главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги

К.А. Иностранцев

Хунну и Гунны

(разбор теорий о происхождении народа Хунну китайских летописей, о происхождении европейских Гуннов и о взаимных отношениях этих двух народов).

// Л.: 1926. 152+4 с. (Второе дополненное издание.)
[Издания Ленинградского ин-та живых восточных языков им. А.С. Енукидзе. 13. Труды туркологичекого семинария. 1.]

 

К.А. Иностранцев. Хунну и Гунны. Л.: 1926. Послесловие.

(Ко второму изданию).

 

Приступая к обзору литературы по нашему вопросу в XX веке, мы должны указать, что в этом обзоре, держась хронологической последовательности появления работ в печати, мы сочли необходимым классифицировать эти работы по их содержанию, дабы уяснить желающим ознакомиться с развитием научной мысли в этом отношении постановку отдельных частей вопроса, разрабатывавшихся иногда независимо одна от другой и, по существу содержания этих частей, специалистами различных областей науки. Руководясь этими соображениями, мы начинаем наше обозрение с собственно исторической стороны, имеющей в этом вопросе существеннейшее значение.

 

Вскоре после написания моей работы начали появляться статьи по гунскому вопросу известного синолога проф. Хирта, сосредоточившего своё внимание на исторической стороне. Первая статья этого учёного, озаглавленная «Über Wolga-Hunnen und Hiung-nu» (Sitzungsberichte der philos.-philol. und histor. Classe der k. bayer. Acad. d. Wiss., 1899, Bd. II, Heft II, 245-278, München, 1900) касается исключительно вопроса об отношениях двух вышеупомянутых народов Хунну и Гуннов. Только из одного места его исследования (прим. на стр. 269) можно заключить, что Хунну (а следовательно и Гунны, так как эти два народа тожественны) были, по мнению Хирта, Турки:

(124/125)

слово Ху-хань-е он старается объяснить при помощи турецкого языка. Справедливо считая необходимым для правильного решения этого вопроса обратиться к первоисточникам, т.е. к известиям китайских летописей, этот исследователь особенно остановился на том месте из исторического сочинения Вэй-шу, в котором сообщается об области Сук-так, прежде называвшейся Янь-цай и лежавшей к северу-западу от Кан-гюя, о её завоевании Хунну и о том, что правитель этой области Хут-ай-сы или Ху-ни-сы (Hut-ngai-ssi или Hu-ni-ssi), современный известию, принадлежит уже четвёртому поколению со времени завоевания (ср. у Иакинфа, Собрание сведений, III, 166, где вместо Сук-так страна называется Су-дэ). По расчёту расстояний, о которых сообщают китайские известия, Янь-цай (слово, которое есть переделка ’Άορσοι или Alan-orsi; читая с заменой в китайской транскрипции звука r звуком n, Arsai — An-ts’ai) соответствует областям у Уральского моря. Оставляя в стороне несколько смелое отожествление «да-цэ», т.е. «большого моря» с Чёрным только потому, что известие о нём относится к половине V века, т.е. ко времени смерти Аттилы, переходим к интересному толкованию имени правителя Сук-така. По расчётам Хирта, время завоевания этой области Хунну совпадает со временем появления Гуннов (ср. Аристов в «Живой Старине», 1896, III-IV, 293), а имя Хут-ай-сы есть китайская транскрипция имени Ирнак, одного из сыновей Аттилы (Hut-ngai-ssi или Hut-ngai ki = Irnas, Irnach, Hernac, с заменой в китайской транскрипции звука r звуком t). Что касается до его мнения о стране Юе-бань, о которой так много писали исследователи нашего вопроса, то о ней Хирт сообщил тот же текст, что и Иакинф (III, 163); из него же ясно, что значительная часть народа пошла оттуда на Запад 1[1] Далее автор даёт исторический обзор хуннуских переселений, начиная с откочевания Чжи-чжи в половине I века по Р.X. до из-

(125/126)

вестия об уходе части северных Хунну в Кан-гюй в конце I века по Р.X. Тому, что Хунну давно обосновались в нынешних киргизских степях, автор приписывает и знакомство с ними западных писателей задолго до вторжения в Европу. Почти одновременно с этой статьёй этот же учёный выпустил в свет исследование о генеалогической таблице Аттилы, сохранившейся у венгерского писателя Иоанна из Туроца. Разыскание о родословной Аттилы у венгерского писателя XV века Иоанна Туроцкого (F. Hirth, Sinologische Beiträge zur Geschichte der Türk-Völker, I. Die Almentafel Attila's nach Johannes von Thurócz. Известия Академии Наук, т. XIII, №2, 1900, сентябрь, стр. 221-261) представляет первое из исследований на более широкую тему о «дополнительных сведениях к истории турецких народностей по китайским источникам», которой почтенный синолог занимался уже раньше и которая несомненно стоит в связи с одним из величайших научных открытий конца XIX века — с открытием Орхонских памятников. Начиная исследование об истории Турков с гунского вопроса, Хирт признаёт как бы не нуждающимся в доказательстве турецкое происхождение Хунну. На первых же строках он прямо называет Хунну предками позднейших Ту-гю и Уйгуров. Указывая на то, что синолог Шотт (Über das Altai'sche oder Finnisch-Tatarische Sprachengeschlecht), пытавшийся объяснить хуннуские слова, привёл их незначительное количество и к тому же из более поздних источников, наш исследователь устанавливает два необходимых условия при чтении китайских транскрипций: 1) слоги должны произноситься так, как они произносились, когда записывались (а не так, как произносятся теперь) и 2) необходимо принимать в соображение всевозможные звуковые переходы при транскрибировании иностранных слов на китайский язык. Отчасти основываясь на известиях китайских летописей, Хирт из всех позднейших турецких языков считает наиболее близким к хуннускому — уйгурский, что впрочем было уже высказано им ранее (см. Über Wolga-Hunnen und Hiung-nu, прим. на стр. 269).

(126/127)

В случае если какое нибудь хуннуское слово отсутствует в уйгурском языке, автор предлагает искать его в одном из родственных уйгурскому современных турецких диалектов. Основываясь на вышеприведенных условиях, Хирт объясняет имя основателя хуннуского государства Mao-tun (Mao-дунь) из турецкого Baktur (Бактур, Багадур), так как транскрибирование турецкого bak китайским mao доказывается одним местом в Орхонских надписях, a tun — tur, так как конечные китайские n, k и t заменяют, опять-таки по закону транскрипции, турецкое r (В конце статьи приложен подробный экскурс об этой транскрипции). Если тожество этих двух слов несомненно, то несомненно и достоинство методы. Затем автор переходит к родословной Аттилы, находящейся в Chronica Hungarorum Иоанна из Туроца и состоящей из 37 имён. Прежде всего возникает вопрос о достоверности источников этого писателя — тут же с первых шагов мы и наталкиваемся на существенное препятствие. Хирт указывает на то, что вопрос об источниках, которыми пользовался Иоанн из Туроца, остаётся совершенно невыясненным, сам же он решать его не берётся, так как не считает себя специалистом по венгерской историографии. Кроме того он даже сознаётся в сомнениях, которые сначала возбуждала в нём эта таблица, во-первых, благодаря тому, что в числе предков Аттилы названы Ной и другие библейские личности, а, во-вторых, потому, что имена являются сильно искажёнными (он особенно указывает на аллитерацию). Таким образом несомненна, по нашему мнению, теснейшая связь между вопросом об источниках Иоанна из Туроца и вопросом о достоверности генеалогической таблицы. Хирт сильно подкрепил бы свою гипотезу, если бы включил в свою статью, хотя бы посоветовавшись предварительно со специалистом по венгерской историографии, несколько соображений об этой связи. Родословная Аттилы является в этом сочинении предшествующей родословной Алмуса, которого венгерский писатель считает потомком Аттилы. Хирт указывает на то, что число имен слишком мало для заполнения хронологического промежутка от V до X века.

