М.Л. Подольский
Знаменский клад из Хакасии.
Обстоятельства открытия этого клада необычны. Он был найден не просто при земляных работах (как чаще всего бывает), а в процессе археологических раскопок. Произошло это 15 августа 1978 года. Отряд, которым я руководил, вёл раскопки курганов, расположенных на территории строительства оросительной системы около села Знаменка в Боградском районе Хакасии. На северной окраине этой территории, когда поле там было распахано, я обнаружил остатки древнего городища. Это был круглый земляной вал диаметром около 60 м, окружённый рвом. То и другое давно оплыло и, к тому же, было основательно запахано, поэтому выделялось в рельефе незначительно.
Естественно, возник вопрос о культурной принадлежности городища. С его южной стороны нами была прокопана траншея шириной 1 м, проходящая через вал и ров. С внутренней стороны вала, на погребённой поверхности, были обнаружены остатки сгоревших деревянных конструкций. Что касается
(229/230)
датирующего материала, то было найдено (в основном, под насыпью вала) всего лишь несколько маловыразительных фрагментов керамики с чёрной лощёной поверхностью. Такую керамику можно обобщённо определить — в очень широком диапазоне — как тагаро-таштыкскую.
Шурфовка площадки, окружённой валом, показала, что культурного слоя там нет. Городище не обживалось. В непосредственной близости от него, на пашне, прослеживались высветленные пятна диаметром по несколько метров. Оказалось, что это следы небольших наземных жилищ — типа юрт. Раскопки двух из них дали безусловно таштыкский инвентарь, в частности фрагменты глиняных котелков — на поддоне, с арочным орнаментом под венчиком. Вполне возможно, что эти жилища функционально связаны с городищем. Однако безоговорочно утверждать, что они синхронны, оснований нет.
С восточной стороны городища, вплотную ко рву, стоит тагарский курган, относящийся, судя по внешним признакам, к сарагашенскому этапу. И по всей ситуации и по общим соображениям, было ясно, что он древнее городища. Но хотелось получить тому стратиграфическое подтверждение. Поэтому я пробил траншею метровой ширины через ров к стене каменной ограды кургана. Выяснилось следующее.
Вал действительно подошёл здесь слишком близко к кургану. Был ли это планировочный просчёт, или же местоположение городища (скажем, его центра) было задано очень жёстко? Так или иначе, строителям пришлось буквально втискивать ров в узкое пространство между валом и стеной ограды. В частности, им пришлось резко уменьшить не только ширину, но и глубину рва (от 2-2,5 м почти до 1 м). И все равно плиты ограды поползли вниз по внешнему борту рва.
Расчищая дно рва около одной из этих плит, я обнаружил довольно большой фрагмент стенки керамического сосуда. Он лежал горизонтально, частично уходя под плиту, выпуклой (наружной) стороной вверх. Сосуд был крупный, серого цвета, слеплен из хорошего теста, на стенке — налепной спиралевидный орнамент. Такая керамика совершенно не типична для Минусинской котловины. Все это сразу насторожило. И действительно, когда, зафиксировав ситуацию, я поднял черепок, то увидел, что непосредственно под ним единой массой лежат в большом количестве бусы и, среди них, какие-то золотые предметы. Со-
(230/231)
держимое клада было послойно разобрано нами. Судя по очень компактному расположению всех находок (между ними фактически не было ни песка, ни глины) и остаткам тлена рядом с ними, они были положены в ямку в каком-то мешочке (кожаном?), а потом закрыты сверху куском керамики.
Человек, спрятавший клад, хотел вернуться и откопать своё сокровище. Но по каким-то причинам вернуться ему не удалось. Он сделал всё тщательно и продуманно. Борта рва к этому времени уже начали осыпаться. Это был сравнительно рыхлый грунт, поэтому долбить глубокую яму в материке не пришлось. Очень показателен выбор места. Почти по всему периметру ров одинаков. Любая искусственная метка могла не сохраниться. Плита ограды давала единственно надёжный ориентир. Он оказался надёжным даже в наше время. Теоретическая вероятность обнаружения клада — при ничтожном объёме раскопок — была очень мала. Но я ориентировался (правда, по другим соображениям) на ту же самую плиту.
Сейчас Знаменский клад хранится в Эрмитаже. В археологической литературе было мало информации о нём. Краткое сообщение было напечатано в «Археологических открытиях» (Подольский, Тетерин 1979). Некоторые золотые и серебряные украшения опубликованы в кн. «Археология СССР. Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время» (Пшеницына 1992: 230, табл. 94). В кн. «Таштыкская эпоха в древней истории Сибири» приведена информация о бусах — с их типологическим анализом и аналогиями, а также таблицами (Вадецкая 1999: 171-174, табл. [рис.] 87-88).
