главная страница / библиотека / обновления библиотеки
А.К. Амброз[Рец. на:] I. Erdélyi, E. Ojtozi, W. Gening. Das Gräberfeld von Nevolino.Akadémiae Kiadό. Budapest, 1969, 93 стр., 26 рис. в тексте, 101 табл., 1 карта, 2 плана.// СА. 1973. №2. С. 288-298.
Книга И. Эрдели, Е. Ойтози и В.Ф. Генинга впервые вводит в широкий научный оборот материалы раскопок знаменитого Неволинского могильника в Прикамье. По сути она состоит из двух самостоятельных работ, объединённых общностью темы: И. Эрдели и Е. Ойтози исследуют материалы из раскопок А.В. Шмидта, В.Ф. Генинг описывает свои новые раскопки на том же памятнике. Различен не только публикуемый материал, но и взгляды авторов этих двух частей книги на исторические проблемы и на датировку памятника.
И. Эрдели и Е. Ойтози, датируя Неволинский могильник, опираются прежде всего на монеты. Они считают, что почти непрерывный ряд сасанидских монет с начала VI до первой половины VII в. соответствует времени функционирования могильника. Авторы отмечают различия двух типов поясов и намечают периодизацию памятника. Пояса с обкладками «в виде рыбьего хвоста» (рис. 1, 24-27), наконечники ремня «с ручками» (рис. 1, 79, 80) они датируют по монетам VI в., причём по наличию «псевдопряжек» продлевают эту дату на начало VII в. согласно принятой в венгерской литературе дате псевдопряжек. Пояса с широкими лопастями-подвесками (рис. 1, 11, 12, 50, 60-62, 72-74) отнесены по монетам к VII в. Показателем того, что могильник использовался в течение всего VII в., они считают стремена с прогнутой подножкой, подвески с протомами коней, саблю и другие (не названные) признаки, датируемые ими по среднеевропейским аналогиям (стр. 50).
В.Ф. Генинг неоднократно писал о хронологии Неволила и близких древностей. В 1953 г. он предложил датировать их конец по стыку с генетически с ними связанными раннеродановскими. В раннеродановском этапе есть салтовские вещи, в неволинском нет, следовательно, последний не заходил позднее конца VIII в. [1] В 1964 г. им опубликована основополагающая работа о хронологии ломоватовского Прикамья. [2] С исключительной чёткостью и убедительностью на материале одного и того же памятника в Демёнках им выделены два этапа: ранний, соответствующий по инвентарю Неволину, и поздний, синхронный Мыдлань-Шаю (датированному куфическими монетами второй половины VIII — первой половины IX в.). Детально рассмотрен инвентарь обоих этапов. Очень важно, что могилы разных этапов образуют на кладбище в Демёнках две отдельно лежащие группы, на стыке которых наблюдается перекрывание ранних могил более поздними. На материале Демёнок В.Ф. Генинг обоснованно показал, что этап, соответствующий ранней части Демёнок и основной части Неволина, завершился до появления салтовских вещей в Прикамье, т.е. до второй половины VIII в. В статье ещё раз подчёркнута непрерывность развития от раннего этапа Демёнок до расцвета родановской культуры в Верхнем Прикамье, а поздний этап Демёнок (вторая половина VIII и первая половина IX в. по В.Ф. Генингу) назван «переходным». Эта работа В.Ф. Генинга с полным основанием стала классической для раннесредневековой хронологии Прикамья. Лишь вопрос о начале раннего этапа Демёнок оставлен в статье открытым. В.Ф. Генинг убедительно делит памятники Прикамья на две группы: верхнекамскую, или ломоватовскую (один из наиболее южных памятников — Демёнки), и сылвенскую (с Неволино, Бродами, Горбунятой и др.). Аналогичного мнения придерживаются В.А. Оборин и Р.Д. Голдина. [3] На сылвенской территории пока неизвестны погребения второй половины VIII и первой половины IX в., синхронные «переходным» на родановской территории. Но памятники типа Неволина настолько сходны по набору украшений с ранним этапом Демёнок, что В.Ф. Генинг обоснованно переносит на них дату не позднее первой половины VIII в., до появления салтовских связей. Он датирует Неволино, Броды и Горбуняту VII — началом VIII в. Рис. 1. [Подпись на с. 288]Пять этапов развития геральдических поясных бляшек восточноевропейского типа.(Открыть Рис. 1 в новом окне)Ориентировочные даты этапов: I — вторая половина VI в.; II — первая половина VII в.; III — середина и вторая половина VII в.; IV — конец VII (?) и первая половина VIII в.; V — вторая половина VIII и первая половина IX в. Происхождение вещей.I этап: 1, 13, 15, 31, 42, 43, 64 — византийская крепость Садовско-Кале (Болгария): 10 — Большой Токмак; 14, 29, 41, 65 — Суук-Су, могила 54; 30 — Суук-Су, могила 56;II этап: 2 — Абгыдзрахва, могила 47 (Абхазия); 16, 19, 32, 44, 45, 51, 66 — Суук-Су, могилы 67 (19, 45, 51), 162 (32, 44, 66) и 199 (16);III этап: 3 — с. Весёлое; 4, 18, 57, 67 — Мартыновка, клад; 5, 36, 70 — Перещепино; 6, 53 — Подболотье, могила 220; 17, 46 — Пятра Фрекэцей (Румыния), могила; 20, 21, 34, 35, 48, 68, 71, 77 — Чми, могилы 11 (34, 35, 77), 12 (20, 68), 17 (21, 48, 71); 22 — Урья, клад; 23, 37, 54 — Верхний Чир-Юрт, могила 596; 33, 47, 52, 69 — Чуфут-Кале, могила 41; 49 — Бома (Венгрия); 58, 59 — Арцыбашево, могила; 78 — Тызыл (Кабардино-Балкария), склеп;IV этап: 7, 24, 55, 83 — Агафоново I, могилы 1 (7, 24), 4 (55, 83); 8, 9, 25, 28, 40, 82 — Кудыргэ, могилы 4 (82), 5 (25), 8 (8), 9 (40), 10 (28), 12 (9); 11, 12, 27, 38, 50, 56, 60-62, 72-74, 79, 80 — Неволино, могилы 13 (38, 56, 80), 53 (62); 57 (79); 65 (12, 60), 71 (11, 50, 72), 73 (74), 79 (61, 73); 39 — Висим; 63, 81 — Томск, «Архиерейская Заимка», могила 28; 75, 76 —Чми, могилы 7 (76) и 23 (75);V этап: 26 — Стерлитамак.Масштаб относится ко всем изображениям вещей, кроме 70.
В рецензируемой книге В.Ф. Генинг просто ссылается на свои рассмотренные здесь работы в определении верхней даты Неволина. Зато длительность использования могильника и его нижнюю дату он, как и венгерские соавторы, определяет по монетам. Поскольку большая часть сасанидских монет Неволина чеканена между 538-628 гг. он датирует могильник «с конца VI до начала VIII в.» (стр. 82-83), учитывая возможное запаздывание монет в могильных комплексах. По-видимому, он считает на основании монет, что Неволино закончилось раньше, чем первый этап Демёнок. Но при полном сходстве инвентаря обоих памятников наличие в одном из них монет может быть только территориальным, а не хронологическим отличием.
