К.А. Иностранцев

Хунну и Гунны

(разбор теорий о происхождении народа Хунну китайских летописей, о происхождении европейских Гуннов и о взаимных отношениях этих двух народов).

// Л.: 1926. 152+4 с. (Второе дополненное издание.)
[Издания Ленинградского ин-та живых восточных языков им. А.С. Енукидзе. 13. Труды туркологичекого семинария. 1.]

IV.

Теория финнизма Хунну и Гуннов. Сен-Мартен, его общие взгляды и мнения относительно отдельных частей этого вопроса. Сторонники Финнизма Хунну. Вивьен-де-Сен-Мартен и разбор его доводов. Семёнов, его доказательства в пользу финнизма Хунну и их критика. Мнение Уйфальви. Общее значение этой теории.

Третья теория не произвела такого переворота во взглядах на происхождение Хунну и Гуннов, как вторая. В то время, как эта последняя отвергала всё, предложенное сторонниками монголизма, третья теория отчасти примкнула к воззрениям второй, По скольку представители этой теории являются сторонниками финнизма Гуннов, постольку же они могут быть причислены и ко второй теории. Различие между ними состоит в том, что думая видеть в Гуннах и Хунну один и тот же народ, они считают и китайских Хунну — Финнами. Таким образом, с одной стороны, защищая финнизм Гуннов, выставленный второй теорией, с другой же стороны соглашаясь с тожеством Хунну и Гуннов, которое предложил Дегинь, а за ним сторонники монголизма, эта. третья теория является как бы «примирительницей» различных воззрений. По времени своего появления она позже как той, так и другой из вышеприведённых теорий.

Первым, предложившим её, был известный французский арменист Сен-Мартен (Saint-Martin). He издав по этому вопросу отдельного труда, он говорил о нём в своих замечательных примечаниях к «Histoire du Bas-Empire, Lebeau, главным образом в IV томе (Paris, 1824). К сообщениям Лёбо о происхождении и истории Гуннов, сообщениям, основанным исключительно на сочинении Дегиня, Сен-Мартен прибавил свои соображения (см. прим. 2 на стр. 60 IV т. сочинения Лёбо). Начал он, как почти все исследователи этого вопроса, с критики взглядов Дегиня. Придавая очень большое значение задаче этого учёного — посредством восточных и западных источников проследить историю переселения народов, Сен-Мартен однако думал, что Дегинь преувеличил последствия сличения этих известий. «Одно из первых неудобств этой системы — распространение имени Хунну Гун-

(73/74)

нов на все варварские племена Средней Азии. Соединяя их так, под общим наименованием, которое могло относиться к ним в известные только эпохи и в известных условиях, он значительно ослабил свою гипотезу. Действительно, трудно узнать из его сочинения, кому на самом деле принадлежало имя Гуннов, которое он даёт Туркам, Монголам, Манчжурам и ещё многим другим народам, разница в происхождении которых доказывается языками, на которых они говорят. К какой ветви этих народов нужно отнести специально имя, о котором идёт речь? Дегинь не решает этого...» Мы нарочно привели буквальный перевод слов Сен-Мартена, так как мнение выдающегося знатока этнических вопросов таково, что с ним необходимо считаться при критике. Как видно, мнение его вполне согласуется с нашим. Далее Сен-Мартен принялся за определение племенной принадлежности Гуннов. По известиям древних писателей, Гунны жили на пространстве теперешней Европейской России. Языки, на которых говорят их потомки, доказывают нам, что Гунны были народ, совершенно не похожий на Турков, но имя, власть и язык их, по мнению Сен-Мартена, распространялись некогда на страны, теперь занимаемые вышеупомянутыми народами. Все потомки древних Гуннов теперь называются Финнами. Как на ясный пример, подтверждающий это, он указывает на Мадьяров или Венгров. «Их исторические воспоминания связываются с древними Гуннами, а язык доказывает, что они Финны». Сен-Мартен старался сблизить два имени: Гунн и Финн. Он заметил, что X и Ф очень часто заменяют друг друга. Поэтому он и думал, что Хунн (Гунн) и Финн — одно и то же слово. Возможности этой гипотезы содействуют, по его мнению, и исторические доказательства. Все известия, идущие по Чёрному и Каспийскому морям, т.е. южным путём, сообщают о народе Гуннах, а идущие по Балтийскому морю, т.е. северным путём, о Финнах. Тацит получил известие через Германию и потому знал Финнов. Значит, уже тогда этот народ жил в Восточной Европе, будучи её первым насельником, пока не пришли другие народы, напр., Готы и

