М.И. Артамонов

Сокровища саков.

Аму-Дарьинский клад. Алтайские курганы.
Минусинские бронзы. Сибирское золото.

// М.: «Искусство». 1973. 280 с. (Серия: Памятники древнего искусства.)

II. Художественные памятники саков
Средней Азии и Западной Сибири.

Археологические памятники Средней Азии сакского времени известны в весьма ограниченном числе и до сих пор не дали находок, по ценности и художественному совершенству сравнимых с комплексами, обнаруженными в скифских курганах Северного Причерноморья. Исключением является знаменитый Аму-Дарьинский клад, найденный в 1877 г. на границе с Афганистаном на правом берегу Аму-Дарьи, по всей вероятности, на месте развалин, находящихся между устьями рек Кафирниган и Вахш, носящих в настоящее время название Пахта-Каяд вместо древнего Тахти-Кобад — Трон Кавада. [1] Точное место и обстоятельства находки этого клада остаются неизвестными. Входящие в его состав золотые и серебряные вещи были в 1880 г. приобретены А. Кунинхемом и В. Фрэнксом в Пешаваре у бухарских купцов, скупивших их у нашедших сокровище местных жителей. В кладе насчитывается более ста восьмидесяти различных предметов, часть из них О.М. Дальтон считал персидскими ахеменидского периода V-IV вв. до н.э., а часть — мидийскими, относящимися ещё к VI в. до н.э. В некоторых вещах он усматривал греческое влияние, а два кольца признал греческими произведениями. Остальные изделия он рассматривал как варварские, по большей части скифские. [2] С вещами Аму-Дарьинского клада в Британский музей поступило около тысячи пятисот монет различных типов, но принадлежность их к кладу является весьма сомнительной. [3] Кроме упомянутых уже пластинок в числе до пятидесяти экземпляров с гравированными изображениями людей и нескольких того же рода пластинок с фигурами животных в составе клада имеются золотые и серебряные статуэтки, изображающие людей и животных или же только их головы. Сюда же входит золотая запряжённая четвёркой коней двухколёсная повозочка с двумя человеческими фигурками на ней. Часть другой такой же повозочки свидетельствует, что это было не уникальное изделие. Следующую большую группу вещей в кладе составляют золотые браслеты (30 экземпляров) и кольца или перстни (15 экземпляров). Далее сосуды — кувшин и чаши, — бляшки с различными изображениями, подвески. Особо следует отметить золотую обкладку ножен меча (акинака) и оригинальную эгретку в виде лежащего грифона.

В этом своём виде клад, по всей вероятности, представляет собой храмовое сокровище, составившееся в течение длительного времени из вотивных приношений верующих и спрятанное в землю ввиду

(14/15)

надвигающейся опасности, возможно, перед приближением войска Александра Македонского в 329 г. Не исключено, что в Аму-Дарьинский клад в том виде, в котором он попал в Британский музей, вошли какие-то предметы иного происхождения и более позднего времени. Выделить их сейчас не представляется возможным. Среди связываемых с кладом монет довольно много чеканенных при Александре Македонском (более 200) и бактрийских царях Евтидеме и Агафокле, поэтому зарытие клада принято датировать временем между 200 и 180 гг. до н.э. Однако, как уже отмечалось, связь монет с кладом мало вероятна и даже при признании такой связи в число этих монет, собранных путём покупки у разных лиц и в разное время, могли попасть многочисленные экземпляры, не имеющие к нему никакого отношения. В основном же своем составе Аму-Дарьинский клад, несомненно, относится ко времени не позже IV в. до н.э.

Особую группу среди вещей Аму-Дарьинского клада составляют ювелирные изделия с цветными инкрустациями или только с ячейками для вставок из камней или эмали. Наиболее замечателен из них золотой браслет с фигурками орлиных грифонов на концах (илл. 6). Оба грифона совершенно одинаковые и представлены в положении прыжка с плотно поджатыми передними и оканчивающимися птичьими когтями вытянутыми задними ногами. Закруглённые крылья грифонов загнуты вперед, а S-видно изогнутые козлиные рога заканчиваются чашечкообразным расширением. Все части этих изображений покрыты гнёздами для инкрустаций, имеющими разнообразные формы, соответствующие структуре этих частей. Характерная форма браслета с вогнутостью посредине кольца известна по ряду находок в других областях Персидской империи, в частности, в Сузах, и представлена в изображениях сирийцев, подносящих дары персидскому царю, в рельефах на лестнице ападаны в Персеполе. Эти браслеты, как и аму-дарьинский, украшены по концам скульптурными фигурками животных, тогда как браслеты, подносимые саками на тех же рельефах, обыкновенные круглые, без таких украшений. Судя по изображениям стрелков на фризе во дворце в Сузах, браслеты с вогнутым кольцом носили на обнажённой плечевой части руки, чем и объясняется большая величина аму-дарьинского экземпляра — 12,3 см в диаметре.

Инкрустациями была украшена также так называемая эгретка Аму-Дарьинского клада (илл. 7), представляющая собой рельефное изображение лежащего в профиль львиного грифона с повёрнутой в фас скульптурной головой с раскрытой пастью, возвышающейся на толстой шее. По сторонам шеи симметрично раскинуты крылья с загнутыми концами, на голове длинные острые уши и завёрнутые полукругом назад козлиные поперечно-рубчатые рога с шариками на концах. Пропущенный между задними ногами хвост, изгибаясь, поднимается над туловищем и заканчивается большой листовидной фигурой. В основании крыльев, на плече и на бедре грифона имеются обведённые довольно широкими бортиками ячейки для инкрустаций, у крыльев листовидные, а на плече и бедре в виде кружка с одним или двумя криволинейными треугольниками по сторонам. В отличие от грифонов на браслете, где мелкие ячейки на голове, шее и крыльях образованы посредством напаянных тонких перегородок, а углубления сделаны только для сравнительно больших вставок на туловище и ногах фантастического зверя, на эгретке все гнёзда для инкрустаций углублённые.

Таким же способом выполнены ячейки для инкрустаций на щитке золотого перстня из Аму-Дарьинского клада, [4] на котором изображён львиный грифон в бурном движении — с повёрнутой назад головой, изогнутыми по окружности щитка туловищем и шеей, с крылом в форме завитка и с ногами, вытянутыми за пределы щитка по поверхности кольца. Инкрустациями были украшены и части других вещей Аму-Дарьинского клада. Ячейки для вставок есть на нескольких золотых браслетах этого клада или в виде поперечных выемок по наружной стороне на концах, или перегородок на орнаментированных наконечниках (илл. 8).

Значительно выше места находки Аму-Дарьинского клада, в бассейне верховий Аму-Дарьи, в горах Восточного Памира, экспедицией А.Н. Бернштама обнаружены курганы сакского времени. Запрятанные глубоко в горах на высоте более 4000 м, эти курганы оказались нетронутыми грабителями. В кургане №10 в урочище Тамды на правом берегу речки Памир, притока реки Пянджа, под каменной насыпью в 5 м высотой в могильной яме при скорченном скелете старика обнаружены: обшитый кожей деревянный колчан с набором разнообразных стрел, лежавшие на нём два железных меча (акинака), а под колчаном остатки кожаного же налучья (горита) с нашитыми на нём бронзовыми бляшками в виде профильных фигурок стоящего горного козла со сближенными ногами (илл. 9). Здесь же оказались остатки инструмента для добывания огня — кусок дерева с полусферическим углублением и круглая палочка для сверления. Рядом с головой

(15/16)

6. Золотой браслет с грифонами на концах. Аму-Дарьинскнй клад.

(Открыть в новом окне)

погребённого были собраны бронзовые украшения и части одежды — пряжки и бляшки, из которых наибольший интерес представляют бляшка — протома медведя с ушком на обороте (илл. 10) и такие же бляшки в форме целой фигуры того же зверя (илл. 11). У стенки могилы находились бронзовые удила с трёхдырчатыми псалиями, украшенными рельефным зигзаговидным орнаментом. А.Н. Бернштам датирует это погребение V-IV вв. до н.э. [5] и особо отмечает сходство найденных в нём вещей с формами, известными в Семиречье, на Алтае и в Минусинской котловине. Он полагает, что могильники в горах Памира принадлежали восточной ветви саков — саков заяксартских (тарадарайя), хотя по их географическому положению вероятнее считать, что это были саки-хаумаварка, кочевавшие в бассейне реки Аму-Дарьи. По аналогиям в скифских курганах Северного Причерноморья погребение в кургане №10 относится к VI в. до н.э.

