Л.А. Боровкова

Запад Центральной Азии во II в. до н.э. — VII в. н.э.

(историко-географический обзор по древнекитайским источникам).

// М.: 1989. 181 с. ISBN 5-02-016459-3

Предисловие.

Специфика источников, их сведений и проблемы историографии.

Прежде всего необходимо сказать, что в данной работе за исходное взято не географическое, а историко-культурологическое определение западной части Центральной Азии, которое охватывает гораздо более широкий географический регион: от Ганьсуского коридора на востоке до Аму-Дарьи на западе, от Аральского моря на севере до Гималаев на юге. Взаимосвязанность этнополитического и культурологического развития народов, обитавших с древности в этом регионе, была особенно заметной.

Широко известно, насколько поразительна по активности и сложности была здесь история со II в. до н.э. по VII в. н.э. Неоднократные переселения народов, смена одних этнополитических образований другими, нестабильность их пределов в силу этнических передвижений и завоеваний.

При таком бурном развитии истории письменные памятники тех редких народов этого региона, которые имели свою письменность, оказались утраченными. О народах и государствах данного региона дошли до нас лишь отрывочные и часто неясные сведения в письменных памятниках народов, имевших в то время эпизодические контакты с ними, — у античных авторов, в древнеиндийских и древнекитайских сочинениях.

Всё это определяет большое значение историко-географического исследования данного региона в древности, выяснения быстро менявшейся его политической карты и одновременно необычайную сложность таких исследований (в силу сложности исторического процесса, а также трудности и ограниченности данных древних письменных источников).

Начало историко-географического изучения западной части Центральной Азии в Европе относится к середине XVIII в. Первые же появившиеся тогда пересказы-переводы из древнекитайских источников сразу показали, что в них содержатся значительные сведения по древней истории и географии этого региона. С тех пор наибольшая информативность древнекитайских источников по ним общепризнана.

Первые синологи-переводчики [89; 23] сделали и первый шаг на пути изучения древней исторической географии этих районов. Они давали свои вольные идентификации древнекитайских названий географических и политических объектов и соответственно им локализовали древние народы и государства.

Первые попытки внести элемент исследования в изучение исторической географии западной части Центральной Азии обна-

(3/4)

руживаются в работах второй половины XIX — начала XX в., особенно в тех, которые касались вопроса локализации владений юечжи-тохаров [87; 88; 90].

В конце XIX — начале XX в. политический и географический интерес в Европе к Восточному Туркестану и Памиру стимулировал появление целого ряда работ по их исторической географии с использованием материалов древнекитайских источников. [50; 32; 22; 71]. В последующие десятилетия XX в. эти районы оставались в центре внимания исследователей, но в основном уже по причине нараставшего научного интереса к истории всё тех же юечжи-тохаров, которые, как стало ясно, создали великое Кушанское царство [33; 93].

В итоге оказалось, что материалы древнекитайских источников были использованы в основном по исторической географии Восточного Туркестана и Припамирья, хотя в этих источниках содержатся сведения по значительно более широкому региону западной части Центральной Азии.

В известной мере этот пробел был восполнен в результате составления исторических карт и атласов [106; 110; 105; 109; 108], Но карта — предельно краткое выражение итогов большой работы составителей по источникам и литературе. По ней нельзя восстановить систему фактических и логических доказательств, представленных на карте историко-географических идентификаций и локализаций. Каждый составитель исторических карг и целых атласов проделывал весь путь исследования заново. В результате часть сделанных ими идентификаций и локализаций, наиболее легко устанавливаемых и проверяемых по источникам, совпадает; в более сложных случаях расхождения оказались велики: либо многие государства и народы остались нелокализованными, либо одни и те же были локализованы в разных регионах.

Таким образом, приходится констатировать, что общая историко-географическая ситуация в западной части Центральной Азии, как она представлена в древнекитайских источниках, не была специально исследована и обоснована.

Искусственно выделенные из общего контекста источников; материалы по отдельным регионам оказались лишенными того широкого исторического и географического фона, тех прямых и косвенных связей с другими частями региона, без которых они потеряли своё определённое место в географическом и историческом плане.

К тому же исследователи, как правило, не учитывали неравномерность накопления знаний о западном регионе при дворах. китайских правителей разных эпох, которая была обусловлена разной степенью развития контактов с ним. Например, в III-V вв. контакты Китая со странами западного региона и соответственно знания о них по сравнению с предыдущим периодом были минимальными. Старые сведения о западном регионе в силу больших политических перемен, происшедших там, были непо-

(4/5)

нятны дворцовым историографам, и они воспроизводили их весьма искажённо. Всё это исключает правомерность некритического сведéния данных разных эпох в какую-то единую историко-географическую картину, как обычно и делали предшествующие, исследователи.