(74/75)

Славяне. Кроме того, Сен-Мартен вполне допускал, что Финны или Гунны распространяли своё владычество гораздо далее на Восток и доходили даже до границ Китая, подчинив себе турецкие, монгольские и манчжурские племена, которые, делаясь их подданными, получали их имя. Этим путём и древние Турки получили имя Гуннов. Из того, что все хуннуские слова, сохранённые китайскими летописями, были турецкие, как признавал это сам Сен-Мартен, заключили, что и сами Хунну — были Турки, что в свою очередь повело к сомнению в тожестве Гуннов или Финнов и Хунну. Это противоречие, по мнению нашего исследователя, легко устранить, если допустить, что оба имени ¹ [1] тожественны и отпосятся к одному какому нибудь племени, которое, путём завоевания, распространило своё имя на другие племена. Примеры подобного рода распространения имени встречаются очень часто в истории. Так, Сен-Мартен передает известие Феофилакта Симокатты, что Персы называют Турками Гуннов, живущих на северо-востоке от них. Мадьяры, располагавшиеся в IX веке на берегах Дуная, назывались современными византийскими писателями Турками, а страна их Турцией. Наконец, в XIII веке все воины Чингиз-хана назывались монголами, хотя только военачальники и небольшая часть простых воинов были монгольского происхождения. Впрочем, Сен-Мартен допускал и другой возможный случай перенесения этого имени. Он считал возможным, что имя Хунну пли Гунн сначала носилось турецким народом, а позже, но всё же «в очень отдалённое время» было перенесено на Финнов, которые только одни и сохранили его.

Что касается до сообщения исторических фактов, то Сен-Мартен первый указал на известия о Гуннах, встречающиеся у армянских писателей (см. Lebeau, т. III, стр. 277, прим. 3). В них сообщалось, как царь Тиридат Великий вёл войны с Гун-

(75/76)

нами (Хунк). Царь этот правил с 259 по 312 г. ¹ [2] Основываясь на этих армянских известиях, равно как и на сообщениях Дионисия Периегета и Птолемея, Сен-Мартен вывел заключение (Lebeau, т. IV, стр. 63, прим.), что до начала второго века по Р.X. Гунны жили на берегах Каспийского моря, Волги, Танаиса (Дона) и даже Борисфена (Днепра). Считая же Гуннов тожественными с Финнами, он нашёл упоминание о них и у Тацита. На основании слов этого автора и предполагаемого им (Сен-Мартеном) тожества он считал, что народ этот жил между Чёрным и Балтийским морями вплоть до Ледовитого океана.

Весьма замечательно по нашему мнению то, что сказал Сен-Мартен о переходе имени с одного народа на другой (прим. 1 стр. 65. т. IV). «Нужно обратить внимание на то, что сходство между двумя древними народами, указываемое греческими и римскими писателями, не всегда служит доказательством того, что эти два народа принадлежат к одному и тому же племени; это только значит, что они наследовали друг другу в одной и той же области. Потому то Гунны носят часто имя Скифов»... Сен-Мартен коснулся также и вопроса о монгольском типе Гуннов. Он думал, что все то, что передают об их наружности, очень хорошо объясняется обычаями этого народа. Из этого можно, нам думается, заключить, что этот учёный признавал возможным то, что сообщил Апполинарий Сидоний об искусственном изменении Гуннами своей наружности. Говорил Сен-Мартен и о китайских известиях о Хунну, но только мимоходом и при том основываясь на сообщениях Ремюза (см. Lebeau, т. IV, стр. 74, прим. 2). Он критиковал также и предположения Дегиня о титуле хунну-

(76/77)