Говоря о датировке Неволина, нельзя обойти новую работу Р.Д. Голдиной, обобщающую все сделанное до сих пор по хронологии Ломоватова. [4] Хотя Р.Д. Голдина относит Неволино к иной, сылвенской культуре, она привлекла его к изучению Верхокамья в качестве аналогии, как датированный монетами памятник. В результате кропотливой работы Р.Д. Голдина подтвердила предложенное В.Ф. Генингом хронологическое расчленение Демёнок и сходных памятников. Принципиально новым является выделение особой группы, представленной Агафоновом и Висимом (рис. 1, 7, 24, 27, 38, 39, 55, 56, 79, 80, 83). Оно убедительно подтверждено последующими большими раскопками Р.Д. Голдиной на двух Агафоновских могильниках в Верхнекамье. [5] Здесь её вывод совпадает с предположением И. Эрдели и Э. Ойтози о наличии в Неволине раннего этапа с особым видом поясов. Но даты иные: у И. Эрдели и Э. Ойтози — весь VI и начало VII в. для первого этапа и весь VII в. для основного, у Р.Д. Голдиной — конец VI и первая половина VII в. для первого этапа и вторая половина VII — первая половина VIII в. для второго этапа. Что в статье Р.Д. Голдиной может считаться доказанным и что остается спорным? Безусловно, ею доказано существование особого типа памятников — агафоновского, с остатками трупосожжений в длинных ямах, с беспорядочно разбросанным инвентарём, особого типа поясными наборами, трубчатыми подвесками с изображением собакоголовой птицы и другими украшениями, известными ранее лишь спорадически: из кладов Плесо, Георгиевского и Подчеремского, из Веслянского могильника ванвиздинской культуры (с тем же обрядом погребения), как примесь к основному инвентарю Неволинского могильника и из случайных находок. Но Р.Д. Голдиной (как и венгерскими авторами) не доказано, что этот материал предшествует Демёнкам и Неволину. Во-первых, нет случаев взаимоперекрывания могил. Во-вторых, в той части Прикамья, где лежит Агафоново, пока не найдены памятники с материалом типа Неволина и раннего этапа Демёнок. Вслед за агафоновским (ломоватовским) этапом здесь идут лишь памятники типа Урьинского, Каневского и Плесинского могильников, т.е. переходные к родановским и синхронные позднему этапу Демёнок, Мыдлань-Шаю и салтовской эпохе. Естествен был бы вывод, что Агафоново I синхронно Неволину и ранним Демёнкам (в этом меня давно убедила работа над хронологией Восточной Европы). Но чтобы прийти к такому выводу, .исследователям Прикамья надо было подробно сопоставить типологически детали агафоновского (рис. 1, 7, 24, 27, 38, 39, 55, 56, 79, 80, 83) и неволинского (рис. 1, 11, 12, 50, 60-62, 72-74) типов поясов. Однако это ими не сделано. Попытке Р.Д. Голдиной обосновать абсолютную дату агафоновского этапа только по южным аналогиям помешала полная неразработанность типологии и хронологии геральдических поясов Крыма, Кавказа, Поволжья и Оки в археологической литературе. Отсюда чрезвычайная разнородность и разновременность использованных ею аналогий, за немногими исключениями (Маняк, Лихачёво) иных вариантов, чем агафоновские. Только поэтому у Р.Д. Голдиной создалось впечатление, что такие типологически поздние пояса могут датироваться концом VI — первой половиной VII в. (эпохой ранней части нижнего слоя Суук-Су).
Отсутствие в северном Верхокамье комплексов типа ранних Демёнок побудило Р.Д. Голдину искать могилы второй половины VII — первой половины VIII в. среди переходных к родановским (могилы 29 в Урье, 17 в Каневе, 22, 40, 44, 45 и др. в Плесе). По аналогии с этим она попыталась найти ранние могилы даже в убедительно очерченной В.Ф. Генингом поздней группе Демёнок, перенеся в ранний этап поздние деменковские могилы 93, 112 и 118. В тексте статьи Р.Д. Голдина не рассмотрела специально оснований для передатировки. А на составленной ею корреляционной таблице в каждой передатируемой могиле Демёнок есть поздние вещи. И по топографии, и по инвентарю деменковские могилы 93, 112 и 118 резко отличаются от ранних и полностью принадлежат к «переходным». То же относится к Урье, Каневу и Плесу: в тех могилах, где нет типичных поздних вещей, инвентарь настолько невыразителен, что не позволяет противопоставлять его остальному материалу этих памятников. Попытка Р.Д. Голдиной найти более древние комплексы среди переходных к родановским по сути служит важным доказательством того, что в северном Верхокамье действительно нет иных предсалтовских памятников, кроме Агафонова I. Но чтобы в этом убедиться, Р.Д. Голдиной пришлось бы сна- чала сделать ревизию всей хронологии более южных районов Восточной Европы. Поэтому с датой её «I группы» нельзя согласиться. Но само выделение этой группы имеет огромное значение для восточноевропейской хронологии.
Итак, верхняя граница памятников типа Неволина не может вызывать споров: она убедительно определена в работах В.Ф. Генинга временем непосредственно предшествующим появлению в Прикамье салтовских вещей и куфических монет второй половины VIII в. Новое исследование С.А. Плетнёвой показало, что в самой салтовской культуре такие вещи бытовали не более 100 лет. Так как в Прикамье «переходный» этап с салтовскими вещами достаточно длителен и представлен большими кладбищами, дату появления здесь салтовских вещей (а с нею и конец Неволина) как будто бы нельзя далеко сдвигать вверх в пределах периода времени, охватывающего середину и вторую половину VIII в. Однако исследователи отмечают, что в сылвенской области пока не найдены памятники, синхронные «переходному» этапу Верхокамья и Мыдлань-Шаю, а есть лишь памятники X-XV вв. Поэтому интересно предложение Р.Д. Голдиной отнести ко второй половине VIII и первой половине IX в. две могилы из Неволина (66 и 67 — на ее корреляционной таблице «а» могилы №2 и 3). Основание — серьги, имеющие боковой выступ на кольце. Различные серьги с выступом появились в Сибири, в Пенджикенте и у авар Подунавья с конца VII — начала VIII в. В Прикамье они, действительно, в массовом количестве распространены только с эпохи Мыдлань-Шая. Ещё можно назвать парные выступы на верхнем конце больших поясных наконечников из неволинских могил 2, 48, 60 и 73 — признак, появившийся в других местах со второй половины VIII в. (Песчанка, гора Брык, Тополи, Мыдлань-Шай и поздняя часть III аварского этапа, например, Нове Замки в Словакии, могилы 44, 98, 120, 138, 176, 232, 387, 425, 430, 434, 403). Однако прочий инвентарь могил 2, 48, 60, 67 и 73 обычен для Неволина. Поэтому до новых находок неясно, прекратился ли неволинский этап на Сылве в предсалтовское время или продлился несколько дольше, чем в Демёнках, без существенных изменений. Если признать Агафоново прямым предшественником «переходного» этапа к родановской эпохе, то придётся считаться с большим влиянием сылвенского набора украшений на сложение «переходных» украшений. Не было ли какого-то отлива групп сылвенского населения на верхокамскую территорию?
