А.В. Давыдова

Письменные и археологические источники
о скотоводстве у сюнну.

// Историческая этнография: традиции и современность. / Проблемы археологии и этнографии. Вып. II. Л.: 1983. С. 112-116.

Представление о центральноазиатских сюнну как типичных кочевых скотоводах, давно утвердившееся в науке, основывается на данных письменных источников. Появившиеся в последние десятилетия археологические материалы внесли существенные коррективы в это прочно устоявшееся мнение. Стало фактом наличие у сюнну многоплановой экономики, которая включала в себя не только скотоводство, но и земледелие, а также разнообразные ремесла. [1]

Тем не менее, основой хозяйственной деятельности сюнну и сейчас считается кочевое скотоводство. Не оспаривая это положение, считаем необходимым обратить внимание на то, что пока не существует обеспечивающих данный тезис о скотоводстве специальных исследований, в

(112/113)

которых бы содержался анализ как письменных, так и археологических данных.

Сообщения письменных источников о скотоводстве у сюнну собраны и систематизированы В.С. Таскиным. [2] Что же касается археологических данных, то они рассеяны по отдельным работам, посвящённым общей характеристике памятников сюнну и, по существу, представляют собой лишь перечисление костей тех животных, которые обнаружены при раскопках. В лучшем случае приводимые сведения сопровождаются числовыми показателями. Сравнительный анализ археологических материалов и данных письменных источников представляет немалый интерес по нескольким обстоятельствам: он должен дать более полную картину скотоводческого хозяйства сюнну, поможет выяснить вопрос о характере владения скотом и, кроме того, даст чёткое представление о разрешающей способности археологических материалов из могильных памятников, используемых для реконструкции хозяйственных основ общества сюнну. Письменные данные дают достаточно убедительный материал для воссоздания общей картины скотоводческого хозяйства сюнну. В числе обычного скота источники называют лошадь, крупный рогатый скот и овец, в числе редких животных — верблюдов, ослов, мулов, лошаков и две породы диких лошадей — низкорослую (таоту) и серой масти (таньхи). Несомненно огромное значение имеют свидетельства о роли лошади в жизни сюнну, как в мирные периоды, так и во время войны. Лошадью пользовались при выпасе стада, при перекочёвках, она давала продукты питания (кобылье молоко в сыром и квашеном виде, конина). Почти беспрерывные военные походы, завоевания обширнейших территорий (южных областей Сибири, Тувы, значительных частей Центральной Азии) могли быть осуществлены только конным войском. Значение лошади понимали и сюнну, и их противники.

В письменных источниках содержатся данные не только о наличии в стаде крупного рогатого скота и овец, но и о том, что, «начиная от правителей и ниже, все питаются мясом домашнего скота, одеваются в его кожи и носят шубы из войлока». [3] Но при всём значении крупного рогатого скота и овец главным животным в стаде сюнну была всё же лошадь. Приводя сведения о численности скота у сюнну, письменные источники называют стада в десятки, а также сотни тысяч голов. Анализ этих данных привел японского ученого Эгами Намио к выводу о том, что во II в.до н.э. в среднем на душу населения сюнну приходилось 19 голов скота. [4] Скот был богатством сюнну, их благоденствие в значительной степени зависело от поголовья скота. В неблагоприятные годы (снежных заносов, засухи, эпизоотии) сюнну слабели, о таких бедах неоднократно упоминают источники. [5] Убедительность данных письменных источников, красноречивость приводимых в них описаний и послужили основанием для давно уже укоренившегося взгляда на хозяйство сюнну, как на своеобразный эталон хозяйства кочевников-скотоводов.

Археологические материалы по интересующему нас вопросу далеко не так представительны, как письменные. Приводимые в статье сведения касаются только курганных могильников сюнну, поскольку посе-

(113/114)

ления и относящиеся к ним грунтовые могильники связаны не с кочевой, а с осёдлой частью общества сюнну и, по нашему мнению, для целей данной работы не могут привлекаться.

