А.Д. Грач
Вопросы изучения петроглифов Тувы.
Всё больший размах в советской археологической науке приобретает исследование петроглифов — памятников наскального искусства. Первоклассные комплексы, относящиеся к самым разным историческим эпохам, открыты на Белом море и Онежском озере, на Урале, в горах Средней Азии и Казахстана, в Туве и Минусинской котловине, на Байкале и в бассейнах Ангары, Лены и Амура. В общей сокровищнице памятников наскального искусства СССР, составляемой объектами многих перечисленных регионов, Тува несомненно занимает особое место как по хронологическому диапазону, так и по количеству и разнообразию открытых здесь наскальных изображений. [1]
(119/120)
Исследование петроглифов, наряду с поисками и фиксацией объектов наскального искусства, включает два главных аспекта: датировка изображений и выяснение их семантики — без разработки этих проблем памятники остаются немыми и, по существу, ничего не дают для исторического познания.
Надёжным способом датировки петроглифов, стабильно применявшимся при исследовании памятников наскального искусства Тувы, является определение их стилистических особенностей и сопоставление с надёжно датированными предметными аналогиями. Попытки расшифровки семантики объектов наскального искусства производились с применением комплексного метода — путём привлечения этнографических материалов по народам Саяно-Алтая — главным образом по алтайской и тувинской этнографии.
Исследование смыслового значения петроглифов ряда исторических эпох — бронзового века, скифского времени, а также гунно-сарматского времени — позволяет выделить несколько пластов формирования шаманистских культовых представлений, являвшихся важным компонентом идеологии охотников и скотоводов. Основной побудительный мотив нанесения большинства известных к настоящему времени петроглифов этих исторических эпох — это обеспечение успеха в охоте, являвшейся важной отраслью добывания средств к существованию.
К числу открытий последних лет относится обнаружение комплексов наскальных изображений в урочищах Мугур-Саргол — Чинге, где исследования проводились нами в течение ряда полевых сезонов, начиная с 1966 г. Здесь открыты и зафиксированы петроглифы эпохи бронзы, скифского времени и более поздних исторических эпох. [2]
Петроглифы эпохи бронзы пока древнейшие в Туве, представлены на Мугур-Сарголе и Чинге огромным количеством разнообразных личин-масок, изображениями колесниц и многочисленными изображениями диких копытных животных. Шаманские личины увенчаны изображениями оленьих и бычьих рогов, встречены и изображения татуировки.
Маски Мугур-Саргола и Чинге вводят Туву в обширный ареал нанесения маскированных личин, простирающийся в бассейне Амура, [3] на Ангаре, [4] в Ми-
(120/121)
нусинской котловине (окуневская культура) [5] и в Притомье. [6] Семантика этих изображений сложна, культовое их значение связано с охотничьей магией. Петроглифы Мугур-Саргола — Чинге несут в себе ещё один семантический «срез» — здесь мы видим отображение одного из древнейших прототеатральных действ. Театральное искусство зародилось в глубокой первобытности из маскированных мистерий, исполнявшихся, как правило, жрецами-шаманами. [7] Недаром поэтому маска является и поныне символом и атрибутом театрального искусства. Абсолютное большинство масок, изображённых на скалах Мугур-Саргола — Чинге, принадлежат к числу так называемых накладных (в нижней части каждой из них показаны ручки). Особый интерес представляет обнаруженная среди петроглифов Мугур-Саргола хореографическая сцена — танцующие люди с воздетыми вверх руками.
Благодаря получению нового материала по наскальным изображениям и больших серий новых находок из погребений алды-бельской и саглынской культур удалось дифференцировать хронологию петроглифов скифского времени. Если раньше уверенно датировались скифским временем только изображения копытных животных с поджатыми ногами, то теперь определены новые группы петроглифов: изображения горных козлов и маралов в позе «внезапной остановки», горного козла в прыжке, маралов с древовидными рогами, триквестров, кошачьих хищников, сцен терзания хищниками копытных животных. Теперь мы можем с уверенностью говорить о том, что скифо-сибирское искусство звериного стиля, оставившее столь яркий след в культуре кочевников пояса степей Евразии, нашло широкое и многообразное отражение и в наскальном искусстве этой эпохи.
Пока наименее изучены наскальные изображения гунно-сарматского времени. К настоящему времени выделено всего несколько достоверно датируемых объектов. Из новейших находок следует упомянуть фигуру горного козла, поражённого стрелой, найденную среди петроглифов пункта Алды-Бель II, — фигура эта отражает характерную для приклад-
(121/122)
ного искусства этого времени стилистическую манеру показа пропорций тела и, в особенности, показа конечностей. Датировка здесь устанавливается путём сопоставления с таштыкскими и ноин-улинскими (хуннскими) изображениями копытных животных. [8]
Датировка петроглифов древнетюркского времени основывается нами на сопоставлении с тамгообразными фигурами горных козлов, зафиксированными в своё время на мемориальных стелах выдающихся деятелей восточно-тюркского каганата — кагана Бильге и его брата Кюль-Тегина, а также на других памятниках знатных тюрков. Изображения этого типа распространены чрезвычайно широко — они представлены повсеместно на территории МНР, во всех горно-степных районах Тувы, на Алтае, в Казахстане, Киргизии и Восточном Туркестане.
К монгольскому времени относится композиция, открытая на скале Теве-Хая в Барун-Хемчикском районе, — эта композиция носит мемориальный характер, здесь представлены изображения трофейных верблюдов с паланкинами.
Интенсивные поиски последних лет привели к новому открытию — на местонахождении Алды-Бель II среди многочисленных наскальных изображений традиционного характера, связанных с охотничьей магией, были впервые зафиксированы две древние многофигурные сцены эпического содержания, демонстрирующие строй сражающихся воинов-лучников, двигающееся по небосводу светило, раненых и поверженных врагов. Думается, что будущее углублённое исследование этих объектов с привлечением фольклорно-этнографических данных позволит внести ощутимый вклад в разработку проблемы происхождения героического эпоса.
Главные задачи на будущее мы видим, прежде всего в целеустремленных поисках новых типов изображений. Первоочередной задачей являются, в частности, поиски наскальных изображений, относящихся к каменному веку, — судя по открытиям А.П. Окладникова в Монголии [9] и учитывая сходство экологии, допустимо полагать, что эти объекты могут быть обнаружены и в Туве.
Опыт новейших исследований показывает, что одним из перспективных направлений поиска неизвестных ранее типов изображений является расширение зоны обследования в пре-
(122/123)
делы скальных массивов, казалось бы, необычных для размещения на них древних рисунков. Это уже принесло результаты при работах археологической экспедиции ТНИИЯЛИ на правобережье Енисея в Улуг-Хемском районе.
Наряду с полевыми поисковыми работами, следует проводить периодический просмотр уже накопленного богатейшего фонда по наскальным изображениям Тувы и сопоставление этого фонда с неуклонно поступающим из раскопок предметным материалом.
[1] О петроглифах Тувы см. А.В. Адрианов. Путешествие на Алтай и за Саяны, совершённое в 1881 г. ЗРГО по общей географии, т. II, СПб., 1886, с. 423-428, табл. IX, 15-23; С.Р. Минцлов. Памятники древности в Урянхайском крае. ЗВОРАО, т. XXIII, Пгр., 1916, с. 13; Н. Богатырёв. О тувинских памятниках древности. ПЗЛС. 1942, №2, Кызыл, с. 102-104; Л.А. Евтюхова, С.В. Киселёв. Саяно-Алтайская экспедиция. КСИИМК, вып. XXVI, 1949, с. 189; А.Д. Грач. Обследование археологических памятников в Западной Туве. УЗ ТНИИЯЛИ, вып. II, 1954, Кызыл, с. 156, 160-166, табл. I-IV; А.Д. Грач. Археологические исследования в Западной Туве. КСИЭ, вып. XXVI, 1955, стр. 26-31, рис. 7-8; А.Д. Грач. Петроглифы Тувы, I (Проблема датировки и интерпретации, этнографические традиции). СМАЭ, т. XVII, 1957, с. 385-428, табл. I-XXXII; А.Д. Грач. Петроглифы Тувы, II (публикация комплексов, обнаруженных в 1955 г.). СМАЭ, т. XVIII, 1958, с. 339-384, табл. I-XILIV; А.Д. Грач. Выступление на сессии по этногенезу киргизского народа. ТККЭ, т. III, Фрунзе, 1959, с. 121-124; А.Д. Грач. Итоги и перспективы археологических исследований в Туве. КСИА, вып. 118, 1969, с. 54-55, рис. 9; А.Д. Грач. Вопросы датировки и семантики древнетюркских тамгообразных изображений горного козла. «Тюркологический сборник 1972 г.», М., 1973, с. 316-333; М.X. Маннай-оол. Древнее изображение горного козла в Туве. СА, 1967, №1, с. 140-146; М.X. Маннай-оол. Археологические памятники Тувы. Кызыл, 1964, с. 31-33; С.И. Вайнштейн. Некоторые итоги работы археологической экспедиции Тувинского НИИЯЛИ в 1956-1957 гг. УЗ ТНИИЯЛИ, вып. VI, Кызыл, 1958, с. 226, 232, табл. I, IV, 138; С.И. Вайнштейн. История народного искусства Тувы. М., 1974, с. 32-33, 46, 48-54, 78, рис. 23, 33-40; Н.Л. Членова. Несколько писаниц Западной Тувы. СЭ, 1956, №4 , с. 45-63; А.А. Формозов. Очерки по первобытному искусству (наскальные изображения и каменные изваяния эпохи камня и бронзы на территории СССР). М., 1969, с. 75-76, 100, 104, 113, 210, 232, рис. 36.
[3] А.П. Окладников. Петроглифы Нижнего Амура. Л., 1971.
[4] А.П. Окладников. Петроглифы Ангары. М.-Л., 1966, табл. 32-33.
[5] Г.А. Максименков. Окуневская культура в Южной Сибири. «Новое в советской археологии», М., 1965, рис. 2, 8; Э.Б. Вадецкая. Изображение зверя-божества из Хакасии. Там же, рис. 2.
[7] А.Д. Авдеев. Происхождение театра (элементы театра в первобытно-общинном строе. Л.-М., 1959; В.Д. Марков. Краткая история театра. М.-Л., 1929, с. 3-4; И.И. Иоффе. Синтетическая история искусств. Л.. 1933, с. 13-15, 39-40; В. Всеволодский (Гернгросс). История русского театра (предисловие и общая редакция А.В. Луначарского), т. 1, Л.-М., 1929, с. 109-118.
[9] А.П. Окладников. Центральноазиатский очаг первобытного искусства (Пещерные росписи Хойт-Цэнкер Агуй — Сэнгри-Агуй, Западная Монголия). Новосибирск, 1972.
|