К тому же учёные XIX — первой половины XX в., да и до настоящего времени, давая свою идентификацию и сообщая локализацию древних историко-географических объектов, не отсылали читателей к определённым географическим картам, изданным в их время. Поэтому сейчас их идентификацию трудно воспринимать.

Более того, в качестве основного метода локализации древних государств использовалась фонетическая идентификация их названий с названиями государств более поздних эпох (даже XIX в.). Авторы абстрагировались от того общеизвестного факта, что в рассматриваемом регионе в избранный период имели место неоднократные переселения народов, смена языков, исчезновение одних государств и появление новых. А именно это делает крайне сомнительным сохранение неизменных названий политических образований и географических объектов. Поэтому такой метод представляется необоснованным и исторически и лингвистически.

Исследователи исторической географии западной части Центральной Азии, как правило, не были синологами и не могли понять и учесть многие общие и частные особенности древнекитайских источников, привлечь отсутствующие в переводах прямые и косвенные сведения, уточняющие ситуацию.

Некоторые достижения в синологии за последние десятилетия ставят вопрос о возможности и необходимости историко-географических исследований западной части Центральной Азии на новом научном уровне с использованием исторических и географических методов. В КНР за это время переизданы многие древнекитайские истории с пунктуацией и выделением собственных названий, что значительно облегчает их изучение и позволяет устранить многие разногласия в их понимании, хотя далеко не все.

Но, безусловно, особо важное значение имеет тот факт, что в настоящее время имеется научно обоснованное определение китайской меры длины — ли — для разных исторических эпох. Историк КНР Ян Куань по историческим и археологическим материалам показал, как менялась ее длина и в какие эпохи ¹. [сноска: ¹ Его определение длины ли в интересующие нас периоды: Хань — 1 ли равна 414 м, 1 км равен примерно 2,5 ханьским ли; Ранняя Вэй — 1 ли раваа 500 м, 1 км равен 2 ранневэйским ли; Тан — 1 ли равна 531 м, 1 км равен примерно 1,9 ли (см. [81, с. 76, 92-93, 100]).] Дело в том, что в древнекитайских историях есть многочисленные цифровые данные о расстояниях, между отдельными государствами и мелкими владениями. Поскольку длина ли, как показал Ян Куань, менялась от эпохи к эпохе, то расстояния между од-

(5/6)

ними и теми же пунктами получали разные цифровые выражения. Поэтому исследователи и считали эти данные о расстояниях недостоверными, в лучшем случае приблизительными и редко обращались к ним. Проведённое исследование подтвердило справедливость определений Ян Куаня и показало значительную степень достоверности имеющихся в династийных историях данных о расстояниях, но при непреложном учёте расхождений между дорожным и картографическим, древним и современным расстояниями, характера рельефа и других географических категорий, о которых до сих пор при исследованиях по древнекитайским источникам не задумывались.

К сожалению, даже в последних работах (см., например, [79]) эти возможности не были оценены и использованы. Поэтому и предпринято данное исследование.

Специфика источников, их сведений и проблемы историографии.   ^

Специфика и характер сведений древнекитайских источников, так называемых династийных историй, на которых основана данная работа, в основном определяют её структуру и содержание, а также методы исследования. Этот тип исторических сочинений сложился в древнем Китае после того, как в конце III в. до н.э. разрозненные древнекитайские царства объединились в единую централизованную империю.

При императорском дворе существовал особый отдел истории, в обязанности чиновников которого входили сбор основных документов и материалов государственного управления, их обработка и подготовка как бы макета своеобразной летописи правления каждого императора данной династии. После падения династии один из императоров новой династии назначал либо одного известного учёного, либо комиссию во главе с таковым (характерно для более поздних периодов) для написания по этим заготовкам общей истории предшествующей династии. По завершении работы двор знакомился с её содержанием и утверждал её. Так что династийные истории — это официальные документы, отражающие политику двора.

Прообразом династийных историй можно считать «Исторические записки» («Ши цзи») Сыма Цяня, который был придворным историографом при императоре У-ди (140-87 гг. до н.э.), шестом владыке империи Западная, или Ранняя, Хань (206 г. до н.э. — 25 г. н.э.), возникшей после крушения первой централизованной империи Цинь, просуществовавшей с 221 по 107 г. до н.э.

