Л.С. Клейн
Первый век. Сокровища сарматских курганов.
// СПб: «Евразия». 2016. 224 с. ISBN 978-5-91852-158-8
[ аннотация: ]
Научно-популярная книга «Первый век: сокровища сарматских курганов» посвящена двум самым выдающимся памятникам сарматской эпохи нашей страны — Новочеркасскому кладу (курган Хохлач) и Садовому кургану. Хохлач был раскопан полтора века назад, и сокровища из него хранятся в Эрмитаже, Садовый — полвека назад, и его дары находятся в Ростовском музее. Но на местности разделяет их чуть более километра. Каждый из этих богатейших курганов был ограблен ещё в древности, но и то, что осталось, не угодило под грабительские лазы, имело колоссальную ценность: множество золотых, серебряных и бронзовых произведений искусства, керамика и прочее.
Руководил раскопками Садового кургана автор этой книги — Лев Самуилович Клейн, ныне известный петербургский археолог, учёный с мировым именем. Он в красках описывает все коллизии своего открытия: необычные обстоятельства раскопок, новочеркасское восстание, конфликты археологов, похищение и гибель фаларов, — благодаря чему повествование приобретает местами характер детектива. Даёт он и весьма подробный научный анализ этих двух курганов. Разбирая эти комплексы и приводя аналогии, автор восстанавливает события и обряды, с ними связанные. Образ богини, дипломатические дары римлян варварам, движение римских легионов в Северное Причерноморье, происхождение сарматов, смена сарматов аланами — все эти образы и события сменяют друг друга, выводя на сцену ещё один фокус повествования — Первый век, эпоху, с которой начинается современный нам мир.
Оглавление
Предисловие [ Е.Р. Пономарёв ]. — 5
Часть I. Лось и Купидон: загадки Новочеркасского клада
[Археологическая баллада в шестнадцати частях с тремя отступлениями — лирическим, этическим и философским]. — 7
1. Место, время и действующие лица. — 9
2. Шкаф о четырёх замках. — 10
3. Сокровища на вес. — 13
4. Уравнения с двумя неизвестными. — 19
5. Лось и Купидон. — 23
6. Археолог на стыке двух миров. — 29
7. Сарматы в скрещении культур. — 36
8. «Бронзу вместо золота»! — 43
9. Дама в кресле. — 49
10. Главный памятник эпохи. — 55
11. Первый век. — 57
12. Дама с монографией. — 61
13. Публикация Хохлача. — 64
14. Звериный стиль. — 67
15. От Новочеркасского клада к Хохлачу. — 71
16. Недостающие сокровища. — 75
Часть II. Терзание таранда: страсти и коллизии Садового кургана
[Автобиографическое повествование об археологическом открытии в двадцати пяти главах с выходом в исследование и отступлениями — этологическим, аксиологическим и этическими]. — 77
1. Петушиное слово. — 79
2. Соблазнение. — 82
3. Русский виноград. — 85
4. Золото и зло. — 88
5. Неожиданный обвинитель. — 97
6. Немного из научного отчёта. — 100
7. Поиск супруги для покойного. — 116
8. Возвращение на Дон. — 118
9. Руководство экспедицией и кадры. — 126
10. Лев с лопатой. — 132
11. Колёса экспедиции. — 138
12. Похищение века и археологи. — 141
13. Археологи под дознанием. — 143
14. Развязка. — 147
15. О жизни как высшей ценности. — 149
16. Возвращение к Садовому кургану. — 151
17. Сокровища первого века. — 158
18. Тигр без хвоста, лось без рогов. — 162
19. Чаши вместо договоров? — 173
20. Глядя с Садового на Хохлач. — 185
21. Якорьки, розетки и пистончики. — 187
22. Амфоры. — 190
23. Сарматы, аланы, аорсы. — 196
24. По следам бога Одина. — 200
25. Перспектива. — 203
Словарик. — 205
Указатели [предметный и именной]. — 218
Предисловие. ^
Эту книгу вы непременно дочитаете до конца на одном дыхании, хотя речь идёт о древних вещах и научных проблемах. Вам будет трудно оторваться потому, что местами сюжет развертывается в захватывающий детектив, а в центре изложения — реальные человеческие страсти и драматические коллизии, да и вообще затягивает умный разговор.
Виною всему автор, петербургский профессор Лев Самуилович Клейн, 40 книг которого не залёживаются на полках. Ему сейчас 89-й год, но он работает с редкой трудоспособностью и целеустремлённостью. За прошлый год вышло 6 его увесистых книг (и каких книг!). Шесть! Кто ещё на это способен, да вдобавок приближаясь к 90-летию! Он решает научные проблемы с блеском и умеет излагать их ясно и увлекательно. Его научные книги по доступности близки к популярным, а популярные обладают доказательностью научных. Эта книга задумывалась как популярная.
