В.П. Никоноров
К вопросу о роли стремян в развитии военного дела.
// Степи Евразии в древности и средневековье. Книга II. Материалы научно-практической конференции, посвящённой 100-летию со дня рождения М.П. Грязнова. СПб: 2003 [на обложке: 2002]. С. 263-267.
В работах по военной истории древности появление стремян часто рассматривается как эпохальный революционный скачок в развитии военного дела. Это, к примеру, утверждал в своей нашумевшей монографии Л. Вайт, который напрямую связал внедрение стремян в боевую практику раннесредневековой Европы с образованием там феодальной аристократии конных воинов [White, 1966, р. 1-38]. Некоторые исследователи полагают, что стремена были насущно необходимы классической античной тяжеловооружённой коннице (катафрактам), тогда так их отсутствие делало бы практически невозможным применение бронированными всадниками их главного наступательного оружия — пики. Согласно этому мнению, стремена были изобретены гораздо раньше, чем это может быть установлено на основе дошедших до нас данных, однако они первоначально изготавливались из органических материалов (кожи, верёвок, дерева) и поэтому не сохранились в археологических комплексах [Кызласов, 1973; Littauer, 1981, р. 103-104; ср.: Werner, 1956, S.53; Dalton, 1964, рl. LХVIII; Рунич, 1973, с. 169; Кляшторный, Савинов, 1994, с. 101, 102]. Впрочем, помимо невозможности подтвердить эту теорию археологическими находками, она имеет ещё один, причем весьма существенный и труднообъяснимый момент: на многочисленных памятниках древнего искусства, изображающих конных бойцов и датируемых временем ранее IV в., нет ни одного достоверного изображения стремян.
По этим причинам идея об очень раннем изобретении стремян остается только гипотезой, требующей более строгих доказательств, чем чисто логические рассуждения. Можно согласиться со следующим заключением по данному поводу: «Так же трудно поверить в то, что знающие металлообработку народы использовали бы в течение длительного времени или же в большинстве случаев верёвочные, кожаные или деревянные стремена без изготовления их заменителей из бронзы или железа, как и считать, что неметаллические стремена никогда не существовали просто потому, что они не сохранились и не могут быть найдены при раскопках» [White, 1966, р. 19].
Прототипы стремян иногда видят на некоторых памятниках искусства рубежа новой эры из Индии [Leshnik, 1971, р. 147; Littauer, 1981, р. 99-100, pl. XXI]. Например, свисающая от седла крюкообразная опора под ногу конника на кушанской гемме II в. н.э. из Британского музея [Nikonorov, 1997, vol. 1, p. 58; vol. 2, p. 14, fig. 37/e] и особенно стремявидная левосторонняя подножка, известная
(263/264)
по материалам из погребений начала IV в. — Чанша и Аньяна в Китае [Вайнштейн, 1991, с. 220-221, рис. 97]. При помощи таких односторонних подножек наездники без труда запрыгивали в седло, даже если оно было высоким.
Вообще же реальные парные стремена, сначала деревянные, окованные листовым металлом, а потом и цельнометаллические появились в странах Дальнего Востока в IV-V вв. [Амброз, 1973, с. 83, 86; Вайнштейн, 1991, с. 223; Littauer, 1981, р. 102-103; Świętosławski, 1990, s. 25-27]. Не позднее середины 1-го тыс. железные стремена попали с Дальнего Востока в Центральную Азию и Южную Сибирь [Кляшторный, Савинов, 1994, с. 101-102; Шульга, Горбунов, 1998], а затем при посредстве местных всаднических народов, двинувшихся на запад в различных потоках Великого переселения народов, они были занесены в Европу. В её восточной части этот элемент экипировки конника мог оказаться уже в конце V — первой половине VI в. [Измайлов, 1990].
