М.И. Ростовцев
Караванные города.
// СПб: Ф-т филологии и искусств СПбГУ; Нестор-История. 2010. 216 с. (Историческая библиотека). ISBN 978-5-8465-1001-2 (Ф-т филологии и искусств СПбГУ); ISBN 978-5-98187-530-4 (Нестор-История)
Пер., науч. ред., предисл. К.А. Аветисян.
V. Руины Пальмиры.
Несомненно, руины Пальмиры (см. карту 4) и Петры являются самыми романтическими руинами Древнего мира; нигде нет таких руин, которые могли бы сравниться с ними; в них есть экзотический привкус, которого не найти нигде больше. Те великолепные фасады гробниц на фоне разноцветных скал в сказочной долине Петры оставляют во всяком посетителе незабываемое впечатление; такие же не менее сильные, не менее романтические переживания вызывает и Пальмира. До своего первого её посещения я читал много её описаний и смотрел на это как на романтические писания. Но должен сознаться, что, когда после долгой поездки по пустыне на горизонте появились сначала силуэты пальмирских погребальных башен-мавзолеев, а затем в дымке песочной завесы, поднятой ветром и столь характерной для Пальмиры, стали вырисовываться туманные очертания колонн и арок города на серо-золотистом фоне пустыни, я испытал то же чувство романтического очарования, которое испытали и все мои предшественники. Это особенно значительно, если учесть, что современный путешественник подъезжает к Пальмире на форде или шевроле и останавливается в комфортабельной гостинице, тогда как ещё лет 20 тому назад посещение Пальмиры возможно было только на верблюдах и в сопровождении вооружённого гида, так как пальмирские шейхи всегда славились своими жестокостью и коварством.
Эти самые романтические руины Древнего мира впервые были «открыты» в самое романтическое время европейской истории — в XVIII в., когда классицизм был ещё достаточно силён, а романтическая реакция против него только началась. Правда, что Пальмиру впервые посетили английские купцы из Алеппо в 1678 г. и ещё раз, с бо́льшим успехом — в 1691 г. Не ранее 1695-1697 гг. Вильям Халифакс (William Hallifax), бывший членом второй экспедиции, опубликовал рисунки и дневник своего путешествия в The Philosophical Transactions, а в 1693 г. Хофстед (Hofsted), другой участник этой экспедиции, изобразил масляными красками подробный план города, который висит теперь в холле Амстердамского университета. Эта пионерская работа привлекла внимание только специалистов и археологов. Следующим посетителем
(104/105)
Карта 4. План города Пальмира:
1-3 — главные ворота; 9 — триумфальная арка на главной улице; 13 — театр; 18 — караван-сарай (с разрешения П. Гетнера (P. Geuthner)) (по карте М. Габриеля (М. Gabriel)). «Syria». 1926, pl. XII.
[ Прим. сайта: масштаб, видимо, не в милях, а в метрах. ]
(105/106)
Пальмиры был некий Корнелий Лоос (Cornelius Loos), находившийся во время Полтавской битвы при Карле XII, а позднее ставший строителем Штральзундских официальных зданий. Когда его царь был взят в плен турками в Бендерах, Лоос, бывший с ним, развлекал царя и рисовал новую форму для его солдат. Затем, в марте 1710 г., Карл отправил его в Сирию, Палестину и Египет для зарисовки древних памятников, и во время своих странствий Лоос видел Пальмиру, где прожил некоторое время и зарисовал её важнейшие руины. В 1711 г. он представил королю свой отчёт и рисунки, но часть их погибла во время шведско-турецких боёв в Бендерах. То, что осталось от отчётов Лооса и его рисунков, хранится в Библиотеке Уппсальского университета, хотя, к сожалению, никаких планов и отчётов опубликовано не было. Я знаю о них благодаря любезности профессора Андерсона (Anderson) из Лунда, опубликовавшего некоторые из них в газетной статье (см. рис. XVI, 1).
В 1753 г. английский писатель Вуд (Wood) впервые представил Пальмиру современному миру. Нам мало что известно о его деятельности и биографии, за исключением того, что в 1751 г. в компании богатого путешественника Давкинса (Dawkins) он посетил город и что его описание имело в своё время огромный успех во всём цивилизованном мире. Фактически под влиянием этой книги французские друзья Екатерины Великой называли её город Северной Пальмирой, очевидно, отождествляя её с Зенобией, как они отождествляли её и с (не менее романтической, хотя и менее исторической) Семирамидой. Это было очень лестное сравнение для Екатерины и для русских, а за Петербургом утвердилось название Северной Пальмиры. И по сей день книга Вуда является классической. После этого никто не удосужился написать «общую книгу» о её древностях, хотя статуи и бюсты, остатки её каменной просопографии можно найти во всех музеях мира.
Русскому путешественнику князю Абамелек-Лазареву, автору интересного тома о Пальмире, мы обязаны самым длинным известным текстом — пальмирским тарифом, написанным на пальмирском диалекте арамейского языка. Князь сам опубликовал эту надпись с помощью покойного В.В. Латышева, маркиза де Вогюе (De Vogue) и профессора Дессау (Н. Dessau). Камень, на котором тариф был написан, усилиями бывшего Русского археологического института в Константинополе незадолго до войны был перевезён в Эрмитаж. Не менее важна роль экспедиции покойного Ф.И. Успенского и члена Российской академии Б.В. Фармаковского, которой удалось перевезти тариф в Петербург. Эта экспедиция также впервые зарисовала и издала фрески, случайно открытые приблизительно в это же время в расписной гробнице, которую теперь в Пальмире показывают туристам как гробницу Зенобии.
(106/107)
Рис. XVI. Пальмира:
1 — руины Пальмиры, нарисованные архитектором Корнелием Лоосом в 1711 г., (Университетская библиотека, Упсалла), с разрешения господина Андерсона (Anderson); 2 — общий вид Пальмиры. На переднем плане современное кладбище, за ним — колоннадная улица, на заднем плане — холмы, окаймляющие город, а на вершине одного из них — турецкая цитадель.
(107/108)
На самом деле, как это видно по её надписям, это одна из многих гробниц, высеченных в скале неким частным лицом. Он и его потомки помимо того, что хоронили там членов своей семьи, занимались прибыльным делом и продавали её отдельные части посторонним лицам. По научному значению с этой русской экспедицией может сравниться только недавняя экспедиция известных доминиканцев из Иерусалима — о. Жюссьена и Савиньяка.
Только в самое последнее время для Пальмиры закончилась эра бесконтрольного грабежа руин туристами и купцами, и теперь началась эра археологических экспедиций и исследований, ставящих перед собой цель более или менее тщательно отобразить древности, сохранившиеся на поверхности земли, что уже почти достигнуто. Благодаря Французской академии надписей, сирийскому правительству и администрации французского мандата в Сирии наступил час подземных раскопок, что тоже важно для защиты и восстановления руин. Это произошло своевременно, так как с появлением автомобилей расхищение Пальмиры пошло гигантскими темпами. Через десяток лет в Пальмире не осталось бы почти ни одной стоящей колонны или арки, всё было бы на земле, как лежат на земле из-за своей древности или по каким-то другим причинам сотни колонн, которые видели стоящими Лоос и Вуд.