ского государя. Вот его слова по этому поводу (т. IV, стр. 75 прим. 1): «Национальный титул повелителей Хунну был не Таньжу (Tau-jou), как писал Дегинь, а Шень-юй (Tchhen-ju); историк Гуннов плохо прочёл два китайских знака, образующих это имя. Слово Шень-юй не значит сын неба, как думал Дегинь, но этот титул, которого значение неизвестно, прибавляли к Тенгри-кугу т.е. сыну неба». Что касается до отношения Гуннов и северных Хунну после 93 г. по Р.X., то Сен-Мартен думал, что «из рассказов китайских историков видно, что остатки этого народа (т.е. северных Хунну) и царского племени (race royale) удалились к уральским горам, но нельзя точно установить их тожества с Гуннами, которые позже управлялись Аттилой. Можно думать, что Финны, имя которых тожественно имени Гуннов, уже жили в странах, где мы застаём их теперь». Итак, по мнению Сен-Мартена, Гунну и Хунну были Финны и вследствие этого общего происхождения они тожественны.

Как видно из изложенного нами, мнения Сен-Мартена можно разделить на две части: первая касается общих соображений относительно происхождения Хунну п Гуннов, вторая — частных исторических фактов и их объяснений. Сообразуясь с порядком его изложения, мы сначала представим критику его общих воззрений, а затем мнений по отдельным вопросам.

Принимая тожество Гуннов и Финнов, Сен-Мартен считал основным доказательством для этого то, что все народы, живущие теперь на тех же местах, где некогда жили Гунны, и по преданиям происходящие от них, говорят на финских языках. Мы должны возразить по этому поводу то, что недостаточно ещё жить в тех же местах, где жил когда то народ, чтобы быть его потомками. Все, входившие в состав гуннского государства, назывались Гуннами, но не были ими по происхождению. Народные предания Мадьяров хотя и связываются с именем и историей Гуннов, однако эти предания, как мы уже говорили, лицами, весьма компетентными в этом вопросе, считаются не отвечающими исторической действительности. Ещё Вивьен де-Сен-

(77/78)

Мартен высказался против отожествления имён Гунн и Финн. Он назвал его «более, чем случайным». О нём же писали и некоторые другие учёные. Так, Нейман (цит. соч., стр. 15) указал на то, что сами Финны называют себя Суоми или Саме, слово же Финн есть немецкий перевод этого слова, которое значит «болотный житель». Тацит, думал Нейман, только потому и назвал этот народ Финнами, что известие о них пришло к нему через Германцев. Уйфальви (цит. соч., стр. 98) и Тьерри (цит. соч., т. 2, стр. 5) тоже утверждали, что сам народ называет себя Суоми. Этого же взгляда придерживался и Цёйсс (Zeuss) (Die Deutschen und die Nachbarstämme, 1837, стр. 272, прим. 2). Особенно же вески в данном случае замечания специалистов финнологов, напр. Келлгрена (Dr. Kellgren, Les Finnois et la race ouralo-altaïque, помещено в Nouvelles annales des voyages, année 1848, t. III). Он, утверждая, что слово Финн есть только немецкий перевод, приводил в доказательство то, что звука «ф» даже нет в языке этого народа. Насколько шатки подобного рода словопроизводства, можно видеть из того, что Венелин, совершенно отрицавший тожество Гуннов не только с Финнами, но и с каким бы то ни было из урало-алтайских племён и старавшийся первый доказать славянство Гуннов, находил сходство между словами: Гунн — Венд (Древние и нынешние Болгаре, 1829, т. I, стр. 173). Не касаясь вопроса о происхождении финского народного имени, я скажу только, что подобное основанное только на созвучии отожествление совершенно нас не удовлетворяет. Раз мы примем мнение Сен-Мартена, что Гунн — Финн, то не меньше доверия будет заслуживать и предположение Венелина, что Гунн — Венд ¹. [3] Мы не можем согласиться с тем, что северные

(78/79)