В своём труде Сыма Цянь изложил историю Китая с мифических времён до конца II в. до н.э. Разработанный им принцип тематического распределения материала по разделам при

(6/7)

строго хронологическом изложении его внутри этих разделов после него стал основным принципом построения династийных историй. Более того, характер содержания и названия трёх из пяти разделов «Ши цзи» — бэньцзи (анналы), бяо (таблицы) и лечжуань (биографии) — прямо перешли в династийные истории, четвёртый же раздел «Ши цзи» — шу (трактаты) — по характеру содержания тоже был перенесён, но под другим названием — чжи (описания). В конце раздела лечжуань (биографии) кроме жизнеописания известных деятелей Сыма Цянь дал ещё и описания северных и западных соседей империи Хань. Назвать эти две главы биографиями невозможно, и потому принято их переводить как «Повествование о сюнну» и «Повествование о Давань». Древнекитайское название народа сюнну в нашей литературе давно уже принято передавать как хунну, и потому принимаем название главы как «Повествование о Хунну». Это нововведение Сыма Цяня — описание соседних и более далёких народов — также было воспринято авторами первых и последующих династийных историй.

Сыма Цянь изложил события до начала I в. до н.э. Когда же в 25 г. н.э. империя Западная, или Ранняя, Хань пала и на её месте возникла империя Восточная, или Поздняя, Хань, император в 64 г. повелел придворному историографу Бань Гу написать полную историю Ранней Хань. К 82 г. труд Бань Гу, названный «История Хань» («Хань шу»), в основном был закончен [62, с. 35]. События в ней доведены до 25 г. н.э.

Поскольку Сыма Цянь изложил историю Хань до конца II в. до н.э., Бань Гу в своей истории в основном повторил его данные за это время; последующий же период описал заново. Этот принцип заимствования материалов из предыдущих историй закрепился, и авторы последующих династийных историй нередко без всяких ссылок включали в свои работы отдельные сведения из предыдущих, обычно сократив их и отредактировав. Поэтому для нас так важно выяснить, что в данном описании нового, а что является повтором ранее известных событий; особенно это касается описаний истории разных государств.

Важнейшим нововведением Бань Гу было введение в раздел чжи (описаний) главы под названием «Ди ли чжи» («Описание устройства земель»), которая затем включалась почти во все династийные истории. В ней он изложил систему политико-административного устройства империи Хань вплоть до уездного уровня. Такое особое внимание к этому вопросу было естественным и закономерным, поскольку политико-административное устройство империи было непосредственно связано с системой налогообложения, а чёткости этих двух систем власти придавали первостепенное значение.

В «Ди ли чжи» указывалось, на какие административные единицы делилась империя, сколько их насчитывалось, какова была численность населения каждой из наиболее крупных административных единиц и общая численность населения импе-

(7/8)

рии в дворах и душах. Здесь же отмечалось, какие новые земли и когда были включены в границы империи и какие административные единицы учреждены на них. Очевидно, что по таким описаниям можно уверенно судить о территориальных пределах империи, поскольку несомненно, что придворный историограф не мог произвольно уменьшить и даже расширить их. Естественно, что Бань Гу не включил в «Ди ли чжи» описание земель других народов, имевших свои государства и своих правителей.

По примеру и вслед за Сыма Цянем Бань Гу изложил сведения о других народах в конце раздела лечжуань в «Повествовании о Хунну» и «Повествовании о западном крае». Сведения об этих народах, особенно отдалённых, кратки, общи и не классифицированы по темам, подобно данным о самой Хань. В «Повествовании о западном крае» Бань Гу изложил сведения как о ближайших к Хань мелких владениях на землях Восточного Туркестана, так и о далёких государствах в Средней и даже Малой Азии. Все последующие крупные династийные истории также имели свои «Повествования» о народах западного края. Они-то и представляют для нас главный источник для изучения исторической географии и истории западной части Центральной Азии.

Сопоставление данных «Ди ли чжи» и «Повествований» о других народах даёт возможность ясно представить пределы владений китайских империй ее территориальные разграничения с соседними народами. Если какие-то земли этих народов переходили под власть империи, они обязательно описывались в главе «Ди ли чжи». Отсюда следует вывод: если земли других народов не были описаны в «Ди ли чжи», они не находились под властью китайских империй. Правда, это не исключало политического влияния китайских империй (в отдельные периоды) в некоторых соседних регионах. Но, повторяем, это не означало включения их территорий в пределы китайских империй.

Итак, в каждой династийной истории описывались исторические события за строго определённый хронологический период — от начала до конца правления описываемой династии. Составитель мог использовать материалы предыдущих историй (что можно выяснить при их сопоставлении), но не мог включать в составляемую им историю сведения, полученные уже после падения династии. В самом тексте династийных историй какие бы то ни были факты излагались в строгой хронологической последовательности.

Хронологическая определенность материалов династийных историй — одна из основных и ценных для исследователя их особенностей, в равной мере относящаяся и к данным «Повествований» о других народах.

Поскольку основным источником по истории и исторической географии западной части Центральной Азии являются главы династийных историй, называющиеся «Повествование о запад-

(8/9)

ном крае», следует особо остановиться на характере и особенностях, степени достоверности именно этих материалов.

По каким сведениям составлялись содержащиеся в этих главах описания разных стран к западу от Китая? При дворе уже с древности имелось специальное учреждение со штатом чиновников и переводчиков, ведавшее приёмом иностранных гостей — вождей племён, глав государств и их послов, где фиксировались сообщаемые ими сведения о своих и соседних народах. Китайский двор прежде всего интересовали сведения о политической ситуации в том или ином государстве, возможности обмена с ним дарами, редкими и престижными для того времени изделиями. Высокий, как правило, должностной статус информантов, определял их компетентность именно в таких вопросах и тем самым достоверность их сведений. Кроме того, императоры при благоприятных обстоятельствах посылали и своих послов в интересующие их государства. Именно по сообщениям и своих и иностранных послов, собранным при дворе, составлялись в династийных историях описания иностранных государств. Сведения же об этих народах и государствах, полученные вне сферы государственного управления, если и были (в основном рассказы купцов), при дворе не фиксировались и в истории не попадали. Так что и в «Повествованиях о западном крае» (повторим это ещё раз) отражены только те известия о государствах к западу от древнего Китая, которые при дворе получали от своих и иноземных послов и других высокопоставленных лиц. Поскольку же династийные истории донесли до нас только официальные сведения послов, то необходимо учитывать эту их специфику. А она сказывается во многом.

Во-первых, совершенно очевидно, что частота поступления ко двору сведений об иноземных государствах прямо зависела от интенсивности межгосударственных связей Китая с ними. А эта интенсивность, в свою очередь, определялась внутриполитической обстановкой как в самом Китае, так и в государствах Восточного Туркестана (через земли которых вели пути на запад) и в дальних странах Запада. В целом в древности межгосударственные связи были развиты слабо, послы ко двору прибывали редко, иногда даже раз в 100 лет. И совершенно естественно, что сведения о западных странах, собранные в «Повествованиях о западном крае», отрывочны, кратки, часто неясны, но время их появления в Китае можно определить по данным о межгосударственных связях того времени (о прибытии и отправлении послов).

Во-вторых, несомненно, что посольские караваны ходили только по самым удобным, хорошо известным караванным путям, где можно было получить (или купить) необходимое продовольствие, гужевой транспорт и обеспечить себе охрану. (Но даже на этих путях, как будет показано ниже, послов грабили; убивали, не продавали им продовольствия, лошадей и т.п.) Так что эти официальные лица знали и описывали только основные

(9/10)

караванные пути, а не тропы, которыми пользовалось местное население. К тому же наиболее крупные государства древности, куда направлялись послы, лежали именно по главным караванным путям. Пути эти были (и остаются) теми жизненными артериями, которые обеспечивали функционирование каждого отдельного общества, а также направление, характер и интенсивность его связей с другими обществами. Именно поэтому в данном исследовании строго учитывались удобство и доступность для древних послов того или иного караванного пути.

Итак, очевидно, что появление и накопление в древнем Китае знаний по географии районов, расположенных к западу от него, самым тесным образом связано с установлением и развитием межгосударственных связей Китая со странами региона. При учете этого фактора становится более очевидна высокая степень достоверности сведений древнекитайских историй о государствах, находящихся к западу от Китая.

Специфичность круга информантов китайского двора о государствах запада сказалась и в том, что их мало интересовала физическая география районов, через которые они проходили. Их вели проводники. Поэтому в «Повествованиях» сведения о географии данных районов очень редки и кратки и обычно ограничены названиями отдельных объектов.

