[ сборник ]
Очерки истории отечественной археологии.
// Вып. III. М.: 2002. 200 с. ISBN 5-02-008761-0
[ аннотация: ]
Статьи сборника посвящены археологической деятельности в России в XVIII-XX вв. в таких разных регионах, как Прикубанье и Смоленщина, Верхний Дон и Дагестан. Они дают представление об истории картографирования и изучения археологических памятников, знакомят с биографиями археологов, в частности, впервые излагается подробная биография видного специалиста по палеолиту П.П. Ефименко. В сборник включены очерки о дагестанских археологах и записка академика С.А. Жебелёва о присуждении учёных степеней.
Для археологов, историков, этнографов.
Составитель А.А. Формозов.
Ответственные редакторы: И.С. Каменецкий, А.А. Формозов.
Содержание
И.С. Каменецкий. Археологические памятники на старых картах Прикубанья. — 8
Л.В. Алексеев. Изучение древностей в пореформенной и межвоенной Смоленщине (1861-1941). — 62
А.А. Формозов. О Петре Петровиче Ефименко (материалы к биографии). — 73
В.И. Марковин. Б.Г. Малачиханов и М.И. Исаков — историки-краеведы Дагестана. — 127
Предисловие. ^
В 1991 г. Институт археологии (ИА) РАН выпустил сборник «Очерки истории русской и советской археологии», в 1998 г. — сборник «Очерки истории отечественной археологии». Перед читателями третий выпуск той же серии. Он состоит из ряда статей и публикаций, отражающих археологическую деятельность в нашей стране в XVIII, XIX и XX вв.
Первая статья «Археологические памятники на старых картах Прикубанья» известного исследователя этого региона И.С. Каменецкого является по существу продолжением его статьи «Начало археологического изучения Прикубанья» из предыдущего, второго, сборника. Там автор рассматривал сведения о древностях Северо-Западного Кавказа, попавшие на страницы газет «Кубанские войсковые ведомости» и «Кубанские областные ведомости» 1860-1890-х годов. Здесь же тщательно проанализированы 16 карт Прикубанья с 1719 по 1874 г. с целью обнаружить указания на те или иные памятники старины.
Обе работы весьма актуальны в связи с подготовкой ИА РАН «Археологической карты России». Отмеченные некогда курганы и городища ныне частью уже стёрты с лица земли, частью не посещались профессиональными археологами. Для понимания археологических объектов важны сведения об их прошлом состоянии, в данном случае — о построенных на некоторых городищах сторожевых постах, редутах, несомненно нарушивших древние культурные слои.
Не безразличны и вопросы приоритета. Оказывается, выдающийся памятник аланской архитектуры в с. Шаон отмечен уже на карте 1783 г., тогда как считалось, что он выявлен лишь в 1823 г. Знаменитый Майкопский курган обратил на себя внимание не в 1897 г., когда его начал копать Н.И. Веселовский, а ещё в 1860-1870 гг. как курган «Восшат», «Вюсшат» (теперь адыгейцы говорят «Ошад») и т.д.
Карты, рассмотренные И.С. Каменецким, наглядно демонстрируют, как по мере освоения русскими Прикубанья постепенно накапливались сведения о древностях этого края. На картах 1719 и 1777 гг. данных о них фактически нет. Начиная с 1778 г. число их неуклонно растёт. На карте 1841 г. отмечено уже множество городищ
(3/4)
(античных — на Тамани, меотских — в Прикубанье), курганов, а также древних христианских храмов, каменных оборонительных башен, дольменов, остатков разрушенных адыгейских аулов и кладбищ. Всё это подготовляло создание в 1882 г. уже вполне профессиональной «Археологической карты Кубанской области» Е.Д. Фелицына.
Любопытны и первые попытки осмысления памятников старины. Так, на карте 1783 г. меотское Некрасовское городище фигурирует как «крепость франков», что связано с легендой о крестоносцах, задержавшихся на обратном пути в Европу на Кавказе.
Статья И.С. Каменецкого может стать образцом для аналогичных работ по другим территориям. Ведь курганы и городища служили ориентирами ещё в древнерусских летописях. С «Книги Большому чертежу» 1627 г. и «Чертежной книги Сибири» С.У. Ремезова круг древностей, заслуживающих быть отмеченными на карте, расширился, а со времён Петра I геодезистами не раз предписывалось отмечать на картах курганы и городища.