Ю.Д. Талько-Гринцевич [6] и Г.П. Сосновский [7] в отчётах о раскопках курганного могильника Ильмовая Падь приводят лишь самые общие данные о костях животных, обнаруженных в могилах. Отмечаются кости домашних животных (коза, овца, бык, собака, лошадь) и диких (кулан, олень, птица). Неизвестно, какие именно кости были положены в могилы и каково количественное соотношение костей этих животных. Но, тем не менее, ясно, что с умершими не было принято класть целых животных, например целого коня; такого обычая не засвидетельствовано даже в таких курганах, как большие Ноин-Улинские, справедливо считающиеся погребениями либо шаньюев, либо самой высшей знати сюнну.

Несколько точнее фаунистические материалы зафиксированы П.Б. Коноваловым в двух курганных могильниках сюнну — в Черёмуховой Пади и Ильмовой Пади (соответственно 16 и 11 курганов). [8]

При всей недостаточности приведённых в таблице данных они, тем

Таблица

Количественное соотношение костей животных в могилах Черёмуховой и Ильмовой Падей.

не менее, чрезвычайно интересны. Прежде всего, они, конечно, отражают ту черту погребального обряда, которая связана с обычаем класть в могилы мясную пищу. Это доказывает, что сюнну занимались скотоводством. Но следует отметить, что соответствие письменных и археологических источников в данном вопросе — соответствие самого общего порядка, лишь констатация наличия в их стаде крупного рогатого скота, овец и лошадей. Материалы раскопок к этому списку добавляют ни разу не упомянутых письменными источниками животных — козу и собаку. Именно куски мяса козы чаще всего кладут в могилы, как в Ильмовой, так и в Черёмуховой Пади.

Но расхождение не только в этом. Основное отличие, на наш взгляд, между данными раскопок и данными письменных источников состоит в том, что первые не дают ту общую картину скотоводческого богатства сюнну, которая так ярко выступает в письменных источниках. Несомненно также, что общий состав стада у сюнну невозможно установить по данным одного могильника. Также очевидно, что сопоставление данных нескольких могильников не даст соответствия той картине

(114/115)

изобилия животных, которая показана в письменных источниках. Отсюда следует, что фаунистические остатки из могил не могут служить достоверным основанием для воссоздания скотоводческих основ хозяйства сюнну, тем более они, видимо, не дадут возможности определить тип скотоводческого хозяйства.

Данные могильников дают ценные материалы для установления факта крайне неравномерного распределения скота (как по количеству, так и по составу животных) между отдельными родовыми коллективами, если считать каждый могильник родовым кладбищем. Приведённые в таблице цифры чётко фиксируют это положение. Отличие Ильмовой и Черёмуховой Пади может быть подтверждено и другими соображениями. Прежде всего разным количеством входящих в них курганов: в Черёмуховой Пади их около 80, а в Ильмовой Пади — около 300. Курганы Черёмуховой Пади меньше по размеру, здесь нет больших курганов с дромосами — «шлейфами». Среди курганных могильников сюнну Ильмовая Падь уступает только Ноин-Улинскому, Черёмуховая же Падь — рядовой могильник. Таким образом, это могильники разного ранга.

Ещё большее отличие между ними обнаруживается, если произвести сравнение по количеству и составу погребального инвентаря, в том числе и положенной в них мясной пищи. В Ильмовой Пади нет таких погребений, где бы она отсутствовала. В Черёмуховой Пади, где исследовано 16 могил, в 8 из них костей животных вообще не было, еще в 4 были найдены отдельные кости мелких животных и только в оставшихся 4 обнаружены кости нескольких коз и быков. Несомненно, фаунистические остатки являются показателем имущественной, а наряду с ней и социальной дифференциации общества сюнну.

Подводя итоги краткому обзору источников, следует ещё раз подчеркнуть: материалы раскопок могильников либо частично освещают хозяйственную деятельность того или иного общества, либо вообще не способны характеризовать её в силу своей функциональной природы. Они связаны со сложными представлениями о мире мёртвых и не менее сложными представлениями о взаимоотношениях мёртвых и живых. Известны обычаи, когда в могилы не кладут мясной пищи (андроновские могилы Минусинской котловины), и тогда археолог вообще лишён прямых данных, позволяющих реконструировать хозяйственные основы общества. И даже тогда, когда в могилах имеются кости животных, их присутствие говорит только о наличии тех или иных животных в стаде, но отнюдь не дает оснований делать заключение ни о их количестве, ни о составе реального стада. К такому же выводу приходит и В.И. Цалкин, изучавший фаунистические остатки из раскопок андроновских памятников в Приуралье. [9]

Сравнение письменных и археологических данных из могильников о скотоводстве у сюнну показывает, что первые объективнее отражают общее его состояние. Это особенно ясно в вопросе о наличии у сюнну лошадей. Выше уже говорилось, что письменные источники в полном соответствии с исторической реальностью отмечают значение лошади в жизни сюнну. Свидетельства археологических материалов в этом во-

(115/116)

просе неотчётливы. В могилах зафиксированы при наличии отдельных костей лошади удила и псалии и, видимо, некоторые другие части узды (железные кольца, например, большого диаметра). Из этого следует, что конь, вернее его символ, сопровождал сюнну на том свете, где был ему необходим так же, как и при жизни. В этом проявляется обычная практика всех коневодческих народов, хотя, несомненно, погребальные обычаи сюнну намного «экономнее», расчётливее, чем в других скотоводческих культурах (у пазырыкских племён Алтая и позднее у тюрков, которые клали в могилу целого коня).

Необъяснимо пока другое: отсутствие в значительной части могил каких-либо остатков коня (костей или частей узды). Если рассуждать гипотетически, это явление можно связать со значительной имущественной дифференциацией общества. Однако отсутствие коня у кочевника сюнну — явление не столь уж редкое, о чём свидетельствуют все 16 могил Черёмуховой Пади, — явно приходит в противоречие с той исторической ситуацией, которая известна о сюнну-кочевниках. Крайний недостаток материала затрудняет понимание этого явления — наличия у кочевников «безлошадного» населения, жизнь которых, безусловно, без лошади невозможна. Логичнее всего объяснить это особенностями погребального обряда и значительным имущественным неравенством общества сюнну, но не исключены и другие объяснения, если появятся новые материалы.

Но и сейчас, при всей относительности и непредставительности имеющегося археологического материала из могильников, перед исследователем открываются интересные возможности выяснить характер владения скотом в обществе сюнну и в связи с этим выявить и новые, более дифференцированные черты их общественных отношений.

Ясно, что для всестороннего решения проблем скотоводства у сюнну необходимо расширение базы археологических источников путём не только интенсивных раскопок курганов сюнну, но прежде всего высококвалифицированной фиксации остатков костей животных.

[1] Давыдова А.В. К вопросу о роли осёдлых поселений в кочевом обществе сюнну. — КСИА, 154. М., 1978, с. 55-59.

[2] Таскин В.С. Скотоводство у сюнну по китайским источникам. — В кн.: Вопросы истории и историографии Китая. М., 1968.

[3] Таскин В.С. Материалы по истории сюнну, вып. 1. М., 1968, с. 34.

[4] Egami Namio. The economic activities of the Hsiung-nu (доклад на XXV Международном конгрессе востоковедов). — В кн.: Труды XXV Международного конгресса востоковедов, т. V. М., 1963, с. 363-364.

[5] Таскин В.С. Материалы по истории сюнну, вып. 2. М., 1973, с. 22-28.

[6] Талько-Гринцевич Ю.Д. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья. — Труды Троицко-Савского отделения ИРГО, 1898, т. I, вып. 2, с. 14.

[7] Сосновский Г.П. Раскопки Ильмовой Пади. — СА, 1946, VIII, с. 64.

[8] Коновалов П.Б. Хунну в Забайкалье. Улан-Удэ, 1976.

[9] Цалкин В.И. Фауна из раскопок андроновских памятников в Приуралье. — Труды Моск. о-ва испытат. природы, т. XVIII, 1972.

наверх