(127/128)

Таким образом, эта часть родословной, не говоря уже о вполне основательных сомнениях относительно происхождения мадьярских князей от гунской династии, — недостоверна или, по крайней мере, подозрительна. Из 37 имён родословной Аттилы нужно прежде всего отбросить 6 библейских имён. Таким образом остаётся 31 имя. Основываясь на том соображении, что Аттила вёл свой род от хуннуских правителей (III в. до Р.X. — I в. по Р.X.), Хирт думает найти сходные имена в таблицах правителей Хунну, приводимых в китайских летописях. Для этого он высчитывает приблизительно время жизни каждого из правителей по тому же приёму, который был применён им в статье «Über Wolga-Hunnen und Hiung-nu» и ранее Аристовым («Живая Старина», 1896, III-IV, стр. 293). Сравнивая таблицы, наш автор находит, что Мао-tun соответствует Beztur’у, что может, по его мнению, служить несомненным подтверждением гипотезы, так как Beztur венгерской хроники есть видоизмененное турецкое Baktur. Кроме того он находит сходство в четырёх других именах. Lau-Schang, в переводе с китайского «почтенный», по мнению автора и В.В. Радлова, есть китайский перевод уйгурского möngi, mingi, что вполне отвечает соответствующему имени в венгерской хронике — Mike. Отожествлению следующих имён автор предпосылает догадку, что эта родословная заимствована из гунской или мадьярской героической песни, а потому и считает начальное М введённым для аллитерации. Это имя Miske он считает тожественным I-tschï-schö в таблицах хуннуских правителей. Затем, пропуская несколько несходных имён, Хирт переходит к шестому поколению. Kulche венгерской хроники он считает видоизменением Kulku (смешение ch и k часто встречается в тексте хроники), а китайское Hu-lu-ku — транскрипция. Наконец, относительно имени Leuente наш автор предполагает некоторую порчу у венгерского писателя и, после некоторых соображений восстановляя первоначальную форму Euelente и Ülüvente, сближает её с китайским Hü-lü-k’üan-k’ü. Впрочем, Хирт не придаёт этому сближению большого значения и считает вполне

(128/129)

достаточным для доказательства имена Beztur, Mike и Kulche. В заключение автор считает возможным установить факт, что гунские цари происходили от хуннуских шань-юев. Таково, в общих чертах, исследование почтенного синолога. Касаясь теории турчизма Гуннов, мы писали: «Её сторонники исходят из несколько иных взглядов, чем представители других теорий. Они основывают свои выводы не столько на отдельных фактах, на толковании собственных имён, сколько на общих соображениях по поводу исторического хода событий и группировки племён. Такая точка зрения имеет многое за себя и, по нашему мнению, характеризует дальнейшее движение вперёд». В настоящей работе Хирт, выказывая обычную большую эрудицию и знакомство с литературой, в приёмах исследования является представителем прежних работ. Во всяком случае его гипотеза представляет интерес, и желательно рассмотрение специалистами очень важного в данном случае вопроса об источниках Иоанна из Туроца. Такое же исследование о родословной Аттилы было помещено этим исследователем и в Actes du XII Congrès des Orientalistes, II (стр. 225-236) l[2] Через год после этой статьи автор посвятил этому вопросу ещё одну работу, озаглавленную Huunenforschungen (Keleti Szemle, II, 1901, стр. 81-91 и 158-161), опять возвращающуюся к исторической стороне вопроса. Повторяя свои выводы из исследования генеалогической таблицы, автор высказывает общее соображение об этническом составе обоих народов — Хунну и Гуннов: хотя оба народа с самого своего появления в истории включали в состав своего государства различные народы, но важно то, что господствующее племя, непрерывно сохранявшее власть, было одно. Хунну были, по мнению Хирта, в основе своей Турками; таковыми же были следовательно и Гунны. Автор отмечает далее те исторические факты,

(129/130)

которые способствуют отожествлению этих двух народов. Он указывает, что согласно западным известиям, во второй половине IV в. Гунны покорили Аланов; в то же время по китайским данным Хунну покорили Янь-цай или А-лань-на (An-ts’ai, A-lan, A-1-an-lian, Alan-na); эти известия при сходстве имён отожествляют покорившие народы. Как имеющие существенное значение в истории хуннуских, движений на Запад, он отмечает движение Чжи-чжи в половине I в. до Р.X. и вторичное движение в конце I в. по Р.X. Давая опять сообщение о посольствах в Китай из Су-дэ (Suk-tak, Sogdiana) и расчёт поколений (как ранее в статье Über Wolga-Hunnen und Hiung-nu), он считает посольства, отправлявшиеся в V в., посылаемыми непосредственно Гуннами. В этой статье автор вносит некоторую поправку в свое прежнее чтение имени правителя Янь-цая, читая его короче: Ху-ни (Hu-ni, Hut-ngiek, Hut-nik; такое же чтение давал этому имени в своём переводе и Иакинф) и продолжая отожествлять его с сыном Аттилы Ирнаком (Ernak, Ellak). Продолжавшиеся сношения Гуннов-Аланов с родичами их, жившими на границах Китая, он считает подтверждающими тожество Хунну и Гуннов. Наконец, в 1909 году Хирт ещё раз высказался по нашему вопросу в статье Mr. Kingsmill and the Hiung-nu (Journal of the American Oriental Society, XXX, стр. 32-46), являющейся ответом на статью синолога Т. Кингсмилля, оспаривавшего перевод Хиртом того текста о стране Янь-цай и её покорении, на который главнейше опирался этот последний учёный в своём исследовании исторической стороны нашего вопроса 1[3] Повторяя приведенные выше соображения о тожестве Хунну и Гуннов на основании известия о покорении Хунну Янь-цая и Гуннами Аланов, Хирт опровергает делаемое Кингсмиллем ото-

(130/131)

жествление Янь-цая с Самаркандом, указывая между прочим на то, что описание этой местности, даваемое в китайских источниках, даёт возможность точно определить её положение. Имя правителя её он и здесь продолжает читать по тому произношению, которое принял в предшествующей статье, т.е. Ху-ни. Добавим, что приводимый им текст имеется, как известно, давно в русском переводе Иакинфа, в сочинении которого было сходно определено и местоположение этой страны. По поводу этой местности, известие о которой послужило главным опорным пунктом для исследований Хирта по гунскому вопросу (кроме исследования генеалогической таблицы Иоанна из Туроца), отметим, что И. Маркварт (см. J. Marquart, Die nichtslavischen [altbulgarischen] Ausdrücke in der bulgarischen Fürstenliste, T’oung-pao, XI, 1910, стр. 661) считал ещё одно название её Ун-на-са (Un-na-sa), даваемое в Бэй-ши (в переводе Иакинфа Вынь-на-ша), китайской переделкой слова Хуна-стан, т.е. «страна Гуннов». Наконец Хирт же в своей первой статье по этому вопросу отметил, что известие о светлой расе в Средней Азии, возводившееся к Истории Старших Ханей, на самом деле принадлежит лишь комментатору этой истории Янь-ши-гу, жившему на пятьсот лет после составления этой Истории, т.е. в VII в. Это соображение было высказано также затем и О. Франке (О. Franke, Beiträge aus chinesischen Quellen zur Kenntnis der Türkvölker und Skythen Central-Asiens в Abhandl. Berliner Akademie за 1904 г.), который, указывая именно на этот источник известия, более знакомого по цитате Ма-дуан-линя, подверг его подробному отрицательному разбору 1[4] Ф.В.К. Мюллер (на стр. 574 статьи,

(131/132)

о которой мы скажем далее) сомневается в достоверности известий этих комментаторов, основываясь всё также на соображении о значительном расстоянии во времени между этими комментаторами и комментируемыми ими известиями. И. Маркварт в своей работе о Команах (стр. 68; о ней мы скажем далее) счёл известие Янь-ши-гу не поддающимся критике за трудностью, по его мнению, определения источников китайских комментаторов.