В задачу этого краткого очерка не входит подробное описание руин Пальмиры, так как для этого потребовались бы месяцы и месяцы работы на месте и раскопки наиболее важных комплексов зданий. Хотя об этом и стоит сказать несколько слов.
Как ни невелико наше знание топографии города, общие линии ясны, яснее на скелете города, затянутом песком, чем были бы в городе сплошь раскопанном, где детали затемнили бы главное. Перед «городом живых» стоит большой и великолепный «город мёртвых», который по красоте соперничает с ним. Сегодняшний путешественник сначала видит этот некрополь, состоящий из каменных башен-мавзолеев, изящных по пропорциям, хотя и строгих по плану (см. рис. XVII, 1). С другой стороны — древний путешественник помимо этих башен-гробниц видел и кое-что другое; он видел портичные фасады храмов-гробниц, богато расписанных внутри и украшенных серией скульптур и рельефов (см. рис. XVII, 2). Он также видел скромные сооружения — простые насыпи, под которыми находились богатые подземные помещения, высеченные в скалах, их стены были украшены росписями, их ниши — заняты саркофагами. Для историка гробницы — это драгоценные документы, отчасти потому, что так оригинальна их архитектура, которая по стилю скорее греческая, чем семитская, а отчасти потому, что так великолепно сохранилось внутреннее убранство, живописное
(108/109)
Рис. XVII. Пальмира:
1 — башенные гробницы за пределами города. За ними на вершине холма — турецкая цитадель; 2 — одна из храмовых гробниц.
(109/110)
и скульптурное, представляющее скорее стилизованное, чем реалистическое изображение сцен религиозного содержания. Тем не менее их главная ценность состоит в том, что гробницы подчёркивают линию прохода к городу — караванные дороги, а сотни портретов погребённых с их надписями говорят нам о наиболее богатых родах пальмирской купеческой аристократии. Как тяжело думать о том, что легко было бы составить настоящую историческую просопографию Пальмиры, если бы большинство этих гробниц не было разграблено арабами и европейцами, а бюсты и надписи на них не были бы рассеяны без указания места их происхождения по сотням общественных и частных коллекций как в Европе, так и в Америке.
За городом мёртвых начинается город живых (см. рис. XVI, 2). Мы не знаем, как долго этот город был открытым, не защищённым стенами, или, другими словами, как долго укреплённым был только его главный храм. Только тщательное исследование стен города даст ответ на этот вопрос, однако такое исследование пока ещё не проведено. Всё, что мы знаем, это то, что ныне стоящие стены города — позднего времени, частью времён Зенобии, частью — ещё более позднего.
Как в Петре и Джераше, так и здесь стены не определяют главных линий города, так как их задаёт караванная торговля. Пальмира — самый типичный караванный город древности; больше, чем Петра, где дороги и здания несколько изменены из-за особой топографии города. В Джераше ранний период жизни по-прежнему является проблемой, мы до сих пор не уверены во влиянии его строений на позднейший караванный город. В то же время в Пальмире линии караванного города выделяются сразу и безошибочно.
Все караванные дороги, шедшие в Пальмиру с запада, сходятся в городе в одну дорогу — в главную караванную артерию, которую путешественник, спускаясь к городу с холмов пустыни, видит первой. Эта улица создала славу Пальмиры в наше время, и действительно, она импозантна и изящна; интересны ряды колонн вдоль улицы и арки, которыми отмечены пересечения улиц. Точно так же интересны тетрапилы и цоколи, связанные с колоннами, на которых стояли бюсты тех, кто на свои средства соорудил ту или другую колонну главной улицы. Пальмирцы гордились этой колоннадной улицей, ведь это была не только главная улица, но и основная артерия, хребет, без которого город не мог бы жить (см. рис. XVIII, 1).
Колоннадная улица окаймлена с обеих сторон более чем 375 колоннами, из которых по крайней мере 150 по-прежнему остаются in situ. Она почти прямой линией протянулась с востока на запад, хотя в одном месте делает неожиданный поворот, который отмечен прекрасной тройной аркой — чудом «иллюзионистической» архитектуры. Причина
(110/111)
Рис. XVIII. Пальмира:
1 — часть колоннадной улицы; 2 — караван-сарай, внутренний вид.
(111/112)
этого изменения понятна: архитектурно улица идёт прямо через весь город к пустыне, но на самом деле её направление определяется «харамом», или главным храмом. Ясно, что там, где возвышаются могучие колонны его перибола, с незапамятных времён стоял храм; когда впервые возник караванный город, то и речи не могло быть о переносе такого храма, место которого было предопределено религией, а не ландшафтом местности или направлением движения караванов. Караванная дорога тоже подчиняется диктату божества. Главная улица производит наибольшее впечатление на отрезке между аркой и храмом и, возможно, могла стать даже каким-то подобием священного дромоса, подобно тем, которые ведут к вавилонским и египетским храмам. Тем не менее только случайная находка в этой части улицы прекрасной экседры (полукруглого сиденья) поддерживает эту теорию.
Прошло всего лишь два года с тех пор, как этот главный храм Пальмиры был освобождён от сотен бедных арабских лачуг на нём и вокруг него. Работа была проделана благодаря Службе древностей Сирии и главным образом её директору А. Сейригу. В результате храм теперь почти полностью расчищен. Я не буду описывать здание в деталях, так как это право и обязанность тех, кто его раскопал; мне достаточно будет сказать всего несколько слов.
Множество надписей, найденных в храме, говорят нам о том, что большой «харам» Пальмиры выглядел примерно так, как сейчас, и был построен в последние годы I в. до н.э. — начале I в. н.э., что он был посвящён великому вавилонскому богу Белу. Целла сохранила свой начальный вид до конца его существования, в то время как двор был перестроен, вероятно, во II в. н.э. и стал больше. Несомненно, что двор и перибол существовали ещё до строительства целлы. План храма, построенного во времена Августа, удивляет своей оригинальностью, своей странной и асимметричной концепцией. Скорее вытянутая, чем узкая, целла, поделённая на три неравные части, окружена коринфской колоннадой, украшенной бронзовыми капителями. Капители исчезли, и портик целлы теперь стоит без них. Главный вход в целлу находится на одной из её длинных сторон, но не в центре, а сбоку. Великолепный, довольно массивный портал, плохо сочетающийся с целлой, со скульптурами-пьедесталами, которые напоминают нам известные фрески Дуры, обрамляет входную дверь. Возможно, целла находилась в центре колоннадного двора. Сохранившийся перибол, с его прекрасными колоннами и монументальным входом, по всей вероятности, является продолжением существовавшего прежде двора (см. рис. XIX).