Гораздо больше споров вызывает нижняя граница Неволина. Её можно уточнить, лишь определив место найденных здесь поясов в общей эволюции этого вида украшений. Сибирские пояса с геометрическими бляхами-оправами (могилы 5, 6, 8, 17, 20, 48, 76, 77) зафиксированы на рельефах сооруженной в 706 г. гробницы танской принцессы Юнтай и на других точно датированных танских рельефах и тюркютских статуях первой половины VIII в. На таштыкской территории им предшествовали геральдические пряжки III этапа (Изых, Сыры). Следовательно, бляхи-оправы могли появиться не ранее конца VII в., в период II тюркютского каганата. [6] Подобную датировку впервые предложила А.А. Гаврилова. К ней пришла и В.И. Распопова на основании изучения слоёв с монетами в Пенджикенте: там такие пояса появились в конце VII — начале VIII в. [7] Пояса с бляхами-оправами найдены в мужских могилах Неволина, геральдические с широкими лопастями — в женских. Только в трёх могилах (5, 20 и 48) были смешаны в одном комплексе детали разных поясов. В.Ф. Генинг специально отмечает, что неволинские пояса с бляхами-оправами синхронны остальному материалу. Следовательно, уже одно их наличие позволяет сильно сузить дату памятника.
Найденные в Неволине геральдические пояса двух типов (узкие и широкие с лопастями) были отнесены мною к IV этапу геральдических поясов и датированы VIII в. [8] Иные даты, принятые до этого в литературе, связаны со слишком суммарным использованием аналогий. Ведь геральдические пояса VI-VIII вв. очень различны. Так, уже по форме верхнего щитка двухчастных бляшек (рис. 1, 13-26) все пояса распадаются на две территориальные группы (рис. 2, 1). Верхний щиток в виде перевёрнутой килевидной пластины характерен для комплексов I аварской группы на Среднем Дунае (например, погребение 1 в Сегеде-Ченгеле, Кунагота, Кунсентмартон, могилы 15 и 16 в Фенекпусте, 20 в Деске «Sz», 175 в Алаттьяне, 151 в Кёрнье — в Венгрии; Фельнак — в Румынии; Нови Кнежевац, Апатин и могила 84 в Арадаце в Югославии) и единично переживает во II группе (Озора и III находка в Игаре). Им обычно сопутствуют пряжки с вытянутыми рельефными «губами», Т-образные бляшки с очень длинной шейкой. Нередко основной ремень у авар Рис. 2. Распространение некоторых деталей геральдических поясов VI-VIII вв.(Открыть Рис. 2 в новом окне)Схема 1. Ареалы разных типов двухчастных бляшек.1, 2 — с верхним килевидным щитком: 1 — западных форм (Лукка, Ночера Умбра, Кастель Тросино, Арчиса, Деск «SZ», Кунагота, Алаттьян, Яношхида, Кунсентмартон, Сегед-«Ченгеле», Фенекпуста, Дунапентеле, Озора, Игар, Папа, Кёрнье, Нови Кнежевац, Арадац, Апатин, Фиртош, Фельнак, Акалан, Хацки, Суук-Су), 2 — поздних форм в Восточной Европе (Ясиново, Вознесенка, Кумбулта); 3-5 — с двурогим верхним щитком: 3 — I вариант (Садовско-Кале, Пятра Фрекэцей, Суук-Су, Мартыновка), 4 — II вариант (Фенек, подражание; Суук-Су, Чуфут-Кале, Керчь, Волошское, Игрень, Борисово?, Агой, Султановское, Узун-Кол, «Боготобагде», Нижний Джулат, Орджоникидзе, Камунта, Кумбулта, Мцхета, Уч-Тепе, Селикса, Уфа, Турбаслы, Бахмутино, Кушнаренково, Маняк, Урья, Рёлка, Борижары), 5 — III вариант (Чир-Юрт. Тетюши, Стерлитамак, Маняк, Неволино, Полом, Висим, Агафоново, Данилова, Весляна, Лихачёво, Юрт-Акбалык, Кудыргэ, Топрак-кала, Таш-Тюбе); 6 — с двумя прямоугольными щитками (Мартыновка, Хацки, Суджа, Колосково, Суук-Су, Мерсин).Схема 2. Распространение псевдопряжек и бляшек неволинского типа.1 — южные псевдопряжки (Боча, Тепе, Кернье, Фенек, Папа, Пакапуста, Перещепино, Келегейский хутор, Хацки, Колосково, Подболотье); 2 — псевдопряжки «агафоновского» типа (Агафоново, Плёс, Полом, Висим, Майкор, Неволино, «Калмацкий Брод», Лихачёво, Рёлка, Юрт-Акбалык, Кудыргэ, район Минусинска, Джеты-Асар; 3 — бляшки неволинских широколопастных поясов (Упсала, Паппиланмяки, Питкасмяки, Юлипяя, Астала, Каавонтёнккя, Оявески, Победище, Муром, Хотимль, Плесо, Урья, Носкова, Б. Коча, Висим, Деменки, Н. Кишерть, Неволино, Броды, Томск — находки в Прикамье даны на врезке).не имеет бляшек, а лишь наконечники пояса и подвесных ремешков. Орнаментация чаще тиснёная рельефная, в большинстве восходящая к византийскому растительному орнаменту. Иногда считают их заимствованными из Северного Причерноморья, но здесь таких нет: вероятно, это следствие контактов с Византией на Среднем Дунае. Верхний щиток с двумя острыми углами вверху (двурогий, рис. 1, 13-26) характерен для Нижнего Дуная (Садовско-Кале и Пятра Фрекэцей), Восточной Европы, Сибири и Средней Азии и известен из множества комплексов VI-VIII вв. (не смешивать с четырёхрогими «якорьковыми» бляшками). Ему сопутствуют В-образные пряжки, Т-образные бляшки с короткой шейкой, фигурные наконечники с боковыми выступами, плоские бляшки поясов с прорезным орнаментом. Редкие на территории СССР двухчастные бляшки из двух прямоугольников (Мартыновка, Суджа, Колосково; иногда они сделаны с волнистым краем, подобно двурогим бляшкам: Хацки, Суук-Су), есть и в Византии (Мерсин в Киликии). Концентрация прямоугольных бляшек в Поднепровье, возможно, свидетельствует о прямых контактах антского ремесла с Византией, минуя посредничество степей, Крыма и аваров. Таким образом, двухчастные бляшки — важный элемент наборного пояса, хорошо отражающий как местные, так и более общие ремесленные традиции. Поэтому их хронологические изменения можно использовать для первичной периодизации восточноевропейских поясов.