 

Обращаясь к существу содержания исследований Хирта, отметим прежде всего его мнение о тожественности ядра и главенствующего племени в государствах Хунну и Гуннов; мнение это такое же, какое высказано в нашей работе. Центр тяжести и исторических известиях он усматривает в известии о покорении Янь-цая, т.е. страны Аланов. Известие это, весьма важное для нашего вопроса (хотя мы и не склонны усматривать в нём основной пункт вопроса с исторической стороны), не было, как видно из нашей работы, пропущено в предшествующей литературе, при чём оно было указано даже до нас в работе Н.А. Аристова и при этом с хронологическим расчётом по числу поколений. При трудности восстановления иностранных имён в китайской транскрипции отожествление владетеля страны Аланов Ху-ни с сыном Аттилы Ирнаком является сопоставлением, некоторыми отрицаемым (напр. синологом Паркером в работе Немети, о которой мы скажем далее). Наконец, что касается до обследования Хиртом генеалогии Аттилы, то необходимо отметить, что эта сторона вопроса тесно связана с общим вопросом о связи Мадьяров с Гуннами (о нём мы будем говорить ещё впоследствии), при чём, не отрицая возможности некоторых этимологических сближений, мы не имеем средства восполнить весьма значительный хронологический промежуток между известием относительно весьма позднего венгерского писателя и тем временем, к которому его та-

(132/133)

блица относится, и при том чем далее по времени, тем более. Источник Иоанна из Туроца в этом отношении для нас не известен, равно как и его достоверность. Исторические данные, приводимые из доступных Хирту, как синологу, китайских источников, были, вообще говоря, известны из переводов и много ранее, переводились неоднократно 1 [5] и с общей точки зрения сгруппированы в моей работе.

 

Интересный материал был внесён в изучаемый нами вопрос небольшим исследованием венгерского учёного К. Немети об историко-географических доказательствах тожества Хунну и Гуннов (Koloman Némäti, Die historisch-geographischen Beweise der Hiung-nu = Hun Identität, Budapest, 1910; работа эта появилась и на венгерском языке и в английском переводе в Asiatic Quarterly Review). Исходя из вопроса: можно ли доказать присутствие Гуннов к северу от Китая в эпоху Хунну историко-географически, автор указывает на латинскую карту блаженного Иеронима (карта эта хранится в Британском Музее), относящуюся к концу IV и началу V в. и считаемую её исследователем К. Миллером вполне достоверной, что этим последним исследователем подробно обсуждается. На карту эту занесено более древнее жительство Гуннов, которые во время её составления были уже в Европе: близ Seresoppidum помещены Huniscite, т.е. около Серики, Китая, отмечены Huni-Scythae, Гунны-Скифы. По исследований источников карты можно предполагать, что она была срисована с недошедшей до нас римской карты, составленной при Августе в 7 г. до Р.X., а также с недошедшего

(133/134)

Orbis Pictus Агриппы. Этой картой пользовался и ученик блаженного Иеронима Орозий, в известной географии которого Huni-Scythae помещены рядом с Ottorokorra. Следующим историко-географическим фактом является для автора упоминание Страбона о распространении власти бактрийских царей до Σηρῶν και Φαύνων (Немети, по сличении рукописей Страбона, считает правильным чтением второго имени Φαύνοι, не Φρύνοι, Φρύροι, Γρυναίοι и другие формы в рукописях Страбона и у других авторов). Источником Страбона для этого известия было утраченное сочинение Аполлодора, хронологически же это известие относится к 200 г. до Р.X. Наименование Гуннов в одной редакции готского предания о них (Historia Miscella) — Fauni Ficarii (homines silvestres) автор считает исходящим от того же блаженного Иеронима, ибо это выражение известно в его Вульгате, в другой же редакции того же готского предания (у Иордана) выражение Fanni Ficarii заменено Spiritus immundi (spiritus immundus — демон), выражением, тоже имеющимся у блаженного Иеронима. Это прозвище автор сближает с тем, которое Китайцы давали Хунну: Гуй-Фан, значащее «демоны».

 

Таково в основных чертах исследование Немети. Переходя к обсуждению его, отметим прежде всего весьма важный и не приведённый до того факт — упоминание Гуннов на карте блаженного Иеронима. В этом главная заслуга его исследования. В этом факте мы имеем известие из западных источников даже не о Гуннах, а о Хунну. После тщательного исследования К. Миллера, издателя этой карты, вполне можно предполагать римский её источник и относить этих Гуннов-Скифов к эпохе Р.X., т.е. именно к тому временя, когда государство Хунну существовало на Севере от Китая. Слово Скифы уже и в то время было общим наименованием для кочевых народов Средней и Северной Азии и Восточной Европы; остаётся следовательно только имя Гуннов, имя этническое, являющееся тожественным имени народа Аттилы, хорошо известного составителю карты, блаженному Иерониму. Что касается далее до известия у Страбона, то сближение

(134/135)

народа Φαῦνοι с Гуннами делалось ещё Томашеком (в Sitzungs-berichte Wiener Akademie, phil.-hist. Classe, Band CXVI, 1888, стр. 760; он-же говорил o Chuni y Орозия близ Seres и Ottorocorrae — стр. 759), по мнению которого Тохары и Фуны, жившие между Саками и Серами, были Тибетцами и Гуннами, при чём эти народы упомянуты у Плиния, как Phuni и Tochari, живущие, как и Caspii, к северу от Индии. До них (Фунов) и Серов доходила власть бактрийских царей. Отожествление Фунов и Гуннов Томашек делал на основании лёгкого перехода звука ф в х и обратно. Отрицая отожествление Томашека, Маркварт (J. Marquait, Über das Volkstum der Komanen в W. Bang — J. Marquart, Osttürkische Dialekstudien, Berlin, 1914, в Abhandl. der königl. Gesellsch. der Wissenschaften zu Göttingen, phil.-hist. Classe, Nene Folge, Band III, № l, стр. 64-65) считает имя Φαῦνοι индийским Bhautta, Bhuta и признает их несомненно Тибетцами (Бод), отстраняя таким образом какую бы то ни было их близость к Гуннам. Заметим, что нам представляется предпочтительным усматривать у греко-римских писателей сопоставление этнических имён, более сравнимых в их историческом значении, что в ту эпоху более соответствует понятиям Хунну и Китайцев (Серов). Интересно отметить, что исследователи, отожествлявшие Φαῦνοι с Гуннами, либо основывались на фактических соображениях (как Томашек), либо усматривали сознательную замену народного имени созвучным порицательным (как Немети), при чём последнее само по себе не невероятно, особенно по аналогии со сходными переделками имени Гуннов и Китайцев 1 [6] и других народов, что отмечено в нашей работе. Может быть, было бы проще усматривать тожество Φαῦνοι и Гуннов, отмечая лишь неособенно существенное различие в передаче начальных звуков (или звука) или ошибочность написания (такого мнения держится Шарпантье в указываемой далее работе). Не отрицая

(135/136)