известия говорят о Финнах, а южные о Гуннах. Тацит писал тогда, когда южным путём не шло ровно никаких известий о Гуннах. Кроме того, северные известия говорят о Гуннах; скандинавские саги знают страну Chunigard или Hunaland ¹. [4] С большим знанием историко-этнографических вопросов указал Сен-Мартен и на то, что хотя Хунну и Гунны принадлежали к разным племенам, но имя их могло быть одно и то же, перешедшее путём завоевания и покорения с одного народа на другой. Тут он действительно явился примирителем ². [5] Необходимую в подобных случаях осторожность выразил Сен-Мартен в допущении, что мог быть перенос имени Гуни или Финн с турецкого, господствовавшего племени на подданных. В указании исторических фактов мы должны быть признательны Сен-Мартену за то, что он указал на армянские источники о Гуннах. Не имея предвзятых планов, Сен-Мартен справедливо начал изложение известий о Гуннах с Дионисия Периегета и Птолемея, ни слова не говоря о мнимых известиях Страбона и Эратосфена. Вполне прав был Сен-Мартен в своём приговоре относительно родства различных народов, приводимого у древних писателей греческих и римских. В противоположность этому, трудно согласиться с искусственным изменением Гуннами своей наружности, равно как и с его мнением, что Финны и Турки физическим типом резко отличаются от Монголов. Что касается до его разбора мнения Дегиня о титуле хуннуских государей, то мы должны сказать, что Дегинь действительно везде называл его tanjou. Очень может быть, что, сообразно мнению Сен-Мартена, это — ошибка, никто из других,

(79/80)

писавших по этому вопросу, не упомянул об этом титуле в такой форме. Однако, на стр. 25 II части I тома, Дегинь дал другое чтение. Он сказал, что хуннуские государи носили титул «тань-жу или шень-юй (Chen-ju), который есть сокращение Цень-ли-ко-то-тань-жу (Tcem-li-ko-to-tan-jou), т.е. сын неба на языке Хунну». Но тут же в примечании он заявил, что в этом выражении Цень-ли значит небо, а ко-то-тань-жу — сын, по объяснению Ма-дуань-линя, а по историку Ханьского дома «цень-ли» значит «небо», «ко-то» — «сын», «тань-жу» — «высокий и плотный человек» (grande et large figure). Поэтому, Дегинь не утверждал, что шань-юй значит «сын неба», а полагал, что всё выражение имеет такое значение, оговариваясь в примечании, что существуют другие объяснения. Признавая слова Гунн и Финн за слова тожественные, Сен-Мартен конечно должен был счесть уход северных Хунну на Запад не важным. В заключение нашего разбора мы должны сказать, что Сен-Мартен, не будучи специалистом по истории Средней Азии, очень мало касался вопроса о происхождении Хунну и вообще их история. Он в этом случае основывался на доводах предшествовавших ему исследователей. Более занялся он вопросом о происхождении Гуннов. Тут он сообщил несколько новых и важных данных (напр., армянские источники). Особенно же интересны в его замечаниях общие взгляды на отношения кочевых народов.

Пополнение теории финнизма доводами в пользу финского происхождения Хунну принадлежит Вивьен-де-Сен-Мартепу. Этот исследователь был специально подготовлен для занятий по исторической этнографии, этнологии и географии Азии вообще. В издаваемом им журнале «Nouvelles annales des voyages et des sciences géographiques» он напечатал ряд статей под заглавием «Études éthnographiques et historiques sur les peuples nomades, que se sont succédé au nord du Caucase dans les dix premiers siècles de notre ère». Одна из этих статей посвящена вопросу о Гуннах (он называет их уральскими, как бы в отличие от Эфталитов., о которых он написал особую статью в этих же этю-

(80/81)

дах). Статья эта напечатана в четвёртом томе журнала за 1848 г. (декабрь, стр. 257-306).