Двурогие бляшки делятся на варианты по форме и декору. Вариант с прямыми боками и фигурно (волнообразно) вырезанным верхом (рис. 1, 13-18) явно связан с византийским ремеслом. Подвариант с самыми простыми прорезями (рис. 1, 13-15) найден в византийской крепости второй половины VI в. Садовско-Кале в Болгарии и в могиле 54 в Суук-Су. Подвариант с более обильными и усложненными прорезями найден в могильнике около византийской крепости Пятра Фрекэцей (рис. 1, 17). По оформлению верха позднему подварианту близки бляшки с прямоугольной нижней частью из могилы 199 в Суук-Су (рис. 1, 17) и из клада в Хацках. Таким образом, византийские импульсы проявлялись в течение всего периода бытования южных геральдических поясов. Но основная масса двурогих бляшек быстро утратила свой византийский облик под руками местных мастеров. Второй вариант бляшек (рис. 1, 19-22) имеет уже значительно более упрощённые очертания волнистого края, а боковые стороны слегка изогнуты в такт изгибам верхнего края. Здесь также выделяются подварианты: а) со скромными прорезями и чётким отчленением верхнего и нижнего щитков (Суук-Су, могила 67, рис. 1, 19; возможно, ещё Узун-Кол на северо-западном Кавказе), б) с усложнёнными прорезями верхнего щитка и большой прорезью на нижнем (Агой, Мцхета, Керчь, Чуфут-Кале, Волошское и др.); в) очень вытянутые с неотделенными щитками (рис. 1, 21: Чми, могила 17, Нижний Джулат, г. Орджоникидзе, Селикса, Уфа и др.); г) грубо очерченные с очень массивной нижней частью (вероятно, стадия вырождения, рис. 1, 22; Урья, клад; Кушнаренково из раскопок В.Ф. Генинга; Турбаслы, курган 13; Бахмутино; Борижары на Сыр-Дарье). Третий вариант — с очень длинными, сильно отогнутыми в стороны и вниз выступами верхнего щитка. Подварианты: а) с прорезями (Чир-Юрт, могила 59б, рис. 1, 23); [9] б) сплошные бляшки, очень стандартные на всей территории распространения (рис. 1, 24, 25: Неволино, Агафоново, Весляна, Полом, Маняк из раскопок. Н.А. Мажитова, Таш-Тюбе в Киргизии, Топрак-Кала в Хорезме и др.); в) с особенно узкими рогами и сильно видоизмененной нижней частью, типологически наиболее поздний и относящийся к салтовской эпохе (Стерлитамак, рис. 1, 26 и Тетюши, раскопки А.X. Халикова и Е.А. Халиковой в 1970 г.). Таким образом, развитие двурогих двухчастных бляшек началось во второй половине VI в. в византийском Нижнем Подунавье и в Крыму (рис. 1, 13-15), а его последние отзвуки угасли во второй половине VIII — первой половине IX в. в Приуралье и Среднем Поволжье (рис. 1, 26). Как ответвление этой серии на позднем этапе (подвариант III-б) стали в массовом масштабе изготовлять одночастные двурогие бляшки (рис. 1, 27; Неволино, Маняк и др.), а также придавать двурогую форму щиткам псевдопряжек (рис. 1, 7, 8: Агафоново, Полом, Калмацкий Брод, Кудыргэ).
Изменялись и другие детали поясов. Из-за немногочисленности В-образных пряжек из ранних комплексов можно лишь предполагать, что внутренняя щель кольца первоначально была шире (Садовско-Кале, рис. 1, 1), потом уже (Суук-Су и др, рис. 1, 2), а округлые выступы кольца больше. У части наиболее поздних пряжек углы щели как бы «выбухают», образуя округлые врезы (рис. 1, 3), другие имеют в углах круглые отверстия (рис. 1, 4). Так сказалось влияние расцветающей на позднем этапе полихромии, когда круглые отверстия на гладких серебряных бляшках поясов украшались золотой рубчатой проволокой и вставками стекол. Наконец, как завершение развития В-образных пряжек, на юге стали украшать пояса бляшками с подвешенной на шарнире псевдопряжкой (рис. 1, 5, 6), язычок которой наглухо прикреплён к кольцу припоем (Перещепино) или проволочками (Хацки) или всё вместе вытиснено из одного листка металла (Пакапуста, Кёрнье, Папа, Фенек — в Венгрии, рис. 2, 2). Ранние псевдопряжки являются принадлежностью богатых могил. Многие из них подлинные произведения ювелирного искусства. Им посвящена обширная литература. [10] Типологически наиболее поздние — скромные литые псевдопряжки Приуралья и Сибири: Неволино, Плесинский клад, Агафоново (рис. 1, 7), Полом, раскопки Н.А. Мажитова в Маняке, Калмацкий Брод, Рёлка. Самая поздняя реплика в виде цельной бляхи находится на уздечке в Кудыргэ (рис. 1, 8). Ранние Т-образные бляшки также малоизвестны (Садовско-Кале, могилы 54 и 56 в Суук-Су, рис. 1, 29-31). Более поздние отличаются от них большим вырезом на пластине (рис. 1, 32-33) или круглыми отверстиями на концах перекладины, часто со вставками стекла (стиль южных псевдопряжек, рис. 1, 35, 36). Наиболее поздние — уже без прорезей и с очень длинной перекладиной; часто выступы на боках пластинки вытянуты до перекладины (Неволино, рис. 1, 38; Висим, рис. 1, 39; Маняк, Таш-Тюбе, Беркут-Кала и др.). Наременные бляшки в виде перевёрнутого щита найдены только раз в относительно раннем комплексе (Суук-Су, могила 67, рис. 1, 51). Бляшки периода южных псевдопряжек хорошо отличаются от более ранних большими прорезями, занимающими почти всю поверхность и часто резкими выемками с боков (рис. 1, 52, 57-59). Бляшки широколопастных неволинских поясов ещё резче по очертаниям, но длинные прорези сузились и постепенно превратились в беспорядочный набор дырочек. Вырождается и форма бляшки (рис. 1, 60-63; Неволино, «Архиерейская Заимка» у Томска, могила 28). Урало-азиатские пояса с псевдопряжками (далее для краткости — «агафоновские») имеют очень стандартные сплошные бляшки этого типа с резкими выемками с боков (рис. 1, 55, 56). Переходная форма от блях стиля южных псевдопряжек к агафоновским есть на упомянутом поясе из Чир-Юрта в Дагестане (рис. 1, 54).
Наконечники поясов и подвесных ремней также эволюционируют в сторону всё большей варваризации византийского прототипа. Шесть византийских наконечников из Садовско-Кале имеют маленькие сердцевидные и стреловидные прорези и скромную гравировку (рис. 1, 64: упрощённые растительные мотивы типа вьюнка с сердцевидными листьями?). На самых ранних наконечниках из Суук-Су этот византийский мотив распознается уже с трудом (рис. 1, 65). На следующем этапе местного развития он превращается в длинные прорези в виде буквы U или замочной скважины (рис. 1, 66, 68, 69). В период южных псевдопряжек в массовом масштабе появились фигурные наконечники с ажурным орнаментом или массивные литые (рис. 1, 70, 71, 77, 78). На Дунае они очень редки, но один известен даже в Египте (Ахмим-Панополис). Связь фигурных наконечников с Византией пока проблематична. Мелкие фигурные наконечники «агафоновских» (Агафоново, Весляна, Кудымкор, Неволино, Полом, Маняк, рис. 1, 79, 80) и широких «неволинских» поясов (рис. 1, 73, 74), а также близкие наконечники из Сибири (Рёлка, курган 1, могила 7 и Архиерейская Заимка, погребения 4, 28, рис. 1, 81) и из Чми (могилы 7 и 23, рис. 1, 75, 76) показывают дальнейшую деградацию фигурного язычка периода южных псевдопряжек (рис. 1, 71, 77, 78). Как и Неволино, катакомбы 7 и 23 в Чми относятся к «предсалтовскому» периоду. Параллельно с местной линией развития на юге СССР и у авар встречаются простые язычки с прорезным сердцевидным и гравированным растительным византийским орнаментом, гораздо более сложным, чем в Садовско-Кале VI в. (рис. 1, 67, поздние комплексы: Мартыновка, Кишкёрёш, Чадьявица и др.). В местных мастерских он постепенно превращался в тамгообразные знаки.