Толстый том его мемуаров, вышедший в Петербурге в 2011 г., называется «Трудно быть Клейном». В рецензиях (их три десятка) этот том называют лучшей мемуарной книгой последних лет. Уже к 2014 г. потребовалось второе издание. Оно вышло в Донецком университете в самый разгар нынешних событий, корректуру носили в типографию под огнём.
Л.С. Клейн преподавал в Петербургском (Ленинградском) университете с 1960 года по 1997 (с перерывом на тюрьму и лагерь), преподавал также несколько месяцев в Университете Западного Берлина, полгода в Даремском университете Англии, год в Университете Вашингтона, по нескольку курсов в Венском и Копенгагенском университетах, читал лекции в Оксфорде и Кембридже, в университетах Финляндии, Словении, Швеции, Норвегии и Испании. И сейчас возглавляет в Петербургском университете редсовет Российского Археологического Ежегодника и в Москве сайт «Генофонд.рф» (как соредактор).
Свое пребывание в тюрьме и лагере он рассматривал как очередную научную экспедицию и использовал для изучения криминальной среды и природы человека. Он ухитрялся делать записи в тюрьме и по выходе на свободу издал книгу «Перевёрнутый мир», где, между прочим, доказывал свою невиновность (его бывший следователь опубликовал открытое письмо, в котором писал, что дело велось под давлением и что он сожалеет о своей вынужденной роли), но в основном книга посвящена проблемам нашей пенитенциарной системы и природе человека. «Перевёрнутый мир» выдержал несколько изданий и переводов на иностранные языки.
Книги Клейна интересны ещё и потому, что он смело берется за самые острые, спорные вопросы науки и охотно ввязывается в полемику. Он отличный полемист, спорит основательно, с огоньком и с юмором. С ним спорить трудно, но и плодотворно, потому что он не считает оппонента врагом, сознаёт за собой возможность ошибиться. Ошибается он редко, но, если это произошло, с готовностью признает свою ошибку, благодарит того, кто её указал, и стремится понять её причины — чтобы избежать аналогичных ошибок в дальнейшем.
Эта книга — не исключение. Клейн сам пишет, что сперва принял набор фаларов за две сбруи и лишь позже понял, что сбруя одна; он долго не распознавал в лоскутках краски китайский лак, считая их отлущившимися от щита, и признателен коллеге, заметившей, что тут импорт из Китая. Он с удовольствием отмечает заслуги коллег. От своих учеников он никогда не требовал рабского послушания — он ценит в них самостоятельность и поощряет критику своих работ, что встречается в науке не так уж часто. И слишком часто Клейн писал то, что было неугодно властям.
(7/8)
Такой характер сформировался смолоду. Оба деда Клейна — капиталисты (фабрикант и купец первой гильдии), отец — деникинский офицер. Понятно, что с такой анкетой в советское время было несладко и приходилось пробиваться. Мешало и еврейское происхождение (хотя ещё дед был изгнан из иудейской общины за богохульство, но ни в какую другую конфессию не вошёл — атеизм у Клейна наследственный). А после фронта (Лев ушёл на фронт в 16 лет) он поступил в Университет.
В Университете Клейн учился на двух факультетах одновременно — на историческом и филологическом. Одновременно приобрёл военную квалификацию офицера-переводчика с нескольких языков. В науке он имел выдающихся учителей. Его первым научным руководителем в Университете был В.Я. Пропп, один из основателей русской семиотики. Его руководителем по археологии был М.И. Артамонов, многолетний директор Эрмитажа. На кафедре археологии тогда читали курсы лекций Пиотровский, Окладников, Равдоникас, Бернштам, Бибиков, Каргер — всё сплошь светила, а потом читал и сам Клейн — и тоже стал светилом.
В мире он считается одним из основоположников новой отрасли археологии — теоретической археологии. Каких усилий стоило ему пробить эту тематику! Археологи и у нас, и за рубежом в массе считали теорию пустым занятием. А теперь в Лондоне даже учреждена кафедра теоретической археологии. В 2011 г. в Бирмингеме прошла международная конференция, круглый стол которой был посвящён изучению вклада «Лео С. Клейна» в российскую, европейскую и мировую археологию, а в 2015 г. в калифорнийском издательстве вышла книга британского философа Стивена Лича «Российская перспектива теоретической археологии: Жизнь и труд Лео С. Клейна».
В книге Лича, кроме трёх глав биографических, много историографических глав, и каждая посвящена отдельной науке, в которую Клейн внёс свой вклад в виде книги или серии книг: археология, антропология, филология, история, криминология, сексология, теория музыки. Можно смело поставить его рядом с личностями эпохи Возрождения.