Теперь, кратко, о составе клада. Он весьма разнообразен, но объединён общей «темой»: здесь собраны многочисленные украшения и некоторые предметы вотивного или декоративного характера. Всё перечислить невозможно — полный список занял бы очень много места. Упомяну, с моей точки зрения, основные вещи.
Все золотые предметы очень высокой пробы (видимо, самородное золото). Самый массивный — браслет, без каких-либо изысков. Это простой пруток диаметром около 10 мм с заострёнными концами, свёрнутый спиралью. Несколько булавок (?) длиной 15-18 см — это, возможно, украшения причёски или головного убора. При некотором общем сходстве они чётко делятся — и внешне и технологически — на два типа. В одном случае
(231/232)
Рис. 1. Ювелирные изделия из Знаменского клада (рисунки Л.Н. Баранова):
1, 2 — булавки (?); 3 — серьга (?); 4, 5 — выпуклые бляхи; 6 — бляха из набора украшений конской сбруи (1-5 — золото; 6 — серебро).
(рис. 1) на железный стерженёк навивалась золотая проволока, затем припаивались колечки и пирамидки из шариков. В другом (рис. 2) — изготавливалась рифлёная трубочка, к которой припаивались перегородки для цветных вставок (вставки не сохранились), окружённые зернью. Серьга (?) или подвеска (рис. 3) в виде свисающих гроздьев из шариков разных размеров. Выпуклые бляхи разных типов (рис. 4-5) и другие украшения. Многочисленный бисер (около 2 тыс. шт.) — каждая бисеринка свёрнута из тонкой золотой проволоки. Железные кинжалы, небольших размеров, с клинком, обтянутым листовым золотом. Смятые ножны — исходно, видимо, золотая листовая обкладка ножен.
(232/233)
Серебряные предметы также высокой пробы, но с примесью меди. Их меньше, чем золотых. Особое место среди них занимает набор блях для конской сбруи (рис. 6). Они представлены разными типами (на рисунке показан один из них). Судя по конфигурации петель на оборотной стороне, они предназначались для мест пересечения и соединения ремней.
Каменные бусы и подвески разнообразны как по материалу, так и по форме. Тут сердолик, нефрит, агат, бирюза; в небольшом количестве — янтарь, коралл, мелкий жемчуг. Есть круглые и гранёные бусины, маленькие подвески в виде стилизованных амфорок и крупные когтевидные подвески.
Стеклянные бусы и бисер — самая массовая категория вещей в составе клада (до 10 тыс. шт.). Есть бусы одноцветные (самых разных цветов), с подглазурной позолотой, полихромные (в том числе глазчатые). По форме — круглые, гранёные, ребристые. Кроме бус есть различные подвески — в основном в виде стилизованных амфорок (краткую сводку основных типов стеклянных и каменных бус см.: Вадецкая 1999: табл. [рис.] 87).
Такой специфический состав вещей позволяет сделать вывод, что это — клад ювелира. В пользу такого заключения свидетельствует наличие порченых (смятые ножны) и ущербных металлических предметов, предназначенных, очевидно, в переплавку. Другое свидетельство — колоссальное количество стеклянных бус, полученных партиями издалека, в первую очередь, из Присредиземноморья. Их мог скопить только профессионал, занимавшийся изготовлением украшений. Трудно, однако, сказать, закопан ли клад самим ювелиром или кем-то другим — к примеру, человеком, который его ограбил.
В заключение, несколько соображений по поводу датировки клада. Его стратиграфическое соотношение с городищем помогает слабо, поскольку раскопки городища не дали надёжного датирующего материала. Связывать клад с таштыкскими жилищами, расположенными рядом, оснований нет (хотя не исключено, что какая-то связь между ними существовала). Остаётся датировка «изнутри». В этом отношении наиболее, если не единственно, перспективными оказываются стеклянные бусы. Даты их аналогий в Северном Причерноморье колеблются в широком диапазоне: I в. до н.э. — первые вв. н.э. (Вадецкая 1999: 173). Учитывая, что в Сибирь эти бусы могли поступать далеко не сразу, а здесь могли накапливаться, раннюю дату
(233/234)
принимать вовсе не обязательно. Думаю, что можно говорить о первой четверти I тысячелетия н.э. или даже о немного более позднем времени.
|