Комбинации перечисленных выше и многих других признаков в комплексах (с учётом изменений прорезного орнамента) позволяют выделить 4 этапа в развитии геральдических поясов Восточной Европы. [11] Их ареал постепенно расширялся с юго-запада к северу, северо-востоку и востоку. Пояса I этапа найдены в Садовско-Кале в Болгарии и в Суук-Су, II этапа — в Суук-Су (возможно, сюда относятся бляшки из Узун-Кола и могилы № 1 в Нижнем Джулате — на Северном Кавказе), III этапа (южных псевдопряжек) — на Нижнем Дунае (Пятра Фрекэцей), в Крыму (Суук-Су, Чуфут-Кале, Керчь), на Кавказе (Чми, Кумбулта, Тызыл, Борисово, Гижгит, Веселое, Агой), в Поднепровье (Мартыновка, Хацки, Суджа, Колосково, Перещепино, Келегейский хутор), на Оке (Подболотье), Суре (Селикса), в Поволжье (Бережновка), Башкирии (Уфа, Турбаслы, Бахмутино, Бирск) на Верхней Каме (клад в Урье), на Верхней Сырдарье (Борижары) и в Хакасии (пряжки в Изыхе и Сыры). Отдельные пояса III этапа восточноевропейского типа впервые появились в ареале аварских поясов (Боча, Тепе, Папа, Фенек, Пакапуста, Кёрнье и даже две матрицы для изготовления в Адонь).
Пояса IV этапа есть только в Приуралье и дальше к востоку (Хорезм, Тянь- Шань, Сибирь). Здесь они относятся к предсалтовской эпохе. На основной территории Восточной Европы ношение местных геральдических поясов прекратилось с концом III этапа и распространились новые, близкие аваро-дунайским (с килевидным верхом двухчастных бляшек), украшенные рельефным тисненым орнаментом византийского происхождения (Кумбулта, Вознесенка и с невизантийским орнаментом — Ясиново). Получив преобладание после Перещепина, где-то на рубеже VII и VIII вв., бляшки этого стиля единично дожили до второй половины VIII — первой половины IX в. (Галиат, катакомба с монетой 701 г.) и даже до второй половины IX в., по датировке С.А. Плетневой (Дмитровское, катакомба 51). Вероятно, это объясняется не столько влиянием авар, сколько новым импульсом из Византии. Как раз для второй половины VII — первой половины VIII в. характерны находки византийских монет в степях (Перещепино, Келегейский хутор, Столбица, Романовская) и на Кавказе (Чир-Юрт), византийских пряжек у кочевников (Перещепино, Игар III, Сегед-Фехерто А, могила 34) и у жителей юго-западного Крыма. Пояса IV этапа, вероятно, возникли на восточных границах ареала III этапа. Они делятся на 2 локальные группы: «неволинскую» (рис. 1, 11, 12, 50, 60-62, 72-74) и «агафоновскую» (рис. 1, 7, 24, 27, 38, 39, 55, 56, 79, 80, 83). Ареал первой (рис. 2, 2) — сылвенская культура (Неволино, Броды, Горбунята, Усть-Кишерть) и зона вывоза далеко к западу и северо-западу: Муром, Хотимль, Победище в Приладожье, Оявески в Эстонии и много пунктов в юго-западной Финляндии (Паппиланмяки, Питкасмяки и др.), единично даже в Швеции. В Сибири в «Архиерейской Заимке» у Томска есть один обрывок привозного пояса и местный пояс с близкой пряжкой и бляхами (рис. 1, 63), но без лопастей. Зато в соседней верхнекамской культуре их, по-видимому, мало (только один пояс в Демёнках, бляшки в Урье и ещё кое-где). Ареал агафоновской группы совсем иной (рис. 2, 1-2). Весляна в Коми АССР (ломоватовское влияние идёт и севернее, почти до полярного круга), верхнекамская культура (Плесинский клад, Висим, Данилова, Кудымкор, бывшая Аннинская волость, раскопки Р.Д. Голдиной на Агафоновском I могильнике), Полом, раскопки Н.А. Мажитова в Маняке, Сибирь (Калмацкий Брод, раскопки В.Ф. Генинга и С.Я. Зданович на Лихачёвском могильнике, Рёлка, Минусинская котловина), Киргизия (Таш-Тюбе), Хорезм (такыры Топрак-Кала, Беркут-Кала и Наринджан-Баба). Такие бляшки насажены на сбруях из Кудыргэ (рис. 1, 8, 9, 25, 28), а ещё более видоизмененные золотые случайно найдены в северной Монголии. Зато в соседней сылвенской культуре их немного (четыре могилы в Неволино).
Неволинский и агафоновский типы поясов — два одновременных вида поясов соседних культур, связанные между собой только общими прототипами, но не развившиеся один из другого. В неволинских поясах нет ни псевдопряжек, ни двухчастных бляшек, ни Т-образных бляшек, ни многих других деталей агафоновских поясов. Прорези неволинских бляшек и наконечников заимствованы с южных поясов III этапа, на агафоновских таких нет. Наконечники типа рис. 1, 73, 74 не могли произойти от наконечников типа рис. 1, 79-80, но непосредственно от наконечников рис. 1, 70, 71, 77 (III этап). Таковы результаты типологического анализа и картографирования поясов.
Абсолютная хронология древностей VI-VII вв. основана кроме разработки относительной хронологии, ещё на поиске точно датированных комплексов. Таковых немного, но в сочетании с детальной относительной хронологией они дают достаточно чёткие рамки. [12] Первый хорошо датированный рубеж — гибель византийских крепостей на Дунае в результате нападения славян и авар на рубеже VI и VII вв. В слое пожарища Садовско-Кале (Болгария) последние монеты 582-602 гг., в Царичине Граде (Югославия) — 602-610 гг. В этих крепостях на Дунае (а в СССР в Херсонесе) много византийских пряжек типа Суцидава (рис. 1, 10), родственных по стилю геральдическим поясам, а в Садовско-Кале собраны и детали раннего поясного набора (I этапа). Через какое-то время после рубежа VI-VII вв. детали поясов изменились, судя по находке Т-образной бляшки III этапа в новом, варварском поселении, возникшем на развалинах византийского города Юстиниана Прима (Царичин Град). Монетные находки из Перещепина и Келегейского хутора формально фиксируют пояса того же III этапа с псевдопряжками не ранее третьей четверти VII в. (фактически они существовали, по-видимому, позже). Следовательно, III этап поясов сложился в промежутке между началом и третьей четвертью VII в. Хотя бы уже поэтому оба прикамских типа поясов, генетически зависящие от III этапа, не могли появиться ранее второй половины VII в.