Исследованный в 1952 г. второй могильник в южной части Восточного Памира (Горно-Бадахшанская авт. обл. Таджикской ССР) находится близ урочища Кызыл-Рабат около гор Акбеит, что значит: «Белые могилы», на правом берегу реки Оксу, вливающейся в реку Мургаб. Здесь насчитывается около сотни курганов. Наибольший интерес представляют могилы воинов со скелетами, прикрытыми щитами с деревянной основой и кожаным верхом, с оружием в виде

7. Золотая эгретка. Аму-Дарьинский клад.

(Открыть в новом окне)

топора, клевца, меча и кинжала, с бронзовыми и деревянными сосудами с жертвенной пищей и с бронзовыми украшениями одежды. Особенно замечателен один железный меч с бронзовой рукояткой; вдоль неё с обоих краёв расположены рельефные головки козлов, а верхний конец украшен фигуркой лежащего козла с рельефными кружками па плече и бедре и с треугольной выемкой на копыте (илл. 14). Бронзовые бляшки по большей части имеют форму заполненного двумя полукружиями ажурного кольца с головкой животного с одного края и стилизованного рогами с противоположной стороны. У части их широколопастный рог примыкает непосредственно к голове животного. Есть бляшки S-видной формы и более сложных очертаний, напоминающие лягушку, рыбу и др. (илл. 15 а-е). А.Н. Бернштам датирует этот могильник в пределах VI-IV вв. [6] и связывает его с племенем, к культуре которого примешались тибетско-китайские элементы. На самом деле различия между художественными произведениями из могильников Тамды и Акбеит,

(16/17)

скорее всего, хронологического порядка и соответствуют общему направлению в развитии скифо-сибирского искусства в сторону схематизации. Если вещи из могильника Тамды не позже VI в. до н.э., то Акбеит представляет формы, характерные для скифо-сибирского искусства V-IV вв. до н.э.

В дальнейшем, в 1959 и 1960 гг. археологические исследования в горах Восточного Памира вёл Б.А. Литвинский. Среди раскопанных им курганов особого внимания заслуживает курган №7 в могильнике Тегерман-Су II на речке этого имени, впадающей справа в Оксу близ Кызыл-Рабата. При скелете нашлись железный акинак с бронзовой обивкой рукоятки и с бронзовым же бабочковидным перекрестьем и набор бронзовых блях, среди которых оказалась одна в форме лежащего оленя с рогами из растительных завитков, и вторая в виде лежащего фантастического животного с большой лошадиной головой, поднятым над спиной S-видным хвостом и с кружками на концах лап. На шее этого животного находится фигура не то птицы, не то зверя с клювовидной мордой. Б.А. Литвинский полагает, что это деформированный образ птицы и что композиция в целом представляет хорошо известную в скифо-сибирском искусстве сцену нападения орла на какое-либо животное. [7] По-видимому, это так и есть. Обращает на себя внимание другое, а именно необычная для скифо-сибирского искусства стилизация изображения, лишь отдалённо сопоставимая с некоторыми образцами поздних ордосских бронз. Круглые бронзовые бляшки — розетки с пламеневидным выступом сбоку — напоминают формы, известные по находкам на Алтае, где они появляются ещё в VI в. Следует отметить также найденный в могильнике Иличур II на реке Гупт бронзовый котелок с выступающей сбоку ручкой в виде головы грифона на изогнутой шее. По указанию Б.А. Литвинского, почти реплика этого сосуда происходит из Гильгита в Индии. И тот и другой он датирует позднесакским временем (III-II вв.) и выводит из Хорезма или Ферганы. [8]

Значение памятников сакского типа в горах Восточного Памира трудно переоценить. Самое главное заключается в том, что они свидетельствуют о глубокой древности заселения этой высокогорной области с прекрасными пастбищами и подтверждают известную по письменным данным её роль в связях Средней Азии с Восточным Туркестаном и Индией. Хотя число найденных в памирских могилах произведений искусства очень невелико, они определённо относятся к тем же типам, которые были широко распространены в области бытования скифо-сибирского искусства и, что особенно важно, обнаруживают особую близость к формам, характерные для Восточной Сибири и Северного Китая. Последнее обстоятельство позволяет предположить возможность прямых связей Памира с названными областями через неизвестные в археологическом отношении территории Северо-Западного Китая.

К концу I тысячелетия до н.э. в горах Памира, как и повсюду в Средней Азии, получают широкое распространение подкурганные погребения в могилах с подбоем. В большом Тулхарском могильнике с погребениями этого рода, раскопанном А.М. Мандельштамом в Бишкентской долине вблизи Кобадианского оазиса в Юго-Западном Таджикистане, среди малочисленного и однообразного инвентаря найдено несколько золотых украшений. Особенно замечательны серьги с амфоровидными подвесками, ручки которых трактованы в виде изогнутых стилизованных дельфинов (илл. 12) и пара подвесок — в форме птицы с развёрнутыми крыльями, украшенной геометризированным узором из вставок бирюзы с белым овальным камнем посредине (илл. 15). Того же рода украшения имеются на золотой фибуле со щитком в виде кружка и полукружия и на концах золотой же диадемы. Наряду с этими образцами геометрического инкрустационного стиля в могильнике найдены: золотой наконечник, составленный из профильных головок животного с изогнутой мордой и длинным ухом, и латунная пряжка с внутренними концами, оформленными в виде протом фантастического крылатого животного (илл. 14). В нескольких погребениях обнаружены монеты, позволяющие датировать их второй половиной I в. до н.э. — началом I в. н.э. В общем же могильник, по заключению А.М. Мандельштама, относится к периоду от последней трети II в. до н.э. до начала I в. н.э. [9] Появление в бассейне средней Аму-Дарьи могильников тулхарского типа, по всей вероятности, связывается с вторжением туда кочевых племён, положивших конец Греко-Бактрийскому царству.

В противоположной стороне среднеазиатского Междуречья важные открытия сделаны в древней дельте Сыр-Дарьи экспедицией С.П. Толстова. Там исследованы два могильника — Тагискен и Уйгарак. Материалы раскопок опубликованы лишь частично и известны пока по предварительным сообщениям. Тем не менее о них нельзя не упомянуть, так как это первые погребальные памятники раннего сакского времени в Приаралье, давшие сравнительно большой и яркий инвентарь.

(17/18)

8. Золотой браслет с инкрустациями на концах. Аму-Дарьинский клад.

(Открыть в новом окне)

Могильник на возвышенности Тагискен, расположенный близ древнего русла Сыр-Дарьи — Инкар-Дарьи, состоит из двух групп погребальных сооружений, древнейшие из которых представляют собой сложенные из сырцовых кирпичей и дерева круглые мавзолеи с трупосожжениями и относятся к периоду поздней бронзы, так называемой дындыбай-бегазинской стадии Центрального Казахстана, датируемой первыми столетиями I тысячелетия до н.э. (IX-VIII вв.). В том же могильнике и в находящемся в 25 км от него другом курганном могильнике на бугре Уйгарак раскопаны и более поздние погребения с трупоположениями в грунтовых ямах под остатками нередко сожжённого перекрытия из деревянных балок и камыша или же на грунте без следов сожжения, но окружённых кольцом (иногда двойным) ямок от столбов деревянного погребального сооружения. По углам земляных могил также обнаружены небольшие круглые ямки, в некоторых случаях соединённые между собой вдоль стен канавками. Хотя в угловых ямках следов столбов не обнаружено, они, как и канавки, по мнению С.П. Толстова и М.А. Итиной, по всей вероятности, связаны с традицией устройства в могиле деревянной камеры. [10] Для более поздних могил (V в.) характерны наличие дромоса (входного коридора) и случаи положения покойника по диагонали, что встречается в сарматских погребениях, которые К.Ф. Смирнов едва ли основательно связывает с роксоланами. [11]

Несмотря на то, что раскопанные курганы оказались ограбленными, в них сохранились некоторые принадлежности одежды, вооружения и конского снаряжения, в ряде случаев с украшениями, выполненными в зверином стиле. Из находок в Тагискенских курганах отметим золотые обкладки меча с гравированными изображениями. На золотом листке, покрывающем перекрестье, представлена профильная голова горного барана с симметрично развёрнутыми по её сторонам спиралями рубчатых рогов (илл. 17). На пластинке, уцелевшей от обкладки ножен, изображены две фигуры лежащего зверя с приоткрытой зубастой пастью и закрученными нижней челюстью и носом. Плечо его заполнено в несколько рядов выемчатыми треугольниками, а когтистые лапы показаны парами (илл. 18). Фигуры близко сходны с изображениями волка, характерными для сарматского искусства. Это местная переработка заимствованного с Востока хищного зверя — льва или пантеры — и притом настолько основательная, что от оригинала осталась только общая схема. Характерные для гравировки по рогу или кости приёмы изображения этого зверя на золотой обкладке из Тагискена свидетельствуют, что он мог возникнуть у приаральских массагетов, хотя широкое распространение получил у родственных им сарматов (исседонов) и мог существовать у тех и других с самого раннего времени, то есть с VI в. до н.э.