возможности того, что прозвание Fauni Ficarii восходит к блаженному Иерониму, мы считаем, что передаваемое Немети готское предание вообще имеет характер сказания, лишённого исторического значения. По поводу сближения специально с китайским прозвищем Гуй-фан отметим, что еще Шаваннъ в рецензии на работу Немети (в T’oung-Pao, XI, 1910, стр. 306-307) отметил, что название не всегда применялось только к Хунну, но также и к племенам, жившим на юго-западе от Китая. Коснувшись известий западных писателей о Гуннах, отметим несколько дополнительных соображений. К. Миллер в обстоятельном труде своём о древних картах (К. Miller. Mappae mundi, Die ältesten Weltkarten, VI, Stuttgart 1898), восстановляя карту известного тогда мира по Дионисию Периегету (табл. VI), помещает с Севера на Юг на западном берегу Каспийского моря народы в таком порядке — Hunni, Caspii, Albani, по Страбону (табл. VIII, 2) — Utii, Caspii, Albani по Эратосфену (табл. VIII, 1) лишь Caspii и Albaui, и таким образом не выводит упоминание об Утиях (Уитиях, Кунтиях) у Страбона из Эратосфена. Маркварт в упомянутом сочинении своём (стр. 75), приводя известие Иордана (и Приска) о том, что Гунны называли Днепр «вар», считает это имя не этническим, а топографическим, т.е. происшедшим от имени реки. 1[7] Тот-же учёный в своей ранее вышедшей работе (Osteuropäische und ostasiatische Streifzüge, 1903) для названия области к Востоку от Азовского моря предпочитал чтение Εύδουσία в Перипле Эвксинского Понта, чтению Εύλυσία у Прокопия; по моему мнению второе чтение более правильно, ибо я считаю это название греческим и слово Эйлюзия лучше этимологизируемым, чем Эйдузия 2[8] Подводя итог результатам, добытым

(136/137)

работой Немети, особенно отмечаем ценное указание на карту блаженного Иеронима. Известие Страбона частью было уже известно в литературе. Готское же предание не имеет исторического значения.

 

В связи с приведением и разбором историко-географических данных отметим довольно подробные соображения по нашему вопросу, предпосланные Шарпантье его исследованию о происхождении Тохаров (см. Jarl Charpentier, Die ethnographische Stellung der Tocharen в Zeitschrift der Deutschen Morgenländischen Gesellschaf, том 71, 1917, стр. 347-389). Указывая на то, что большинство исследователей считает Хунну Турками, он думает, что греческое Φαύνοι, латинское Phuni есть передача с опиской имени Хунну (см. у него стр. 351 и 354-5). Автор не знаком с исследованием Немети и признаёт известия Страбона и Плиния древнейшими на Западе об этом народе в форме Φαύνοι, Phuni (см. у него стр. 355-6). Интересны в параллель неизвестных Шарпантье Huni-Scythae отмечаемые им на Tabula Pentingeriana и у Ровеннского Географа Utio-Scythae (т.е. Utii-Scythae), которые сближаются им с Уитиями (у Плиния вместо этого имени стоит Udini, см. у него, стр. 356). Так же, как и мы в нашей работе, Гуннов у Дионисия Периегета он не считает возможным отожествлять с этими Уитиями. Он отмечает интересный факт упоминания Дионисием Периегетом и Οὖννοι и Φροῦνοι, при чём последних считает перешедшими к нему из более древних авторов. Интересно также, что это-же имя он находит у Иордана, именно в Форме Phrini (см. стр. 355 его статьи; греческие варианты у Дионисия Периегета и латинские у Плиния приведены у него на стр. 355, пр. 3 и 354, пр. 7). Считая Гуннов Дионисия предками позднейших Гуннов (см. у него, стр. 356, пр. 5), этот учёный отожествляет в основе Хунну и Гуннов.

 

Некоторое движение получил также вопрос об отношениях Гуннов и Мадьяров. Собственно языковые отношения не рассматривались в литературе подробно со времени отмеченных в моей работе исследований Вамбери. Касаясь вопроса о гунских

(137/138)

влияниях в венгерском языке, венгерский лингвист Б. Мункачи (В. Munkácsi, Hunnische Sprachdenkmäler im Ungarischen в Кеleti Szemle, II, 1901, стр. 186-198) отметил с общей точки зрения лишь то, что по его мнению восточно-алтайские элементы в венгерском языке проникли через турецкое (по типу чувашское) посредство; это внесено по его мнению в язык Угров Гуннами 1[9] Н.И. Ашмарин в работе его о Болгарах и Чувашах (Болгары и Чуваши, Казань, 1902, из Изв. Каз. Общ. Арх., Ист. и Этн., XVIII), считая Гуннов Турками и предками Болгар и ссылаясь на отожествление имени Ирник в родословии болгарских князей с именем сына Аттилы Эрнак, сделанное Марквартом (см. у него, стр. 4-5), гунские слова «вар» — река, Днепр и имя жены Аттилы Кечка (Керка, Κρέκα у Приска, Helche, Herche и т.д. в германском эпосе) 2[10] сближает с чувашскими вар «долина» и старочувашским именем Херкке (от слова «хер» = девушка; Денгизих отожествляет с турецким денгиз, Аттила с итиль, идиль, указывая на чувашскую замену звука д звуком т — см. у него, стр. 51-56).

 

Подробно был рассмотрен вопрос о взаимодействии народных преданий и их исторической основы в отношении Гуннов и Мадьяров в большой работе И. Блейера (J. Bleyer, Die germanischen Klemente der ungarischen Hunnensage в Beiträge zur Geschichte der deutschen Sprache und Literatur, Band XXXI, 1906, стр. 429-600). В виду значения мадьярского предания для выяс-

(138/139)

нения происхождения Гуннов мы в самых кратких словах ознакомим с выводами этого исследователя. Во введении (стр. 429-438) автор рассматривает литературу вопроса (преимущественно венгерскую), при чём устанавливает, что преобладающее мнение считает происхождение Мадьяров от Гуннов плодом письменных влияний поздней литературы. Относясь отрицательно к разбору Хиртом венгерской генеалогии Аттилы, считая таковую результатом книжного воздействия, он отстраняет непосредственную связь Мадьяров и Гуннов, ибо Гунны считаются им Турками, не имеющими непосредственной этнической связи с Мадьярами — Угро-Финнами (стр. 447). В конечном выводе собственного исследования (стр. 584-5) устанавливается, что отожествление Гуннов и Мадьяров развилось уже после поселения последних в их нынешнем местообитании и при том под славянским влиянием (стр. 592); основа же предания является германской, специально восточно-готской. Интересно замечание автора о Секлерах (стр. 584-585), у которых он определяет наиболее древним гунское предание; причину этого он установить не может и считает, что это может быть выяснено лишь тогда, когда, как он говорит, выяснится весь секлерский вопрос вообще. Попутно, наконец, автор говорил об остатках гунского языка, сохранившихся, как известно, почти исключительно в собственных именах (стр. 451 сл.). Имя Mundzuk y Иордана, Μουνδίουχος у Приска, тожественное Bendacuz въ мадьярском предании, ещё Мюлленхоф выводил из германского языка, какового происхождения, следуя тому же Мюлленхофу, являются Ruga, Octar и Bleda, тогда как Ellac, Hernach и Dengizich — имена «варварские». Имя Buda автор считает сомнительным, имя же Аттилы скорее всего считает готским («Väterchen») 1[11] Добавлю, что Вреде (F. Wrede, Über die Sprache der Ostgoten, Strassburg, 1891) считал готским имя гота Walamer’a (стр. 57 его соч.), имеющее,

(139/140)

быть может, аналогию в гунских именах, имя же Totila, которое Гримм этимологизировал из готского (Tota, «Väterchen») и признавал однозначащим с именем Аттилы, по мнению Вреде стр. 135-136), кельтского происхождения 2[12] Мы приводим в этом случае эти этимологии потому, что хотя не существует теории готского происхождения Гуннов, но в небольшом обобщающем сочинении Р. Муха (R. Much, Deutsche Stammeskunde, 1920, 3-ье изд., стр. 37) о племенном составе германцев, Гунны, хотя считаются Турками, но находившимися под сильным готским влиянием, с готскими обычаями господствующего племени (имена Attila, Bleda, Munzuk Мух считал готскими). Наконец, в связи с вопросом о взаимоотношениях Гуннов и Мадьяров, отметим, имея в виду главным образом имя исследователя, статью известного специалиста по урало-алтайским языкам Винклера о финнизме Мадьяров (H. Winkler, Das Finneutum der Magyaren в Zeitschrift für Ethnologie, XXXIII, стр. 157-171); статья эта, предположительно признающая Гуннов и Аваров Финнами или отчасти таковыми, обращает внимание на ясно выраженный монгольский тип в собственно мадьярском населении Венгрии 3[13] В противоположность изучению языкового материала, оставшегося от Гуннов, значительно большое внимание уделялось в литературе тем памятникам языка, которые дошли до нас от Хунну. Это впрочем понятно, так как, во-первых, от языка Хунну до нас дошли не только собственные имена, как от языка Гуннов, а и не-

(140/141)

которое количество других слов, а, во-вторых, со времени открытия и дешифровки Орхонских памятников более или менее неослабно существовал интерес к ознакомлению с языками и письменными памятниками, дошедшими до нас в той или иной форме от древних времён истории северо-восточной Азии.