Дату начала III этапа поясов можно уточнить на материалах Суук-Су, постоянно привлекаемых к датировке Неволина. В памятниках типа Суук-Су найдены монеты 527-565 гг. (Суук-Су, могила 56 и Чуфут-Кале, склеп 24) и 597-602 гг. (Суук-Су, могила 77 и случайно разрытая могила в Кореизе). Периодизация Суук-Су мною уже кратко рассматривалась. [13] Здесь следует сделать лишь некоторые дополнения. Периодизация построена на сочетании вещей, достаточно длительное развитие которых позволяет построить относительную хронологию, прежде всего на фибулах и поясах. Но корреляционная таблица в статье 1971 г. составлена шире. В неё включены и ме- нее значимые вещи и менее выразительные комплексы, с тем, чтобы на основе немногих наиболее значимых материалов систематизировать как можно больше комплексов. Но при широте охвата ведущие принципы построения хронологии выступают менее наглядно. Поэтому здесь я попытаюсь ярче их выявить. Первая основа периодизации — установленное Н.И. Репниковым стратиграфическое деление Суук-Су на верхний и нижний слои. Вторая — деление нижнего слоя по трём этапам развития орлиноголовых пряжек. В таблице 1971 г. отмечалось, что большие двупластинчатые фибулы с фигурными накладками у головных кнопок одинаковы для I, II и III периодов. Теперь удалось установить, что они хорошо различаются по величине. Самые большие (длина без кнопок не менее 20-22 см) относятся преимущественно к I периоду (с орлиными пряжками I варианта они найдены дважды в склепе 56 с монетой 527-565 гг., по одному разу в склепах 46 и 420, раскопанном Е.В. Веймарном в Бакле), один раз в могиле II периода (с пряжкой II варианта и монетой 597-602 гг. в склепе 77) и один раз среди многих фибул III периода (с пряжкой III варианта в склепе 61). Сходные с ними по виду фибулы III периода меньше по размерам (не более 17-18,5 см). Они найдены в могиле 89 с орлиной пряжкой III варианта, в могиле 67 — с пряжкой, украшенной изображением льва, в склепе 449 из раскопок Е.В. Веймарна в Бакле с небольшой двупластинчатой фибулой с выступами на головке. Эта тенденция к постепенному уменьшению размеров фибул подтверждается появлением небольших двупластинчатых фибул с прямоугольными выступами на головке (длина без выступа от 9 до 18 см). Кроме упомянутой находки из Баклы, они встречены с пряжками, украшенными изображением льва на щитке в двух могилах (Суук-Су, могилы 196 и 198), простых крестов — в двух могилах (Суук-Су, могила 90 и Чуфут-Кале, могила 50), сложных резных, не понятых мастером крестов — в двух могилах (Суук-Су, могила 169 и Чуфут-Кале могила 21). Таким образом, небольшие (не более 18,5 см) двупластинчатые фибулы обеих [обоих] вариантов, объединённые общностью размеров, хорошо коррелируются с орлиноголовыми пряжками III варианта и со своеобразной группой довольно крупных пряжек с четырёхугольной обоймой: форма, излюбленная у многих германских народов (вестготов Испании, готов Италии, западных франков, отчасти гепидов), но снабжённая в Крыму византийскими мотивами (львы, христианские кресты). Здесь впервые проявился процесс угасания готской моды VI в. и нарастания византийских элементов в быту населения крымской Готии. Мужские пояса из тех же могил снабжены В-образными пряжками с суженной щелью (3 склепа). Абсолютная датировка I-II периодов Суук-Су устанавливается следующим образом: по монете Юстиниана в I периоде (вторая половина VI в.), монете 597-602 гг. во II периоде (кратковременный период на рубеже VI-VII вв.), III и IV периоды с их типологически более поздними формами вещей тем самым относятся к VII в. Монета 597-602 гг. из могилы IV периода в Кореизе не имеет датирующего значения, так как подобная уже имеется во II периоде.
Орлиноголовые пряжки III варианта, одинаково представленные в III и IV периодах могильников, важны лишь для их отграничения от I и II периодов. Зато по фибулам и мелким пряжкам IV период хорошо отделяется от III периода. Четвёртый период могильников отражает переход от культуры нижнего слоя Суук-Су к культуре верхнего слоя. Это доказывается не только появлением мелких византийских пряжек (типов Сиракузы, Бал-Гота, крестовидных), наибольшее распространение которых относится уже к верхнему слою Суук-Су. По материалам IV периода видно, что в это время постепенно исчезала старая готская мода VI в. украшать женский костюм парой одинаковых больших фибул. Двупластинчатые фибулы стали маленькими и очень упрощёнными по форме, часто они лежат в могилах по одной, а пары днепровских фибул составлены из совсем разных экземпляров. В период, соответствующий верхнему слою, этого обычая уже нет совсем (как и обычая деформировать черепа). Всё это подтверждает правомерность отделения IV периода от III. Византийские пряжки найдены в нижнем слое один раз с самой поздней маленькой двупластинчатой фибулой (могила 32) и три раза с днепровскими фибулами (могилы 55, 131 в Суук-Су и могила 98 в Чуфут-Кале). В могиле 131 им впервые сопутствовала серьга с крючком, также наиболее частая в верхнем слое Суук-Су.
В памятниках типа Суук-Су наборных поясов немного. Не все они могут быть коррелированы с женскими украшениями и чётко приурочены к этапам могильников. Пояс I этапа из могилы 54 в Суук-Су (рис. 1, 14, 29, 41, 65) следует датировать второй половиной VI в. потому, что он сходен с набором из Садовско-Кале (рис. 1, 1, 13, 15, 31, 42, 43, 64, особенно с рис. 1, 13). Сходны с садовскими прорезной орнамент и форма прорези на наконечнике. В могиле 54 были бляшки той же редкой петлевидной формы, как и на бедно украшенном поясе из типичной могилы I периода в Суук- Су (№56), датированной монетой 527-565 гг. (из неё — рис. 1, 30). Один из поясов II этапа найден в хорошем комплексе III периода (могила 67 в Суук-Су), другой — с орлиной пряжкой III варианта, в равной мере бытовавшей и в III и IV периодах (Суук-Су, могила 162). Возможно, бывшие там же боспорские пальчатые фибулы позволят ограничить дату могилы III периодом? Пояс III этапа (периода южных псевдопряжек) найден Е.В. Веймарном в 406 склепе Баклы вместе с самой поздней маленькой двупластинчатой фибулой и относится к IV периоду могильников. Хотя вещи, бывшие с поясами III этапа в могилах 63 в Суук-Су и 34 и 41 в Чуфут- Кале, не удаётся отнести к определённому периоду существования могильников, о принадлежности этих поясов именно к IV периоду говорит сопоставление с материалами Поднепровья и Оки. Там пояса III этапа прочно связаны с пальчатыми и зооморфными фибулами (Мартыновка, Суджа, Блажки, Колосково, Подболотье), известными в Крыму только в IV периоде. Крымские экземпляры фибул не древнее днепровских, так как они (как доказано Б.А. Рыбаковым, И. Вернером и В.К. Пудовиным) чужды Крыму и попали туда из Поднепровья. Следовательно, пояса III этапа связаны именно с IV периодом, о чём позволяли предполагать уже находки в 406 склепе Баклы. Этим подтверждается и сделанное выше отнесение поясов II этапа к III периоду. Так как периоды III и IV сложились после 597-602 гг. (судя по монете из II этапа), их можно было бы отнести к первой и второй половинам VII в. И действительно, за синхронизацию IV периода Суук-Су и Чуфут-Кале с Перещепином говорят не только пояса III этапа, но и первое появление литых византийских пряжек именно в IV периоде Суук-Су, Перещепине и II аварской группе.