В этом ряде статей, предшествовавшая разбираемой нами была посвящена Аланам. Поэтому Вивьен-де-Сен-Мартен в начале статьи указал на отличие Гуннов от этого народа. Признавая, что Аланы и обычаями, и религиозным культом, и физическим типом, были вполне сходны с предшествовавшими им сарматскими и готскими племенами, он заметил, что Гунны уже совершенно не походили на них. Наружность их, описанная Аммианом Марцеллином и Иорнандом, дала повод, по его мнению весьма основательный, думать, что Гунны были Монголы. Однако серьёзные препятствия для сближения Гуннов с Монголами представили доводы Клапрота, который, основываясь на китайских летописях, высказал мнение, что Монголы в эпоху вторжения Гуннов жили ещё далеко на Востоке, в восточной Сибири, к северу от теперешней Монголии и что громадные пространства между землёю их и Гуннов были населены народами турецкими и готскими. Это, по мнению Вивьен-де-Сен-Мартена, представляет большое затруднение для отожествления Гуннов и Монголов. Кроме этого, наш исследователь считал очень важным и то, что Сен-Мартен, один из лучших по его мнению знатоков этнических вопросов востоковедения, отличал Гуннов от Монголов. Воззрение этого учёного он считал таким важным, что привёл буквально то место из замечаний Сен-Мартена, где этот исследователь говорил об истории нашего вопроса и происхождении Гуннов. В подтверждение действительности Финнизма Гуннов, Вивьен-де-Сен-Мартен указал на то, что и Клапрот, и Мюллер (Der Ugrische Volksstamm) считали Гуннов Финнами. Это тожество, по его мнению, один из основных фактов азиатской этнографии. Относительно наружности Гуннов он принял взгляд Клапрота и утверждал, что восточные Финны и Монголы весьма сходны между собою. Однако, вместе с Дегинем и Сен-Мартеном он считал вполне возможным отжествлять Хунну и Гуннов, вопреки доводам Клапрота. Известие о них, по его словам, можно про-

(81/82)

следить до глубокой древности. Все их имена он считал несомненными переделками собственного имени народа. При этом указал на аналогичные факты у других народов и даже у тех же самых Гуннов на Западе: так германцы переделывали имя Хунн в hund. Слово же Хунн есть финское и встречается там в форме «хум» — человек. Что касается до тожества Хунну и Гуннов, то он. помимо исторических известий, указал на сходство имён. Он думал, что причина, побудившая Клапрота отказаться от отожествления Гуннов и Хунну, легко устранима. «Это затруднение исчезнет», говорит он, «если признать, что первобытные Турки и уральские Финны суть две ветви одного ствола, первоначально бывшего единым». Относительно титула «шань-юй» он высказал довольно своеобразное мнение, именно, что оно могло быть «транскрипцией монгольского слова нойян, которое значит — государь или вождь». При изложение истории Хунну он считал временем главного их переселения конец первого века по Р.X. Причину монгольского типа Гуннов он видел в том, что часть их смешалась с Сянь-би, монгольским племенем. Усиление монгольских же племён То-ба и Жуань-жуань в IV веке было причиной движения на Запад этих омонголившихся Хунну. Эти новые пришельцы и придали монгольский вид Гуннам. Известие Дионисия Периегета, Птолемея и Моисея Хоренского он относил не к тем Гуннам, которые вторглись в Европу в IV веке, а только к отдельным ордам их. Особенно же настаивал Вивьен-де-Сен-Мартен на том, что «калмыцкий тип был дан восточным Хунну смесью их с монгольским народом Сянь-би после разрушения империи Хунну в 93 г. Мы настаиваем на этом различии, потому что оно кажется нам основным». Что некоторые византийские писатели (напр. Феофан в IX в.) называют Гуннов Турками, значит только, что эти писатели привыкли называть все народы, приходившие с севера от Чёрного моря, Турками, как раньше они всем им давали имя Гуннов или Скифов. Наконец то, что Ту-гю или Турки произошли по китайским известиям от Хунну, он приписывал общему происхождению Финнов и Турков.