С первого взгляда очевидно, что храм, построенный в I веке н.э., — не греческая постройка. Я совершенно уверен, что форма целлы была
(112/113)
продиктована тем, что заменила собой, возможно, в более крупном масштабе более раннюю целлу, точно так же ориентированную и имевшую такой же план, целлу шумеро-вавилонского плана, которая прежде находилась на этом месте. Эта целла была извлечена греческими архитекторами из тесноты и темноты двора вавилонского храма на яркий свет греческой храмовой архитектуры и, к великому удивленью, была обнесена греческими колоннами. Вместо обычного вавилонского двора с алтарём в центре и двухэтажными комнатами вокруг трёх изолированных сторон изолированную целлу окружил колоннадный портик. Всё превратилось в странную смесь вавилонских и греческих элементов. Это объяснение может прояснить любопытный план храма и отсутствие архитектурной гармонии между целлой и окружающей её колоннадой.
Храм и караванная дорога, религия и нажива — таковы главные интересы караванного города, а в это раннее для Пальмиры время религия выполняла роль активного защитника, так как искони храм одновременно являлся и крепостью, куда собиралось всё население города, вероятно, во время частых набегов кочевников-бедуинов.
Третьим, и не менее важным элементом в Пальмире, как в Петре и в Джераше, был караван-сарай — площадь, где караваны останавливались и караванщики совершали омовение, готовясь к посещению храма. Место, где расположился караван-сарай Пальмиры, известно, оно подчёркнуто самым монументальным тетрапилом на главной улице. Пространство между этим тетрапилом и оврагом никогда целиком раскопано не было, хотя окаймляющие его монументальные здания особенны. Их план, в том виде каком он есть теперь, столь запутан и столь малопонятен, что раскопки здесь следует провести как можно скорее. Одно здание особенно заслуживает того, чтобы быть изученным, так как его могучие стены окружает прямоугольник с внутренним портиком и прекрасным монументальным входом. По-моему, это здание — типичный караван-сарай типичного караванного города, что подчёркнуто не только общим планом, но и многочисленными надписями, найденными там; некоторые из них превозносят почтенных руководителей караванов и делают упор на их умелую, бескорыстную и преданную службу купцам и городу (см. рис. XVIII, 2).
На главной площади города есть и другие здания, и одно из них, недавно раскопанное, особенно интересно. Это здание наподобие театра рядом с тетрапилом, и хотя архитектор М. Габриель (М. Gabriel), раскопавший его, уверен, что это обычный греческий театр, я подобного мнения не придерживаюсь. В городах Сирии такие постройки наподобие театров встречаются, но театр в Сирии и театр в Греции — не одно и то же. Обычные греческие театры в Джераше и Аммане выглядят естественно, так как эти города были населены греками. Но театр
(113/114)
Рис. XIX. Пальмира:
1 — фасад храма Бела; 2 — храм Бела, вид сбоку.
(114/115)
в Пальмире, с её оригинальным строем, с её племенами и племенной организацией, с её всепроникающей религией, театр, где давали бы трагедии Еврипида и комедии Менандра, представляется менее уместным, чем театр при дворе парфянского царя. Мы можем напомнить, как Ород, победитель Красса, позволил, чтобы голова римского полководца была использована в качестве бутафории в представлении «Вакханок» Еврипида. Если даже греки и давали от времени до времени греческие спектакли, то в Пальмире настоящее назначение театроподбного здания на главной площади, вероятно, было несколько иным. Скорее всего, это был центр политической и религиозной жизни, где собирались «отцы» города. Здесь собирались старейшие шейхи «племён», большинство из которых были богатыми купцами, а некоторые — испытанными водителями караванов — синодиархами; здесь сходились рядовые члены племён для того, чтобы воздать почести испытанным и надёжным караванщикам, здесь же собирались граждане для религиозных церемоний, плясок, пения гимнов и жертвоприношений. Вот, главным образом, для каких поводов строили подобные аудитории в негреческих областях Сирии.
Такова была главная артерия города — самый центр пальмирской жизни. По другую сторону от неё город раскинулся вдоль многочисленных пересекающихся дорог, некоторые из них были окаймлены колоннами и вели к храмам, рынкам и общественным зданиям. В позднее время, в эпоху христианства, появились и церкви. Руины одной из них можно видеть и по сей день. Один из наиболее значительных храмов в этой части города, сохранившийся в прекрасном состоянии, был изящен, несмотря на массивность постройки, и имел многочисленные украшения. Он был посвящён могущественному Баал Шамину, а последние находки показали, что он был частью большого комплекса зданий, посвящённых тому же самому божеству. Скульптурные фрагменты и надписи, обнаруженные случайно, рассказывают нам о существовании других храмов, посвящённых другим богам. Например, очевидно, что где-то там находился богатый храм, воздвигнутый в честь анатолийских и сирийских богов — Хадада и Атаргатис. Мы также почти точно знаем место, где располагался храм сиро-вавилонской Иштар-Астарты; в то же время надписи и рельефы свидетельствуют о существовании других, посвящённых караванным богам Арсу и Азизу. Будущим исследователям остаётся только найти большинство этих священных построек.
Дома богов были богаты, но общественные здания, гробницы и частные дома, принадлежавшие состоятельным гражданам, были не менее величественны. Два из последних недавно были раскопаны, и оказалось, что они украшены роскошнее и изящнее, чем дома богатых купцов Делоса. Могучая колоннада их центрального двора — скорее, двор двор-
(115/116)
ца, а не дома; ещё более дворцовыми выглядят комнаты, открытые в сторону двора, которые сделали бы честь любому итальянскому palazzo. Большинство колонн, за исключением тех, которые относились к улицам или храмам или были воздвигнуты в честь городской знати и которые можно видеть in situ или лежащими на земле, происходят из перистилей или колоннадных атриев частных домов. Только время покажет, где располагались более скромные дома жителей среднего класса, лавки и дома помпеянского типа или районы, населённые ремесленниками или рабочими: стояли ли они бок о бок с этими дворцами или находились в других кварталах города. Но характерно, что первые обнаруженные дома Пальмиры принадлежали представителям аристократии, которая и определила архитектурные линии города, его богатство и красоту, его особую социальную и экономическую организацию.
Говоря об этих домах, я употребил термины «перистиль» и «атрий», поэтому встаёт вопрос, на который я ответить не могу, а именно действительно ли эти окружённые колоннадами дворы пальмирских домов имеют греческое происхождение. Уже в далёком прошлом колонна была известна месопотамским строителям, а дворы, окружённые колоннами, были известны в Вавилонии. Рядом с вавилонским двором стоят хеттский «хилани» и персидская «ападана», парфянские дворцы, поэтому можно задать вопрос: «Откуда происходит пальмирский дом?» Пока не исследовано больше парфянских дворцов и раскопано больше пальмирских домов, было бы странно настаивать на одной из этих возможностей.