 

Опять-таки через короткий срок после написания моей работы японский учёный Ширатори опубликовал свои наблюдения над сохранившимися в китайских источниках словами языка Хунну (К. Shiratorii, Sinologische Beiträge zur Geschichte der Türkvölker, II. Über die Sprache der Hiungnu und der Tunghu-Stämme, в Изв. Акад. Наук, 1902, сентябрь, т. XVII, №2, стр. 01-033, о хуннуских словах спец. на стр. 01-07). В небольшом предисловии к своему разбору автор отмечает имена некоторых учёных, высказывавшихся по поводу племенной принадлежности Хунну (при чём неправильно считает основателем теории турчизма Дегиня, за коим яко бы последовали Клапрот, Риттер, Коскинен и др.; поддерживавшими монгольскую теорию он считает Иакинфа и Неймана), и в первый раз после нас в литературе упоминает точку зрения, устранявшую этническую принадлежность, и имевшую в виду лишь политическое соединение (разумея Каёна). Упомянув также некоторые объяснения хуннуских слов из более известных языков предшествующими исследователями (из турецкого и тунгузского, из турецкого и монгольского), автор считает наиболее близким к истинному народному имени произношение Кунну (Kungnu), основываясь, во-первых, на том, что до нас дошло в китайских источниках более точное произношение (именно Кунну), а, во-вторых, на том, что в тугюйском языке Орхонских памятников при наличности звуков k и г, не было звука х. Переходя к толкованию слов, автор отмечает таковых 16, при чём всем им даёт объяснения из турецких языков (последние 5 слов составляют собственно ту хуннускую фразу IV в. по Р.X., о которой мы говорили в нашей работе). Слова эти, приводимые без указания аналогий в других алтайских языках, кроме первого слова Ch’ang-li = турецко-монгольскому Tängri (небо), следующие:

(141/142)

титул Shen-yü (yü произносилось ранее как ku, gu), Tang-yü, Tang-hu = čong (tschong) в чагатайском (большой), Jen-chi = abetschi, iptschi, evći (жена), Teu-lo = ćür (с Вамбери) (могила). Eu-ta = oda (с Вамбери) (землянка), T’ushi, T’uk’i = dogru (по Шлегелю), либо вернее tüz (мудрый, правильный), King-lo = ki-lici (меч), Kü-ts’z’ = kyz (дочь, девушка), Ki-lien, hoh-lien = küklär (небо), Küh-kieh = kul-kischi (слуга), T’ieh-fah (древняя форма Tietbat, Tietvat) — temur (железо); последние пять слов, составляющие фразу — siu-k’i, t’i-li-kang, puh-koh, k’ü-t’u-tang сближаются с орханским [орхонским] söugüsh и турецк. tolgan, opx. bödig (титул в винительном падеже) и турецк. кор и tuta (согласно смыслу китайской фразы, означающему благоприятное предсказание: по выступлении войска в поход — враг [приводится собств. его титул] будет вполне разбит). Добавим, что автор далее сомневается в тунгузском происхождении Дун-ху, при чём приводит всего два слова, дошедшие из их языка и объясняемые автором одно — из турецкого и другое — из монгольского языков.

 

После работы Ширатори хуннуский языковой материал был подробно рассмотрен в работе В.А. Панова (К истории народов Средней Азии. I. Сюн-ну (Хунну). Турецкое происхождение народа Сюн-ну (Хунну) китайских летописей, Владивосток, 1916). Задачей работы являлось исправление этимологий Ширатори, при чём с исторической стороны отметим мнение автора о смешанности этнического состава, но важности истории «основного политического ядра организации» (стр. 1 его соч.), а с фактической по отношению к предмету исследования признание автором трудности установления отдельных слов по китайской транскрипции (стр. 80). Шагом вперёд является у Панова сравнительно с Ширатори указание в некоторых случаях того времени, к которому относится упоминание того или другого хуннуского слова в китайских источниках, что весьма важно для установления хронологического критерия в отношении хуннуского языкового материала, а также отметки Пановым при объясняемых словах — имеет ли данное турецкое слово аналогии в других алтайских языках или

(142/143)

нет. Панов подверг разбору 14 слов, при чем не все они совпадают с теми, которые привел Шираторн. Слова эти следующие: самое характерное слово Дзюй-цы или Гюй-цы = кыз (дочь, девушка), только турецкое и встречающееся у Хунну около 28 г. до Р.X.; Янь-ши, Э-ши = äпчi, äбчi или инджи, iнчi (жена), только турецкое и встречающееся около 200 г. до Р.X.; Оу-то = одак, отак от слова от (огонь), (землянка) только турецкое и около 80 и 200 гг. до Р.X.; Ту-ци = вероятно тугы, тукы (от тук) (верховный главнокомандующий), с монгольской, но вероятно заимствованной из турецкого аналогией; Тан-ли, Чэн-ли = турецко-монгольское тенгри (лишь в Истории Старших Ханей); Тоу-ло = турук (могила, стоянка), без аналогий, лишь диалектически в монгольском языке; Гу-ту — Панов сравнивает с уйгурским титулом Идикут и орхонским кут, считая лишь передачей общего смысла китайского титула тянь-цзы, «сын неба»; Тань-юй, иначе Дань-юй (принимая таким образом транскрипцию Дегиня), которое нужно читать Дань-гань = турецк. тамган (владетель); Ци-лянь = турецк. сiлiк (чистый) с монгольскими аналогиями (собст. значит небо), около 121 г. до Р.X. у Сы-ма-цяня; слова Чи-лянь и Хэ-лянь не ясны; Жо-ди слово китайское; Дзин-лу — камлу (шаманский меч); Лю-ли вероятно только окончание слова — лу, лы, ли. Об известной хуннуской фразы Панов не упоминает.

 

Наконец, в самое последнее время Ширатори опубликовал свою вторую работу, озаглавленную «О происхождении Хунну», но основывающуюся на языковом материале (К. Shiratori, Sur l’origine des Hiong-nu в Journal Asiatique, CCII, №1, 1923, стр. 71-82). Статья эта представляет суммарное изложение соображений автора, приведённых им в японских журналах. Автор, считая единственным источником для определения этнической принадлежности Хунну их язык, отмечает, что словом Ху (варвары) означались собственно Хунну, тогда как Дун-ху (восточные варвары) означало лишь подразделение Ху вообще, и язык Хунну считает монгольским, смешанным с тунгузским, а их самих Монголами, смешанными с Тунгузами (потомки их — Солоны

(143/144)

и Дауры) 1[14] Из 23 слов Хунну, им собранных, он объяснил якобы: 4 из турецкого, монгольского и тунгузского языков, 2 из монгольского и тунгузского, 14 из монгольского и лишь 1 из турецкого (king-lu = qingraq по Хирту). К сожалению он в этой статье не даёт анализа этих слов, а ограничивается лишь некоторыми примерами. Титул Цень-ли-ко-то-шань-юй он толкует из турецко-монгольского tengri, тунгузского gutó (считая, что если бы это слово было то же, что в уйгурском титуле Идикут, то кут было-бы выражено в китайской транскрипции не двумя иероглифами, а одним) и просто китайского chan-yu = houang-ti (шань = большой, юй = широкий в китайском языке). Слово, ранее транскрибировавшееся им Yen-chi, транскрибируется им по произношению Танской эпохи Ho-che и сближается с тунгузским oši, ačin (жена, женщина). Слово, означавшее «дочь, девушку» (Kiü-ts’eu), автор считает не турецким gïz, a опять-таки китайским — kong-tchou, к которому близко созвучное монгольское, вероятно заимствованное из китайского. При всём этом, однако, автор отмечает, что по мнению большинства исследователей по сие время Хунну считаются этнически Турками.