Второй очерк в нашем сборнике также связан с публикациями в двух предшествующих выпусках. С 1950-х годов доктор исторических наук Л.В. Алексеев исследует археологические памятники «Западнорусских земель» (по терминологии дореволюционного времени, ныне это Белоруссия и Смоленская область России). При этом он собирает материалы и об истории исследования этих памятников. В 1996 г. в Минске вышла его ценная монография «Археология и краеведение Беларуси в XVI в. — 30-х гг. XX вв.» Материалы об исследователях Смоленщины публикуются в наших сборниках. Во втором выпуске говорилось об «Изучении древностей в дореформенной Смоленщине». Здесь речь идёт о периоде с 1861 по 1941 г., а точнее о двух периодах: с 60-х годов XIX в. до революции 1917 г. и о первом послереволюционном десятилетии. Рассказано об археологических изысканиях смоленских краеведов С.П. Писарева, И.И. Орловского и о профессиональных археологах E.H. Клетновой и А.Н. Лявданском. Я бы ещё в связи с этим назвал и Н.И. Савина — создателя музея в Дорогобуже, исследователя курганов Смоленщины, человека с трагической судьбой. Но и в своём настоящем виде очерк Л.В. Алексеева, без сомнения, будет полезен для краеведов и археологов, изучающих памятники древности Смоленской земли.
Третий очерк подробно знакомит читателя с биографией крупного отечественного археолога П.П. Ефименко. Он прожил долгую жизнь, статьи его печатались с 1902 до 1975 г. Его путь в науке пришёлся на переломные пред- и послереволюционные годы. Ученик Ф.К. Волкова, Ефименко был воспитан в традициях палеоэтнологической школы. Но, если другие представители этой школы — С.И. Руденко, Г.А. Бонч-Осмоловский, С.А. Теплоухов, B.C. Жуков, Б.А. Куфтин — остались верными её установкам, то Ефименко отка-
(4/5)
зался от них ради стадиальной концепции, выработанной в ГАИМК в начале 30-х годов XX в. Все названные мною палеоэтнологи стали жертвами сталинских репрессий в 30-х годах. Теплоухов и Жуков погибли. Ефименко же был объявлен классиком марксистской археологии, самым видным специалистом по палеолиту в мире. Он действительно сделал очень много, но, приняв ложные установки, в конце жизни подвергся ожесточённой критике и вынужден был сойти со сцены. Попытка отделить бесспорно ценное от спорного и ошибочного в наследии выдающегося учёного и стала задачей нашего очерка.
В развитие отечественной археологии внесли свой вклад не только русские учёные, но и представители других народов, живущих в России. Мы мало знаем об их заслугах перед наукой. В связи с этим интересна публикуемая здесь статья признанного знатока истории и археологии Северного Кавказа В.И. Марковина о двух деятелях дагестанской культуры: Б.Г. Малачиханове и М.И. Исакове. Первый — жертва сталинских репрессий — был человеком с широким кругом интересов. В его работах по истории Дагестана затрагивались и археологические темы. Именно он отождествил развалины у с. Тарки с хазарским городом Семендером, что принято современной наукой. Второй — краевед, создавший первую археологическую карту Дагестана, где учтено 1113 памятников. Имена обоих исследователей не должны быть преданы забвению.
В конце сборника помещена публикация одной рукописи из архива академика Жебелёва. С.А. Жебелёв был связан с археологией с конца XIX в., а после создания в 1919 г. ГАИМК стал её действительным членом и вице-президентом (товарищем председателя). Умер он в блокадном Ленинграде на посту заведующего сектором Северного Причерноморья ИИМК АН СССР. В Петербургском архиве РАН хранится обширный фонд Жебелёва, где имеется немало его неопубликованных работ. Наибольший интерес представляет «История деятельности Русского археологического общества за 1897-1923 гг.» — продолжение вышедшей в 1896 г. книги Н.И. Веселовского «История императорского Русского археологического общества за первое пятидесятилетие его существования (1846-1896)». Рукопись С.А. Жебелёва подготовлена к печати И.В. Тункиной, которая разобрала и привела в порядок архив учёного.
Здесь она же предлагает вниманию читателей другую неопубликованную рукопись — записку С.А. Жебелёва об учёных степенях и защите диссертаций.
Как известно, учёные степени после революции 1917 г. были отменены вместе с другими сословными атрибутами. В начале 30-х годов, когда коммунистическая власть решила восстановить кое-что из упразднённого в первые годы после революции (преподавание истории в школе, возвращение на сцену некоторых опер из классического репертуара и т.п.), встал вопрос и об учёных степенях. Жебе-
(5/6)
лёва как человека защитившего докторскую диссертацию ещё в 1903 г. и преподававшего в университете с 1890-х годов, а потом доказавшего свою преданность советской власти (статья о восстании рабов на Боспоре), привлекли к аттестации. Для себя он записал некоторые свои соображения. Он сделал это с присущей ему добросовестностью и достаточной прямотой. Мы найдем тут много любопытного и о защитах диссертаций в прежние годы, и о том, как присуждали степени после их восстановления в советских условиях.