Мы спрашиваем себя, какой жизнью жили пальмирцы в этом сказочном городе, созданном караванами и предназначенном для караванной торговли. Хотя мы об этом имеем несколько лучшее представление, чем о жизни в Петре и Джераше, тем не менее наши знания по-прежнему остаются очень ограниченными. Сотни пальмирских надписей интересны и информативны; сотни статуй, бюстов или барельефов и многочисленные раскрашенные портреты или стенная роспись посвящают нас во внутреннюю жизнь населения; ещё больше можно узнать из таких маловпечатляющих остатков, как глиняные тессеры с изображениями фигур и надписями, которые служили входными билетами на пиры, религиозные или частные приёмы, устраивавшиеся в связи с отправлением культа богов и мёртвых. Однако, к сожалению, ни надписи, ни скульптуры, ни живопись, ни тессеры, ни домашняя утварь никогда не были предметом собирательства, поэтому и нет публикаций их полного описания.
Тем не менее мы располагаем достаточными материалами, чтобы нарисовать приблизительную картину жизни Пальмиры. Первое, что хочется отметить, это смешанный расовый характер её населения. Несомненно, семиты составляли большинство; большая часть надписей на их
(116/117)
языке, арамейском диалекте, написана алфавитом, типичным для Пальмиры. Однако имеются также многочисленные греческие и пальмирские билингвы и несколько — только на греческом или латинском. То же самое относится и к именам, так как и среди них преобладают семитские, хотя встречаются также имена греческого, латинского и иранского происхождения. Похоже, что греков было немного, так как большинство греческих имён принадлежало вольноотпущенникам. Очевидно, что пальмирцы недолюбливали своих потомственных врагов — греков и старались воспрепятствовать их расселению в городе; римляне не противодействовали этому, так как была объявлена политика «открытых дверей». Похоже, что пальмирцы в этом отношении пользовались полной свободой. Помимо вольноотпущенников, греческие и латинские имена носили гражданские и военные агенты римского государства и солдаты римской армии, хотя в Пальмире их было не очень много. Были также иранцы, считавшиеся членами правящей пальмирской аристократии и, в противовес грекам, не считавшиеся чужестранцами.
Возможно, тщательный анализ семитских имён покажет, что не все они имели одно и то же происхождение. Тем не менее кажется маловероятным, что все правящие семьи были потомками древних жителей оазиса, арамейцев или хананитов, или кем бы они ни были. Я так полагаю, потому что в конце эпохи расцвета торговые связи и средства шли в Пальмиру извне: из Дамаска, Сафаитской Аравии, из Петры, возможно, из Палестины (после разрушения Иерусалима?). Это очевидно и по количеству религиозных культов иностранного происхождения, существовавших в городе. Может быть, это подразумевалось, когда в 85 г. н.э. два именитых пальмирца — Лисамс и Зебида, сыновья Малику, сына Ильдибела, сына Несы из рода Мигдат, воздвигли посвятительную стелу арабскому Шамашу — «богу своих предков».
Социальная структура весьма своеобразна; несмотря на то, что родовое деление часто встречается среди семитов, среди десятка родов мы находим здесь только четыре, занимавших более высокое по отношению к другим положение. Интересно одно — только ли представители этих родов имели исключительные политические права, и только ли они могли быть членами совета, магистратами и руководителями караванов. Так ли это было или нет, но мы часто находим четыре этих рода работающими рука об руку, а пальмирская знать считала большой привилегией удостоиться от них почестей. К сожалению, жизнь этих различных кланов и их взаимоотношения нам малоизвестны. Естественно, что могущественные кланы не всегда находились в мирных отношениях друг с другом, так как в Пальмире, как и в сегодняшних Сирии и Месопотамии, среди арабов была распространена длительная и наследственная вражда. Эти древние распри интересно освещает надпись,
(117/118)
датирующаяся очень ранним временем — 21 г. н.э. Она высечена под статуей Хашаша на средства и по заказу двух родов: Бене Камора и Бене Маттабол. Оба имени часто встречаются в пальмирской истории, поэтому несомненно, что это были два наиболее могущественных и влиятельных рода в городе. Текст надписи таков: «Так как он, Хашаш, пришёл в их головы [двух родов] и установил мир между ними, теперь он наблюдает за тесным сотрудничеством во всех делах — больших и малых». Характерно, что в сокращённом греческом варианте этого текста два рода называются «пальмирским народом».
Жрецы, отправлявшие культы богов в Пальмире, формировали могущественную группу, в которой существовала запутанная иерархия, никогда не бывшая предметом внимательного рассмотрения. Одни из них служили в храмах, другие — были членами интересных религиозных организаций, группировавшихся вокруг храмов или, возможно, племенных святилищ. Найдены многочисленные бюсты, изображающие мужчин — членов известных и почитаемых пальмирских семей, облачённых в жреческие одежды. На головы возложены тиары типичной (цилиндрической) формы, украшенные коронами и бюстами богов, которым они служили. По-моему, это подтверждает, что жреческие должности не всегда передавались по наследству, как это было в Египте, Вавилонии, семитском и даже иранском мире, а являлись, скорее, всего лишь почётными званиями и должностями, как в Греции и Риме.
Среди редких (возможно, иранских) жреческих титулов мы находим также «симпозиарха», или ведущего религиозные пиры. За ним следовали многочисленная свита и помощники. Во время таких праздников как богами, так и смертными потреблялось много вина, а в важной надписи жреца-симпозиарха хвастливо отмечается, что во время одной из таких трапез подавали старое (возможно, местное, не импортное) вино. Это подтверждает, что в древности в Пальмире было развитое сельское хозяйство. Из пальмирского тарифа и по тессерам нам известно, что оливковое масло помимо вина, ячменя, овощей, фиг тоже было местным продуктом. Нет сомнений, что принимавшие участие в этих священных трапезах получали глиняные «жетоны» наподобие тех, какие в большом количестве были найдены среди руин и, похоже, дают нам довольно чёткую картину социальной и религиозной жизни. Многие из них содержат надписи, касающиеся жрецов Бела или других богов. Священные трапезы устраивали не только в честь богов. Таковы были верования пальмирцев; возможно, что их единственным заимствованием у греков было то, что умершие становились членом сонма богов, героев и полубогов. В соответствии с этими верованиями умерших представляли как обожествлённых героев, возлежащими на богатых лежанках и одетыми в прекрасные одеяния.
(118/119)
В их честь устраивали погребальные трапезы и предполагалось, что они тоже принимают участие в них. Некоторые из этих глиняных жетонов были, конечно, билетами на заупокойные трапезы, распределявшимися среди приглашённых — живых членов семьи покойного, членов его рода или религиозного объединения (thiasos), к которому он принадлежал.