Из кургана №59 Тагискенского могильника происходит обломанная по краям золотая пластинка с сильно схематизированным рельефным изображением свернувшейся пантеры с когтистыми лапами [12] — по этому признаку отдаленно напоминающей такого же зверя на набалдашнике меча из Саккызского клада в Курдистане и значительно больше сарматскую бляху из села Пьянковки на реке Самаре Оренбургской области. [13]

Там же, в кургане №66 найдена золотая бляшка в виде лежащего с подогнутыми ногами козла с вытянутой вперёд головой с закинутым на спину рубчатым рогом (илл. 19). Таких изображений в Северном Причерноморье, где козёл обычно даётся

(18/19)

9. Бронзовая бляшка — горный козёл. Тамды, курган №10.

(Открыть в новом окне)

(19/20)

с повёрнутой назад головой, неизвестно, за исключением похожего на тагискенского, но представленного в ином стиле козла на золотой обкладке рукоятки келермесского топорика.

Это восточный мотив, не привившийся в Северном Причерноморье, но проникший в Среднюю Азию. Другие золотые бляшки из Тагискенского могильника имеют форму лежащего или идущего льва (илл. 20-[21]-22), причём лежащий представлен головой то в профиль (курган №31), то повёрнутой в фас (курган №53). Во всех этих вариантах лев изображён с большой головой на короткой толстой шее и с могучими когтистыми лапами. У лежащего профильного льва вместо когтей на концах лап иногда появляются кружки с выемкой, в протооригинале, вероятно, предназначенной для цветной вставки. Длинный хвост у всех этих фигур оканчивается завитком. В находках того же могильника мотив лежащего льва с повёрнутой в фас головой повторяется на бронзовых подпружных пряжках в виде кольца с возвышающейся по краю напротив шпенька для застёгивания сильно сжатой рельефной фигурой этого животного (илл. 25). Издавна известные в искусстве Древнего Востока изображения идущего или лежащего льва с повёрнутой в сторону головой появляются в Ульских курганах конца VI — начала V вв. В этот же период они становятся известными в Средней Азии и Сибири, где ведут своё происхождение непосредственно от восточных образцов.

Оригинальные бронзовые пряжки найдены в кургане №55. Они состоят из соединенной перемычками пары обращенных в противоположные стороны профильных лошадиных головок на слегка изогнутых шеях (илл. 23).

Больше таких пряжек не обнаружено, хотя пряжки той же схемы довольно широко распространены в сибирских и сарматских комплексах и в другом приаральском могильнике, Уйгарак, представлены замечательным экземпляром в виде профильной фигуры оленя, с висящими ногами, между копытами которых находится перемычка со шпеньком. Голова оленя поднята, и от неё назад отходит рог в виде стержня с рядом направленных вверх дугообразных отростков со смыкающимися вершинами (илл. 24). Похожий олень, тоже с висящими ногами из находок на Алтае — в коллекции Пашкевича в Эрмитаже, а ряд изображений оленя со сходными рогами известен по бронзовым бляшкам из Минусинской котловины и Ордоса, но они со всеми четырьмя ногами

(20/21)

(21/22)

16. Латунная пряжка с протомами фантастических животных. Тулхарский могильник.

(Открыть в новом окне)

или с другими деталями, исключающими возможность прямой увязки с оленем из Уйгарака.

Из находок в могильнике Уйгарак привлекают внимание такие же, как в Тагискене, бронзовые пряжки с фигуркой лежащего льва и тоже кольцевидные орнаментированные пряжки со стилизованной до утраты всякого сходства с действительностью головкой, видимо, горного барана вместо льва (илл. 27) и пряжки, у которых то ли эта, то ли какая-то другая головка превратилась в завиток. Имеются и напоминающие тагискенские с головками лошадей пряжки, составленные из пары сохраняющих ещё изобразительность повёрнутых одна к другой бараньих головок с обращённым вперёд изогнутым дугой рубчатым рогом (илл. 26).

Особенно же интересны бронзовые бляшки в виде свернувшегося кольцом зверя с обычными для этого мотива признаками, но в более засушенном и орнаментализированном исполнении, нежели в раннескифских образцах. [14] Замечательно, что у них появляются открытые пасти волка. Отметим также бронзовые бляшки, состоящие из пары обращенных в противоположные стороны головок с расположенными в ряд концентрическими кружками, означающими ухо, глаз и ноздрю.

Из других вещей, найденных в могилах Приаралья, следует назвать железный акинак с топориком на конце рукоятки и с перекрестьем в виде двух кружков, чекан с обушком в форме головки какого-то животного, архаические черешковые и втульчатые наконечники стрел ромбовидной и листовидной формы; в ранних погребениях преобладают черешковые наконечники стрел, каких нет в скифских комплексах Северного Причерноморья, но которые зато широко распространены в Сибири и лишь позже, и то частично, вытесняются наконечниками стрел с втулкой.

Среди удил преобладают бронзовые со стремевидными концами и трёхдырчатыми псалиями, причем среди них хорошо представлены удила, у которых в основании стремевидного конца находится небольшое кольцо. Такие удила типологически предшествуют удилам, кончающимся одними стремечками, и соединяют их с ещё более ранней формой двукольчатых удил, мало представленных находками в Средней Азии и Сибири, но зато распространенным в Северном Причерноморье. Тот факт, что в Северном Причерноморье нет удил со стремечком и кольцом на концах, а двухкольчатые непосредственно сменяются удилами со стремевидными концами, свидетельствует, однако, не о том, что этот последний тип удил в готовом виде проник из Средней Азии в Северное Причерноморье, а о том, что процесс превращения двукольчатых удил в удила со стремевидными концами, отражённый в Средней Азия и Сибири, не охватил Северное Причерноморье. Там удила со стремевидными концами появились вместе со скифами, вернувшимися из Передней Азии в конце восьмидесятых годов VI в.

Среди удил из Тагискена и Уйгарака находятся удила, у которых псалии имеют настолько широкое отверстие или вместо него скобку, что в них вдевается стремевидный конец удил. У других удил псалии вместо среднего отверстия снабжались штырём или крюком, которым они и скреплялись со стремевидным концом. Такого рода удила изображены у коней на персепольских рельефах и на этом основании датируются VI-V вв. Едва ли можно сомневаться в том, что эти удила представляют собой усовершенствование удил со стремевидными концами и что они появились в Иране после ухода скифов из Передней Азии, так как в Северном Причерноморье они неизвестны. После возвращения

(22/23)

(23/24)

скифов их связи с Передней Азией порвались, тогда как связи среднеазиатских саков с Ахеменидским Ираном продолжали крепнуть.

Погребения Тагискенского и Уйгаракского могильников относятся к VII-III вв. до н.э., причём произведения звериного стиля в них не древнее VI в. Большинство же последних по стилистическим признакам, характерным для Северного Причерноморья, датируется V-IV вв. Сопоставление же этих произведений с причерноморскими вполне правомерно не только ввиду их близкого сходства между собой, но и потому, что они общего происхождения.

Находящаяся севернее Аральского моря и озера Балхаш территория Казахстана остается ещё слабо изученной в археологическом отношении. Однако в последнее десятилетие в Центральном Казахстане было раскопано значительное число курганов сакского времени, среди них выделяются своеобразные надмогильные сооружения в виде каменной или каменно-земляной насыпи, с восточной стороны которой имеются две выложенные из камней дуги, так называемые «усы», длиной в несколько десятков метров и шириной в 1,5-2 м. С обоих концов эти дуги завершаются круглыми курганообразными насыпями небольшой величины, а сами они в длину распадаются на звенья, иногда разделённые между собой рядами вертикальных плит. Под насыпью кургана находится овальная могильная яма, перекрытая массивными каменными плитами, с останками ориентированного головой на север человеческого скелета вместе с сопровождающими его вещами и одним или несколькими черепами лошадей и овец.