Авары, прибывшие из Азии около середины VI в., способствовали распространению стремян в Подунавье [Bivar, 1955, р. 62-63; 1972, р. 287; Амброз, 1973, с. 87-94; Littauer, 1981, р. 103, 105; Świętosławski, 1990, s. 29-30]. Происходило это, согласно археологическим данным, начиная с VII в., но, по-видимому, всё же несколько раньше — с конца VI в., поскольку стремена, причём парные железные, уже упоминаются в «Стратегиконе» Маврикия — памятнике византийской военной мысли рубежа VI-VII вв. — как элемент восточно-римского кавалеристского снаряжения, на состав которого как раз авары и оказали весьма существенное влияние [Mauric. 1, 2, 7 ed. Mihăescu = 1,2,41-42 ed. Dennis [= Leon. Tact. VI,10]; cp. Mauric. II,8,3 ed. Mihăescu = II, 9, 28 ed. Dennis]. Однако при этом следует иметь в виду, что достоверных данных об использовании стремян для собственно военных нужд самими аварами нет, по меньшей мере, до второй половины VII в. [Bachrach, 1986, р. 25-26]. Нет и достаточных свидетельств того, что стремена были широко распространены в коннице раннесредневековой Византии. Что же касается Западной Европы, где стремена определённо появились не позднее второй половины VII в. [Дженито, 1992], то, судя по имеющимся материалам, они не получили заметного использования в военном деле вплоть до начала X в. [Bachrach, 1985, р. 739-742; 1986, р. 24].
Итак, мы видим, что, хотя стремена, вне всякого сомнения, и сделали верховую езду гораздо более удобным занятием, чем это было прежде, и к тому же предоставили конным воинам дополнительную опору для применения оружия, прежде всего рубящего действия, нет никаких оснований утверждать, что они изначально предназначались для боевого использования. Представляется достаточно очевидным, что должно было пройти какое-то время после знакомства со стременами, прежде чем они становились важным и обязательным предметом экипировки каждого воина-кавалериста. Предшествовавшая этому практика конного боя вовсе не сразу восприняла данное новшество, а, наоборот, как раз стременам предстояло доказать свою целесообразность на поле брани.
Естественно, возникает вопрос: что же, помимо ловкости, силы и специальной выучки, помогало конным бойцам эффективно сражаться в эпоху, предшествовавшую внедрению стремян в военное дело? Каким образом, к примеру, закованные в доспехи катафракты могли не только прочно сидеть на своих скакунах, но и рубиться на мечах в ближнем бою, а главное, наносить на полном скаку неприятелю таранный удар своими длинными и тяжёлыми двуручными пиками, не рискуя оказаться на земле в результате такого столкновения? Ответ может быть только один: для этого требовались специальные сёдла жёсткой конструкции.
В настоящее время известны две основные разновидности таких сёдел. Первая была снабжена четырьмя выступами-«рогами» — по два спереди и сзади. Она была выделена специалистами по римским военным древностям, прежде всего П. Коннолли, который, базируясь на вещественных и изобразительных материалах из археологических памятников Западной Европы, относящихся к эпохе Римской империи, провёл исследования, включая экспериментальные, по установлению конструктивных и функциональных особенностей этого важного вида римского конского снаряжения. В результате удалось выяснить, что такое седло было жёстким — оно имело обтянутый кожей деревянный каркас с набивкой, а к его углам были прикреплены четыре «рога». Эти последние, прочно охватывая расположившегося на седельной подушке всадника, давали ему максимально надёжную и удобную посадку на коне. Само седло крепилось к телу скакуна при помощи подпружного, подхвостного и нагрудного ремней [Connolly, 1987; Herrmann, 1989, p. 763-764, 768-769; Dixon, Southern 2000, p. 70-74].