Ещё одна особенность материалов, собранных в «Повествованиях о западном крае», состоит в том, что в них систематически указывалось взаиморасположение государств по странам света, а в мерах длины того времени определялись как расстояние между странами, так и их отстояние от столицы китайской империи. Таким образом, приведённые в «Повествованиях» цифры, естественно, показывают дорожные расстояния того времени. При установлении их современного эквивалента необходимо учитывать разницу между дорожным и картографическим расстоянием ², [сноска: ² Картографическое расстояние в силу неизбежной генерализации на карте реальных дорог, снимающей их многочисленные мелкие изгибы и рельефные неровности, меньше реального дорожного расстояния. Процент расхождения между ними зависит от рельефа и ландшафта местности.] разницу между древним и современным дорожным расстоянием, учитывать историческую тенденцию к выпрямлению и укорочению путей, географический рельеф местности, по которой проходили пути, открытие новых путей или их участков и ряд других моментов. Без учёта всех этих факторов установление примерного соотношения древнего дорожного расстояния с современным дорожным и картографическим было бы невозможно во многих случаях. И, безусловно, это было бы невозможно без знания длины ли в ту или иную эпоху.

Как будет показано ниже, в цифрах, определяющих древние расстояния, было допущено немало ошибок — как информантами, так и последующими переписчиками династийных историй. Но каждая ошибка должна быть выявлена и обоснована. Бóль-

(10/11)

шая же часть цифровых данных в династийных историях, как показывает проверка, заслуживает доверия.

Необходимо учитывать и тот факт, что в древних историях расстояния между государствами определялись между их столицами, поскольку представления о границах в современном понимании ещё не было.

Только в первой династийной истории, в «Хань шу», описания государств в основном даны в последовательности их расположения по тому или иному караванному пути. Это облегчает определение их взаиморасположения и локализации, благодаря чему историко-географическая ситуация II-I вв. до н.э. в западном регионе оказывается наиболее ясной, и исходя из неё становится намного понятнее суть тех политических перемен, которые происходили здесь в последующие века, хотя исторические сведения по этим периодам значительно скуднее, чем в «Хань шу». Государства к западу от Китая в последующих историях описаны не по порядку их расположения вдоль путей, а вразнобой, и потому их локализацию в целом ряде случаев определить довольно сложно.

Кроме того, иногда одно и то же государство в истории называлось по-разному. Причиной тому могли быть и политические перемены, приводившие к изменению названия государства, и то, что китайские послы иногда называли государства на китайский манер, иногда передавали их местные названия, иногда записывали их на языке третьих народов. Знаменитый средневековый учёный, составитель «Новой истории Тан» («Синь Тан шу») Оуян Сю, сообщая сведения о государствах Средней Азии VI-VII вв., сделал следующую оговорку: «От Дамп (Душанбе по нашей локализации.— Л.Б.) и южнее все народы взаимосвязаны и сгруппированы. Но китайцы (хуажэнь) все [эти] государства [знали только] по названиям. По причине того, что [они] никогда не были связаны с Тан, в передаваемых записях есть разные искажения [их названий], которые невозможно установить и выяснить. Однако их земли смыкаются с [землями] других государств, (потому] в примерном порядке сообщаем их названия» [10, гл. 221/2, с. 6250].

Создание географически обоснованных схем взаиморасположения древних государств по древнекитайским источникам — работа столь сложная и трудоёмкая, что учёные обычно делали только первый подступ к ней: по отдельным историям, по отдельным регионам и периодам.

Как было отмечено выше, в династийных историях, составленных после «Хань шу», западные государства описаны настолько вразнобой, что определить их соседство и последовательность расположения по определенным караванным путям довольно затруднительно, а иногда и просто невозможно. Но, к радости учёных, этот недостаток историй, описывающих географическую ситуацию VI-VII вв., может быть в значительной мере компенсирован трудом Сюань-цзана — китайского буддиста,

(11/12)

совершившего в 629-645 гг. паломничество к буддийским святыням Индии. Ему пришлось пройти через земли Восточного Туркестана, Джунгарии, Средней Азии с северо-востока на юг, через Аму-Дарью и далее в Индию. В своих «Записках о Западном крае [периода] великой Тан» [13] он последовательно описал не только те государства, через которые прошёл сам, но (по расспросным сведениям) и те группы государств, которые располагались по тому или иному караванному пути, пересекавшему его дорогу. Это позволяет исследователю состыковать описанные Сюань-цзаном пути, идентифицировать их с ныне существующими, воссоздать последовательность расположения по ним древних государств, бессистемно описанных в династийных историях.

В данной работе мы не останавливаемся на выяснении пути самого Сюань-цзана, а также описанных им дорог по государствам Индии, ибо это выходит за рамки данного исследования.

В династийных историях и труде Сюань-цзана физико-географические объекты на землях отдельных государств упоминаются очень редко, обычно они просто называются, а это затрудняет их идентификацию с реальными объектами и часто осложняет локализацию государств.