В насыпи над могилой или под специальным курганом, находящимся возле основного кургана с восточной или реже южной его стороны, располагается погребение коня или его частей (головы, ног), положенных на поверхности древней почвы, в сопровождении одного или двух грубых сосудов. Хотя все раскопанные курганы оказались ограбленными, в них сохранились некоторые вещи; наиболее замечательными из них являются две одинаковые бронзовые фигурки козлов (илл. 28), представленных стоящими со сближенными ногами на кольце, в свою очередь возвышающемся на другом овальном и уплощенном кольце. У козлов тонкое туловище, склонённая книзу голова на тонкой шее и большие поперечно-рубчатые рога, изгибающиеся до спины. Назначение этих своеобразных предметов с фигурками козлов остаётся неопределенным. Они находились в могиле под курганом №2 в могильнике Тасмалы V вместе с семью конскими черепами, при которых, кроме того, обнаружены части уздечек в виде стремевидных бронзовых удил, роговых трёхдырчатых псалий, прорезных колокольчиков, пронизок и других предметов, датируемых временем не позже VI в. до н.э. По всей вероятности, оригинальные предметы с фигурками козлов являются тоже частями уздечного набора, вроде начельника. Близких аналогий тасмолинским козлам неизвестно, но как художественный мотив скульптурные фигурки стоящих со сближенными ногами козлов характерны для Алтая и Минусинской котловины, где они помещались по большей части на колпачках-навершиях. Встречаются они и в Ордосе.

Но во всех этих находках фигуры козлов пустотелые, тогда как тасмолинские скульптуры цельнолитые, уплощённые. В Казахстане имеются ещё две скульптуры козлов. Они найдены при строительстве плотины в урочище Мурзашоки под Каркаралинском, Карагандинской области. Одна из них сломана, а другая, сохранившаяся в целости, помещена на конусовидном навершии с лопастью, перпендикулярной к его боковой поверхности. Козёл представлен в том же положении, что и тасмолинский, но он более реалистичный, приземистый и пустотелый. Еще одна пустотелая скульптурка, но не козла, а барана (архара или аргали), украшает бронзовый чекан, случайно найденный в районе озера Боровое в Кокчетавской области (илл. 29). От енисейских и алтайских это изображение отличается трактовкой рогов в виде объемной спирали и живой, реалистической передачей образа животного с гордо поднятой головой. М.П. Грязнов считает чекан с фигуркой барана местным произведением, характеризующим своеобразное древнее искусство Казахстана. [15]

В другом кургане №3 того же могильника Тасмолы V в разграбленной могиле в одном из позвонков погребённого торчал бронзовый трёхгранный черешковый наконечник стрелы — вероятно, он и явился причиной его смерти,— а у плечевой кости лежала вырезанная из оленьего рога застёжка в виде стилизованной головы грифона, на наружной стороне её выгравирована фигура стоящего со сближенными ногами оленя, окружённого головками козлов, волка и, повидимому, лося. Волнистый край пряжки с рядом отверстий-колец представляет собой стилизованный олений рог. Автор раскопок М.К. Кадырбаев усматривает в голове оленя морду кабана с выступающим клыком. [16] В той же могиле находились два лошадиных и пять бараньих черепов и скелет барана. На лбу одного из лошадиных черепов найдена золотая рельефная бляшка в виде профильной фигуры хищника с длинным закрученным на конце

(24/25)

(26/27)

27. Бронзовая пряжка с головкой барана. Уйгарак, курган №66.

(Открыть в новом окне)

(27/28)

хвостом, мощными когтистыми лапами и повёрнутой в фас или три четверти головой (илл. 30 б). В зубах лошади были бронзовые стремевидные удила с остатками железных псалий, украшенных зигзагообразным орнаментом из накладного золота, а возле черепа собрано одиннадцать круглых железных бляшек с таким же вихревым орнаментом. Такие же удила были у второго лошадиного черепа. Кроме того, возле них и костей человека обнаружены бронзовые ворворки, пряжки, бляхи и роговые поделки — всего тридцать четыре предмета.

Такие же бляшки в виде фигуры хищника обнаружены в курганах №4 и №6 того же могильника (илл. 30 а). В последнем их было две разной величины. Кроме того, в этом кургане оказался ещё один золотой предмет вроде навершия из свернутого в трубку листа с восьмёркообразной фигурой наверху. В обоих курганах найдены каменные и пастовые бусы, а в кургане №6 и части уздечки того же рода, что и в кургане №2. Изображения хищника на бляшках из Тасмолинских курганов близко схожи с того же рода изображениями на золотых бляшках Тагискенского могильника и с бронзовой бляшкой из кургана Кумуртук на реке Чулышмане на Алтае. [17] Эту последнюю С.В. Киселёв сближает с находками С.М. Сергеева у сел Быстрянское и Берёзовка и относит к последним векам до н.э., тогда как золотые бляшки из могильника Тасмола М.К. Кадырбаев датирует концом VI — началом V в. до н.э., [18] что больше отвечает стилистическим признакам этих произведений и характеру другого найденного вместе с ними погребального инвентаря. Из других находок в Центральном Казахстане следует отметить бронзовую двухстороннюю бляшку в виде стилизованной головы лося с изогнутым к концу морды отростком рога (илл. 31), происходящую из кургана №19 в могильнике Тасмола I, где она обнаружена среди принадлежностей конской узды: бронзовых стремевидных удил с трёхдырчатыми псалиями, пронизей со спиральным орнаментом, бочонковидных бус, пряжек и других вещей. При скелете человека уцелело бронзовое зеркало с бортиком, петлеобразной ручкой и орнаментом из ряда дуг вдоль края на обороте. Из кургана №3 в могильнике Нурманбет на берегу реки Шидерты происходит фигурная пронизь от узды, вырезанная из маральего рога в форме головы кабана с частью туловища и плотно прижатыми к нижней челюсти передними ногами (илл. 32). Другое изображение кабана в виде бронзовой рельефной бляшки представляет собой целую профильную фигуру с низко опущенной головой и торчащей над шеей щетиной. Оно очень схематично, хотя, в общем, повторяет формы ранних изображений этого животного в скифо-сибирском искусстве. Обнаружена эта бляшка вместе с указанным выше навершием со скульптурной фигуркой козла, близ Каркаралинска. Из кургана №1 в могильнике Нурманбет IV происходит бронзовый кинжал с фигурной рукояткой, покрытой затёртыми рельефными узорами. В сводке памятников Северного Казахстана М.П. Грязнов перечисляет восемь бронзовых кинжалов, найденных в разных местах Казахстана. Ближайшие аналогии для них, по его заключению, находятся не в Скифии или на Енисее, а на Каме (ананьинская культура) и в Узбекистане, [19] что указывает на направление культурных связей, уже в раннее время существовавших между Средней Азией и Приуральем.

К позднейшему времени в Центральном Казахстане относятся такие находки, как медалевидное бронзовое зеркало из кургана №10 в могильнике Карамурун I. Выступающая сбоку фигурная ручка с петлёй на обороте трактована у него в виде двух голов козлов, обращённых в противоположные стороны. Точно так же оформлена найденная вместе с ним запонкообразная бронзовая бляшка. В том же женском погребении находились две костяные шпильки и каменный сковородкообразный жертвенник с низкими бортиками. Из кургана №4А того же могильника происходит костяная игла со стилизованной птичьей головкой на конце. Две бронзовые бляшки с изображением пары противопоставленных головок козла с общим ухом и сливающимися в полукружие рогами были обнаружены в разграбленном кургане на озере Кайракуль Кустанайской области. Эти бляшки отдалённо сближаются с золотой пронизкой с изображением головки сайги из Тургайской страны, доставленной в Археологическую комиссию вместе с каменным блюдом на трёх ножках «оренбургского типа». Представленная в фас головка сайги завершается лирообразными рогами с завитками на концах, пространство между которыми заполнено ёлочным орнаментом (илл. 33). Эта вещь замечательна прежде всего тем, что совершенно такая же пронизка находилась в коллекции Н. Витзена, составленной из находок в Сибири в начале XVIII в. и содержащей произведения тех же типов, что и входившие в состав знаменитой Сибирской коллекции золотых вещей Петра I. [20] Из этого можно заключить, что какая-то часть вещей той и другой коллекций может происходить из местности, расположенной западнее Иртыша, в бассейне реки Тобола.