Основываясь на исследованиях П. Коннолли, Дж. Херрманн выявила целый ряд изображений сёдел «рогового» типа на произведениях искусства позднепарфянского и раннесасанидского времени (I-IV вв. н.э.) с территории Ирана и Ближнего Востока. Она же высказала предположение (и, как кажется, совершенно справедливое), что главным импульсом к развитию сёдел данного типа, которые давали седокам гораздо большую, по сравнению с использовавшимися прежде простыми чепраками, устойчивость при ведении боя с коня, послужило, несомненно, появление тяжеловооружённой (катафрактной) конницы уже к началу парфянского периода [Herrmann, 1989, р. 764-769]. Добавим, что изображения сёдел
(264/265)
«рогового» типа хорошо различимы на парфянском граффити I в. до н.э. — I в. н.э. из «Здания с квадратным залом» Старой Нисы [Пилипко, 1996, с. 69, табл. 45/1; 46/А; Никоноров, 2001, с. 115-116] и на серебряном сосуде из сарматского погребения в Косике Астраханской области [Трейстер, 1994, с. 190-191, рис. 7, 9, 11]. Кстати, последний, как и некоторые изобразительные памятники парфянского круга [Herrmann, 1989, р. 766, pi. V/a-b], демонстрирует нам, что «роговые» сёдла применялись и легковооружёнными конными лучниками, которым они давали достаточную устойчивость при ведении стрельбы на полном скаку.
В кавалерии позднеантичной эпохи также использовались жесткие сёдла, имеющие переднюю и заднюю луки, которые выполняли ту же самую функцию, что и «рога». Самые ранние изображения жёстких сёдел встречаются в раннекушанской скульптуре из Халчаяна в Северной Бактрии [Nikonorov, 1997, vol. 1, с. 54; vol. 2, с. 11, fig. 29/h] и в батальной сцене на большой костяной пластине из кургана 2 Орлатского могильника в Самаркандском Согде [Никоноров, Худяков, 1999, с. 147, рис. 4/1]. Исходя из археологического и историко-культурного контекста этих памятников искусства, показанные на них боевые реалии вполне вписываются в общую картину развития военного дела степной Евразии, Средней Азии и Ирана в последние века до новой эры —первые века новой эры. Именно тогда жесткие сёдла вытеснили из боевого обихода прежние мягкие — в виде чепрака и подушки, которые уже не соответствовали нуждам развития кавалерии, в первую очередь тяжёлой.
В этой связи следует упомянуть, что остатки деревянных сёдел, а также золотых и серебряных пластинок, набивавшихся на их края, были найдены в некоторых скифских курганах второй половины IV — начала III в. до н.э. [Граков, 1971, с. 98; Мелюкова, 1989, с. 97]. Добавим, что в одном из погребений сарматского облика I в. н.э. у р. Большой Узень в Западном Казахстане было обнаружено то, что можно считать остатками деревянного седла с кожаной облицовкой тёмно-коричневого цвета, с нанесённым на неё ярко-красным орнаментом [Кушаев, 1978, с. 81, рис. 3/9-9а].
Дж. Херрманн высказала предположение, что прослеживающееся по некоторым памятникам сасанидского искусства появление в IV в. седла только с одной, передней лукой, которое заменило прежнее седло с выступами-«рогами», — это, скорее всего, свидетельство начала применения в Иране стремян, без опоры на которые использование нового седла в военном деле было бы делом безрассудным. Однако она в то же время признаёт, что в сасанидской иконографии нет ни одного изображения стремян и решение данного вопроса невозможно без появления новых достоверных доказательств [Herrmann, 1989, р. 769-772]. В источниках же самое раннее упоминание об употреблении стремян в Иране относится только к концу VII в. [White, 1966, р. 18-19].
Жёсткие сёдла определённо применялись центральноазиатскими хунну (сюнну), причём не позднее III в. до н.э. Согласно сведениям из древнекитайской письменной традиции, при необходимости хунну могли сооружать из своих сёдел временные наземные укрепления, ставя их друг на друга на очень большую высоту [Кызласов, 1973, с. 26-27; Могильников, 1992, с. 265-266]. По всей вероятности, эти сёдла имели деревянный каркас и были снабжены высокими передней и задней луками арочной формы: как раз такие сёдла принесли с собой в Европу в последней трети IV в. гунны, основное ядро орды которых было генетически связано с хунну.
