Алтае, особенно судя по находкам в первых двух Пазырыкских курганах, приём этот получил настолько широкое распространение и притом в изделиях не только металлических, но и вырезанных из кожи, войлока и дерева, что его никак нельзя считать привнесённым с юга вместе с чужеземными ювелирными изделиями. Как я уже высказывался выше, приём этот в своём окончательном виде, вероятнее всего,

(172/173)

получил своё оформление в скифской среде, не обязательно в Горном Алтае, вероятнее, в Среднеазиатском междуречье.

Рис. 88. Орнамент на донце кошелька. Второй Пазырыкский курган.

(Открыть Рис. 88 в новом окне)

В замечательных резных изображениях тигров на саркофаге-колоде и его крышке из второго Башадарского кургана (рис. 84) всё тело покрыто зигзагообразным орнаментом, претендующим на передачу особенностей шкуры, фактуры меха этого зверя, подобно той полосатости, которую мы видим на теле хищников в эрмитажном собрании скифо-сибирского золота (рис. 85). Примечательно, что в точности такой же врезной зигзагообразный орнамент, очевидно долженствующий изобразить мех шкуры тигра, его фактуру, мы видим на донце небольшого кожаного кошелька из второго Пазырыкского кургана (рис. 88).

Позы животных переданы весьма разнообразно. Имеются фигуры и стоячие и лежачие в различных положениях. Напомним стоячие фигурки петухов (рис. 50, а) и оленей (рис. 74, в) из второго, лебедей (рис. 74, а) из пятого Пазырыкских курганов. В характерных позах видим кошек из второго и четвёртого Пазырыкских курганов — с поджатыми задними и вытянутыми вперед передними лапами (рис. 74, г, д; 80, г, д). Горные бараны на крышке саркофага-колоды из второго Башадарского кургана изображены лежачими с поджатыми под себя ногами (рис. 87, ж), «спящий гусь» — с положенной на спину головой (рис. 79). Все эти позы, тонко подмеченные, взяты непосредственно с натуры. Столь же естественна поза припавшего под натиском врага на передние ноги горного барана на упомянутой крышке из второго Башадарского кургана (рис. 87, г), лося — на одной из седельных покрышек из первого Пазырыкского кургана и на кожаном покрывале из второго Пазырыкского кургана (рис. 114, в). Весьма выразительны позы припавших к земле и как бы приготовившихся к прыжку или крадущихся с судорожно напряженными мышцами фигур тигров на пластинках подхвостного седельного ремня из пятого Пазырыкского кургана (рис. 90, б) или львов и львиных грифонов на золотых гривнах из скифо-сибирского собрания Эрмитажа (рис. 89).

(173/174)

Изображались животные: и мерно шествующие друг за другом, например тигры на саркофаге-колоде из второго Башадарского кургана (рис. 143) или петухи на кувшине или ременной повязке из второго Пазырыкского (рис. 100, а, б); и бегущие один за другим — олени, украшавшие саркофаг-колоду (рис. 75), и в стремительном беге — горные бараны n татуировке вождя из того же второго (рис. 61, б) кургана, и, наконец, в прыжке — горный баран и олень в псалиях из первого Пазырыкского кургана (рис. 80, а; 81, а).

Оригинальны и притом весьма характерны для скифского и особенно для горноалтайского искусства фигуры животных с вывернутым или вывихнутым задом. В этой позе встречаются единичные животные. Таковы: горный баран (рис. 86, б) и заяц (рис. 90, а) из третьего, волк (рис. 80, б) из четвёртого олень (рис. 86, в) из пятого Пазырыкских курганов, сайга из собрания Уварова (рис. 87, а), чаще же их пары — в сценах нападения и терзания хищниками парнокопытных. Этот судорож-

ный выгиб тела жертвы служил символом поражения или предсмертной агонии животного. Для большей выразительности вывих этот подчеркивался ещё чётко намеченным изгибом позвоночника, например в изображении волка или зайца. В редких случаях с таким выгибом тела изображались и нападающие

(175/176)

хищники, например барс, напавший на оленя (сцена на седельной покрышке из первого Пазырыкского кургана), или крылатый лев па одной из пластин эрмитажного собрания скифо-сибирского золота (рис. 90, в). В данном случае этим приёмом, по всей вероятности, подчёркивалась только гибкость тела хищника.

Поза, какую мастер придавал данному животному, часто определялась формой того предмета, на который наносилось данное изображение. В этом направлении изобретательность горноалтайских мастеров была безгранична и тем более поразительна, что изображенном требовалось покрыть всю поверхность предмета. Рассмотрим наиболее характерные образцы.