Как любая археологическая датировка, применяемые здесь даты по равным полустолетиям условны: слишком мало абсолютно датированных опорных точек. Так и периоды III и IV пока условно приняты за полустолетия, хотя реально один из них мог бы продлиться, например 30, а другой 70 лет и т.д. Впрочем количество характерных комплексов каждого периода примерно одинаково. Вероятно, и длительность их существования примерно одинаковая. Однако количество известных в СССР поясов III этапа во много раз больше, чем поясов II этапа. Может быть, пояса III этапа появились немного раньше IV периода, уже до середины VII в. — об этом можно лишь гадать. Во всяком случае, ясно, что по сравнению с поясами из Суук-Су, столь типологически поздние пояса, как прикамские, не могли появиться ранее второй половины или последней четверти VII в. Найденные с ними монеты 590-628 гг. и др. в Неволино, 589 г. в Лихачево, 575-577 гг. в Кудыргэ для датировки не пригодны как явно запоздавшие по сравнению с Садовско-Кале и Суук-Су. Само Перещепино даёт для III этапа поясов лишь самую общую «привязку» ко второй половине VII в. Этот памятник один из более поздних в группе поясов III этапа, так как имеет уже связи со II аварской группой (слабый изгиб сабли, переработанные восточные пальметты, византийские пряжки, близость к такому яркому памятнику периода II группы, как Глодосы и т.д.). В синхронном Перещепину Келегейском хуторе есть уже серьги с боковым выступом. Начало II аварской группы определяют по монете 668-669 гг. из Озоры в Венгрии. Но если признать, что смена блях воинских поясов с геральдических на геометрические и в тюркском каганате, и у авар — взаимосвязанные явления, тогда появление геометрических блях у авар совпало бы с образованием второго тюркского каганата в 80-х годах VII в. Этим же временем можно было бы тогда датировать и Перещепино, и последний этап существования южных псевдопряжек, и начало сложения прикамских поясов. Судя по поясам, Неволино не могло существовать во время IV периода Суук-Су, оно синхронно V, предсалтовскому периоду этого памятника.
О том, что агафоновская группа синхронна Неволину и ранним Демёнкам, говорит не только типологическое изучение поясов. Могилы с агафоновскими бляшками (№13, 41, 57, возможно, 42) и с птицевидными трубчатыми пронизками (могилы №4 и 73) нет никаких оснований считать древнее других могил Неволина. В могиле 57 фигурный наконечник рис. 1, 79 и бляхи типа рис. 1, 24 сопровождались сердцевидными бляшками (стр. 32 и табл. ХС 5, 7 в обсуждаемой книге), типичными для тюркских поясов с бляхами-оправами. Агафоновские пояса и пронизки есть в раскопках Н.А. Мажитова в Маняке (Башкирия). Но по керамике и формам мелких привесок (лошадки, уточки) Маняк позднее Бирска и Турбаслы (с их деталями поясов III этапа) и предшествует Стерлитамаку. Сходная керамика в Переймине также сопровождается двуглавой лошадкой типа манякских и шареевских и плетёными кольцевыми застёжками типа неволинских. Типичная для Плесинского клада и Маняка бронзовая накладка на ручку ножа найдена М.Ф. Жигановым в 1970 г. в предсалтовском комплексе. Небольшая ложка из могилы 29 в Плесе, убедительно отнесённой Р.Д. Голдиной ко второй половине VIII — первой половине IX в., при всём схематизме её исполнения, наиболее близка к высокохудожественной бронзовой ложке Подчеремского клада (синхронного Агафонову I), увенчанной головой орлиноголового божества с двумя длинными косами. Ещё более упрощённая ложечка этой схемы найдена в могиле 79 в Мыдлань-Шае с салтовским перстнем. Уточки Подчеремского клада с выступами под краем близки уточке фоминского этапа с Большой Речки на Оби. Они развивают тип уточек из Окско-Сурских могильников VII в. и продолжаются дальше в уточках из могил переходного периода, собранных в статье Р.Д. Голдиной. Чем больше становится материал по Верхнему Прикамью, тем больше аргументов за синхронность «агафоновских» древностей с «неволинскими».
Иногда дату узких поясов Прикамья ставят в зависимость от даты Кудыргэ на Алтае. В связи с находкой там монеты 575-577 гг. уже давно высказано мнение, что изначальные формы прорезных геральдических бляшек следует скорее искать у тюркских народов Алтая. А.А. Гавриловой и В.И. Распоповой уточнена дата блях-оправ катандинского типа эпохой II каганата (680-745 гг.). Типологические различия катандинских и кудыргинских древностей, казалось бы, дали новое основание для отнесения Кудыргэ к раннему времени, к эпохе I каганата (552-630 гг.).Но при этом не прослежено ни случаев перекрывания одних древностей другими, ни генети- ческой зависимости: вырастания катандинских древностей именно из кудыргинских. Не прослежено развитие одних и тех же типов вещей по этапам: ведь простое наличие общих черт можно объяснить и связями одновременных культур. Кроме монеты, .лишь геральдические бляшки служат обоснованию даты Кудыргэ столь ранним временем: эпохой Садовско-Кале и I-II периодов Суук-Су с их поясами I и II этапов. Однако и абсолютно датированные ранние находки и типология бляшек показывают, что изготовление всех групп геральдических поясов началось с переработки византийских мотивов и с Сибирью не связано. Как показано выше, ареал этих поясов расширялся от византийских владений на Нижнем Дунае и в юго-западном Крыму в северном, северо-восточном и восточном направлениях и достиг Сибири и Алтая на сравнительно поздней стадии.