 

Мы нарочно несколько подробнее остановились на лингвистических анализах хуннуского языка, чтобы ознакомить интересующихся с такой стороной вопроса, которая привлекла к себе особенное внимание в литературе нашего вопроса. По этому поводу скажем, прежде всего, что, при всей желательности анализа языковых памятников Хунну, по данным пока материалам нужно считать, что эти языковые памятники не только не могут являться решающими в изучаемом нами вопросе (как то отмечает Ширатори в своей последней статье), но по существу являются вовсе не достаточными, по крайней мере в том освещении, в котором, они до сего времени представлялись. В самом деле, дают ли ясное представление об этнической принадлежности народа каких ни-

(144/145)

будь два три десятка слов, дошедших в трудно разбираемой китайской транскрипции и при этом от времени протяжением в несколько столетий и от народа, приходившего в разнообразные этнические соприкосновения и включавшего в себя различные этнические элементы. Не отрицая важности объяснения этих слов, мы по поводу их толкований должны сказать то, что говорили по поводу этимологий и словопроизводств по отношению к нашему вопросу ранее в нашей работе. Повидимому, пока толкование хуннуского языка почти не выходит за пределы объяснения тех языковых элементов, которые ничего не дают для историко-этнографической стороны дела (каковы титулы и собственные имена). Обращаясь к общему разбору приведённых языковых материалов, отмечу прежде всего относительно последней работы Ширатори, что попытки (вернее гипотезы) толковать хуннуские слова из монгольского языка не являются новостью и в новой литературе. Так, венгерский языковед Б. Мункачи в рецензии на первую работу Ширатори (помещена в Keleti Szemle, IV, 1903, стр. 240-253, спец. 240-246), считая сближение k’ö-c’ (Гюй-цы) с турецким кыз совершенно правильным, выводил su k’i скорее из монгольско-турецкого čerik, čerig «войско», t’i-li-kang из монгольского dajla «воевать», pu-ko из монгольского bügü «все», k’u-t’o-tang из монгольского kitu «убивать». Из этих соображений он склонялся рассматривать хуннуский народ, как смешение монгольских и турецких племён, смешение, аналогичное тому, каковое представляли из себя и Гунны 1[15] Скажем далее, что для нашего вопроса в его существующем положении мы считаем более важным те соображения общего характера, на которые мы

(145/146)

опирались ранее, чем одностороннее рассмотрение только одной стороны его (языка). Хунну назывались именно этим именем, слово же Ху, означающее «варвары», распространялось на них как и на других не китайцев Китайцами, а название Дун-ху, как уже отмечалось, может быть сопоставляемо с переделкой слова Тунгуз. Сближение ко-то в титуле хуннуских ханов с тунгузским словом gutó ещё до Ширатори сделал, как то указано в нашей работе, проф. Шотт, признавая однако возможность сходного образования и в восточно-турецких языках. В нашей работе, кроме того, было указано, что Клапрот отмечал в турецких наречиях Сибири слово «куту» в значении «родственник, двоюродный брат» и сопоставлял это слово с ко-то в титуле хуннуских ханов 1[16] Некоторые другие слова, приводимые автором в этой статье, отожествляются им с китайскими, а потому являются заимствованными и ничего не дающими для суждения об этническом составе Хунну. Переходя к работе Панова и первой статье Ширатори, отметим, что хотя оба они исходили в своих работах из задачи толкования хуннуских слов из турецких языков, однако толкования их не всегда сходятся, что отчасти находит себе объяснение в факте, отмеченном Пановым, именно в сложности, иногда полной невозможности восстановления по китайской транскрипции. Как пример разногласия толкований приведём слово дзин-лу, которое Паркером и Хиртом сближалось с «кинграк», Ширатори с «килич», Пановым с «камлу»; все выводили из турецкого языка и у всех получалось подходящее значение. Наоборот, интересно признаваемое исследователями турецкое слово «кыз» (дочь, девушка) — Дзюй-цы или Гюй-цы, определяемое в языке Хунну около времени Р.X. Заслуживает внимания затем толкование загадочного титула шань-юй у Панова — Дань-юй = Тамган. Наконец существенно мнение Ширатори о правильном произношении имени Хунну, как Кунну, т.е. Кун. Это обращает

(146/147)

наше внимание на значение имени Хунн 1[17] о котором мы писали в нашей работе и которое имеет отношение к имени Команов. В недавней работе своей о Команах, Маркварт, не занимавшийся вопросом об этимологии имени этого народа, очень много говорил о турецком этническом имени Кун, но не связывал его с именем Хунну или Кунну (более древнее произношение по его передаче Hun-yok), каковое он возводил к языку индоевропейских племён Средней Азии, так наз. тохарского происхождения (последнее, по мнению автора, ошибочно; см. стр. 64-65 его работы). Заметим, что мы не видим основания, почему Хунну должны были иметь своим родовым именем слово чуждого им арийского языка 2[18] Отметим по поводу восстановления хуннуских слов в китайских транскрипциях по древнему китайскому произношению указания некоторых учёных — например Ф.В.К. Мюллера (см. его статью Toxrï und Kuišan [Küšän] в Sitzungsberichte der Berliner Akademie за 1918 год, спец. стр. 568-9) и следующего за ним С. Фейста (S. Feist, Indogermanen und Germanen, 2-te Auflage, Halle, 1919, стр. 98 и 100; автор видимо отожествляет Хунну и Гуннов, см. стр. 96), что это восстановляемое древнее произношение не идёт далее Танской династии, т.е. VII-X вв. и не достигает эпохи Ханьской династии, т.е. первых веков до и после Р.X.; эти соображения весьма важны в нашем вопросе, ибо хуннуские слова, как и вся вообще история этого народа, относятся именно к Ханьскому времени. Определённо отрицательное отно-

(147/148)

шение к реконструкции древне-китайского произношения выражено П. Пеллио (в Journal Asiatique, 1920, Avril — Juin, стр. 151 сл.), рекомендующего даже пользоваться древним произношением в его известной форме лишь с лингвистическими целями и указывая при этом, что произношение есть реконструкция (стр. 153 его статьи). Что касается, наконец, до также в своё время отмеченного нами сближения имён хуннуского шаньюя Ту-маня, отца основателя могущества Хунну, и тугюйского хана Ту-мыня, сделанного ещё до нас Шоттом, то Хирт в статье своей о генеалогии Аттилы также сближал эти имена с турецкими словами — туман или тюмень.

 

В заключение нашего разбора литературы о языковых остатках Хунну укажем, что в целях историко-этнографических, кроме преодоления трудностей китайской транскрипции иностранных слов и имён, в нашем вопросе (поскольку это опять-таки возможно при количестве и качестве наличного материала и древности эпохи) важна историческая точка зрения на урало-алтайские языки.