В полукруглую, с вогнутой нижней стороной накладку на седельную луку надо было вложить изображение лося. В одном случае, в пластине из коллекции Фролова (рис. 86, а), это превосходно достигнуто тем, что лось дан в лежачей позе с поджатыми ногами и закинутой назад головой с огромными рогами, положенными на спину. В другом случае, в накладке на луку из пятого Пазырыкского кургана, фигура лося вложена в ту же форму, но здесь прибегли к излюбленному приёму — вывиху зада (рис. 91, внизу). При использовании того же приёма в узкую седельную пластину из собрания Уварова вписана фигура сайги (рис. 87, а). Но вот потребовалось фигуру животного вложить в квадратную форму подвески. Данная задача была разрешена двумя приёмами. Первый приём выступает в двух случаях. В одном — фигура оленя или лося, как бы рассечённая пополам, развёрнута на плоскости (подвески из первого Пазырыкского кургана). Получились две соединённые по линии живота профильные фигуры оленя (рис. 81, в). Длинные, во всю длину тела этих животных, рога дали обрамление этой композиции; свободное пространство у груди заполнено трёхлепестковой пальметкой. В другом случае рассечённая фигура лося соединена по линии спины, а голова оставлена цельной (рис. 81, б). Получилась своеобразная, но вполне законченная композиция. Второй приём — в ту же близкую к квадрату форму подвески надо было вложить фигуру горного барана впрямь. И эта задача выполнена изображением большой головы с огромной распластанной подшейной гривкой, прикрывающей почти полностью тело животного, из-под которой видны только концы ножек (рис. 92, а, б; подвеска конской упряжи из первого Пазырыкского кургана).

В тех случаях, когда фигуру животного надо было вложить в форму овала или круга, его изображали свернувшимся

(178/179)

в кольцо, как это имело место на бляхах из Майэмирской степи (рис. 93) и на одной из блях эрмитажного собрания скифо-сибирского золота (рис. 94, в).

Рис. 93. Свернувшаяся в кольцо фигура зверя. Майэмирская степь.

(Открыть Рис. 93 в новом окне)

Шедевры такого композиционного мастерства представляют круглые и полушарные бляхи с изображениями перевившихся в борьбе зверей. Наглядными образцами таких композиций являются сцены нападения барса на лося на одной из блях эрмитажного собрания скифо-сибирского золота (рис. 94, а) и перевившихся в смертельной борьбе хищников на полушарной бляхе из Котандинского кургана (рис. 92, в).

Там, где нужно было заполнить рисунком накладки на седельные луки, имеющие форму полуподковки, часто применяли изображение геральдически сопоставленных голов, например лося (рис. 95, а, б; третий Пазырыкский курган) или лошади (рис. 91, вверху; пятый Пазырыкский курган).

Не менее замечательны приёмы, к которым прибегали в тех случаях, когда надо было в ту или иную форму вписать голову зверя впрямь. Легче всего это было сделать тогда, когда форма была круглой, поэтому вписанных в круг изображений больше всего. В качестве примера можно привести кошачьи головы из Шибинского (рис. 95, д) и из второго Пазырыкского курганов (рис. 96, а). Мастеров, впрочем, не затрудняла и любая другая форма. Примером изображения в полукруге может служить кошачья головка на роговой седельной бляхе из третьего Пазырыкского кургана (рис. 83, б). Для этого пришлось растянуть морду зверя, особенно рот, широко расставить глаза и в верхних углах фигуры поместить уши. Но вот в форму квадрата понадобилось вписать голову лося. И это мастерски выполнено на поясной бляхе из Котандинского кургана (рис. 96, б), для чего были широко расставлены уши, голова в средней её части расширена, а внизу с обеих сторон намечен как бы приоткрытый рот. Проще было такое изображение вложить в форму треугольника, что и было сделано при украшении одной из седельных покрышек из пятого Пазырыкского кургана (рис. 96, в).

(179/180)

Были между тем и более сложные фигуры, и частности, на некоторых из седельных подвесок, поверхность которых надо было заполнить изображением головы животного. Данная задача разрешалась видоизменением отдельных частей

головы соответственно имеющейся для неё площади. Блестящим образцом такого оформления головы впрямь являются подвесные седельные бляхи из пятого Пазырыкского кургана (рис. 83, а, г) и из коллекции Фролова (рис. 83, в).

Мы знаем но только сплошные, но и с прорезями большие или малые подвесные пластины и пряжки, поверхность которых надо было покрыть рисунком. Полностью покрывались рисунком и такие пластины, например сопоставленными парами лосиных голов, как это можно видеть на подвесных роговых пластинах из коллекции Фролова (рис. 98, в, г).

Деревянными развилками, как мы знаем, украшали нащёчные уздечные ремни у псалий. Обычно на них вырезывался орнамент в виде бегущих волн, но в некоторых случаях их

(181/182)

желали покрыть изображением головы зверя. В таких случаях использовался мотив головы волка с раскрытой пастью, как, например, на развилках из пятого Пазырыкского кургана (рис. 97, в), или расчленённая пополам и распластанная голова, как это видно на развилках из кургана третьего (рис. 97, а). Форма скульптурных голов животных, служивших украшением конской упряжи, также менялась в зависимости от их назначения. Например головы сайги, украшающие уздечные ремни из третьего и пятого Пазырыкских курганов, имеют более или менее естественные пропорции (рис. 98, б). Однако, когда понадобилось тот же мотив, голову сайги, использовать

Рис. 96. Изображения голов животных. (2/3 натур. вел.). а — вырезанная из кожи кошачья головка. Второй Пазырыкский курган; б — голова лося на деревянном украшении. Котандинский курган; в — вырезанная из кожи голова лося. Пятый Пазырыкский курган.

(Открыть Рис. 96 в новом окне)

для украшения ворворки, ей придали неестественно вытянутую форму, сохранив всё же наиболее характерные черты животного данного вида (рис. 98, а).

Анализом искусства причерноморских скифов занимались многие. Имеются попытки проследить и эволюцию этого искусства. Четыре последовательных периода в развитии скифского искусства различал М.И. Ростовцев ¹. [3] Шефольд ² [4] пытался проследить последовательную эволюцию изображений животных в скифском искусстве от монументально простых изображений через орнаментально стилизованные до схематизированных.

Изучением эволюции изобразительного искусства в Горном Алтае возможно будет, однако, заняться только после того,

(182/183)

как будет установлена более или менее прочная, относительная датировка исследованных там курганов. В настоящее время ещё нет достаточно надёжных критериев для такой датировки. Сейчас, после раскопок больших промёрзших курганов, мы имеем больше, чем когда бы то ни было ранее, оснований датировать их временем с VI по IV вв. до н.э., во расположить их в хронологической последовательности

Рис. 97. Украшения конской упряжи.
а, в — псалии со звериными головами. Третий и пятый Пазырыкские курганы; б, г — украшения нагайки. Второй Башадарский курган.

(Открыть Рис. 97 в новом окне)

пока не представляется возможным. С другой стороны, в Горном Алтае, а я думаю и в Западной Скифии, в скифское время не было столь резких стилистических изменений в изобразительном искусстве, как это намечается схемами М.И. Ростовцева и Шефольда. Во всяком случае в Горном Алтае не только в близких по времени, но и в одном и том же кургане мы находим изображения животных, выполненные и в реалистическом плане, и в большей или меньшей орнаментальной стилизации, и схематизированные.

Рассмотрим несколько примеров.

В реалистическом плане выполнены изображения лося из первых двух синхронных Пазырыкских курганов — того,

(183/184)

который выходит из воды или снега (рис. 77, в), или того, которого держит в лапах гриф, или, наконец, лося в сцене нападения на него барса (рис. 73). Вместе с тем встречаются явно стилизованные распластанные фигуры лосей на подвесках конской упряжи из тех же курганов (рис. 81, б), на накладках на седельные луки из коллекции Фролова (рис. 86, а) или и» пятого Пазырыкского кургана (рис. 91, внизу).

Рис. 98. Изображения голов животных. а, в — сайги из третьего Пазырыкского кургана; в, г — лосей из эрмитажного собрания; в — льва из третьего Пазырыкского кургана.

(Открыть Рис. 98 в новом окне)

Всё вышесказанное относится и к изображениям оленя. Достаточно сравнить выполненную в реалистическом плане скульптурную фигурку оленя из второго Пазырыкского кургана (рис. 74, в) со стилизованными его изображениями на псалиях и уздечных подвесках из первого Пазырыкского кургана (рис. 81, а, в). Особое внимание следует обратить на условную передачу рогов оленя и несоразмерную их длину на подвесках.

В реалистическом, без сомнения, плане выполнены скульптурные фигурки кошек на подставках (рис. 74, г, д) или барсов в виде ножек столика (рис. 10) из второго Пазырыкского кургана. В значительной степени уже стилизованы кошачьи

(184/185)

фигурки из четвёртого Пазырыкского кургана, с традиционными точками и запятыми на теле (рис. 80, г, д). Весьма схематично скульптурное изображение котёнка или львёнка из третьего кургана, представленное, в сущности говоря, только головкой; тело же имеет вид завитка, как бы маленького придатка к голове (рис. 98, д). Столь же схематичны и распластанные фигуры тигров на конских головных уборах из первого Пазырыкского кургана (рис. 115).

Рис. 99. Конский головной убор. Второй Пазырыкский курган.

(Открыть Рис. 99 в новом окне)

В то время как кошачьи головки из Шибинского, например, кургана выполнены в реалистическом плане (рис. 95, д), те же головки, профильные и впрямь, из Пазырыкских курганов (рис. 95, в, г) и в коллекции Фролова в большей или меньшей степени, но явно стилизованы, а в некоторых случаях, например из пятого Пазырыкского кургана, даже весьма сильно (рис. 83, а, г).

Особенно наглядно одновременное бытование различных стилей и изображении животных выступает на примере изображения петуха из первых двух Пазырыкских курганов. В реалистическом плане даны фигурки петухов на диадеме (рис. 50, а) и фигурка петуха, сидящего на шее козла (рис. 99), на одном из конских головных уборов, все они из второго кургана. В значительной степени стилизованы фигуры петухов, украшающих ременную полосу или глиняный кувшин из того же кургана (рис. 100, а, б). Преувеличенные размеры гребня, стильное оформление хвоста, прорези на теле, в частности в виде точки и запятой, существенно отличают их от вышеуказанных изображений этой птицы. В такой же море стилизованы изображения петухов, украшавших саркофаг-колоду из первого Пазырыкского кургана (рис. 100, в-д). Часть из них, при всей стилизации изображений, вполне типична — с характерными петушиными головками, с типичным клювом, бородкой и гребнем нарочито преувеличенных размеров. Характерны и сами

Все эти примеры показывают, что изображения животных в скифском искусстве, в частности в горноалтайском, не поддаются пока классификации во времени в зависимости от стиля, в каком они выполнены. Изображения растений и животных одновременно выполнялись и в реалистическом, и в большей или меньшей степени стилизованном плане, и, наконец, условными схемами.

Для того чтобы установить известную последовательность в эволюции скифского изобразительного искусства, необходимо, следовательно, располагать значительно бóльшим материалом по сравнению с тем, который мы имеем в настоящее время.

Несмотря на то, что скифское искусство не исчерпывалось изображениями только животных, воспроизведение животных, особенно выполненных в своеобразном зверином стиле, занимало выдающееся место в этом искусстве, в частности в Горном Алтае. Приспособление изображений животных к украшению различных предметов вызвало к жизни те своеобразные приёмы, которые позволили вкладывать любой образ в заданную форму, а техника резьбы, преимущественно по дереву, оформила этот стиль.

Скифское искусство прошло длинный и сложный путь в своём историческом развитии, поэтому оно весьма разнообразно по содержанию и форме. Сложность этого искусства объясняется участием в его формировании ряда различных

(186/187)

Рис. 100. Вырезанные из кожи изображения птиц. а — петухи на кувшине из второго Пазырыкского кургана; б — петухи на ременном поясе из того же кургана; в-д — петухи на саркофаге из первого Пазырыкского кургана; е — изображение тетерева из второго Пазырыкского кургана; ж, з — изображении петухов на нагривниках из первого Пазырыкского кургана; и, к — украшение одежды в виде петушиных гребешков из второго Пазырыкского кургана.

(Открыть Рис. 100 в новом окне)

петушиные фигуры с типичными лапками и приподнятым кверху хвостом. Часть же изображений этой птицы в такой мере схематизирована, что только по петушиным головкам можно сказать, что мы имеем дело с изображениями петухов. Ещё показательнее изображения петушков на конских нагривниках из первого Пазырыкского кургана. На одном из них представлены силуэтные фигурки со схематически изображённым туловищем и повёрнутой назад головой с большим петушиным гребнем (рис. 100, ж). На другом нагривнике так же в ряд, как и на первом, нашиты четыре фигурки (рис. 100, з), но схематизация здесь зашла уже так далеко, что только из сопоставления с петушками первого нагривника можно сказать, что и здесь изображены петушки. Последние представлены тщательно выполненными гребешками, головки же с туловищем превратились уже в своеобразные завитки. Петушиный гребешок как самостоятельный орнаментальный мотив был широко использован для украшения одной из женских одежд из второго Пазырыкского кургана (рис. 100, и, к).

этнических групп, хотя и с родственной идеологией. Наши исследования в Горном Алтае ещё раз со всей убедительностью показали самобытность этого искусства, коренным образом отличающегося от искусства других современных скифам культурных народов.

[1] ¹ М. Rostovtzeff, 1929, стр. 23.

[2] ¹ О. Loud and Ch.В. Altman, табл. 89.

[3] ¹ М. Rostovtzeff, 1929, стр. 24, 36.

[4] ² К. SсhefоId, стр. 65.

наверх