И тем не менее именно древнекитайские источники с помощью последних достижений синологии, при использовании географических и картографических методов, при максимальном учёте степени развития контактов между странами в то или иное время дают возможность более строго обосновать историко-географическую карту западной части Центральной Азии по отдельным периодам и значительно расширить и углубить наши знания по политической истории этого региона.

Характер материалов источников привёл к выработке тех методов исследования, которые, как представляется, позволяют наиболее обоснованно создать по ним географические схемы взаиморасположения государств исследуемого региона в разные периоды древности и, соотнеся эти схемы с современной картой, более точно определить их географическое положение. Система хронологически последовательных схем позволит проследить развитие политической обстановки в этом регионе в той мере, в какой она была известна при дворах китайских императоров в соответствующие периоды.

Оговорим, что в работе все древнекитайские названия и термины будут даваться в современной русской транскрипции. Частные особенности источника будут отмечаться в тексте.

Если методы исследования, разработанные автором, диктовались прежде всего спецификой материалов источников, то проблематика исследования по ним определилась историографическим анализом существующих работ, так или иначе касающихся избранной темы, а также сопоставлением результатов этого анализа с данными источников. Подробный обзор практически всего историографического фонда уже сделан А.М. Мандельш-

(12/13)

тгамом в его необычайно скрупулёзной работе «Материалы к историко-географическому обзору Памира и припамирских областей с древнейших времён до X в. н.э.» [47], где он хронологически изложил последовательность появления всех основных работ, привел все основные точки зрения по общим и частным вопросам историко-географических идентификаций и локализации древних государств Припамирья, некоторых физико-географических объектов. Поэтому нет смысла кратко повторять то, что А.М. Мандельштам сделал в своей большой специальной работе. Остановимся лишь на трёх ключевых, с пашей точки зрения, проблемах историко-географических исследований западной части Центральной Азии, по которым в историографии существует общепринятое мнение, но сами они, как оказалось, не были специально исследованы и обоснованы. Их решение было как бы аксиоматичным, не требовавшим доказательств. Но именно на их основе решались все другие вопросы исторической географии региона.

Первая «аксиома» гласит, что р. Гуйшуй, которая в середине II в. до н.э. разделяла земли государств Большое Юечжи и Дася (Греко-Бактрии), есть Аму-Дарья в её верхнем течении (разделяющему земли Средней Азии и Афганистана). Соответственно локализовались эти два государства и многие другие государства и владения, связанные с ними, решались проблемы их истории. Но сами исследователи согласны с тем, что в этих решениях пока что больше сомнений и противоречий, чем логической согласованности.

Вторая «аксиома» связана с первой и обосновывается ею: если государство Юечжи лежало к северу от Аму-Дарьи, а Дася (Греко-Бактрия) — к югу и поскольку ханьские послы бывали там и там, то, значит, уже в то время китайцы знали прямой путь в долину Аму-Дарьи через Памир.

Было поразительно обнаружить, что нет ни одной работы, в которой идентификация р. Гуйшуй с Аму-Дарьей как главного исходного пункта историко-географических и исторических исследований по периоду II в. до н.э. — II в. н.э. была бы предметом специального исследования по материалам «Ши цзи» и последующих историй, что не ставился даже вопрос о справедливости этой идентификации. О путях же через Памир как частном вопросе писали немало (см. [47: 36]), но решение этой проблемы всегда предопределялись «аксиомой»: р. Гуйшуй — Аму-Дарья.

Но, может быть, данные источников по этим вопросам столь ясны и недвусмысленны, что не требовалось их специального изучения? Обратимся к первому сообщению о р. Гуйшуй в «Ши цзи». Здесь сказано, что государство Большое Юечжи находится к западу от государства Давань (локализация которого в Фергане подтверждается) и к северу от р. Гуйшуй, к югу от которой находилось государство Дася (Греко-Бактрия). Каким образом Аму-Дарья — Гуйшуй оказалась непосредственно к запа-

(13/14)

ду от Ферганы? Ведь для каждого очевидно, что здесь на запад течёт Сыр-Дарья. Аму-Дарья же протекает очень далеко от Ферганы в северо-западном направлении. Верхнее её течение, вдоль границы с Афганистаном находится не на западе, а далеко на юге и юго-западе от Ферганы. Ведь только этого сообщения достаточно, чтобы усомниться в справедливости идентификации Гуйшуй с Аму-Дарьёй. Встал вопрос: как же сложилась «аксиома» об их тождестве?