(82/83)

Вот вкратце воззрения этого исследователя. Можно сказать, что он ещё более Сен-Мартена старался примирить разноплеменность Хунну и Гуннов с их тожеством. Мнение Вивьен-де-Сен-Мартена относительно физического типа Гуннов, хотя он собственно только повторил высказанное Клапротом, гораздо удачнее, чем Сен-Мартена. Весьма уместной аналогией для подкрепления высказанного ещё в сочинении Ремюза мнения о переделке Китайцами народных имён, считаем мы употребление у Германцев вместо слова Хунн hund. Из его слов, по нашему мнению, явствует, что он считал древних Хунну за неразделившихся ещё Турков и Финнов ¹. [6] Однако, признавая это, чем же объяснил Вивьен-де-Сеп-Мартен существование в хуннуском языке некоторых турецких слов? Об этом он ничего не сказал. Если бы дело действительно обстояло так, то необходимо предположить, что хуннуский язык был праязыком и турецких и финских и др. народов. Слова же языка парода Хунну турецкого происхождения и в финских языках не существуют ². [7] Совершенно непонятным является для нас объяснение этим исследователем слова «шапь-юй». Каким образом могло оно быть монгольским («нойан»), когда, во-первых, между этими словами нет ничего общего, а во-вторых, сам Вивьен-де-Сен-Мартен выражал мнение, что монгольский элемент не входил в первоначальный состав Хунну. Впрочем может быть и тут оказывал действие тот взгляд, что Хунну состояли из всех народов, теперь называемых урало-алтайскими. Вполне своеобразно мнение этого исследователя по поводу монгольского типа Гуннов. Прежде всего нужно сказать, что позднейшие (после конца первого века по Р.X.) движения могли быть, так как народные переселения и во втором и в третьем веках и позже часто происходили в Средней Азии, но несомненных фактов не существует. Сянь-бн, по мнению большинства компетентных учёных,

(83/84)

принадлежали не к монгольской, а к тунгузской или корейской группам ².[д.б.: ¹] [8] Поэтому, если и было выселение, то оно не могло внести новые, монгольские элементы; потому же этот вопрос не может считаться «основным».

Мнений двух вышеназванных учёных придерживался и русский исследователь — Семёнов. Он, как и Вивьен-де-Сен-Мартен, специально занялся вопросом о происхождении Хунну. Замечания его по этому поводу находятся в приложении к I тому «Землеведения Азии» К. Риттера (СПб. 1850) на стр. 630-637. При разборе теории Клапрота мы уже говорили, что её до нас разбирал Семёнов, подразделил на три части и, соглашаясь с финнизмом Гуннов и турчизмом Ту-гю, отрицал тожество Хунну и Ту-гю. Указав на поразительное сходство имён Хунну и Хунн, он указал на связь Хунну с Алтаем. Оттуда же пришли и Гунны. Следовательно существует не только общность имени, но и местопребывания. Происхождение Ту-гю (или, как он говорит, Ту-кюэ) от Хунну ровно ничего не доказывает. Хунну были пришельцами в землях к северу от Китая, туземными же там были турецкие племена, которые, будучи покорены Хунну, приняли их имя. Что касается до хуннуских слов, сообщаемых китайскими летописями, то одно из них — «цилинь» (или «килянь»), которое значит небо, Семёнов считал возможным сблизить с лат. coelum, греч. κοϊλον, франц. ciel, итал. cielo, латыш, zeltees, т.е. он думал, что это слово языка индо-европейского и поэтому принадлежало одному из покорённых Хунну народов. Среди этих подданных находились в большом количестве Турки, из которых впоследствии вышли Ту-гю. «Шань-юй», говорит он далее: «иначе Тан-ли-куту, что значило сын неба, был титул хуннуских царей». Не допуская, чтобы одно понятие имело на одном и том же языке два названия, он полагает, что шаньюй значило на настоящем хун-

(84/85)

нуском языке, «сын неба», а тань-ли-куту был перевод этого слова на язык подвластных народов. Слово Тенгри значит по турецки небо, слова же куту нет в языках турецких народов, равно как и в монгольском. По манчжурски же «гуто» значит сын. Другим словам, как то «лу-ли, ту-ки, тей-ло» он не находит аналогов в турецких языках ¹. [9] Итак, по воззрению Семёнова, Гунны и Хунну тожественны и принадлежат к финскому племени.