Из погребальных памятников гуннской эпохи происходят многочисленные металлические обкладки ленчиков и передней луки, а также обивки по краям сёдел [Werner, 1956, р. 50-53; Дмитриев, 1979; Засецкая, 1994, с. 45-50; Kazanski, 1991, р. 137]. В «Гетике» Иордана и «Римской истории» Павела Диакона сообщается, что во время битвы на Каталаунских полях в 451 г., после того как гунны были вынуждены укрыться в своём укреплённом лагере, их царь Аттила приказал соорудить во внутреннем пространстве костёр из конских сёдел, в который он намеревался броситься, дабы не попасть живым в руки врагов [Iord. Get. 213; Paul. Diac. HR XIV, 7]. Эти сёдла, вопреки скепсису О. Менхен-Хельфена [Maenchen-Helfen, 1973, p. 208], несомненно, имели деревянную основу, поскольку волосяная набивка мягких сёдел, если бы таковые использовались в гуннской кавалерии, была бы совершенно непригодна в качестве топлива для костра [Werner, 1956, р. 51; Кызласов, 1973, с. 25].
Существует мнение, что хунну и европейские гунны имели стремена [Кларк, 1953, с. 307-309; Howarth, 1994, р. 20; Bruhn Hoffineyer, 1966, p. 115; ср. Werner, 1956, p. 53; Littauer, 1981, p. 104], но оно не подтверждается никакими фактическими данными. И те и другие в этом новшестве особенно не нуждались. Им было вполне достаточно иметь под собой жёсткое седло с высокими передней и задней вертикальными луками, которые давали надёжную опору при ведении эффективной стрельбы вперед и с оборотом назад во время скачки.
Таким образом, упомянутые виды жёстких сёдел, появившиеся в позднеантичное время, обеспечивали воинам как в тяжёлом (катафрактном), так и лёгком (стрелковом) снаряжении возможность эффективного применения оружия ближнего и дистанционного боя, невзирая на отсутствие столь необходимой, казалось бы, опоры на стремена. Вопреки распространённому мнению, можно утверждать, что отсутствие стремян не уменьшало боеспособность древней конницы. Следует согласиться
(265/266)
с точкой зрения [Coulston, 1986, р. 61-62; Goldsworthy, 1998, р. 244; Dixon, Southern, 2000, p. 74; Bennett, 1998, p. 300, s. v. stirrup, impact of], что внедрение «роговых» сёдел (и, необходимо добавить, также сёдел с передней и задней луками) вполне компенсировало этот пробел в её оснащении. Также становится очевидным, что вовсе не обязательно связывать друг с другом появление жёстких сёдел и изобретение стремян, тем более что они вошли в обиход на несколько столетий позже жёстких сёдел.
Данная работа выполнена в рамках коллективного исследовательского проекта «Военное дело варварских народов Юго-Восточной Европы во II-VI вв. н.э. (по данным позднеклассических авторов)», получившего финансовую поддержку фонда «Research Support Scheme of the Open Society Support Foundation» (RSS), грант № 1721/841/1998.
Iord. Get. — Iordanis De origine actibusque Getarum (Getica) / Rec. Th. Mommsen // Monumenta Germaniae historica. Auctores antiquissimi. T. V/l. Berolini, 1882. P. 53-138.
Leon. Tact. — Leonis imperatoris Tactica. T. I (Prooemium et constitutiones I-XI continens) / Ed. R. Vári. Budapestini, 1917.
Mauric. — Mauritius. Arta militară / Ed. H. Mihăescu. Bucureşti, 1970; Das Strategikon des Maurikios / Ed. G.T. Dennis; Übersetz. E. Gamillscheg. Wien, 1981.
Paul. Diac. HR — Pauli [Diaconi] Historiae Romanae libri XI-XVI / Rec. H. Droysen // Monumenta Germaniae historica. Auctores antiquissimi. T. II. Berolini, 1879. P. 183-224.
Дженито Б. Стремена аварского типа в Италии // Античная цивилизация и варварский мир: Материалы III археологического семинара. Ч. II. Новочеркасск. 1992. С. 151-157, 185-186.