Ретроспективное изучение историографии в конце концов привело к её истоку. Оказалось, что первым в 1756 г. отождествил их французский синолог Дегинь в «Общей истории гуннов, тюрок, монголов и прочих татар Востока» [89; 42, с. 88-89]. В европейской науке того времени это был первый пересказ в авторской интерпретации материалов средневековой китайской энциклопедии, в которой, в частности, были обобщённо изложены и сведения древних историй о государствах к западу от Китая. Среди них оказались сведения из «Ши цзи» о народе юечжи, который во II в. до н.э. под натиском хуннов был вынужден переселиться в Среднюю Азию, где обосновался к западу от Давань (Ферганы) и к северу от р. Гуйшуй.

Почему же Дегинь пошел на явное искажение географических указаний источника? Представляется, что это можно объяснить только следующим образом. С начала XVIII в. в музеи и частные собрания Европы начался широкий приток греко-бактрийских монет из долины Аму-Дарьи и Северного Афганистана. В 1738 г. в Петербурге акад. Ф.З. Байер уже издал книгу «История Бактрийского царства греков», в которой собрал свидетельства античных авторов. Всё сходилось — и монеты, и античные авторы связывали Греко-Бактрию с верховьем Аму-Дарьи. Стали известны и сообщения античных авторов о завоевании Греко-Бактрии тохарами.

История их завоевания, по сведениям китайского источника, так была похожа на завоевание народом юечжи Дася (Бактрии), что Дегинь, видимо, даже не усомнился и сразу же отождествил тохаров с юечжи, а Гуйшуй с Аму-Дарьёй.

Продолжавшийся в последующее время приток монет и кладов, начавшиеся позже археологические раскопки давали всё новые и новые свидетельства о расцвете Греко-Бактрии и сменившего её Кушанского царства именно к северу и югу от Аму-Дарьи. Идентификация Дегиня всё более и более подтверждалась и стала общепринятой и не подвергающейся сомнению. Только Н.Я. Бичурин ещё в 1851 г. высказал некоторое сомнение в таком понимании этого сообщения из «Ши цзи». В своем «пояснении» к переводу гл. 123, где содержатся первые сведения о государстве Юечжи по р. Гуйшуй, он принял отождествление Гуйшуй с Аму-Дарьёй, но не с её верхним течением по границе с Афганистаном, а с её нижним течением, которое хотя и очень далеко, но всё же находится к западу от Ферганы. Государство Юечжи он соответственно локализовал к западу от Фер-

(14/15)

ганы по Сыр-Дарье и по нижнему течению Аму-Дарьи [23, т. 2, с. 152-153]. Но никто не оценил «этого сомнения» великого знатока древнекитайских текстов, не задумался над ним, не поставил вопрос о постепенности процесса завоевания народом юечжи государства Дася, о расселении их сначала во II в. до н.э. к северу от Сыр-Дарьи и только позднее, в начале I в. н.э., о переходе их к югу от неё и завоевании всей Греко-Бактрии.

Однако принятие этой «аксиомы» привело к искажению всей историко-географической картины II в. до н.э. и соответственно последующих веков, к запутыванию истории юечжи-кушан и некоторых соседних народов.

Поскольку юечжи, согласно этой «аксиоме», уже с середины II в. до н.э. были расселены по Аму-Дарье, то начались и поиски прямого пути к ним из Китая через Памир. Открытие географами и путешественниками в конце XIX — первой половине XX в. различных путей через Памир [47, гл. 1], обнаружение археологами на Памире следов древних поселений человека [45] — всё это воспринималось как подтверждение того, что и древние китайцы со II в. до н.э. уже знали и использовали эти пути. И хотя в «Ши цзи» нет и намёка на то, что в Китае знали о существовании горной страны Памиро-Алая и тем более о путях через неё, европейские учёные стали «доказывать», что уже первый китайский посол Чжан Цянь, побывавший в Средней Азии в 129-128 гг. до н.э., вернулся в Китай через Памир. Историко-географические исследования в основном сводились к тому, что их авторы, используя метод фонетической идентификации названий древних государств и владений с названиями более поздних политических образований, находили созвучия с самыми разными из них и потому локализовали древние государства и владения вдоль разных путей и в разных районах. Эта разноголосица в их идентификации и локализации хорошо показана в работе А.М. Мандельштама.