Интересно, когда эта идея возникла в Пальмире? Вопрос сложен и запутан. Я не могу его здесь рассмотреть. Тем не менее могу отметить, что и в парфянской Месопотамии богов и обожествлённых умерших изображали возлежащими на лежанках; это могло быть данью греческому влиянию на религиозные идеи жителей Месопотамии.
Структура большой семьи пальмирских богов и богинь так же сложна, как структура населения и жречества. Во многих храмах Бел был главным. К нему и Баал Шамину (оба — боги наземного мира и оба по-гречески обозначались именем Зевс) прибавлялись боги Солнца и Луны, которых звали Яхрибол и Агрибол (см. рис. XX). Возможно, что в большом храме поклонялись Белу, Яхриболу и Агриболу как триаде. Иногда к этой триаде присоединялся четвёртый или даже пятый член. Мы находим изображения таких групп из трёх или четырёх богов на пальмирских рельефах и тессерах. Возможно, что из трёх или четырёх богов триады два были не вавилонскими, а местными богами, Яхриболом и Агриболом. В римский период великий Баал Шамин превратился в соперника Бела, которого называли или, точнее, описывали в сотнях посвящений как «освящённого в вечности, хорошего и милосердного», и мы можем полагать, что он был сирийским дополнением пальмирского пантеона. Любопытна фигура Малакбела — «вестника Бела», посланника и небольшого alter ego Бела, несомненно, вавилонянина, как и сам Бел.
Шамаш и Иштар, как и Бел, тоже имели вавилонское происхождение, но последняя вскоре слилась с финикийской Астартой. И полуэламская Нанайя, которой поклонялись в Дуре и о культе которой мы будем говорить несколько позже, и Нергал, бог подземного мира, тоже пришли из Вавилонии. Тем не менее Вавилония — не единственная страна, боги которой были представлены в Пальмире. Из северной Сирии и, скорее всего, из Малой Азии пришла могущественная пара Хадад и Атаргатис (см. рис. XXI), в то время как Эшмун пришёл из Финикии, чтобы дополнить Астарту. На тессерах его изображали в облике греческого Асклепия. Многие боги пришли из Аравии; это были Самас (в Аравии — женское божество Солнца, но в Пальмире она стала ассоциироваться с вавилонским Шамашем), Аллат (арабская Афина) (см. рис. XXI, 3) и интересный бог Чай-ал-Каум — доброе и благожелательное божество, которое заставляло воздерживаться от употребления
(119/120)
Рис. XX. Боги Пальмиры:
1, 2 — Бел, Яхрибол и Агрибол; 3 — Арсу, караванный бог.
(120/121)
Комментарий к рис. XX.
1. Великая триада Пальмиры — Бел, Яхрибол, Агрибол. Глиняная тессера из Пальмиры с изображением на аверсе бюста Бела, увенчанного Викторией, стоящей на шаре; слева — бог Марс, который двигается по направлению к бюсту. Ниже — изображения двух печатей (женская голова, повёрнутая влево; фигура бога Меркурия). На реверсе — слева — фигура Яхрибола в военной форме, в зубчатой короне, опирающегося на копьё или скипетр; справа — фигура Агрибола с полумесяцем за плечами, в таком же облачении и такой же позе. Надписи справа и слева — имена двух богов.
2. Великая триада Пальмиры. Глиняная тессера из Пальмиры, изображающая этих же богов во весь рост, стоящими перед храмом. На реверсе — фигура человека (жреца?), возлежащего на ложе. Слева — большой винный кратер, справа — луна и звезда. Вверху — оттиск печати с изображением гладковыбритого мужчины, повёрнутым вправо. Внизу — имя человека (жреца Бела, который выпустил тессеру): Малихо, сын Вахбаллата.
3. Арсу — караванный бог. Тессера из Пальмиры. На аверсе — бюст молодого бога; слева — полумесяц (?); внизу — бык, бегущий вправо. Ниже — звезда Венера. На реверсе — бог в доспехах, показанный во весь рост. Слева — надпись, сообщающая имя бога — Арсу.
вина. Возможно, что он был соперником другого арабского божества — Душары или Дусары, арабского Диониса. В Пальмире были также храмы Арсу и Азизу, которые являлись очень важными богами. На тессерах, монетах и рельефах Арсу изображали в облике молодого воина на верблюде или стоящим рядом с верблюдом. Иногда его самого изображали в облике верблюда — животного, являвшегося его священной эмблемой. Азизу, который был молод и силён, изображался верхом на коне. В то время как Арсу имеет, конечно, арабское происхождение, так как его культ практиковался в Петре, а сафаитские арабы поклонялись ему под именем Роуда или Раду (первоначально женское божество), возможно, что Азизу не был арабом, так как ему поклонялись в Эдессе, где ему был равнозначен бог Моним. Оба были посланниками Солнца; один — Утренней Звездой, которая предвещала появление Солнца в религиозных процессиях, а другой — Вечерней Звездой, следовавшей сзади. Вероятно, Азизу был одним из тех многочисленных божеств, которым поклонялись сирийцы и чей культ распространился за пределами этой страны благодаря сирийским солдатам и купцам. Даже в далёкой Дакии мы находим несколько посвящений, в которых к нему обращаются как «Deus bonus, puer phosphorus Apollo Pythius» (см. рис. XX, 3 и XXII).
В Пальмире Арсу и Азизу, араб и сириец, изначально были теми, кем они остались, — богами и покровителями караванов, их могуществен-
(121/122)
Рис. XXI. Боги Пальмиры:
1 — Атаргатис (Британский музей); 2 — Атаргатис и Хадад. Глиняная тессера (коллекция виконтессы д’Андюрен (d’Andurain)); 3 — Аллат, богиня-воительница. Глиняная тессера (Британский музей); 4 — Тихе Пальмиры. Глиняная тессера (Британский музей); 5 — Тихе Пальмиры или Бел. Бронзовая тессера (Кабинет медалей, Париж).
(122/123)
Комментарий к рис. XXI.
1. Атаргатис. Глиняная лампа из Пальмиры — изображение богини Атаргатис, сидящей на троне между двумя львами. Она опирается на скипетр, а в левой руке держит цветы (?). Справа — бюст в солнечном ореоле (солнечное божество); под бюстом Венеры — звезда и полумесяц. Слева — бюст женщины (?) под накидкой.
2. Атаргатис и Хадад. Глиняная тессера из Пальмиры. На аверсе — Атаргатис, на реверсе — её божественный супруг Хадад в парфянской военной форме, опирающийся на скипетр или копьё. Надпись — личное имя бога.
3. Аллат — богиня-воительница. Глиняная тессера из Пальмиры. На аверсе — изображение богини в облике Афины между двумя высокими сосудами, из которых растут растения (камыши). На реверсе — изображение быка, повёрнутое влево; над ним — полумесяц, справа — кипарис; внизу — два алтаря.