Дмитриев А.В. Погребения всадников и боевых коней в могильнике эпохи переселения народов на р. Дюрсо близ Новороссийска // СА. 1979. №4. С. 212-229.
Кларк Дж. Г.Д. Доисторическая Европа. Экономический очерк. М., 1953.
Кушаев Г.А. Новые памятники железного века Западного Казахстана // КСИА. 1978. Вып. 154. С. 76-82.
Никоноров В.П. Парфянские сёдла // Роль ахалтекинского коня в формировании мирового коннозаводства. Материалы международной научной конференции. Ашхабад, 2001. С. 115-116.
Пилипко В.Н. Старая Ниса. Здание с квадратным залом. М., 1996.
Рунич А.П. О конской сбруе из района Пятигорья // СА. 1973. №1. С. 163-170.
Трейстер М.Ю. Сарматская школа художественной торевтики (К открытию сервиза из Косики) // ВДИ. 1994. №1. С. 172-203.
Bachrach В.S. Animals and Warfare in Early Medieval Europe // L'uomo di fronte al mondo animale nell'alto medioevo. T. I. Spoleto, 1985. P. 707-751.
Bachrach B.S. A Picture of Avar-Frankish Warfare fromaCa-rolingian Psalter of the Early Ninth Century in Light of the Strate-gicon II Archivum Eurasiae Medii Aevi. 1986. IV. P. 5-27.
Bennett M. (ed.) The Hutchinson Dictionary of Ancient and Medieval Warfare. Oxford, 1998.
Bivar A.D.H. The Stirrup and its Origins // Oriental Art, NS. 1955. Vol. 1/2. P. 61-65.
Bivar A.D.H. Cavalry Equipment and Tactics on the Euphrates Frontier // Dumbarton Oaks Papers, 1972. No, 26. P. 271-291. I.
Bruhn Hoffmeyer A. Military Equipment in the Byzantine Manuscript of Scylitzes in Biblioteca Nacional in Madrid. Granada, 1966.
Connolly P. The Roman Saddle // British Archaeological Reports. International Series. 336. 1987. P. 7-27.
Coulston J.С. Roman, Parthian and Sassanid Tactical Developments // British Archaeological Reports. International Series. 297/ 1. 1986. P. 59-75.
Dalton О.М. The Treasure of the Oxus with Other Examples of Early Oriental Metal-Work. 3rd ed. London, 1964.
Dixon K.R., Southern P. The Roman Cavalry: From the First to the Third Century A.D. New York, 2000.
Goldsworthy A. K. The Roman Army at War: 100 B.C.-A.D. 200. Oxford, 1998.
Herrmann G. Parthian and Sasanian Saddlery. New Light from the Roman West // Archaeologia Iranica et Orientalis. Miscellanea in honorem Louis Vanden Berghe. Vol. II. Gent, 1989. P. 757-809.
Howarth P. Attila, King of the Huns: Man and Myth. London, 1994.
(266/267)
Kazanski M. A propos des armes et des elements de harnache-ment «orientaux» en Occident a Pepoque des Grandes Migrations (IVe- Ve s.) // Journal of Roman Archaeology. 1991. Vol. 4. P. 123-139.
Leshnik L.S. Some Early Indian Horse-Bits and Other Bridle Equipment // American Journal of Archaeology. 1971. Vol. 75/2. IP. 141-150.
Littauer M.A. Early Stirrups //Antiquity, 1981. Vol. LV(No. 214). P. 99-105.
Maenchen-Helfen O.J. The World of the Huns: Studies in Their History and Culture. Berkeley; Los Angeles; London, 1973.
Nikonorov V.P. The Armies of Bactria, 700 B.C. — 450 A.D. Stockport, 1997. Vol. 1-2.
Świętosławski W. Strzemiona średniowieczne z ziem Polski. Lódż, 1990.
Werner J. Beitrage zur Archaologie des Attila-Reiches. Miinchen, 1956.
White L. Medieval Technology and Social Change. Oxford, 1966.
|