И третья кардинальная проблема, которая была решена столь же аксиоматичным способом, — идентификация Железных ворот, описанных Сюань-цзаном в начале VII в., с горным проходом Дербент в юго-западном отроге Гиссарского хребта Байсунтаге, который во времена Тимура (XIV в.) также назывался Железными воротами. Соответственно государство Самоцзянь, от которого Сюань-цзан начинал свой путь на юг, к Железным воротам, по фонетическому созвучию было отождествлено с Самаркандом, а сам путь — с Узбекским трактом от Самарканда на Термез. Многие авторы цитируют при этом описание пути до Железных ворот, данное Сюань-цзаном. Но никто не обратил внимания на то, что Сюань-цзан говорил о пути в 300 ли через высочайшие голые и безводные горы, т.е. о горной дороге, протянувшейся по крайней мере на 150 км. А ведь это невозможно соотнести с рельефом местности, по которой проходит Узбекский тракт к югу от Самарканда. К тому же специалистам должно быть известно, что в Средней Азии несколько рек называ-

(15/16)

ются Аксу (Белая вода), есть несколько Мин-булаков (Тысяч» ключей), что местные жители называют Железными воротами и горный проход в районе Джизака, а не только в Байсунтаге. Да и китайцы хорошо знали о существовании Железных ворот в других районах, например в одной из долин на пути в Яньци (Карашар), ещё в IV в. н.э. [15, гл. 97, с. 1337/1].

В описании похода Чингисхана по Средней Азии в «Юань ши» рядом с Бухарой (Бухаэр) не находим названий ни Самарканд, ни Ходжент [20, гл. 1, с. 11а-11б]. А в «Мин ши» в описании Самаэрхань (Самарканда) сказано, что Чингисхан, завоевав западный край, правителями туда назначил своих сыновей и зятьев, «изменил названия государств прежних эпох на монгольский лад, [тогда] впервые и появилось название Самаэрхань (Самарканд)» [9, гл. 332, с. 8597].

Так что есть немало оснований усомниться в справедливости идентификации Железных ворот с Дербентом в Басунтаге и государства Самоцзянь с Самаркандом.

Большое значение этих проблем, общепринятость их решений и появление оснований усомниться в их правильности вынуждали к скрупулёзному изучению как многих частных, так и общих проблем. Пришлось, например, провести специальное исследование истории юечжи по китайским источникам с максимально возможным использованием прямых и косвенных сведений о них, истории Самоцзянь/Кан, тухолоских владений и т.п.

При проведении данного исследования большое значение имели работы по географии Центральной и Средней Азии таких известных советских географов, как Э.М. Мурзаева, В.М. Синицына, а также прекрасные карты наших картографов. Среди них наиболее полезными были «Карта СССР» (л. 26-27) 1946 г., «Ташкент» 1969 г., «Карта среднеазиатских республик» 1965 г., «Китай» 1975 г. и др. Для определения современных расстояний хорошим пособием оказался «Атлас автомобильных дорог СССР». И, конечно, невозможно было обойтись без работ русских путешественников и географов XIX в. Н.М. Пржевальского, Г.Е. Грум-Гржимайло, З. Матусовского и др.

Работа над источниками в значительной мере была облегчена наличием переводов ряда нужных разделов из них в труде Н.Я. Бичурина, в работах В.С. Таскина и некоторых зарубежных авторов.

Приложенные карты и карты-схемы составлены по данным древнекитайских династийных историй. А поскольку каждая из них содержит материалы за строго определённый исторический период, то они отражают картину соответствующего этапа истории. Взятые вместе, они позволяют проследить те изменения, которые произошли со II в. до н.э. по VII в. н.э. в политической ситуации в том регионе западной части Центральной Азии, о котором в результате межгосударственных контактов при дворах последовательно сменявших друг друга китайских империй были получены сведения.

(16/17)

Без предварительного ознакомления с историей межгосударственных связей Китая со странами и народами данного региона невозможно было бы узнать сроки получения этих сведений и их достоверность. Настоящее же изучение истории межгосударственных отношений Китая со странами этого края можно начать только после историко-географического определения их местоположения.

В работе были использованы результаты исследования китайских мер длины разных лет, осуществленного историком КНР Ян Куанем в 1955 г. В свою очередь, данное исследование на широком материале источников подтвердило справедливость выводов Ян Куаня.

Географические методы исследования, применённые в работе, позволили установить местонахождение древних государств не по случайному фонетическому созвучию их названий с более поздними и даже современными, а по географически проверяемым сведениям источников.

Предложенные методы могут быть использованы для подобных же историко-географических исследований по другим, соседним с Китаем регионам, описания которых есть в китайских, источниках. А это позволит создать научно обоснованные исторические карты этих регионов.

наверх