4. Тихе Пальмиры. Глиняная тессера из Пальмиры. На аверсе — бюст богини с шаром в правой руке и пальмовой ветвью — в левой, расположенный в небольшом святилище. На реверсе — жрец на троне, льющий вино из большого кратера.
5. Тихе Пальмиры или Бел. Бронзовая тессера из Пальмиры. Бюст молодого бога или богини в анфас, держащего оливковую ветвь и одетого в накидку calathos. По обе стороны — две звезды. Надпись: «Фортуна [которая защищает] оливковые деревья». На реверсе — знак Бела (три пальмирские буквы) и точильный камень между двумя ножами для жертвоприношений.
ными защитниками, их всевышними синодиархами. На тессерах они иногда появляются с Шамашем, богом Солнца, и Яхриболом-Малакбелом. Со всеми этими богами связан бог Луны — Агрибол. К этим добрым и милосердным богам, дающим свет ночью и днём, обращали свои жаркие молитвы все те, кто проводил долгие ночи и дни в пустыне. Мы уже встречали эти путеводные для караванов звёзды бок о бок с Фортуной (Тихе) Петры, они взирали на нас в облике Диоскуров с фасадов великолепного Эль-Хазне в Петре. Это были первые божества, приветствовавшие караваны, входившие в Петрейскую долину, именно им путешественники возносили горячие похвалы в тысячах надписей, высеченных на скалах и стенах храмов и ворот, мимо которых проходили караваны во время их долгих странствий.
Странно, что в длинном списке имён чужестранных богов и богинь Пальмиры, приведённом выше, нет имён иранских богов. Естественно, что в Пальмире не было настоящих греческих и римских богов, но греческий и римский пантеоны были представлены несколькими греческими именами, которые в греческих надписях были даны восточным богам и эллинизированным фигурам тех же самых богов на статуях и
(123/124)
барельефах. В Пальмире подобное религиозное влияние проследить невозможно. Единственным божеством пальмирского пантеона, которое могло иметь иранское происхождение, был бог по имени Сатрапес, известный нам по барельефу и тессере. На последней он изображён вместе с Арсу и Азизу. Хотя мы знаем, что он пришёл в Пальмиру не из иранских земель, а из Финикии и Малой Азии, где ему поклонялись ещё задолго до того, как была основана Пальмира, т.е. в то время, когда и Финикия, и Малая Азия были сатрапиями Персидской державы 1. [сноска: 1 Скорее всего, имя Ормузд, которое появилось в недавно обнаруженной гробнице Пальмиры, принадлежит человеку, а не богу.]
Я считаю, что это отсутствие иранских элементов в пальмирской религии основано на хитрости. Я не могу здесь подробно рассмотреть это. Достаточно сказать, что вавилонские боги, которые пришли в Пальмиру, оказались здесь в то время, когда Вавилон был парфянским городом, а Вавилония ориентировалась на одну из парфянских столиц — Ктезифон. В Вавилонии парфяне взяли верх над вавилонскими богами и создали некое подобие синкретической религии, хорошо отображавшей смешанный характер всей Парфянской державы. Этот религиозный синкретизм я считаю одной из основных особенностей парфянского религиозного развития. Я могу привести параллельный пример в Кушанском царстве на севере Индии, где иранские, зороастрийские боги появляются на монетах под видом и с атрибутами греческих богов. Нечто подобное представляет собой эволюция религии Месопотамии. Сами парфяне были, скорее всего, зороастрийцами, хотя парфянские цари и считали необходимым официально признавать богов различных областей, из которых состояла их многонациональная держава. Так обстояло дело с Белом, верховным богом Вавилонии, чей культ был широко распространён во всей Месопотамии и Сирии, ставшим одним из богов Парфянской державы. Теперь ничто не мешало хорошему зороастрийцу оказывать почести Белу, приходя иногда в его храм и адресуя свои молитвы ему так, словно он был ещё одним Ахурамаздой. В связи с этим вавилонское жречество ввело некоторые дополнения в ритуальные обычаи парфян, т.е. несколько иранизировало культ их собственного владыки и господина, милостивого Бела.
Бел как бог Парфянской державы появился в Пальмире в своём иранизированном обличье и с различными иранскими элементами в своем культе. Некоторые факты подтверждают мою гипотезу, приведённую выше. В одной надписи из Пальмиры имеется список жрецов Бела. Одно из имён этих жрецов не находит объяснения в семитском языке и, похоже, имеет иранское происхождение. Более того, наиболее важных богов пальмирского пантеона, особенно богов-воителей — Бела,
(124/125)
Яхрибола и Агрибола, как это следует из скульптур и рисунков, иногда изображали в парфянском платье и с парфянским оружием. То же самое касается Арсу и Азизу.
Я уже говорил немного о политическом устройстве Пальмиры, о котором мы знаем удручающе мало. Его происхождение скрыто в догадках, и хотя термины, которые использовались во времена после Адриана, греческие, это вовсе не означает, что оно полностью было греческим. Стратег, вероятно, представлял республику и командовал милицией. Два архонта действовали как представители гражданского правительства. Сразу за ними шли казначей и смотритель за рынками и караван-сараями, затем следовали чиновники, собиравшие пошлины и налоги. В могущественном сенате был особый президент. Похоже, что большое значение имели откупщики, что видно из пальмирского тарифа — документа, который состоит из тщательно отредактированного, уточнённого и расширенного издания налоговых и особенно таможенных законов, сформулированных в 137 г. н.э. сенатом во главе с proedzos в присутствии секретаря и архонтов.
Жаль, что мы так мало знаем об отношениях между магистратами и сенатом или о древней организации могущественных родов, на которые делилось население, жившее своей собственной корпоративной и религиозной жизнью. Ещё больше приходится сожалеть о том, что мы так мало знаем об отношениях между городом Пальмирой, её магистратами и сенатом, Римским государством. Кто, помимо командира гарнизона, представлял Рим? Какой доход получал Рим и каким образом? Почему только некоторые римские императоры и губернаторы Сирии были удостоены статуй или других памятников в Пальмире, в то время как такие почести столь часто оказывали им в более мелких и бедных городах Сирии? Возможно, время прольёт свет на некоторые письменные памятники, которые объяснят эти загадки.
Очевидно, что не только уровень жизни Пальмиры, но и направление политики определялось купцами, снаряжавшими караваны. Они основали свои представительства на Востоке и на Западе, они владели кораблями в парфянских и римских портах, они ссужали и брали ссуды для торговых операций. Серия надписей в честь президентов пальмирских «fondouqs» в других странах, синодиарха — руководителя каравана и архемпоров — президентов торговых компаний знакомит нас с их деятельностью. Интересно, что, несмотря на то, что представители Пальмиры были рассеяны по всему миру, а пальмирские караваны отправлялись во всех направлениях, в вышеупомянутых надписях говорится исключительно о президентах «fondouqs», там проживавших, и о караванах, путешествовавших в Вавилон, Вологезию, Форат, Спасину Харакс и другие мелкие центры Парфянской державы, во все города,
(125/126)
Рис. XXII. Боги Пальмиры (см. описание в тексте):
1 — Арсу и Азизу. Барельеф (Дамасский музей); 2 — Арсу. Глиняная тессера (Британский музей); 3 — Арсу (коллекция виконтессы д’Андюрен).