30. а, б. Золотые бляшки — фигуры лежащего льва. Тасмола, курган №3.

(Открыть в новом окне)

(30/31)

Известные по многочисленным образцам характерные ажурные застёжки из золота в составе Сибирской коллекции и из бронзы в находках из Минусинской котловины, Забайкалья и Северного Китая (Ордоса) представлены и в Казахстане. В кургане №1 могильника Карамурун II у скелета в области таза найдена литая бронзовая застёжка в гладкой рамке прямоугольной формы с закруглёнными углами и с одним обломанным концом. Очень грубое, плохо сохранившееся изображение на этой застёжке представляет павшего на передние ноги верблюда, на вытянутую шею которого вскочил хищник, кусающий его за передний горб (илл. 34). Сходная композиция терзания верблюда тигром имеется на бронзовой бляхе, найденной восточнее Челябинска при постройке железной дороги. [21] В Сибирской коллекции Петра I находятся золотые застёжки со сценой борьбы тигра с верблюдом, но они существенно отличаются от казахстанских. Для них также нет аналогий в бронзовых образцах застёжек из Минусинской котловины, Забайкалья и Ордоса. По-видимому, застёжки данного типа являются специально казахстанской формой. Отдельная рельефная фигура верблюда происходит из района Актюбинска. Больше всего она напоминает золотую фигурку этого животного в коллекции Н. Витзена. [22]

В кургане №2 могильника Нурманбет I найдена ажурная бронзовая накладка; в центре её представлена птица с поджатой под туловище ногой и повёрнутой назад на длинной шее головой с круглым глазом и изгибающимся клювом с прорезью. Концы накладки украшены парами таких же симметрично расположенных птичьих головок, между которыми образуется сердцевидное отверстие (илл. 35). Своим схематизмом эта бляха напоминает бронзовые пластины с ажурными орнаментальными изображениями с Северного Кавказа, а по формам не отличается от застёжки со сценой нападения хищника на верблюда и может, как и она, относиться к концу I тысячелетия до н.э.

Находки художественных произведений в Центральном Казахстане дают возможность составить некоторое представление об искусстве этой обширной области в сакское время. Вместе со своеобразными чертами погребений они позволяют выделить в ней особую, так называемую тасмолинскую культуру одной из групп сакских племён, этнографически отличавшихся от приуральских исседонов Аристея и Геродота.

Слабо изученным остаётся и Восточный Казахстан. Географически и исторически этот край тесно связан с Алтаем, с одной стороны, и с Семиречьем — с другой. Какая-то часть золотых вещей Сибирской коллекции, по-видимому, происходит из этой области. Здесь была распространена культура, сходная с культурой других частей Южной Сибири, хотя и с ещё не вполне ясными локальными особенностями. Как уже отмечалось, в некоторых курганах Тагискенского могильника погребение находилось в глубокой яме с дромосом. Того же рода могилы с дромосами открыты в Восточном Казахстане в Чиликтинской долине (северные отроги Тарбагатайского хребта). Здесь в могилах сохранились деревянные склепы с деревянным же перекрытием. Наиболее замечательные находки сделаны в кургане №5. В их числе имеются золотые бляшки в виде профильной фигуры лежащего оленя со стилизованным S-образными завитками рогом, заполненным голубой пастой, приставным ухом и с круглым глазом (илл. 39), вырезанная из золотого листка фигурка кабана с характерными, как бы висящими в воздухе ногами (илл. 36 а, б), золотые бляшки в форме свернувшегося в кольцо хищника (илл. 37), ажурная бляшка в виде головы хищной птицы с отростками, один из них напоминает головку зверя (илл. 38), бляшки в виде птички с раскрытыми в стороны крыльями (илл. 40) и другие.

По ряду признаков чиликтинский олень очень близок к изображению того же животного на нащитной бляхе Костромского кургана на Северном Кавказе, но рог у него другого рисунка. S-образные отростки у него с острыми концами, направленными кверху, а не замкнутые внутрь завитком. Кроме того, в соответствии со строго профильным положением фигуры, у его рога только один обращённый вперед отросток, а не два, как было бы при изображении пары рогов и как обычно изображается рог оленя в Северном Причерноморье. В Сибири вовсе не встречаются рога, стилизованные отростками в форме веток урартского древа жизни, распространённые в Северном Причерноморье, из чего можно заключить, что в Сибирь и Северное Причерноморье проникли формы, дифференцированные уже в области своего происхождения.

Другой мотив, представленный золотой бляшкой Чиликтинского кургана, — профильная головка птицы с сильно загнутым клювом, обведённая отходящими от нее дугами, приобретающими ниже её зигзагообразные очертания с острыми выступами, один из которых заканчивается кружком. В основе этого изображения лежит фигура, известная по бронзовой бляшке Минусинского музея, представляющая птицу с повёрнутой назад головой на длинной шее, отходящим от неё широким крылом и с согнутой

(31/32)

(32/33)

(33/34)

36 а, б. Золотые бляшки — фигурки кабана. Чиликты, курган №5.

(Открыть в новом окне)

(34/35)

39. Золотая бляшка — лежащий олень. Чиликты, курган №5.

(Открыть в новом окне)

(35/36)

углом ногой с кружком на месте лапы. Чиликтинское изображение настолько стилизовано, что от первоначального образа, сохранённого минусинской бляшкой, уцелели только голова на изогнутой шее да нога с кружком на конце, тогда как крыло превратилось в утративший изобразительное значение зигзаг. Схематизация образа вплоть до утраты его реалистических признаков, как правило, указывает на длительный процесс видоизменения и в данном случае противоречит предложенной С.С. Черниковым слишком ранней хронологии Чиликтинского кургана — VII в. до н.э.

В другом кургане (№7) того же могильника сохранились от разграбления золотые бляшки со сходными изображениями птицы и лежащего с поджатыми ногами животного, оленя или козла (илл. 41). От бляшек из кургана №5 они отличаются более грубым исполнением одной штамповкой, без дополнения в виде отдельно изготовленного и затем припаянного к основной фигуре уха и без вставок в глазах и ушах соответствующей формы кусочков бирюзы. Лежащее животное представлено не с вытянутой, а с приподнятой толстомордой головой с маленьким торчащим кверху ухом и изогнутым дугой рогом, образованным рядом птичьих головок. Коротенький хвостик у него также трактован в виде птичьей головки. В обоих курганах найдены редкие в скифо-сибирском искусстве изображения рыб. В одном случае (курган №5) это золотая обкладка объёмного предмета неизвестного назначения (илл. 42), а в другом (курган №7) — фигурка, вырезанная по контуру из тонкого золотого листка.

С.С. Черников, датируя Чиликтинский курган №5 концом VII в., относит курган №7 той же группы к середине V в., не имея никаких существенных оснований для столь значительного отделения их друг от друга. Золотые бляшки Чиликтинских курганов близко сходны с причерноморско-скифскими произведениями звериного стиля, относящимися к VI в. до н.э. Для бляшек в виде головы птицы единственная аналогия имеется в Зуевском могильнике ананьинской культуры Прикамья, [23] где она, как и многие другие формы этой культуры, является вкладом скифо-сибирской культуры более южных областей. Судя по аналогиям, Чиликтинские курганы относятся к VI в., один (5-й) к первой, а второй (7-й) ко второй половине этого столетия, и вместе с наиболее ранними вещами сакского периода в Приаралье представляют культуру того же типа, что и скифская в Причерноморье, распространившуюся из общего с последней источника, каким, как показывает знаменитый Саккызский клад, найденный у селения Зивие в Иранском Курдистане, могла быть северная часть Передней Азии.