Приступая к разбору мнений этого исследователя, мы должны сказать, что он очень удачно по нашему мнению указал на общую родину и сходство имени для отожествления Хунну и Гуннов. Исследование географического положения действительно очень важно для правильного суждения об этом вопросе. Тем более странным кажется, что остальные исследователи совершенно не обратили внимания на общую родину того и другого народов. Особенно должен относиться этот упрёк к Клапроту, который издал даже атлас. В этом атласе с первой до седьмой карт указано, что по восточную сторону Алтая жили турки Хянь-юнь и Хун-ну. а по западную — народы гунские или восточно-финские. На седьмой карте (116 г. по Р.X.) на Алтае и к востоку от него указаны остатки северных Хунну, к западу от этих гор в теперешних киргизских степях до Урала расположены «Хунну, изгнанные на Запад», а на Урале резко отделённые от этих Хунну живут «гунские или восточно-финские» народы. Это соседство продолжается и на картах восьмой, девятой и десятой

(85/86)

(с девятой Хунну называются уже Юе-бо). Хунну были пришельцами в Иньшане, однако они пришли туда «после последнего великого потопа», как сказано у Риттера на 622 стр., на которую ссылается Семёнов. Древнейшие известия о пребывании Хунну в области к северу от Китая приведены у Дегиня и Иакинфа. Насколько можно судить по этим известиям, Хунну обитали в этих местах с глубочайшей древности. Мы думаем, что до нас не дошло ни одного точного известия о приходе Хунну в ту страну, где застают их китайские летописи. Что касается далее того объяснения, что слово «шаньюй» есть перевод на настоящий хуннуский язык слова, принадлежащего языку подчинённого турецкого народа, то это объяснение совершенно не удовлетворяет нас. Дегинь (т. I, ч. II, стр. 25) уже приводил объяснение историка Ханьской династии, что шань-юй или таньжу значит «grande et large figure». Иакинф в «Собрании сведений», в примечании на стр. 10 I части I тома, говорит: «В Хань-шу-инь-и (т.е. в том же сочинении, про которое говорил Дегинь) сказано: шаньюй значит величайший, на кит. Сянтьхань» и на стр. 100: «В истории старшей династии Хань сказано: шаньюй значит величайший, т.е. в великости подобный небу». Этот же учёный далее указал на то, что древнее шаньюй и более новое хан — два слова по смыслу совершенно тожественные (см. там-же т. I, ч. II, стр. 267). Наконец Каён сообщил следующее (прим. на стр. 88 цитов. соч.): «Шань-юй не понятно, но перевод этого слова можно восстановить. Китайские летописи говорят при 552 г. — Ту-мынь (вождь Ту-гю или Турков) принял титул И-ли-хан, слово, имеющее тот же смысл, что некогда шань-юй. «Или» по турецки в VI веке значило — знаменитый, блестящий, что объясняет смысл блестящего лица, которое Китайцы приписывали шань-юю» ¹. [10] Таким образом по Каёну «шань-юй» и «тань-ли-куту» слова, совершенно различ-

(86/87)

ные. Добавим только, что Ильхан в переводе с турецкого имеет ясный смысл: «повелитель народа».

К этой же теории должны мы отнести и известного финнолога, венгерца Уйфальвн-де-Мезо-Ковешд. Он коснулся этого вопроса в своём сочинении «Migrations des peuples et particulièrement celles des Touraniens» (Paris, 1873). По его мнению Гунны, принадлежащие к финскому племени, одно время владычествовали в странах к северо-востоку от Китая. Он считает вполне допустимым мнение Тьерри, что они очень смешались с Монголами. Вследствие переворотов в Средней Азии, они были отброшены в Европу и тут смешались с разными другими народами, как-то славянскими, готскими и др. (см. стр. 80-85 и 126-7 цитов. соч.). Хотя этот учёный и стоит в своих воззрениях довольно близко к мнениям Тьерри, однако он должен быть отнесён к сторонникам теории финнизма, потому что признает Гуннов Финнами, хотя и смешанными с Монголами. Любопытно, что Уйфальви, финнолог и природный венгерец, назвал мнение Клапрота относительно тожества Гуннов и Мадьяров — «опирающимся на отдельные и смелые этимологии».