Несмотря на ряд трудностей, которые его ожидали на родине, нельзя сказать, что Клейн здесь непризнанный гений. Его первая книга «Археологические источники», книга 1978 г., переиздана в 1995 г. в серии «Классика археологии». Его ученики (не только археологи, но и историки, антропологи, филологи, востоковеды, философы и др.) стали профессорами, академиками, директорами институтов Академии наук, депутатами, был даже один министр, ныне сенатор.
Почему я, филолог, автор диссертаций и книг о русских писателях, пишу это предисловие по приглашению издательства? Да потому что я из тех учёных, которые начинали свою научную работу в археологическом кружке школьников при Эрмитаже, который вёл ученик Л.С. Клейна Ю.Ю. Пиотровский. За этим потянулось и личное знакомство с Клейном, который стал для меня маяком и в филологии (он же ученик Проппа!). Уже аспирантом я слушал лекции Клейна по истории антропологических учений в Европейском университете в Санкт-Петербурге — уровень лекций был по-настоящему профессорским и европейским.
Книга, которая сейчас предлагается читателю, показывает, что Клейн — не только теоретик, но и практик археологических исследований. В своё время он распознал в ямных погребениях с чертами катакомбной культуры разрушенные катакомбы — это было невозможно сделать без полевого опыта. Он отстаивал раскопки курганов бронзового века траншеями, потому что только так получалось много разрезов и все впускные погребения попадали на разрез — можно было полно представить стратиграфию кургана. И так далее.
Мало какая диссертация по археологии в нашей стране обходится сейчас без ссылок на его труды. Эту книгу прочтут археологи непременно, будут цитировать и спорить, но и не-археологам читать её будет необычайно интересно. А кто-то и пожалеет, что не стал археологом.
Не жалейте. Трудно быть Клейном. Предъявляемая книга поясняет и эту истину.
Е. Пономарёв, доктор филологических наук
(Санкт-Петербургский государственный институт культуры)
декабрь 2015 г.
С.В. Кулланда
О сарматском языке. ^
Сарматский язык надёжно определяется как восточноиранский. Он определяется так благодаря сравнению дошедших до нас сарматских слов, прежде всего (хотя и не только) имён собственных, со словами двух языков. С одной стороны — с реконструируемым праиранским, с другой — с современным осетинским, демонстрирующим наибольшее сходство с сарматским из всех живых языков.
Достаточно вспомнить идущие из сарматского названия восточноевропейских рек — Дон, Днепр, Днестр, — в которых распознается древнее «дану», современное осетинское «дон» — «река, вода». Эти слова происходят не из скифского, где древний «д» переходил в «л», а именно из сарматского. Конечно, наши знания о сарматском скудны, поскольку он не имел собственной письменной традиции и дошёл до нас в иноязычной передаче. Но мы знаем, какие изменения произошли в нём по сравнению с праиранским, и можем в ряде случаев выделить более ранние и более поздние формы одного и того же слова (т.е. выявить ранне- и позднесарматский язык). Что самое важное, мы можем, как правило, сарматские слова отличить от скифских (как в случае с названиями рек, о которых говорилось выше).
Помимо уже упомянутого сохранения в сарматском древнего «д», ещё одним отличительным признаком сарматского было сохранение начального иранского «хш», частого в ираноязычных словах. В греческой передаче скифского оно дало в начале слова «с» или «ш». Поскольку эти скифские слова нам известны в греческой передаче, где существовал только «с» (шипящих греки в своем языке не имели и не могли передавать), точного звучания мы не знаем. Но «х» звучало в нем слабее или не звучало вообще. А вот сарматы произносили эти слова как-то иначе, с более сильным звучанием «х» или «к». Это очень хорошо видно при сравнении греческих записей сарматских и скифских имён: сарматские очень часто начинаются с греческой буквы «кси», которой регулярно передавалось иранское сочетание «хш». Но ведь нет ни одного скифского слова, будь то имя собственное или нарицательное, которое начиналось бы с «кси».
Есть и другие особенности, позволяющие разграничить сарматский и скифский, что ещё недавно считалось недостижимым. Так, известный археолог, специально занимающийся отношениями сарматов и скифов, писал, что «на современном уровне развития языкознания установлена только общая иранская принадлежность скифского и сарматского языков. Разделение скифского и сарматского языков, отнесение конкретных слов, имён и т.д. к какому-либо из них невозможно» (С.В. Полин. От Скифии к Сарматии. Киев, 1992: 88). Надо ли объяснять, что возможность точно определить принадлежность того или иного имени или слова некоему языку не по общим соображениям (хронологическим, географическим и т.п.), которые могут оказаться неверными, а по чётким фонетическим критериям значительно увеличивает надёжность исторических выводов.
|