Того же рода, что и Чиликтинские, но ещё более величественные курганы открыты в Семиречье, в Илийской долине. Кроме обычных грунтовых могил, иногда с вложенными в них каменными ящиками, а позже с подбоем под небольшими курганными насыпями, в Илийской долине в Бесшатырском могильнике раскопано несколько грандиозных насыпей, достигавших 17 м в высоту и более 100 м в диаметре. Они состояли из камней и щебёнки, а вокруг в нескольких метрах от основания были обведены каменной стенкой, превратившейся в вал 30-60 см высотой и 2-3 м шириной. Под насыпью на грунте находилась наземная бревенчатая камера в виде четырёхугольника в плане с более или менее длинным коридором — дромосом. Стены этих камер были сделаны из плотно пригнанных брёвен, горизонтально уложенных между вертикальными столбами. Точно так же устроен и коридор. Две из лучше сохранившихся камер имели размеры 3,6х3,3 и 4,7х4,2 м при высоте в 4 и 3,3 м. Камеры перекрыты накатом из нескольких рядов брёвен, у коридоров перекрытий не было. Грабители проникали в эти камеры по несколько раз, притом не только сверху, через яму в насыпи, но и снизу, посредством подземных ходов, вырытых в материковом грунте от основания насыпи к её середине. Ввиду полного отсутствия датируемых находок составить точное представление о хронологии Бесшатырских курганов невозможно. По данным радиокарбона, они относятся к первым векам н.э., но в данном случае показания этого метода вызывают особенно сильные сомнения, так как в том же могильнике среди малых курганов нашелся один с неразграбленным погребением. В небольшой могильной яме этого кургана (№25) лежали два скелета, при каждом из них находилось по короткому железному акинаку с бабочковидным перекрестием и колчану с бронзовыми наконечниками стрел, которые не могут быть позже V в. до н.э. Сходные рядовые погребения сакского времени известны в ряде пунктов Алма-Атинской области, например, в могильнике Джувантобе Чиликского района, где в одном случае рядом с человеческой могилой оказалась отдельная могила коня. Вещи, найденные в той и другой, датируются VI в. до н.э.

В последние годы (1969-1970) возле города Иссык в Алма-Атинской области Казахстана сделана замечательная находка единственного пока в Средней Азии, да и в Сибири неразграбленного богатейшего погребения. Оно ещё не опубликовано и известно

(36/37)

42. Золотая обкладка в форме рыбы. Чиликты, курган №5.

(Открыть в новом окне)

(37/38)

лишь по предварительному сообщению автора раскопок К.А. Акишева. [24] В кургане высотою более 7 м находилось два погребения: одно в центре оказалось полностью разграбленным, зато второе, боковое, сохранилось нетронутым. В могиле с деревянным срубом лежал скелет молодого человека, с головы до ног усеянный золотыми бляхами, бляшками и пластинками в виде фигурок лошади, барса, архара, горного козла и птиц. Всего их собрано около 4 тысяч, они чуть ли не сплошь покрывали его одежду. По их расположению и характеру можно было составить представление, например, о головном уборе в виде высокого конусообразного башлыка, золотые бляшки украшали шаровары и сапоги. Кроме того, на скелете находились: золотая спиральная гривна с головками тигра на концах, два массивных перстня, один с печаткой, и наборный пояс с многочисленными бляхами в виде фигуры бегущего лося. При погребённом было оружие в виде инкрустированных золотом меча и кинжала, а в могиле размещалось около тридцати сосудов, главным образом деревянных и глиняных, один бронзовый, два серебряных и серебряная же ложка. На одном из серебряных сосудов — небольшой чашечке выцарапана двухстрочная надпись из двадцати шести знаков. Предварительно это погребение относится к V-IV вв., но его полную характеристику возможно будет дать только после опубликования.

В том же географическом районе близ города Алма-Аты найден ещё в 80-х гг. прошлого столетия большой бронзовый жертвенный стол, известный в археологической литературе под названием «Семиреченского алтаря». Он прямоугольной формы на четырёх низких ножках в виде копыт, с горизонтальными полукруглыми ручками с каждой стороны. Вдоль широкого горизонтального бортика этого стола было поставлено тридцать совершенно одинаковых скульптурных фигурок фантастических животных (сохранилось двадцать пять фигурок), шествующих в одном направлении (справа налево) (илл. 43). Грубо моделированные фигурки характеризуются массивной тупорылой головой с полукруглыми ушами, выступающими по сторонам головы, толстой шеей, по-видимому, передающей гриву льва, резко отчленённую от туловища и переходящую в возвышающийся над фигурой зверя обращённый вперёд завиток, соответствующий крылу. Две отдельные фигурки крылатого хищника, происходящие тоже из Семиречья, вероятно, являются фрагментами такого же, как алтарь, предмета. Они представляют зверя лежащим с повёрнутой в сторону головой, у него отчетливо выделенные, хотя и сливающиеся с шеей, крылья, луновидные ребра на туловище и полукруглая выемка у бедра (илл. 49). В Центральном музее Казахстана в городе Алма-Ате хранится найденный в 1912 г. в распаханном кургане близ этого города светильник с подобными же фигурками крылатых хищников (илл. 45). Он имеет вид квадратного подноса на усечённо-пирамидальной подставке со слегка вогнутыми гранями. По углам подноса по диагоналям расставлены четыре фигурки крылатых хищников, обращённых головами к центру. Возле середины одной из сторон возвышается вертикальная трубка с вазообразным завершением, напомнившая А.С. Стрелкову ручку зонта на рельефе с изображением Ксеркса в Персеполе. [25] В той же географической области, в пределах Киргизской ССР на северном берегу озера Иссык-Куль близ села Семёновского в 1937 г. найден замечательный комплекс бронзовых предметов. Он состоит из двух жертвенных столиков, скульптурной фигурки яка, двух светильников и полусферического котла. Второй котёл был разбит кладоискателями.

Эти предметы представляют собой два комплекта ритуального назначения. Столы имеют форму четырёхугольного подноса с широкими горизонтальными бортами, стоящего на четырёх невысоких ножках. У одного из них сбоку сохранилась полукруглая ручка и следы такой же с противоположной стороны. По углам на бортах имеются отверстия, служившие для прикрепления скульптурных фигурок, из них уцелела только одна в виде яка, лежащего на подогнутых ногах со слегка повёрнутой в сторону головой с длинными направленными вперёд рогами (один отломан) (илл. 50). Ноги его моделированы продольными врезами, а на плечах и бёдрах помещены рельефные спирали.

Светильники, которые, вероятно, ставились на эти столы и в соответствии с размерами последних различаются между собой величиной, подобны — один, большой, четырёхугольному подносу на конической ажурной подставке, а второй круглому блюду на того же рода подставке. У первого светильника (илл. 47 [ошибка, надо: 46]) вдоль подноса по диагонали расположены две вертикальные трубочки с двумя сквозными отверстиями посредине каждой из них. На борту этого светильника сохранились две скульптурные группы, представляющие экспрессивную сцену нападения льва на козла. Другие подобные украшения отломаны и пропали. Как показывает сохранившийся рисунок, сходный светильник с двумя стоящими на задних ногах зверями с повёрнутой назад головой посередине и со

скульптурными сценами схватки быка с напавшим на него спереди тигром по борту находился в Петровской кунсткамере. [26] На середине блюда второго семёновского светильника возвышаются две, но не вертикально стоящие, а изогнутые дугой трубочки с отверстиями (илл. 46 [ошибка; видимо, надо: 47, но описание не соответствует иллюстрации]). По бортам здесь расставлены одна за другой тринадцать фигурок кошкообразных хищников со стройным, лёгким телом и длинным загнутым на конце хвостом. Все они обращены в одну сторону (слева направо). Сохранившийся котёл снабжен с четырёх сторон ручками — парой полукруглых горизонтальных и парой вертикальных меньшей величины, что является характерной особенностью семиреченских котлов.

В 1953 г. близ поселка Иссык Алма-Атинской области обнаружен замечательный клад: три медных котла, железный котёл, части кованого железного жертвенника, два медных блюда и медный же жертвенник или светильник.

Наибольший интерес представляет последний из названных предметов (илл. 48). Он состоит из четырёх отдельно отлитых частей: блюда, фигурок человека и лошади и ажурной подставки из нескольких ярусов дуг. Фигурки человека и лошади укреплены на дне блюда. Человек представлен сидящим с поджатыми скрещёнными ногами. У него ярко выраженные монгольские черты. Левой рукой он опирается на бедро, а в правой держит что-то вроде цилиндрического сосуда без дна — вероятно, трубку для фитиля. Он одет в головной убор наподобие шлема, в короткую куртку, перетянутую на талии широким поясом, в узкие штаны и мягкую кожаную обувь. Лошадь низкорослая, с большой головой. На ней узда с псалиями, но без налобного и подгубного ремней. На холке пучок волос, а хвост завязан узлом. Железный жертвенник этого клада состоял из квадратного подноса с декоративными бортиками по углам в виде ступеньчатых зубцов и ажурной подставки в форме четырёхгранного раструба с древовидным орнаментом. Не менее интересна другая находка, сделанная близ города Алма-Аты в 1948 г. Один из шести находившихся здесь котлов был украшен по краю обручем с скульптурными протомами крылатых горных козлов на концах. Козлы с реалистически трактованной головой, с бородкой и большими изогнутыми дугой рогами с зубцами по переднему краю. Другой котёл из урочища Каргалы близ Алма-Аты стоит на трёх ножках, оформленных в виде передней части фигуры горного барана (архара) с головой, также отличающейся реалистичностью моделировки (илл. 52). Оригинальный котёл найден в Фергане при строительстве Большого Ферганского канала в 1939 г. У него цилиндрическое тулово с закруглённым днищем. По краям стенок, наполовину возвышаясь над краем, расположены четыре ручки в форме дисков с концентрическими бороздками, чередующиеся с таким же числом расставленных по краю литых, слабо расчленённых фигурок стоящих козлов. [27]

Подобного рода предметы известны и по другим находкам. Так, в коллекции в Эрмитаже существует светильник, точное место обнаружения его не известно, но он так же, как и описанные выше, имеет вид блюдца на конусообразной ажурной подставке, упрощённого, сравнительно с предшествующими, образца (илл. 51). Она состоит из трёх плоских расширяющихся внизу стоек, переходящих в кольцеобразное основание, также из плоской полосы. Центр блюда здесь занят двумя обращёнными в разные стороны фигурками двугорбых верблюдов с непропорционально большими круглыми бубенцами на шее. В горбах этих верблюдов круглые

(44/45)

(45/46)

отверстия, вероятно, для той же цели, что и трубочки на других светильниках, то есть для фитилей. По отогнутому горизонтальному краю блюда расставлены один за другим слева направо восемь фигурок львов с тяжёлой, тупой мордой, суммарно намеченной гривой и слегка изогнутым хвостом. Другой такого же рода светильник с выломанной серединой и десятью фигурками хищников с легким тонким туловищем и закрученным спиралью хвостом, размещённых друг за другом справа налево, происходит из села Буконь близ города Зайсана в Восточном Казахстане [28] (илл. 47).

Рассмотренные жертвенники и светильники, вместе с которыми встречаются и котлы, обычно связываются с зороастрийским культом, что вполне вероятно, принимая во внимание известную роль Средней Азии в развитии этой религии. Для зороастризма были характерны дуализм, культ огня и высокое положение жрецов. К сожалению, хронология семиреченских памятников остаётся точно не установленной. Они в целом датируются второй половиной I тысячелетия до н.э. и при всём своём сходстве явно не синхронны. Типологическая расстановка их, однако, не решает задачи уточнения хронологии. Эти памятники принято называть сако-усуньскими, хотя часть их, вероятно, относится ещё к собственно сакскому времени. Г.С. Мартынов высказал весьма правдоподобное предположение относительно того, как эти ритуальные вещи оказались зарытыми в землю. [29] При подъёме на горные пастбища скотоводы прятали громоздкие ритуальные предметы в предгорьях Заилийского Алатау на месте весеннего праздника с тем, чтобы взять их осенью при возвращении, что в силу разных причин не всегда удавалось сделать.

Из случайных находок в Средней Азии большой интерес представляет бронзовый нож из кишлака Турбат в бассейне средней Сыр-Дарьи. [30] На нем барельефное реалистическое изображение птичьей головки с длинным изогнутым клювом, характерной для раннего скифского искусства (VI в.). В селении Хумсан к северу от Ташкента найдено своеобразное бронзовое навершие в виде толстостенного ажурного цилиндра, по окружности его представлены танцующие нагие женские фигурки, а на вершине скульптурная группа в виде грузного зверя с короткой головой, к брюху которого с обеих сторон припали полуприсевшие на задние лапы детёныши (илл. 53). Всё это дано в грубых обобщённых формах, близко напоминающих животных на некоторых жертвенниках и светильниках, что и даёт основания относить навершие к одному с ними времени. Из окрестностей Душанбе происходит электровая серьга с фигуркой крылатого сфинкса. К женскому бюсту сзади примыкает крыло с чашеобразными ячейками для инкрустаций. Того же рода, но более удлинёнными ячейками оформлен конец фигуры, переходящий в жгутообразный стержень. Спереди сфинкс наделён миниатюрными лапками. [31] Всё изображение с его искажёнными пропорциями и непонятыми мастером формами производит впечатление отдалённой реплики греческого образца, трактованного в традициях инкрустационного стиля, известного по ряду произведений Аму-Дарьинского клада.

Пара золотых браслетов была найдена в каракумских песках в местности Дуздак, или Туздак, в Казалинском районе в низовьях Сыр-Дарьи. Один из них, свёрнутый из толстой проволоки, украшен по концам вытянутой схематизированной фигурой фантастического зверя — волка с поджатыми к шее передними и вытянутыми назад задними ногами (илл. 55). На кончике носа у него головка грифа, а вдоль спины помещён ряд из восьми таких же головок, означающих рога. На конце длинного хвоста две головки грифа. Вдоль туловища чешуеобразные выемки — рёбра. Глаза и уши с ячейками для вставок. Второй браслет из двух соединённых шарнирами половинок образован двумя кольцами (илл. 56), между ними дважды повторено одно и то же ажурное изображение павшей на передние согнутые ноги лошади с перевёрнутой задней частью туловища. Опущенная голова её на вытянутой шее касается мордой земли. Стилизованная фигура лошади характеризуется округлёнными выпуклостями плеча и бедра, схематизированной головой, на которой геометризированными формами обозначены ухо, глаз, ноздря и рот, и преувеличенными листообразными копытами. Вдоль шеи лошади сверху три ячейки с инкрустациями, вместе с таким же образом инкрустированными копытом и лодыжкой задней ноги образующие цветное обрамление фигуры с этой стороны. С противоположной стороны ему соответствуют крупные цветные вставки на переднем копыте лошади и на дугообразной фигуре, помещённой между мордой лошади и её передней ногой. По бокам вдоль шарниров вертикальные стойки украшены круглыми и треугольными инкрустациями.

Оба браслета из Дуздака относятся к тому же инкрустационному стилю, что и вышеописанные предметы Аму-Дарьинского клада, причём фантастический зверь на первом из них, представленный в положении прыжка с поджатыми передними и вытянутыми задними ногами, своей динамичной позой

(46/47)

58. Золотая диадема (?). Фрагмент. Каргалы.

(Открыть в новом окне)

(47/48)

и орнаментальной трактовкой сближается с фигурами зверя на одном из аму-дарьинских браслетов (илл. 54). Вместе с тем дуздакский фантастический зверь существенно отличается от аму-дарьинских своим схематизмом и усложнённостью образа, добавочными головками грифа в качестве рогов и на хвосте, что, как мы в дальнейшем увидим, типично для сибирских образцов того же стиля.

Характерной чертой второго браслета является его двучленность при наличии скрепляющих обе части шарниров. Браслеты и гривны на шарнирах известны по сибирским и боспорским находкам, из которых последние определённо не старше эллинистического времени, из чего можно заключить, что и среднеазиатский браслет того же рода относится к последним векам до н.э. Заметим также, что в Амударьинском кладе нет разъёмных браслетов, а тем более браслетов с шарнирами, равно как и произведений инкрустационного стиля с такими же специфическими признаками, которые характеризуют находку из Дуздака, что следует учесть в качестве указания на более раннее время Аму-Дарьинского клада по сравнению с дуздакскими браслетами.

Для истории ювелирного искусства в Средней Азии существенное значение имеет инвентарь погребения, найденного в расщелине скалы в Каргалинской ущелье в Алма-Атинской области. Необычные условия этого погребения явились для А.Н. Бернштама основанием считать его погребением шамана. [32] Среди множества золотых вещей, сопровождавших покойника, особенно важна разломанная на две части длинная золотая пластинка с ажурными изображениями различных животных и фантастических существ среди растительных побегов, вероятно, служившая диадемой (илл. 58). Здесь же были два перстня со скульптурными фигурками двугорбых верблюдов (илл. 57), десять бляшек в виде козлов, инкрустированные бирюзой серьги со схематическим изображением какого-то показанного сверху животного, впившегося в грудь человека, сидящего с поджатыми ногами. Все эти предметы с цветными инкрустациями. Кроме того, имеются бляшки, инкрустированные камнями в ободках из зерни, бляшки в виде древесных листков и шаровидные пуговки.

Животные на диадеме отличаются реалистической трактовкой и представляют: оленя с раскинутыми в стороны рогами с остроконечными отростками, копытное животное без рогов, крылатую лошадь на подставке в виде гриба, дракона с человеко-птицей на спине, козерога, медведя, барана и летящих птиц. Почти все животные изображены с крыльями и с крылатыми же всадниками на спине, всё инкрустировано камнями, наиболее крупными на плечах и бёдрах животных в круглых или листовидных ячейках.

А.Н. Бернштам, указав на сходство сюжетов на пластинке с фризом на китайском бронзовом блюде ханьского времени, изданном М.И. Ростовцевым, отметил среди них мотивы китайского происхождения, такие, как дракон и грибовидные подставки, и отнес её, как и погребение, в котором она найдена, к I в., может быть, ко II в. н.э. [33] Эта датировка, как мы увидим ниже, вполне вероятна. Каргалинское погребение вместе с браслетами из Дуздака и золотыми украшениями из Тулхарского могильника показывает, что инкрустационный стиль, появившийся в ювелирных изделиях Аму-Дарьинского клада, существовал в Средней Азии до начала I тысячелетия н.э., то есть до периода, когда он получил широкое распространение не только в восточных провинциях Ирана, но и во всей Передней Азии и в Европе, не говоря уже о тесно связанных с Ираном евразийских степях, где он известен со времени возникновения скифо-сибирского искусства. Вместе с тем следует заметить, что изображения на каргалинской пластине и на золотых браслетах из Дуздака стилистически существенно различаются между собой. Последние более схематичны и условны, что, вероятно, зависит не столько от общего хода развития искусства Средней Азии, сколько от различия в направлениях, существовавших в искусстве этой страны. Первое из них, представленное каргалинской пластиной, сохраняет античные традиции в трактовке образов и, вероятно, восходит к формам греко-бактрийского происхождения, тогда как второе развивается в духе варварского звериного стиля, родственного искусству Сибири.

Первое из этих направлений особенно яркое выражение получило в знаменитых ритонах из слоновой кости, найденных в развалинах парфянской столицы — Старой Нисы близ Ашхабада. [34] Свыше сорока собранных из обломков ритонов украшены по концам фигурками грифона, человека-быка, кентавра, обнажённой богини и другими изображениями, а по верхнему краю фризами с греческими сюжетами, представляющими олимпийских божеств, жертвоприношения и вакханалии. Эллинистические мотивы трактованы в восточном духе: фигуры статичные, приземистые с негреческими деталями и суховатой графической моделировкой. Особенно интересны грифоны на концах ритонов. У них характерные изогнутые рога с расширением на конце и крылья с загнутыми вперёд концами, разделённые в осно-

(48/49)

вании чешуеобразными перьями, и другие черты, восходящие к типам ахеменидского времени. Эти ритоны, вероятно, относятся к III-II вв. до н.э. и являются произведениями местного парфянского или греко-бактрийского искусства, в основе которого лежат греческие образцы. Чертами ещё более далекого от эллинских прототипов местного художественного стиля характеризуется серебряная статуэтка в виде прыгающего грифона из Старой же Нисы, датируемая II-I вв. до н.э. [35] У него горбоносая орлиноклювая морда, козлиная борода, конская грива и загнутые вперед схематически оперённые крылья; подставка под грудью делает фигуру статичной, лишая её динамизма, свойственного прыгающему животному.

Дуздакские браслеты представляют другую линию художественного развития, тоже восходящего к персидскому искусству ахеменидского времени, но отличавшуюся большей самобытностью и независимостью от эллинистического влияния, хотя и не наглухо отгороженную от образцов, идущих из основных художественных центров своего времени, какими были, с одной стороны, Греко-Бактрия, а с другой — Китай. Наиболее полное и яркое представление об этой линии дают произведения, собранные в Сибирской коллекции Петра I, и восполняющие имеющиеся в ней лакуны бронзовые воспроизведения золотых оригиналов из Минусинской котловины Забайкалья и Ордоса.

(/239)

Примечания.   ^

[1] Г. и М. [Т.И.] и Е.В. Зеймаль, Ещё о месте находки Аму-Дарьинского клада. — ИАН ТаджССР, отд. общ. наук, вып. I, 1962, стр. 40-45.

[2] Dalton, The Treasure, p. XIII.

[3] A.R. Bellinger, The coins from the treasure of the Oxus. — «American Numismatic Society Museum Notes», X, pp. 51-67.

[4] Dalton, The Treasure, p. 30, fig. 60.

[5] A.H. Бернштам, Историко-археологические очерки центрального Тянь-Шаня и Памиро-Алая. — МИА, №26, 1952, стр. 324.

[6] А.Н. Бернштам, Саки Памира. — ВДИ, 1956, №1, стр. 130.

[7] Б.А. Литвинский, Раскопки могильников на Восточном Памире в 1959 г. — «Археологические работы в Таджикистане», вып. VII, Душанбе, 1961.

[8] Там же.

[9] А.М. Мандельштам., Кочевники на пути в Индию. — МИА, №136, 1966, стр. 158.

[10] С.П. Толстов, М.А. Итина, Саки низовьев СырДарьи. — СА, 1966, №2, стр. 154; О.А. Вишневская, М.А. Итина, Ранние саки Приаралья. — Проблемы скифской археологии, М., 1971, стр. 197, сл.

[11] К.Ф. Смирнов, О погребениях роксолан. — ВДИ, 1948, №1, стр. 213-219.

[12] С.П. Толстов, М.А. Итина, Саки низовьев Сыр-Дарьи, стр. 169, рис. 17, 8.

[13] К.Ф. Смирнов, Савроматы, М., 1964, рис. 80, г.

[14] О.А. Вишневская. М.А. Итина, Ранние саки Приаралья, стр. 204. рис. 7, 1, 8.

[15] М.П. Грязнов, Северный Казахстан в эпоху ранних кочевников. — КСИИМК, вып. 61, 1956, стр. 15 (далее: М.П. Грязнов, указ. соч.).

(239/240)

[16] М.К. Кадырбаев, Памятники тасмолинской культуры. — «Древняя культура Центрального Казахстана», стр. 397.

[17] С.В. Киселёв, Древняя история Южной Сибири, М., 1951, табл. XXX, 8, стр. 334 (далее: С.В. Киселёв, указ. соч.).

[18] М.К. Кадырбаев, Памятники Тасмолинской культуры. — «Древняя культура Центрального Казахстана», стр. 298, рис. 62.

[19] М.П. Грязнов, указ. соч., стр. 10-13.

[20] «Сибирская коллекция», рис. 1, 7-8.

[21] A. Heikel, Antiquities de la Sibérie Occidentale, Helsingfors, 1894, pl. XV, 4.

[22] «Сибирская коллекция», рис. 3.

[23] С.С. Черников, Загадка золотого кургана, М., 1965, рис. 8, 1.

[24] К.А. Акишев, Раскопки Иссыкского кургана. — Археологические открытия 1970 г., М., 1971, стр. 408.

[25] А.С. Стрелков, Большой Семиреченский алтарь. — Сб. «С.Ф. Ольденбургу к пятидесятилетию научно-общественной деятельности», Л., 1934, стр. 490.

[26] Т.К. Шафрановская, О сокровищах Петровской кунсткамеры. (По рис. XVIII в.) — СЭ, 1965, №2, стр. 141, сл., рис. 6.

[27] Г.А. Пугаченкова, Л.И. Ремпель, История искусств Узбекистана, М., 1965, табл. 13.

[28] А.С. Стрелков, Большой Семиреченский алтарь. — Сб. «С.Ф. Ольденбургу к пятидесятилетию научно-общественной деятельности», табл. II, 2.

[29] Г.С. Мартынов, Иссыкская находка. — КСИИМК, вып. 59, 1955, стр. 156.

[30] Б.Я. Ставиский, Древнейшие бронзовые изделия Чача в Государственном Эрмитаже, — КСИИМК, вып. 60, 1955, стр. 125, рис. 54, 1.

[31] В.М. Массон, Страна тысячи городов, М., 1966, стр. 43.

[32] А.Н. Бернштам, Золотая диадема из шаманского погребения на р. Каргалинке. — КСИИМК, вып. 5, 1940, стр. 28-30.

[33] Там же, стр. 25, 31.

[34] М.Е. Массон и Г.А. Пугаченкова, Парфянские ритоны. — Труды ЮТАКЭ, т. IV, Ашхабад, 1955.

[35] Г.А. Пугаченкова, Грифон в античном и средневековом искусстве Средней Азии. — СА, 1959, №2, рис. 5.

наверх