К этой же теории должен быть скорее всего отнесён и П.К. Услар, который мимоходом высказался по нашему вопросу в «Древнейших известиях о Кавказе» (записки Кавказского Отд. Геогр. Общ., XII, Тифлис, 1881 ; помещено также в «Собрании сведений о Кавказских горцах», X). Считая Гуннов Финнами (стр. 161), он назвал Хунну смесью «нескольких кочевых племён тюрко-финского происхождения» (стр. 164-165).

В заключение разбора мнений представителей третьей теории мы должны сказать, что её, по справедливости, можно назвать теорией «примирения». Одной же из главных её заслуг явилось указание на тожество Хунну и Гуннов и старание доказать это.

[1] ¹ Всё равно «Обязаны ли они возникновением турецкому или финскому племени», прибавляет Сен-Мартен.

[2] ¹ Заметим, что Сен-Мартен первый указал на вероятность того, что Хиониты и Гунны один и тот же народ. Лёбо (II т., стр. 177) сообщил, что Сапор, царь персидский, вступил в 357 году в войну с Хионитами, Эйзенами (Eusènes) ц Геланами (Gélanes). В примечании Сен-Мартен выразил мнение, что Хиониты и Гунны — один и тот же народ. Поэтому Витерсхейм (Geschichte der Völkerwanderung, Zeipzig, 1881, Zweiter Band, Ueber den Ursprung der Hunnen, стр. 16-17) неправ в том, что приписал себе и проф. Шотту открытие тожества Гуннов и Хионитов.

[3] ¹ Считаем необходимым привести мнение академика А.А. Куника относительно происхождения имени Финн (стр. 80-81 «Известий Аль-Бекри»): «Прежде предполагали, что Финны получили свое название от финского слова kainu (низменность), но теперь это словопроизводство считается столь же ненаучным, как и производство название народа Суоми (Финны, по эст. Sôm — Финляндия) от слова suo (болото), тогда как оно происходит от общераспространенной Формы названия племени Sam, в котором m не окончание, а входит в состав (78/79) корня. Также оказывается и общераспространённое производство слова Fenni от древне-норманского fen (болото), готского fani (грязь, помёт) чисто абстрактным словопроизводством. Но из какой же грамматики в таком случае вычитали, что форма этого народного названия именно германского происхождения?» Мы, в свою очередь, задаёмся вопросом: как же это слово может быть финским, раз в этом языке нет звука ф?

[4] ¹ Другое дело, в каком значении. Однако слово было им известно, и они не употребляли вместо Chun или Hun слова Finn.

[5] ² Впрочем о возможном перенесении имени говорил ещё до него Ремюза.

[6] ¹ Это его мнение, должно быть, имело влияние на взгляды Каёна. Вообще замечается некоторое сходство между воззрениями этих двух учёных.

[7] ² Так по крайне мере думал и Сен-Мартен, бывший авторитетом для Вивьен-де-Сеп-Мартена.

[8] ¹ См., напр, Клапрота «Tableaux historiques», стр.93; Григорьева «Об отношениях между кочевыми народами и осёдлыми государствами» в Журн. Мин. Нар. Проев. 1875 г. Март, стр. 11 Семёнова у Риттера «Землеведение Азии» т. I (СПб 1850), стр. 401.

[9] ¹ Семёнов приводил и объяснял упомянутые в китайских летописях хуннуские слова по статье синолога, проф. Шотта (Über das Aliaische oder Finnisch-Tatarische Sprachengeschlecht, Abb. Ber. Ak., 1847). Однако у него не всё было приведено правильно. Проф. Шотт сближал вышеупомянутый титул Lu-li с турецким ulu; с этим же словом сближал он и имя U-lui. Имя T’u-ngu-sse может быть тожественно, по его мнению, с турец. словом tongus. Вообще этот ученый никак не может считаться сторонником финнизма Хунну, так как он, хотя и не считал возможным точно выяснить племенную принадлежность Хунну, однако, думал, что они были «восточно-алтайского или татарского происхождения». Следовательно, он считал их или Турками, или Монголами, или Тунгузами (см. стр. 290-291).

[10] ¹ По толкованию Иакинфа, Или-хан значит хан с реки Или (собрание сведений, стр. 267, прим. 2).

наверх