Расхождение общепринятой даты Кудыргэ с картиной развития геральдических поясов нельзя объяснить тем, что бляшки из Кудыргэ, особое, самостоятельное, сибирское явление, не связанное с восточно-европейским развитием. Эти бляшки до мелочей копируют бляхи Восточной Европы, особенно «агафоновские». Достаточно сравнить такие Кудыргинские и восточно-европейские бляшки, как изображенные на рис. 1, 82 (могила 4) и рис. 1, 77 (ещё ближе аналогия в Арцыбашеве); рис. 1, 25 (могила 5) и рис. 1, 24; рис. 1, 28 (могилы 8 и 10) и рис. 1, 27. Узкие наконечники из могил 4 и 10 сопоставимы с рис. 1, 75, 76 из предсалтовских катакомб 7 и 23 в Чми. Двурогая Т-образная бляшка из могилы 12 имеет хорошие аналогии эпохи южных псевдопряжек (Чуфут-Кале, могила 34; Шареево, могила 8, Подболотье, могила 220, клад в Урье). Псевдопряжка из той же могилы (рис. 1, 9) чрезвычайно деградированна, хотя и сохранила многие детали прототипа. Её ближайшая аналогия — пряжка из Тюхтятской коллекции [14] с имитацией зерни и инкрустаций, стилистически выпадающая из тюхтятских находок. Килевидные бляшки с изображениями животных были у авар в VII в. и на Северном Кавказе со второй половины VIII в. (Песчанка). Но наиболее близки кудыргинским (могилы 9, 10, 22) бляшки из Архиерейской Заимки у Томска, из могил 5 (с наконечником типа рис. 1, 70, 71 и якоревидной бляхой второй половины VII в., с особенно близкими аналогиями в могиле 11 в Гатер) и 28 (с пряжками и бляхами неволинского типа и наконечниками рис. 1, 63, 81). Дата этого могильника VIII в. получает всё большее признание. Сбруйная бляха с четырёхлепестковым завершением и поперечным валиком на конце из Кудыргинской могилы 4 принадлежит к типу крестовидных сбруйных блях из Мадараша, Фельнака, Перещепина и Глодос, но к самому позднему их варианту. Довольно близки ей уплощённые с лепестковым завершением бляхи из разрушенных могил некрополя II аварской группы (современной Катанде) в Дунапентеле и ещё более видоизмененные в комплексе VIII в. Вознесенке. [15] Кудыргинские бляшки не просто подражают восточноевропейским типам, они воспринимались мастером как чисто орнаментальная экзотическая форма и полностью утратили былое функциональное назначение. Так, Т-образная бляшка рис. 1, 40 (могила 9) тщательно копирует прототип, но её перекладина имеет шпенёк для приклёпывания наглухо к ремню. Псевдопряжки рис. 1, 8 (могила 8) превратились в плоские пластинки, оформляющие концы ремешков. Не случайно все эти бляшки украшали в Кудыргэ лошадиную сбрую. Наборных поясов там не найдено совсем. Кудыргэ — памятник времени Неволина и катандинской группы. Это объясняет находку блях-оправ в кургане кудыргинского типа в Капчалы II (курган 19) и тесное переплетение многих черт кудыргинской и катандинской групп могил, отмеченное А.А. Гавриловой. Вероятно, это разные группы кочевников эпохи II каганата, жившие чересполосно.
Таким образом, рассмотрение двух типов поясов из Неволинского могильника на фоне общего развития поясных украшений Восточной Европы и Сибири показало, что они не могли появиться ранее 80-90-х годов VII в. (конца периода южных псевдопряжек) и исчезли примерно в середине или второй половине VIII в. до начала салтовского влияния в Прикамье. Предшествующие и последующие, хорошо датированные по монетам пояса Евразии настолько иные, что невозможно существенно расширить дату Неволина за рамки указанного периода. В Прикамье древностям типа Неволина и Агафонова предшествовал поздний этап харинской культуры (VII в.). синхронизируемый по материалам Бирска, Полома и некоторым новым раскопкам с III этапом геральдических поясов (эпохой южных псевдопряжек).
Публикация И. Эрдели, Е. Ойтози и В.Ф. Генингом материалов Неволинского могильника даёт новый важный материал для дискуссии по раннесредневековой археологии Прикамья.
[1] В.Ф. Генинг. Бродовский могильник. КСИИМК, вып. 52, 1953, стр. 96-98.[2] В.Ф. Генинг. Деменковский могильник — памятник ломоватовской культуры. ВАУ, вып. 6. Свердловск, 1964, стр. 104-125.[3] Р.Д. Голдина. К вопросу о своеобразии неволинских памятников бассейна р. Сылвы. Уч. зап. Пермского гос. ун-та, 191. Пермь, 1968.[4] Р.Д. Голдина. Могильники VII-IX вв. на Верхней Каме. ВАУ, 9. Свердловск, 1970.[5] Р.Д. Голдина. Агафоновский могильник на Верхней Каме. Уч.зап. Пермского Гос. ун-та, №191. Пермь, 1968; Р.Д. Голдина и В.А. Кананин. Раскопки Агафоновских могильников. АО-1971, М., 1972.[6] А.К. Амброз. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы, II, СА, 1971, 3, стр. 120-129, 132. В этой работе есть неточности: тюркские пояса с подвесными ремешками и без них, действительно, различались даже по типу сумок, но, судя по танским рельефам, появились одновременно.[7] В.И. Распопова. Металлообрабатывающее ремесло раннесредневекового Согда. Автореф. дис. Л., 1971, стр. 13, 15, 16.[8] А.К. Амброз. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы. I. СА, 1971, 2, стр. 115, 118, 120; А.К. Амброз. Проблемы, II, стр. 112, 123, 126 со ссылками на основную литературу и публикации важнейших из упоминаемых здесь памятников (Предположение о том, что бляшки с рельефным орнаментом позднее гладких, остаётся пока недоказанным).[9] Н.Д. Путинцева. Верхнечирюртовский могильник. МАД, II. Махачкала, 1961, рис. 7, 18, 19, 21, 22, 24, там же были лировидная пряжка, бородавчатые бусы, браслет с утолщением в середине и большая инкрустированная брошь. О дате могильника — А.К. Амброз. Проблемы..., I, стр. 123.[10] Л.А. Мацулевич. Большая пряжка Перещепинского клада и псевдопряжки. Seminarium Kondakovianum, 1. Prague, 1927; N. Fеttiсh. Die Metallkunst der landnehmenden Ungarn. Budapest, 1937, стр. 280-293; G. László. Études archéologiques sur l’histoire de la société des avars. Budapest, 1955, стр. 219-238, 252-256, 275- 284; Á Salamon. Uber die ethnischen und historischen Beziehungen des Gräberfeldes von Környe. AAH, XXI, 3-4. Budapest, 1969, рис. 5.[11] А.К. Амброз. Проблемы..., I, стр. 118-122, рис. 5 и 6.[12] Кратко об этом: А.К. Амброз. Проблемы..., I, стр. 96-99, 118-122.[13] А.К. Амброз. Проблемы..., I, стр. 105, 110, 112-122. На опубликованной там табл. II надо исправить цифры по вертикали слева: 31 на 43 и 32-43 на 31-42; вверху по горизонтали в IV периоде исправить С75 на C118, а в V периоде убрать С40.[14] С.В. Киселёв. Древняя история Южной Сибири. МИА, 9, 1949, табл. LXI, внизу.[15] А. Marosi, N. Fettich. Trouvailles avares de Dunapentele, Budapest, 1936, табл. VIII, 1-14; В.A. Гpiнчeнко. Пам’ятка VIII ст. коло с. Вознесенкi на Запорiжжi. Археологiя, III, Киïв, 1950, табл. III, 8, 12.
наверх |