 

Оканчивая наш разбор новой литературы по гунскому вопросу, мы считаем нужным привести мнение об этнографической принадлежности интересующих нас народов в исследованиях и сочинениях общего характера за последнее время, каковые сочинения служат показателем общих взглядов на положение научного вопроса. В новейшем общем сочинении о славянских древностях Л. Нидерле (см. его соч. L. Niederle, Manuel de l’antiquité slave, I, L’histoire, Paris, 1923), говоря, что теория славянства Гуннов, предложенная ещё Венелиным, была в своё время опровергнута и сошла со страниц научной литературы (см. в его соч. стр. 177, пр. 3), называет Гуннов Турками (см. у него, стр. 73 и 176-7; у него же на стр. 52 и 53 о словах мёд и страва). Далее скажу несколько слов о трудах Г.Е. Грум-Гржимайло, продолжателя много сделавшего по нашему вопросу Н.А. Аристова. В его сочинении, вышедшем одновременно с моей работой и озаглавленном «Историческое прошлое Бэй-шаня в связи с историею Средней Азии» (СПб., 1898), соответствующем на-

(148/149)

чалу II тома его «Описании путешествия в Западный Китай» (СПб., 1899), он подробно касался вопроса, интересующего нас, особенно конечно китайских Хунну и их передвижений (см. всё начало первой главы, особенно стр. 24-25 о передвижении на Запад, 29-30 прим. о Юе-бани 1 [19] и о Хунну и Гуннах, каковых автор считает тожественными; см. также т. III, СПб., 1907, стр. 461). Отожествляя Хунну и Гуннов, он считает Хунну древнейшими Турками, появляющимися в истории Средней Азии (см. его соч., стр. 246). При этом случае, в целях освещения имеющих отношение к нашему вопросу историко-этнографических данных, мы скажем несколько слов об одном факте из древней истории Средней Азии, связанном с судьбами Хунну. Говоря о возникновении в начале IV в. по Р.X. в восточной части Тибета особого, так наз. тугухуньского царства, предшественника Туфаньцев или Тибетцев (VII-VIII в.), Грум-Гржимайло по поводу известия Бодимура (XV в.) о шара-шарайгол-тулухуньцах (тугухуньцах) высказывает мысль, что автор Бодимура слил в одно современных ему сары-уйгуров (шара-шарайголы) с древними тугухуньцами или тогонцами (см. его Опис. пут., II, стр. 27 и 43-44, III, стр. 30-31 и 58). Тугухуньское царство обязано было своим возникновением прикочевавшей из Ляо-дуна части сяньбийского рода Муюн (в начале IV в.), которая образовалась в Амдо и у Куку-нора в особое владение. Не касаясь вопроса о действительной этнической принадлежности этого рода (Сянь-би, как известно, вообще считаются Тунгузами), мы несколько остановимся на имени господствовавшего рода, по которому царство получило своё название. Грум-Гржимайло считает, что Тогон и Тугунь значило по всей вероятности «тогонские люди». Мы думаем, что наименование царства Тогонским есть позднейшая этимология — от монгольского слова «тогон» — «котёл». В основе царство носило название Тугю-хун и означало Ту-гю —

(149/150)

Хунны, т.е. Турки — Гунны. Это то же название, которое носило одно племя, встреченное китайским буддийский паломником Сон-юнем (начало VI в. по Р.X.) при проходе его через «движущиеся пески» — Ту-гю-Хунь, письмо которых было сходно с письмом Вэйцев (см. Terrien de Lacouperie, Beginnings of writing in Central and Eastern Asia, London, 1894, стр. 120 — Tuh-Kiueh-’hun). He останавливаясь на этнической принадлежности основателей предшествовавшего Туфаньскому царства, отмечаем это наименование, имеющее значение для изучаемого нами вопроса. Из общих сочинений кроме ранее нашей работы вышедшего труда синолога Паркера о древней истории восточной части Средней Азии (E.H. Parker, A thousand years of the Tatars, 1895, стр. 1-5, 132 — 2, 156, 168, 177), в котором признаётся турчизм Хунну (тоже и в упомянутой работе О. Франке) 1[20] отмечу работу Хирта о древней истории Китая (Ancient history of China, 1908), в которой Хунну считаются Турками. Турками же называл Хунну и Ф. Шварц в его работе о Туркестане (F. Schwarz, Turkestan, die Wiege der indogermanischen Völker, Freiburg, 1900, XIX, 15, 140). Наконец, И. Маркварт в своей работе о Команах (цит. соч., стр. 69) косвенно высказывается о народности Хунну и их отожествлении с Гуннами, говоря, что Усуни говорили по турецки, ибо были рано «гуннизированы» (Ф.В.К. Мюллер в цит. статье, стр. 574 считает, что Хунну несомненно говорили по турецки) 2[21]

(150/151)

 

Археологические находки, так много внёсшие в изучение древней истории Средней Азии Орхонскими открытиями, ничего не дают непосредственно для гунского вопроса. Это и неудивительно при значительно большом расстоянии по времени Хуннуской истории от истории Тугюйцев. Отмечу только одну раскопку — именно произведённое Ю. Талько-Грынцевичем обследование Суджинского могильника в Забайкальской области, подробно им описанного (см. его работу Суджинское доисторическое кладбище в Ильмовой пади Троицкосавского округа Забайкальской области в Трудах Троицкосавско-Кяхтинского Отделения Приамурского Отдела Русск. Геогр. Общ., т. I, вып. 2, 1898, Москва, 1899, стр. 1-77 и приложения, табл.I-XXVI). Из обряда погребения в срубе выясняется, что погребавшееся племя было пастушеское, скотоводческое. Предметы, найденные при погребении, отличны от минусинских медных находок — находятся железные вещи; предметы более высокой культуры и железо являются вероятно результатом сношений с Китаем; среди находок имелась круглая бронзовая пластинка (обломок) с 6 знаками, отличающимися от так наз. среднеазиатских рун в надписях на древних могилах Монголии (см. цит. работу, стр. 9 и 46 и табл. XII, рис. 36). Подводя итог своей раскопки, Талько-Грынцевич (стр. 39 цит. работы) отмечает, что могильник насыпан смешанной расой, может быть турецкого происхождения, до заселения этих мест Монголами. В следующей своей работе, посвященной этому же вопросу, этот исследователь (см. его статью, Древние обитатели Центральной Азии, там же, т. II, вып. 1-2, стр. 61-76, 1899, Москва, 1900; эта работа посвящена также в Русск. Антропологическом Журнале, т. I, №2, 1-11) для выяснения территории и пути следования народа, сооружавшего эти могильники со срубами, отмечает важность уяснения направления этого погребения далее на Восток и установление связи с погребением того же рода, находимым в Минусинском крае (см. стр. 64 его ст.). Наконец, в третьей работе по тому же вопросу (Древние обитатели Забайкалья в сравнении

(151/152)

с современными инородцами, там же, т. VIII, вып. I, 1905, СПб., 1906, стр. 32-52), подводя итоги своих раскопок в Забайкальском округе в археологическом и антропологическом отношениях, классифицируя добытый материал и указывая заимствование погребённым в срубах населением из Китая вещей и железа, он отмечает их среднеголовость (см. стр. 39 и 45) и даёт следующие определения: «Можно полагать, что погребение в срубах относится к первым векам после Р.X.» (стр. 38); похороненные в них «по китайским источникам, не суть ли те из тюркских племён, которые в середине III в. до Р.X. сплотились в одно могущественное государство Хун-ну» (стр. 46). Отмечаем эти последние работы особенно потому, что именно археологические памятники дали повод к лучшему ознакомлению с древней историей Средней Азии, начавшемуся с дешифровки орхонских надписей.

 


 

[1] 1 Заметим, что отожествление У-суня и Юе-бани невозможно на том основании, что по данным китайских летописей эта вторая страна лежала к северо-западу от первой.

[2] 1 Начертание титула хуннуских государей у Дегиня Tan-jou вм. шань-юй Хирт считал ошибкой, происшедшей от того, что Дегинь не обратил внимание на звуковые схолии. Иное объяснение этого, встречающееся в литературе, мы приведём далее.