Присуждение учёных степеней началось в средневековых университетах Европы. В России они обрели право на существование уже в XIX в. Конечно, степени — одна из условностей, сопровождающих нашу жизнь. Ведь немыслимо распределить людей, тем паче творческих, по двум-трём рубрикам (кандидат-магистр-доктор до революции, кандидат-доктор после 1934 г.). Реальное место учёного в науке далеко не всегда соответствует его степеням и званиям. Классик русской археологии A.A. Спицын ученых степеней не имел, Б.В. Фармаковский оставался магистром. Не имел учёных степеней такой блестящий историк, как Н.П. Павлов-Сильванский. П.Н. Милюков не получил докторской степени, а профессором числился только после преподавания в Болгарии. Великий палеонтолог В.О. Ковалевский был провален при сдаче магистерского экзамена в Новороссийском университете, а кандидатура гениального Д.И. Менделеева была отклонена при выборах в Академию наук.
Так было и будет всегда, ибо «Чины людьми даются, а люди могут обмануться» (A.C. Грибоедов «Горе от ума»). Но до революции это сознавалось, по крайней мере интеллигенцией. Существовали и какие-то уравновешивавшие эту ситуацию факторы. Замечательный историк A.C. Лаппо-Данилевский был магистром и приват-доцентом Петербургского университета, где профессорскую кафедру занимал С.Ф. Платонов. Но Лаппо-Данилевского избрали академиком ещё в 1899 г., а Платонова — только членом-корреспондентом в 1909 г. Академиком он стал лишь в 1920 г. Петербургский академик историк В.А. Бильбасов предпочёл сложить это звание ради места профессора в только что основанном Новороссийском университете.
В 1934 г. не столько была восстановлена старая система присуждения учёных степеней, сколько введён в науку новый табель о рангах, твёрдо закреплявший за учёными их места: кто выше, кто ниже. От этого зависели и заработная плата и многое другое. Началась погоня за степенями.
Табель о рангах вероятно полезен в армии, может быть — в канцелярии, но отнюдь не в творческих объединениях. А поскольку, по словам М.Е. Салтыкова-Щедрина, из всех наук Петровского времени наши митрофанушки усвоили только одну — табель о рангах, последствия восстановления учёных степеней были далеко не однозначны. Наука, наводнённая Митрофанушками, призванными от станка и от сохи, предельно бюрократизировалась.
(6/7)
С.А. Жебелёв рассказывает, как проходило присуждение учёных степеней в ГАИМК. Докторами сходу были объявлены нужные властям люди, а серьезных учёных сделали кандидатами. Из первого выпуска аспирантов ГАИМК доктором стал один М.Г. Худяков, а кандидатами М.И. Артамонов, H.H. Воронин, С.Н. Замятнин, A.A. Иессен, Т.С. Пассек. Замятнин и Иессен так и умерли в кандидатском звании, хотя любому археологу ясно, что даже их ранние работы были неизмеримо важнее для науки, чем продукция Худякова за всю жизнь. Но его выдвигали не за заслуги перед наукой, а за погромные статьи в «Сообщениях ГАИМК». Доктором М.Г. Худяков пробыл недолго. В 1936 г. его арестовали и расстреляли.
Другой свежеиспечённый доктор О.О. Крюгер, автор нескольких статеек, стал на короткий срок даже руководителем ГАИМК, но в 1937 г. его отправили в концлагерь. В Ленинград он возвратился лишь через 30 лет и к науке в сущности не вернулся.
Всё это показывает, что записка академика С.А. Жебелёва 1934 г. не совсем устарела. Ведь на наших глазах докторами наук стали десятки деятелей типа Г. Зюганова, В. Жириновского, А. Тулеева, И. Рыбкина, А. Руцкого, а председатель ВАК разъяснял в газете «Известия», что всё правильно: рукописи предоставлены, защиты состоялись, учёный совет МГУ утвердил голосование... То, что за научный труд выдается дешёвая публицистика, никого не волнует.
Прочитав текст Жебелёва, мы очередной раз убеждаемся, что история науки это не скопище старых и мало кому интересных бумаг, а кладезь материалов, наводящих на размышления по самым разным поводам.
Публикация рукописи С.А. Жебелёва снабжена большим комментарием И.В. Тункиной, содержащим много любопытных и ныне почти забытых сведений, извлечённых из Архива РАН и других хранилищ. Этот комментарий представляет самостоятельную ценность.
Надеемся, что третий выпуск «Очерков истории отечественной археологии» будет встречен читателями не менее благожелательно, чем первые два, а серия будет продолжена.
A.A. Формозов
Список сокращений. ^
ВДИ — Вестник древней истории.
ГАИМК — Государственная академия истории материальной культуры
ИА — Институт археологии Российской академии наук.
ИГАИМК — Известия Государственной академии истории материальной культуры.
ИИМК — Институт истории материальной культуры Российской академии наук.
ИОЛЕА — Известия Общества любителей естествознания и антропологии при Московском университете.
КСИА — Краткие сообщения Института археологии Академии наук СССР.
КСИИМК — Краткие сообщения Института истории и материальной культуры Академии наук СССР.
МИА — Материалы и исследования по археологии СССР.
РГБ — Российская государственная библиотека.
СА — Советская археология.
СЭ — Советская этнография.
ЦГАИ ПД — Центральный государственный архив историко-политических документов. Санкт-Петербург.
|