(126/127)
Комментарий к рис. XXII.
1. Арсу и Азизу. Барельеф, изображающий человека, приносящего жертву двум богам: одному — верхом на верблюде, одетому в военную форму и держащему в правой руке копьё, а другому — верхом на коне в гражданском одеянии, держащему в правой руке копьё. Надпись с именами богов Арсу и Азизу и имя жреца Арсу, который посвятил барельеф.
2. Арсу. Глиняная тессера из Пальмиры. На аверсе анфас — изображение бога, одетого в военную форму и опирающегося на копьё. Внизу справа — бычья голова. Справа и слева — надписи с именами. На реверсе — изображение гружёного верблюда, повёрнутого вправо, с погонщиком, держащим суму и ветвь.
3. Арсу. На аверсе — гружёный верблюд, повёрнутый вправо. Между его ногами и над ним — две звезды. Перед ним — жрец, совершающий жертвоприношение (сжигающий благовония). На реверсе анфас — жрец, держащий штандарты между двумя рядами из трёх звёзд.
расположенные в устьях Тигра и Евфрата или недалеко от них, и обратно. Нет упоминаний о «fondouqs» или торговых представительствах в Дамаске, Эмесе или Хаме или других городах Римской империи, или о караванах, направлявшихся на север и на запад. Пожалуй, это объясняет, почему Пальмира получала свой основной доход от торговых связей с Парфией. С другой стороны, это означает, что торговые отношения с Парфией, караваны, идущие в Парфию и обратно, были делом рискованным и опасным, в то время как отношения с Римской империей были безопасны настолько, чтобы упоминать об этом в надписях, прославлявших особые заслуги известных граждан.
Более важные сведения о «fondouqs» — торговых поселениях пальмирцев в различных городах Парфянской державы содержатся в вышеупомянутых надписях. «Fondouqs» были важными центрами пальмирской жизни, как почти независимые организации внутри других городов, напоминающие нам подобные европейские «fondouqs» в Средние века и в эпоху Возрождения на Востоке, европейские поселения в Шанхае, в Китае, в наши дни, которые так хорошо теперь известны всем читателям европейских газет. Например, в некоторых пальмирских надписях в честь президентов поселений упоминаются пальмирские храмы, возвышавшиеся над пальмирскими караван-сараями, конторами и складами в этих поселениях. Похоже, что одна из таких надписей говорит, как это ни странно, о сооружении в Вологезии президентом вологезского «fondouq» храма в честь римского императора Адриана. Храм, посвящённый культу римского императора в самом центре Парфянской державы, кажется нонсенсом. Хотя мы не должны забывать, что Адриан был очень популярен и влиятелен в Парфии. После побед-
(127/128)
ного похода Траяна он вернул Месопотамию парфянскому царю и возобновил регулярные торговые сношения между двумя державами.
Другая интересная подробность обнаружена в одной из надписей президентов «fondouqs»: оказывается, поселенцы-пальмирцы проводили чёткое различие между пальмирскими купцами и греческими. Две группы фигурируют в этой надписи как две самостоятельные организации. Похоже, что пальмирцы не считали себя представителями греческого мира и были горды тем, что являются «просто пальмирцами».
Президенты fondouqs были важными персонами в Пальмире и в Парфии. Возможно, что в пределах своих fondouqs они имели почти царскую власть, хотя община купцов была в какой-то степени автономна и имела свое самоуправление. Они, конечно, считали себя потомками пальмирского «демоса».
В заключение, для того чтобы дать представление о текстах, освещающих жизнь пальмирских fondouqs и личностях важных купцов Пальмиры, позвольте мне привести вам несколько строк из этих текстов. Надпись, которую я собираюсь процитировать, недавно найдена рядом с колодцем в пустыне к югу от Пальмиры о. Пуадебаром (Poidebard) во время одного из его географическо-археологических воздушных исследований. Она вырезана на большой колонне, вероятно, стоявшей рядом с водозабором и на которой был установлен памятник Соаду, представителю пальмирской знати, и служила указателем для караванов, шедших от колодца к колодцу, в Пальмиру или оттуда.
Я переведу из неё несколько строчек: «Совет и народ оказали честь Соаду, сыну Болиада, сыну Соада, сыну Таймисамса, благочестивому мужу, который любит свою родину, который во многих важных случаях благородно и щедро защищал интересы торговцев и караванщиков и своих сограждан, проживающих в Вологезии, как об этом засвидетельствовано в письмах бога Адриана и его сына, божественного императора Антонина, а также в эдикте и письме Публия Марцелла, так же как и в письмах губернаторов провинций, его преемников. За все это он удостоен также почестей упоминаниями в декретах и статуями совета и народа [Пальмиры], караванов и отдельных граждан». В память обо всех этих услугах его страна воздвигла ему четыре статуи в Пальмире, а совет и народ — три статуи за пределами города: одну в Спасину Хараксе, одну — в Вологезии и одну — на караванной станции Геннее.
Другая надпись даёт нам хорошее представление об обязанностях синодиарха. Рядом с караван-сараем Пальмиры находился огромный архитрав с надписью, которая впервые была скопирована профессором Ингхольтом (Ingholt). Это декрет в честь Огела, знатного пальмирца, опубликованный четырьмя племенами Пальмиры в 199 г. н.э. для того,
(128/129)
чтобы отметить «его отвагу и мужество» и в честь его деятельности во время нескольких военных походов против кочевников, а также за помощь, которую он оказывал купцам и караванам в то время, когда был синодиархом (вероятно, многократно).
Пальмирская культура тоже довольно своеобразна. Она представляет собой сложную картину, трудно поддающуюся определению. Нам известны некоторые факты, освещающие её, однако сама она никогда тщательно не исследовалась. Если часть населения была представлена кочевниками-бедуинами, то в новом городе они должны были вскоре забыть свои бедуинские обычаи, вступить в контакт с купцами и банкирами, которые мигрировали из старых торговых городов, например Вавилона, Дамаска, Петры или других городов Сирии и Вавилонии, в этот молодой и богатый центр караванной торговли. Со временем в Пальмиру мигрировало множество парфян. Многие пальмирские граждане не были чужими Западу. В качестве наемников и солдат они на протяжении многих лет проживали в Александрии и других городах Египта, в Риме и Италии и даже в западных провинциях Римской империи. От времени и до времени тот или иной пальмирец становился членом правящей аристократии Римской империи. Некоторые римские императоры (например, Адриан и Александр Север) в сопровождении своих армий, офицеров, дворов и большого числа римских чиновников посещали Пальмиру и смешивались с пальмирской аристократией. Всё это должно было повлиять на жизнь города и наложить на неё значительный отпечаток.
Поэтому не удивительно, что богатые купцы Пальмиры, проживавшие в своих прекрасных домах вавилонского типа, жили особой жизнью, удивительной и сложной. Естественно, что все представители аристократии читали и писали на двух языках — арамейском и греческом. Интересный надгробный памятник, находящийся теперь в коллекции виконтессы д’Андюрен, изображает мальчика из знатной пальмирской семьи, держащего в руках тетрадь, состоящую из деревянных табличек. На открытой табличке написаны последние буквы греческого алфавита (см. рис. XXIII, 3).
Если интеллектуальная жизнь граждан имела оттенок греческой, то их платья и мебель были не семитскими, не греческими, а полностью принадлежали к парфянскому типу. Посмотрите на широкие шаровары (anaksyrides — штаны) и вышитые халаты, которые носили мужчины, на прекрасные ковры, покрывавшие их ложа, обратите внимание на их богато украшенные митры, их чаши и фибулы, украшенные драгоценными камнями, обратите взор на одежду их жён и тяжелые ювелирные украшения, покрывающие их с ног до головы, — параллели всему этому можно найти только в Персии (см. рис. XXIII, 1, 2).
(129/130)
Рис. XXIII. Жители Пальмиры:
1 — молодой жрец (Музей искусств Йельского университета); 2 — женщина под вуалью (Музей искусств Йельского университета); 3 — школьник (коллекция виконтессы д’Андюрен).
(130/131)
Комментарий к рис. XXIII.
1. Юноша, отдыхающий на кушетке, покрытой ковром с каймой, одетый в богато расшитое персидское платье: рубашку с поясом, плащ, застёгнутый при помощи круглой броши, широкие штаны, украшенные драгоценными камнями, богато украшенные мягкие туфли, на голове — коническая шапка, рядом с ним на вершине колонны его жреческая митра. Его слуга одет так же.
2. Бюст женщины под покрывалом, на которой дорогая диадема, серьги, богатая пектораль, тяжёлые браслеты. Её мантия пристёгнута к левому плечу брошью, с которой свисают ключи от дома. Её туника богато расшита. В правой руке она держит принадлежности для ткачества и прядения. Справа — её имя.
3. Бюст мальчика с ожерельем, одетого в рубашку и тунику, пристёгнутую на правом плече круглой брошью. В правой руке он держит стиль, а в левой — школьные таблички, на которых написаны последние буквы греческого алфавита.
По-прежнему сложна проблема пальмирского искусства. Первое впечатление таково, что оно полностью греческое, но я думаю, что это первое впечатление — неверное. Скульптура Пальмиры, представленная сотнями статуй, бюстов и барельефов, изображающих фигуры богов и людей, ритуальные сцены, даёт такое изображение голов и тел, такой недостаток мужества, такую беспомощность в оформлении мышц человеческого тела, такую склонность к декоративному элементу и тщательному следованию деталям одежды и мебели (особенности, которые абсолютно чужды греческой скульптуре и типичны для жанра восточной пластики), что мы вряд ли можем назвать эту скульптуру греческой или греко-римской. Если мы ищем сходство, то увидим, что ближайшие параллели с пальмирской скульптурой можно найти не столько в Вавилонии, Ассирии или Персии, сколько в северных семитских странах и в Анатолии, в искусстве, относительно недавно открытом благодаря археологическим исследованиям в северной Сирии и Анатолии и называемом хеттским. Тысячи статуй и барельефов из таких мест, как Сенджирли, Кархемыш, Телль-Халаф, несмотря на большой временной разрыв, который отделяет их от раннепальмирской скульптуры, несомненно, показывают близость с пальмирским пластическим искусством. Мы можем сказать, не опасаясь ввести читателя в заблуждение, что скульптура Пальмиры — эллинизированный потомок арамейского и анатолийского пластического искусства. Ранняя стадия развития представлена изв естнымипозднеэллинистическими скульптурами из Нимруд-дага в Коммагене, где, как и в Пальмире, сиро-анатолийский эллинизированный стиль соединился с иранским влиянием
(131/132)
как в стиле, так и в области одежды, доспехов и вооружения. Этот греко-сирийский стиль вместе с греко-вавилонским, представленный сотнями алебастровых и глиняных статуэток, найденных в Вавилонии, является основой двух стилей в скульптуре, преобладавших в западной части Парфянской державы. Развитие восточной части, на которую влияло индийское и китайское искусство, отлично, и нас здесь не касается. Тем не менее, возможно, что две месопотамские школы скульптуры эллинистического и римского времени имели некоторое влияние на развитие так называемого искусства Гандхары в Индии, и vice versa, что позднеиранское искусство влияло на Месопотамию и Сирию.
Не менее заметна, чем скульптура, и живопись. В то время как скульптурные памятники сохранились в сотнях экземпляров, памятники живописи в Пальмире редки. Живопись, которая, конечно, существовала в частных домах и в храмах, вся погибла. Важные находки в Дуре показывают, что её было много и что дома и храмы Пальмиры были такими же пёстрыми, как дома и храмы Дуры. То, что сохранилось от живописи Пальмиры, найдено в погребениях, особенно в тех подземных погребальных помещениях, которые были вырезаны в скалах, что типично для некоторых частей «города мёртвых» Пальмиры. Подобно скульптуре, стенная живопись в этих помещениях — это портреты умерших, погребённых здесь, как полнофигурные, так и медальоны с изображением крылатых викторий, отдельных мифологических сцен и орнаментов. И здесь мы вновь сталкиваемся с греческим характером картин, и необходимо более тщательное исследование, чтобы определить элементы, которые не являются греческими. Тем не менее так как Дура более богата живописью, чем Пальмира, а дуранская живопись в каком-то отношении очень близка пальмирской, то я оставлю обсуждение вопроса о дуранской и пальмирской живописи для следующей главы.
Подведём итог. Внешне пальмирская культура бросается в глаза своей сложностью и особым характером. Это случайное смешение различных элементов: иранская одежда, амуниция, оружие и мебель с обилием орнаментов, выполненных золотом и серебром, вышитые богатые ковры, вавилонские сильно эллинизированные храмы и небольшие дома, сиро-анатолийская эллинизированная скульптура и, возможно, греко-иранская живопись — вот наиболее бросающиеся в глаза элементы данного смешения. Тем не менее очевидно, что мы никогда не сможем понять Пальмиру до тех пор, пока знаем только западные её составляющие. Однако греческое — это тонкий слой налёта; то, что скрывается под этим налётом, происходит из различных областей восточного мира — из Ирана, Вавилонии, Анатолии и северосирийских земель.
|