[3] 1 В одной из своих предшествующих работ Кингсмилль (Tb.W. Kingsmill, The ancient distribution of peoples on the western and northern frontiers of China, China Review, XXV, 1901, 215-228), считавший, повидимому, опираясь на авторитет Уайли, Хунну Турками, отожествлял их с таковыми, основываясь на другой этимологии.

[4] 1 По поводу светлой расы в Средней Азии отмечу, что выдвигавшееся Н.А. Аристовым и Г.Е. Грум-Гржимайло сближение известий о ней с известиями о так называемых «динлинах», повидимому, не вошло в западную литературу. Шарпантье (на стр. 352 работы, о которой мы скажем далее) считал мнение об арийстве Усуней вероятным; он признавал их иранцами (см. стр. 359) на основании китайских известий об одноплеменности Усуней и Саков (см. на той же стр. прим. 3), сближал имя У-сунь с Asiani у Страбона, Асани и Осетинами (там же, стр. 364), а сопоставление названия Янь-цай (Jen-ts’ai, An-ts’ai) с теми же
(131/132)
Asii признавал не надёжным. Фейст в указываемом далее работе об Индогерманцах и Германцах в свою очередь высказывает сомнение в арийстве Усуней (см. у него стр. 96-97).

[5] 1 Из таковых, кроме тех, которыми пользовался я, имеются переводы — Wylie, History of the Heung-nu in their relations with China в Journal of the Anthropological Institute (London), III, стр. 401-451 и V, стр. 41-80 (перевод известий из Истории Старших Ханей, совпадающих до 97 г. до Р.X. с известиями Сы-ма-цяня; перевод Wylie доведён до 25 г. по Р.X.); Parker, The Turko-Skythain tribes в China Review, XX, 1892-3, стр. 1-25, 109-126 (перевод до 68 г. до Р.Х.); новейший перевод de Groot, Die Hunnen der vorchristlichen Zeit, Chinesische Urkunden zur Geschichte Asiens, I Teil, Berlin — Leipzig, 1921 (переводы до 92 г. до P.X. и 25 г. по Р.Х.).

[6] 1 Толкование значения китайских наименований Хянь-юнь, Хунь-юй и Хун-ну даёт в своей работе и О. Франке.

[7] 1) В работе Ueber das Volkstum der Komanen, стр. 76, этот учёный считает имя Ουαρχωνῖται не составным (Ουαρ и Χωνί, Ουαρ καί Χουννί), a означающий люди с Вархона (Орхона).

[8] 2 По поводу известий Дионисия Периегеты, Страбона и Эратосфена, а также по поводу слов «вар» и Ейлюзия обращаю к сказанному в моей работе.

Сомнение в правильности этой этимологии высказано печатно Pelliot в его статье по поводу работы Маркварта о Команах в Journal Asiatique. 1920, Avril — Juin, стр. 141.

[9] 1 В подвергаемом сомнению старо-вергерском алфавите, резном, дошедшем в памятниках от XIV до половины XVIII в., имеющемся даже в двух вариантах, именуемых, «гунно-скифским» и «команским», исследователь его венгерский учёный Кираль-де-Дада усматривал сходство с письменными знаками енисейского и орхонского алфавитов (см. статью этого учёного — P. Kiroly de Dada, Researches in hunno-skythic в Babylonian and Oriental Record, VI, 1892-93, стр. 227-236). Ср. по этому поводу также письмена на золотом сосуде из Nagy Szent-Miklos, которые венгерские учёные означают древнейшим образчиком турецкой письменности и подводят к Болгарам (J. Strzygowski, Altai-Iran und Völkerwanderung. Leipzig, 1917, стр. 166-167, где указана литература).

[10] 2 В предшествующей литературе имя Κρέκα сопоставлялось с славянским корнем, от которого происходит название города Кракова.

[11] 1 У него приведены и другие производства этого имени; отметим, что Гримм выводил это имя из слова «итиль».

[12] 2 Имена, составленные с hun (Hunimund, Hunila и др.), Вреде следуя Мюлленхофу, считал не имеющими отношения к Гуннам, так как имеются таковые до их появления в Европе, и возводил к др.-сев. hûnn — «catulus, ursinus» (см. стр. 82 его соч.); ср. Grundriss der germanischen Philogie, 2-te Ausgabe, III, стр. 300.

[13] 3 Отмечу ещё, не имеющую впрочем существенного для нас значения, работу А.К. Fischer’a, Die Hunnen im schweizerischen Eifischthale und ihre Nachkommen bis auf die heutige Zeit, Zürich. 1896 (автор венгерец), известную мне лишь по рецензии в Intern. Archiv für die Ethnographie, 1896, стр. 228 сл. В этой работе автор старается установить, что население одной долины в кантоне Валлис в Швейцарии, по преданию, потомки Гуннов, переселившихся из северной Италии, действительно таковые.

[14] 1 Заметим от себя, что Солоны и Дауры считаются вообще просто тунгузским народом.

[15] 1 Ср. краткие, отрицающие точные фонетические разграничения монгольского и старо-болгарского, старо-чувашского языков замечания в книге Z. Gombocz, Die bulgarisch-türkischen Lehnwörter in der ungarischen Sprache, Helsinki, 1912 (Mémoires de la Société Finno-Ougrieime, т. XXX), стр. 31 сл. и 188 (у него-же на стр. 131 приведена догадка Рамстеда о происхождении слова tümen во всех алтайских языках из китайского — mān = 10000, tímān = «десятитысячной»).

[16] 1 Заметим, что в Сравнительном Словаре турецких языков В.В. Радлова отмечено в телеутском языке слове «куда» в значении «друг, близкий».

[17] 1 В прежней литературе не было недостатка в этимологиях этого имени, по большей части произвольных. Так например Томашек в упомянутой статье в Sitzungsber. Wiener Ak. выводил имя из турецкого корня ön, önä — «расти», а ещё раньше его Эрдман (F. Erdman, Temusrschin der Unerschütterliche, Lesipzig, 1862), считавший Хунну и Гуннов Турками (см. стр. 79 и 98 его соч.) производил его из турецкого числительного «десять» — «он» (Он-Уйгуры — см. стр. 112 его соч.).

[18] 2 Того же мнения о малой вероятности арийского происхождения имени держится и Pelliot, ук. ст. ниже, стр. 136-137, хотя древнее произношение Кунну этот ученый считает произвольным. Имя Κούγχαν y Приска (вождь Кидаритов) Маркварт однако сближал с турецким Qun-qan, хан Кунов (цит. соч., стр. 70).

[19] 1 Отожествление Yüe-pan, Yuet-pat, Yet-pat с Apar (Авары) приводится в статье К. Shiratori, Über den Wu-sun-Stamm in Centralasien, Keleti Szemle, III, 1902, стр. 133 (об этой стране вообще начиная со стр. 130).

[20] 1 Е.H. Keane в Ethnology, Cambridge, 1896, стр. 301, считал Хунну Турками тожественными Гуннам, но в Man past and present, Cambridge, 1899, следуя Хоуорсу, отожествлял Хунну с Монголами, признавая их тожественными Гуннам.

[21] 2 Из популярных кратких обзоров древней истории Средней Азии упомяну статью Saint-Yves, Les peuples retrouvés de l’Asie Centrale, Revue Scientifique. 1900, стр. 173-178 и 204-207 (с добавлением Zaborowski, стр. 466-467), которая впрочем не говорит об этнической принадлежности Хунну. Назову ещё две популярные статьи, которые я не видел — Washburn, The early history of the Turks, Contemporary Review, LXXX, стр. 249-263 и Puini, Origine e vicende dei popoli del l’Asia Centrale. Rivista Italiana di Sociologia, 1906, стр. 493-513).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги